Управление мёртвыми. Дело № п/п 2

      На улице, где машины не ездят, проблематично с парковками. Мне так кажется, потому что у меня нет тачки, и я передвигаюсь пешком. Напротив театра Вахтангова, между домами, орёт белая «шестёрка». Хорошо, стена Цоя подальше, а то…       — «Ай-яй-яй» — шепчу тебе родная. Ай-яй-яй, а имени не знаю, — Натаха сидит на багажнике и дрыгает ножками.       — Ай-яй-яй, откуда ж ты такая? — «Стасик» сидит рядом на багажнике и дрыгает ножками. — Ай-яй-яй, девчонка озорная!       Они встречаются. Наташка мне ничего не говорит, не рассказывает, как ей живётся со «Стасиком», но я вижу их счастливыми. Наталья Лета. Вот увидите. Не буду ловить букет невесты на свадьбе.       — Спирицина, Цой на стене охреневает, — Серёга тычет пальцами в телефон.       — Витюша — это другое. Витюшу я тоже люблю, но Серёжа Жуков, — Натаха прижимает кисти к груди, — звезда Российской сцены, я считаю. Вот увидите, включите мне на выпускной «Руки Вверх», и я так зажгу, что вы на всю жизнь запомните наш выпускной!       — Ты главное Станислава Валерьевича не переодевай в того красавчика из клипа «А он тебя целует». Боюсь, у КЭКа инфаркт случится, — Кирилл подпирает стену дома и обнимает за живот Таню.       Таня мне сказала, что Кирилл выбрал профессию. Слова мадам-ведьмы сбылись. Разумеется это между нами.       На прогулку из двадцати трёх человек вылезло пятнадцать. Билетики в музеи тоже стоят денег. Тратить время на Кайдановского не всем хочется. Мне хочется увидеть его в повседневной обстановке.       — С кем переписываешься? — спрашивает Настюха Серёгу.       — Да так, с «Жориком».       — У тебя снова сыпь на жопе?       Серёга проверяет, услышал ли «Стасик» вопрос, но тому по барабану — Лета поёт с Натахой и «Руки Вверх».       — Нет, у меня прошла сыпь. С «Жориком» я консультируюсь по поводу венерологии. Понравилась мне эта наука.       Серёжа выбрал профессию, но никого в это не посвящает. Венерология — осознанный шаг или вынужденный? Что конкретно привлекло Серёжу в венерологии? Он ведь никогда о ней не заикался всерьёз.       — «Жорик» всего лишь консультант или нечто большее? — Настюха цепляет его плечом.       — На что ты намекаешь? — он, смущаясь, улыбается.       — Два умных человека, общие темы для разговора. Два гея. Поверь, тебя никто не осудит за связь с преподом, — она кивает на Натаху со «Стасиком». — Георгий Альбертович — приятный мужчинка.       — А разве геи не могут просто общаться? Не знаю, дружить, например? Геи тоже люди, а людей сближает не только секс.       — Дело в вашей пассивности, да? Две женщины, и никто не хочет примерить на себя роль мужчины.       — Будь «Жорик» активом, я бы не сблизился с ним.       — Почему? — я вливаюсь в тему. Потому что интересно! Интересно наблюдать за другими и умалчивать о себе.       — Он… — Серёга опускает телефон и задумывается, — интеллигентный, приятный в общении, симпатичный. Мне жаль его. Георгий Альбертович — пример гея, которого окружающие не принимают. Он сломлен морально и частично физически. Хочет обрести счастье, но боится подпустить к себе… актива. Активы — самоуверенные мужики, а Георгий Альбертович — хрустальная ваза. Красивая, хрупкая, винтажная. Такую вазу должен приобрести ценитель — тот, кто поставит её на полку за стекло. Он будет каждый день сдувать с неё пылинки и не допустит, чтобы она разбилась. Я не встречал таких активов. Мужика трахнуть — дело не настолько сложное. Уберечь его от страхов прошлого и внушить обыкновенность любви — работа для психиатра, коим я не являюсь. Партнёры в любом случае придут к сексу. И вот тут наши пути разойдутся. Физиология превыше моральной поддержки. Незачем вступать в отношения, заранее понимая, что к сексу они не приведут. Дай бог, Георгий Альбертович обретёт счастье с мужчиной, а у меня… у меня впереди вся жизнь на поиски второй половинки.       Дурачок, не усложняй. Глянь на Кирилла с Таней. Их не связывает секс, они наслаждаются друг другом. Они учатся друг у друга. «Жорик» открыл тебе глаза на свою профессию, убеди его в существовании чистой мужской любви. Я смотрела «Горбатую гору»! Чистая мужская любовь существует, и никакие бабы ей не помешают!       — И ещё разок! — Натаха ставит заново «Ай-яй-яй».       