Война трёх миров

Беспокойное чувство, словно воздух, ходило по комнате, еле заметные пылинки, что так были похожи на снег, поднимались и падали. Размеренное дыхание и медленно поднимающаяся грудь давали зелёный свет глубокому сновидению. Помещение тёмное, немного сырое после уборки, на грани сна и бодрствования стекали капли горячей воды. Тихий стук капель убаюкивал, напоминал дождь после палящего летнего дня. Кап-кап, лёгкий аромат больничных лекарств ускользал сквозь трещину спящего сознания. Она дремлет, она находится не здесь, где-то слишком далеко. Слишком далеко для понимания, но её мысли остаются здесь, приземлёнными, кружатся вместе с пылью и воздухом. Вдруг, ресницы дрогнули, посылая красное «стоп» разуму, "хватит, прекрати". Руки задрожали, будто в приступе пытаясь ухватиться за плотную ткань спального мешка, но мышцы ещё не могут этого сделать, слишком слабые после отдыха. Слабым остаётся и сознание, что попало в ловушку кошмара. Кап, шипение, открываются тяжёлые двери автоматического механизма. Тишина, заставшая её врасплох, давит, она чувствует это, дикий ужас, стоит на пороге её просторной комнаты. Он молчит, словно хищник выжидает прыжка для молниеносного удара. Но ничего не происходит. Кап-кап, он ходит по комнате, его взгляд сфокусирован на ней. Его тень впивается когтями в глотку, вырывая тихий хрип. "Останови это. Сделай что-нибудь". Бледные губы шепчут ей на ухо, тихо-тихо, достигая самых дальних потёмок, чтобы сказать: "Ты меня разочаровала." — тянут слащаво они. Она хочет запротестовать, но знает, что это бесполезно. Его тяжёлый вздох, словно буря, сносит последнее от здравого рассудка. Пора. Глаза распахиваются, зрачки сужены, полные ужаса. На соседней стене красовалась мокрая дорожка. Похоже, кто-то принимал душ, трубы прорвало от неисправности времени. — Нужно сказать Уиллу, пока нас здесь не затопило... — тихо бормочет сонный голос. Мясная туша тяжело поднялась, оперевшись рукой об стену, в глазах потемнело, а виски сдавила тупая боль. Несколько минут тихого мычания, и ослабленные руки тянутся к ремню винтовки. Забрав своё оружие, девушка скрутила спальный мешок, поставив тот в угол технического помещения. — Боже, знать бы, который сейчас час... — жмурясь в темноте, гадала она. Дверь тихо заскрежетала, открывшись, и в глаза ударил приглушённый, но настолько яркий, желтоватый свет. Ватные ноги тяжело поднимались, передвигая хозяина вдоль стены, пока уши не уловили тяжёлое дыхание. Эмили вздрагивает, поворачивая голову в сторону опасности, сталкиваясь взглядом с Са'кхуном. Он выглядел уставшим, немного сонным, сидя в полуоборота от неё на том самом старом, пыльном диване. Похоже, она не единственная, кто искал уединения от других, но было уже поздно. Она разбудила его. Яутжа ведь выносливые, неужели тот не спал ещё до миссии? — Прости, что разбудила, не думала, что здесь будет кто-то ещё, — её голос сухой, хриплый, точно не настроенный на длительный разговор. Зелёные глаза мажут по такому же сонному силуэту, останавливаясь на закатанных рукавах, из-под которых выглядывали бинты. Он долго размышляет, в то время, как глаза Эмилии слипаются от усталости, ей срочно необходим свежий воздух. Она не может двинуться, ощущая груз его взгляда на себе. В какой-то момент он кивает, тихим похлопыванием приглашая сесть рядом. Опешив, девушка сомневается, но всё же принимает странное предложение. — У самки проблемы со здоровьем, — колко подмечает он, смотря на неё одним приоткрытым глазом. Его руки сложены на груди, и она готова поклясться, что ощущала жар, исходящий от тела пришельца. — Я в курсе, но это невозможно вылечить, — зевает, прикрывая маску рукой — Сам почему такой уставший? Ответом ей служило молчание. Проигнорировав вопрос, яут отвернулся, удобно прислонившись головой к дивану, но такой расклад не устроил Эмили, и она задала новый вопрос: — Что значит твоё имя? Она и не надеялась получить ответ, просто хотелось отвлечься, просто выпала возможность узнать его лучше. Он сторонник людей, наиболее горделивый, но осторожный, всегда