Сердце султана

      В свои покои Донхэ вернулся весьма подавленным: несмотря на то, что Джено со всей ответственностью осмотрел Тэяна-султан и тем самым отчасти упокоил рыженького хатун, большая часть проблем так и не решилась. Из комнаты лекаря фаворита султана забрал взволнованный Хёнвон, который вместе с Хансолем выглядывал из-за плеча разъярённого Хвитэка. Даже не просто «разъярённого» — слуга хасеки был в таком бешенстве, что у него чуть было искры из глаз не летели, хоть Хвитэк изо всех сил старался это скрыть.       — Тэян, ты сейчас же возвращаешься в покои хасеки, — ледяным тоном произнёс Хвитэк, покосившись на притихшего Джено. — Как Сынхун вернётся, пусть сразу же зайдёт осмотреть Тэяна-султан. Приказ хасеки.       — Разумеется, я сразу же передам Сынхуну-ага, как только он вернётся, — пообещал помощник лекаря, согласно покачав головой и как будто даже не обидевшись на то, что его рекомендациям не доверяют. Донхэ открыл было рот, чтобы возмутиться и попытаться хоть как-то прояснить произошедшее, но Хёнвон яростно замотал головой, а и без того бледный Хансоль как будто стал ещё белее, разве что красными щеками выдавая, что старший слуга устроил ему жёсткую словесную взбучку без посторонних глаз и ушей.       — А… вы оставили Тэмина-султан одного, в моих покоях? — недоверчиво уточнил рыженький хатун, чтобы хоть немного разрядить накалившуюся обстановку и привлечь внимание к себе. — Или с ним Шивон-ага сейчас?       — Что? Тэмин-султан? — переспросил Хвитэк, омега с запахом ириса, делая глубокий вздох и, наверное, впервые за последние секунды обращая внимание на Донхэ. — Нет, он ждёт Тэяна-султан в покоях хасеки. С ним сейчас Чангу. Тэян, мне долго ждать?       — Да, я иду, — тихо произнёс Тэян-султан, переставая испуганно прижиматься к боку рыженького хатун и поднимаясь на ноги. — Мне пора, Донхэ-хатун.       — Ступай, Тэян-султан, — Донхэ попытался хоть как-то приободрить мальчика, потому и улыбнулся, легко пожав его пальцы. — Тэмин-султан уже, наверное, весь изволновался.       — Благодарю тебя за то, что ты оказался рядом и спас Тэяна-султан, — уже гораздо спокойнее добавил Хвитэк, когда Тэян, замолчав, послушно подошёл к слуге, ожидая его дальнейших указаний. — Хасеки хочет поговорить с тобой, Донхэ-хатун, но позже. Он найдёт тебя после того, как Повелитель возвратится во дворец.       И, как бы Донхэ ни желал в ближайшие дни вообще не встречать ни Хичоля-султан, ни Чонсу-султан, на этот предстоящий разговор с хасеки рыженький хатун всё-таки надеялся. — «Может быть, тогда я смогу объяснить Хичолю-султан, что всё произошло случайно — и Хансоля не накажут?» — думал Донхэ, молча шагая за Хёнвоном в свои покои. — «Ну или хотя бы хасеки будет не таким разъярённым, как его слуга…»       — О Тэяне думаешь? — вздыхает Хёнвон, когда они возвращаются в уже прибранные после завтрака покои и усаживаются на постели хатун: без посторонних слуга снова вспоминает о более простом способе общения, без поднадоевших Донхэ правил. — С ним всё будет хорошо. Ты вовремя пришёл к нему на помощь. Ни дети Повелителя, ни хасеки этого не забудут.       — Думаешь, хасеки всё-таки решит скрыть происшествие от Повелителя? — взволнованно уточняет Донхэ, не скрывая того, как он нервничает. — И, по-хорошему, гарему тоже не стоит этого знать. Но скрыть что-то во дворце очень непросто.       — Я не знаю, как поступит хасеки, — Хёнвон удручённо покачивает головой, даже не пытаясь сделать вид, что его не беспокоит всё то, что произошло — и что будет происходить дальше. — В любой другой обычный день, возможно, я бы ещё мог предположить хоть что-то, но после новости, что Повелитель отправился на пятничную молитву… Хичоль-султан может принять совершенно неожиданное для нас решение — и тебе придётся с этим смириться, Донхэ.       — Как и всегда, — морщится Донхэ: признавать собственную беспомощность ему всегда было непросто — по крайней мере, за все те несколько лет, сколько воспоминаний у него вообще осталось. — Но в словах Тэяна была своя правда — Повелитель и так наверняка нервничал, и если он ещё узнает, что один из его сыновей чуть было не задохнулся… страшно представить, как он отреагирует.       — Вообще, учитывая неожиданное для всех нас решение Повелителя, гарему и слугам, возможно, будет не до Тэяна-султан и новых сплетен. Но будем надеяться, что Хичоль-султан всё-таки примет решение не рассказывать об этом ни Повелителю, ни гарему или слугам, — отвечает Хёнвон, мягко погладив рыженького хатун по плечу. — Вообще, ты сам как себя чувствуешь? Тоже перепугался, наверное…       — На самом деле, я даже не успел испугаться, — признаётся омега с запахом грейпфрута, чувствуя, что дрожь в пальцах у него начала появляться только сейчас, когда всё уже закончилось. — Меня больше волновало то, в порядке ли Тэян, а потом его осмотрел Джено и немного успокоил нас… а почему ты не говорил, что ты был временным слугой хасеки?       — Что… откуда ты знаешь? — Хёнвон совершенно не ожидал этого вопроса: отпрянув от Донхэ, как будто тот сказал, что слуге нужно пробежаться по всему дворцу, будучи обнажённым, омега с запахом винограда испуганно таращится на рыженького хатун. — Кто тебе об этом рассказал? Шивон-ага? Кто-то из слуг Хичоля-султан? Сам хасеки?       — Это уже не так важно, — Донхэ мотает головой, понимая, что наконец-то он сумел подойти к интересующей его теме, и Хёнвону не удастся увильнуть или сбежать, оставив вопрос без ответа. — Так почему ты мне не рассказал об этом?       — Я… не знаю, — Хёнвон, фактически загнанный в угол, смотрит на рыженького хатун чуть ли не слезящимися глазами, даже икнув пару раз от нескрываемого страха. — Я просто… испугался. Ты постоянно так недовольно говоришь о хасеки… что, если бы ты отказался от меня, как от своего слуги? Что бы со мной было?       — Ты помогал слугам хасеки, когда у Хичоля-султан была течка, и дети Повелителя тебя хорошо знают. Ничего бы с тобой не было, — ворчит Донхэ: фаворит султана пытается убедить себя, что это не из-за его расспросов слуга уже готов расплакаться, но, кажется, собственную совесть не обмануть. — Вернулся бы обратно в помощники к слугам хасеки…       — Донхэ, ты правда не понимаешь? — осевшим голосом вопрошает сероволосый слуга, старательно пряча за спиной дрожащие руки. — Если слуга не может угодить своему господину… во дворце он не задерживается.       — Что? — вздрогнув, рыженький хатун ошарашенно уставился на Хёнвона, не понимая, о чём он говорит: в его представлении султан Ли Хёкджэ хан Ынхёк не походил на кровожадного правителя, готового расправляться со слугами за малейшие провинности, но нешуточный испуг омеги с запахом винограда не даёт Донхэ покоя. — Но… слуг же не убивают, правда?       — Нет, слава Аллаху, при династии Ли к слугам представители знати начали относиться гораздо лучше, — печально улыбается Хёнвон, поспешив успокоить Донхэ касаемо его предположения. — Но… если слугу отстраняют от его господина, то этого слугу могут вернуть в статус обычных слуг и не доверять ему больше ничего, кроме очень грязной и тяжёлой работы. Ещё могут выслать в старый дворец, где осталось не очень много слуг после того, как наш султан, Ли Хёкджэ хан Ынхёк, взошёл на трон и окончательно перебрался в свой новый дворец.       — Подожди. Но получается, Хичоль-султан отказался от тебя, разве нет? — быстро уточняет рыженький хатун, уже окончательно запутавшись, так как слова слуги с запахом винограда. — И как же Сюмин и Чондэ, ведь их господин…       — Всё-таки я не был официальным слугой хасеки, — Хёнвон чуть пожимает плечами. — Да и Хичоль-султан не отказался от меня — это ведь ты попросил хасеки о том, чтобы ты мог взять меня к себе как слугу. А Сюмин и Чондэ — их господин от них не отказался, просто Повелитель оставил им их статус, в знак уважения к ним. И вообще — обычно хатун получают временного слугу не сразу, а лишь после разрешения хасеки. Но с тобой всегда всё получалось не как по правилам, Донхэ.       — Вот, в чём дело… — после объяснений Хёнвона Донхэ понимает, что у него снова огромные проблемы — теперь он не может разругаться со своим слугой перед побегом, ведь тогда у Хёнвона начнётся тяжёлая жизнь. — «С нами он скорее всего не захочет бежать — здесь его друзья», — думает рыженький хатун, помалкивая и рассматривая притихшего слугу. — «Брать их всех с собой не получится — слишком много внимания привлечём. Придётся придумать ему какое-то очень важное поручение, чтобы Хёнвон был как можно дальше от меня, когда мы побежим из дворца…»       — Донхэ… — практически шёпотом спрашивает Хёнвон, съёжившись под взглядом рыженького хатун. — Ты же спросил об этом не потому, что… хочешь отослать меня, правда? Я же… я же так старался. Что я делал не так, Донхэ? Это из-за того, что было на нижнем этаже?       — Что? Конечно же, нет! — рыженький хатун не откровенен со своим слугой до конца — конечно, Донхэ до сих пор недоволен тем, что Хёнвон решил утаить от него такую важную новость о том, какой статус этот омега занимал во дворце, но своевременный разговор с Кихёном-калфой отчасти расставляет всё по местам. — «Кихён указал на то, что Хёнвон действительно старался угодить мне всё это время», — напоминает себе Донхэ, отчасти даже жалея, что этот худенький омега оказался втянутым в гору проблем рыженького хатун. — «Он хорошо общается с местным поваром, его друзья обладают различными привилегиями… А ещё хасеки не стал его наказывать за то, что я выбрался из темницы благодаря тому, что Хёнвон привёл ко мне валиде-султан…»        Донхэ, к своему удивлению, приходит к простому выводу — даже если Хёнвон что-то докладывает хасеки, то пока что ничего такого чрезмерно плохого из этого не вышло. Скорее, совсем даже наоборот, — в целом, Хичоль-султан довольно-таки часто проявлял не только интерес, но и, можно сказать, милость к Донхэ-хатун и его слуге, правда, в том, что это исключительно хорошо — рыженький омега тоже не уверен. — «Да, здесь мне не приходится выполнять тяжёлую работу, как в Греции, и евнухи меня не бьют… практически», — задумывается Донхэ, почесав локоть — воспоминания о первой ночи во дворце всё-таки ещё довольно яркие, пусть даже после этого ни один евнух, даже Шивон-ага, никакого физического воздействия на хатун после его выходок не оказывали. — «Но при этом в Греции я никому не был интересен, а здесь на меня направлено чрезмерное внимание, да и покушение на меня кто-то организовал… И как тут сбегать из дворца?»       — Хёнвон, я не собираюсь от тебя отказываться, — всё-таки отвечает Донхэ, понимая, что слуга так и сидит рядом с ним, испуганный и притихший, ожидающий его слов, как приговора. — Правда не собираюсь. Ты отличный слуга и уже много раз помогал мне. Просто… в этом дворце всё так запутанно… Я до сих пор ещё многого не понимаю, а тут ещё и твои тайны — я просто не ожидал услышать это не от тебя.       — Так ты не сошлёшь меня в старый дворец? — Хёнвон, понимая, что именно сказал ему рыженький хатун, расчувствовался и даже, к неожиданности Донхэ, расплакался, оседая на пол перед омегой с запахом грейпфрута и обнимая его за ноги, доверчиво прижимаясь к колену Донхэ своей щекой. — У меня больше нет тайн от тебя, Аллах свидетель! Я больше ничего не буду скрывать от тебя, Донхэ, только не отказывайся от меня, умоляю…       — Хёнвон, я не откажусь от тебя. Давай, поднимайся, — Донхэ чувствует себя не только очень неловко, но ещё и испытывает вполне ощутимое чувство стыда — доводить Хёнвона до слёз он не планировал. — Ну же, садись рядом. Ну что ты так… Я же не знал, что мои вопросы могут означать… такое.       И опять Донхэ приходится привирать — до разговора с Кихёном омега уже практически был готов действительно найти способ отослать от себя этого слугу или попытаться его заменить на кого-то другого. Но доверчивость Хёнвона просто поражает: спешно вытирая щёки от слёз, омега с запахом винограда тихо шмыгает носом и послушно садится рядом, преданно уставившись на рыженького хатун. Понимая, что нужно срочно как-то сменить тему, Донхэ торопливо добавляет:       — Я это спросил только потому, что никто не рассказал мне о твоём прошлом раньше. А ты мне лучше расскажи про Джено. Кто это вообще такой?       — Джено? — тихо переспрашивает Хёнвон, даже икнув от удивления — он ещё не успел оправиться от столь неожиданных вопросов, как приходится резко переключиться на другую тему. — Я… А что ты хочешь узнать? Ты же говорил, что он осмотрел Тэяна-султан — Джено помощник нашего Сынхуна-ага и его ученик.       — Это я и так понял по его поведению, — ворчит Донхэ, радуясь тому, что ему всегда с лёгкостью удаётся переходить с одной темы на другую, к чему Хёнвону ещё придётся привыкнуть и что сейчас хорошо отвлекает слугу от пугающих его мыслей. — Просто если он ученик Сынхуна-ага — неужели его рекомендаций хасеки недостаточно?       — А, так вот о чём ты спрашиваешь, — наконец, понимает слуга, покачав головой. — Тут тоже всё не так просто. Сынхуна-ага нет сейчас во дворце, а членов династии лечит обычно именно он — Джено ещё многому нужно учиться, потому неудивительно, что хасеки желает убедиться, что Джено ничего не упустил.       — То есть, Повелитель тоже заставит меня дополнительно проходить осмотр у Сынхуна-ага из-за того, что я ходил босиком прошлой ночью? — Донхэ, только было обрадовавшись, что осмотра Джено будет достаточно, снова приходит в отчаяние — пересекаться со строгим лекарем ему совершенно не хочется, ведь Сынхун-ага вполне может снова решить, что хатун необходимо осмотреть ещё и после «ночи, проведённой с султаном». — «Очередная проблема, из которой мне нужно найти какой-то выход…» — недовольно думает Донхэ, но, к счастью для него, Хёнвон спешно проясняет рыженькому хатун положение дел во дворце:       — Скорее всего, Повелителю будет не до этого. Обычно Джено осматривает и лечит только слуг, а члены династии и гарем проходят осмотры у Сынхуна-ага, но вряд ли Повелитель будет настаивать на твоём повторном осмотре, особенно если султан Ли Хёкджэ хан Ынхёк узнает, что случилось с его сыном. Джено же сказал, что ты в порядке, я правильно понимаю?       — Да, он очень старательно меня осмотрел, — Донхэ поёжился, вспоминая, как Джено ощупывал его ноги. — Джено сперва осмотрел Тэяна-султан и даже рекомендации Хансолю дал — отправиться к Чангюну-ага и подготовить какие-то напитки для смягчения горла Тэяна. А потом уже, когда Хансоль ушёл на кухню, я присматривал за Тэяном-султан, а Джено меня осмотрел. Он на какие-то специальные точки на ногах нажимал, и от этого как будто всё изнутри кололо…       — А я говорил, что Сынхун-ага многие методики знает, — посмеивается Хёнвон, покачав головой. — Значит, Джено и вправду отличный ученик. Многие говорили, что он хорошо разбирается в травах, но, видимо, он уже знает гораздо больше…       — А как вообще попадают в ученики к лекарю? — интересуется Донхэ, задумчиво потерев пальцами подбородок. — Он родственник Сынхуна-ага?       — Насколько я знаю, нет, — отвечает слуга, припоминая, что ему известно об интересующем его господина помощнике лекаря. — Вообще, что Сынхун, что Джено особо не распространяются о себе — неболтливые ребята, если ты заметил. Но Сынхун-ага давно присматривался к молодым слугам — искал себе помощника, только ему никто не подходил. Джено он нашёл на рынке, когда в очередной раз пришёл за травами — и без раздумий взял во дворец. Хасеки, видимо, не возражал — мнение Сынхуна-ага во дворце многое значит.       — Джено говорил, что он в травах хорошо разбирается, — вспоминает рыженький хатун, с большим интересом слушая Хёнвона — Джено, на его взгляд, довольно необычный обитатель дворца. Этот юнец прямой и искренний, в чём-то опасливый, если вспомнить их разговор о «цветке шайтана» — помощник лекаря не сразу рассказал фавориту султана то, что тот хотел узнать об ясенце, пока не убедился, что интерес Донхэ связан исключительно с предсказанием и его личными опасениями. — «Хотя так удивительно, что он сразу же мне поверил», — задумывается Донхэ-хатун — на месте помощника лекаря, наверное, он бы не доверял малознакомым фаворитам так просто. — «С другой стороны, Джено знает, что я не могу выйти из дворца и что у меня здесь никого нет, а ясенец добыть не так просто, так что волноваться ему и вправду не о чем».       — Верно, — приободрившись, Хёнвон даже немного улыбнулся, наконец, чувствуя себя более комфортно после непростого для него разговора с Донхэ-хатун. — В травах он и правда отлично разбирается, по одному лишь запаху может определить нужное ему растение. Наверное, Сынхун-ага не сумел бы найти ученика способнее Джено. А почему ты так им заинтересовался?       — Он странный, — рыженький хатун небрежно пожимает плечами, не зная, что на это ответить. — На Тэяна всё время покрикивал, Хансоля на кухню выпроводил…       — Это ты с Сынхуном-ага практически не общался, Донхэ, — чуть посмеивается слуга с запахом винограда. — Джено не обладает такими полномочиями, как Сынхун, потому и ведёт себя более сдержанно. Но вообще — парень приятный, хоть и странноватый немного.       — Вот уж точно, — Донхэ почти сразу же соглашается с подобной характеристикой о помощнике лекаря. — Он и вправду довольно странный.       — Но, к моему удивлению, ты со странными людьми как-то быстрее находишь общий язык, — рассуждает Хёнвон, с явной опаской глядя на Донхэ, чтобы вовремя понять — считает ли фаворит султана, что это плохо, или же нет. — Кихён-калфа постоянно приводит тебя в гарем от Повелителя, Чангюн-ага хорошо к тебе относится, да и Сюмин с Чондэ то и дело расспрашивают меня, как у тебя дела. А ведь они все занятые люди, у них есть свои обязанности и не с каждым наложником они будут общаться. Если и Джено будет также приветлив к тебе, я буду только рад. Парень он надёжный, никому никаких лишних трав и снадобий не выдаст без необходимости.       — Ну, наверное, я и вправду неплохо лажу со странными людьми, — и с этим Донхэ тоже вполне легко соглашается — рыженький хатун не сказал бы, что он может слепо доверять калфе, главному повару или бывшим слугам Химчана-султан, но во дворце это немногие люди, которые не захотят навлечь на его голову неприятности, а после жизни в Греции омега с запахом грейпфрута уверен, что за таких людей стоит держаться как можно крепче — и постоянно оправдывать их доверие. О детях Повелителя Донхэ в этом плане не думает — он не сомневается, что эти юные члены династии в нём заинтересованы и этот интерес поддерживать не так сложно, но и из-за этого интереса к рыженькому хатун направлено слишком много внимания обитателей дворца.       С Хёнвоном всё немного сложнее — Донхэ должен доверять ему всецело или хотя бы умело делать вид, что он доверяет, ведь от этого слуги зависит слишком многое, буквально сама жизнь рыженького хатун. И когда омега с запахом грейпфрута сам подаёт для Хёнвона новые сомнения и обижает его — тут уже будет огромный вопрос, как долго слуга останется на его стороне и будут ли после всего этого Донхэ поддерживать эти новые неплохие знакомые. — «Да и если дети Повелителя узнают, что я повздорил с Хёнвоном, которого они уже давно знают и уважают, они тоже могут подумать обо мне невесть что…»       — Вообще, если тебе с ним спокойнее — то ты вполне можешь на осмотры ходить к Джено, — неожиданно предлагает Хёнвон, заминая неловкое молчание между ними. — Сомневаюсь, что хасеки будет против, а Сынхун и вообще будет счастлив — осмотр гарема и фаворитов отнимает много времени и сил, так что он будет только рад поручить твои хлопоты Джено, уж будь уверен. Было несложно заметить, как ты побаиваешься Сынхуна, а во дворце нужно следить за своим здоровьем, так что можно таким образом решить твою проблему.       — Чтож… это хорошо, — неуверенно отвечает Донхэ, призадумавшись — в какой-то мере ему действительно было спокойнее, когда осмотр проводил Джено, а это всё-таки о многом говорит. — «Сынхун-ага меня ещё пугает и даже Хёнвон уже это заметил…» — понимает рыженький хатун, только как устроить всё должным образом — он всё ещё не знает. — «Ну… значит, Хёнвон мне действительно очень нужен. И я не буду вынуждать его сомневаться в том, стоит мне помогать или нет».       — Вообще, как говорят в Греции, «друг всего мира не друг», — рыженький хатун припоминает одну из довольно популярных фраз, которые ему доводилось слышать на приёмах его прошлого хозяина. — Так что, возможно, странные люди действительно становятся моими друзьями. Так ты тоже странный, Хёнвон? Это же ты вытащил меня тогда из темницы.       — Я?! — растерявшись, Хёнвон даже задумывается перед ответом, но потом наконец понимает, что именно сказал ему Донхэ: встрепенувшись, слуга с серыми волосами восторженно таращится на своего господина, переспрашивая дрожащим голосом:       — Ты правда думаешь, что я странный, Донхэ? Я же… у меня получается быть им, правда?       — Конечно, получается, — Донхэ решает подбодрить Хёнвона, чтобы развеять остатки его сомнений. — У любого слуги спроси — быть довольным таким хатун, как я, может только совсем обезумевший. Мне очень повезло с таким слугой.       — Донхэ… — растрогавшись, Хёнвон порывисто обнимает рыженького хатун за плечи, даже вздрогнув от волнения. — Я буду таким странным, что ты не разочаруешься во мне. Я обещаю тебе…       — Тогда вот тебе наш странный план — сперва мы сходим в бани, пообедаем, а потом, когда я отправлюсь к летописцам, ты найдёшь способ, как уговорить Джено, чтобы отныне на осмотры я ходил именно к нему, — предлагает Донхэ: сейчас ему нужно отвлечь Хёнвона от тех пугающих слугу мыслей и продемонстрировать своё расположение к нему, чтобы омега с запахом винограда больше не беспокоился о подобных вещах. — А там уже и Сынхун-ага вернётся во дворец, да и Повелитель тоже возвратится из мечети. Всё равно вечером хасеки хотел найти меня, так что там мы и узнаем все новости о Тэяне-султан и о том, что мы все будет рассказывать об этой ситуации.       — Это отличный план, Донхэ, — тихо посмеивается Хёнвон, отстраняясь и послушно кивая. — Сделаю всё в лучшем странном виде, можешь не сомневаться.       И этого заверения рыженькому хатун вполне достаточно: по крайней мере, после таких слов слуга не будет сомневаться в том, что Донхэ-хатун доволен Хёнвоном, а это значит, что и все поручения, которые фавориту султана ещё до сих пор неловко объявлять, будут выполнены в точности. — «Но то, что он поможет мне держаться в стороне от неприятностей, сейчас будет особенно важно…»

***

      После разговора с Хёнвоном у Донхэ выдались несколько свободных часов, которыми он воспользовался не столько с пользой, сколько с полным удовольствием. Сперва омега с запахом грейпфрута вдоволь понежился в тёплых банях, раз другие хатун отправились на занятия, а ему было позволено отдохнуть «после ночи с Повелителем». А затем, пока не наступило время обеда, рыженький хатун весьма удачно вздремнул, воспользовавшись такой отличной возможностью как утреннее разрешение хасеки на сон вместо занятий. Хёнвон же, охраняя сон фаворита султана, перебирал его вещи, чтобы они не запылились в шкафу, тем самым создавая еле слышное шуршание в покоях, которое неплохо усыпляло Донхэ-хатун.       Но, невзирая на усталость и целую гору событий, начавшихся с прошлой ночи, парню всё-таки пришлось проснуться перед обедом, что было не так плохо — эмоциональные встряски так или иначе пробуждают нешуточный аппетит, а Донхэ и без того всегда был готов съесть что-нибудь вкусненькое при любой возможности, так что это для него уже привычное дело. Правда, в этот раз Донхэ практически кусок в горло не лез — рыженький хатун снова вспоминал Тэяна и образ напуганного, кашляющего мальчика то и дело вставал перед глазами.       — Донхэ, тебе нужно поесть, — беспокойно произносит Хёнвон, покачав головой. — Я слышал, что Сынхун-ага уже вернулся во дворец. Он наверняка уже осмотрел Тэяна-султан перед обедом. Чангюн-ага тоже сказал, что он уже подготовил для Тэяна-султан напитки, да и обед у Тэяна-султан будет отличаться от привычного. С сыном Повелителя всё будет хорошо, слава Аллаху.       — Пожалуй, ты прав, — признаёт Донхэ — слова Хёнвона всё-таки немного успокоили его, ведь раз хасеки настолько доверяет осмотру Сынхуну-ага и Тэяну-султан уже разрешают обедать, то с мальчиком действительно всё будет хорошо. С этими мыслями рыженький хатун принимается есть с большим аппетитом — всё-таки состояние Тэяна-султан довольно беспокоило Донхэ, но после разговора с Хёнвоном омега становится гораздо спокойнее. — «Самое главное, что Тэян сейчас под присмотром слуг, и хасеки наверняка рядом с ним…»       Но отправиться к летописцам после обеда Донхэ не успел — когда Хёнвон отнёс опустевшую посуду на кухню и вернулся в покои, то спешно забормотал, подбежав к рыженькому хатун:       — Там… там хасеки и Шивон-ага… они хотят видеть тебя.       — Уже? — Донхэ, лениво потянувшись на постели, от неожиданности чуть было не валится на пол: он-то рассчитывал, что Хичоль-султан, обеспокоенный состоянием своего сына, вспомнит о хатун не раньше, чем после ужина. — Что хасеки от меня понадобилось?       — Говорят, что Повелитель не так давно вернулся во дворец, — сбивчиво поясняет Хёнвон, заставляя Донхэ подняться на ноги и оправляя его одежду, чтобы не было видно, что рыженький хатун спал прямо в ней. — Возможно, хасеки хочет побеседовать с тобой до тех пор, пока Повелитель не вызвал тебя к себе…       — Звучит разумно, — соглашается Донхэ, покачав головой — но омеге не даёт покоя то, что хасеки не решается поговорить с ним наедине, а вызывает в общий зал, где будут и другие наложники и хатун. — «Так ли просто всё будет? Или мне снова ожидать какую-то ловушку?»       — Донхэ-хатун, спускайся, — заметив рыженького хатун на верху лестницы, рослый евнух призывно машет рукой, пока его помощники проносят через расступившуюся толпу любопытных наложников какой-то сундук, даже больше того, что был у Донхэ. — «Что происходит?» — растерявшись, Донхэ медленно спускается по лестнице, слыша, что Хёнвон следует за ним, не отставая, — и подходит к Шивону, не зная, как правильно поинтересоваться у Хранителя гарема, зачем он понадобился ему и хасеки.       — Повелитель возвратился во дворец после пятничной молитвы, Донхэ-хатун, — зычно произносит Шивон-ага, как будто не столько для Донхэ, сколько для всех обитателей гарема, которые даже переговариваться перестали, прислушиваясь к каждому слову евнуха. — И Повелитель повелел незамедлительно доставить тебе дары.       — «Опять дары?!» — Донхэ приходит в ужас: он едва только успел избавиться от большой части предыдущих даров, остались лишь немного украшений, которые он и Хёнвон носят, да пара рулонов тканей с мешочком монет в качестве запаса на крайний случай, как теперь султан дарит ему новый сундук с подарками. — «Зачем султан это делает?!» — рыженький хатун бы хотел поинтересоваться об этом вслух, но тогда омеге с запахом грейпфрута придётся признаться, что он совершенно не заслужил эти подарки, а значит — выдать то, что с Повелителем он пока ни одной ночи не провёл.       — «Наверное, Повелитель просто поддерживает наш уговор?» — предполагает Донхэ, в полном молчании наблюдая за тем, как евнухи, подчиняясь указаниям Шивона, отпирают сундук, осторожно открывая тяжёлую крышку, чтоб ненароком не зашибить наложников, стоявших рядом. — «Исин-хатун устроил ту некрасивую сцену из-за того, что Повелитель ничего не послал мне до того, как отправился на пятничную молитву… Наверное, в этом есть свой особенный смысл, ведь таковы правила дворца…»       Восхищённое ахание прокатилось по огромному залу гарема — этот сундук действительно оказался больше и глубже, чем предыдущий, и в этом отчасти были свои проблемы. Но зато теперь Донхэ не должен ничего доказывать Исину-хатун и Кино-хатун — никто в гареме не будет сомневаться, что «ночь с Повелителем» прошла более, чем удачно. — «Останется только постараться избежать нового осмотра у лекаря…»       — А это что такое? — негромко уточняет Донхэ, украдкой указав на какую-то невысокую деревянную подставку, которую один из евнухов поставил рядом с сундуком. Задумавшись, омега с запахом грейпфрута с интересом рассматривает глубокие резные узоры на всей поверхности подставки, которая вверху напоминает птицу в чистом небе, расправившую крылья и едва различимую с земли. Встрепенувшись, Шивон открывает было рот, чтобы ответить на вопрос рыженького хатун, но его опережают: уверенно прокладывая себе пусть через толпу наложников, Хичоль-султан отчётливо и громко поясняет:       — Это рахле. Он предназначен для размещения на нём Корана во время чтения.       — Да, Коран нельзя класть на пол или на колени, — спешно добавляет Хёнвон, вовремя вспомнив, что Донхэ-хатун ещё не довелось читать Писание. — Потому при чтении Коран кладут на рахле. У него особенная конструкция — нижнюю часть рахле можно вытянуть, чтобы сделать его выше.       — К тому же, каждый рахле уникален, — довольно терпеливо произносит хасеки, остановившись на расстоянии от Донхэ-хатун. — Их делают особенные мастера. Этот рахле был одним из числа рахле династии Ли. Получить такой подарок от Повелителя — это большая честь.       — Да, я понимаю, хасеки, — Донхэ переминается с ноги на ногу — ему сложно понимать, какие цели преследует Повелитель, но то, что султан открыто показывает гарему, что его фаворит может и должен читать Коран, наверное, даже хорошо. — «По крайней мере, ещё один повод чаще появляться у летописцев…» — думает рыженький хатун, с опаской покосившись на хасеки: даже несмотря на то, сколько событий произошло за этот день, Хичоль-султан по-прежнему выглядит изысканным и готовым к любым испытаниям.       Тёмная накидка Хичоля-султан, покрытая золотыми узорами по краю и по манжетам рукавов, выглядит тяжёлой и массивной, но при этом она так легко движется от малейшего жеста хасеки, будь то покачивание всем корпусом или же просто глубокий вдох. А под распахнутой накидкой виднеется тёмно-алая однотонная рубаха с глубоким проёмом, по краям которой протянута цепь из мелких золотистых пуговиц, заправленная за пояс тёмных штанов. Донхэ уже подумал, что к такому наряду должен идеально подойти тот набор украшений с рубином — хатун уже успел запомнить, что этими украшениями Хичоль-султан особенно гордится, — но в этот раз из украшений на хасеки только золотые серьги средней длины, не слишком длинные, чтобы задевать линию челюсти, но довольно изящные, слегка покачивающиеся, завораживая и привлекая к себе внимание.       Больше на хасеки нет никаких украшений — и почти не нанесён макияж на его красивом лице, кроме небольшого слоя бесцветного масла на губах, подчёркивающего и без того насыщенный цвет губ Хичоля-султан, да лёгких мазков светло-бежевого оттенка на веках. — «Может, такая лаконичность из-за пятничной молитвы Повелителя, чтобы поддержать его?» — полагает Донхэ, и такая мысль его вполне устраивает — она хотя бы простая, логичная и понятная, — редкий случай, когда рыженький хатун считает, что понимает, о чём думает Хичоль-султан. — «Наверное, будь у меня своя семья, я бы тоже хотел их поддерживать…»       — Ну что, Донхэ-хатун, сундук и рахле уже можно уносить в твои покои? — вопрошает Шивон-ага, прерывая возникшее молчание. — Насколько я знаю, у тебя есть ещё дела?       — Да, я… — Донхэ задумчиво оглядывает содержимое сундука, думая о том, стоит ли сделать кому-нибудь небольшие подарки. Хёнвон как кандидат отпал сразу же — Донхэ ни к чему осыпать своего слугу подарками при всём гареме, ведь все и так знают, что хатун обязательно выделит Хёнвону отличные и броские украшения, ровно как и подходящие ткани для нарядов. Был ещё вариант снова подарить что-нибудь Сюмину и Чондэ, так как эти два слуги уже не раз помогали Донхэ, да и Хёнвон упомянул, что его друзья спрашивают о делах Донхэ-хатун, а это уже о многом говорит. Но и здесь были свои проблемы — Донхэ не так давно заказал наряды для этих слуг и, хоть для гарема это удивительным образом осталось в секрете, хасеки об этом точно знает, так что рыженькому хатун не хочется только лишний раз подчёркивать Хичолю-султан, что у него здесь появились неплохие знакомые.       Но вести себя, как жадный богач, утаскивая все дары к себе в покои, Донхэ совершенно не хочет, так что он спешно выдумывает выход из ситуации. Найдя взглядом уже знакомых ему наложников, которые держатся вместе и наблюдают в стороне за происходящим с плохо скрытым любопытством, Донхэ-хатун уверенно и звонко произносит:       — Дэхён, Чоноп, Сонёль, подойдите сюда.       И от рыженького хатун не укрылось, как в тёмных глазах Хичоля-султан промелькнуло что-то, похожее на лёгкое удивление — хасеки определённо не ожидал услышать эти имена, но на это Донхэ в своей мере и надеялся. — «Не так давно Хичоль-султан похвалил меня за то, что я начал общаться с хатун и наложниками», — напоминает себе омега с запахом грейпфрута, пока названные им наложники подходят ближе. — «Значит, ему должно понравиться то, что я сделаю сейчас…»       — Дэхён, это тебе, — Донхэ достаёт из открытого сундука две серебряные серьги, напоминающие два изящных пёрышка, только к одной серьге прикреплена тонкая цепочка, на конце которой висит небольшое крепление, чтобы можно было повесить эту цепочку на хрящик уха. Уложив на своей ладони эти серьги так, чтобы цепочка не запуталась, рыженький хатун дружелюбно улыбается и протягивает украшения этому гамме с запахом мёда, добавляя при этом:       — Бери смелее, не стесняйся.       — Благодарю тебя, Донхэ-хатун, — приняв подарок, учтиво отвечает Дэхён, снова вспомнив все правила этикета, когда на них смотрят весь гарем и хасеки в частности. — Пусть Аллах воздаст тебе благом.       — А это для тебя, Чоноп, — Донхэ, наклонившись к сундуку, достаёт золотой браслет, выполненный в виде двух цепочек с крупными звеньями, к которым был прикреплён небольшой круг с различными переплетениями внутри него. — Браслеты без застёжек спадывают с твоих тонких запястий, так что вот это должно тебе подойти.       — Да не будешь знать ты горя по милости Аллаха, Донхэ-хатун, — замявшийся было Чоноп немного приободрился, когда увидел, что Дэхён первым принял подарок от рыженького хатун — и ничего страшного не произошло. — Ты очень внимателен.       — Пустяки, — посмеивается Донхэ, любопытно оглядывая друга этих наложников, Сонёля. — «Мы знакомы не так давно, но он тоже не желал мне зла, потому стоит сделать подарок и для него…» — решает рыженький хатун и, чтобы не задерживать ни Шивона-ага, ни хасеки, который до сих пор продолжает в полном молчании наблюдать за этим, Донхэ спешно добавляет:       — А для тебя, Сонёль, мы подберём… вот это.       — Для меня? — хриплый голос гаммы с запахом иланг-иланга выдаёт удивление Сонёля, но, невзирая на тихие смешки наложников, он послушно подходит ближе, глядя только на Донхэ и не обращая внимание на других обитателей гарема в принципе. Донхэ внимательно рассматривает густые волосы Сонёля с тёмным отливом и, немного подумав, достаёт из сундука несколько спутанных нитей, к которым прикреплены ярко-красные бусины разных размеров и крупные цветы, выполненные из ткани похожего цвета, по четыре лепестка на каждом цветке. — «Это определённо надо вплетать в волосы», — понимает Донхэ, решив, что для такого наложника, как Сонёль, он бы не смог выбрать подарок лучше.       — Для тебя, — улыбается Донхэ, согласно кивнув головой. — К твоим волосам отлично подойдёт. Держи, Сонёль.       — Да пребудет с тобой благословение Аллаха, Донхэ-хатун, — Сонёль хриплым голосом благодарит хатун за подарок и вежливо принимает это украшение, отступая к своим друзьям, которых уже окружили другие наложники, изнывая от любопытства и желания увидеть, как подарки будут смотреться на «избранных» наложниках. После этого Донхэ удовлетворённо кивает Шивону-ага и тихо, чтобы не привлекать внимание к себе вновь, произносит:       — Я закончил, Шивон-ага.       — Так, чего застыли? Все слышали хатун — закрываем сундук и относим в покои. Живей-живей, — Шивон уверенно подгоняет послушно стоявших рядов евнухов, и эти кастрированные альфы принялись торопливо закрывать сундук и, затем они понесли сундук с дарами вместе с рахле на верхний этаж, в покои Донхэ-хатун. Донхэ нерешительно покосился на хасеки, думая, что вот сейчас Хичоль-султан расскажет, о чём он хочет побеседовать с фаворитом султана, но на рыженького хатун хасеки совершенно не смотрит. Более того, Хичоль-султан как будто потерял интерес к Донхэ, и напоминать супругу султана о себе омеге с запахом грейпфрута совершенно не хочется.       — Идём, — он успевает тихо шепнуть Хёнвону и отправляется на верхний этаж вместе со своим слугой следом за евнухами, раз все уже потеряли к нему интерес. Конечно, Донхэ следовало уже отправиться к летописцам, но пока ему нужно будет перебрать этот новый сундук с дарами с помощью Хёнвона, выбрать что-нибудь для своего слуги и определиться с тем, что ему со всем этим богатством делать дальше. — «Ну и побольше расспросить Хёнвона об этом рахле…» — Донхэ не уверен, что в сельских домах были подобные штуки, так как название и вид этой подставки не кажутся ему знакомыми, либо, что более вероятно — эти рахле у обычных крестьян выглядят совершенно иначе. — «Наверняка Коран есть в каждом доме, где проживают верующие мусульмане, значит, и рахле в домах должны быть…» — убеждает себя Донхэ, с облегчением выдохнув, когда евнухи по указанию Хёнвона ставят сундук у стены, рядом с предыдущим, и выходят из покоев. Устало потянувшись, рыженький хатун подходит ближе к рахле, который евнухи поставили рядом со шкафом, и, с интересом проводя пальцем по укреплённой верхней раскрытой поверхности, любопытно вопрошает:       — Хёнвон, а сколько у Повелителя рахле?       — Шесть, — вместо Хёнвона Донхэ слышит уверенный голос Хичоля-султан, и потому испуганно вздрагивает, чуть было не опрокинув рахле из-за своих метаний. Удержав подставку и не позволив ей упасть, рыженький хатун оборачивается, смущённо уставившись на хасеки, настолько бесшумно поднявшегося в эти покои следом за ними, что Донхэ даже не услышал его шагов. Хичоль-султан совершенно комфортно чувствует себя в покоях хатун, потому, ничуть не стесняясь, хасеки, немного помолчав, милостиво добавляет:       — Только не считай это капризом, Донхэ-хатун. Это скорее традиция. Все рахле были выполнены в единственном экземпляре. Некоторые рахле передавали из поколения в поколение в династии Ли, некоторые Повелитель заказывал сам. Один из рахле Повелителя был заказан для него у искусного мастера, когда султаном был его отец, Ли Юнхо, да покоится его душа с Аллахом.       — То есть, у детей Повелителя тоже есть свои рахле, хасеки? — любопытно вопрошает Донхэ, искоса бросая взгляд на Хёнвона, чтобы понимать, безопасные ли вопросы он задаёт. Но слуга, несмотря на то, что немного нервничает, в целом не пытается подать жест, чтобы хатун замолчал — значит, всё в порядке. — Когда дети Повелителя станут совершеннолетними, каждому будет заказан свой рахле, — довольно терпеливо проясняет Хичоль-султан, казалось, не возражая против подобных вопросов. — Если, конечно, Повелитель не пожелает подарить члену династии один из своих рахле. Это хорошо, что ты задаёшь подобные вопросы, Донхэ-хатун. Для фаворита Повелителя подобные подарки многое значат.       — Конечно, хасеки, я буду поддерживать рахле в чистоте, — спешно произносит Донхэ, вежливо поклонившись, чтобы таким образом поблагодарить Хичоля-султан за его пояснения. — Точнее, следить за тем, чтобы мой слуга поддерживал рахле в чистоте, да. И когда Инсон-ага начнёт заниматься со мной чтением Писания, я буду пользоваться рахле со всем почтением. Я обязательно поблагодарю Повелителя за такой щедрый дар, когда он снова пожелает увидеть меня.       Хёнвон одобрительно закивал, показывая, что рыженький хатун вовремя поправился, ведь за чистотой покоев должен следить в первую очередь слуга. Но, раз Хичоль-султан сам пришёл в покои, Донхэ наконец решает выяснить, какая версия произошедшего будет рассказана во дворце, потому он опасливо уточняет:       — Хасеки, а… Вы хотели поговорить со мной?       — Хотел, — Хичоль-султан задумчиво смотрит на Хёнвона, но тот, моментально всё поняв, тут же бормочет, что ему нужно сходить за кувшином шербета для хатун, — и практически выбегает из покоев, аккуратно и плотно прикрывая дверь за собой. Убедившись, что они остались в покоях одни, хасеки без приглашения присаживается на краю постели Донхэ-хатун, продолжая говорить:       — Я хочу поблагодарить тебя, Донхэ-хатун. Ты спас жизнь сына Повелителя.       — Я не сделал ничего особенного, — рыженький хатун несмело подходит ближе, присаживаясь на своей постели как можно дальше от хасеки, выдерживая необходимое расстояние. — Скажите, хасеки, Тэян-султан в порядке? Его уже осмотрел Сынхун-ага?       — Да, Сынхун осмотрел Тэяна — и подтвердил рекомендации Джено, — Хичоль-султан согласно покачивает головой, невольно нахмурившись. — Слава Аллаху, горло Тэяна в порядке. Несколько дней он будет пить напитки для смягчения горла — и будет под особенным присмотром моих слуг. Но я хочу поговорить с тобой о другом, Донхэ.       — Я как раз хотел спросить у Вас, будет ли знать гарем об этом происшествии — и сообщите ли Вы об этом Повелителю, — признаётся рыженький хатун, уже привыкнув, что о том, что и когда следует говорить, должен решать именно хасеки. — Всё-таки Тэян-султан и Тэмин-султан так перепугались…       — Мальчики сказали, что ты настоял на том, чтобы они всё мне рассказали, пока сохранив от остальных произошедшее в секрете, — Хичоль-султан медленно покачивает головой, наблюдая за стушевавшимся Донхэ. — Это хорошо, что ты начал понимать правила гарема, Донхэ. Если ты сообщишь что-то в ненужное время и в ненужном месте — могут пострадать многие люди.       — Вы мне дали хороший урок, — Донхэ решает, что упомянуть тот разговор с Хичолем на нижнем этаже всё-таки стоит, чтобы хасеки продолжал считать фаворита султана исключительно послушным. — Так кто будет знать о произошедшем?       — Для всего дворца у Тэяна небольшая простуда, из-за которой у него болит горло, — уверенно отвечает Хичоль-султан, совершенно проигнорировав откровенно навязываемую ему похвалу. — Потому на занятиях с Инсоном-ага он будет временно присутствовать реже, чем Тэмин. Повелитель тоже будет знать исключительно о недомогании своего сына. Сынхун и его ученик будут говорить то, что мне нужно, как и Чангюн-ага и мои слуги. Теперь я должен быть уверен, что ты и твой слуга будут говорить только то, что я скажу.       — «Но Хичоль-султан прекрасно знает, что Хёнвон не скажет ничего лишнего», — теперь Донхэ понимает, как хорошо всё сложилось, что он заранее разобрался со своим слугой и его тайнами. — «И если бы я не поговорил с Хёнвоном — я бы мог не сдержаться и напрямую спросить хасеки о его временном слуге…» Более того, омега с запахом грейпфрута уверен — не поговори он с Хёнвоном ещё до обеда, так при разговоре с Хичолем-султан фаворит султана обязательно бы недовольно буркнул что-то похожее на «Вы можете сами поговорить с Хёнвоном, раз он был Вашим временным слугой» — и схлопотал бы на свою голову и голову слуги проблемы катастрофического масштаба.       К счастью для Хёнвона, который ни о чём не подозревает, и для самого Донхэ-хатун, фаворит султана справляется со своими порывистыми желаниями, предусмотрительно помалкивая. — «Хёнвон же сказал — если возникают сомнения, что слуга справляется с делами своего господина, — его могут и вовсе выслать из дворца…» — рыженькому хатун приходится думать одновременно и о своём слуге — и о бедном Хансоле, который хоть и ошибся, когда растерялся и запаниковал, но явно не заслужил настолько сурового возможного наказания из списка тех, что ему озвучил Хёнвон.       — Да, хасеки, я буду говорить то, что Вы скажете нужным — и Хёнвон сделает то же самое, — с лёгким сердцем обещает Донхэ, вежливо изобразив небольшой поклон — ему даже не приходится лгать в этом вопросе, ведь рыженький хатун понимал, что Хичоль-султан постарается уберечь и своих детей, и Повелителя от лишних расспросов и волнений. — Дай Аллах, чтобы Тэян-султан как можно скорее поправился от этой… «простуды».       — По воле Аллаха, — соглашается Хичоль-султан, продолжая задумчиво наблюдать за омегой перед собой. — «Он ждал, что я действительно спрошу о Хёнвоне», — думает Донхэ, невольно поёжившись: у него складывается ощущение, что хасеки продолжает испытывать его, каждым жестом, каждым словом, постоянно расставляя на его пути ловушки, из которых приходится выпутываться как можно быстрее, практически не оставляя себе времени на раздумья. — «Может, хасеки надо было родиться альфой?» — не без ехидства думает рыженький хатун. — «Султан Ли Хёкджэ также ловит меня на каких-то моих словах, но Хичоль-султан даже не скрывает, насколько опасно оговориться в его присутствии…»       — Так что ты хочешь, Донхэ-хатун? — строже добавляет хасеки, выдержав необходимую паузу. — Я перед тобой в долгу, потому проси всё, что пожелаешь. Ты можешь попросить о чём угодно, что только может пожелать хатун.       — «Какое своевременное уточнение», — Донхэ изо всех сил старается не улыбаться, хотя выходит плоховато: Хичоль-султан, как и всегда, доходчиво пояснил, что просьба может быть только в рамках правил дворцового этикета, потому тот же вариант попросить у хасеки свободы для него и его друзей окончится провалом, да ещё и Повелитель может об этом узнать. И из этого возникала новая проблема — просить Донхэ больше было не о чем. Такую мелочь, как все последующие осмотры именно у Джено, а не у Сынхуна-ага, просить тоже не стоит — это такой пустяк, и Хичоль-султан, который считает себя обязанным перед Донхэ, сразу же об этом скажет. — «Хёнвон сказал, что лекари легко согласятся, что я буду наблюдаться у Джено, и хасеки не будет возражать — значит, просить об этом Хичоля-султан попросту бессмысленно…» — думает омега с запахом грейпфрута, понимая, что ему необходимо срочно что-то придумать, ведь хасеки явно недоволен тем, что из-за нерешительности Донхэ приходится ждать.       — Мне ничего не нужно, хасеки, — отвечает рыженький хатун, решив, что стоит побеспокоиться о Хансоле. — Мне хватит и того, что Тэян-султан скоро поправится. Но… что будет с Хансолем, хасеки? Вы же его не накажете?       — Это тебя уже не касается, — тут же отрезает Хичоль-султан, расправляя плечи. — Хансоль — мой слуга, и из-за его поведения сын Повелителя едва не пострадал. Хансоль примет своё наказание.       — Но он же ненарочно, — возражает Донхэ, тряхнув своими подсохшими рыжими прядями. — Любой мог растеряться, да и мы все так перепугались…       — Донхэ, я не желаю повторять дважды, — голос хасеки становится строже, ведь Хичоль-султан не скрывает, что подобное сопротивление хатун его откровенно раздражает. — Это не твоё дело. Придумай лучше что-нибудь другое.       — В какой-то мере это моё дело, — рыженький хатун не хочет рассказывать всё, что происходило утром, чтобы хасеки не решил, что у него с Хансолем какие-то близкие дружественные отношения, но другого выхода Донхэ не видит, потому и опасливо добавляет:       — Хансоль однажды поддержал меня в гареме. И теперь я чувствую себя обязанным ему…       — Тебе нужно держать эти чувства под контролем, — невозмутимо отвечает Хичоль-султан, даже не выглядя удивлённым. — «Хасеки знает о ситуации в гареме или же он всегда делает вид, что ему всё известно?» — не может понять Донхэ, но, негромко кашлянув в кулак, рыженький хатун неожиданно уверенно для себя отвечает:       — Но Вы же считаете себя обязанным из-за того, что произошло с Тэяном-султан, хасеки. Мне правда ничего не нужно, но для меня будет очень важно, если Вы проявите милость к своему слуге. Это была случайность и слава Аллаху, что всё обошлось.       — Следи за тем, что ты говоришь, Донхэ, — с плохо скрытым недовольством произносит хасеки, коротко качнув головой, а затем неожиданно поднимается с места. — В любом случае, свою просьбу ты произнёс. Я тебя услышал, но поступлю так, как считаю нужным. Идём. Я хочу сделать объявление в гареме.       — Объявление? — растерянно повторяет рыженький хатун, но, решив, что лучше не задавать лишних уточняющих вопросов, он поднимается с места и следует за Хичолем-султан, с удивлением уставившись на его одежду: складывается ощущение, что этот супруг султана даже садится так, чтобы контролировать каждую свою мышцу, раз ни одной новой складочки на его штанах и накидке так и не появилось. Да и покрывало на постели рыженького хатун осталось удивительно ровным… там, где сидел хасеки, по крайней мере. Донхэ и его слуга уже привыкли к тому, что где бы сам фаворит султана ни сел, всё будет измято, но Хичоль-султан, даже явно того не желая, снова демонстрирует рыженькому хатун какие-то самые настоящие чудеса.       — Донхэ? Что случилось? — едва Донхэ выходит за хасеки из своих покоев, как к нему тут же подбегает Хёнвон, задавая свои вполне логичные вопросы и украдкой поглядывая на Хичоля-султан, что уверенно ступает по верхнему этажу и даёт Шивону какой-то знак своей раскрытой рукой, отчего Хранитель гарема тут же принимается суетиться, зычно восклицая:       — Построились, и без разговоров! Хасеки будет говорить.       — «Мне что, тоже надо спускаться?» — недоумевает Донхэ и пытается было аккуратно продвинуться к лестнице вместе со встревоженным Хёнвоном, но, услышав его шаги, Хичоль-султан поворачивает голову и так выразительно смотрит на фаворита султана, что тот, для своей же безопасности, решает остаться на месте. — «Я же во дворце не множество лет, так неужели нельзя давать мне более внятные указания?!» — невольно сердится рыженький омега, всё-таки не выказав своё недовольство вслух — спорить с Хичолем-султан идея в принципе не очень хорошая, но затевать перепалку при всём гареме — это уже надо быть последним глупцом. — «Хасеки же не Исин, который от одного слова в свой адрес закипает…» — напоминает себе Донхэ-хатун, потому и старается сохранять спокойствие, что выходит у него довольно неплохо, когда он вслушивается в то, что начинает говорить хасеки.       — Многие из вас знают, что скоро Мингю-шехзаде исполнится семнадцать лет, — зычно произносит хасеки, оглядывая зал гарема, пока наложники послушно затихли, ловя каждое слово Хичоля-султан. — И также вы знаете, что весь прошлый год никто во дворце не праздновал свой день рождения*. По милости Повелителя, Мингю-шехзаде будет первым, кто возобновит эту радостную традицию. Празднование будет проходить в дворцовом саду, и всем вам подадут шербет и сладости.       — «День рождения?» — насторожился Донхэ, пока наложники практически ликуют, радостно обсуждая эту новость — судя по всему, пока Повелитель держал траур и находился в своих покоях, все подобные празднования были отменены. — «Бедные дети Повелителя!» — рыженький хатун сразу представил, сколько праздников пришлось отменить и как наверняка опечалились младшие члены династии. — «Они наверняка заверили своих матерей, что всё прекрасно понимают, но… день рождения в детстве — это же так важно…»       Донхэ не уверен, что фавориты и наложники празднуют свои дни рождения с таким же размахом, как члены династии, — да он даже не уверен, что, по сути, рабы султана, а значит, и слуги, вообще могут отмечать свои дни рождения во дворце. Но, возможно, это даже хорошо — в этом случае рыженький хатун лишён необходимости выдумывать свой день рождения, так как омега совершенно не помнит, в какой день он родился. — «Было холодно», — неожиданно для себя вспоминает Донхэ, даже невольно поёжившись от этого вспыхнувшего воспоминания. — «Дома было тепло, но меня явно выносили на улицу и… было холодно. А потом пошёл снег…»       Рыженький хатун начинает понимать, что снега в Греции он не видел, но знает, что это такое. — «Наверное, я родился осенью, а когда немного подрос, пошёл снег и я его увидел…» — от мысли, что он смог вспомнить что-то ещё, очень важное для него, Донхэ чувствует, что всё внутри него практически трепещет, взволнованно и радостно. — «Может, когда все во дворце начнут готовиться к празднику — мне это напомнит что-то ещё из моего детства?»       — Если будет на то воля Аллаха, Тэян-султан оправится ко дню празднования после своей простуды. Гостей практически не будет, поскольку это не официальный приём, но нас навестит племянник Повелителя. Чжоуми-султан, к сожалению, не сможет присутствовать на празднике, но если традиция праздновать дни рождения будет возобновлена, то он посетит дворец во время одного из праздников, — объявляет Хичоль-султан, и, прислушиваясь к новым статусам и именам, Донхэ любопытно таращится на хасеки, услышав малознакомые ему имена. — «Чжоуми-султан, кажется, младший брат Повелителя… Но кто его племянник? Сын Чжоуми-султан? Или речь идёт о сыне его старшего брата?»       — Все желающие могут подготовить подарки для Мингю-шехзаде и передать их через Шивона-ага, — продолжает говорить хасеки, пока Донхэ с недоумением косится на Хёнвона, требуя пояснений. Слуга, заметив на себе взгляд рыженького хатун, едва заметно качает головой, давая знак, что он пояснит всё Донхэ позже — и этого омеге с запахом грейпфрута вполне хватает. — «Не хватало ещё нарваться на новые неприятности, подарив сыну Повелителя что-то неуместное», — мрачно думает рыженький хатун, понимая, что ему снова придётся разбираться в дворцовом этикете.       — Также Шивон отберёт лучших танцоров из числа наложников, так что будьте готовы показать ему всё, что умеете, — от слова «танцоры» Донхэ было воспрял духом, но Хичоль-султан как будто специально чётче и громче проговорил «из числа наложников», что исключало хатун из этого списка. — «Хотя, может это тоже к лучшему?» — размышляет рыженький хатун, оставаясь на своём месте, у двери, которая отделяет его от своих покоев. — «Если весь дворец считает, что Повелитель разделил со мной уже две ночи… как бы я выглядел, если бы танцевал для его сына? Наверное, это было бы… неправильно?»       — Также Шивон выберет слуг, которые будут присутствовать на празднике. Хатун, могут понадобиться и ваши слуги, ведь подобных празднований во дворце не было уже давно. Надеюсь на ваше понимание, — всё также серьёзно и степенно произносит Хичоль-султан, как будто одновременно заботясь о множестве вещей. — И ещё одно. На день рождения Мингю-шехзаде приглашён Донхэ-хатун со своим слугой.       — «Я?! Приглашён?!» — Донхэ даже не может вымолвить ни слова, лишь учтиво поклониться, когда хасеки бросает на него взгляд и, получив желаемую реакцию, заканчивает своё обращение, медленно спускаясь по лестнице вниз, в гарем, где наложники сразу же скучковались, шумно обсуждая самые свежие новости.       — Донхэ-хатун, так хасеки об этом говорил с тобой? — взволнованно шепчет Хёнвон, легко похлопав по плечу рыженького хатун. — Это же такая честь! Тебе явно благоволит удача и милость Аллаха, Донхэ-хатун!        — «Но я рассчитывал отделаться каким-то подарком по совету Хёнвона…» — Донхэ не видит в этом ничего удачливого — ему явно придётся снова тщательно следить за тем, что и как говорить, что делать и какие правила дворца соблюдать. Ещё и хатун, которые всё это время держались около своего диванчика, практически синхронно посмотрели наверх, с нескрываемым недовольством, что беспокоит омегу с запахом грейпфрута ещё больше. — «Им обоим это точно не понравилось. И что мне теперь делать?»