Змеи, Львы, Барсуки и Вороны

– Ну же! Быстрее! Свет факелов загородили две большие тени. Ночную тишину пронзал девичий шепот. – Маркус! Нас щас спалят! Живее! Тени зашаркали по каменному полу замка. Та, что больше, явственно отставала, однако ей не составляло труда нагнать шедшую впереди тень поменьше. Девичий шёпот едва не перешел на громкие восклицания. – Маркус, блять! – Тень позади споткнулась и чуть не грохнулась на пол. – Ты можешь помолчать?! – шёпотом воскликнул мальчишеский голос. Маленькая тень подошла к большой. – Ты не ушибся? – обеспокоенно осведомилась она, но большая отодвинула ее в сторону и резво зашагала по коридору. «Первая ночь, а мы уже нарушаем», пронеслось в голове Маркуса, когда они наконец свернули к нужному месту. В свете факелов его кожа казалась не просто очень светлой, а фарфоровой. Острый нос с неброской благородной горбинкой выдавал в нём выходца из древнего чистокровного рода. Еще одним дополнением к этому, служил зеленый галстук в серебряную полоску, указывающий на принадлежность к Слизерину. Внезапно ему в плечо уткнулось что-то мягкое. Он слегка опустил голову. В нос тут же ударил запах бананового пудинга. Маркус ненавидел ее привычку без конца мазаться кремами по вечерам. Девочка привычно вцепилась в его мантию и подняла голову, встретившись с ним взглядом. Смугловатая кожа, большие мендалевидные глаза цвета капучино, пухловатые губы, растянувшиеся в улыбке. Это была ее идея. Пробраться посреди ночи в Выручай-Комнату, чтобы раздобыть там вонючих хлопушек. Если бы он мог, он бы отказался. Честно. Но Маркус слишком хорошо знал Дори. Она бы пошла сама и непременно наткнулась бы на дежурных старост. Или, того хуже, влипла бы в какие-нибудь другие неприятности. Знаем. Уже проходили. Он вспомнил, как на третьем курсе отказался переться с ней ночью на кухню за шоколадными батончиками. В три часа ночи его разбудил один из кухонных эльфов. Оказалось, что Дори умудрилась столкнуться в одном из коридоров с каким-то пуффендуйцем. И мало того, что чертовски его перепугала, так еще и кинула в него Ступефаем. А как снять заклятье забыла. Ему пришлось отлеветировать беднягу до гостиной Барсуков, снять заклятье и убежать. А потом еще пол ночи успокаивать распереживавшуюся Дори. С того утра он поклялся себе постоянно следить за подругой. Ибо ее феерический талант вляпываться в неприятности, когда-нибудь сыграет с ней злую шутку. Пожалуй, ему, как хорошему другу, стоило попытаться отсрочить этот момент. Максимально отсрочить. И вот сейчас, они, в обход всех возможных и невозможных школьных правил, стояли в одном из коридоров восьмого этажа и представляли себе комнату полную всевозможных магических вредилок. Ему на ум приходила только лавка Уизли в Косом переулке. – Святой Салазар! – воскликнула шёпотом Дори, и Маркус открыл глаза. Перед ними в стене медленно проявлялась большая малиновая дверь с позолоченной круглой ручкой. Буква W на ней подвердила предположение Маркуса о том, что они с подругой представляли одно и то же место. – МАРКУС, ТЫ ТОЛЬКО ПОСМОТРИ! ПОСМОТРИ! – Дори, казалось, светилась от счастья. Она мягко прыгала вокруг него, издавая восторженное нечленораздельное жужжание, – МАГАЗИН ВСЕВОЗМОЖНЫХ ВРЕДИЛОК УИЗЛИ! Я ТАК И ЗНАЛА, ЧТО МЫ ПРЕДСТАВЛЯЕМ ОДНО И ТО ЖЕ! – Маркус привычно закатил глаза. Ну конечно они представляют одно и то же. За столько-то лет дружбы. Дори была с ним с момента, когда впервые посетила Малфой Менор вместе с отцом и старшими братьями. Круглолицая девчонка в больших фиолетовых очках тогда знатно напугала маленького Маркуса. Он никогда не любил общаться. Особенно со сверстниками. А тут дядя Блейз приволок к ним в дом ходячую бомбу замедленного действия, которая в первый же день пребывания в Меноре, чуть не сожгла живую изгородь, пытаясь поиграть с Маркусом в путешественников. – Ну же, Маркус, подойди и поздоровайся с Дори. – мама посмотрела на него с умоляющим взглядом, – она совсем-совсем не страшная. Маркус нехотя подошел к девчонке под одобрительные возгласы дяди Блейза. Отец, стоявший за его спиной, скорчил сыну недовольную рожу, вызвав у него улыбку. – Эридан Маркус Малфой, – сказал он тихим голосом и протянул ей руку. – А я Дори! – девчонка подпрыгнула и набросилась на него, обхватив руками так, что чуть не задушила. Маркус подумал, что она сумасшедшая, и что он никогда в жизни с ней не свяжется. Он решил притворяться, что они не знакомы, что ее не существует. Но это было очень нелегко, учитывая тот факт, что она постоянно ходила за ним попятам. Маркусу стало еще хуже, когда он увидел, с каким трепетом