Обряд

рукописи горят,

тебе не сказали, но они и правда горят,

и не смей ни на шаг назад

♫ Мельница — Рукописи

Момо зябко обхватила себя за плечи. Где-то за ее спиной ворковали голуби. Солнце входило в зенит, но тепла не ощущалось — ветер обдавал тело принцессы жестоким холодом. Нужно было срочно спрятаться в замке, но в какой из коридоров войти? Как можно запомнить дорогу в такой темноте? Сердясь на Тоширо, Момо не заметила, куда он вошел… и кто может ручаться, что дракон возвращался тем же путем, которым они сюда пришли? Он, в отличие от Момо, знал замок прекрасно. Всего ходов внутрь было четыре. Момо прошлась перед ними туда-сюда, дрожа на холодном ветру и не решаясь войти ни в один. Здесь холодно, но зато здесь свежий воздух, а внутри она может случайно забрести в какой-то каменный мешок, и тогда ее уже никто не услышит и не найдет. Принцессе стало до ужаса себя жаль. Чем она все это заслужила? Она же хорошая, она всегда была хорошей, она подавала милостыню бедным, ни с кем всерьез не ссорилась, не злословила, тщательно училась, уважала родителей, любила старшую сестру… Потом ее решили выдать замуж за жестокого принца Айзена, ее похитил дракон, она едва не умерла, а теперь оказалась здесь, и вот… Слезы сами навернулись на глаза, но очередной порыв ветра осушил веки. В глазах болезненно защипало. Почему Тоширо не возвращается за ней? Почему он не ищет ее? Она же для чего-то ему нужна и потому он поклялся ее защищать! Ну что такого обидного она ему сказала? Принцесса уже не сдерживала слез — стояла перед входами в замок и горько плакала, даже не утирая катящиеся по щекам слезинки. Ветер осушал их, но тут же появлялись новые. Вдруг что-то, что она заметила боковым зрением, отвлекло ее. Что-то белое и огромное, поднявшееся вверх. Момо перестала плакать и подняла голову — в небесах, гордо раскинув крылья, парил дракон, и его белая чешуя сверкала на солнце, как драгоценные камни. Момо застыла с открытым ртом — зрелище было одновременно безмерно ужасным и безумно прекрасным. Такой огромный и сильный зверь… Его вид заворожил принцессу, и слезы ее высохли окончательно. Она протянула руку к дракону, ни капельки его не боясь, зная, что это — Тоширо, что его разум сохранился, что он увидит ее, обязательно должен увидеть! Момо попрыгала и помахала руками, чтобы точно обратить на себя внимание. Дракон повернул к ней, распугивая голубей, что поспешно уступали дорогу истинному повелителю воздуха, и, приземлившись на песок у скалы, на выступе которой находилась голубятня, так, чтобы Момо как можно меньше обдуло ветром от его крыльев, Тоширо склонил к своей принцессе огромную рогатую голову — больше, чем сама Момо, на полтора человеческих роста, и девушка снова ничуть не испугалась — она увидела его глаза. Бирюзовые, выразительные, точно такие же, как у Тоширо в человеческом обличье. Теперь Момо знала точно, что ее дракон не причинит ей вреда — чувствовала сердцем и видела по его глазам. Она бесстрашно шагнула вперед, касаясь ладонями морды зверя, осторожно гладя его по бронированному носу, как дома гладила лошадей. — Широ, — позвала принцесса, — Ты меня понимаешь? Дракон согласно заклокотал. В форме животного он не мог говорить, но Момо поняла, что этот тихий рокот, зарождающийся в горле, означает согласие. — Широ, можно тебя попросить? — замирая от собственного нахальства, спросила девушка. Снова согласное клокотание — ты принцесса, приказывай. — Покатай меня! — выпалила Момо. Она всегда мечтала об этом — о полете. Читала в книгах и часто видела во сне, но не имела никакой возможности попробовать самой. Люди не умели летать. Некоторые ученые в ее государстве и в других странах пытались изобретать механизмы для полета, но раз за разом терпели поражение. А тут Момо выпала возможность увидеть мир с высоты, дотронуться до облаков, и как она могла ее упустить? На этот раз дракон издал нерешительное клокотание, но не возмущенное, что заставило принцессу вздохнуть с облегчением — она боялась снова разозлить или обидеть Тоширо своей