Управление мёртвыми. Дело № п/п 2

      Conversion, software version 7.0.       Looking at life through the eyes of a tire hub.       Мартинсы стучат по лестнице. Первый этаж. Плитка на полу. Дарон Малакян щиплет струны в мозгу. Коробка для ненужной корреспонденции. Газеты, рекламки. Распродажа обуви и курток! Не за горами весна! Люди любят р а с п р о д а ж и. «Новости района» прячут главное событие этого вечера. Фееричный выход на сцену. Взрывной номер. С к и д ы щ ! Даун не доел «русского француза» — салат Оливье достоин большого мусорника. Коко Шанель воняет зелёным горшком и тухлыми яйцами. Будь моя воля, я бы отогнал «чёрный фольк». Трупы не должны пахнуть помоями.       Достаю барсетку из коробки с газетами и прячу под куртку. Бабка, девка и баба мёрзнут на лавке. Шоу кончилось, дамы. Артист в гримёрной отходит от представления. Б е с п л а т н о е.       — До свидания, товарищ лейтенант, — прощается со мной полицейский.       Я обвожу взглядом машину «скорой помощи». Они не заведут твоё сердце. Провожу пальцами по дверцам чёрного Фольксвагена, очищая металл от тонкого слоя снега. Прекрасно умереть зимой. Холод станет твоей вечностью. На жаре плавится кожа.       Eating seeds as a pastime activity.       The toxicity of our city, of our city.       Пунто припаркована за торцом девятиэтажного дома. С водительского я вижу место происшествия. Я поздно приехал. С л и ш к о м. Чёрный ангел разбежался и взлетел в Небеса. Кладу на соседнее сиденье рисунок в файле. Из бардачка достаю сотовый с множеством пропущенных от «Любимая попка». Л ю б о в ь с у щ е с т в у е т. Почему слёзы не текут? Пиздец, как хочу плакать! Убираю мобильник в барсетку и кладу её рядом с рисунком.       You, what do you own the world?       How do you own disorder, disorder?       Поездка в тишине. Голос Сержа Танкяна скачет из полушария в полушарие. Отстойная причина для встречи. Мы впервые увидимся, но о тебе я слышал предостаточно. Он тебя о б о ж а л. Ты постоянно находилась у него в голове. Самой яркой краской в его жизни была т ы. Ты у него не под кожей, как серая. Тебя много в его организме. Ты — кислород. Он перестал дышать.       Now, somewhere between the sacred silence,       Sacred silence and sleep.       — Я у подъезда, — говорю женщине на том конце. — Скажи код. В дверь звонить не буду, не хочу пугать Ваню.       Четвёртый этаж. Деревянное полотно, похожее на плитку горького шоколада. Шкрябаю короткими ногтями. Нарушаю блядскую тишину. Назойливая блоха в идеальном мире. Никак меня не прогнать с золотой шерсти. Все дохнут. В с е. Я никак не подыхаю. Не кусаю, не щекочу лапками. Порчу жизнь своим присутствием. Нажмите «delete» и сотрите меня с белого листка. Я устал проёбывать время, данное при рождении.       Дверь открывает женщина. Каре, собранное в хвостик. Тёмные глаза. Спортивные штаны и футболка. Шерстяные носки. З а п р а в л е н н ы е. Я знаю твои привычки. Ты плакала. Ты чувствуешь беду.       Я отдаю ей барсетку и рисунок в файле. Я не привёз твоего мужа.       — Нет, Арман… нет… — она оставляет дверь открытой и отходит назад. — Скажи, что это неправда. Это не он.       — Мария, мне очень жаль.       Я видел литры женских слёз. Меня не трогает чужое горе. Это ваше горе, а не моё. Чего мне-то реветь? Она сдерживает порыв пиздеца, ведь время уже позднее — маленький мальчик на рисунке живой и, скорее всего, спит. Боль — физическое чувство, оно не имеет массы. Горе — душевное, оно весит тонну. Огромный дом обрушивается на женщину ниже меня ростом. Ноги не выдерживают. Я ловлю её, не давая упасть, и мы оба оседаем на пол, как снежинки на чёрный Фольксваген. Рисунок и барсетка выскальзывают из рук. Нос вдыхает запах приторной кожи на груди. Пятнашку отдал за куртку так-то. Я обнимаю женщину, которую впервые вижу вживую. Она красивая и любимая. Теперь ей это будет говорить только сын.       — Почему он умер?… Арман, почему он умер?       — Я не знаю.       — Он не мог врезаться… нет… он никогда не садился за руль пьяным.       Мария не отпускает меня, держится, чтобы не уйти на дно. Я — дверь, на которую ляжет Джек. Мы выберемся из холода, и ты не станешь частью Титаника. Я не буду помнить тебя восемьдесят лет.       — Завтра вскрытие. Завтра я получу ответ на вопрос.       — Забери его документы. Кайдановский должен знать.       — Узнает. Вот увидишь, он всё узнает. А потом мы вместе…       …похороним твоего мужа и отца вашего ребёнка.       — Он… скажи, он такой же…       Одно лицо. Один рост. Одно телосложение. Один голос. Б л и з н е ц ы. Левая стопа. Я обосрался, когда услышал его голос. Я давно спятил.       Как хочется плакать!       Пиздец!       Мне чертовски хуёво!       — Да.       Маленький мальчик спит и верит, что наутро увидит папу. Он обрадуется рисунку. Последний жест отца. Я знаю, что в барсетке ещё одна вещица. Идеальные цветы для Марии — васильки. Металл — свинец. Он хочет, чтобы ты сделала татуировку. Он хочет.       Пиздец, я не умею плакать!       Ради приличия не могу выдавить слезинку.       When I became the sun,       I shone life into the man's hearts.       Кладу барсетку с документами в бардачок. У меня в машине живёт Рогволд. В о л л и. Никогда так тебя не называл. Розовая таблетка умирает под языком. Когда будет ломка, я заплáчу. Ненавижу ломку. Не умею плакать.       Пиздец, забыл выгулять собаку!       Безжалостный убийца. М а н ь я к всех повесил на крюк и закрыл люк. Сущность довольна. Пятьдесят тысяч бладпоинтов. Г Г.       Conversion, software version 7.0.       Looking at life through the eyes of a tire hub.