По дороге едет чёрный Фольксваген. Он. Машина паркуется подальше от белой «шестёрки». Первым выходит… э-э… кавказец? Чёрная куртка, чёрная шапка, чёрная борода и густые брови. Я ничего не имею против кавказцев, но кто это? Мужчина маленького роста нерусской наружности открывает заднюю дверь и подаёт руку ребёнку — мальчику. Мальчишка в джинсах, ботинках, камуфлированной синей куртке и красной шапке. Сын? Нет, похож на русского. Я перепутала машины, что ли? Только Кайдановский ездит на чёрном Фольксвагене? Выходит водитель. Песочное пальто, синие зауженные джинсы, коричневые ботинки. Воротник расстёгнут — внизу тёмно-синий джемпер и белая рубашка без галстука. Накидывает сумку через плечо, снимает очки, протирает переносицу и снова надевает. О чём-то переговаривает с кавказцем и протягивает руку мальчику. Ребёнок с радостью хватается за неё. Кайдановский, мальчик и кавказец. Странное трио.       — Кырылл джан! — акцент набрасывается на Кирилла, целует в щёки, обнимает.       — Рубен джан! — Кирилл треплет за чёрную бороду.       — Тануша ориэрд! — вот этот Рубен тянет губы к Тане. — Какой ты красавыца! Прийатна познакомица!       — Здравствуйте, Рубен, — Таня подставляет щёку для поцелуя.       — Спирицина, сворачивай свою «дискотеку 90-х», — подходит Кайдановский, держа мальчика за руку. Ребёнок по росту доходит ему до середины бедра.       — Песня Вашей молодости, КЭКС, — Натаха выключает колонку. — Все теряли девственность на концертах «Руки Вверх».       — И под какую песню ты потеряла своё сокровище? — Настюха расслабляет шарф на шее. Сегодня не очень холодно.       — Под попурри.       — Тебе удобно? — Кайдановский обращается к Лета на багажнике белой «шестёрки».       — Если ты самый старший из присутствующих, это не означает, что тебе позволительно на всех бухтеть, — «Стасик» спрыгивает с машины.       — Рубен Иванович, — Кайдановский представляет кавказца, — мой коллега, судмедэксперт, — Рубен машет студентам и улыбается. — Рубен не желает в выходной сидеть дома с четырьмя детьми, женой, собакой и енотом. Рубен хочет гулять со студентами.       — Да! И слушат-т «Руки Ввэрх»! — он показывает на обалдевшую Спирицину. — Красавыца, ты мнэ ужэ нравишьсья.       — Аналогично, горячий мужчина, — она поднимает невидимый бокал.       — Рубен, я напомню, что у армян не принято многожёнство.       — Э-э! Мнэ нэлзья дэвочкэ сдэлат комплимэнт?       — У неё есть для этого комплиментщик, — Кайдановский кивает на «Стасика».       — Привет, Рубен, — Лета протягивает руку.       — Привэт, Ста-з, — рукопожатие.       А не слишком много судебных медиков на пятнадцать студентов?       — Это Ваня, — Кайдановский кладёт ладони на плечи мальчика, — мой племянник. Без мата, без похабщины, пожалуйста.       — А сколько тебе лет? — спрашивает у Вани Натаха.       — 7 лет.       — В музей эротики с ним не сходишь, — она надувает губы.       — Со мной можьна сходыт в музэй эр-р-отыкы! Я очын эр-р-отышный!       — Пойдёмте в главное здание, — предлагает староста Аня. — Там посмотрим ассортимент музеев. Уточним, в какие можно с маленькими детьми, а в какие пускают только взрослых.       По дороге к главному зданию я ненароком разглядываю Ваню. Мальчик, как мальчик. Не особо разговорчивый. Общается лишь с Кайдановским, тянет вниз за руку, чтобы пошептать в ухо. Загадочно рассматривает студентов, мне кидает взгляды с улыбкой. У Вани тёмные волосы на голове, судя по бровям. У него мимика Кайдановского — они одинаково морщат носы и двигают губами. Вроде бы похожи, а вроде отличаются. У меня есть тётя, но мы с ней вообще как будто не родственники. Рубен идёт рядом с Натахой. Он напевает армянские песни, она строит из себя армянку в танце.       Кирилл болтает со «Стасиком»:       — Кого мейните из манов?       — Учусь кататься на бензопиле.       — О-о, Хилляс-Билляс, — к обсуждению подключается Серёга.       Возле меня идёт Таня:       — Я же говорила, что Кирилл будет знаком с человеком, у которого армянский акцент.       — Это тебе ведьма сказала, — смеюсь по-тихому.       — Что она тебе сказала, когда приезжала к универу?       Не подходить к Кайдановскому.       — Не о личном, — отхожу от правды. — Об учёбе. Ты же знаешь, что учёба для меня сейчас важнее всего.       Мы выбираем семь музеев: «Эротика», две «Комнаты страха», «Дом-перевёртыш», «Побег из тюрьмы», «Дом великана», «Дом иллюзий». И Ваня повеселится, и взрослые.       — «Музей эротического искусства»! — заявляет Натаха. — Идём туда в первую очередь!       — Не, дайте Ване повеселиться сначала, — предлагает Дима, заместитель старосты. — А то чего он грустный такой?       На Арбате есть контактный зоопарк, но даже мне опасливо дотрагиваться до животных. Вдруг они больные. Мы идём в «Дом великана». Здесь обычные предметы увеличены в размерах. На входе можно сфотографироваться и попросить распечатать снимок или сделать магнитик. Пользоваться камерой и фотоаппаратом разрешено.       — Я отмэчус-с в кажьдой такой штучьке! — Рубен фоткается на фоне будильника и заказывает магнитик.       Огромный стул, огромный стол, кровать и ванная комната. Какого размера тапки?! А у Кайдановского много свободного места на телефоне? Он без остановки фотографирует Ваню. Удивительно видеть, как Кайдановский подсаживает ребёнка на высокий стул. Заботливый и внимательный. Отношения отца и сына. Шапку с Вани снимет, куртку снимет, волосы поправит.       — Спирицина! — зовёт Серёга. — Я нашёл твой размерчик! — показывает на огромный белый лифчик.       — Пошёл ты! — Наташка посылает его «факом» на пальце.       — А великан, оказывается, девочка, — «Стасик» подыгрывает Серёже. У Лета под курткой розовой свитшот подружки. Мужчина с сюрпризом.       Кайдановский больше внимания уделяет Ване, а не студентам. На нас периодически оборачивается, проверяет, ведём ли мы себя адекватно. Меня не привлекают шалости, за которые, между прочим, я заплатила деньги, я взгляда не могу оторвать от Кайдановского в расстёгнутом пальто и с детской курткой в руке. И чего ты не завёл ребёнка в браке? Ты же тащишься от того, что гуляешь с племянником.       — Наташэнька ориэрд, — Рубен в большой пачке сигарет — выше его роста, между сигаретками — протягивает Натахе телефон, — фотографны мэнья, поджалуста.       Рубен забирает готовый магнитик, и мы отправляемся в два места сразу. Натаха под ручки с судебными медиками зависает в секс-шопе.       — А почему я думала, что это эротический музей? — не понимает она.       — Потому что ты вечно думаешь о мужских письках! — упрекает Серёга. — «Точка G», он же «Музей эротики», в другом здании.       — Э-э, тут и жэнскый эсть, — Рубен указывает волосатым пальцем на резиновую вагину. — Наташья, тэбьэ разсказат про жэнскый орган?       — Да, пожалуйста, Рубен, а ты, — она толкает «Стасика» в спину, — слушай его и запоминай.       Кайдановский берёт Ваню на руки и прижимает лицом к груди, закрывая глаза от резиновых членов. Фальшивые письки меня не интересуют, поэтому я с куратором и половиной группы иду в тёмный закуток — «Комнату страха».       — Маленькому ребёнку нельзя, — оглашает условие парень за тумбой. — Вход только для взрослых. Прошу оставить личные вещи и мобильники. Снимать запрещено. Вас и так снимают. Запись можно купить после прохождения «Комнаты страха». Также разрешено сфотографироваться с Гошей за отдельную плату.       — Гошей? — переспрашивает Кайдановский.       Парень показывает в сторону на куклу. Чудик, размером с ребёнка, в мальчишеской одежде. После «Дома великана» Ваня значительно повеселел и подружился со студентами. По дороге сюда он играл в кулачки в Димой. Кайдановский просит фотографа, того самого парня за тумбой, запечатлеть его и Ваню с Гошей. Непонятное чудовище не пугает ребёнка. В комнату пускают по четыре человека. Вход с одной стороны, выход — с другой. Неизвестно, что за чёрной ширмой. Сейчас там Кирилл с Таней и Дима с Аней. На очереди Серёга и Настюха.       — Кто с нами? — спрашивает Настя. — Нелли, идёшь?       — Да-а-а… а-а-а… не знаю даже.       — Пойдём с нами. Я не хочу идти с Андреем или Галей.       — Ты боишься? — подшучивает Серёга. — В хоррор играешь и боишься тёмной комнаты?       — Игра игрой, в реальности же…       — КЭК, идите четвёртым, — перебивает меня Настюха и обращается к Кайдановскому, у которого на ногах качается Ваня.       — Я не могу оставить Ваню на студента.       — Еба-а-а-а! — доносится из секс-шопа радостный вопль Натахи. — Волшебная палочка для розовой феи!       Мы с Серёгой понимаем, что имеет в виду Наташка, поэтому начинаем ржать.       — КЭК, я очень не хочу, чтобы в нашу троицу подсосался неприятный мне человек… — в это время из комнаты выходит первая четвёрка. — Вот! Таня посидит с Ваней! Таня ответственная. А с Таней — Аня. Они обе ответственные.       — Следующий кто идёт? — спрашивает парень перед ширмой.       — Ванюша, — Настюха берёт за руки Ваню, — посиди пока с Танюшей. Дядя Эдик придёт к тебе через пару минуточек.       Мы с Серёгой перестаём смеяться, потому что Настюха тянет к ширме Кайдановского, а к ней подключается и Серёга — тянет меня.       — Личные вещи, — напоминают нам перед входом.       Кайдановский кладёт сумку на тумбу и вытаскивает из кармана пальто телефон. Наши пожитки тоже остаются.       — Вань, я скоро приду, — Кайдановский оборачивается на сидящего на коленях у Тани племянника.       — Хорошо. А я с Таней, — он обнимает её за шею.       Две пары друг за другом. За Серёгой — Кайдановский, потому что они оба высокие. За Настюхой — я, потому что она не такая высокая, как парни. Парни. За ширмой оказывается бетонный коридор. Свет минимальный, но более менее видно. Настя берёт Серёгу за руку. Я не осмеливаюсь.       — КЭК, Вы же спасёте нас?       — Обухов, я оставлю вас тут, а сам убегу.       — Вот тебе и судебный медик.       Это витиеватый коридор, который мы должны преодолеть. Серёжа с Настей медленно, шаг за шагом, ступают вперёд. Мы сзади топчемся, как пингвины.       — Обухов, можно побыстрее? Из-за тебя нас с Нелли, — «нас с Нелли» хорошо звучит, — съедят, а вы и не поймёте, потому что забыли, что сзади вас идут люди.       Страшные звуки набрасываются на четырёх человек. Чёрные шторы на стенах шевелятся. Настюха пищит, и от её крика я хватаю Кайдановского за руку. Дауниха! Тёплая рука, короткие пальцы. Сильная рука. Я пялюсь то на кисть, то на Кайдановского. Он смотрит вперёд и проводит большим пальцем по фалангам. Крепче сжимает. Не знаю, от чего я срусь: от того, что Серёга за ручку убегает с Настюхой, или от того, кто неожиданно надвигается на нас с Кайдановским сзади.       — Не бойся. Это не взаправду. Это всё не настоящее, но нам надо бежать, Нелли.       У тебя ноги длиннее, чем у меня. Но я моложе. Кто быстрее бегает? Сейчас не место и не время это узнавать! Мы бежим! Ничего не видно, но мы бежим! От кого — понятия не имею! Кайдановский не разжимает руку, а я цепляюсь в бицепс, чтобы от волнения не отпустить его. Как в такую маленькую комнату помещается нескончаемый коридор?! Пространство расширяется. Чудесно! Пила заводится сзади. Откуда взялся бензопильщик сзади?! «Стасик» на Хилли-Билли прилетел?! Я запутываюсь в ногах и отпускаю руку Кайдановского. Ну ёб твою мать! Вот те идиотки, которые бегут по прямой от маньяка и падают, — это я! А я ещё удивлялась, глядя такие моменты в фильмах, как можно запутаться в ногах и ёбнуться?! А тут к тому же камеры снимают? Не надо никакой записи! Я не падаю, потому что Кайдановский ловит меня в нескольких сантиметрах от пола, подхватывает под мышки и бежит со мной на свет — хорошо, что не тот — на выход. Меня тащат, как мокрую, грязную, вонючую тряпку. Стопы не соприкасаются с полом, я хватаюсь за кисти, что обхватывают талию. Нас встречают аплодисменты, овации и Натаха с небольшой коробкой.       — А мы вас видели! — Кирилл показывает на монитор, где транслируется запись с моим фееричным «падением на пол». Ты так говоришь, будто спалил парочку за сексом — так радостно, с улыбочкой.       — А кое-кто нас кинул, — Кайдановский ставит меня на пол. — Всё в порядке? Не ушиблась? Я больно тебя схватил?       — Не-е-не-е-ет… — Лимпер, блевать тянет? Опять заикаешься, когда он к тебе обращается.       Кайдановский забирает Ваню у Тани и провожает взглядом очередную четвёрку в «Комнату страха».       — Гляди, чё взяла, — Натаха суёт мне под нос коробку, где нарисован розовый фаллоимитатор на присоске. «Длина 20 см. Диаметр 4,8». Куда тебе такой? «Привет, я твой оргазм». Добрый день. — Как тебе?       — Спирицина, убери это чудовище! — Кайдановский нас спалил.       — Не знаю, я бы предпочла натуральную раскраску, — смотрю на Кайдановского: достаёт из сумки бутылку воды и открывает для Вани, — и чтобы вены были видны.       «Дом иллюзий». Картинки на стенах и полу расположены таким образом, чтобы фотографии получились впечатляющими.       — Эдик-Эдик, глянь на меня, — «Стасик» прикладывает голову к дулу стреляющего револьвера.       — Тебе идёт, — Кайдановский стоит рядом со мной. — Как думаешь, что останется от его головы, будь выстрел настоящим?       — Ствол вплотную. Разнесёт половину головы, как минимум. Умрёт моментально.       Мы говорим о смерти, о причине смерти, о её последствиях. Гуляем и говорим о смерти. Заебись. С Кайдановским по-другому не может быть.       — Сфотографируешь меня с Ваней? — он передаёт телефон. — Тут много мест для фотографий на двоих.       — Да, конечно.       Ты не предлагаешь сфотографироваться вместе. Кто я тебе? Никто. Твой личный фотограф. Можно в открытую любоваться тобой и не шарахаться. Сколько новых рамок появится с фото на память? Я бы с удовольствием положила маленький квадратик с твоим лицом в кошелёк. Мы разделяемся на тройки и группки. У меня тут фотосессия с Кайдановским и Ваней, Ваня лично проверяет отснятые кадры. Натаха со «Стасиком» играют в принцесс и драконов, причём к ним подключается армянский дракон. Танька прячется от Джека Николсона из «Сияния». И кто тут взрослый? Кто тут ребёнок?       — Пи́сать не хочешь? — Кайдановский застёгивает на Ване куртку после прохождения иллюзий.       — Хочу, — кивает.       — Я тоже хочу. Пойдём поищем.       