и нежностью его мама и папа относятся к Дори. Мама всегда предлагала ей сладостей, настаивала, чтобы юная мисс Забини оставалась у них подольше. А папа с радостью устраивал ей экскурсии по Мэнору, таская девчонку на плечах. В общем, Мистер и Миссис Малфой обожали Дори. А Маркус ее ненавидел. Он и сам не помнил, когда его ненависть перетекла в терпимость, потом в легкую симпатию, и наконец, в некоторую привязанность. Он не помнил, когда стал спрашивать Дядю Блейза, когда Дори сможет приехать. Просить маму выделить ей комнату рядом со его, а папу – купить её любимые сладости, когда они наведывались в Косой переулок. Дори просто стала частью жизни. Такой же обыденной, как добрая важная мама, статный шутливый папа, занудная саркастичная Аврора, отчуждённый серьёзный Беннетт, веселый шумный Скорпиус... Ну в общем, как-то так вышло, что кроме Дори, с ним так никто и не спелся. И только позже Маркус осознал, что сам отгонял всех прочих от себя, потому что просто не мог представить рядом кого-то кроме Дори. – Блять, Малфой, ты идешь?! – девочка скорчила ему рожу. – Отъебись, мымра. – беззлобно огрызнулся он, и взялся за ручку двери. Внезапно по спине пробежали мурашки. Маркус резко обернулся, произнося беззвучный Люмос, и посмотрел в темный коридор. Прямо на него. Будто в самом деле видел. __________________________________ Ноа проснулся и резко сел. Перед глазами замелькали тёмные пятна. В ушах зазвенело. Ноа завис в сидячем положении секунд на десять, пока последствия резкого пробуждения не отступили. Ему в глаза светило утреннее солнце. В комнате царила привычная духота, а в углу у окна кто-то из сокурсников храпел. Ноа свесил ноги с кровати и поднял взгляд на настольные часы. Стрелки указывали пять тридцать утра. Он недовольно поморщился, понимая, что уже не заснет, протер лицо руками и засунул ноги в тапки. Встал, прошел в сторону ванной комнаты, как вдруг замер. Ноа вспомнил, что ему снилось. По коже пробежала легкая дрожь. Он знал их. Знал обоих ребят, которых видел в своем сне, более того, понял, где они находились. Эридан Малфой, которого все чаще называли просто Маркусом, и Дорианна Забини – Слизеринцы с его параллели, постоянно попадающие в неприятности. Ноа не общался с ними, знал лишь поверхностно, но это не отменяет того, что во сне он видел их. И был почти уверен, что они действительно этой ночью пробрались в Выручай-комнату. Вещий сон? Да ну нет, не может такого быть, подумал Нотт, глядя на свое отражение в зеркале. В голове крутились воспоминания о видении. Пронзительные ледяные глаза Малфоя. Задорный тон Забини. То, как он глянул на Ноа, будто чувствовал, что за ними наблюдают. Нотт плеснул себе в лицо струей холодной воды. Затем еще и еще. Он подумает об этом позже. Почти наверняка у него разыгралось воображение. Он просто сильно устал, перед сном припомнил слизеринцев и вот, пожалуйста, результат. Ноа быстро закончил с умыванием и проследовал обратно в комнату. Оставшееся время до пробуждения друзей, он провел за чтением книги «История последней магической войны в Британии», Сэм проснулся как раз на моменте, когда Орден Феникса во главе с Гарри Поттером врывался в захваченный Хогвартс. – Сколько время? – вялым, охрипшим голосом поинтересовался Томас. – Семь пятнадцать. – безучастно ответил Ноа, захлопывая книгу, – ты вовремя. Сэм кивнул, протирая глаза. Затем встал со своей кровати и откинул балдахин соседней. У них в комнате, как-то с первого курса было принято, как проснёшься сам, разбудить соседа. Ноа не помнил, когда этот обряд вошел в обиход, но будильников в их комнате после первого курса осталось всего два. Один запасной, другой основной. Они как раз одновременно, будто подгадали, зазвенели. Ноа поморщился и отключил их с помощью палочки. – Саймон, – растягивая гласные, позвал Сэм, – Саймон, – он слегка потряс однокурсника, но, не увидев должной реакции, хитро переглянулся с Ноа, затем наклонился к самому уху бедняги Саймона и завопил, – САЙМОН! МЫ ПРОСПАЛИ ТРАНСФИГУРАЦИЮ! Саймон Солар, тонкий высокий мальчишка с детским лицом, мгновенно вскочил с кровати, запутавшись головой в балдахине, и смачно навернулся, упав корпусом прямо на территорию близжайшего спального места. – СУКА, ТОМАС БЛЯТЬ! ТВАРЬ ЕБУЧАЯ, Я ТЕБЯ ВЫЕ... – Силенсио, – послышалось с другого конца спальни, и Солар затих. Ноа удивленно обернулся туда. Седрик Ньюман, крайне трудолюбивый жилистый парень в круглых очках, недовольно косился на происходящее. – Откуда ты знаешь это заклятие? – удивленно спросил Ноа. – Учебник по заклинаниям заранее прочитал. – ухмыльнулся Седрик, – а, если