держит ситуацию под своим контролем. Сейчас охотник выглядел наиболее уязвимо, он был в настроении, поэтому позволил остаться рядом, словно робот перейдя в режим энергосбережения. — Са' — "особенный", кхун' — инициалы собрата Кэтану, — в тоне яута проскальзывал интерес, но он специально недоговаривал, будто самоутверждаясь. Проанализировав информацию, Эмили начала смутно рыться в своих воспоминаниях, имя «Кэтану» было ей знакомо, но, как ни старайся, она не могла вспомнить, откуда. — Молодой охотник, возглавивший древний народ, что находился на грани вымирания... Верно? Яут удивлённо уставился на десанта, что-то всколыхнуло его сознание и он утробно застрекотал. — Кэтану знают как бога, откуда самка знать историю его жизни? — его глаза пылали взбудораженными воспоминаниями, ей будто удалось задеть то, что было частью его начала в мире. Её лицо помрачнело, руки сжались в кулаки от болезненных воспоминаний, она всё ещё продолжает помнить его. — Да так... старый друг любил рассказать парочку историй на предсмертный досуг, — интуиция подсказала, что не стоит упоминать имя, оно того не стоит. Досконально изучив взглядом собеседницу, пришелец уселся поудобнее к ней лицом. Под крепкой кожей было видно, как перекатывались его мышцы. Пыль затанцевала вокруг его глаз, оседая в тёмных зрачках, пропитанных мудростью истории. Выдержав лирическую паузу, он неспеша начал свой рассказ: — Это было очень давно, когда первые яутжа только познавали суть охоты, народ кочевал по всей Ри'кхте'са'ми в поисках безопасного места. Земля быть переполненной хищниками, что бороться с другими видами за главенство в цепи, — проверив, внимательно ли его слушают, он продолжил, — Народ не успевал развиться, как его убивали другие твари, мы ценили знания, не охоту, не сумели защитить себя. Катаклизмы разрушали новые поселения, мы кочевать дальше, пока не появился он... Подняв голову к потолку, он неспешно прикрыл глаза, словно тот древний народ, обращаясь к звёздному, бескрайнему небу. Украшения на дредах звякнули, когда его длинные валары всколыхнулись. Его лёгкие сделали влажный вдох жарких джунглей, и всего лишь на миг ей показалось, что они перенеслись в то древнее, пропахшее кровью и землёй, время. — Кэт'ту был молодым самцом, что родился вне группы, его родители умереть, а он выжить один. Годы одиночества закалили его волю, и он познал суть охоты. Когда самец встретил свой тридцать шестой сезон, он наткнулся на своих же собратьев, что продолжали кочевать. Молодого Кэт'ту принять народ, а он научить их сражаться, защищать себя и своих собратьев. Научить искусству и сути охоты, народ признал его силу, дух, и последовал за ним. После последнего слова девушка приняла на себя удар его суровым, изучающим взглядом, это было разрешение. Недолго думая, взглянув в его зелёные, будто пекло амазонки, глаза, она осмелилась заговорить. — Но это ведь произошло не сразу, верно? Он был слишком молод для того, чтобы возглавить народ, — её рука коснулась собственного подбородка, задумчиво массируя его, — Ему пришлось бы долго адаптироваться к социуму и их обычаям после стольких лет одиночества. Одарив собеседницу одобряющим, проницательным взглядом, он расправил плечи, восхищённо подмечая то, что путь Кэт'ту был весьма тяжёл и тернист, с множеством испытаний и преград. Воина не смущало то, насколько сокровенной историей своего народа он делится с обычной уманской самкой, что-то изнутри подсказывало, что она достойна знать, слышать, видеть. Её жажда запрещённых знаний прослеживалась в её заинтересованном взгляде, как и подобало уману. Но Са'кхун был вынужден признать, что девушка была внимательным и вежливым слушателем, говоря только после того, как закончил он. — Кэт'ту стал божеством после своей смерти, он сделать многое для нашей расы, дать опыт, знания, и смысл существования, — голос яута огрубел, прорычав истину, — Только ему позволено судить мёртвых. Он дал им жизнь, он её и отнимет. "-Божество, что олицетворяло саму смерть", - ей нравилось, как это звучит. Эмили нравилось то, какой смысл