просьбой; дракон — не ездовая скотина, а разумная личность. Но, кажется, он не обиделся, а просто сомневался. — Я не упаду! — решительно заявила Момо. — Правда, не упаду! Я буду крепко держаться… Широ, я всегда хотела полетать! Дракон тяжело вздохнул, словно говоря «Ну что с тобой поделаешь», и повернулся боком, ожидая, пока принцесса заберется на него. Это оказалось сложновато — сначала Момо пришлось перелезть через перила голубятни, а потом — то ли сползти, то ли спрыгнуть на гладкую поверхность подставленного крыла, и в процессе она потеряла свои туфли, уже босиком взбираясь на спину дракона, на которой, к счастью, было немного шипов, а преобладала крепкая броня, такая твердая, будто Момо ступала не по живому телу, а по каменному полу. Усевшись по центру спины дракона, принцесса крепко вцепилась в как будто специально для такой цели созданный огромный тупой шип, устроилась как можно удобнее, и, когда была полностью уверена, что держится достаточно хорошо и не упадет, подала голос: — Широ! Лети! Тоширо медленно взмахнул крыльями и его огромное тело на удивление легко и плавно поднялось в воздух. Момо ударил в лицо воздух, но дракон следил за своей драгоценной ношей и вовремя поднял голову, чтобы загородить девушку. Принцессе уже не было холодно — ей было весело, как никогда раньше. Момо мало чего действительно боялась, и высота ее тоже никогда не пугала, так что она попросила: — Широ! Выше! Выше! Ей приходилось кричать, чтобы дракон услышал — шум ветра уносил ее голос. Тоширо снова недоверчиво заворчал. — Я не упаду, честно! — крикнула Момо, в доказательство еще крепче обнимая шип на его спине. Дракон тяжело вздохнул и поднялся выше. Теперь принцесса видела землю с высоты птичьего полета — замок на скале и море вокруг. Момо надеялась увидеть материк, на котором находилось ее государство, но остров окружала лишь морская вода — значит, она очень далеко от дома. Но дракон летал над морем, рассекая воздух крыльями, напоминающими белоснежные железные перья, и Момо забыла о тоске по дому, восторженно разглядывая открывающийся ей мир. Она не думала, что небо и море могут быть настолько огромными, как будто бесконечными… На миг Момо подумала: вот бы всегда так лететь. Вперед и вперед, и чтобы вечно только море и небо. Ей захотелось раскинуть руки в стороны, как птица раскидывает крылья, и так же пронзительно, как птица, закричать, но принцесса благоразумно не стала этого делать, чтобы не упасть и не напугать криком Тоширо. Но счастье все равно переполняло ее до краев, и в этот момент Момо обожала своего дракона за то, что он существует и катает ее на спине. И, когда Тоширо, решив, что на сегодня полетов хватит, повернул обратно к замку на скале, Момо испытала разочарование, подобное разочарованию разыгравшегося ребенка, которому не позволили вдоволь побегать на улице. Но солнце уже клонилось к закату и начинало темнеть, так что принцесса не стала протестовать — дракон мог устать. Вместе с Тоширо они опустились на широкую площадку, видимо, специально для этого предназначенную. Тоширо дождался, пока Момо слезет с его спины, снова подставив ей крыло — девушка соскользнула на землю, как соскальзывала в детстве с горки на игровой площадке, и тут же вскочила на ноги. Холод обжег ее босые ступни Момо, и голова немного закружилась, но она не обратила на это внимания, восторженно наблюдая за тем, как туловище дракона окутывается паром, и на месте зверя появляется среброволосый юноша. На этот раз Тоширо удалось материализовать на себе всю свою одежду — ритуал похищения принцессы, обязательный для каждого из его племени, усилил мощь драконьей магии. — Это было великолепно! — воскликнула Момо, бросаясь к Тоширо и порывисто его обнимая, просто не зная, как иначе выразить всю гамму своих чувств к дракону. Юноша растерялся — его никто никогда не обнимал, но он читал об этом и потому неловко обнял принцессу в ответ, прижимая к себе ее худенькое тело и удивляясь тому, какая она хрупкая и легкая — совсем как голубь в его ладонях. — Тебе