Альма-матер

      — Себастьян…       — Еретик, — недовольно обрубил Себастьян.       — Правило первое, Сиэль: позволь человеку чувствовать себя правым. Ты не должен отрицать ни одно его слово.       Сиэль глубоко вздохнул:       — Конечно, — он постарался улыбнуться. — Еретик.       — Я же сказал отъебаться, — парень, явно раздражённый очередным появлением истерички, вернул взгляд к своей книге.       — Да, говорил, конечно. Но…       — Тебе нужно сбить его с толку: сделай то, чего он не ожидает, и когда оппонент будет обезоружен — самое время нападать.       — Но я посчитал твою просьбу некорректной и тупой, поэтому решил, что она не может быть действительной.       Сиэлю стоило огромных усилий произнести нечто настолько грубое: он никогда в жизни не пытался ставить себя выше собеседника. И в этой ситуации он был откровенно ниже, хотя и смотрел на сидящего за столом Себастьяна сверху. Уступал во всём, грызся с первобытным страхом, который бил по рассудку и сподвигал бежать как можно скорее, пока сила Себастьяна не испепелила его. Но Сиэль, сжимая до хруста пальцы на лямках рюкзака, смотрел в упор на читающего Себастьяна и пытался дышать глубоко, непринуждённо.       Ни одна из эмоций на лице Еретика не отобразилась. Точно ничего из сказанного Сиэлем он не услышал. Эта стойкая непоколебимость усложняла ситуацию до предела, Сиэль не понимал: слова действительно не произвели никакого впечатления или он скрывал удивление? Или правда ничего не услышал? Тактика Сиэля шла под откос.       — Как только ты получил преимущество — действуй!       — Я хотел предложить тебе сделку.       — Не дожидайся, когда он всё поймет, используй сразу всё оружие. Первое:       — Несмотря ни на что, среди всех, кого я тут знаю, ты самый адекватный. И я уверен, что только с тобой тут можно построить разумное общение.       Поставь человека выше других и сделай комплименты. Важно расположить его к себе.       — Мне нужно всего-ничего, можешь требовать взамен что угодно.       Поставь выгодные условия.       — Ты мне не доверяешь, понимаю, я тоже никому здесь… не доверял бы, — Сиэль огляделся. На него, общающегося с Еретиком, разве что ленивый не смотрел. Хотя все очень старательно делали вид, что им неинтересно, но он спиной чувствовал сжирающие взгляды. Плечи, которые он старался держать прямо, понемногу опускались. — Но эта сделка в моих же интересах, поэтому в моих же интересах твоё согласие. Мне нет смысла врать.       Прояви понимание.       — Подумай над этим и, пожалуйста, к концу перемены дай знать, если готов выслушать. И… постарайся, пожалуйста, быстрее, пока не поздно.       Будь вежлив и пробуди чувство FoMo.       Себастьян, так и не показав ни единой эмоции, продолжал скользить взглядом по строкам. Сиэль снова выдавил улыбку и уже развернулся уходить, когда тот вдруг спросил:       — Что ты можешь дать мне?       Еретик отложил книгу на стол и теперь смотрел на него — и это, кажется, можно было считать победой.       — Что ты захочешь.       — Нет. Что ты можешь предложить мне?       Сиэль замешкался. И выдал самое банальное, что могло прийти на ум:       — Любая сумма.       — Действуй в интересах собеседника, даже если набиваешь свой карман — делай вид, что его интересы выше.       Основное правило упущено. Тлеющий огонек азарта в глазах Себастьяна потух так стремительно, что Сиэль не успел осознать. Сделка прогорела: это стало понятно, когда Еретик прикрыл глаза и поднялся. Он приблизился, и Сиэль сглотнул. Теперь в его глазах не презрение ко всем, в них презрение к нему. Сиэль пришёл от общего к частному — и внезапно жалеет, потому что никогда чужое разочарование не ощущалось таким устрашающим.       — Еще раз заикнись про деньги… Уёбывай к своим дружкам и предложи им отсосать за сто долларов, а ко мне больше никогда в жизни не приближайся и свои дешёвые манипуляции прибереги для кого-то другого, — процедил Еретик и, напоследок окинув самым разочарованным взглядом, развернулся к столу. — Курортничек хуев.       