честно, у меня под домом обитают крайне крикливые гномы. Сэм, надрывающийся от истерического смеха, подошел к несчастному Саймону. Тот беспомощно барахтался в полупрозрачной ткани, смешно открывая и закрывая рот. Ноа с удовольствием прочитал по его губам самые гнусные выражения. – Да блять не двигайся! Дай распутать! – Смеялся Томас, отбиваясь от хаотичных взмахов рук и ног. Балдахин кровати, которую задел Солар, откинулся, и из-под него показалась растрёпанная русая голова Алана Райдена, в этом году назначенного старостой. Увидев, что происходит, он, вопреки всем стереотипам о любимчиках деканов, свалился обратно на кровать, издевательски заржав. – Лошара! – прикрикнул он, хватая с тумбочки маггловский фотоаппарат и направляя его на друзей. Щелк! И теперь, позорное пробуждение Саймона Солара утром второго сентября, было навсегда увековечено в фотографии. К тому времени как пятикурсники гриффиндора дошли к Большому Залу, до уроков оставалось всего минут пятнадцать. У входа Ноа и Сэм пересеклись с Кристианом, обменялись приветствиями и разошлись по разным столам. Подходя к любимой скамье у дальней стены, ребята заметили угольные аккуратно уложенные волосы Рамоны, рядом с ней о чём-то восторженно щебетала другая их однокурсница – Алин Мейсон, девочка с чрезвычайно длинными косами, достававшими ей до колен. Заметив подходящих мальчиков, Алин резко замолчала. Сэм этого не приметил и, как ни в чем не бывало, расселся слева от Рамоны. Ноа занял привычное место по правую сторону от подруги. – Доброе утро, – проговорил он сразу обеим девушкам. Алин скомканно ответила, сослалась на то, что ей надо с кем-то встретиться и быстро ретировалась. Нотт проводил ее недоуменным взглядом. Сэм, тем временем, уже напихал себе в рот тыквенной запеканки и с наслаждением принялся рассказывать Рамоне об утреннем инциденте. – Это не смешно. – резко перебила его Рамона, – Саймон мог пострадать! – Я и забыл за ночь, какая ты зануда, – недовольно пробурчал Сэм. – О чем это вы с Алин разговаривали, – аккуратно поинтересовался Ноа. Подруга поняла на него взгляд, дернула плечами и чересчур небрежным тоном ответила, – Да так, обсуждали расписание. Ноа хотел получше расспросить Рамону, но не успел. К их столу как раз подошла, улыбаясь, староста гриффиндора – Алекса Хирш, голубоглазая высокая девочка, особенно ничем не выделяющаяся. Она отыскала листки с их именами и отлеветировала всем троим в руки. – Сдвоенная Трансфигурация?! – возмущенно воскликнул Сэм. – Зельеварение перед обедом! – улыбнулся Ноа. – О господи, Заклинания первым уроком... – обреченно прошептала Рамона. Алекса рассмеялась и отошла к другим ребятам. Ноа со вздохом уставился в потолок. Сэм плохо ладил с Трансфигурацией. По словам директора Макгонагалл, он имел природную неспособность к этому виду магии, тем не менее, поблажек она ему никогда не делала. Нотт еще помнил, как на третьем курсе Сэм превратил собственный учебник в крысу, правда, не до конца. У учебника выросли лапки, нос и длиннющий лысый хвост. Выглядело это кошмарно, а последствия имело еще более плачевные. Томас не сумел придать учебнику прежний вид, из-за чего ему весь оставшийся год пришлось таскать с собой живой учебник с крайне скверным характером . У Ноа и Рамоны с этим все было куда лучше. А вот с Заклинаниями у Монтегю не складывалось. Несмотря на то, что по остальным предметам она получала одни Превосходно или Выше ожидаемого, Заклинания давались ей очень трудно. Они часто вызывали не тот эффект, который было нужно. И Рамона очень комплексовала по этому поводу. У Ноа по всем предметам была хорошая успеваемость. Спустя минут восемь, когда Сэм наконец допил огромную кружку тыквенного сока и наплевательски утёр рот рукавом, на что получил едкое замечание от Рамоны, гриффиндорская троица встала из-за стола и направилась к выходу из зала. Во время завтрака Ноа, к своему разочарованию, вспомнил про вчерашний инцидент в поезде, пузырёк Жидкой Удачи, все еще лежавший в кармане мантии, и странную просьбу Феликса. Взгляд Нотта мгновенно метнулся к столу Слизерина, и он стал искать там рыжеватую голову однокурсницы. Ожидаемо, она выделялась среди остальных, хотя бы тем, что сидела отдельно от братьев. Джон, Уилл, Феликс и Энтони, все, кроме несчастного Феликса – огненно-рыжие, сидели на одном конце стола. А вдалеке, в самом углу длинного стола, одиноко ютилась низкая хрупкая девочка, чья рыжая голова смотрелась на фоне остальных, приемущественно чёрных или блондинистых, почти сюрреалистично. Раньше Ноа никогда не обращал внимания на Лили Поттер. Он, конечно, знал