Вход в Облачные Глубины открыт для демонов и небожителей

      Шидзе была больна. В далекой глуши не было качественных лекарств, но по рецептам учителя шисюну удалось приготовить несколько настоек, подхватив которые, Лянь-Лянь отправился к комнате девушки. Одной рукой неся увесистый поднос с несколькими чашами, Лянь-Лянь старался ступать так тихо, как только мог. Это было его личной тренировкой и давней любимой игрой: пройти по скрипучим деревянным полам так, чтобы никто не услышал. Даже для того, кто словно самого себя изучил доски пола, эта задача была трудна и Лянь-Ляню то приходилось вставать на мысок, то на боковую часть стопы, то вовсе изящно перепрыгивать особо опасные места.       Вскоре юноша добрался до комнаты, так и не издав ни одного выдавшего его звука. Лянь-Лянь был очень доволен собой и хотел похвалиться, но замер под дверью, услышав тихие голоса внутри. Сев на корточки, сквозь приоткрытую дверь Лянь-Лянь заглянул в комнату. Как и прежде Ши шидзе бессильно лежала в кровати, но рядом с ней устроилась Хэ шидзе, непонятно когда вернувшаяся. Видимо, девушка отправилась сюда, даже не поздоровавшись — и Лянь-Лянь мог понять почему. Он тоже беспокоился за Ши шидзе, которая в последние дни вовсе не могла подняться с постели.       Покачав головой, Лянь-Лянь хотел подняться и войти, но неожиданно в комнате Хэ шидзе подалась вперед и аккуратно поцеловала Ши шидзе в лоб. Лянь-Лянь видел, что бледные губы девушки растянулись в легкой улыбке, а тонкая рука легла на бедро Хэ шидзе, чуть сжимая ткань. Ши шидзе сказала что-то, но так тихо, что Лянь-Лянь не расслышал, и снова слабо улыбнулась. Хэ шидзе ответила коротко и опять поцеловала: сначала в лоб, затем в прямую переносицу, веки, впалые щеки и, наконец, болезненно-алые, словно занимающаяся на горизонте заря, губы. Ши шидзе улыбалась, но ее глаза чуть увлажнились, напоминая нежные лепестки цветов персика, омытые дождем. Даже Лянь-Лянь посчитал, что этот вид невероятно прелестен, а Хэ шидзе вовсе склонилась к ней, обнимая за талию и пряча лицо в груди. Ши шидзе ласково гладила девушку по спине и что-то говорила — и в их мирной идиллии, конечно же, не было места Лянь-Ляню.       Поднявшись, юноша упер взгляд в пол и пошел обратно, стараясь не дышать от усердия. Если бы его услышали на пути сюда, он бы чуть расстроился проваленной тренировке, но если заметят сейчас и уличат в подглядывании — всем будет неловко. Лянь-Лянь давно знал, что между шидзе не совсем сестринские отношения, но они никогда не хотели открыто рассказать ему этого, а он не рвался спрашивать, поэтому застать их за подобными нежностями было бы грубо. Однако, хотя никто не говорил этого Лянь-Ляню прямо, иногда он думал, что никто и не хочет эти отношения скрывать — с некоторых пор Хэ шидзе совершенно открыто выражала свое расположение сестре по ученичеству, при любом удобном или не очень случае помогая и поддерживая ее, а Ши шидзе отвечала на это смущенной радостью и в иные моменты ее ясный взгляд задерживался на талии, груди и бедрах девушки. А сколько раз по утрам Лянь-Лянь находил Ши шидзе в чужой постели — в самом деле, он был бы невероятно глуп, если бы ничего не понял.       Размышляя над этим, Лянь-Лянь забавлялся. Интересно, было ли это забавной шуткой судьбы, что из четырех учеников учителя шидзе влюбились друг в друга, а он — в шисюна? Лянь-Лянь подозревал, что с небес учитель не стал одобрять бы этого, но, несмотря на легкое чувство вины, сдаваться не собирался и лишь мог просить прощения у старика при редком посещении родового храма. Каждый раз там Лянь-Лянь тяжело вздыхал и каялся: но что он мог поделать, если шисюн такой невероятно очаровательный? Мучаясь без сна долгими ночами, Лянь-Лянь с ярым юношеским упрямством пытался найти хоть один недостаток в образе шисюна, но каждый раз вспоминались лишь забавные мелочи. Да, он бывает язвителен и груб, но никогда не станет шутить с теми, кто не заслужил такого отношения. Он может быть злопамятен, но не станет вредить кому-то из любопытства или скуки. Иногда в нем просыпается ревнивая мелочность, однако каждый раз это настолько очаровательно мило, что Лянь-Ляню требуется вся его выдержка, чтобы не пищать от восторга, словно юная девица, и не зацеловать это чуть надутое высокомерное лицо.       