Бесполезность плоти

      Многочасовой просмотр записей с камер наблюдения Саламандры, ожидаемо, не принёс никаких результатов. Всё, в чём Кей всё-таки удалось убедиться, так это то, что Саманта Шортер действительно приехала в клуб без какого-либо «сопровождения», а вот то, что происходило непосредственно в самом здании с ней, оставалось загадкой. В главном зале происходила настоящая неразбериха, и узнать Шортер среда сотни других мельтешащих силуэтов оказалось невозможно. Однако, камеры не запечатлели момент, когда девушка покинула клуб, что утвердило Эрли в догадках — ушла она, очевидно, через чёрных ход, который и был обделен техникой наблюдения.       Устало откинувшись на спину кресла, Кей потерла, и без того покрасневшие от долгого напряжения, глаза, и пришла к неутешительному вердикту: это — тупик. Фантазировать, что на такой плачевный результат её непродолжительного расследования ответит Кроуфорд, не было никакого желания. Но терзал женщину куда больше не образ неудовлетворённого проделанной работой начальника, а сам факт собственного неуспеха. Среди коллег она была известна самоуправством. Естественно, многих не устраивал такой расклад дел — кому понравится, когда раз за разом вытесняют со сцены? Разве что, Уиллу Грэму; это и позволило им с Кей построить более-менее доверительные отношения, в которых они, как минимум, не были вынуждены терпеть друг друга. Хотя, на счёт последнего, следовало бы узнать у самого Уилла, Эрли же не ощущала никакого дискомфорта в его компании, чего нельзя было сказать о компании того же доктора Лектера. С Уллом они выступали в принципиально разных ролях, и именно эти обстоятельства вытесняли всякое стремление Кей к противоборству; Грэм никогда не претендовал на то, чего она всё никак не могла достичь. Но порой завистливый червь всё же пробирался под кожу, напоминая женщине о том, что попросту у Уилла не было необходимости бороться за то, что он и так имел в достатке. Она же с каждым днём, проведённым в отделе Кроуфорда, всё сильнее ощущала дрожь под ногами. С каждой неудачей трещина в земле расползалась всё сильнее, отрывая ей бездну, призывающую к прыжку. И у агента Эрли оставалось только два выхода: смириться с поражением и сорваться вниз по собственной воле, или же найти ответы, требуемые Джеком тем самым и укрепляя собственные позиции в ФБР.       — Я Вас ждал, — довольная улыбка Лектера недвусмысленно намекала, что доктор в весьма неплохом расположении духа. Хотя, поспешные выводы Эрли всё-таки делать не стала, давно убедившись в том, что Ганнибал довольно ловко и искусно умел имел имитировать эмоции, которые от него требовала та или иная ситуация; иного объяснения его стойкому терпению по отношению к ней самой Кейтлин не находила. Она была абсолютно уверена, что за образом собранного интеллигента и чуткого психотерапевта скрывалась личность, всем своим существом презирающая и отрицающая её. Оно и не удивительно, ведь они были рождены на разных полюсах этого тлеющего греховного шарика.       — Это Ваша работа — ждать меня, — автоматически отшутилась женщина и тут же принялась мысленно иронично аплодировать самой себе, восхищаясь собственным «остроумием».       И всё же, не стоило игнорировать странное предчувствие, будто в докторе что-то переменилось. Справедливости ради, это было не так легко разглядеть, — Эрли уж было вновь начала ссылаться на фантазии, сотворенные её же рассудком, аналитические способности которого не всегда могли похвастаться своей достоверностью —, но, если уделить чуть больше внимания взлетающим уголкам рта доктора, то можно и открыть для себя новое, уникальное явление: на его лице больше не считывалось, пусть и скрытое, напряжение, нет, скорее — контроль, а улыбка была не той привычно холодной, высеченной из воска, к которой его обязывали работа и социальное положение. В глазах янтарными бликами переливалось искреннее (?) расположение. И, если задуматься, всё выше сказанное, начало сопровождать Лектера именно с той условной точки невозврата — незаурядного, для кого-то травматического и в тоже время исцеляющего совместного ужина с Эббигейл Хоббс. Неужели, Кей умудрилась пропустить момент, когда им с Лектером, — невероятно —, удалось прийти к компромиссу и сгладить углы этого специфического сотрудничества?       — Джек сказал, что у Вас новое дело. На этот раз, без Уилла Грэма, — начал психотерапевт, завлекая свою пациентку в кабинет, и будто невзначай невесомо прошёлся кончиками пальцев по линии её позвоночника, напрявляя. Сама Кей, поглощённая размышлениями об упомянутом расследовании, упустила из внимания неожиданную прозрачную потребность физического контакта со стороны Лектера.       — И вновь он опередил меня… Это уже становится традицией, — она стянула с себя курту, небрежно откидывая её на спинку, близь стоящей софы, и обернулась к доктору. — Откровенно говоря, я к Вам по тому же вопросу, — напрямую попросить его посодействовать в этом нелёгком деле гордость бы не позволила.       Лектер остановился посреди комнаты, уставившись на неё строги взглядом, что на самом деле таил за собой полное одобрение этого просящего жеста.       — Кейтлин, — едва ли не родительским тоном начал он, отчего женщину подсознательно передёрнуло, — мне следует напомнить Вам, что часы приёмов предназначенны исключительно для Вашей терапии. Будет неуместно тратить их на обсуждение…       — …Не думаю, что это займет много времени, — бесцеремонно оборвала психотерапевта Эрли, оставаясь преданной своей манере общения. — К тому же, Вам ли не знать, — с улыбкой протянула она, прибегая к флирту, который вряд-ли бы подействовал на Лектера, если бы тот из собственных интересов не решил подыграть ей, — что, как не работа, характеризует меня, как личность.       — Лишь в том случае, если работа в ФБР является главным провокатором Ваших срывов — Вы это имеете ввиду?       Кей промолчала, лихорадочно размышляя, как бы выгадать побольше времени. Как бы она не пыталась вилять между вопросами психотерапевта, он всегда находил, за что зацепиться. И каждая незначительная реплика, брошенная ей, обнажала её всё больше перед Ганнибалом, баррикады которого, в свою очередь, так и ни разу не пошатнулись. Вся эта история грозила ей выйти с неравным счётом.       — Впрочем, — внезапно продолжил доктор, лишая Эрли необходимости отвечать, едва ли не вырывая из неё облегченный вздох, — Вы, как мой пациент, вольны самостоятельно выбирать тему для обсуждения. Моя же задача — следовать ей, — но и такая схема не внушала агенту доверие.       — Я бы предпочла, чтобы сейчас Вы выступили в роли… напарника, — поправила она и, не желая больше тянуть время, направилась к столу Ганнибала, на ходу вынимая из сумки папку с документами и фотографиями пропавших.       — Джек успел кратко проинструктировать меня, поэтому характер преступления мне ясен… Похоже, он также расчитывал на мою поддержку, — невзначай упомянул Лектер, не без удовольствия наблюдая, как рука Кей, всего на мгновение, напряженнее сжала уголок папки.       Надо же, похоже не только у неё имелись сомнения. Вот только, если Кейтлин не была уверена в существовании, а в следствии и в поимки преступника, то все подозрения Кроуфорда концентрировались на ней самой, словно очаге заражения.       — Я уже объездила все клубы, в которых последний раз видели пропавших, но не нашла никаких следов спланированного похищения, — ровным тоном заговорила она, в глубине борясь с чуть ли не ребяческим чувством бесконечной обиды на начальника за недоверие.       Внимательно слушая её, Ганнибал, неожиданно для себя, нашёл объяснение тому невероятно стойкому и, давящему на обоняние, запаху, что обрушился на него, стоило мужчине отворить дверь перед агентом. Шлейф дешёвого алкоголя, крепких сигарет и общественных санузлов завернул её в неразрывный кокон; по правде говоря, эти «ароматы», мало, чем отличались от тех, которые источали одежда и волосы Эрли ежедневно, но сегодня они особенно отвлекали, вынуждали психотерапевта раз за разом возвращаться к желанию собственноручно запихнуть её в ванную, разбавленную душистыми маслами, избавить хрупкую фигуру от мрачных бесформенных тряпок и нарядить в нечто столь элегантной, что позволило бы ему вдоволь насладиться своим творением.       — Думаете, совпадение? — сглотнув, подступивший к горлу, приторный ком и отогнав от посторонние мысли, быстро включился Лектер.       — Предполагаю, — поправила Кей, уступая своё место приближающемуся психотерапевту, позволяя ему ознакомиться с документами. — Из-за отсутствия улик и вменяемых свидетелей я не могу ничего утверждать, — добавила с неприкрытым раздражением.       — Вы говорили с родственниками, ведь так? — безэмоционально решил уточнить Ганнибал, медленно, будто и вовсе нехотя, перебирая листы на своём столе.       — Сестра Саманты Шортер — единственная из родственников пропавших, кто обратился в полицию — считает, что Саманта исчезла не по собственной воле.       — Но Вы относитесь к этому заявлению скептически, — подняв на Кей свой пронизывающий взгляд, доктор Лектер без препятствий считал все её мысли. — Быть может, есть смысл прислушаться к ней?       Эрли тут же приняла закрытую позу, подсознательно обороняясь от его снисходительного тона.       — Доктор Лектер, я хорошо знаю людей вроде Саманты Шортер, — последующее нападение не заставило себя долго ждать. — И ещё лучше знаю, на что они способны. Примерный образ, который они транслируют близкому окружению, далёко не всегда является прямым отражением того, что они на самом деле из себя представляют.       Кей умолкла, подловив себя на мысли — странно, что такие абсолютные истины вообще приходится объяснять человеку его профессии. Сам Ганнибал слегка отклонился назад, намеренно ускользая из поля зрения агента. Каждый раз, когда Эрли мимолётом затрагивала столь презираемую и в тоже время родную ей тему лицемерия, давно забытые, но волнующие ощущения трогали его извилины, будто разряд тока пробегался по всем хитросплетениям его нейронных сетей. Она столько раз неосознанно тянулась к перспективе разоблачить его, — сама не замечала, как близка была —, но каждый раз отступала назад, словно воды при отливе; не по собственной воле, а по велению необузданный природных сил. Тем не менее, Кейтлин прекрасно исполняла свою роль, дозированно выдавая Ганнибалу чувство риска, ради которого он всю жизнь и вёл эту игру. Разумеется, ему ничуть не хотелось оказаться пойманым, да и не допустил бы он своего раскрытия, ловко отстраняя агента от правды, но временами верх брал и нездоровый интерес узнать — если подтолкнуть её чуть ближе, совсем немного, хватит ли Эрли внутреннего потенциала узреть истинную природу вещей, или же и к нему она останется столь же слепо, как и к собственным порокам? Внезависимости от исхода, картина её деградации обещала впечатлить даже его пресытившиийся взор, и ради этих мимолётных, но памятных потресяний он был готов её направлять; досадно будет только одно — если Кейтлин наскучит ему до того, как они достигнут финала, но на этот случай у него был Уилл Грэм, который уж точно не разочарует его.       — Вам следует смотреть глубже, агент Эрли, — вспомнив о профайлере, Ганнибал решил не упускать возможность слегка пошатнуть эмоциональной фон Кей, разумеется, в качестве мотивации, будто ставя в пример другого более успешного в учёбе ребенка. — Вам недостаёт Уилла?.. Вы проявляли себя увереннее, сотрудничая с ним, — и тут же смягчил тон, будто вышесказанное не несло никакой задней мысли, — это, конечно, лишь мои наблюдения.       Но удар уже достиг своей цели; не в бровь, а в глаз. Лишь слепой бы не заметил эту тенденцию — о, как болезненно и остро реагировала Кейтлин, когда её ставили в сравнение с кем-то куда более успешным. Персональная ахиллесова пята. Со стороны доктора было бы настоящим преступлением не использовать столь очевидное преимущество. И сейчас достаточно было немного заглянуть за её плечо, чтобы увидеть водоворот недоумения, злобы и презрения на лице Эрли.       — Да, должна признать, — однако, голос её отнюдь звучал размеренно и спокойно, что не могло не удивить психотерапевта, который ожидал от неё, как минимум, сбившееся дыхание, — способности Уилла значительно упрощали работу. — сама Кей правильно расценила упоминание Грэма из уст Ганнибала, но не стала отрицать очевидное, понимая, что таким образом поставит себя в ещё более невыгодное положение, а это именно то, чего от неё ожидал доктор Лектер, привыкший действовать чужими руками. — Но, сомневаюсь, что и он бы сумел сориентироваться в этом, — небрежным жестом всполошила ворох бумаг на столе, — лишь потому, что это расследование предаставляет слишком маленькое пространство для его всеобъемлющего воображения, — наконец беззвучно выдохнула она, испытав капитуляция внутренней ярости.       — Одному недостаёт ясности, другому воображения… Из Вас с Уиллом вышел бы идеальный каратель преступности, — Эрли пропустила этот, как ей показалось, неуместный комментарий, чтобы не распаляться снова. — Отбросьте все сомнения, — проведя чёрту, продолжил Ганнибал совершенно иным, не таящим никаких подтекстов, тоном. Мужчина опустился в своё кресло, медленно разглаживая несуществующие мятые нити на своём пиджаке, приковывая, завладевая вниманием Кей этими тоники невербальными сигналами, пытаясь увлечь её и заставить принять себя в качестве главенствующего лица. — Если единственная преграда — отсутствие улик, представьте, что прямо сейчас они на Ваших руках, но… никакой весомой информации Вам не предоставляют. Однако, тот, кого Вы ищите, совсем рядом — Вы убеждены в этом.       Эрли не спешила располагаться за столом, следуя примеру Лектера, напротив, натянулась, как струна, бессознательно пропуская через себя вибрации его хрипловатого голоса.       — Остаётся мотив, — глухо произнесла она, стеклянным взглядом уставившись перед собой. — Его образ соткан из лиц пропавших.       — Что между ними общего? — Ганнибал тянул каждое слово, неотрывно наблюдая за ней, ловя мелкие подрагивания каждой мышцы лица; забавно — даже, когда Эрли находилась в относительно спокойном состоянии, возможности её мимики не переставали удивлять.       — Практически ничего. Внешность, место работы, хобби, социальный статус, семейное положение — всё, кроме… предпочтений — где, каким образом проводить свой досуг. Все они были закоренелыми посетителями баров, клубов и подобного рода заведений. Но это ни о чём не говорит. Он мог выбирать места, руководствуясь лишь тем, что среди общей толпы исчезновение ещё одного пьяницы или наркомана останется незамеченным.       Кей так и не сумела распознать на лице Ганнибала разочарование, после сказанного ей. Кто бы мог подумать, что Эрли, являющая собой, на первый взгляд, само олицетворение анархии — её физическое воплощение — окажется столь подвержена предрассудкам и скупой на территории логике; невероятно скучное представление, которому доктор Лектер и не позволил бы добраться и до кульминации. Слишком рано сбрасывать её со счетов.       — Сегодня ко мне заезжал Уилл. Мы обсуждали некоторые детали его дела.       — Викинга, — вспомнила Кей, не совсем понимая, к чему он вновь решил заговорить о Грэме, и в глубине души надеясь, что это было сделано не вновь с расчётом на то, чтобы ударить по её бесталанному началу. — Почему его так называют?       — Полагаю, он мнит, что творит ангелов из обычных людей — расправляет им крылья из их же плоти. Среди викингов была распространена подобная церемония. Таким образом они карали христиан, насмехаясь над их верой. Однако, несмотря на схожий механизм, недавно выяснилось, что убийцей, которого ищет Уилл, движет иной мотив.       — Это не насмешка, — задумавшись, предположила Кей и всё же разместилась напротив психотерапевта.       — Не насмешка, но помощь.       — В преобразовании?       — В очищении… Расплате.       Эрли возвела взгляд к потолку, будто могла прочесть там все подсказки, но искать их следовало не в интерьере кабинета доктора Лектера, а в вполне очевидных аналогиях, к которым её осторожно подводил сам психотерапевт. К счастью, ей удалось достаточно быстро поймать это сходство; стоило лишь вспомнить туманный взгляд голубых глаз невменяемой знакомой.       — Я была знакома с Самантой Шортер, — отчего-то ей захотелось поделиться этим невесомым фактом и с Лектором. — Недолго… Джеку это тоже известно.       — Почему Вы вспомнили именно о ней? — внутренне ободрившись, Ганнибал оторвался от спинки кресла и придвинулся к столу.       — Я подумала… — из груди Кей вырвался явно нездоровый смешок. — Подумала: ей уж точно есть, за что расплачиваться.       — Какое впечатление она произвела на Вас? — размеренно продолжал психотерапевт, ничуть не оскорбленный таким циничным высказыванием агента в адрес пропавшей девушки.       — Неоднозначное, — задумавшись, театрально качнула головой и поправила саму себя. — Не самоё лучшее… Она некотролируема, навязчива и инфантильна, — перечисляла Кей тоном, словно зачитывала поэму. — К тому же, безгранично жадная до провокаций, — закончив, усмехнулась и принялась с задором поглядывать на доктора. — Странно слышать такую характеристику от меня в негативном ключе?       Ганнибал снисходительно улыбнулся, мягко проговорив:       — Ваша многогранность помогает Вам приспосабливаться к любой окружающей действительности.       Кей же цокнула языком, закатив глаза на его «подбадривание».       — Скорее — везде помогает чувствовать себя лишней, — одна фраза, брошенная ею вскользь, отвечающая на один давний вопрос Лектера: что связывало агента Эрли с Уиллом Грэмом? Что влекло его самого к ним обоим? В конце концов, все одиноки, но, быть может, всё дело в самом осознании этого. Никто не способен распахнуть свои белесые глаза и узреть очевидное, но только не они…       Все трое чувствовали ту же пустоту, и все принимали её, адаптировали под себя. Как части неравностороннего треугольника: человечные, смертные, несовершенные по-отдельности, но вместе, скреплённые, создающие нечто абстрактное, незримое, свободное от оков всего того, что тредбовало объяснений и требовалось бы объяснять.       — Он меняет их, убивая, — продолжила Кей, возвращаясь к похитителю, попутно замечая странную расплывчатую улыбку на лице психотерапевта; женщина не понимала, что спровоцировало на это доктора, но со спины подкралось ощущение-предположение, будто он находился сейчас где угодно, но только не здесь — в своём кабинете —, что и настораживало. Подобное поведение Лектера было, по меньшей мере, непривычно. Никогда прежде он не позволял себе подобного; пусть их общению и недоставало искренности, с обеих сторон, но доктор всегда был щедрым на иллюзию вовлечённости.       — Почему он решил изменить именно их? — как ни в чём не бывало заговорил Лектер, растаптывая своей неизменной невозмутимостью все подозрения мнительного агента.       Кей непроизвольно облизнула пересохшие губы и вымученно вздохнула; всё же тяжеловато было общаться с собеседником, что каждую секунду вынуждал её скакать от одного угла к другому, играя с темами. Ей приходилось воевать на два фронта: удерживать канат, обмотанный вокруг шеи воображаемого похитителя — успеть выжать из его бестелесного духа все подсказки, пока тот ещё витал совсем близко —, и постоянно оглядываться, коситься на психотерапевта, который без всякого предупреждения мог запустить в Эрли неудобным вопросом, пользуясь её отвлечённостью и уязвимостью.       