Ну как бы платные туалеты есть на Арбате, но кто знает, чья жопа сидела на унитазе. Мы отправляемся в «Мак». Часть идёт делать свои дела, другая — перекусить, хотя мы не планировали.       — Куда дальше? — Кайдановский забирает у кассира купленную бутылку воды.       — В другую страшилку, — Натаха жуёт двойной чизбургер. — Вот в эту я пойду. Там клёво. Там свиные туши подвешены к потолку, — поворачивает голову на «Стасика», поедающего с двух рук вишнёвый пирожок и чикенбургер. — Станислав Валерьевич тоже пойдёт со мной.       — Наташ, ну я только поел.       — Ой, всё! Ничё не знаю. Судмедэксперт, а дохлых тушек боится.       Признаться, и я побаиваюсь свиных туш. Веет «Пилой». Очередная «Комната страха» не граничит с секс индустрией, но детям снова вход воспрещён. Пока ребята проходят, наверное, коридор, Кайдановский с Ваней пересматривают фотки из «Дома великана» и «Дома иллюзий». Ждущие слышат визг — это Лета увидел свиные туши. Слабак. Время проходит быстро, видимо, комната меньше предыдущей. Я отказываюсь идти, потому что достаточно даунихи с бензопильщиком.       — Всё? — спрашивает Аня. — Все прошли?       — Нелли не ходила, — выдаёт меня Галя. Ах ты, сука! — И КЭК, потому что с Ваней сидел.       — Я не пойду, — отмахиваюсь. — Давайте перейдём к следующему музею?       — Рубик, — Кайдановский подзывает коллегу, — присмотри за Ваней, — оставляет сумку и подходит ко мне. — Пойдём, — протягивает кисть ладонью вниз. — Глянем, что там за страшные свиньи, которые всех пугают.       Ты хочешь моего позора или вновь потаскать меня на руках? Ради второго я могу пробежаться по Арбату голой. Нет, не будем. Обнажение выстреливает в предтрахательный момент, но ты же не разденешь меня после того, как отвезёшь Ваню домой?       — Идите один, — не принимаю его приглашение. — Туда можно идти одному.       — Не хочу бояться в одиночестве, — он снимает с моего плеча поясную сумку и внаглую берёт за руку. — Только Ване разрешено не посещать «Комнату страха».       Ты за полгода столько не трогал меня, как за последний час! Как наладить связь с ведьмой?! Мадама, не колдуй! Перестань устраивать мою личную жизнь! Спасибо! Но я без понятия, что делать!       В прошлой комнате свет был холодным, в этой — тёплый. Тёплая рука не держит меня. Пока за нами никто не гонится. Это хорошо. Хрень всякая по сторонам — антураж. Пахнет? Сыростью. От запаха крови я бы блеванула. Будущий стоматолог! Ты же хотела зубы людям вырывать! И вообще, медики бесстрашные? Шесть лет в универе задумываюсь над этим. Пф, я трупы видела! На аутопсии присутствовала, а тут…       Три свиные туши свисают с потолка. Они грязные. Они в крови. Под ними лужи. Рядом стол с инструментами и лезвиями. Пиздец, я в пыточной!       — Нет-нет-нет! — упираюсь стопами в пол, упираюсь спиной в Кайдановского сзади. — Обратно. Пойдёмте обратно! Я не пойду дальше! — Лете можно орать, а мне нельзя? Девочкам разрешено всё.       — Нелли-Нелли, — я бодаю его затылком в грудь, если это возможно. Кайдановский обхватывает меня за талию и подталкивает к свиньям. — Подойди и посмотри. Они ненастоящие. Муляж. Они не набросятся на тебя.       Да знаю я, что они не набросятся! Они страшные! А вдруг кто-то другой набросится из тёмного угла? Или ты, например? Второе было бы лучше. Я бы не сопротивлялась. Убираю нахер руки Кайдановского с живота и отскакиваю от него. Что за состояние? Паничка? Хочу убежать отсюда, но ноги врастают в пол.       — Нелли, — Кайдановский подходит к свиным тушам, — они ненастоящие. Видишь? — обводит рукой одну, но не касается. — Они не пахнут ничем. Игрушка, купленная Спирициной, выглядит устрашающе.       — Да, розовый — ядовитый цвет.       — Давай, — его голос улыбчивый, его рука протянута. — Ты смелее Лета. Я знаю.       Ой, не подлизывайся! Я знаю, что тебя за верёвочки дёргает мадама. Да и пускай. Главное — это не сон. К сексу следует подходить медленно, он не происходит спонтанно. Мы не Лета со Спирициной, но секс у нас будет. Сейчас ты мне протягиваешь руку, а потом всунешь… ой, всё! Блять, твой член из сна встал перед глазами, и я села перед тобой на колени. Какая-то неправильная паничка.       — Нел-л-ли.       Не надо, а то я поплыву!       Ну не такие уж свиньи и страшные вблизи. И чего Лета орал? Это силикон? В кетчупе? Ладно, цепи настоящие. Пятачок у одной плохо сделан — криво. За что я платила деньги?! Надувательство.       — А ты боялась, — голос Кайдановского в левом ухе. Его тембр поднимает мурашки от шеи до виска. Берёт меня за руку, пока я рассматриваю муляж. — Пойдём. Нам надо выйти отсюда.       Войти, выйти, уйти — веди меня куда угодно. Держась за руки, мы покидаем «Комнату страха». Никто на нас косо не смотрит. Все держатся за ручки, когда им страшно, или чтобы успокоить.       «Дом-перевёртыш». Пол на потолке, потолок на полу. Ванная, кухня, комнаты. Ваня прямиком бежит в детскую на игровую машинку. Кайдановский переворачивает его вниз головой и сажает в авто. Спирицина прёт на кухню, конечно же! Я достаю из кармана телефон и фотографирую дядю с племянником.       — Скинешь потом по WhatsApp’y?       А ты — нюдсы? Согласна!       Он фотографирует меня на свой телефон в ванной. Романтичненько. В ванне хочешь, да?       — Скинете?       — Я подумаю, — что за блядская улыбочка? Флиртун.       «Побег из тюрьмы». По трое. Желающих мало. Рвётся «Стасик» и Натаха. Он идёт с Рубеном и Настей. Спирицина…       — КЭКС и Нелли, за мной! Не зря я смотрела четыре сезона «Prison Break». Я — Майкл Скофилд без татухи!       Первая тройка заканчивает квест.       — Ыдыотына! — орёт Рубен на «Стасика». — Из-за тэбья нас шуть нэ поймалы! Два часа водыл глазами по книгам, исча подсказьку! Настэнка сразу тэбьэ сказала, какой код-д! Нэт! Надо провэрит всэ польки с кныгами!       — Рубен, какой код? — Кайдановский снимает пальто.       — Э-э! Нэ жулнычай, старый пэн! Я тэбья нэ знай! Я сбэгал с другими.       Вход через камеру. Фотка — таково правило. Мы не сбежали, но нас уже поймали. Табличку с ноунеймами держит Кайдановский. Он в центре, по бокам две тёлки. Ну я не особо похожа на тёлку с короткой причёской и в тёплой клетчатой рубашке.       — Часики снимаем, — просит парень с наручниками в руках.       Кайдановский расстёгивает часы на металлическом ремешке, но не успевает убрать их в карман джинс, как Натаха выхватывает и надевает под костяшки между большим и указательным пальцами.       — Вот так надо носить. Мы в тюрьме, ху… ладно.       Три соединённых общей цепью наручника на правые запястья. Впереди меня Наташка, сзади — Кайдановский. Я — колбаса в бутерброде.       — А что делать? — не понимает Кайдановский.       — Сбегать, — отвечает парень. — Идите по трубе, найдите комнату и сбегите. Удачи!       За нами завешивают штору. Через камеру мы проходим за стену.       — Так, у меня длинные и ловкие пальцы, у КЭКСа — мозги, Нелли, ты за стелс.       — Что такое стелс? — Кайдановский топчется за спиной.       — По-тихому всё делаем, КЭКС. Не истерим и шепчемся.       — Спирицина, это ненастоящая тюрьма и побег из неё… — я тяну его за собой, потому что Наташка быстро отвинчивает заглушки на трубе.       — Берегите мозги и лапайте трубу. Нелли не лапайте, — а я и не против. — Будете зудеть, я сломаю Ваши часы, — мы отходим от входа на пару метров, как Натаха внезапно совершает ошибку. — Блять! Назад возвращаемся. Я напутала тут. Надо изъебнуться и перевернуть наручник, чтобы он обошёл заглушку.       Наташка толкает меня. Я толкаю спиной Кайдановского. Колбаса прилипает к хлебу. Поясницей чувствую бляшку ремня. Затылком — воротничок белой рубашки. Слышу: «Ц». Поднимаю голову — у Кайдановского тоже поднята голова, глаза смотрят в потолок. А чего ты «цыкаешь»? Желваками под бородой двигаешь. Задницей чувствую… нет, не то самое! Но его ширинка знатно выпирает. Не ври, я тебе ничего не подняла!       — Наташ, можно быстрее? — просит он.       — Всё, готово. Погнали.       Натаха сильно тянет меня вперёд и резко останавливается перед новой заглушкой. Спасибо, что не длинный штырь упирается мне в жопу! Кайдановского останавливает моя спина. Или жопа. Или и то, и то, потому что лопатками я ощущаю его грудь — сосочки не затвердели? Ну вот мы и потёрлись друг о друга. Было здорово. Мягенько так. И я продолжаю утверждать, что ничего у тебя не встало! Комната с книгами и железная дверь на кодовом замке.       — КЭКС, за дело!       По команде Наташки Кайдановский принимается искать четыре цифры. Находит первые три, последняя попадается мне на глаза. На свободу. Десять метров до выхода. Бежим друг за другом, последний Кайдановский. Ты за всю жизнь столько не бегал, да, сколько за сегодня? Нас освобождают от наручников. Квест пройден. Натаха возвращает часы. Рядом с камерой находится ростомер, как для преступников в тюрьме. Ване по возрасту не положено «сбегать», но фоточку с табличкой задержанного — разрешено.       — А у меня тоже есть, — «Стасик» показывает глянцевую фотографию.       — И у мэнья, — какой рост у Рубена? Метр шестьдесят? Меньше? — Старого пьнья нэ хватаэт.       Кайдановский встаёт спиной к ростомеру — 176 — и поднимает табличку к груди. Соблазнительный преступник. За что задержали? На убийцу не похож, но взгляд опасный.       Кайдановский считает студентов по головам и теряет одного:       — А где Маликов?       — Канул в забытье, — Натаха облокачивается на плечо «Стасика». — У него только один трек норм — «Ты одна, ты такая. Я тебя знаю». Там ещё клип в ванной и тётка с когтями. Маликов после этого ничего годного не сочинил и волосёнки свои не состриг. Жаль. Я про всё сейчас говорю.       — Спирицина, я о другом Маликове!       — Кого потеряли? — Кирилл выходит из-за угла, надевая куртку. — Расстроились, КЭК, что больше не наденете на меня розовую «пижаму»? Да тут я. В туалет ходил. Тут кстати есть туалет, кому нужен.       Девятнадцать человек разделяются поровну, относительно. Часть идёт в «Музей эротического искусства» — конечно, Рубен, Натаха, «Стасик», Серёга и так далее. Другая часть — обедать. Кирилл и Таня возвращаются в «Мак».       — Нет, мы такое не едим, — Кайдановский ведёт под ручку Ваню в «Перекрёсток».       Это ли мой шанс? Отказаться от Биг Мака в пользу… чего? Я так-то есть хочу. Не покупать же салат в коробке. В «Перекрёстке» продаются вкусные булочки. Во, их возьму. Кто идёт с Кайдановским и Ваней в «Перекрёсток»? Я. Только я одна. Дура! Не слишком ли это палевно? По дороге в магазин Кайдановский выкуривает сигарету — Ваня не против, в смысле табачного дыма и запаха. Возможно, у него родители курят, и он привык к сигаретам.       Кайдановский берёт для Вани мультифруктовый сок и булочку с вишней.       «Сырок творожный Ростагроэкспорт с варёной сгущёнкой», такой же «с ароматом ванили», полный каталог «Б.Ю. Александрова», «сырок творожный Свитлогорье с ванилином», вот этот Роста… «с ванилином» — какая разница? «Чудо кокос», «Чудо Шоколад», «Советские традиции со сгущёнкой»… да сколько вас?! Стою у холодильника с вишнёвой булкой в руке и не понимаю, какие глазированные сырки нравятся Кайдановскому. Нет, я не хочу ему купить. Я хочу понять.       — Не можешь определиться? — он бесшумно подходит справа.       Поднимаю взгляд тупорылой девки:       — Не-а. Их так много, цены у всех разные…       — Вот этот возьми, — он наклоняется к полке, забирает из картонной коробки сырок, проверяет дату изготовления и передаёт. — Сегодняшний. Самый вкусный и недорогой. Начинки в меру, шоколадка и творог плотные. Если ты, конечно, ешь варёную сгущёнку?       «Сырок творожный Ростагроэкспорт с варёной сгущёнкой глазированный» — читаю на упаковке. Кайдановский натягивает губы в подобие улыбки.       — Мне эта фирма, — указывает пальцем на сырок у меня в руках, — больше остальных нравится. Всегда беру.       — А-а, спасибо… — прижимаю сырок к груди. — А где Ваня?       — В кассу очередь занял. Ты всё взяла? — смотрит на сырок и булку.       — Да… а, ещё попить осталось.       — Рядом с кассой вода. Я всё взял, — треугольные сэндвичи и круглое печенье «Милка», — тоже осталась только вода.       Он выбирает минеральную без газа, я — Колу. Каждый платит сам за себя, кроме Вани.       — Не против, если мы посидим в каком-нибудь дворе на площадке? Тут хоть и есть лавочки, но проспект слишком близко и много машин.       — Пойдёмте, — а тебе лишь бы с ним уединиться, да, Лимпер? Что говорила ведьма? Избегать его. Но Кайдановский вроде хорошо выглядит и в приподнятом настроении.       Мы садимся на скамейку на детской площадке. А как мне есть при тебе? Между нами упаковка «Милки».       — Угощайся, — он открывает печенье.       — А-а-м, спасибо, у меня своё, — пихаю в рот булку, чтобы заткнуться.       — А почему у тебя хлеб чёрный? — Ваня залезает на коленки Кайдановского и кусает такую же булку, как у меня.       — Это, — он жуёт и читает этикетку, — угольный хлеб. Понятия не имею, что это такое. Тут индейка, моцарелла, перец гриль, салат и пикантный соус.       — Звучит вкусно, — открываю бутылку Колы.       — Да, я тоже повёлся на описание, — Кайдановский кашляет и раскрывает рот. — О-остро-о. Вот это пикантный соус! — Ваня подаёт ему сок с трубочкой, я — круглую печеньку. — Нет, не надо, — кашляет в кулак, отворачиваясь от нас.       — Не любите острое? — прекращаю есть.       — Не до такой степени, — шея и щёки краснеют. — Сладкое с острым — странное сочетание, никогда его не понимал.       — Если хотите, можем поменяться, — протягиваю вишнёвую булку, немножко надкусанную.       — Э-м, а ты не против? Этот бутерброд действительно очень острый.       — Я люблю острое.       — Надо было всё-таки брать обычный с ветчиной, — смотрит на следы зубов на чёрном хлебе. — Бери второй, этот я выкину.       — Потому что надкусили? — пью Колу и передаю ему булку в целлофановом пакете. — Я тоже согрешила.       Мы меняемся едой. Вишня течёт по седой бороде. В сэндвиче сладкий чили, горчица и Шрирача — адская смесь.       — Как у тебя с учёбой? — Кайдановский передаёт печеньку Ване, потому что мальчик съел свою булку. — В последний месяц я выпал из процесса, не знаю, что происходит в университете, как дела у моих студентов.       — Обухов нашёл своё призвание в венерологии.       — Да ладно! — он широко раскрывает глаза. Информация настолько поражает, что Кайдановский охеревает, не успевая откусить от булки. — «Жор…»       — Да-да, тот самый Георгий Альбертович. Обухов учится у него в клинике после учёбы. Серёжа загорелся профессией.       — Вот только об учёбе не надо забывать. Сначала она, потом работа.       — Кто бы говорил, Эдуард Карлович, — перехожу на второй сэндвич, запиваю острый соус газированной водой.       — Маликову нужен хороший пинок. Уже все дописали дипломы, а он ещё не начал.       — Есть перспективы?       — Есть, — Кайдановский кивает. — Рубик его поднатаскает в практической части, а мне меньше заниматься бумажной работой, — голос перебивает сосание сока из трубочки. Ваня стреляет в меня глазками.       — Как дела у енотика?       — Неделю назад видел его. Рубик счастлив. Ты не ответила на мой вопрос, — Кайдановский бросает в мусорку два целлофановых пакета из-под булок. Запивает перекус водой. — Выдерживаешь нагрузки в университете?       — Увы, маловато выходных. Каждую неделю хочу прогулять какой-нибудь день. Семестр начался месяц назад, а я думаю о конце, — «конце» — плохое слово. — Говорю, как есть, Эдуард Карлович, — вибрирует телефон в поясной сумке: Натаха фотку скинула.       — Почему не прогуляешь? — интересуется Кайдановский.       — Прилежные студенты не прогуливают, они терпят, — улыбаюсь в экран телефона. — Хотите посмотреть на коллег?       — Если захочешь прогулять, предупреди меня, — он видит перед собой фотографию Рубена и «Стасика» на фоне картины, где изображена трахающаяся парочка в поп-арте. — Скинешь мне? — смотрит в сторону, не на экран, а на меня.       — Домой приеду, перешлю фотки, — выкидываю упаковку от сэндвичей и ворую одну печеньку.       — Вань, твоя мама меня прибьёт, — Кайдановский поднимает на нём красную шапку, чтобы на брови не давила. На улице светит солнце, тепло, но зима ещё не закончилась.       — Почему? — Ваня висит у него на шее.       — Потому что я обещал приехать к обеду, а в итоге три часа дня, и я кормлю тебя сладкой булкой и соком вместо супа. Нельзя мне доверять детей. Твоя мама больше никогда не отпустит тебя со мной.       — На знала, что у Вас есть племянник, — открываю глазированный сырок и надкусываю: вкусненький творожок, достаточно сгущёнки и хрустящий шоколад. Молочное после острого — пофиг. Секрет Кайдановского раскрыт.       — Я тоже не знал. Так получилось, — его руки лежат на ногах мальчика. — Ваня — сын моего брата-близнеца.       — О-о, у Вас есть близнец? — удивление на лице пропадает, потому что Кайдановский качает головой. Видимо, что-то не так.       — Мой папа делал татуировки, а у Эдика есть улитка Крыса, — Ваня целует бородатую щёку. — Эдик обещал и мне купить такую Крысу, но моя мама этого не знает, ей не надо это знать. Это наш с Эдиком секрет.       Кайдановский умиляется:       — Нелли, где вы покупали мне улитку?       — На Авито. Спирицина ездила забирать.       — Значит, надо как-то узнать у Спирициной, — он замечает, что я съела сырок. — Как сырок?       — Вкусный, — делаю довольное лицо. — Возьму на заметку.       — А я говорил.       Ваня снова по-детски со мной флиртует:       — Нелли, а ты дружишь с Эдиком?       Чуть вода поперёк горла не встаёт! Я откашливаюсь и вытираю влагу со рта.       — Нелли — моя ученица. Думаю, можно сказать, что мы дружим?       Нельзя отцепить от него Ваню. Нельзя сейчас не замечать Ваню. Дети видят то, чего не могут разглядеть взрослые.       — Если ты с ней не дружишь, — Ваня шепчет Кайдановскому на ухо, но подглядывает за мной, — подружись, потому что она мне нравится. У неё короткая причёска — красивая и кучерявая.       — Эдуард Карлович, а сейчас лучше, чем было до этого?       Он опускает взгляд под очками на упаковку печенья с шоколадной крошкой. Ты вспоминаешь случившееся с тобой за последний месяц? Глаза прыгают по печенькам. Или ты смахиваешь слёзы? Прошли ли они? Прошла ли та боль, о которой говорила ведьма?       — Я думаю, это финал, который дался мне нелегко. Слишком много потерь, но я уверенно могу сказать, что счастлив, потому что моя мечта наконец-то сбылась.       Он поднимает на меня глаза — нет слёз. Тяжёлый этап позади. Ты справился. Идём вперёд к намеченному будущему.       Я кладу руку на пальцы Кайдановского:       — Да, Вань, мы с Эдуардом Карловичем — друзья.