ее с малых лет, их родители были друзьями. Но близко они не общались. Нотт с некоторым удивлением обнаружил, что не знал о ней практически ничего. Однако, судя по всему, одиночкой Лили не являлась. Рядом с ней о чём-то весело щебетала симпатичная девочка с длинными каштановыми волосами. Ноа точно знал её, но всё никак не мог вспомнить имя. Ну, во всяком случае, подумал он, паршивой компанией она явно не является. Да и Лили не выглядит угрожающе. Обычная девочка, просто слизеринка, только и всего. – Эй! Ты идёшь? – окликнула друга Рамона, недовольно косясь на змеиный стол, куда он смотрел. Она ненавидела Слизерин, это Ноа усвоил с первого же дня пребывания в Хогвартсе, когда на распределении она на весь зал громко зашептала: «Только не в Слизерин! Только не в Слизерин!». Этому было очень горькое и неприятное объяснение. Её отца, Грэхэма Монтегю, после окончания войны обвинили в пособничестве Пожирателям Смерти и режиму Волондеморта. Хотя тот, почти сразу после начала войны, осознал весь ужас ситуации и попытался оказать помощь полукровкам и магглорождённым, анонимно спонсируя их побеги за границу. К сожалению, его даже не выслушивали, ссылаясь на его прошлое. Плохая компания. Многие невинные люди сгнили за пару месяцев в Азкабане. Не за свои преступления. За то, что были слизеринцами. Первые суды были самыми поспешными, несправедливыми и жестокими, потому что проводились озлобленными сотрудниками министерства. Так, ни в чем не повинный отец Рамоны на целых два месяца был заключён в Азкабан, когда там еще были дементоры. Это, естественно, нанесло непоправимый вред психике, из-за чего, даже спустя много лет он просыпается от ужасных кошмаров и вынужден ежемесячно посещать Мунго. Ноа помнил, с каким выражением Рамона рассказывала обо всём этом. Как тонкие струйки слез стекали по ее щекам, пока они с Сэмом обнимали ее с двух сторон. «Он кричит. Он очень страшно кричит, ему так больно, он так напуган. Иногда я прихожу домой и застаю его рыдающим. Это невозможно терпеть, это так ужасно». Ноа пошатнулся. Воспоминания так реалистично всплыли перед глазами, что он чуть не потерял равновесие. – Блять он опять. – с легкой тревогой в глазах сказал Сэм, хватая его за предплечье. Рамона тут же пристроилась с другого боку. – Да нормально всё! – Ноа попытался вырваться, но друзья держали его крепко, помня, как однажды он чуть не навернулся вот так с Астрономической башни. В конце концов Ноа перестал сопротивляться и позволил друзьям вести себя к нужному кабинету. Все Заклинания, которые были совмещены с Пуффендуйцами, он провел в блаженном забытье. Правда к концу урока, когда Сэму стало совсем завидно, что друг почти ничего не делает, он зарядил ему в лоб подушкой. Ноа в долгу не остался, и уже через минуту они зверски перекидывались подушками с помощью Отбрасывающих чар. Во время неудачных попыток ребята прибегали к помощи рук, но в основном дуэль была почти магической. Победу в ней, к слову, одержала Рамона, у которой к концу занятия всё же получилось правильно применить Диспульсо. Правда не на подушку, а на тяжелую сумку бедняги Максвелла Хэджхога, которая, пролетев через весь класс, одним ударом сбила дерущихся Ноа и Сэма с ног. На сдвоенную Трансфигурацию они топали, потирая ушибленные макушки. Рамона давилась от смеха. Не до него стало, когда, по приближении к кабинету они заметили знакомые зеленые галстуки, форменные жилеты и мантии. – Твою ж мать, – обреченно прошипел Сэм. Рамона пренебрежительно скривилась. И только Ноа стал рыскать взглядом в гудящей толпе. «Ага, Лили на месте, опять с той девчонкой. Как же ее имя..? Ладно, неважно. Здесь должны быть те двое...» Искомый дуэт нашелся быстро. Они сидели на мраморной раме окна, выходящего во внутренний двор, и о чем-то говорили. Дорианна сидела к Ноа спиной, так что он мог полностью видеть только Маркуса. Светлые волосы были взлохмачены, зеленый галстук с эмблемой факультета приспущен, голубые глаза сияли под лучами осеннего солнца. Малфой был явно в хорошем настроении. Ноа попытался воскресить в памяти подробности ночного видения. А это было именно видение, он уже не сомневался, ведь так подробно запомнить Маркуса он попросту не мог, а во сне он был точно таким как и сейчас. Значит они с Дори этой ночью действительно выбирались в Выручай-Комнату. Только вот зачем? Внезапно по спине прошла дрожь. Внутри всё похолодело. Стеклянные голубые глаза смотрели прямо на него. Лицо Маркуса при этом исказилось некоторым подозрением. Ноа тут же отвел взгляд и, не оборачиваясь, проследовал к гриффиндорцам, собравшимся у