понравилось? — хрипло спросил Тоширо и откашлялся — после обращения голос еще не пришел в норму и напоминал рычание. — Вообще-то это было опасно, — укорил ее дракон. — Ты могла упасть. — Но не упала же, — беспечно отмахнулась Момо, размыкая объятия. — И знаешь, Широ… Ты очень красивый. Она вдруг смутилась, покраснела и добавила: — Очень красивый дракон, я хотела сказать. Тоширо почувствовал, как кровь приливает к его щекам. Почему-то захотелось ответить дерзостью, но он не смог, а молчать тоже было бы неправильно, судя по прочитанным книгам, и, судя по тем же книгам, ему стоило поблагодарить принцессу, но Момо не ожидала ни благодарности, ни вообще ответа — она повернулась лицом на запад, откуда со взлетной площадки открывался вид на прекрасный, ярко-алый закат. — Потрясающе! — выдохнула Момо. — Широ, ты только посмотри! — Чего я там не видел, — буркнул до сих пор смущенный дракон, но девушка и это проигнорировала, подойдя к самому краю площадки, словно желая впитать в себя весь этот закат и небо, или самой взлететь в воздух. В какой-то момент беспечная принцесса оказалась в опасности: Тоширо показалось, что всего один порыв ветра может сбросить ее фигурку вниз, на торчащие из воды острые камни, и, испугавшись этого, уже почти представив ее падение, юноша довольно грубо схватил ее за локоть и резко оттащил от края — Момо вскрикнула от неожиданной боли. — Широ! — Осторожнее, упадешь! — прикрикнул на нее дракон. — Прости, — добавил он, опустив глаза и отпуская Момо. — Я просто испугался за тебя. В смысле, я читал… книги. Разные. И в них принцессы ведут себя совершенно иначе. Они капризны, часто плачут, требуют к себе уважения, грустят, всего боятся и часто падают в обморок. А ты не грустишь, почти совсем не плачешь и ничего не боишься. Если бы я не был уверен, что ты — принцесса, я бы усомнился, но ты и на обычную девушку не похожа. Так значит, написанное в книгах было ложью? — А какие книги ты читал? — заинтересовалась любящая чтение Момо. Тоширо стал с серьезным видом перечислять: — «Сладкий кошмар», «Тайна летней ночи», «Мой ласковый зверь», «Сладострастный граф», «Непокорная дикарка», «Рабыня нежности»… Момо, что с тобой? Согнувшись пополам, принцесса не могла справиться с хохотом. Она и предположить не могла, что дракон читал такие вещи и по ним пытался судить девушек! — Да что такое? — обиженно спросил Тоширо. Момо утерла выступившие от смеха слезы и выпрямилась, пытаясь справиться с собой. Благодаря приобретенной с воспитанием выдержке, принцессе это удалось. — Прости, Широ, я просто не думала, что ты читал эти книги… Видишь ли, они… хм… совсем не научные! И это всего лишь книги. В них далеко не всегда пишут правду. Не существует на свете одинаковых людей, девушек в том числе. — Об этом я тоже читал, — кивнул Тоширо. — И все же я не ожидал, что ты окажешься такой. Я думал, что ты боишься меня, потому что постоянно благодаришь и извиняешься. — О, ты об этом? — удивленно моргнула Момо. — Здесь ты прав насчет принцесс. Я благодарю тебя и извиняюсь перед тобой потому, что меня так воспитали. Это правила этикета: меня учили держать себя вежливо, независимо от того, где я нахожусь и с кем говорю. Это значит — быть настоящей принцессой. — Так это просто твоя привычка? — уточнил Тоширо. — Да, можно сказать и так, — виновато ответила Момо. — Но я могу постараться больше не благодарить тебя. — Нет, — сказал дракон. — Если это положено тебе по статусу, то не отказывайся от этого. Момо посмотрела куда-то вдаль, но видела явно не закат, не россыпь перистых облаков по небу. — Как хорошо, что я принцесса… — прошептала она. — Как хорошо, что я не успела стать королевой… Тоширо хотел спросить, что плохого в том, чтобы быть королевой, но спохватился — день был холодным и ветреным, а теперь, к приближению ночи, еще сильнее похолодало, а Момо босая и легко одета. — Идем в дом, — поспешно сказал дракон. — Ты замерзнешь! Принцесса уже успела продрогнуть до самых костей, но не сказала этого — просто послушно пошла следом за Тоширо в замок.

