Незаходящая звезда

Спустя три четверти часа люди покинули глинобитную крепость, уводя лошадей, увозя припасы и безобразную, тронутую разложением драконью голову. Несколько собак, перезимовавших с ними, в недоумении кружили по двору, проникали в незапертые постройки и выли, призывая вчерашних хозяев. Но те, повернувшие свои стопы в западные леса, не возвращались. Лишь недолгой весенней полночью створка ворот приоткрылась, и через щель протиснулся какой-то человек. Он осмотрелся, прошёл в бывшую казарму, поднялся на башни. Не встретив ни души, принялся звать, всё громче и громче. — Дук? Ответа не было. В голосе, который днём призвал сотню человек идти с ним в столицу, чтобы убить короля, слышалось волнение, почти испуг. — Дук?! Стены молчали. Только собаки вертелись вокруг Контестара, а он снова и снова окликал своего друга. Там, где его войско расположилось на ночлег, старого прощелыги не было. Пренебрегая ночным отдыхом, мятежник поскакал обратно, надеясь застать его в крепости, но Дука и след простыл. — Дук! — позвал герой в последний раз наудачу. Тщетно. … Небосвод сиял, рассыпав над головой Контестара мириады остро поблёскивающих точек. Созвездия перемешивались, изменялись. Гонимые и мятущиеся, они расступались перед носом исполинского небесного дракона, уже взвившегося над невысокими горами и смотревшего с небес на одинокого всадника, нёсшегося галопом по ночной степи. Из тьмы вынырнула спящая деревня, тёмные окошки хилых домишек, покосившиеся заборы, и даже на улице, среди множества отпечатков ног, собачьих лап и полозьев, Контестар различал след человека, подволакивающего правую ногу. Дук шёл за своими сокровищами. Шёл без передышки и без задержки, шёл, вероятно, бормоча, что заберёт их в тепло, что наконец-то заживёт на широкую ногу. Дук… Контестар искренне хотел ему помочь, обеспечить другу безопасность, но всю зиму шла война, а Дук… Проклятье, Дук… Мятежник сжимал зубы, принимая гнилую, отвратительную истину: Дук не сохранит за собой двух мешков золота. Его отнимут жители деревни или солдаты, а может разбойники, и золото это так или иначе попадёт в руки короля. Убийцы его отца. На эти деньги король сумеет купить себе победу, заплатит наёмникам, подавит мятеж, и даже погибельное железо будет бессильно, чтобы помочь Контестару в его деле. Но Дук… Поверит ли? Выслушает?! Контестар нагнал друга в том самом овраге, где когда-то предложил ему спрятать золото. Охотник за сокровищами украл в деревне несколько досок, и теперь сооружал из них нарты, рассчитывая в одиночку тащить на них тяжело гружёные мешки по последнему снегу. Герой понял, что не ошибся в своих подозрениях: Дук выкопал оба мешка, очевидно, не собираясь более разлучаться со своими сокровищами. — Дук! — позвал Контестар, спрыгивая с коня. Старик в ужасе отшатнулся, закрывая своим телом туго набитые мешки. — Дук! Брат, постой, не надо! Прошу, послушай! Старого прощелыгу охватил животный ужас. В нестройном сознании одинокого изгоя золото давно занимало места, которые обычно отводятся ребёнку, жене, внукам. Он готов был отводить от них беду, как птица отвлекает хищника собой, когда птенец выпадает из гнезда. — Пойдем со мной! — Контестар протягивал к нему обе руки. — Я не сделаю тебе зла, не отберу твоё золото! — поддавшись порыву честности, мятежник добавил. — Может быть, в долг попрошу немного, но верну потом! Дук, пойдём, не покидай меня! Старик затравленно сжался, ничего не отвечая. Контестар снял через голову перевязь и бросил чёрный меч в мокрый снег, раскинул руки. — Идём отсюда! Я тебе ничего не сделаю! Охотник за сокровищами только заскулил в ответ. Контестар почувствовал, что доводы бессмысленны, и тогда здравый смысл подсказал ему связать Дука, отнять и спрятать золото. Стараясь ничем не выдать своих намерений, Контестар сделал шаг вперёд, но за один день одичавший старик вдруг оскалился и бросился на него. Источенный обмылок ножа, служившего Дуку тридцать лет, вонзился ему в живот раз, другой, а потом Контестар оттолкнул от себя безумца. Тот отлетел на несколько шагов и бросился снова. Они катались по земле между двумя мешками, набитыми монетами, драгоценными камнями, золотыми чеканными чашами, идолами забытых божков и бесценными украшениями. Контестар был ранен, а Дук был стар и безумен. Забыв человеческую речь, он снова и снова бросался на бывшего друга, беспорядочно вонзая нож то в бок, то в живот, то вспарывая ладонь. Выбросив руку, Контестар дотянулся до меча, и хлынувшая через эфес сила разом поставила его на ноги. Первым ударом он отсек Дуку запястье, сжимавшее нож. Старик взвыл, впервые по-настоящему поняв, что ему грозит смерть. Не оглядываясь на свои сокровища, он бросился прочь, а Контестар двинулся следом. Кровь его капала всё реже, множественные раны затягивались. Дук бросался в снег, в панике торил хромой и здоровой ногами узкую тропку, по которой за ним следовала смерть. Он улизнул бы от многих, но старика догоняла сама молодость, подкреплённая силой погибельного железа. Когда Контестар уже настиг его и замахнулся, намереваясь положить всему конец, Дук вдруг обернулся и попытался закрыться уцелевшей левой рукой. Растопыренные пальцы цепким кольцом схватили запястье Контестара. — Возьми всё! — прохрипел Дук. — Оставь! Отпусти меня! — Нет. — герой ногой оттолкнул от себя бывшего друга. Тот упал в снег, вскочил на четвереньки. Контестар шагнул следом и снова замахнулся, но жертва сделала резкий рывок и покатилась со склона в овраг. Проваливаясь в глубокий мокрый снег, Дук барахтался в нём, хрипя и разбрызгивая кровь. Замерший наверху Контестар видел, как он достиг большой стоячей лужи, проломил своим телом ледок под толстым слоем воды и забился, точно в капкане. Каша из воды, снега и грязи засасывала его, обессиленного и истекающего кровью, как болотная трясина. Бросив все свои силы на последний отчаянный рывок, Дук потянулся обратно и вдруг резко ушёл под воду с головой, не успев даже вскрикнуть. Воцарилась тишина. Сломанный лёд, вереница следов на мокром снегу и высокая фигура с мечом, замершая на гребне водораздела, были одинаково неподвижны. Контестар тупо смотрел вниз, чувствуя, как на правом запястье горит болью неснимаемый браслет — последнее прикосновение Дука было сродни семи точкам, оставленных на его голени пальцами Тармы. Ныло, точно заклеймённое, плечо, на которое иногда клал руку старый капрал. Неостывающим пятном жгли грудь под рубашкой слёзы сестры, пролитые в их последнюю встречу. И совсем невыносимой болью отзывалось сердце, порождённое восемнадцать лет назад от его отца.