Сердце султана

      — Донхэ-хатун, ты был сейчас с нашим папой? — слишком громко и слишком звонко вопрошает Тэмин-султан, радостно кидаясь навстречу наложнику, отчего Донхэ даже немного теряется, ведь взгляды как гостей, так и слуг, теперь направлены на него, не без помощи этого неугомонного пострелёнка. — «Но я должен вести себя достойно, раз Повелитель доверил мне пинё своего младшего брата, верно?» — Донхэ задаёт вопрос сам себе, так как никто помочь ему в этом не сможет — все слуги и так с самого утра вбивают хатун в голову, что он должен быть очень осторожен, так что за подобные сомнения по макушке рыженького омегу точно не погладят.       — Да, Тэмин, я немного побеседовал с Повелителем и поздравил его с днём рождения Мингю-шехзаде, — Донхэ помнит, что при всех ему нельзя обращаться к мальчикам неофициально, но подошедший Чангу явно уже в курсе разрешения, данного Хичолем-султан, так как на его лице не возникает ни тени удивления, потому хатун лишь старается говорить немного тише, мягко потрепав при этом Тэмина по его густым синим волосам.       — Теперь ты побудешь с нами, Донхэ-хатун? — уточняет Тэян, подойдя поближе и осторожно потянув хатун за рукав рубахи. — Или ты хочешь ещё пообщаться с кем-то из гостей?       — Ну нет, меня уже познакомили с вашим братом — и пока мне впечатлений хватит, — бездумно ворчит Донхэ, не особо обдумывая, что именно и кому он говорит, но близнецы лишь переглянулись и засмеялись — видимо, то, что с Сонхвой-шехзаде непросто находить общий язык, не было для них секретом.       — Донхэ-хатун, тебе следует отзываться о членах династии с большим уважением, — тихо добавляет Хёнвон, удручённо покачав головой, но Тэян лишь отмахивается, перебивая нравоучения слуги:       — Хёнвон, всё в порядке, правда. Никто из взрослых нас не слышит сейчас, а Сонхва всегда ведёт себя слишком…       — Слишком «зверино», — добавляет Тэмин, пока его брат пытается подобрать подходящие слова. Донхэ с неприкрытым интересом смотрит то на близнецов, то переводит взгляд на молчавшего Чангу, так как этот слуга не одёргивает мальчиков и не заставляет их говорить о своём родственнике с уважением и почтением. — «Но почему Тэян сказал, что рядом нет взрослых?» — недоумевает рыженький хатун: в его представлении и Хёнвон, и Чангу были если не старше его самого, то хотя бы близки к его возрасту, а формально Донхэ уже давно считался взрослым. С другой стороны, по причине так и не начавшихся течек полноценным взрослым рыженький хатун себя не может назвать, но одно из возможных объяснений всё-таки приходит ему в голову: рядом с ними сейчас не было ни взрослых членов династии, ни супругов Повелителя, ни гостей, которые могли бы услышать их и неправильно понять, а к тому, что рядом всегда находятся слуги, мальчики уже наверняка слишком привыкли.       — Можно сказать и так, хотя папе очень не нравится подобное название, — соглашается Тэян, нервно переступив с ноги на ногу. — Сонхва что-то сказал тебе, Донхэ-хатун? Пока папа не пригласил тебя на разговор, ты выглядел очень взволнованным.       И Донхэ хватает красноречивого взгляда Хёнвона, чтобы понять — говорить абсолютно всю правду об его знакомстве с Сонхвой-шехзаде не стоит. С другой стороны, Мингю-шехзаде наверняка окажется более откровенным, так что если их с Донхэ рассказы не совпадут, то мальчики быстро распознают обман. Наверное, потому рыженький хатун в очередной раз принимает решение быть честным только отчасти, ненавязчиво указав близнецам рукой на довольно укромное место в саду, чтобы не быть на виду всех гостей:       — Давайте отойдём, чтобы не отвлекать гостей в такой важный день. На самом деле, я просто немного растерялся от этого знакомства. У Сонхвы-шехзаде немного… непривычные для меня манеры. После знакомства с детьми Повелителя я уже привык к тому, как члены династии походят на Повелителя даже в чертах характера.       — Сонхва временами бывал во дворце после окончания Войны Трёх Миров, — рассказывает Тэмин, ухватившись за руку Донхэ и потянув его за собой, в охраняемую, но отдалённую от общей части празднования часть сада. — В основном, Сонхва и его мама, Винвин, приезжают во дворец во время празднований и некоторое время живут здесь, но с нами Сонхве не очень интересно. В основном он общается с нашими братьями.       — Ты только не думай, что Сонхва нас совсем игнорирует, Донхэ-хатун, — добавляет Тэян, шагая рядом с Донхэ. — Он с нами довольно любезен, на празднования привозит нам подарки и всё такое…       — Но характером он очень похож на своего маму, Винвина, — Тэмин перебивает брата, крепко сжимая пальцы на руке рыженького хатун. — Мы ещё не родились, когда не стало дедушки, султана Ли Юнхо, и папиного брата, Ли Кибома, но отец рассказывал, что Ли Кибом был отважным и храбрым военачальником. И к нашим братьям он хорошо относился.       — Но ты так и не ответил, Донхэ, — Тэян снова с лёгкостью вспоминает разрешение Хичоля-султан на свободное общение с фаворитом Повелителя, когда они все отходят подальше от гостей. — Сонхва что-то сказал тебе? Шивон носился как ужаленный, когда узнал, что ты общаешься с Сонхвой без своего слуги…       — Мы мало успели поговорить, — в этом вопросе Донхэ даже не кривит душой: он действительно едва успел перемолвиться парой фраз с этим шехзаде до того, как рядом с ними появился Повелитель Трёх Миров. Но рыженький хатун понимает, что рассказывать мальчикам о том, что Сонхва не слишком учтиво отзывается о Хичоле-султан — ужасная по многим причинам идея. — «Но раз Повелителя даже немного повеселило то, что Сонхва пытался проверить меня на истинность — это может повеселить и Тэяна и Тэмина», — предполагает Донхэ, так что, не желая демонстрировать близнецам, что у него есть свои тайны, рыженький хатун негромко добавляет:       — Но шехзаде начал обнюхивать меня, а от этого я уже давно отвык, так что…       — Так вот, в чём дело, — засмеялся Тэмин, выпуская руку Донхэ и поворачиваясь к нему, явно не находя в поведении своего родственника ничего чрезмерно возмутительного. — Он постоянно так делает. Папа не рассказал тебе об этом?       — «Ещё не хватало рассказать им, что Повелитель знает, почему Сонхва это делает…» — коротко прокашлявшись, омега с запахом грейпфрута нервно поводит плечами, отвечая:       — Да, Повелитель рассказал мне об этом, но всё равно это вышло слишком неожиданно. Во дворце ни один янычар не осмелится так открыто принюхиваться к слугам и наложникам, так что от подобного поведения альф я отвык.       — Подобное «звериное» поведение альф начал искоренять ещё наш прадедушка, султан Ли Кёнхун, — охотно сообщает Тэмин, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. — И папа поддерживает это решение. С тех пор, как прилюдные проявления «зверя» начали запрещать, омеги и гаммы смогли выходить на улицы без страха, что любой альфа может присвоить их себе.       — Правда? То есть, теперь омеги и гаммы могут совершенно спокойно ходить по улицам? — оживился Донхэ: для его будущего и будущего его друзей это очень полезная информация — если омеги и гаммы могут спокойно ходить по улицам, небольшой группе омег никто не удивится. — А если кто-то из альф решит нарушить указ?       — В целом, сейчас на улицах действительно безопасно, — в разговор вступает невысокий слуга, Чангу, прислушиваясь к разговору своих подопечных с рыженьким хатун. — Но разумеется, во время течки омеги и гаммы остаются дома, поскольку желание овладеть течным может оказаться сильнее самоконтроля альф.       — Да и кто захочет нарушать папины указы? — Тэмин удивлённо таращится на Донхэ, словно омега сказал какую-то глупость. — Папа избран Аллахом, чтобы мудро и справедливо управлять нашим государством. Папу даже правители других государств побаиваются…       — На месте правителей я бы тоже боялся гневить Повелителя Трёх Миров, — бурчит рыженький хатун, и от его слов мальчики только громче смеются, хитро переглянувшись. Донхэ не понимает, что именно он сказал не так — ещё и короткие смешки слуг только путают омегу ещё больше. К счастью, Тэян первый понимает, что нужно прояснить Донхэ причину всеобщего веселья, потому, смахнув с уголков глаз выступившие слёзы смеха, он добавляет:       — Тебе ли говорить о страхе разгневать папу, Донхэ? Да ты в последнее время нарушил столько правил, сколько нам с Тэмином не удавалось за целый год нарушить!       — И это даже хорошо, — хихикает Тэмин, легко пихнув Донхэ локтем. — Ты сумел привлечь внимание папы, и он разрешил тебе играть с нами. Тебя явно послал нам Всевышний.       — Я тоже очень рад, что Повелитель разрешает мне проводить с вами время, — признаётся Донхэ, решив увести тему разговора от нарушений и наказаний, так как Хичолю-султан, которому Чангу наверняка всё расскажет, совсем не понравится мысль его детей о том, что нарушения — это хорошо и правильно. — Но большая часть моих нарушений были исключительно по незнанию правил дворца. Но я буду усердно учиться, чтобы оправдать ожидания Повелителя…       — Ты уже усердно учишься, Донхэ, — тихо делится Тэян, когда Чангу и Хёнвон отходят немного в сторону, чтобы поговорить, при этом продолжая пристально наблюдать за своими подопечными. — Мама говорил, что тебе пока непросто одновременно заниматься с нами и помогать летописцам с греческими легендами, но летописцы тебя хвалят.       — И Ёнгук в восторге от легенд о лошадях, — вспоминает Тэмин, оживившись и требовательно нахмурившись, точь-в-точь хасеки. — Ты же расскажешь их нам, Донхэ? Ну пожалуйста…       — Конечно, расскажу, — Донхэ радуется возможности сменить тему и, пользуясь случаем, чтобы расспросить близнецов об их слуге, мягко треплет синие волосы Тэмина, пока мальчики радостно переглядываются. — Я постарался вспомнить эти легенды как можно подробнее. А Хансоль сегодня не здесь? Я думал, что в такой день хасеки в помощь потребуются все слуги.       — Хансоль? — Тэян замялся, с сомнением покосившись на Чангу, явно замечая, что тот тут же прервал беседу с Хёнвоном, прислушавшись к их разговору. — Он… сейчас не во дворце.       — Не во дворце? Но он же вернётся? — встревоженно уточняет Донхэ, заволновавшись. — «Неужели хасеки сослал его из дворца из-за того, что Хансоль растерялся и перепугался, когда Тэян подавился?» — в глубине души рыженький хатун понимал, что, учитывая, насколько Хичоль-султан дотошен в вопросе безопасности, если вспомнить его прошлое, Донхэ даже не посмеет обвинять супруга султана в строгости принятого решения. Всё-таки, наверное, Хансоль действительно подвёл хасеки, ведь Тэян мог серьёзно пострадать. С другой стороны, рыженький хатун ни за что не поверит, что сам Хичоль никогда не допускал ошибок, ведь Повелитель сам рассказал Донхэ, что у хасеки были проблемы с гаремом, когда этот уверенный в себе омега был всего лишь одним из фаворитов.       — Конечно, вернётся, — уверенно заявляет Тэмин, и его словам Донхэ хочется верить — в отличие от более осторожного Тэяна, его брат явно не склонен к предположениям и говорит лишь только то, что действительно знает, причём делает так явно не в первый раз. — Жаль, что Хансоль пропустит празднование, но сейчас он нужен в старом дворце, а на следующих празднованиях он ещё успеет поприсутствовать. Если папа разрешил отпраздновать день рождения Мингю, то впереди нас ждёт ещё много празднований!       — «В старом дворце?» — недоумевает Донхэ — он-то полагал, что Хичоль-султан запер Хансоля в каком-нибудь укромном уголке у Сынхуна-ага, пока слуга не изучит досконально все методы оказания срочной помощи своим подопечным и не отрепетирует все возможные ситуации на несчастных евнухах. Но хасеки и вовсе отправил слугу прочь из дворца, хотя слова Тэмина немного успокаивают Донхэ — Хичоль-султан не похож на того, кто будет оттягивать момент открытия неприятной правды даже перед своими детьми, и наверняка оттого дети Повелителя доверяют его решениям, дже когда хасеки просто не рассказывает какую-то часть этой правды. — «Если постоянно менять решения и тянуть время — любой перестанет тебе доверять, не только дети», — Донхэ приходит к этой мысли, даже позабыв аккуратно одёрнуть Тэмина в его интересе — сам хатун откровенно сомневается, что после этого празднования во дворце снова начнут отмечать все дни рождения с прежним энтузиазмом, но сказать это мальчику он просто не успевает. Тэян-султан с самого начала был настроен не так уверенно, как его брат, так как он с сомнением добавляет:       — Но папа сегодня выглядел таким уставшим… Наверное, ему сейчас непросто, ещё и эта завтрашняя охота…       — Так Повелитель завтра поедет с вами на охоту? — уточняет Донхэ, оживившись — конечно, вопрос усталости султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка тоже забеспокоил его, учитывая выходки Сонхвы-шехзаде, но если Повелитель сумеет хоть немного отвлечься от тяжёлых мыслей на охоте вместе со своими детьми, Донхэ может впоследствии завести разговор с султаном о том, что ему бы тоже хотелось проехаться верхом.       — Ага, — отзывается Тэмин, энергично закивав. — Ещё и Сонхва поедет с нами. Наверное, для него подготовили гостевую комнату ещё несколько дней назад.       — Так Сонхва-шехзаде переночует во дворце? — переспрашивает рыженький хатун: он уверен, что даже если этот юный альфа задержится во дворце, гарем будет под надёжной защитой от любых посягательств, но Донхэ всё равно становится неспокойно на душе — если Сонхва уже осмелился на выходку во время празднования, то от него можно чего угодно ожидать. — И сколько времени шехзаде обычно проводит здесь?       — Раньше Сонхва мог жить тут по несколько месяцев, — задумчиво отвечает Тэян, наклонив голову набок. — В основном он проводил время с нашими братьями, и папа находил время на занятия с Сонхвой. Но в этот раз… наверное, папа пригласил Сонхву лишь на несколько дней.       — «Если Сонхва тут не задержится — это даже хорошо», — думает Донхэ, но озвучивать свои мысли вслух так и не решается: даже несмотря на то, что их с шехзаде знакомство не задалось, при маленьких детях султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка нельзя демонстрировать это настолько открыто. Наверное, потому единственное, что ему остаётся — это отвлечь внимание мальчиков одной из легенд, утихомирив близнецов на некоторое время к явно нескрываемому облегчению Чангу.       Правда, долго оставаться в покое и относительной тишине у них так и не выходит — Донхэ не даёт покоя непривычный для него запах, который становится только сильнее и раскрывается какой-то знакомой сладостью. Оглядевшись, рыженький хатун понимает, что деревьев вишни поблизости нет, а свежий запах лишь продолжает усиливаться, доносясь до Донхэ откуда-то со стороны переговаривающихся наложников, взявших небольшую передышку перед тем, как продолжить танцевать. В особенности, как оказалось, больше всего суеты создаёт один из наложников: растерянно оглядываясь, этот омега то и дело несдержанно принюхивается, точно пытаясь что-то отыскать. Донхэ уверен, что в своё время Чоноп и Дэхён представляли ему весь гарем, но за последними событиями удержать в голове такое обилие имён довольно сложно, потому, стараясь не выглядеть невежественным, рыженький наложник осторожно произносит:       — А почему здесь так сильно пахнет вишней?       — Вишней? — встрепенувшись, Тэмин старательно принюхивается и, оглядевшись, мальчик обыденным тоном добавляет:       — А, это Уён. Мама говорит, что он отлично танцует. Его часто приглашают на подобные празднования в качестве танцора.       — Правда, пахнет он действительно сильно, — подмечает Тэян, недоумевающе покосившись на наложников, отобранных для танца. — Наверное, если бы у Уёна приближался… период, то Шивон не допустил бы его до празднования. Может, что-то случилось? Как думаешь, Донхэ?       — Я? — рыженький хатун даже немного растерялся: после того, с каким чувством такта мальчики заговорили о течке, ровно как и их старший брат, Мингю, в своё время обозначил течку Хичоля-султан как состояние хасеки «не здоровится», вспомнить о том, что для всего дворца Донхэ считается полноценным омегой со стабильными течками, довольно непросто. После того, с каким пренебрежением бывший хозяин в Греции называл течных слуг «нечистыми», для рыженького омеги кажется таким странным, что процессы течки во дворце хоть и не замалчиваются, но всё-таки считаются личным делом, которое уважают не только альфы — даже маленьким детям Повелителя с самых юных лет проясняют, что именно означает этот процесс, разве что наверняка без самых пикантных подробностей, открывая им с возрастом немного больше деталей.       — «Наверное, это правильно?» — Донхэ к собственному сожалению не может вспомнить, как обстояло подобное воспитание по части физиологии в его семье, ведь омега до сих пор не способен сказать уверенно, были ли у него братья-альфы. — «Но благодаря разговору с Джено теперь я практически уверен, что у меня был маленький брат… омега или гамма», — вспоминает хатун, отчего его сердце как будто сжимается под железной хваткой невидимой руки Аллаха — Донхэ до сих пор не знает о своей семье практически ничего, но омега не сомневается, что родителей и брата он очень любил. — «Но мне бы вспомнить ещё хоть что-то…» — Донхэ уверен, что он был бы рад вспомнить хоть какие-то черты внешности своих близких, имена или хотя бы запахи — омеге подошло бы что угодно, лишь бы это дало ему хоть какую-то определённость о прошлом и настоящем, подсказало бы Донхэ, кто он такой на самом деле.       — Мальчики, идите сюда, — Донхэ отвлекает настороженный голос Чангу: слуга вместе с Хёнвоном снова оказался довольно близко и по неведомой рыженькому хатун причине этот гамма с запахом тыквы сейчас словно старается отвести близнецов подальше от центральной части сада. — Сейчас же.       — Донхэ-хатун, — голос Хёнвона тоже кажется омеге обеспокоенным, потому, встряхнувшись, Донхэ решает послушаться, а уже потом задавать вопросы, и, сопровождаемый притихшими детьми султана, он отходит от их укромного уголка ближе к слугам, не сумев удержаться от вопроса:       — А что происходит, Хёнвон?       — Наложник Повелителя встретил здесь своего истинного, — раздаётся незнакомый Донхэ голос, отчего омега даже вздрагивает от испуга, спешно обернувшись. Но это оказался один из советников Повелителя, которого хатун уже видел, но с которым не был знаком лично — брат Чонсу-султан, Чонун-паша. — «А мне вообще дозволено общаться с советниками Повелителя?» — Донхэ не успевает задать этот вопрос своему слуге, но то, что мальчики лишь переглянулись, доверчиво двинувшись ближе к этому невысокому альфе, немного успокаивает рыженького хатун. — «Чонун-паша же считается родственником для членов династии, так что его интерес к нашему обществу неудивителен», — Донхэ находит для себя вполне убедительную причину того, что этот альфа с запахом горького шоколада сейчас присоединился к ним, потому, учтиво поклонившись, рыженький хатун спешно произносит:       — Приветствую Вас, Чонун-паша. Вы сказали: «Наложник встретил истинного»? Вы это поняли по его запаху?       — Не только, Донхэ-хатун, — поравнявшись с фаворитом султана, Чонун довольно приветливо потрепал близнецов по макушкам, несмотря на то, что больше всего интереса у этого молодого советника к тому, что происходит в другой части сада, там, где наложники стали спешно подзывать евнухов, пока тот самый Уён растерянно застыл на месте, жадно принюхиваясь. — Подобные процессы не всегда проходят одинаково, но сейчас запах этого омеги стал сильнее, и он не способен совладать с собой — потому он и пытается найти усилившийся запах своего альфы. Полагаю, что его альфа сейчас где-то в саду занят тем же самым. Но с таким обилием гостей и цветочных ароматов отыскать друг друга не так просто.       — Поэтому янычары ничего не делают, да, Чонун-паша? — воскликнул любопытный Тэмин, вставая на цыпочки, чтобы рассмотреть всю эту суматоху, и сдавленно ойкнул, когда тяжёлая рука Чонуна-паши уверенно легла ему на плечо, удерживая мальчика и не позволяя подойти поближе. Донхэ недоумевающе переводит взгляд на советника Повелителя, но тот по-прежнему выглядит невозмутимым, разве что слегка заинтересованным происходящим, даже после вопроса рыженького наложника:       — А янычары не отреагируют на этот запах? И… Вы, Чонун-паша, тоже не отреагируете?       — Это же не период, так что других альф этот усиленный запах не привлекает в такой мере, — весьма терпеливо поясняет альфа, качнув головой и красноречиво посмотрев на Тэяна-султан, сделавшего пару мелких шажков в сторону, после чего, едва Донхэ догадливо придерживает мальчика за плечо, ненавязчиво, но настойчиво вернув его обратно, Чонун продолжает говорить:       — Янычары, очевидно, уже наготове. Всё, что сейчас стоит делать — это не мешать им и дать истинному наложника показать себя. Ситуация, конечно, неожиданная, но янычары Повелителя знают, что делать в подобных случаях.       — И что они будут делать? — Донхэ с интересом и даже сочувствием рассматривает этого наложника, Уёна: стройный, но не худощавый, с красивой формой длинных ног, этот омега одет в тёмные одеяния, закрытые, но всё равно подчёркивающие его достоинства. Рукава рубахи словно струятся по его коже, плавно перетекая в некое подобие перчаток — видимо, такой крой был необходим, чтобы наряд не выглядел слишком открытым, если наложники во время танца поднимут руки над головой. Этот наложник так беспомощно принюхивается, осматриваясь, что Донхэ даже самому захотелось подбежать и как-то успокоить этого омегу, поддержать и поскорее найти его истинного. — «Так, нет», — одёргивает себя Донхэ, продолжая придерживать Тэяна за плечо. — «Повелитель же сказал — не всегда истинность означает счастье».       Этот наложник, Уён, то и дело оглядывается, из-за чего со своего места рыженький хатун прекрасно видит и неярко выраженную, плавную линию челюсти, словно её нарисовали тонкой кистью на пергаменте, и золотые цепочки, словно опутывающие ухо наложника и немного свисающие вниз, слегка покачиваясь от каждого его движения головой. Тёмные, чёрные, с едва заметными тонкими серебряными прядками волосы убраны в высокий, но небольшой хвост, а вот отросшая чёлка немного прикрывает толсто подведённые глаза наложника, отвлекая внимание от крупного, но прямого и ровного носа, благодаря чему профиль Уёна кажется особенно выразительным.       — Янычары обеспечивают безопасность не только для членов семьи Повелителя и гарема, но и для всех обитателей дворца и для гостей, — невозмутимо добавляет Чонун, пока Чангу мягко подзывает Тэмина к себе. — Потому без крайней необходимости они даже не сдвинутся с места. Но не думаю, что нам придётся долго ждать, чтобы убедиться в этом, Донхэ-хатун. Рискну предположить, что истинный этого наложника появится в ближайшие минуты — и что это кто-то из сегодняшних гостей.       — «Лишь бы не Сонхва», — Донхэ неосознанно поморщился, представив, что будет, если этот красивый танцор окажется истинным для столь заносчивого шехзаде. Но уверенность советника Повелителя даже подкупает омегу, потому, поправив свою вуаль, чтобы убедиться, что она не спала с лица, Донхэ с осторожностью вопрошает:       — Почему Вы так уверены, что это кто-то из гостей, Чонун-паша?       — Наверное, потому, что если бы истинный Уёна был из числа дворцовых янычар, это бы выяснилось намного раньше? Я правильно понимаю, Чонун-паша? — предполагает Тэян, любопытно уставившись на Чонуна и даже просияв от радости, когда этот невысокий альфа коротко качает головой, соглашаясь со словами мальчика. — Но если всё так, то сегодня здесь не так много альф из числа гостей, так что его истинный найдётся быстро.       — Он уже нашёлся, — подмечает Чонун, продолжая смотреть в сторону всеобщей суматохи и, понимая, что позади него что-то происходит, Донхэ спешно разворачивается и замирает на месте, наконец, догадавшись, куда именно смотрит советник Повелителя. Теперь и рыженький хатун наконец видит того самого альфу, о котором, скорее всего, говорил Чонун-паша: рядом с растерянным Сонхвой-шехзаде, явно застигнутым врасплох, стоит молодой альфа, которого Донхэ не видел прежде.       В целом, учитывая то, как мало янычар сам фаворит султана видел за всё это время, наличие незнакомых Донхэ альф в саду уже не кажется удивительным, но одеяния этого альфы, коротко подстригшего свои густые чёрные волосы, отличаются от нарядов янычар — тёмный удлинённый кафтан без узоров, с приподнятым невысоким воротом и широкой частью рукавов в области запястий, неприметный, но широкий пояс, как будто вшитый в этот кафтан, штаны прямого кроя и чёрные туфли. Последнее для Донхэ стало особенной неожиданностью — он мало внимания уделял нарядам дворцовых янычар, настолько быстро ему хотелось сбежать от взглядов альф, но их странные идентичные жёлтые туфли так или иначе бросались в глаза. У султана и членов его семьи, как и у гарема, обувь самых разнообразных цветов, тогда как у слуг и евнухов обувь выглядит очень просто, без каких-либо излишеств. Единственными, на ком Донхэ вообще видел чёрные туфли, были Ифань-паша и Кюхён-паша, но рыженький хатун даже не задумывался, что для цвета обуви могли быть какие-то особенные причины, помимо сочетания цветов в наряде.       