Кей внезапно усмехнулась, состроила приятельскую физиономию в попытке придать их беседе в большей степени характер повседневности, чтобы искоренить ту тревожащию таинственность, что намеренно сгущалась вокруг них психотерапевт своими долгими нечитаемыми взглядами и краткими репликами.       — Не думаю, что между ним и пропавшими было что-то личное, — игнорировать зверя в комнате оказалось куда проще, чем она представляла. — Он выбрал их скорее интуитивно, хоть это качество и не присуще ему. Учитывая его… вкус, выбор у него велик. В Балтиморе, как и в любом другом большом городе, есть, где разгуляться. Но что-то мне подсказывает, что и он сам не рад этому. Слишком большая паства… Боится, — женщина выждала паузу, подбирая слова, — что не хватит сил и времени изменить всех.       — Так или иначе, то, что заставило его обратить свой взор на одного, должно относиться и к другим.       Эрли бессильно взмахнула руками, уставившись на психотерапевта говорящим взглядом — «спроси что-нибудь попроще». Но Лектер оставался молчалив и непреклонен — и без того слишком много намёков было им подаренно; в дрессировке главное — не перекармливать лакомствами, иначе они утратят всякую значимость для объекта.       — Утраченные возможности? — с театральной изумлённостью воскликнула Кей, обращаясь к самой себе. — Боже… Никакой оригинальности. У Саманты было всё для перспективного будущего: любящая семья, финансовое благополучие, вытекающее из первого, внутренний потенциал, возможность получить солидное образование, а в последствии и востребованную профессию. Но она не воспользовалась ничем из перечисленного… Как и они все, — женщина нервно дёрнула головой, пытаясь скинуть со лба надоедливую, порядком отросшую, чёлку и небрежно махнула рукой, будто отгоняя от себя образы пропавших, что принялись толпиться около неё; и было в том жесте столько неприязни, что он просто не мог не мог не вызывать лёгкую провокационную ухмылку.       Эрли видилась ему ещё одним несчастным звеном крысиного короля, что в агонии, в бессмысленных попытках спастись, пожирало собственный хвост и не ощущало на устах своего яда.       — Вы ведь неспроста упомянули Бога, — ухватился доктор за начало её непродолжительного монолога, как за что-то единственно значимое. — Он не видит справедливых действий от Бога. Потому вершит правосудие сам.       — Возмомнил себя Господом? — Кей тут же нахмурилась; ей ни раз приходилось сталкиваться с индивидами, подверженными синдрому «Создателя» — ничего увлекательного в охоте на них Эрли для себя не находила ни тогда, ни сейчас.       — Или его посланником.       — Прекрасно… Второе пришествие Иисуса Христа, — вскакивая на ноги, саркастично выплюнула женщина; ранее не замечая за Лектором особой религиозности, она не опасалась оскорбить его чувства, как человека верующего, да и являйся он на самом деле таковым, и знай она это, вряд-ли бы в ней взыграли совесть и уважение к чужому мировосприятию, дажи при таком раскладе.       — Вы верите в Бога, Кейтлин? — очень своевременно подловил её Ганнибал; чрезмерно много натянутого отторжения источали её жесты и мимика, чтобы не задаться вопросом — действительно ли тема веры была столь безразлична агенту?       — Я? — глуповато переспросила Эрли и резко оглянулась на психотерапевта, словно на незнакомца, окликнувшего её посреди безлюдной улицы.       — Бог… Кто он для Вас?       Кей без особого энтузиазма вернулась назад, упёрлась обеими руками в спинку кресла, надеясь отыскать в ней дополнительную опору, компенсирующую её смятение, и потупила взгляд. Женщина смутно представляла, с какой целью был задан этот вопрос. Находила его нетипичным для профессионального обсуждения, даже интимным, но, несмотря на весь это психоделический флёр, решила ответить:       — Тот, кто ещё жив, но уже смертельно болен, — наверное, в этом всё же был смысл; если первоочередной целью похитителя было — уважить Создателя, пусть и в своей изощрённой форме, а то и вовсе заменить его, Кей следовало определиться с собственной верой. При иных обстоятельствах, смогла бы она избрать своим предназначением служение ему? Возвышаясь надо всеми в своих грёзах, уверовала бы в это обманчивое чувство обособленности и превосходства, отравляющее сознание и тело?       — И человечество — его раковая опухоль, — будто прочитав мысли женщины, закончил за неё Ганнибал.       — В точку, — ожидаемо согласилась Кей и была намерена ещё что-то добавить, попутно бегая взглядом по стенам кабинета, но слова так и замерли на языке, а после и вовсе безвозвратно упорхнули куда-то, стоило её глазам зацепиться за нечто, что прежде ни разу не было замечено Эрли. Будто в трансе, она бесконтрольно шагнула вперёд.       Доктор Лектер, уловив её заинтересованность в «ловушке», что он приобрел и установил буквально на днях, возрадовался. Всё же мышление Кей не было столь примитивным, как ему показалось на первых порах их знакомства; справедливости ради, учитывая окружение Эрли и образ, которым она прикрывалась, у него были основание считать так, но не теперь… Определённо, она умела удивлять; минимум — как ловко ей удавалось балансировать на грани полного опустошения и наполненности. Она была глуха в большинстве случаев к мольбам и требованиям окружающих, но здесь — в его стенах, украшенных творениями признанных деятелей искусства —, преображалась каждый раз, по крупицам выдавала себя настоящую, но потом вновь неумолимо ускользала.       — У Вас новая репродукция, — зачарованно застыв у картины, произнесла Кей.       Ганнибал натянул одну из самых обаятельных улыбок своего арсенала и торжественно, размашистым шагом направился к полотну, словно хозяин галереи, готовый представить лучший экспонат своей коллекции.       — Копия, — деликатно одёрнул он агента. — Её изготовил и прислал один мой хороший знакомый из Санкт-Петербурга.       Кей не удержалась и хабально присвистнула, не замечая косой взгляд психотерапевта, полный непринятия и брезгливости; стоило бы уже привыкнуть к манерам агента Эрли, вернее — к их полному и безоговорочному отсутствию.       — Заказывая эту копию, я был вдохновлен Вами, — когда неприязнь по отношению к выходкам Кей поугасла, Ганнибал с благоговением скользнул взглядом по картине.       Женщина едва не подавилась собственной слюной, а после нервно расхохоталась.       — Мной?       — Именно, — сам психотерапевт, игнорируя её бурную реакцию, держался крайне серьезно и продолжал с неприкрытой признательностью в голосе. — Как и в образе Перо, в Вас я нахожу страсть к самопожертвованию. Вы ошеломлены… Понимаю. Но, чтобы увидеть это, достаточно напомнить самой себе, где Вы работает, и с чем вынуждены бороться каждый день. Вы рождены обществом, что испытывает к Вам взаимное презрение, однако ему же и покровительствуете.       Кей действительно была поражена словами доктора, да так сильно, что нечто в её, казалось, давно очерствевшей душе, не воспринимающей никакие льстивые песнопения, начало стыдливо и робко трепетать. Женщина заторможенно провела ребром ладони по, мгновенно вспотевшему, лбу и отнюдь невесело усмехнулась самой себе — «красноречивый Дьявол».       — Не буду отрицать, доктор, — кое-как собравшись, симпло заговорила она, — оригинальности комплиментов Вам не занимать.       — Не хочу Вас огорчать, Кейтлин, но это не комплимент, скорее — предостережение… Вы склонны поддаваться искромётным импульсам — это суть Вашего темперамента; как и залог успеха, но в борьбе со злом следует быть осторожным, — Лектер говорил так размеренно и монотонно, играя частотами своего голоса, что распознать в нём хоть одну живую правдивую эмоцию Эрли не представлялось реальным.       Доктор, как и всё пространство вокруг, по-прежнему внушал расположение, но что-то, скрывающееся в бессознательных отсеках разума Кей, вопреки стараниям Ганнибала, напряглось — сжалось в один тугой узел. Наверное, эту реакцию можно было сравнить с последствиями арахнофобии; сама Эрли не страдала подобным недугом, но в красках могла представить, какой первобытных ужас испытывает человек, столкнувшись лицом к лицу со своим главным страхом. И вроде бы ты всеми силами стараешься вразумить себя — «это восьмиконечное существо размером со спичечную головку и в теории не представляет для тебя никакой опасности (за исключением, конечно, ядовитых особей)», но все доводы бессильны перед воплями предательского травмированного подсознания; оно продолжает трубить в рог, оглашая приближение угрозы.       Да, в случае с Лектором, то были не вопли, а неразборчивый липкий шёпот — и лишь это защищало агента, и в тоже время уводило подальше от правды. Страх ослепляет, и только в борьбе с потрошителем поддаться ему, значило — победить. Однако, Кей так долго подавляла в себе эти, мешающие работе в ФБР, эмоции, что вновь всколыхнуть их без весомого очевидного стимула было непросто.       Ганнибал же не был намерен останавливаться на начатом, всё сильнее расшатывая восприятие агента — резко сменяя недавный холод и расчёт в тоне на родительскую благосклонность:       — Глядя на эту картину, я вижу Вас… А, что видите Вы?       Кей глубоко задумалась, продолжительное время рассматривая, изучая пышную, плодородную фигуру златовласой римлянки, только в сознание настойчиво колотился абсолютно иной образ, и ключ к нему он отыскал на полотне — одинокой скорбной слезе на румяной щеке.       Действительно ли Кей никогда не испытывала страха?.. По крайней мере, не за себя.       — Эббигейл, — с отчаянием в голосе призналась она, сама не понимая, зачем вообще пошла на поводу у доктора и стала погружаться в эти размышления; так ещё отважилась поделиться их плодами с Ганнибалом.       — Почему? — осторожно наседал психотерапевт, уже предвкушая, что в следующую секунду произведут эти обветренные, не имеющие цвета, уста.       — Она рискует всем, включая собственную жизнь… И всё, ради одного — утолить отцовский голод, оградить его от гибели.       Ганнибал поравнялся с женщиной и слегка склонился к ней. Говорил, периодически переходя на полушепот, словно заклиная:       — В той истории… сострадание Перо спасает их обоих… Она так покорила властителей Рима своей добродетелью, что они решили отпустить и её, и Цимона. В нашей реальности отец всё же расплатился за свои прегрешения… равно как и его дочь.       Слушая психотерапевта, Кей начала замечать за собой знакомую слабость. Холодный пот начал скользить по всему телу, склеивая ткань одежды с кожей. Тем не менее, она ответила Лектеру, так уверенно, будто пыталась убедить в этом в первую очередь себя:       — Общественное порицание — малая плата в сравнении с тюремным заключением или смертью, — но с каждым словом дыхание её всё учащалось; привычного колличества воздуха будто бы отныне не хватало её лёгким. — Ни то, ни другое… Эббигейл не грозит…       — Кейтлин? — успел произнести Ганнибал прежде, чем Эрли, утратившая равновесие, инстинктивно вцепилась в ткань его пиджака.       — Чёрт…       Без лишних слов психотерапевт подхватил обмякшее тело, а после опустил Кей на близь стоявшую софу.       — Я в порядке… в порядке, — едва ли разборчиво забормотала она, пытаясь сфокусировать взгляд хоть на чём-то, но безуспешно — вокруг была одна темнота.       Движимый, или забытым, или только что обретенным, чувством, Ганнибал склонился над агентом, изучая своим профессиональным взглядом мертвенно-бледное лицо.       — Кей, слушайте мой голос, — вкрадчиво заговорил он, фиксируя её в лежачем положении. — Что Вы чувствуете?       Эрли поморщилась, ощущая горячие пальцы психотерапевта на своей коже, — они приподнимали её веки, касались пульсирующей артерии на шее —, старалась отодвинуться от него, но доктор крепко удерживал её на одном месте, пресекал бессмысленные попытки Кей отстраниться, вынуждая её чувствовать себя ещё более жалкой и беспомощной, чем когда-либо. В конце концов, она попросту не вынесла пытки, что устроил ей собственный организм, и сдалась:       — Это… всего-лишь головная боль, — в добавок тошнота, темнота в глазах, но ему знать об этом вовсе не обязательно.       Ганнибал молчаливо поднялся на ноги, свысока разглядывая агента. Недолго думая, произнёс:       — Я вернусь через минуту.       Кей облегчённо выдохнула, уловив топот его удаляющихся шагов. И почему это происходило с ней именно на его глазах?.. Жестокая насмешка вселенной, что в очередной раз указывала Эрли на её несовершенность, бессилие перед обстоятельствами.       Очередной приступ тошноты врезался между лопаток, подтолкнул её снова принять сидячее положение. Боль сдавливала виски, внутренности сковывало так, что приходилось дышать через раз, но Кей успокаивала саму себя одной единственной мыслью — это состояние не может продлиться долго. Остаётся только успокоиться, перетерпеть… Темнота понемногу начала рассеиваться, позволяя агенту сориентироваться в пространстве.       — Вам не стоило подниматься, — отчитал Ганнибал, что вернулся гораздо раньше, чем расчитывала Эрли.       