был вложен в его суть. В детстве она была близка к христианской религии, но ни одна её мольба и обращение так и не были услышаны. Заядлая атеистка, она понимала, в чём была суть этой веры, и сказать, что она бесполезна, она не могла. Надежда, когда глаза затмевает пелена отчаяния, руки стёрты в кровь, а в теле не остаётся сил... есть лишь молитва. Её повторение до заядлых дыр в памяти осело на теле - рубцами, порезами, шрамами. Бог подарил ложную надежду, иллюзию силы, а взамен — люди преподносят на золотом блюде ему веру. Скармливая вновь и вновь в бесполезных попытках одержать желаемое, не забавно ли? — А хотел ли Кэт'ту быть божеством? — сорвалась мысль с её уст. Звериные глаза хищника уставились на тёмную копну кудрявых, каштановых волос, мандибулы дрогнули, грозясь возразить, но воздержались. Он уловил суть мысли, и его ум вновь стал ясен. Эмили поняла, что он не сможет ответить, ему не позволено отвечать за самого бога. Неужели никто и никогда не задавался этим вопросом? Мысли терзали, наваждение придало смелости, и она правда хотела бы задать божеству этот вопрос, она хотела после смерти встретить его. Как бы её судили? Она далёко не ангел, но и не яут. — Я атеистка, но мне нравится идеология вашей религии, — слегка кивнув головой самой себе, она уставилась на коридор, проглядывающий из-за двери, — На самом деле, я считаю ваш народ удивительным, но у меня есть ещё один вопрос... Десант уставилась на яута, и ей понравилось, какая атмосфера повисла между ними, этот разговор был необходим. Охотник стал по другому смотреть на неё, с его глаз будто спала пелена. — Как зовут вашего вожака? И как Соррам связан с ним? — Мне не позволено произносить его имя, но на вашем языке оно значит «Ярость». — послевкусие вопроса породило тихое щёлканье, — Соррам — самый молодой сын, низший. — Его имя - это оскорбление? Кней'ха презрительно его произносит, — конечно же, она догадалась, трудно было не заметить. Получив в ответ утвердительный кивок, они замолчали. Вновь повисла тишина, словно этого разговора здесь и не было. Девушка ощущала на себе изучающий взгляд, который словно прощупивал поверхность диковинного растения, в то время как она — задумчиво смотрела в грязный пол.

***

С тех пор, как я попала сюда, время будто потеряло свой смысл. Из-за таблеток постоянно была тяжёлая голова, а сонливость размазывала окружающую реальность в бесформенные галлюцинации. Тяжёло было привыкнуть, смириться, кажется будто от меня оторвали кусок и нагло сожрали. Отвратительное чувство. Отец вновь бросил меня после того, как сделал очередную инъекцию. От жидкости шприца, казалось, пузырились и сгорали внутренности и вены, это было больно, очень больно. — Убирайся, — грубый тембр голоса резко прорычал эти слова, звякнув металлом. Я перевела взгляд на соседнюю стену в попытках сфокусировать взгляд на отцовском объекте, над прочным стеклом камеры висела табличка "Объект Альфа", что было строго засекречено. Сегодня важный день, меня будут готовить к внеплановой операции. Отец сказал, что моё здоровье с каждым днём ухудшается и нужно хирургическое вмешательство. Таблетки и инъекции больше не помогают, но кроме бессонницы и недомогания я больше ничего не чувствовала. Ничего. Утрата семьи осела в душе тяжёлым якорем скорби, но я решила попытаться это пережить. Мой младший брат, я не видела его трупа... Вдруг он выжил? Вдруг он всё ещё дышит где-то там, за звёздами, одинокий и растерянный ждёт меня... Если бы только я могла покинуть это место... — Сегодня у меня операция, я не знаю, что мне делать, — пальцы коснулись свежих рубцов, исследуя их по всей руке, — Мне страшно, Хтэ'та'рэ. На меня уставилась пара янтарных животных глаз из тени отсека, огромный монстр, покрытый собственной кровью и чешуей, ярко поблескивал во мраке. Я опять сбежала из собственной комнаты, отец будет зол, я буду наказана. Опять. Опять... У монстра было имя, он был жутко сильным, голыми руками он рвал на части охрану и персонал. Отец говорит что он ценен, что его кровь - это ДНК истинного альфы, он сохранил