Заплутав в своих мыслях, Лянь-Лянь не сразу заметил возникшую перед ним фигуру и чуть не врезался в крепкую грудь. Юноша оступился бы, но шисюн аккуратно подхватил его под руку и удержал. Лянь-Лянь уже достиг конца коридора и его тренировку можно было считать успешно завершенной.       — Что ты делаешь? — ласково спросил шисюн. Заметив настойки на подносе, которые Лянь-Лянь так и не отдал, он вопросительно изогнул изящную бровь.       — Я хотел отнести лекарство, но шидзе там… — Лянь-Лянь чуть покашлял, смущаясь произносить какие-то обозначающие отношения девушек слова, но не спеша освобождать свой локоть из нежных рук шисюна. — Вернулась Хэ шидзе и я мог помешать. Я подумал подойти еще раз, топая погромче, чтобы они успели… услышать.       — Заниматься таким в храме, — покачал головой шисюн, отпуская руку чуть разочарованного Лянь-Ляня. В его голосе не слышалось раздражения, а во взгляде, который он бросил на Лянь-Ляня, сквозила игривость. — Лянь-эр видел что-то, что не должен был?       — Вовсе нет, — рассмеялся Лянь-Лянь, но чуть напряженно. — Нам нужно отнести лекарство, отнести его, пойдем скорее.       И сам, круто развернувшись на пятках, вернулся к комнате, боясь, что по его лицу шисюн поймет все его мысли — и истово надеясь на это.       Когда Лянь-Лянь после короткого стука вошел в комнату Ши шидзе, девушки уже сидели на приличном расстоянии друг от друга: только рука Ши шидзе, что раньше лежала на бедре Хэ шидзе, едва заметно поглаживала одеяло, будто надеясь вновь найти приятное тепло чужого тела.       — Шидзе, я принес лекарство! — гордо сказал Лянь-Лянь, оставляя настойки на низком столике и помогая девушке подняться. Последние дни она чувствовала себе невероятно слабой и не имела сил даже подняться с кровати, потому Лянь-Лянь взялся за первую чашу, намереваясь покормить девушку, но из его рук лекарство ловко забрала Хэ шидзе. Лянь-Лянь понятливо и одобряюще ей кивнул.       Хэ шидзе аккуратно зачерпнула ложку прозрачной настойки и поднесла ее ко рту Ши шидзе. Девушка с легким вздохом открыла рот и проглотила лекарство, однако тут же ее красивое лицо скривилось:       — Так горько! — пожаловалась она и на светлых глазах выступили слезы, окропив пушистые ресницы.       — Я точно следовал рецепту, — безразлично сказал шисюн, пришедший с Лянь-Лянем, но замерший в дверях. Он наблюдал за происходящим спокойно, но в его чертах Лянь-Лянь мог различить искреннее беспокойство и от этого понимания сердце юноши переполнялось любовью и нежностью.       — Хэ-цзе, мне полагается что-нибудь вкусное после этой гадости? — жалобно спросила Ши шидзе и Хэ Сюань лишь укоренившейся в костях привычкой держать лицо смогла контролировать свое выражение. Сказанные тонким голосом и с просящим выражением слова были не иначе, чем откровенным флиртом, но, кажется, Ши Цинсюань в эту фразу ничего такого не вкладывала и выглядела лишь действительно расстроенной горечью лекарства. Хэ шидзе сглотнула вязкий ком в горле и строго ответила:       — И в чем тогда польза лекарства, если ты его заешь? Терпи, не маленькая.       — Хэ-цзе… — протянула Ши Цинсюань и Хэ шидзе поставила бы свой прах на то, что это слезливое выражение и огромные прекрасные глаза все же флирт, если бы знала девушку чуть меньше. Она действительно не осознавала, как выглядит сейчас — но легче от этого Хэ Сюань не становилось.       — Это нужно, чтобы выздороветь, — сказала Хэ шидзе, набирая новую ложку. Ши Цинсюань недовольно поджала губы, выглядя так, будто ее мучают и смертельно обижают, и Хэ Сюань все же не смогла сдержать предательской нежности, просочившейся в голос. — Давай, Цинсюань, тут всего пара ложек.       — Второе лекарство наверняка вкуснее и пахнет приятнее, — поддержал девушку Лянь-Лянь и общими уговорами Ши шидзе все же открыла рот, позволив накормить себя. Ее лицо снова скривилось и она бессильно откинулась на поддерживающего ее Лянь-Ляня. Демоны в комнате неуловимо напряглись.       Ши Цинсюань была облачена лишь в нижние одежды алого оттенка и, когда она опустила голову на плечо Лянь-Ляня, низкий воротник сбился, обнажая белые ключицы и изящный изгиб плеча. Волосы девушки растрепались и неопрятно вились, обрамляя лицо, а выражение, застывшее на нем, было просящим и слабым — эта сцена вдруг стала отдавать весенней свежестью и неуместными подтекстами. Однако лишь ее главные герои ничего не замечали.       — Ну-ну, все пройдет уже очень скоро, — утешал Лянь-Лянь, поглаживая шидзе по волосам. Он говорил тихим голосом, мягко успокаивая ее и вскоре Ши шидзе действительно будто повеселела.       — Лянь-Лянь, хотя бы ты сжалишься над этой обиженной судьбой слабой заклинательницей и принесешь ей чего-нибудь сладкого? — нагло спросила девушка слабым голосом, поднимая на Лянь-Ляня просящий взгляд. — Так хочу османтусового пирожного… Или жженого сахара… Или, может, эрпа?       К концу фразы голос Ши шидзе заметно оживился и Лянь-Лянь коротко рассмеялся. Он вдохновленно сказал:       — Тогда я сделаю несколько рисовых пирожков с бобовой пастой!       Юноша резво поднялся, а на лице Ши шидзе отразилась тревога и смущение. Она, конечно, любила Лянь-Ляня всем сердцем, но все же была слишком больна сегодня, чтобы есть его стряпню. Пока девушка думала, как поскладнее отказаться от его щедрого предложения, Хэ Сюань сказала:       — Просто принеси тростниковых конфет, — спокойно сказала она. — Я оставила пакет на кухне.       Лянь-Лянь чуть поджал губы, но он честно оценивал свои способности к готовке, а потому кивнул и поспешил на кухню. Однако даже в спешке проходя мимо шисюна он не забыл одарить его яркой улыбкой.       Хуа Чэн чуть выглянул в коридор и, дождавшись пока Лянь-Лянь скроется за повтором, обернулся к девушкам. Не став тянуть, Хэ Сюань коротко спросила:       — Ты выяснил, что с ним?       — Естественно, — раздраженно выдохнул Хуа Чэн. Расслабленное выражение, что озаряло его лицо рядом с Его Высочеством, пропало без следа, но у Хэ Сюань не было сил злиться на это. Она едва сдерживала себя от беспокойства.       Хуа Чэн, однако, будто не чувствуя напряжения, неторопливо подошел к окну и любопытно выглянул на улицу, рассматривая скромный пейзаж. Он не выглядел озабоченным и с одной стороны это успокаивало, но больше раздражало.       — Градоначальник Хуа, — осторожно начала Ши Цинсюань. — Это ведь не человеческая болезнь?       — Это вообще не болезнь, — отозвался Хуа Чэн. — Просто меридианы Повелителя Ветров не выдерживают энергии вокруг.       — Хах, я уже давно не Повелитель, не нужно меня так называть, — смущенно отозвалась Ши Цинсюань, но Хэ Сюань не обратила внимания не неуместное имя. Она, стараясь не показывать беспокойства, продолжала выпытывать:       — Что это значит?       Хуа Чэн хитро взглянул на Хэ Сюань и этот взгляд даже на непривычно молодом лице был отлично знаком девушке. Она раздраженно выдохнула и сказала, стараясь сохранить тон голоса ровным:       — Ладно, проси что хочешь, буду должна, только хватит тянуть.       — Хэ-цзе, не нужно, это же я… — начала было Ши Цинюань, но Хэ Сюань грубо прервала ее:       — Ты вообще лежи молча, бестолочь. Даже за своими меридианами присмотреть не можешь, еще Небожительница называется, — но несмотря на грубость слов, ладонь Хэ Сюань ласково легла на скрытую стеганым одеялом ногу девушки, успокаивающе поглаживая. Ши Цинсаюнь вовсе не обиделась:       — Ну так низвергнутая же… — игриво надувшись, отозвалась она.       — Тошнит от вас, — кисло улыбнувшись, сказал Хуа Чэн, но тут же стал серьезным, начав объяснять: — Именно в том и проблема, что Ши Цинсюань низвергли. Ее меридианы открыты, словно у Небожительницы, но энергии в них нет и нет никакой защиты от сил извне. А рядом постоянно два сильных демона, которые даже в человеческих формах извергают темную ци. Ши Цинсюань словно фарфоровая чаша, из которой вылили воду и вместо нее влили раскаленную лаву. Некоторое время чаша будет держаться, а затем треснет и разобьется. Это случается рано или поздно со всеми низвергнутыми Небожителями.       — Но как же Его Высочество? — чуть понизив голос, спросила Ши Цинсюань. Ее кажется, весть о возможной кончине совсем не тронула.       — На гэгэ после низвержения были особые проклятые канги, что блокировали его силы, но и защищали от всех внешних сил, — покачал головой Хуа Чэн. Готовясь запечатать силы Его Высочества больше десяти лет назад, он прочел все известные труды и легенды о духовных силах, отличиях демонов и небожителей, строении меридиан и многих других вещах. Он страшился как-либо навредить гэгэ, накладывая канги, а потому учился так усердно, что если бы сейчас назвался вторым самым разбирающимся в этой теме существом, никто не стал бы первым.       Не было ни одной причины не верить ему, потому Хэ Сюань едва заметно нахмурилась, переводя взгляд на Ши Цинсюань. Из-за болезни ее тело казалось еще тоньше и бледнее, будто под воздействием мировых сил, сил самой Хэ Сюань, девушка медленно таяла. Однако на ее лице до сих пор не отражалось страха, будто она не понимала происходящего, в чертах даже словно притаилось что-то вроде… предвкушения?       — Что можно сделать? — спросила Хэ Сюань, вновь оборачиваясь к Хуа Чэну. Демон не успел ответить, когда его прервала Ши Цинсаюнь.       — А что тут можно придумать? Раз уж это участь всех низвергнутых богов, не думаю, что могу противостоять ей, — легко говорила она, словно рассуждала о досадной неприятности, а не собственной смерти.       — Закрой рот, — строго прервала ее Хэ Сюань. — Это не конец.       — Хэ-цзе, ты и так много для меня сделала, не нужно еще и ввязываться в это, — просящее сказала Ши Цинсюань, придвигаясь ближе и беря девушку за руку. — Кто знает, что… — она бросила взгляд на Хуа Чэна и неловко продолжила: — …на что придется пойти, оно того не стоит.       — Ты слышишь, что говоришь? — прищурившись, процедила Хэ Сюань. — Сдохнуть захотела?       Эти слова должны были быть резкими, но Хэ Сюань, кажется, разучилась осаживать одним лишь голосом и в нем появились непрошенные испуганные нотки. Ши Цинсюань улыбнулась и, опустив взгляд, тихо ответила:       — Ну, разве к этому не должно было прийти… с самого начала?       Хэ Сюань замерла, не зная, что ответить. Ей хотелось кричать и спорить, ударить это красивое лицо, чтобы вбить в него немного сознательности, а где-то глубоко-глубоко в душе — плакать. Она не могла ничего сказать, не имела права сейчас жалеть и утешать Ши Цинсюань после всех грубых слов, что сказала ей когда-то.       И все же демоны были невероятно упрямы, а Непревзойденные вовсе не умели отступать. Легкая паника на лице Хэ Сюань быстро сменилась привычным безжизненным выражением и там, где она не могла проявить нежность, послышалась строгость.       — Ши Цинсюань, ты забрала мою судьбу и имеешь наглость так расточительно распоряжаться ею? — холодно спросила она и Ши Цинсюань тут же вскинула голову.       — Нет, Хэ-сюн, это… — начала было она, но Хэ Сюань строго прервала:       — Один из нас должен был умереть и это был я. Одному предначертано жить — и ты будешь жить, хочешь того, или нет, — не слушая больше невнятных просьб Ши Цинсюань, девушка повернулась в Хуа Чэну. Ее рука судорожно сжимала ладонь Ши Цинсюань, цепляясь за нее, словно за изъеденный червями кусок дерева в открытом море. Если уж суждено пойти ко дну — то только вместе. Хэ Сюань снова спросила задумчиво рассматривающего их Хуа Чэна: — Что за способ?       — Тошнит от вас, — улыбнулся демон.