Омега бы даже не подумал о том, что именно этот альфа и оказался истинным Уёна, но поведение этого незнакомца отчасти выдаёт всю очевидность ситуации — после того, как Чонун-паша довольно доходчиво указал Донхэ на признаки, по которым встревоженность танцора, учуявшего своего истинного, стала вполне заметной и объяснимой, нечто подобное омега видит и в том незнакомом альфе: тот суетится гораздо меньше, его тёмные глаза, суженные как будто резкими и прямыми мазками кисти, мрачно поблёскивают, не предвещая ничего хорошего, вдобавок альфа практически не двигается, обводя взглядом сад и даже не скрывая, что он тоже ищет. Ищет предначертанного ему судьбой омегу.       — Но что произойдёт, когда они… — Донхэ не успевает задать свой вопрос до конца, поскольку практически одновременно происходят несколько событий: этот незнакомый наложнику альфа, которого Чонун-паша уже заранее объявил истинным Уёна, резко поворачивает голову в сторону застывшего на месте танцора и, чуть ли не оскалившись, движется вперёд, в его сторону, слишком стремительно, чтобы вслушиваться в то, что пытается сказать ему перепуганный Сонхва-шехзаде.       Одновременно с этим фаворит султана подмечает, что и сам Уён, встрепенувшись, дёргается вперёд, к этому альфе, как одурманенный, пока парочка крепких евнухов не преграждают ему путь, что совершенно не нравится незнакомцу. Донхэ плохо понимает, что происходит, но ему хватает ума только крепче ухватить Тэяна-султан за плечо, чтобы не дать этому любопытному мальчику прорваться в самую гущу событий, пока слуга хасеки, Чангу, точно также отстраняет от всеобщей суматохи чуть ли не подпрыгивающего от нетерпения Тэмина-султан. А дальше, что рыженького омегу особенно удивляет, некоторые янычары слишком быстро, слишком резко, словно отточенными движениями, окружают незнакомого Донхэ альфу, а невозмутимый Ифань-паша, словно чудом оказавшись поблизости, и вовсе умудрился как будто вырасти из-под земли, оказавшись между евнухами и незнакомцем и уверенным движением приставив кинжал к его горлу.       — Они что, убьют его? — ахает Донхэ, чуть было не позабыв про Тэяна рядом с собой и попытавшись двинуться вперёд, но к собственному удивлению омега чуть ли не натыкается на плечо Чонуна-паши: оказалось, что этот невысокий альфа, казалось бы, советник, а не янычар, самостоятельно выдвинулся на пару шагов, таким образом преграждая незнакомцу с усилившимся пряно-сладким запахом аниса путь к Донхэ и маленьким детям султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка. — «Всё настолько серьёзно?» — догадывается рыженький хатун, так как прямого ответа он не получает — все обращены в слух, так как до них доносятся отголоски негромко произнесённых Ифанем-пашой слов, причём уверенный тон альфы проясняет нешуточную угрозу даже для Донхэ, для которого язык, на котором это было сказано, совсем чужой и незнакомый:       — Сагарэ… омаё во коросу.       — Что он сказал? — негромко интересуется Донхэ, рассчитывая, что хотя бы Чонун-паша сумеет пояснить ему, что здесь происходит, но Тэян-султан словно первый отмирает от вида столь напряжённого столкновения, и отвечает:       — Отсюда плохо слышно, Донхэ, но, кажется, Ифань-паша попросил Сана отойти назад.       — Ифань-паша сказал: «Отойди — или тебе конец», — добавляет Чонун-паша, даже не поворачивая голову к наложнику. — Это японский язык.       — Так вы знаете этого Сана? А он знает японский? — уточняет Донхэ, немного успокоившись: несмотря на накал ситуации, знание, что даже маленькие дети Повелителя знакомы с этим альфой и не пугаются происходящего, в какой-то мере помогает рыженькому омеге менее эмоционально реагировать. Ещё и Хёнвон, поравнявшись с хатун, очень осторожно зовёт Тэяна к себе, как будто догадавшись, что Донхэ может растеряться и разжать пальцы крайне невовремя.       — Сан-паша — личный телохранитель Сонхвы и его матери, Винвина, — поясняет Тэмин, крепко держась за руку Чангу и чуть ли не подпрыгивая на месте, стараясь хоть что-то разглядеть из-за спин старших. — И Сан очень хорошо знает японский, так как он был в отряде Ифаня-паши во время Войны Трёх Миров и храбро сражался. Они оба прибыли сюда из Японского королевства.       — И что, Ифань-паша действительно может убить того, с кем сражался бок о бок на поле битвы? — Донхэ с испугом наблюдает за происходящим: тот самый Сан не двигается, как и Ифань-паша, но при этом до рыженького хатун доносится негромкое, но нарастающее рычание — этому альфе явно не нравится, что ему не позволяют приблизиться к истинному, слишком напуганному, чтобы мыслить здраво и хоть что-то предпринимать.       — Насколько мне известно, Донхэ-хатун, Сан-паша долгое время был близким другом Ифаня-паши, — в разговор снова вступает Чонун, продолжая смотреть лишь в сторону центральной части сада. — И, отвечая на твой вопрос — да, Ифань-паша сделает это без раздумий, если потребуется.       — Папа ценит Ифаня-пашу, его смелость и преданность, — добавляет Тэян, нетерпеливо переступив с ноги на ногу. — А вот и мама с папой идут! Сейчас всё и решится.       Проследив взглядом за тем, куда смотрит маленький гамма, Донхэ тоже поворачивает голову в ту сторону, с явным облегчением замечая, как к альфам приближается Повелитель, также уверенно и невозмутимо, как и всегда. Хичоль-султан же, сопровождаемый Шивоном, немного отстаёт от Ли Хёкджэ хан Ынхёка, поравнявшись с Уёном и крепко ухватив его за локоть, но, не сдвигая омегу с места даже на шаг, что-то негромко, но очень строго проговаривает ему, отчего выражение лица Уёна наконец меняется, из заворожённого сменяясь на более сознательное и отчасти виноватое.       — Ханаре те, Сан, — зычно произносит султан, остановившись рядом с Ифанем-пашой, который даже не пошевелился, продолжая держать кинжал у горла Сана-паши. Донхэ открывает было рот, чтобы спросить, что означает эта фраза, но Тэян опережает его, негромко шепнув:       — Папа просит Сана отойти. Папа свободно говорит на японском языке. Иногда он проводит наши с Тэмином занятия вместо наставников.       — «От Повелителя японские слова действительно звучат очень… естественно», — задумался Донхэ, наблюдая за тем, как Хичоль-султан, после слов Повелителя, очень медленно потянул Уёна за руку назад, заставляя сделать шаг. И, как только это происходит, Сан рычит громче, не отводя взгляда от своего истинного. — «В таком состоянии альфы могут перечить Повелителю?» — ужасается Донхэ, поёжившись. — «Тогда я понимаю, почему Повелитель говорил, что истинность — это не всегда хорошо…»       — Я сказал — НАЗАД! — кажется, что султан выглядит совершенно спокойным, в его статной позе нет ни напряжения, ни угрозы, но от того, с какой мощью Ли Хёкджэ хан Ынхёк практически вырыкивает эти слова, прогремевшие, казалось, не только над дворцовым садом, но и над всем миром, Донхэ сам с перепугу делает шаг назад, как и Чонун-паша. Ему трудно представить, что в ту секунду чувствовал Сан-паша, оказавшись так близко к Повелителю в такой момент, но этот альфа, стойко выдержав взгляд султана, всё-таки делает шаг назад, с явной неохотой.       — Повелителя лучше не злить… — неосознанно бормочет Донхэ, наблюдая за тем, как Хичоль-султан тянет за собой Уёна уже увереннее, убедившись, что истинный танцора отступил и не попытается забрать омегу силой, а янычары плотным кольцом окружают Сана, не позволяя ему ринуться следом. — И что теперь будет?       — Глас избранного Аллахом*, — восторженно поясняет Тэмин, посмотрев на рыженького наложника. — Не удивлюсь, если папин голос на другом конце государства было слышно. Папу действительно лучше не доводить до такого состояния.       — В данном случае это не злость и не агрессия, Тэмин, — Чонун-паша уже спокойнее поводит плечами, обернувшись и оглядев мальчика. — Это вопрос безопасности всех присутствующих обитателей дворца и гостей, и в первую очередь — вопрос безопасности наложника, встретившего истинного. Если не предотвратить этот порыв сразу же — могут возникнуть огромные проблемы, и Повелителю Трёх Миров это хорошо известно.       — Папа подавил этот порыв Сана гласом избранного Всевышним — и теперь, наверное, они просто поговорят, — предполагает Тэян, держась за руку Хёнвона. — Мама увёл Уёна во дворец, а папа сейчас пообщается с Саном уже в спокойной обстановке. Сан на самом деле неплохой человек и храбрый воин. Он неразговорчив, но когда Сонхва гостит во дворце, Сан с нами довольно любезен. Скорее всего, Уёна выдадут замуж за Сана и он покинет дворец. От истинных омеги редко отказываются.       — А что это вообще такое — глас избранного Аллахом? — задумчиво уточняет Донхэ и оборачивается в надежде, что Чонун-паша даст ему ответ на этот вопрос, но советник Повелителя как будто испарился, исчезнув также тихо, как и появился — без лишних слов. Близнецы, переглянувшись, практически синхронно прыснули со смеху, пока рыженький хатун, насупившись, негромко ворчит:       — Ну, будет вам. Я действительно не помню. В Греции у правителя ничего подобного не было.       — Аллах дарует особенный глас, когда султан правит мудро и справедливо, — поясняет Тэян, уже нисколько не удивляясь тому, как мало знает фаворит Повелителя. — Как говорил Пророк: «Слушаться и повиноваться есть обязанность мусульманина, коли правитель будет руководить вами по Книге Божьей».       — То есть, Аллах может и забрать этот глас? — догадывается рыженький хатун, и подобное предположение кажется ему разумным — подобный мощный голос, способный даже противостоять звериным инстинктам, слишком легко использовать не в благо, а в зло, потому если бы каждому султану доставалась такая сила, история государства могла бы стать совсем другой, более плачевной. — Но, насколько я помню из летописей, у султанов не было такого гласа…       — Наверное, ты ещё не добрался до современной истории, Донхэ, — Тэмин снова принимается непоседливо дёргать рыженького хатун за рукав его рубахи — после такой эмоциональной встряски мальчику явно хочется выпустить эти чувства и накопившуюся энергию, а не рассуждать об истории государства. — Долгое время у правителей не было гласа избранного Аллахом, так что это уже давно считалось лишь легендой.       — Но всё изменилось с приходом к власти династии Ли, — добавляет Тэян, переступив с ноги на ногу. — Глас снова появился у первого султана из нашего рода — султана Ли Убина, да пребудет его душа с Аллахом, и с тех пор у каждого следующего султана, вплоть до папы, был особенный глас. И если у кого-то из наших братьев, кто станет следующим султаном через много лет, тоже появится глас избранного Аллахом, то это будет значить, что он правит мудро и исполняет волю Всевышнего.       Сперва Донхэ даже удивился, почему Тэян-султан завёл речь об их братьях, не рассматривая себя и Тэмина как претендентов на трон, но, немного подумав, рыженький хатун понял, что причин на это было несколько — гаммы даже с уклоном в альфу не рассматривались как наследники трона, и даже если бы близнецы были альфами, очередь до них могла просто не дойти, так как, с учётом японского наследника, на трон будут претендовать четыре альфы. — «В любом случае, хотя бы двое детей султана не будут замешаны в этой борьбе за власть», — думает Донхэ с явным облегчением: ему до сих пор не по себе от того, что в своё время наследники могут начать борьбу за трон, и знать, что близнецы не будут в этом участвовать при любом раскладе, всё-таки немного успокаивает.       Но отвлекает Донхэ другое: радостно вскрикнув, Тэмин со всех ног кидается куда-то за спину рыженького хатун, и Тэян, охнув, мчится за ним следом. Не понимая, что происходит, омега кидает взгляд на слугу хасеки, не зная, как ему действовать, но Чангу выглядит совершенно спокойным, разве что этот невысокий гамма переглядывается с взволнованным Хёнвоном и слегка улыбается. Окончательно запутавшись, Донхэ поворачивается, с удивлением наблюдая за тем, как мальчики мчатся к какому-то определённо высокому омеге. Этот незнакомец, не обращая внимания на то, что он испачкает свои штаны, падает на колени и с совершенно счастливым выражением лица раскидывает руки в стороны, дожидаясь, пока близнецы подбегут к нему и практически сшибут своими объятиями, радостно крича что-то при этом.       — Чанёль, как же мы по тебе скучали! — радуется Тэмин, чуть ли не повиснув на шее омеги, пока тот как будто забывает обо всём, что происходит вокруг: незнакомец крепко обнимает мальчиков, целует их в макушки, в щёки, даже принимаясь целовать их руки, не испытывая ни смущения, ни какой-либо неловкости. Донхэ нервно поводит плечами — ему самому становится так непривычно-неловко, после всей этой чопорности супругов султана и самого Повелителя в отношении своих детей, что хатун даже захотелось уйти, чтобы не мешать никому, но и поведение Хёнвона удивляет омегу — слуга с запахом винограда практически сияет от радости, переступая с ноги на ногу и не решаясь подойти поближе, пока этого незнакомца приветствуют дети Повелителя, получая свою порцию любви и внимания.       — Кто это? — Донхэ требовательно подпихивает слугу локтем в бок, чтобы тот разъяснил ему суть происходящего и, опомнившись, Хёнвон спешно поясняет:       — Это Ву Чанёль, супруг Ифаня-паши. Он дальний родственник Хичоля-султан и трудился во дворце в качестве слуги, но хасеки часто позволял ему нянчить детей Повелителя. Хансоля тогда ещё не было во дворце, так что помощь Чанёля с детьми была неоценима. А потом Повелитель вернулся с Войны Трёх Миров с победой и выяснилось, что Ифань-паша — истинный Чанёля. Так он и покинул дворец.       — Вдобавок, он по сути их родственник, так что ему можно было смело доверить детей. Очень предусмотрительно со стороны хасеки, — подмечает Донхэ, наблюдая за омегой, которого взял себе в супруги после определения истинности Ифань-паша. Как и у близнецов, у Чанёля сразу привлекают взгляд его немного оттопыренные, но довольно изящные уши, видимые из-под белоснежных волос средней длины, прибранных в высокий хвостик, из которого некоторые пряди то и дело выбиваются. И с этими очень светлыми волосами так интересно смотрятся густые, но чётко оформленные тёмные брови, только придающие серьёзности этому широко улыбающемуся лицу — на щеках Чанёля даже выступили глубокие ямочки, пока он крепко прижимает к своей груди маленьких детей султана, заголосив:       — Маленькие мои львята, как же вы выросли! Как я по вам скучал!       — А Усок сегодня тоже здесь? — вопрошает Тэян, восторженно оглядываясь, но Чанёль мягко пресекает его любопытство, с явным терпением пояснив:       — Нет, турмалиновый мой, сегодня Усока здесь нет. Но он очень скучает по вам и надеется, что на следующих празднованиях он сможет поприсутствовать. А Мингю-то наш, соколиный глаз, какой большой стал, уже такой взрослый шехзаде! И как на Повелителя похож, такой же статный и уверенный, точно тигр…       — Этого Чанёля клинит на драгоценных камнях? — негромко, чтобы Чангу не слышал, спрашивает Донхэ, поёжившись — такая манера общения от родственника хасеки, который был простым слугой и вроде как не должен был часто сталкиваться с драгоценностями, омегу немного беспокоит. Но Хёнвон лишь негромко смеётся, покачав головой:       — Не обращай внимания, ладно? Он всегда так разговаривает. Чанёль замечательный омега, да и детей Повелителя он очень любит. Просто из-за всех последних… событий… он не мог посетить дворец и навестить мальчиков.       — А кто такой Усок? — Донхэ не хочется доверять Хёнвону в этом вопросе, учитывая, как слуга ошибся с Чонином и Реном, даже не предположив, что те захотят причинить рыженькому хатун вред, но в целом «попаданий» у слуги было больше — Сюмин и Чондэ оказались отличными и расторопными слугами, близнецы скорее всего не заинтересовались Донхэ без знакомого для них слуги под боком, да и Чангюн-ага оказался отличным поваром и приятным в общении человеком.       — Усок — сын Ифаня-паши и Чанёля, Донхэ-хатун, — отвечает Чангу, подойдя ближе. — Это славный маленький альфа и Чанёль пару раз приводил его во дворец. Мальчикам понравилось с ним играть. Но для подобных празднований он пока слишком мал.       — Да, Донхэ-хатун, надеюсь, что на следующих празднованиях тебе удастся с ним познакомиться, — добавляет Хёнвон, заулыбавшись. — Очень славный мальчик, и так похож на своего отца. Тебе он точно понравится.       Но Донхэ ничего не отвечает, так как мальчики наконец отлипают от Чанёля, чтобы тот поднялся на ноги. И, пока близнецы тянут Чанёля в их со слугами сторону, что-то оживлённо рассказывая, рыженькому хатун становится не по себе: омега со сладким запахом банана оказался очень высоким, ростом практически с Ифаня-пашу, вдобавок его ноги тоже оказались непропорционально длинными. — «Наверное, он даже выше, чем Шивон-ага», — Донхэ нервно сглатывает, рассматривая этого омегу, по сути, снизу вверх. — «Такой не только мальчиков — меня перешагнёт и не заметит. С другой стороны, какой бы альфа подошёл этому Чанёлю лучше, чем Ифань-паша?»       — Так это и есть знаменитый Донхэ-хатун, новый фаворит Повелителя Трёх Миров? — в голосе Чанёля как будто слышится издёвка — уж слишком неестественно для Донхэ этот омега на конце фразы словно изменил тон голоса, сделав его выше и громче, — но при этом Чанёль отряхивает свои штаны от песка и грязи и вполне учтиво кланяется, открыто демонстрируя, что правила поведения и важность статусов проживающих во дворце он не позабыл. Замешкав, Донхэ лишь молча кивает, мелко и нервно, а Чанёль уже выпрямляется и с каким-то странным, щенячьим восторгом переключается на слуг, протягивая к ним руки и словно желая пощупать их за плечи, прикоснуться и убедиться, что ему это не снится:       — Ах, Чангу, топазовый мой, ты всё также прекрасен. Эти шалопаи тебя совсем не изматывают? Хёнвон, опал души моей, как я рад тебя видеть! Кого ты подменяешь в этот раз?       — Чанёль, Хёнвон теперь слуга у Донхэ! — поясняет Тэмин, подёргав Чанёля за пояс штанов, так как до рукавов рубахи тот определённо не дотянулся бы, только если поднялся бы на носки. — Мама ему разрешил и теперь Донхэ нарадоваться на него не может. Правда ведь, Донхэ?       — Правда, Тэмин. Хёнвон замечательный слуга, — Донхэ приходится наконец сказать хоть что-то, раз мальчики уже не скрывают перед этим своим дальним родственником, что к фавориту Повелителя они обращаются неофициально. — Когда вся эта суматоха с празднованием закончится, я обязательно поблагодарю хасеки ещё раз.       Хёнвон ничего не отвечает, но рыженький хатун замечает, что от этих слов слуга даже зарделся, отчего его бледные щёки чуть ли не вспыхнули ярко-розовым цветом. — «Неужели я так редко его хвалил?» — Донхэ спешно старается припомнить, как давно он хвалил Хёнвона в последний раз, и к своему ужасу омега понимает, что он делал это не так часто, как должен был. — «А ведь Хёнвон терпит многие мои нарушения местных правил, мои тайны и недомолвки, и всё это время старается помочь мне в любом деле…» — понимает рыженький хатун, отчего он приходит к выводу, что его взаимоотношения со слугой нужно срочно пересмотреть. Вдобавок и Кихён, и дети Повелителя уже говорили Донхэ, что ему следует быть с Хёнвоном помягче и не обижать его, но смысл этих слов рыженький хатун начал понимать только сейчас.       — Вот как ценит тебя Донхэ-хатун, Хёнвон, ты даже весь расцвёл, — с искренним восхищением добавляет Чанёль, похлопав слугу по плечу. — Служи своему хатун исправно. Тебе же позволяют навещать детей Повелителя?       — Папа разрешил нам заниматься вместе с Донхэ! — радостно сообщает Тэян, ухватившись за руку Донхэ. — И мама не против, чтобы он играл с нами в саду, так что Хёнвон тоже часто бывает с нами. Донхэ очень хороший и знает много интересных легенд.       — Правда? Это замечательная новость, мой индиголит, — Чанёль треплет Тэяна-султан по его чёрным волосам и с нескрываемым любопытством смотрит на рыженького хатун. — Но, насколько я знаю, хатун обычно занимаются отдельно. Во дворце изменились правила?       — «Хасеки говорил мне не болтать о делах дворца», — запоздало вспоминает Донхэ, но Тэмин опережает его, воскликнув:       — Просто Донхэ прибыл из Греции и совсем ничего не помнит о своём прошлом. Он всему учится заново вместе с нами — и читать нашу историю, и писать, и Коран он изучает заново. Не надо ему заниматься с другими хатун — без него с Инсоном так скучно…       — Тэмин, занятия не всегда должны быть весёлыми, — Чангу мягко одёргивает мальчика, но особо не выглядит недовольным: всё-таки своего давнего знакомого он неприкрыто рад видеть, чтобы быть сейчас исключительно строгим. — Но Инсон-ага не особо против. Учитывая, что Донхэ-хатун почти ничего не помнит о нашем государстве, мальчикам очень интересно самим что-то ему рассказывать.       — А что же молчит сам Донхэ-хатун? — интересуется Чанёль, широко улыбаясь, как будто зная гораздо больше, чем ему сейчас здесь сообщили. — «Неудивительно», — Донхэ тут же вспыхивает, как факел, на который попала искра — он не сомневается, что Хичоль-султан уже в подробностях рассказал своему родственнику о том, какие во дворце последние новости. — «Если он ещё и попробует упомянуть при детях Повелителя, что на мою жизнь покушались…»       — А чем ты занимался во дворце? — не выдерживает Донхэ, недовольно вскидывая голову и смело глядя на этого уверенного в себе омегу. — С таким ростом ты бы не поместился в гареме.       — Ух ты. Он всегда такой бука? — Чанёль с деланным удивлением смеётся, указывая мальчикам рукой на оторопевшего хатун. — Чтож, тогда всё, что я успел услышать о нём за сегодня, вполне может быть правдой. Если тебе так интересно — я был простым слугой, но хасеки позволял мне навещать этих прелестных сорванцов в любое время. Идём, изумрудный мой, тебе скоро начинать праздник в гареме.       — Как это? Разве ты не будешь с нами на праздничном обеде? — Тэмин сразу же расстроился, надув губы, но Чанёль лишь улыбается шире, снова присев перед мальчиком и, приобняв его, мягко поцеловал юного гамму в лоб, терпеливо добавив:       — Не сегодня, мой шерл. Я тоже очень хочу провести с вами побольше времени, но на этом праздничном обеде я не буду присутствовать. Донхэ-хатун потребуется помощь, а вы же не хотите, чтобы хасеки пропустил праздничный обед, помогая Донхэ-хатун, правильно? Вечером я снова к вам присоединюсь и мы немного поболтаем перед моим отъездом, договорились?       — «Донхэ-хатун потребуется помощь»? — переспрашивает Донхэ, когда Чангу уводит мальчиков обратно во дворец, а Хёнвон нерешительно переминается рядом с хатун, не зная, побежать ли ему на помочь Чонсу-султан или сперва проводить Донхэ в гарем. — И как это понимать? Хасеки специально пригласил тебя сюда из-за этого праздника в гареме?       — Хёнвон, а твой господин шустро соображает, — посмеивается Чанёль, прибирая светлую прядь за ухо. — Ну неужели ты правда подумал, что хасеки оставит тебя в гареме одного? Идём, тебе надо всё проверить и стать хозяином праздника в гареме.       — Чанёль, только я не смогу прислуживать Донхэ-хатун и тебе, так как сегодня я буду помогать слугам на праздничном обеде членов династии… — торопливо поясняет Хёнвон, виновато покосившись на рыженького хатун, как будто слуга сам виноват в этом, а не сам Донхэ с его желаниями снова повидать друга. — Вместо меня с вами будет новый слуга валиде-султан, Рёук. Он тебе понравится, он близкий друг Донхэ-хатун.       — Ну тогда потом побудь с мальчиками, когда я приду вечером, договорились? А потом отправишься к своему хатун обратно в гарем, — предлагает Чанёль, легко хлопнув Хёнвона по спине. — Идём, проводишь нас, как положено — и беги по своим делам. Нам с Донхэ-хатун тоже много, что нужно сделать.       И Донхэ бы хотелось верить, что этот омега просто пошутил и на праздновании его не будет, но то, с какой уверенностью Чанёль ступает впереди рыженького хатун, прокладывая себе путь в гарем, разрушает все надежды Донхэ на спокойный вечер. — «Что-то определённо произойдёт…» Слова, которые мы узнали сегодня: * Глас избранного Аллахом — способность, присущая действующему султану. Громогласное рычание, способное принудить к исполнению приказа даже альфу с гоном. Считается, что эта способность даруется Всевышним, когда султан следует Корану и правит мудро и справедливо, заботясь о своём народе. Согласно летописям, султан лишится этой способности, если будет пользоваться ею в своих личных целях и если не будет соблюдать заветы из Книги Божьей.