кровь своих потомков. — Умоляю, не молчи хотя бы ты, — мои руки затряслись в приступе паники, — Не игнорируй меня как отец, ты тоже узник этого места, я знаю. Мне жаль, правда, прости что не могу помочь. Колени сами поджались под меня и я упала на них, сдерживая всхлипы, тело горело от жара, со лба стекали капли пота, а вены вздулись. Даже этот огромный, сильный монстр не сумел одолеть его. Отец сильнее, отец умнее, он способен предугадать каждый мой шаг. Он —хозяин этого места. Тело ломит и между приступами конечности хаотично дёргаются, дрожат, мышцы сводит, внутренности выворачивает. К горлу подступила желчь, я проглотила её, не хочу опозориться, не хочу быть слабой. Хтэ'та'рэ имеет сильное тело, тёмную толстую шкуру, длинные когти и ярко-янтарные глаза. Сегодня он тоже был наказан, сегодня он поплатился за непослушание и теперь гниёт закованный в цепи, испачканный собственной кровью. — Расскажи мне истории о своём доме, ты ведь делал это раньше, — голос был тихим и дрожал, но я не бросала попыток достучаться к нему. Тишина. — Сколько не пытаюсь — всё бесполезно, вчера он открыл двери в моём отсеке, персонал исчез и это было уловкой... Уловкой, на которую я повелась! Он испытывал меня, смотрел, смогу ли убежать! — из глаз предательски хлестнули слёзы, — Я просто хочу домой, хочу увидеть своего брата, но отец — единственный человек на которого я могу положиться в этом месте... Голову сжала тупая боль оттого насколько сильно я схватила волосы, я устала, запуталась в себе и в окружающих. Всё кажется таким нереальным, даже стены выглядят фальшивыми, люди, не имеющие лиц, их глаза — пустошь. Надоело. Каждая деталь в этом месте вызывает рвоту. — Он не твой отец, — неожиданно прорезает корку моих размышлений низкий тембр. Шум в ушах стихает и я поднимаю на него глаза, пока тело бьётся в мелких конвульсиях. Чудовище, сидящее на цепи, смотрело прямо на меня живым и полностью осознанным взглядом. И меня поразила мысль: «Почему чудовище имеет человеческие глаза? Почему их не имеют люди в этом месте?». Почему... В тёплом жёлтом цвете купалась карь моих глаз, лопнувшие красные нитки капилляр моих белков, и тихими шагами входя на берег, появлялась душа. И от его молчания стало так хорошо, так спокойно, что я наконец поняла, кто в этом месте самый сильный, я поняла кто в этом месте настоящий монстр. Возле меня останавливаются тёмно-красные лакированные туфли, и кажется, я кожей ощутила его выдох со всем потоком воздуха, что готов был разорвать меня голыми руками. — Эми, милая, тебе нельзя находиться здесь, — тёмные безэмоциональные зрачки смотрят на Хтэ'та'рэ, опасливо поблёскивая, — Вы беседовали с моей дочерью? Простите, но моя девочка - собеседник, не подобающий вашему статусу. Тёплая мужская ладонь ложится мне на голову, медленно поглаживая, от чего у меня сбивается дыхание, отец любит меня! Он даже не злится, Хтэ'та'рэ был не прав... Но всё же вдруг... — Ты особенная, но ты всё ещё ничто по сравнению с ним, — на бледном худощавом лице появляется уверенный оскал, — Несмотря на то, что все тебя бросили, я остаюсь единственным человеком, который в состоянии о тебе позаботиться, я воспитаю из тебя настоящего человека. Вдруг пальцы отца резко сжимаются на макушке, приподнимая меня за волосы, от чего голова сама выпячивается, смотря на другой конец камеры, прямо на него. Него. Цепь дёргается, и он издаёт замогильный предупреждающий рык, отчего отец ликует. — Тебя поймал грязный уман, запомни это прежде, чем рассказать обо всём совету. По моему позвоночнику не успевает пройти холодок, как отец со всей силы швыряет меня об стенку. Здраво приложившись головой, я хватаюсь за неё, пытаясь заглушить звон в ушах, совсем не замечая вытекающую из носа кровь. Ритм воздуха в помещении начал накаляться и набирать совершенно другой и опасный бас. Туша сорвалась с цепей, выдернув их с корнем, набросилась на одиноко стоявшую в помещении фигуру, но так и не дотянулась к цели сквозь толстое, бронебойное стекло. Перед глазами начало меркнуть, и моё сознание ушло в небытие.