εїз εїз εїз

      Через несколько дней шисюну и Хэ шидзе пришлось покинуть храм по срочному вызову старосты одной из окрестных деревень. Неупокоенные духи в той местности не давали жить простым людям и заклинатели не стали отказываться от поручения, за которое кроме прочего староста обещал щедрую награду. Лянь-Лянь тоже хотел пойти, но Ши шидзе все еще была больна и ее нельзя было оставить одну, а силы шисюна и Хэ шидзе в этом деле были необходимы. Поэтому юноше пришлось остаться в храме, удрученно отрабатывая стойки и удары.       Ши шидзе сидела на открытой веранде, укутанная в плед и ужасно бледная в свете полуденного солнца. Она долго размышляла о чем-то и при этом ее лицо было непривычно сосредоточенным и отрешенным. Красота шидзе была живой, раскрывающейся в жизнерадостной улыбке и удивленно вздернутых бровях, поэтому сейчас, когда она замерла без всякого выражения, Лянь-Лянь практически не узнавал ее. Неожиданно оказалось, что черты лица Ши шидзе довольно острые, в линии скул и подбородка прослеживается высокомерное упрямство, а уголки глаз персикового цветения чуть опущены, словно в вечной печали.       В какой-то момент Ши шидзе вдруг подняла голову к небу и задумчиво сказала:       — Сдается мне, они не вернутся до завтрашнего утра.       — Почему шидзе так думает? — спросил Лянь-Лянь, перестав избивать соломенное чучело тренировочным мечом.       — Если бы проблема с духами была незначительна, то они бы уже решили ее и вернулись, а раз их пока нет — возникли непредвиденные трудности. Даже если Хун-эр и Хэ-цзе решат их до темноты, возвращаться будет несподручно, поэтому, вероятно, они вернутся только завтрашним утром.       Лянь-Лянь кивнул таким размышлениям, тоже подняв взгляд к небу. Грудь чуть сжалась от мыслей о том, что он сможет увидеться с шисюном лишь завтра, но юноша упрямо отогнал грустные мысли. Ши Цинсюань же, наоборот, развеселилась и даже попыталась подняться, но сразу же тяжело осела обратно.       — В таком случае хочет ли Лянь-Лянь немного нарушить свой обет? — не обращая внимания на слабость, игриво спросила девушка. Лянь-Лянь с опаской, но явно заинтересовано, спросил:       — Какой?       — Запрет на вино, — широко улыбнулась Ши шидзе. Странное дело, она снова улыбалась и вела себя, как обычно, но в тревожно бегающих глазах и заломанных руках девушки Лянь-Лянь видел волнение и беспокойство. Он хотел было отказаться от этого предложения, но внезапно подумал, что Ши шидзе сама хочет выпить, и он ей нужен лишь для компании. Лянь-Лянь не понимал, что так расстроило девушку, но думал, что она переживает из-за своей внезапной болезни. Юноша хотел поддержать ее: к тому же, он уже твердо решил сменить путь совершенствования и от небольшого нарушения хуже бы не стало.       Лянь-Лянь согласно кивнул, откладывая тренировочный меч.       Прийти на веранду Ши шидзе помогла Хэ шидзе: из-за болезни поврежденные когда-то рука и нога девушки вовсе отказывались двигаться. Заметив, как Ши шидзе неловко пытается встать, Лянь-Лянь приблизился и легко поднял ее на руки, подхватив под колени и спину. Когда-то юноша доставал ей лишь до талии, но сейчас они сравнялись в росте и Лянь-Лянь был рад показать свою силу.       Шидзе, смеясь, похвалила:       — Маленькое Высочество стал таким большим! Еще пару лет, и я не смогу увидеть твоего лица, не задрав головы.       — Именно так, — поддержал Лянь-Лянь, ногой открывая дверь храма и входя внутрь. — В будущем, если вдруг почувствуешь, что кто-то трепет тебя по голове сверху, знай, что это я, — Лянь-Лянь мечтал вырасти таким же высоким, как шисюн, который в свои восемнадцать лет смотрел сверху вниз на большую часть людей. Когда-то жители деревни называли его Сяо Хун-эр, но сейчас вряд ли у кого-нибудь повернулся бы язык произнести это.       Следуя указания шидзе, Лянь-Лянь пришел на кухню и усадил девушку за низкий стол. Несмотря на то, что она не шла сама, дыхание Ши шидзе все равно сбилось, но она смогла объяснить юноше, где спрятала несколько пузатых кувшинов с вином. Лянь-Лянь достал крепко запечатанные бутыли из-за балок потолка и поставил перед девушкой, любопытно спросив:       — Что это за напиток?       — О-о-о, это воды Персикового Источника Сычуани, вино «Белые цветы груши», — воодушевленно расхваливала Ши Цинсюань, ловко открывая один из кувшинов. — Мягкий, словно степной ветерок, вкус, нежные нотки ягод, раскрывающиеся на языке, и непередаваемый нежный аромат, словно прикосновение умелой любовницы, — поняв, что чуть переборщила с последним сравнением, Ши Цинсюань смущенно покашляла, под понимающую улыбку Лянь-Ляня, и спешно протянула ему наполненную фарфоровую чашу. — Вот, попробуй.       Юноша аккуратно понюхал вино, но не почувствовал ни ветра, ни прикосновений — обычный запах алкоголя и чуть сладости. Однако, смотря на воодушевленное выражение Ши шидзе, Лянь-Лянь понимающе покивал и, поднеся чашу к губам, глотнул.       На вкус горько и обжигающе. Юноша едва не закашлялся: несмотря на прозрачность и сладкий запах, вино оказалось ужасно крепким и на мгновение комом стало в горле. Лянь-Лянь шумно дышал, ожидая, пока уймется жжение во рту, его глаза покраснели, а выражение стало обиженным, словно у ребенка.       — С такой любовницей мы не сойдемся, — отдышавшись, сказал Лянь-Лянь с легкой улыбкой. — А есть что-нибудь из закусок, чтобы…       — Нет-нет, что ты, закусывать нельзя, ты убьешь весь вкус вина, — торопливо сказала шидзе, хватая за рукав хотевшего было встать Лянь-Ляня. — Ты просто не привык, но сделай еще пару глотков и вкус раскроется.       У юноши не было причин не доверять шидзе, поэтому он снова простодушно поднес чашу ко рту.       Когда Хуа Чэн вернулся, в храме было тихо. Лишь на кухне горела свеча и слышался тихий разговор. Демон думал застать милую беседу, но еще на подходе к комнате его брови сурово сдвинулись от запаха алкоголя.       Лянь-Лянь и Ши Цинсюань сидели за низким столом, на котором громоздились несколько полупустых кувшинов и закуски, неприлично близко прижавшись друг к другу и о чем-то разговаривая. Иногда то один, то вторая, начинали тихо хихикать и тянулись к простым пиалам, совершенно не замечая замершего за их спинами Хуа Чэна. Только через несколько мгновений Лянь-Лянь вскинулся, будто что-то почувствовав, и обернулся. Его щеки раскраснелись, а глаза лихорадочно блестели: губы растянулись в радостной улыбке, когда он заметил Хуа Чэна.       — Шисюн! — воскликнул он, попытавшись подняться, но неловко споткнувшись о собственные ноги. Хуа Чэн быстро подхватил юношу и тот рассмеялся, уткнувшись ему в шею. Оттуда он пробормотал: — Шисюн, ты вернулся…       — Добрый вечер, — пробормотала Ши Цинсюань, на глупом лице которой не было и следа раскаяния. Наоборот, девушка выглядела довольной и на мгновение Хуа Чэну захотелось ударить ее, лишь бы стереть это расслабленное выражение. Но разобраться с ней можно и позже и не обязательно делать это самому. Хуа Чэн поднял Лянь-Ляня на руки, строго сказав:       — Мы поговорим обо всем этом завтра. Быстро в кровать.       