противоположной стены коридора. Этот взгляд и ощущение холода на коже были такими же, как в видении. Непонятно почему, но Маркус Малфой источает нехорошую энергию. Будто стоит от него чего-то ждать, быть наготове. Внезапно до Ноа донёсся знакомый голос. – Неужели я настолько ужасен для тебя, а, Монтегю? Ну конечно, первый же день учёбы, а этот говнюк уже нарывается. Куда уж без этого? – Заткнись, Уизли. – Рамона демонстративно задрала подбородок и поджала пухловатые губы. Компашка слизеринцев мерзенько засмеялась. – Да что ты, Монтегю, небось мечтала обо мне всё лето, а? – Джон Уизли подошел чуть ближе, губы его растянулись в кривой улыбке. Его друзья снова одобрительно загоготали. – Отстань от неё, Уизли! – Сэм выдвинулся вперед и загородил Рамону, угрожающе сжав кулаки. – Ой, боюсь-боюсь, Томас! Пощади, прошу! Я и пальцем твою невесту не трону! – Джон с наигранным испугом в голосе, поднял руки, как бы сдаваясь. Ему физически было нужно довести всех до белого коления, и Ноа неохотно признавал, что получается у него это просто превосходно. Он подошел к своим друзьям и встретился взглядами с Джоном. В глазах у того, казалось, мелькнула мимолётная радость, но она тут же сменилась насмешкой. – Еще одна твоя собачка подоспела. Собираешь питомник, Монтегю? – высоченный слизеринец позади Джона надрывался от смеха, все его уже лицо было красным. Ноа собрался было ответить засранцу что-нибудь дерзкое, как вдруг голоса сокурсников позади стихли. Ребята стали быстро расступаться по сторонам и Джон, как ошпаренный, отлетел к ближайшей стене. Его можно было понять. С другого конца коридора к ним на всей скорости несся высокий хмурый мужчина с темными коротко стриженными волосами, его чёрная, словно ночь мантия, угрожающе развевалась позади. Профессор Грин — преподаватель Трансфигурации, заместивший на этом месте директора Макгонагалл, был молодым, но до ужаса строгим требовательным и раздражительным учителем. Всем было непонятно, как, имея такой характер, он стал деканом Гриффиндора. — Минус десять очков Слизерину, мистер Уизли, и минус десять очков Гриффиндору, мисс Монтегю. — бросил он, даже не останавливаясь возле них, а спеша сразу к двери. По приближении к классу он беззвучно махнул палочкой , отпирая кабинет, и проследовал внутрь. Ученики, не возражая, тут же поплелись за ним. — Упырь, — шепотом процедил Джон, прямо над ухом у Ноа, тот испуганно глянул вверх. Уизли был выше него почти на голову. — Да не бойся, душка, из всех грифов ты раздражаешь меня меньше всего, — шепнул тот, победно ухмыляясь. Ноа не успел ему ничего ответить, сразу после сказанного Джон подмигнул ему и слился с толпой Слизеринцев. — Минус пять очков Слизерину, мистер Уизли, минус пять очков Гриффиндору, мистер Нотт. — тут же прогремело из недр класса, и Ноа досадливо поморщился, — флиртовать будете вне моих занятий. На этих словах Ноа ошарашено замер прямо у входа в класс, чувствуя как начинает густо краснеть. Со стороны однокурсников донеслись легкие смешки. Ноа мельком глянул на Джона, но того, казалось, совершенно не сконфузило замечание преподавателя. Он невозмутимо складывал на столе школьные принадлежности, не обращая внимания на ухмылку соседа по парте, черноволосого паренька по имени Тобиас Прайор. Ноа быстро проследовал к тройной парте в самом конце класса, где уже сидели Рамона и посмеивающийся Сэм. — Итак. — тишина, воцарившаяся в классе после этой фразы, казалась почти осязаемой, — Вам, пятикурсникам, в этом году предстоит сдавать первый в вашей жизни официальный экзамен именуемый кратко С.О.В. Советую начать подготовку с этой же минуты, ибо от этого экзамена в некотором роде будет зависеть ваше будущее. Сконцентрируйтесь на изучении тех предметов, которые понадобятся вам для получения необходимых навыков для сдачи Ж.А.Б.А. на седьмом курсе, после которого вам предстоит освоить какую-либо профессию. На правом ряду, занимаемом Слизеринцами, взметнулась вверх чья-то рука. Это была, сидящая через две парты от них Дори. Лицо профессора Грина исказилось недовольной гримасой, однако, скрепя сердцем он все таки удостоил девочку внимания: — Что, мисс Забини? Дори просияла и встала с места. — А какие предметы необходимы для сдачи, если в будущем планируешь работать в Отделе Тайн? По классу прошелся удивленный шепоток. Брови профессора Грина приподнялись, однако, он быстро собрался и ответил. — Для поступления на работу в Отдел Тайн, прежде всего необходимо быть чрезвычайно уникальным, талантливым и сильным магом, мисс Забини, — скептический тон профессора не оставлял сомнений в том, что все эти качества, по его мнению, к Дори совсем не относятся, — что касается предметов, необходимы оценки Превосходно по всем предметам, как на С.