***

Бессмысленно было отрицать что изменения в её жизни подтолкнули потёмки памяти выплыть наружу, и сидя рядом с Са'кхуном, она понимала это как никогда. Соррам напомнил девушке её давнего знакомого, такого же узника обстоятельств, как и когда-то была она. И пусть её притупленный взгляд упёрся в мутный пол, она всё принимала. Шрамы минувших дней, что она так отчаянно скрывала под толщей белоснежных бинтов, были лишь временной мерой, и сейчас эти шрамы горели алым огнём. Рука коснулась обивки дивана, оперевшись, пытаясь встать. Тело ощутило лёгкость механического движения, пока руку не обожгло резкой, острой болью. Рефлекторно обернувшись в сторону предполагаемой опасности, десант сама не успела понять, что произошло. Яут озадаченно уставился на собеседницу, в то время как предплечье начало окрашиватся в алый цвет. В немой попытке остановить человека, он не рассчитал силы и сдавил предплечье больше положенного, отчего и длинные когти разорвали ткань с кожей. Несмотря на странность ситуации, Эмили не была столь растеряна, скорее сбита с толку. Её не волновала боль, но кусок ткани, свисая, оголял её старые шрамы. Конечно же, глаза яута после короткого шока уставились именно на них. Опасливо отшагнув от его заинтересованного взгляда, девушка торопливо прикрыла рукой рану, пальцами пытаясь ухватиться за ткань. — Не смотри. — тревожно сорвалось с её губ. Взгляд охотника медленно перевёлся на собственную окровавленную руку. Он задумчиво растирал её кровь между когтей. В подобной ситуации правильно было бы извиниться, но оба понимали, что этого не произойдёт. — Хотел ещё поговорить, не рассчитал силы, — как-то слишком естественно ответил он. Эмили пыталась успокоить сердцебиение. Одна мысль, что именно сильный и гордый представитель инопланетной, чуждой расы увидел её грязный секрет, вызывала рвоту. Спазмом скручивало желудок, а губы, поддавшись, дрожали. Вот она — её слабость. И пока десант в жалких попытках пыталась успокоиться, потянувшись к винтовке возле дивана, она замерла от резкого касания под водолазкой. Когтистая, окровавленная ладонь приподняла чёрную ткань, оголяя живот и талию, большой палец прошёлся по рваному шраму возле её рёбер. В следующий миг винтовка была снята с предохранителя и уставлена на охотника. В порыве эмоций она с лёгкостью могла нажать на курок. — Даже грязная кровь не имеет столько шрамов, самка — воин? — его голос выдавал всё его любопытство, а бестактность действий — убивала. — Держи свои грязные руки при себе, выродок. От былого сонливого разговора не осталось и следа, она была готова наброситься на него и порвать на куски как ёбаное животное. В голову то и дело приходили мысли о последствиях. Отбрасывая их в сторону, она не задумывалась о том, что расстояние выстрела было слишком маленьким для снайперской винтовки. Не задумывалась она и о том, что пуля, не успев набрать скорость, не сумеет разнести толстый череп яута. — Теперь я понимаю, почему самка находится здесь, не слабая, — словно похвалу продолжил наливать в её переполненную чашу терпения. Руки дрогнули и опустили оружие, нет, она не поведётся на его жалкие провокации. Она не будет действовать опрометчиво, это опасно. Он не человек, слишком далёк от привычной ей культуры. Не сумеет осознать, в чём дело. Впрочем, как и любой другой. Никогда. Вдалеке были слышны лёгкие шаги, кто-то услышал их потасовку. Собравшись с силами, девушка поспешила тактично удалиться, чтобы не разводить огонь негодования среди команды. Если шаги пренадлежат Брюсу и он увидит, что яут ранил человека — порвёт глотку, ему нужен только повод. А ей нужно лишь сохранять самообладание, и плевать, что впервые в жизни она ощутила тепло касания на столь ненавистных шрамах, плевать, что впервые на них смотрели, не испытывая отвращения. Это не имеет абсолютно никакого значения, но она никогда не признается себе, что полученный шок от ситуации ничуть не ухудшил её мнение о Са'кхуне или их разговоре.