Ши Цинсюань проворно, насколько позволяли вернувшие частичную подвижность конечности, встала, будто все же почувствовав гнетущую ауру, и прошмыгнула мимо. Лянь-Лянь на руках Хуа Чэна тоже попытался куда-то деться, но демон прижал его к себе крепче, мягко сказав:       — Я отнесу тебя в комнату.       — Хорошо, — отозвался юноша и снова захихикал.       Он выглядел несобранным и веселым, но в комнате, когда Хуа Чэн склонился, чтобы уложить его на кровать, внезапно выгнулся змеей, опрокинув демона на подушки и упав сверху. Теперь Лянь-Лянь лежал на чужой груди, озорно улыбаясь собственной шалости. Хуа Чэн не мог злиться и конечно не мог не отреагировать на эту теплую улыбку, поэтому улыбнулся в ответ, убирая растрепавшиеся волосы Лянь-Ляня за ухо.       — Маленькое Высочество знает, что алкоголь вредит пути его совершенствования? — со вздохом спросил Хуа Чэн.       — Знает, — кивнул юноша на его груди, не отрывая от лица демона ожидающего взгляда. Он словно ждал, следя за каждым выражением своими сияющими глазами, что его наругают и хотел этого.       — Тогда зачем ты это сделал? — мягко продолжал Хуа Чэн. Лянь-Лянь неопределенно пожал плечами. — Ты так долго совершенствовался, слушал лекции учителя и выполнял его задания разве для того, чтобы расстаться с этим по глупой прихоти? Пусть твоя сила сейчас зависит в основном от цигуна, но нельзя же забывать и о духовных силах. Они обязательно пригодятся и растрачивать их безалаберно в компании тупой…       Не дав демону закончить речь, Лянь-Лянь неожиданно подался вперед, прижимаясь к его сухим губам своими. То было лишь прикосновение, напористое, но не похожее на настоящий поцелуй. Однако, когда Лянь-Лянь отстранился, лицо его выражало восторг и самодовольство:       — Не нравится? — заговорческим шепотом спросил он.       — Нравится, — честно ответил Хуа Чэн.       — Тогда ты должен отвечать, — чуть нахмурив брови сказал Лянь-Лянь и снова подался вперед. Он оставил на губах Хуа Чэна несколько невесомых поцелуев, прежде чем отстраниться и недовольно спросить: — Почему не отвечаешь?       — Потому что Лянь-эр сам не знает, что творит сейчас, — улыбнулся Хуа Чэн.       — Я знаю, — упрямо ответил юноша. Демон улыбнулся шире.       — Не знаешь. Ты очень пьян.       — Я знаю, — снова сказал Лянь-Лянь, сжав лежащие на груди Хуа Чэна руки в кулаки. — Ты мне нравишься, я хочу целоваться и обниматься с тобой. Какая разница, пьян или трезв?       — Какое грозное маленькое Высочество, — рассмеялся демон.       — Я не маленький! Я ведь старше тебя! — выпалил Лянь-Лянь и вдруг замолк, а лицо его стало потерянным. Он словно задумался над своей внезапно вырвавшейся фразой и Хуа Чэн поспешил его отвлечь:       — Конечно, Лянь-эр уже не маленький, вовсе нет. Мне будет очень лестно принять твои ухаживания, когда ты проспишься.       — Точно? — прищурившись, спросил Лянь-Лянь.       — Конечно.       — Вот посмотришь, — заворчал юноша, устраиваясь на груди Хуа Чэна и закрывая глаза. — Я поцелую тебя, когда проснусь и ты не сможешь отказаться. И буду целовать, когда захочу. Почему это мне нельзя? Можно! Я уже взрослый и… и ты такой… ты тоже… — Лянь-Лянь крепко обнял чужую шею, его бормотание становилось все более и более неразборчивым. — Такой… замечательный…