Ну да, лучше бы она продолжала лежать, а после бы заблевала его чудный белоснежный диван. С радостью бы потом поглядела, как чистоплюй-Лектер собственными руками начал бы оттирать этот натюрморт. Хотя, наверняка и столь малой компенсации морального ущерба её бы лишили; что-то ей подсказывало, что клининговая компания завсегдатай дома психотерапевта.       — Что Вы делаете? — растерялась Кей, почувствовав, как доктор начал подворачивать рукав её свитера; браслет, подаренный Эббигейл, громко звякнул.       Картинка перед глазами женщина по-прежнему была нестабильной, зернистой. Лицо психотерапевта перекрывала тень, не позволяя разглядеть выражения, с которым тот принялся проводить все эти манипуляции — предугадать его следующие действия.       — Хочу померить давление, — флегматичным, даже скучающим тоном отозвался Ганнибал, не прерывая своего занятия.       Обнажив руку, на удивление, притихшей Эрли, он замер, всего на долю секунды, но Лектеру этого хватило сполна. Едва заметные точки, формирующие безымянные созвездия; их так легко было принять за родинки, но у доктора не оставалось сомнений, что это — давние следы пагубного образа жизни Кей, который никогда полностью не отпустит её. Оторвавшись от созерцания этого нового открытия, Ганнибал обхватил её руку, чтобы закрепить аппарат. Чувствительные подушечки пальцев тут же ощутили нездоровый рельеф кожи агента: многочисленные шрамы — короткие и глубокие; длинные по поверхности эпидермиса; тянущиеся вдоль голубоватых вен; рваные и бесформенные. И все, скрытые от посторонних глаз чёрными графичными линиями одного замысловатого рисунка. Не обязательно было иметь шестое чувство, чтобы понять — ткань свитера на второй руке скрывала идентичную картину.       Быстро окончив работу, чтобы не наводить на себя лишние подозрения, Ганнибал бесстрастно заключил:       — Пониженное… Давно Вы обращались к врачу? Это не первый раз, когда Вам внезапно становится плохо.       Кей откинулась на спинку дивана, вымученно ухмыльнувшись. Последнее время она вынуждена посещать кабинет «врача» по несколько раз в неделю — этого более, чем достаточно.       — Уже не помню, — всё же не стала лгать она. — Не было необходимости.       — Кей, — медленно протянул Ганнибал, призывая её расстаться со своей легкомысленностью, — Ваше халатное отношения к своему здоровью непростительно… Вы спасаете чужие жизни, а своей пренебрегаете.       Последняя формулировка особенно не пришлась по вкусу Эрли; отдавало приторной сладостью, приправленной пафосом.       — Вы, что, отчитывать меня собрались? — не скрывая высокомерия, тут же ощетинились она, но уже в следующее мгновение поморщилась от звонкости своего же голоса.       Лектер, заметив её болезненные ужимки, протянул Кей стакан воды с, неизвестным последней, лекарственным препаратом.       — Что это? — Эрли же немедленно раскрыла свою неосведомлённость, подозрительно покосившись на таблетки в ладони психотерапевта.       — Обезболивающее, — невозмутимо и лаконично ответил тот.       Кей долго не решалась принять предложенное, сама не понимая, откуда в ней взялось столько недоверия к доктору, которое, к слову, было неоправданным — уж себе она могла в этом признаться. Несмотря на, как ей виделось по сей день, взаимную неприязнь, Лектер ни разу не совершил того, что бы могло откровенно навредить ей. За исключением сговора с Кроуфордом и принудительной терапии, конечно. Дело было только в пресловутом духе соперничества, не так ли? Она узнала в Ганнибале того, кто непременно должен был подавить её, и всеми силами пыталась избежать этот исход, демонстрируя свою полную независимость даже в мелочах, как сейчас; бессмысленно скрывать, что со стороны её поведение наверняка выглядело смехотворно. Быть смешной и нерешительной в его глазах она уж точно не желала, поэтому быстро вцепилась в злополучные таблетки и, не оставляя себе больше и секунды на раздумья, разом проглотила их. Стакан воды, который Эрли осушила всего парой глотков, пришёлся как нельзя кстати: после подобных приступов в горле всегда чудовищно пересыхало. Каждое действие Кей сопровождалось пристальным наблюдением Ганнибала, которое последний более и не скрывал.       Или лекарство оказалось быстродействующим, или же сработало банальное самовнушение, но ей действительно за удивительно короткое время стало гораздо легче. Кей слишком поздно ощутила на себе гипнотический взгляд психотерапевта, оказавшегося в непозволительной близости — застав её врасплох. Эрли в спешке постаралась активировать все свои инстинкты, чтобы разгадать его намерения; перестала моргать, боясь, что этого короткого мгновения ему хватит для рывка… Или ей? Кто из них был более непредсказуемым?.. Она могла сказать «Нет» Лектеру, но не себе.        И проблески доверия в глазах непокорного не могли не возбуждать сознание психопата — заставлять его желать ещё большего подчинения.       Ганнибал медленно потянулся к её лицу, не прерывая зрительного контакта, словно именно он был фундаментом его власти — янтарь, сковывающий раскаленными цепями, что не давали и шелохнуться. И Кей и не шевелилась, утратив всякий контроль… кажется, не только над телом.       — Если таким образом Вы надеялись убедить меня наведаться к врачу, то Вы просчитались, — нелепая бесполезная попытка пошутить, которой она сама не поверила. И какими жалкими были эти стремления вырваться из-под его влияния, цепляясь онемевшими пальцами за реальность, что скользили по ней, как по льду.       И ведь Кей, в самый неподходящий момент доверившись своей наивности, успела проверить, что якорь, заброшенный в глубины бушующих тёмных вод, достиг дна, фиксируя её судно, но нечто с природной силой вновь всколыхнуло его — улыбка Лектера; губы, растянувшиеся в нескольких миллиметрах от её лица, будто порочно ласкающие без единого касания. Освежающие в памяти события того проклятого вечера, она безжалостно потянули её ко дну. Несколько седеющих прядей выбилось из, прежде неизменной, безупречной укладки психотерапевта, уничтожая весь тот напускной лоск, что так раздражал Эрли с первого дня их знакомства. Они небрежно спадали на лицо доктора, оттеняя медную кожу своим серебром, но что-то и помимо этого делало его в этот миг поистине расслабленным… Живым. Быть может, это ей хотелось видеть его таковым. Все те ярлыки, которыми она успела обвесить Ганнибала, словно рождественскую ёлку, за месяцы их «сотрудничества», сгорели в его пламенном дыхании, что обдавало и её подрагивающий силуэт, странным образом только её и не обжигая. От той же предвзятости осталась лишь горстка пепла, которую победно сменило явление дурманящей плоти; уж Кей, как никто другой, знала толк в наркотиках. Не один десяток перепробовала, но этот, не было никаких сомнений, превзошёл бы все её ожидания. Вот только, недавно попавшись на крючок судьбы в виде Эббигейл Хоббс, впадать в ещё одну зависимость она несколько не хотела.       — Вы ведь понимаете… То, чем окончился тот ужин — грубая ошибка, которую я больше себе не позволю, — прошептала Эрли, невольно касаясь губ Лектера своими; тот более не предпринимал попытки продвинуться вперёд, но и отступать не спешил.       — Это право я оставлю за Вами.