О.В., так и на Ж.А.Б.А. И рекомендательное письмо от действующего директора Хогвартса. Ноа не мог видеть лица Дори, однако даже по ее фигурке, и без того, маленькой, на фоне высокого статного профессора, было видно, как девочка заметно сникла. Она плюхнулась обратно на стул. Сидящий рядом Малфой тут же слегка наклонился к ней и шепнул что-то, наверняка ободряющее, ей на ухо. Профессор уже продолжал свою речь. Ноа слушал вполуха. В любом случае, они с Сэмом смогут спросить об этом у Рамоны сразу после занятия, а с большой вероятностью, им даже спрашивать не придется. Рамона и сама в ходе обсуждения грядущих экзаменов раз десять перескажет содержание наставительной речи всех профессоров вместе взятых. Его больше интересовала ситуация в которую он, по ощущениям, медленно, но верно влипал. Джон Уизли, отпетый хулиган, задира, самый настоящий Слизеринец в конце концов, проявлял к нему какое-то совсем нездоровое внимание. Дал ему зачем-то пузырек жидкой удачи розлива этого года, как он узнал по крохотной этикетке на пузырьке, когда оказался у себя в постели. Да вдобавок не просто от какого-нибудь среднего зельевара, а от самого Блейза Забини, о котором ему напомнила Дори. Блейз Забини — один из лучших, искуснейших зельеваров нынешнего столетия, чьими услугами пользовались высшие чины Министерства и в целом всего магического сообщества. И да, разумеется, он был с ним знаком. Его отец и мистер Забини были в школьные годы лучшими друзьями, и по сей день поддерживали тесный контакт, но Ноа, к своему превеликому разочарованию, ни разу так и не получил от дяди Блейза в подарок его знаменитых творений, а самому попросить было даже немного стыдно. С детьми Забини он был знаком довольно поверхностно, хотя все они, от старшего до младшей, внушали симпатию. К слову об их количестве, детей у мистера Забини было целых пять, включая Дори, и все родные. Однако существовала одна очень любопытная загвоздка, в виде отсутствия у этих детей постоянной матери. Он воскресил в памяти давний диалог с Найджелом, вторым сыном мистера Забини. Цветочный луг на заднем дворе поместья, палящее летнее солнце и огромный темный дуб, в тени которого они сидели. Найджел, смуглокожий высокий парень на год старше с яркими окрашенными в красный волосами, рассказывал ему о своей семье. — Ну, знаешь, мамы для всех нас больная тема, — он слегка поморщился, — ни одна из них после рождения ребенка не пожелала его воспитывать, представляешь? Отцу ужасно не везет с женщинами. После появления Серен он прекратил даже пытаться. Ноа удивленно вытаращил на друга глаза. — Что, правда? Может на нем проклятье, он об этом не задумывался? Найджел криво улыбнулся. — Конечно задумывался, он в Святом Мунго бывал чаще чем кто-либо, но они ничего не нашли, хотя мне кажется, — он снизил тон и заговорщически наклонился к Ноа, — мне кажется, что его прокляла мать Нейтона. По коже Ноа пробежали мурашки. Мать Нейтона, старшего из всех пятерых, первая жена Блейза Забини, умерла сразу после родов его первенца. Об этом писали в Ежедневном Пророке, как об уникальнейшем явлении — рождение сильного темного мага. Пускай, эта газета и была рассадником многочисленных слухов и сплетней, подавляющая часть магического сообщества Британии была склонна ей верить. — Нейтон правда темный маг? — осторожно поинтересовался Ноа, ожидая негативной реакции, все таки Найджел любил своего брата. — Нет, вовсе нет. Если у него и есть к ней талант, то он никогда не проявится. Нейт не использует темную магию, он поклялся отцу. В этот момент поток воспоминаний оборвался громким и весьма настойчивым стуком чего-то увесистого по столу. Ноа резко встрепенулся, выходя из наваждения. Прямо над ним, стуча волшебной палочкой по парте, нависал профессор Грин. У Ноа по спине прокатилась волна мурашек. — Мистер Нотт, еще раз будете считать ворон на моем уроке, и я гарантирую вам вылет прямиком к ним с вершины Астрономической башни, — строго проговорил он, смотря на нерадивого ученика. Уже на перемене, по пути на следующий урок, Сэм во весь голос осуждал профессора Грина. Из цензурного в этой длительной исповеди была, разве что, одна единственная его шутка: — Ну вот смотрите, что такое этикет? — последовала закономерная пауза, чтобы дать друзьям время оценить собственную гениальность. Рамона с легким смешком поинтересовалась: «И что же это такое?» — Это когда думаешь, «чтоб ты сдох, упырь ёбаный», в слух говоришь, «Здравствуйте, профессор