Нет. Не победа.       Прости, Габриэль, мы недооценили противника.       — Извини, — негромко бросил Сиэль напоследок.       Вернулся за привычный стол. Полный провал. С ним всё не так, как должно быть, чёрт возьми. Сиэлю не понять ход его мыслей — не сейчас точно. И не приблизится, потому что он отдаляется при каждом провале, и не может понять его, чтобы не провалиться, потому что недостаточно близок. Замкнутый круг — здесь нет вариантов. Провал, провал, провал!       Значит, с Королем в другом сочтётся. Еретик пока что совершенно недоступная и недосягаемая цель, к которой стремиться бессмысленно. Может быть, когда он станет выше, когда станет приближённым Короля, тогда Себастьян запоёт по-другому, но…       Диссидент. И он не приемлет над собой ничьей власти. Чёртов анархист. Его проблемы не в статусах и звании, ему решительно плевать на весь этот детский утренник с маскарадом, он стоит выше этих игр — но смотрится органичнее и живее, чем вовлечённые в нее азартники. Ему нигде нет места, но здесь — наименее чужой.       — Мелкий! — знакомый голос прервал поток мыслей.       Внушительная рука снова потрепала его волосы, а затем толстяк посмеялся привычным образом:       — Живой, слава богу. Норм всё?       Сиэль через плечо посмотрел на Роса, отмечая взопревшее лицо и всё ту же красную футболку (интересно, менял ли он её вообще?).       — Да, — буркнул Сиэль и отвёл взгляд, — конечно.       Живое общение оставалось главным фактором смущения, потому что Сиэлю действительно сложно было выносить пристальное внимание. Он не привык к нему, да и осознание того, что при общении все наблюдают за каждым движением и словом и запоминают их — пугало. Что угодно может случиться, и это навеки останется в памяти общества.       — А вы чего ждёте, свита? Почему у наших новеньких до сих пор прозвищ нет? — деланно строго произнёс Рос, но игривые нотки улавливались с полуслова.       Сиэль наконец вернул внимание на компанию, и та явно не ожидала такого гостя. Признаться, он и сам не ожидал.       — Это полный бред потому что, — неожиданно раздражённо отозвался Клод.       Впервые за месяц проявил эмоции. Поразительно. То Еретик, то Клод — что сегодня за день? Звёзды какие сошлись?       — Рот, очкарик, — грубо бросил Рос и опустил руки на плечи Сиэля. — Нашему астматику нужно хорошее погоняло, выдвигайте.       — Астматику? Может, Астму и оставим? — хихикнула Ханна.       — Он там про прислугу заикнулся, — вспомнила Мэйлин. — Аристократ, похоже.       — Прислуга? — удивился Рос и потряс плечи Сиэля. — Так ты богатенький?!       Испуганный, юноша сглотнул. Он уверен, это не должно быть общеизвестным фактом, вряд ли тут такое принимают. Королевского дога загрызут бродячие собаки. В прошлый раз Клод уберёг, но сейчас… Не отвертеться.       Вдруг кто-то свистнул. Громко и коротко, точно зная, что его услышат в любом случае. Все повернулись к источнику:       — Так ты тот малыш, которому плохо стало? — Король приблизился к ним с легкой улыбкой. — Порядок?       — Д-да, — Сиэль напрягся до предела. Распалённый вскрывшимся фактом страх набирал обороты перед лицом Рича, потому что Сиэлю нельзя позориться перед ним. Только не перед ним. — Я в порядке, — он слабо улыбнулся и смущённо отвел взгляд. Гордый и уверенный Король подавлял.       — Чудненько, больше так не делай, — Король усмехнулся и устремил взгляд на стол в целом и на Роса отдельно. — Чем занимаетесь?       — Выбираем прозвища первокурсникам! — азартно воскликнул Рос, и Сиэль ощутил, как до сих пор лежащие на его плечах руки сжались.       Он мельком оглядел стол, взгляд задержался на Клоде. Почему-то сейчас он казался другим. Не преспокойной глыбой льда, это был глубоко уставший от здешних законов человек. Не имевший сил даже на банальное раздражение.       — Столько проблем? — запрятав руки в карманы, удивился Король. — Как зовут?       — Алоис Транси и Сиэль Фантомхайв, Ваше Высочество, — с шутливым почтительным кивком ответил Алоис.       — И в чём же трудности? Один Фантом, другой… — Король усмехнулся. — Кажется, я уже слышал о тебе. Может, даже видел.       — Всё может быть, Ваше Высочество, — Алоис усмехнулся в ответ.       — Так что насчет кликухи? — толстяку было не слишком интересно. Да и рук с плеч чужих он не убирал.       Сиэлю трудно признать, но ощущение громоздких ладоней на плечах успокаивало. Ощущение защиты всегда приятно.       — Даже не знаю, — Рич перевёл взгляд на раздумывающего Роса. — Да и ладно, не будем пока жать. Потом что-нибудь всё равно прикипит.       Глаза Короля намекающе блеснули.       — Ясно всё с тобой, Рич, — с притворной огорченностью произнёс Рос. — Ну, Фантом так Фантом!       Сиэль вздрогнул, когда мирно покоящиеся ладони Роса дважды хлопнули его по плечам. А затем, будто опомнившись, толстяк сжал плечи и с резким возгласом: «О!» наклонился к Сиэлю.       — О чём ты, кстати, с Еретиком общался?       — Ты общался с Еретиком? — удивлённо подхватил Король. — Ты его знаешь?       Весь стол устремил на него взгляды, Сиэль начинал теряться, но в то же время помнил, что перед Королём нельзя спасовать. Он должен держаться твёрдо, насколько это возможно. Поэтому, несмотря на трясущиеся ноги, пересохшее горло и краснеющие щеки, он ответил:       — Нет, — резко замахал головой. — Не знаю. Я хотел с ним кое-что обсудить, но диалог не задался.       — Вот оно что, — Король добродушно улыбнулся и вдруг потрепал его по волосам. Взволнованный Сиэль ещё больше разволновался. — Ну не переживай, он со всеми так. Он у нас особняком держится, так что мы перестали надеяться. В некотором смысле он изгой.       Сквозь пелену переживаний Сиэль различил собственное удивление. Он действительно удивился, потому что к местным изгоям — шконке — Себастьяна бы никогда не отнёс. Взгляд скользнул к столу шконки: безликие силуэты, пустые глаза, серая аура и потёртая одежда. В них нет ничего. Это слабое звено, к которому ему чудом удалось не попасть. Самая угнетаемая группа, издевательство над которой даже не обсуждается. И Себастьян — Себастьян, в котором он чувствует силу отца и брата! — ну просто не может находиться на одном с ними уровне! Сломанная иерархия.       — Я понял, о чём ты думаешь, — уловив взгляд Сиэля, сказал Король. — Он не относится к шконке. Шконка — изгнаны коллективом, а Еретик изгнал сам себя. Так что не волнуйся, за общение с ним тебе ничего не будет. Наоборот, если сможешь к нему хоть немного приблизиться — будешь героем. В большинстве своём его тут уважают, всё-таки не каждый против системы пойдет.       Потому что он силён.       Это само собой разумеется. Себастьян не мог относиться к шконке. Просто не мог. И Сиэль кивает.       — Он сказал, чтобы я больше никогда в жизни к нему не приближался, — честно добавил он, и вся компания вдруг залилась смехом.       Юноша непонимающе оглядел всех вплоть до смеющегося Короля, и поднял брови: «Что?».       — Не принимай близко к сердцу, — толстяк опять взъерошил его волосы. — Он такой.       — Хотя удивительно, как ты за один диалог такого добился, — поддержал Рич.       Ох, если бы за один.       — Ладно, — отсмеялся Рос. — Я поговорю с ним, не ссы. Скажу больше не обижать малышей.       — Не надо! — резко воскликнул Сиэль, вызвав всеобщее недоумение. Снова неловко. — Нет необходимости, — он сбавил обороты, — я не собираюсь с ним общаться.       Король довольно усмехнулся, когда Рос запротестовал. А Сиэль запротестовал в ответ. Вот и первые зубы.       — Идём, Рос, — он похлопал толстяка по спине и двинулся вперёд. — Малыши разберутся со своими делами. Если что, жалобы и просьбы о помощи всегда принимаются.       Рич напоследок подмигнул, Рос опять потрепал по волосам, и они оставили стол в покое. Клод вернул привычное выражение лица. Вопросов Сиэлю никто не задавал: спрашивать-то и нечего. Удачное стечение обстоятельств.