***

      Обдуманным ли было решение впускать в обитель своих страхов и демонов постороннего? Кей затруднилась бы и самой себе ответить на этот вопрос. Но, вспоминая о том внеочередном проявлении слабости, как физической, так и моральной, перед Лектером, всё больше убеждалась, что идея — провести ночь с незнакомцем из бара — имела все основания быть оправданной. В объятия первого встречного её подтолкнуло ничто иное, как необъяснимое, противоестественное, а главное — пугающее влечение к Ганнибалу. И, как слепо она продолжала верить, что недолюбливала и презирала его всем своим существом. Быть может, и так но… Увы, какая-то деформированная, заражённая им, часть её мозга позволила магнетизму доктора пробить брешь в многолетней, неприступной стене.       Тем не менее, Кей всё же сумела отказать своим предательским желаниям в живом воплощении. То, как горделиво и едва ли не безучастно она обесценила инициативу Лектера — да, это могло бы сойти за победу, если бы не одно «Но», отравляющее содержимое её триумфального кубка… Признаться, прежде всего, самой себе в этих потаённых страстях всё же пришлось, но смириться с тем, что она, как и многие другие из их общего круга знакомых, попросту оказалась заложницей обаяния психотерапевта, Эрли не могла; сдай позиции так легко, никогда бы не простила себя за это — каждый последующий день подкармливая неугомонного паразита внутри себя самобичеванием.       Обманывать окружающих было гораздо проще, чем себя, но и в обоих случаях Эрли ранее преуспевала. Поэтому, когда пришло время искать оправдание собственному поведению, долго скитаться в лабиринте всевозможных вариантов, лихорадочно рыская в поисках единственного жизнеспособного, ей не пришлось. Объяснение выдалось натянутым, но вполне реалистичным, если бросить горсть песка себе же в глаза… Она ведь и правда давненько ни с кем не спала. Не то чтобы она осмысленно вела подсчёт, зачеркивая в календаре очередную одиноко проведенную ночь, скорее — просто позабыла, занятая ежедневными хлопотами и работой, о столь приятном времяпровождении. Хотя, это как посмотреть… Любая одноразовая связь требовала от Кей особой подготовки, первым этапом которой было употребление спиртного в неограниченном количестве. В вопросе выбора партнёра она была, удивительно, педанткой и брюзгой, и едва ли осилила бы подобные эксперименты в интимной жизни будучи в трезвом уме, порой ощущая себя асексуалом. Правда, накаляющее внутренности, волнение, на котором Эрли уже дважды ловила себя в компании Ганнибала, доказывало существование некоторых… исключений из устоявшихся правил — бесспорно, «ошибка в уравнении», которую Кей требовалось удалить прежде, чем она снова окажется замкнута в одном тесном пространстве со своим многоуважаемым психотерапевтом.       Поразительно, какой, несмотря на прирожденную внутреннюю враждебность ко всему окружающему, порой доступной она представлялась незнакомцам. Пара сортирных шуток, щепотка напускной простоты — и не было никакой острой необходимости в некотором особом природном очаровании, чтобы покинуть пригородный захудалый бар не в одиночку. И никто не станет ожидать от этой ночи чего-то чувственного и возвышенного, выжимая без остатка лишь то, в чём питал нужду каждый из них, но всегда по-отдельности. И терпеть чьи-то влажные требовательные руки на своём покорном теле — покажется чем-то уже не столь омерзительным и невозможным. А утром она по привычке, ещё окончательно не проснувшись, захочет перевернуться на другую половину кровати, но почувствует чужое, препятствующее задуманному, тепло.       — Блядь… — да, кажется, это точно про неё.       Убедившись в присутствии постороннего, она не совсем понимала, как реагировать на свою спонтанную неразумную выходку. Будильник, ранее трезвонящий по меньшей мере четые раза, не оставлял времени как на планирование дальнейших действий, так и на попытки детально вспомнить события прошлой ночи.       — Вставай, чёрт тебя побери! — подрываясь с кровати и попутно пихая своего любовника, что продолжал беззаботно дремать, Эрли принялась в быстром темпе подбирать, разбросанные по комнате, вещи. — Эндрю! Или как там тебя?.. Поднимайся, я опаздываю на работу.       — Эшли, — с демонстративной обидой поправил её мужчина, всё-таки разлепляя глаза.       — Плевать.       — Даже завтраком не накормишь, — Эшли, сладко зевнув, приподняся в постели. — Да, завтрак и чашка кофе — неплохая компенсация за вчерашнее, не находишь?       — Что ты там мямлишь? — ныряя под кровать в поисках брюк, Кей всё больше раздражалась из-за попыток задержавшегося гостя отвлечь её от сборов.       Тот игриво захохотал, наблюдая, как Эрли, так и не найдя нужной вещи под кроватью, лихорадочно носилась по комнате.       — Не подумай, я не жалуюсь, — вновь заговорил он, примирительно выставив руки вперёд. — Всё же, ты устроила охренительное представление, перепив тех байкеров за соседним столиком, но, знаешь, — последовала очередная ехидная усмешка, — я впервые испытал, какого это — трахать бревно. Не скажу, что это — тот опыт, которым я всю жизнь мечтал обзавестись. И вроде по пьяни уже было… — он всё говорил, и говорил, но все его дальнейшие слова проходили сквозь Кей, оставляя на её теле своё зловоние.       