***

Рангику была полностью опустошена. Потеря любимой сестры, самого близкого для нее человека, выбила старшую принцессу из колеи, и она закрылась в своей комнате, рыдая и не отзываясь на голоса зовущей ее прислуги, лежа на застеленной кровати лицом в подушку и пытаясь понять, почему судьба обошлась с ней так жестоко. Сестренка как будто чувствовала, что ей грозит опасность, что это жуткое чудовище прилетит за ней! И именно Рангику натолкнула ее на мысль о драконе — вот и накликала! И теперь Момо, ее хрупкий цветок, ее любимица, скорее всего, погибла. Когда погиб Гин, Рангику было легче — тогда старшая принцесса утешалась, слушая голос Момо, которая мягко просила сестру успокоиться, и пережить утрату оказалось проще, а теперь сестренки не было… и уже не будет. Стоило подумать об этом, как горло снова сжимали рыдания, но от очередного приступа плача Рангику отвлек очередной стук, как ей показалось, в дверь. Решив, что это снова прислуга, старшая принцесса рявкнула свое обычное «Уходите прочь!», но стук повторился, и только тогда Рангику поняла, что стучат в окно. Ее спальня находилась в самом верху башни, так что тот факт, что кто-то сюда стучится, уже заинтриговывал. Рангику встала, немного пошатнувшись — голова кружилась от слез и недосыпа, и подошла к окну. На подоконнике сидел голубь, и настойчиво стучал клювиком в раму. Она открыла окно, и умная птица села ей на подставленную руку, а потом протянула старшей принцессе лапку, к которой была привязана записка. Осторожно, чтобы не навредить голубю, Рангику сняла клочок бумаги с лапки, развернула и едва сдержала крик, сразу же узнав их с Момо выдуманный в детстве язык. Немного покопавшись в памяти, старшая принцесса расшифровала послание, в котором сестренка сообщала, что с ней все в порядке и просила ее не искать. Это значило не только то, что Момо жива, но и то, что у нее есть возможность писать письма — никто другой написать записку не мог, а значит, у сестры есть и крыша над головой, и еще — Рангику похолодела от своей догадки, вспомнив последние слова письма, где Момо просила ее не искать, сопоставила это с тем, что письмо было зашифровано только для нее… Раз так, Момо правда не хочет, чтобы ее нашли. Если бы ее похититель подделал записку, то вряд ли стал бы выведывать у младшей принцессы язык ее детских игр. К тому же, похититель послал бы такое письмо королю и королеве, а не старшей принцессе. Момо хотела, чтобы Рангику не волновалась, и не хотела, чтобы Рангику ее искала, значит, — решила старшая принцесса — никому не стоит знать, что Момо жива, даже их царственным родителям, и принцу Айзену. А ей, Рангику, такая новость — повод жить дальше, а не выброситься из окна на острые скалы. Голубь не улетал. Он перепорхнул на плечо старшей принцессы и осторожно клюнул ее в мочку уха. Рангику поняла, чего хочет умная птица, подбежала к столу, вырвала из блокнота лист и написала на нем короткое слово, также используя их с сестренкой общий язык.

«Хорошо».

Она, по примеру Момо, не стала подписываться — младшая принцесса и так поймет, от кого послание. Примотав записку к птичьей лапке, Рангику поцеловала голубя в лобик и выпустила в окно, некоторое время наблюдая за улетающей птицей. Потом она подошла к столику, на котором горел светильник, в последний раз перечитала строки, выведенные рукой ее любимой сестры, прижала записку к губам, целуя нарисованное на бумаге сердечко, и поднесла записку к огню свечи, молча наблюдая за тем, как пламя пожирает бумагу и превращает письмо в пепел.