***

      Не всегда предательство является порождением злых умыслов. Отец за столом иногда жаловался на крыс в коллективе или алчных партнёров, готовых продать тебя за кусок территории, и всё это с малых лет Сиэлю было знакомо: люди не бывают честными. Со всем миром в честность не сыграешь. Однако существовало и понятие непреднамеренного предательства — о нём Сиэль был только наслышан. Ни с ним, ни с семьёй такого не происходило, но могло — отец всегда был настороже.       — Когда человек по глупости или незнанию поступает против твоих принципов, подставляет тебя или унижает, не ставя это целью, а действуя из добрых побуждений — это непреднамеренное предательство. Когда человек хочет помочь, но делает многократно хуже (особенно если ты предупреждал), то нельзя спускать это с рук, думая, что он хотел как лучше. Его нельзя назвать плохим человеком или считать врагом, но ему также нельзя прощать подобное и делать вид, что ничего страшного не произошло.       Это наставления отца, а впоследствии и Габриэля.       Никогда прежде Сиэль не думал, что человек может предать, не ставя это целью. Он думал, что это, скорее, «проступок». Но отец знал, о чём говорил.       Рос выцепил его в конце перемены. Казалось, тема с Еретиком была закрыта на семь замков и полностью отвергнута, Сиэлю больше не о чем было разговаривать с этим человеком, но у Роса было другое мнение на этот счёт. Мнение, отличное от Сиэля на все сто восемьдесят градусов.       — Иду требовать с Еретика извинения перед тобой, — задорно произнёс Рос, накрепко прижимая к себе Сиэля за плечи и держа курс прямо к одинокому столу. Сиэль побледнел.       — Нет, нет, нет, — он начал пытаться выбраться из хватки Роса. — Рос, я же сказал, не нужно!       — Ещё как нужно! Будет знать, как младших обижать.       — Да прекрати, пожалуйста! Не нужны мне его извинения!       Сиэль пытался вывернуться, но у толстяка — стальная хватка цепких и ловких пальцев. А еще непроходимая твердолобость. И не понятная Сиэлю тяга защищать — он словно проклят на это. Почему, Бога ради, всем так необходимо защищать его?       С каждым новым шагом, неумолимо приближающим их к столу Еретика, Сиэля всё больше охватывала паника. Мнение Себастьяна о нём и так на грани презрения, унижаться в его глазах до такой неподъемной и крайней степени совершенно не хотелось. Это останется в памяти общества, он помнит. Знает. Быть отбросом в глазах Силы — моветон. Эта сила всегда была выше, всегда была к нему снисходительна. Но ему хотелось чтобы хоть кто-то, обладавший этой силой, видел в нём что-то большее, чем несмышлёное и беспомощное дитя.       — Пусти меня, Рос! Не надо!       Безрезультатность высвободительных фрикций, несмотря на старательные попытки Сиэля, никуда не делась. Он действительно хотел, но — борьба обречённая. Слишком слаб. И слишком бессилен.       — Еретик! — мирно сидящий за столом Себастьян через плечо обернулся. Всё та же холодная мина. Но, кажется, Сиэль видит проблески усталости.       Сколько ни пытался он вырваться, но вот итог — лицом к лицу с чёртовым мудаком, которого он бы хотел никогда в жизни больше не видеть. И это единственное их взаимное чувство по отношению друг к другу.       — Так дела не делаются, чувак! Младших нельзя обижать! — ладонь толстяка гулко стукнула по плечу Себастьяна. — Извинись перед ним!       — Даже не смей! — наперёд бойко воскликнул Сиэль, выкарабкиваясь наконец из мясистых рук.       Волосы растрепались, дыхание сбилось, взгляд неожиданно горел воинственным стремлением защитить хоть какие-то крохи своей чести от этих жалких извинений. Её больше не защищал Габриэль, не откупил бы отец, не отмыла бы мать от треклятых извинений этой сволочи — её нужно было только лишь уберечь.       