Цирк уродов

Тёмный лес. Тёмный непроходимый лес, такой холодный, такой мрачный, такой непредсказуемый. Он был усеян бесконечным множеством деревьев, которые высокомерно глядели на тварей внизу, которым не был доступен даже слабый жёлтый свет полной дряной луны, что с натянутой улыбкой, вместе со звёздами, вместе с ужасом в глазах смотрела вниз, опасаясь острых концов деревьев, о которые боялась порваться.       А на самом дне, на холодной осенней земле выли серые тощие волки, бегали быстрые мелкие зайцы, пели мрачные хищницы совы, шёл одинокий молоденький кот.       Кот невысокий, примерно 170 сантиметров ростом. Кот не тощий, но и не крупный, тело подтянуто. Кот с чёрно-белой шерстью. Белая его шёрстка начиналась размером с бровку на носу, увеличиваясь тянулась вниз, по подбородку, по шее, по груди, животу, паху, прерывалась надолго, да заканчивалась на кончике тонкого, не сильно пушистого хвоста. Угольно-чёрная же тем временем покрывала всё остальное тельце, кроме лапок, что тоже имели таки белый оттенок. Вся шерсть его короткая. Та, что белая – мягкая, та, что чёрная – жёсткая. Глазки спокойные, абсолютно, нежно-медовые с суженными зрачками.       Морда же тем временем передавала лишь одну эмоцию – абсолютную невозмутимость, словно у индийской коровы, которой абсолютно всё равно даже тогда, когда её хотят пристрелить.       Тело его укрывала от холодных ночных ветров довольно таки простая одёжка:       Бежевый, немного испачканный в пыли макинтош с огромным множеством внутренних карманов; чёрная мятая рубашка, что давно не видела своего лучшего дружка – утюга; чёрные джинсы, достаточно изношенные для того, чтобы вполне свободно в них передвигаться; чёрные истоптанные красавцы-винклпикеры, острые носы которых возмущали модников, и восхищали тех самых единиц, что любят их носить.       И так, шагал наш герой уверенно, расторопно, при этом даже не опасаясь удариться мордой о дерево, коих, повторюсь, в данном месте было просто невероятно много. При этом даже не опасаясь быть съеденным голодными волками, что могли его заметить. При этом даже не опасаясь зорких сов, что могли его подставить. При этом даже не опасаясь быстрых зайцев, что могли следить за каждым его шагом, каждый из которых с характерным шмяком соприкасался с холодной ночной землёй.       В какой-то момент, наш герой подтянул чуть спавшие джинсы, да засунул свои беленькие лапки в карманы макинтоша. После данных действий, он, вот уж чудо, продолжил идти дальше. Туда, где есть огонёк, который мог бы осветить столь длинную извилистую дорогу, с которой можно было с необычайной лёгкостью соскочить прямо в лапы голодных волков, идущих по его следу.       Они идут, следят, ждут, когда жертва наконец-то обессилев упадёт, споткнётся, сойдёт с пути, но жертва была полна энергии, жертва была крайне удачливой, жертва была крайне смелой.       И так продолжалось ещё долго. Шаг за шагом. Шаг за шагом.. Шаг за шагом... Пока наконец, точку в этом сизифовом труде не поставило удивительное событие: Кто-то, или что-то, как-то заставило чёрно-белого проныру обернуть голову, из-за чего, взор его глаз теперь, как ни странно, был направлен не впёред, а назад.       Теперь он видел не всепоглощающую тьму, а бордовый кукольный театр, перед которым на деревянных стульях сидели будто бы сбежавшие с рисунков особо радикальных американских патриотов стереотипные англичане, во внешность которых я вдаваться не буду, сказав лишь то, что шерсть была у них белоснежной и ухоженной, не то, что шёрстка нашего героя.       Мелкий театр был довольно хорошо освещён, и будто бы ждал его одного. Посему, он всё же решил направиться туда, шагая теперь назад.       К удивлению парня, идти к театру пришлось не так уж и долго – примерно две минуты, во время которых голоса буржуев становились всё громче и громче, что помогло ему расслышать их слова, которые по итогу оказались с отчётливым английским акцентом. О чём именно они говорили? Неизвестно, ибо наш герой был слишком беден, чтобы понимать столь странный богатый язык.       Но, думаю, стоит вернуться к повествованию. Пройдя к театру, коту стало известно его название, что золотым цветом красовалось на вывеске, одним лишь своим цветом позволяя ощутить важность данного названия театра. Театр назывался "13th". Ну а кот сел на единственное свободное место на первом ряду, прямо в самой середине, и далее – свернул себе шею обратно, да начал ожидать начала представления, расположив лапки у себя на ляжках.       Теперь абсолютное спокойствие то ли из-за театра, то ли из-за остальных зрителей сменилось на лёгкое волнение, по вине которого зрачки котейки начали расширяться, а шерсть потихоньку становилась дыбом.       Алый занавес к тому моменту начал потихоньку, помаленьку подыматься, показывая зрителям то, что за ним скрывалось. Каждый миллиметр больно знакомой парню личности, заставлял его ужасаться всё больше и больше, вызывая на глазах влажность, которую избегает большинство мужчин. Эта белая шёрстка великолепно стройных, элегантных ножек, часть которых скрывало красивенькое голубое платье, сводила его с ума. Эта стройная фигура, столь желанные элементы которой были скрыты за тканью платья, сводила его с ума. Эти прекрасные чёрные локоны кудрявых волос, что доходили дамочке до плеч, а также приятно контрастировали с белоснежной шерстью, сводили его с ума.       Сама же Она элегантно закинув ногу на ногу, сидела на белоснежной кроватке, чьё беленькое постельное бельё было испачканно в каких-то бордовых пятнах.       Буквально всё в этой даме вызывало у мальчика одновременно и неимоверный восторг, который можно было сравнить с огромным счастьем у святоши, что увидел ангела, и хтонический ужас, как будто бы вызванный ужасающими тварями из тёмных глубин.       И лишь одна деталь в столь знакомой фигуре перевешивала чаши весов в пользу гадких чувств: У Неё не было лица.       К этому моменту, сердце парнишки начало стучать в бешеном темпе, шерсть вздыбилась по всему телу окончательно, голова прижалась к плечам, спина сгорбилась, а из глазок диким весенним ручьём начали течь горькие слёзы. Лапы буквально вцепились в личико своего хозяина, пытаясь скрыть позорные слёзы, но рыданье мальчишки всё ещё было сложно не заметить.       Богатые господа к тому времени заметили всё это, и приковали свои взгляды к парню, попутно громко смеясь, тыча в него пальцами, и гадко повторяя одно лишь слово, которое ранило душу словно острый нож поддатливую мягкую плоть жирной свиньи. Забыл... Он забыл то, как Она выглядит.       В какой-то момент, даже огромные деревья обратили на парнишку внимание, и начали издавать свои отвратительные скрипучие звуки, отдалённо напоминающие злобный смех, что резали измученную душу мальчишки ещё сильнее, делая и без того глубокие душевные раны ещё глубже       Благо, концом этим мукам были внезапная боль в животе, а также крайне знакомый чёрно-белому котику голос:       – Пг'оснись и пой, Диксон! – эхом прозвучал высокий мужской глас на данный момент неизвестной вам, моим дорогим читателям, картавой личности.