Мерзко… Почему же так мерзко было выслушивать всё это? В недалёком прошлом она не замечала за собой такой мнительности, даже, упаси Господь, робости. Кей и сама не отследила тот момент, когда остановилась посреди комнаты — застыла, словно неживая. Ситуация, когда ей приходилось выслушивать хабальные и вульгарные комментарии от примитивно мыслящих ухажёров не была в новинку, но именно сейчас это воспринималось особенно остро, болезненно. Эрли медленно приблизилась к высокому зеркалу, расположенному у комода, не узнавая себя в отражении. Происходящее, обстановка, человек, что находился в нескольких метрах от неё — всё было неправильным, несправедливым. И те унижения, почву для которых она изготовила и удобрила своими вредоносными руками, тоже. И это ничтожество… Она сама, по собственной воле позволила ему касаться себя прошлой ночью; отдала в полное распоряжение, подчинение, за что теперь ненавидела обоих. Но кого-то, очевидно, гораздо, гораздо больше, только — кого?.. И синяки, что усеивали бёдра, плечи и шею — следы его проявлений — ещё долгое время будут служить мучительным напоминанием этого падения. Кей бы следовало отыграться и за ту токсичную связь, которую она сама возжелала, и за утренние оскорбления, которые она никогда не оставляла безнаказанными, но сейчас всё это казалось таким бессмысленным — любые сопротивления. Совсем некстати вспомнился доктор Лектер, — с нарочито безупречным поведением, с элегантной манерой изъясняться, присущей только ему —, будто сам мозг решил поиздеваться над ней, настойчиво предлогая на обозрение этот контраст. К несчастью, или же наоборот, но она до сих пор не могла поверить в искренность порывов Ганнибала. В то же время, Эшли, который, похоже, собрал в себе все те качества, которыми обладало её обыденное окружение, было откровенен в своей грубости, хамоватости и беспечности. Выбор до предела прост: сладкая ложь, или же горькая правда?.. Вот только, самой Кей мир давно перестал казаться таким элементарным. Быть может, она ещё просто не созрела, чтобы без раздумий принимать окружающую ложь и мириться с ней, но и второй вариант не вызывал энтузиазма. Эшли, которого она мысленно нарекла «носителем правды» вовсе не во славу тому, представлялся Кей резервуаром, до краев наполненным гнилью и испражнениями, и она презирала себя за то, что решила окунуться в него с головой. И, проглотив всю ту мерзость, что принесло ей новое знакомство, по итогу всё равно осталась ни с чем; доктор Лектер, сумевший невероятным образом отвоевать почетное место в её мыслях, по-прежнему занимал его, притягивая своей самобытностью — уникальностью на фоне прочих.       — Сейчас я пойду в душ, — с неожиданно обретенной выдержкой начала Кей, игнорируя замешательство неудачливого любовника, — а, когда вернусь, тебя здесь не должно быть.       Размеренным, но широким шагом она добралась до ванной комнаты и скрылась за дверью, подпирая её плечом, словно там — в спальной — Эрли до сих пор поджидало неизученное, непредсказуемое инопланетное создание, тянущее свои скользкие продолговатые щупальца в её сторону. И, несмотря на своё обитание на низшей ступени эволюции, являющее собой незыблемую опасность — распространяя деструктив на всё, чего, в силу своей неразумности, осмелится коснуться.       Вновь ступить в эту пустоту было легко, запуская необратимый процесс самоиздевательства. Свинцовое облако Кей везде: в холодных серых апартаментах за завтраком, который она так и не смогла осилить; по дороге на работу, маневрируя среди случайных прохожих, над которыми нависали всё те же безликие тени; наступая на пятки, изводя тупой ноющей болью где-то под левой лопаткой. И единственным сменщиком этой внутренней разоренности было только тягостное чувство собственной бесполезности, рождающееся в, давящих напряжением и неизбежными обязательствами, стенах кабинета Кроуфорда, когда ты вынуждена выслушивать несчитанные повторение его консервативных речей… Джек нетерпелив по натуре своей, но он продолжала ждать результаты, проделанной Эрли работы, которые та просто не могла предоставить начальнику за полным отсутствием таковых; бесплодные земли заражают своим недугом всякое, что бы ты не решил на них вырастить.       Что-то старое, забытое, скрывающееся на подсознании, напомнило Кей о себе, и оно требовало — желало испытать очередную эмоциональную встряску; женщина засыхала, стремительно, как влаголюбивый цветок, брошенный под палящим солнцем. Глупо было надеяться, что эта зависимость однажды сжалиться над ней и отпустит… Всего один глоток — один воскрешающий аномальный разряд.       — Здравствуйте, доктор Лектер, — машинально приветствовала Кей, столкнувшись с ним всего в нескольких метрах от кабинета Джека, и, едва успев вдохнуть полной грудью после не столь продолжительной реплики, мысленно встрепенулась; как буднично, более того — доброжелательно прозвучал её собственный голос, словно на подкорках сознания она уже успела принять психотерапевта, оклеймить его, как неотъемлемую часть своей повседневности.       В голове непроизвольно всплыл риторический вопрос: а что здесь забыл сам Лектер? Разумеется, Кей не могла забыть, что он по сей день являлся не только её персональным мозгоправом (как грубо), но и независимым консультантом ФБР. Вот только, это столкновение до того сгустило туман, преследующий Эрли ещё с порога квартиры, что тот стал почти осязаем, притупляя бдительность агента.       — Здравствуйте, агент Эрли, — абсолютно шаблонно ответил Ганнибал, и она опрометчиво расслабилась, не узрев на лице психотерапевта, как и в его тоне, и намёка на укоризну — осуждение её неоднократного непристойного поведения. Всё-таки не стоило забывать: пока доктор Лектер имел возможность вольно расхаживать по коридорам поведенческого отдела, он априори являлся её коллегой и имел угрожающую «привилегию» в любой момент, как минимум, попытаться скомпрометировать Кей.       Недолгое обманчивое успокоение пошатнулось, когда Ганнибал неуловимо сдвинулся вперёд и, будто инстинктивно склонившись к ней, беззвучно, но глубоко втянул воздух носом… обнюхивая её(?).       Обескураженная Кей замерла — притворилась мертвецом, надеясь избежать нападение хищника. И само понятие двигательной активности перестало существовать для неё. Женщина ощутила себя, неодушевлённым, безвольным куском мяса, который обнюхивал привередливый клиент, заподозрив продукт в испорченности.       Ганнибал медленно отстранился от Эрли, не отрывая от неё непроницаемого взгляда, и ухмыльнулся; походила эта ухмылка на ту, что изображал избалованный ребёнок, открывший для себя манипуляции. Глубоко разочарованный рождественским подарком, он не хотел огорчать родителей… преждевременно.       Так и не найдя, что ответить на действия психотерапевта, которые были совершенно за гранью её понимания, Кей обошла Лектера и, с трудом передвигая ногами, отправилась дальше по коридору, ощущая, как в спину упёрлось заточенное остриё его взгляда — взгляда, который ничего хорошего не предвещал.