Грин». Рамона и Ноа залились веселым смехом Оставшаяся часть дня прошла без особых происшествий, разве что по дороге на обед, их золотую троицу чуть не прихлопнул люстрой полтергейст Пивз. Уже вечером, заняв привычный диванчик в дальнем углу гриффиндорской гостиной, ребята засели за уроки, в ходе обсуждения которых на поверхность всплыла самая актуальная тема дня в Хогвартсе. — Я так жду первого собрания ОД! — восторженно разглагольствовала Рамона, выискивая в учебнике по зельеварению нужную дозировку мышиных хвостов, — Этот клуб был основан самим Гарри Поттером! Мой отец не был знаком с ним близко, но тем не менее, говорил, что тогда это было очень актуально. — Да у них там была настоящая тирания, в те годы министерством заправлял Фадж, а в школу прислали мерзкую злобную жабу Амбридж. Папа и мама рассказывали, что она запрещала абсолютно всё! И за весь год ее преподавания ЗОТИ, на уроках они ни разу не воспользовались палочками! Ноа была прекрасно известна эта история. Родители, причем оба, пугали его злюкой Амбридж в детстве, когда он не хотел ложиться спать. А его мать состояла в ОД и всегда с теплотой вспоминала о веселых бунтарских сходках их боевой команды. — Я думаю, там будет даже несколько слизеринцев, — задумчиво проговорил Ноа, — мой брат, например, может еще братья Уизли. Рамона скептически глянула на него. — Но их там будет меньшинство. Сэм легко улыбнулся. — Спорим, что придет Тобиас Прайор? — О да, этот мерзкий тип не упустит шанса подцепить кого-нибудь, ощущение, будто он уже пол Хогвартса переебал. — недовольно выплюнула Рамона, выписывая что-то из учебника. — А Маркус Малфой и Дори Забини? Они там будут? — как ни в чем не бывало поинтересовался Ноа. Друзья тут же оторвались от своих дел и посмотрели на него с недоумением. — С каких это пор ты интересуешься этой парочкой? — сводя брови к переносице спросил Сэм. И Ноа, как на духу, высказал им всё: о своем ночном видении, об их вылазке, о своих предположениях и о нездоровом интересе Джона Уизли к нему, естественно опустив момент с подарком в виде Жидкой Удачи. Сэм и Рамона слушали с открытыми ртами. — Удивительно, блять, всего день прошел, ты почти 24/7 был рядом с нами, а сейчас мы узнаем, что за это время ты успел стать провидцем, проследить за тайными свиданками Малфоя и влюбить в себя самого мерзкого слизеринца нашего курса, — сказал под конец Сэм, — у тебя один день интереснее, чем вся моя жизнь. _______________________________________ Дом на Площади Гриммо. Спертый истощенный воздух. Сухость. Наверное здесь даже не завелось плесени, настолько все внутри желало быть забытым. Гермиона стояла в дверном проеме и не могла сдвинуться с места. Всё слишком привычно, все слишком по-старому. И одновременно чуждо. Потому что Дом на Площади Гриммо она помнит живым, шумным, рыжим, из-за макушек членов семейства Уизли, и из-за них же — уютным. А теперь тут пусто, темно, пыльно и до ужаса тихо. Потому что все они желали забыть. Они желали отринуть войну, навеки закопать в могилу и больше никогда не приходить на нее с чётными букетами. Конечно, приходили, но лишь в воспоминания, лишь в самые длинные ночи на кухне Норы, или в уютной спальне Менора. В компании друг друга или поодиночке, рыдая в ладони от ужаса. Или при детях. Это самое страшное. Скорпиус сидит на полу рядом с ней и обнимает, из глаз на безупречный ковер капают одинокие слезинки. Он молчит. А она не может оттолкнуть его, сказать, что все хорошо, что это просто… что? Она не может собрать себя по кусочкам, но сын и не требует. Скорпиус ее обнимает. И сидит рядом пока она не заснет, пока все не закончится. Уже утром она просыпается в своей кровати, а рядом белая макушка сына. И он опять, словно совсем маленький, ей чудится, что ему не больше семи лет, что ее малыш Скорпи боится кошмаров и приходит к ней ночью спать. Хотя ему уже тринадцать. В противоположном углу комнаты в кресле, опустив голову на грудь, спит Драко. Такой же. Скорпиус — его точная копия, те же платиновые волосы, бледная кожа, острые черты лица. И брови он хмурит так же. И подбородок задирает, точно как отец. Только душа у него иная. Душа у Скорпиуса нежная, хрупкая, ранимая. Душа у Скорпиуса сильная, отважная, храбрая. Душа у Скорпиуса понимающая, честная, благородная. Драко не благородный. Драко не честный. Драко не гриффиндорец. А Скорпиус просто как мать. Он просто пошел в нее, в Гермиону. Своим ужасно противоречивым характером. И просто прекрасно, что он подружился с Альбусом, они друг друга вполне стоят. Она гладит спящего сына по спутанным волосам, поглядывает