***

      Пробудившись ото сна, молодой кот Диксон, свернувшийся в позу эмбриона, ухватился за свой живот, в который его только что кто-то пнул. Налепив на свою рожу недовольную гримасу, наш герой так же недовольно закряхтел, будучи лёжа на невероятно засраном матрасе, на который стыдно было даже смотреть. Вздыбливать шёрстку к счастью, или у несчастью не пришлось, ибо она итак была дыбом из-за пренеприятного сна.       С сильным трудом отомкнув свои очи, парень глянул на того, кто посмел его пнуть, и с трудом, в тёмном помещении, что было освещено лишь тусклым светом уходящего за горизонт солнца, смог разглядеть возвышающегося над собой своего дорогого названного отца, мистера Лезермана.       Одет он как всегда с иголочки:       Чёрные элементы одёжки включали в себя сюртук, хомбург с красной лентой, брюки, туфли с каблуками в один сантиметр, ну а белой же была только рубашка. И чёрт возьми, абсолютно всё у этого чертяки было выглажено и элегантно, как будто бы он является каким-то крайне важным джентльменом, хотя на деле он всего-то гадкий шулер-аферист.       Шерсть по всему телу была угольно-чёрной и довольно пушистой, в лапах у него была Библия, чёрная Библия, а на морде – лёгкая самодовольная улыбочка.       Изумрудно-зелёные его полузакрытые очи глядели на паренька, глядели словно на грязь из-под ногтей, при этом мысленно повторяя себе то, насколько он в этот момент прекраснее чёрно-белого проныры, что имеет наглость вынуждать идти за ним в столь отвратное и грязное местечко.       Телосложением мистер Лезерман был строен и опять-таки элегантен, осанка ровная, спина выпрямлена.       Находились они в заброшенном домишке где-то за городом, в пыльной комнате, где были лишь грязный матрас, довольно старые и ветхие комод и шкаф, а также оловянные солдатики с куклой, что мирно лежали в уголке. Краска на стенах уже давно посыпалась, да и пол оставлял желать лучшего.       По итогу, наш герой лишь недовольно буркнул, сделав это достаточно слышно, чтобы кортавый черныш снова к нему не придрался:       – В-встаю, сэр, – молодым, слегка недовольным голоском ответил паренёк, попутно вставая с грязного матраса.