Себастьян метнул взгляд к руке Роса и брезгливо оттолкнул её, а затем перекинул ноги через сиденье, скрестив их, и облокотился спиной на стол. В уверенной осанке и непринуждённой, сильной грации словно сконцентрирована вся власть чёртового мира, и именно поэтому Сиэль меньше всего желает слышать унизительные извинения в свой адрес. Они с ним рассчитались, больше никаких разговоров.       — Значит, я обидел вашего богатенького мальчика? — с мерзкой снисходительностью отозвался Еретик. — Задел изнеженную, утончённую душу?       — Еретик! — возмущённо завопил толстяк, но:       — Рос! — Сиэль набрался смелости, чтобы гаркнуть на парня. Всё положение казалось ему донельзя унизительным. — Хватит. Ни черта мне от него не нужно, и тем более извинения.       Сиэль стойко выдержал растерянный и удивлённый взгляд Роса. Так длилось некоторое время, пока Еретик не вздохнул и не поднялся с места, захватив сумку.       — У твоей кисейной барышни я никогда в жизни не буду просить прощения, Рос, — Себастьян посмотрел на толстяка неожиданно человеческим взглядом. Без привычного презрения, и это сбило Сиэля с толку. — И позаботься о том, чтобы твой золотой мальчик со мной больше не пересекался.       Рос уже готов был возмутиться. Но Сиэля вдруг взяло первее. Проклятый выродок, которого в детстве недолюбили бедные родители, теперь смеет говорить, что Сиэль из-за своего происхождения ничего тяжелее пачки денег в руках не держал, а из проблем только одна — куда спустить родительские деньги! То, что его родители позаботились о своём материальном положении перед беременностью, а не рожали в однушке без отопления; то, что у них достаточно мозгов, чтобы заработать и умножать капитал, а не пробухивать свою зарплату и превращать её в ящик пива не даёт Себастьяну совершенно никакого права умалять их достижения и называть их сына, которого они воспитали и позаботились о том, чтобы он ни в чём не нуждался, бестолковым мажором. Узколобая сволочь, которая думает, что он родился с золотой ложкой во рту и ни черта в этой жизни не делал, кроме как прожигал деньги родителей.       — Заткнись! — Сиэль вцепился в локоть Себастьяна, вкладывая всю свою силу в хватку. — Сейчас же…       — Руки, выблядок, — процедил Еретик, тут же грубо вырывая руку из некрепкого захвата Сиэля. В нём, как бы он ни старался, не будет и четверти той же силы.       Но огня это не убавило.       — Если у тебя родители — идиоты, у которых мозгов нет, это не проблема моей семьи! Прекрати считать себя Всеведущим Богом, если понятия не имеешь, что такое расти в богатой семье!       Сиэль был готов биться до победного, чтобы отстоять честь своих родителей, однако Себастьян не отвечал. И по-прежнему не показывал никаких эмоций, словно, чёрт возьми, ничего не услышал! Сиэль тяжело дышал после гневной тирады, а Себастьян смотрел — непроницаемо, безэмоционально и презренно. Проклятье.       — В споре всегда доминирует тот, кто спокоен, — Винсент улыбнулся. — Если важна победа — нужно забыть об эмоциях.       Капризный вскрик изнеженной души — Себастьян точно подтвердил свои слова.       — Боже мой, — он усмехнулся. — А ведь говорил, что со мной можно построить разумное общение. Адьёс, истеричка.       Грациозно взмахнув рукой, Еретик стал уходить. Распалённому Сиэлю только и оставалось смотреть ему вслед.       Глубокий вздох. Все снова имели честь наблюдать увлекательнейший конфликт. Чёрт. Начали за здравие, закончили за упокой.       — Ну и ну, — толстяк покачал головой. — Прости, мелкий. Не думал я, что так всё закончится.       — Когда человек по глупости или незнанию поступает против твоих принципов, подставляет тебя или унижает, не ставя это целью, а действуя из добрых побуждений — это непреднамеренное предательство.       Он унижен в глазах не только Еретика, но и всей столовой. Теперь все и каждый знает, что Сиэль — спесивый мажор среди простых ребят, так еще и неуравновешенный. Чудесно. Сказано ведь было, что не нужны ему эти дрянные извинения, чёрт побери!       Сиэль пулей покинул столовую.