на мужа, и кошки душу больше не скребут. Они ластятся, мурлычут. И спокойно. Дверь комнаты бесшумно приоткрывается, за ней показывается сначала одна макушка — светлая, кудрявая, затем вторая — прилизанная, цвета темного шоколада, и третья, самая маленькая — светло-каштановая, на свету почти белая. Все трое детей, аккуратно, думая, что родители еще спят, заглядывают в комнату. Сначала любопытные серые глаза Авроры, бегающие туда-сюда. Дочери почти шестнадцать, и она все понимает. Гермиона умело притворяется, что спит. Затем из-за двери показался кареглазый Беннетт. Ему четырнадцать, и он, без лишних движений, тут же вперил глаза в отца, безошибочно определив главную угрозу в комнате. И наконец, пронзительный взгляд цвета голубого льда, самый младший, Маркус, ему едва исполнилось двенадцать, и он без выражения смотрит прямо на мать. Гермиона понимает, что сдала себя с потрохами и с улыбкой привстает на локтях. Лица детей просияли, даже Маркус, кажется, слегка ухмыльнулся. Она села полностью и жестом поманила их к себе. Дважды повторять не пришлось. Беннет с разбегу плюхнулся на кровать, прямо на спину бедняги Скорпиуса, тот мгновенно проснулся и вскрикнул. Но реакция его была поистине прекрасной, Скорп, уже поняв, кто сейчас ему враг, ловко перевернулся на спину, в процессе ухватив близжайшую подушку, и одним резким движением заехал ею брату по голове. Завязалась шуточная возня. Аврора, смеясь, села на кровать рядом с матерью. Маркус, закономерно, остался стоять у двери. Иногда Гермионе казалось, что он их вовсе не любит, что они ему чужие. Но Маркус называл ее мамой и иногда, очень редко, показывал ей свою привязанность. В толпе на чемпионате по квиддичу, когда хватал пальчиками подол ее платья, чтобы не потеряться. Когда он подходил к ней с просьбой выделить Дори Забини комнату рядом с ним. Когда, впервые сотворив магию, он пришел к своим родителям, к ней и Драко, но не умолчал. Иногда ей казалось, что это счастье она не заслужила. Все просто не могло быть настолько идеально. Это немыслимо. Она никогда не могла и мечтать, что им с Драко удастся узаконить свои отношения. Что им однажды не придется больше прятаться по углам замка, выхватывать взгляды друг друга за обедами, мимолетно перекидываться парой фраз в пустом коридоре. А с началом войны, мечты и вовсе рассыпались в прах. Они оказались по разные стороны баррикад, и оба понимали — это конец. Окончательный. Бесповоротный. Их хрупкой связи не пережить эти месяцы в бегах Гермионы, и мучениях Драко. И вот сейчас, она у себя дома. И этот дом — Малфой Мэнор, а сама она — его хозяйка, миссис Малфой, заместившая на этом посту Нарциссу. Драко Малфой, ее любимый и любящий муж, сейчас пытается разнять их, сцепившихся в шуточной битве, сыновей. Девочка с глазами Драко и непослушными копнами Гермионы, бережно перебирает волосы матери. А у самого входа робко мнется самый младший их ребенок, не похожий ни на кого, но столь же родной и любимый. И никто в целом мире не может нарушить эту идиллию. Потому что все закончилось. Потому что они наконец живут, а не выживают. Жили. От стремительного спуска с небес на землю, у Гермионы, кажется, даже закружилась голова. Она едва пошатнулась, оперевшись плечом о дверной косяк. Она вернулась в прошлое. Прошлое, которое вновь стало их настоящим. И это ужасало. Все то, что они успели сделать, нажить. Их семьи, их дети. Этот дивный спокойный мир, в котором мимолетные горести перемежались с головокружительными успехами. И она даже не была уверена, что справится. Позади раздался оглушительный хлопок трансгрессии. Гермиона не дрогнула. — Я дал Авроре еще один защитный медальон и отправил в Хогвартс письма мальчикам. — Драко как всегда был с ней прямолинеен. Абсолютно бесхитростный, четкий, выверенный. И любимый. Родная рука легла ей на плечо. Она с готовностью подалась, и вот, они уже крепко держатся за руки. — Мы справимся. — его голос звучит твердо. Его голос звучит не как обещание, а как истина, — мы защитим наших детей, наших друзей и наш мир. И я буду рядом. Прямолинеен. Бесхитростен. Слизеринец. Она улыбнулась ему, и в душе вновь вспыхнуло пламя. Пламя боли, гнева и бесстрашия. Здесь и сейчас рядом с ней — ее главная опора и поддержка. И они пройдут через это вместе, иначе быть не может. Чёрта с два, беда вновь переступит через их порог, потому что у двери ее уже поджидают те, кому есть за что побороться. Гарри и Джинни, Рон и Лаванда, Невилл и Пэнси, Билл и Флер, Симус и Дин, Эрни и Астория, Перси и Дафна, Джордж и Анджелина, Тео и Луна… Она и Драко. Вместе. Шагнули во тьму.