Вечер сыновей Феанора

Старый дом Феанора утопал в уютном полумраке, освещённый лишь огнём очага и тусклым светом лампад. Сегодня был один из тех редких вечеров, когда сыновья Феанора и их приближённые могли отдохнуть от постоянных забот. Маглор, как всегда, сидел с лютней, перебирая струны и сочиняя мелодию на ходу. Он пел про что-то легкое — то ли про птичий хор, то ли про дерзкую лису, которая обманула охотника. Голос его был одновременно звонким и мягким, и даже белый пёс Келегорма завалился на бок, уткнувшись носом в пол, будто заслушался. — Маглор, ты бы хоть раз написал что-нибудь стоящее, а не эту ерунду, — буркнул Карантир из своего угла, где он сидел с выражением крайней отстранённости. — Стоящее? — Маглор резко прервал песню и посмотрел на брата с хитрым огоньком в глазах. — Может, мне сочинить балладу о самом мрачном и серьёзном из нас? «Карантир и его неизменное хмурое лицо»? — Я серьёзно, — отрезал Карантир, хотя уголок его губ дрогнул, выдавая, что он не до конца против шуток. Тем временем на полу бушевала настоящая война. Амрод и Амрас, разогревшись в игре с деревянными кубиками, теперь больше разрушали, чем строили. Амрас, не выдержав, встал на четвереньки и наклонился прямо над башней, чтобы поставить последний блок. — Сейчас, сейчас! Она будет самой высокой! — прокричал он, словно не замечая, как Амрод коварно готовится к атаке. — Не будет! — возразил его брат и, смеясь, с разворота толкнул башню рукой. Кубики разлетелись по полу. — Ты невыносим! — взревел Амрас и бросился на Амрода, опрокидывая его на пол. Оба тут же начали кататься и визжать, как маленькие волчата. Куруфин, который до этого пытался научить их строить устойчивые башни, закрыл лицо руками. — Вы хоть раз можете меня послушать? — проговорил он, но дети явно не обратили на него внимания. — Не переживай, Куруфин, — с усмешкой бросил Келегорм, играя с псом. — Такие же вспыльчивые, как из старший брат. — Зато у меня сдержанность, а ты даже пса воспитал себе в пару! — отрезал Куруфин, хотя его глаза смеялись. Келегорм не стал спорить. Он хлопнул по полу, и Хуан радостно подпрыгнул, едва не зацепив Маглора. Кано едва успел отдёрнуть инструмент. — Ну, ты хоть за животным своим следи! — фыркнул он. — Это не животное, а верный друг, — важно ответил Келегорм и хлопнул пса по боку. — Правда ведь, Хуан? Маэдрос, который сидел в стороне с книгой, вдруг тихо рассмеялся, привлекая внимание остальных. Все замерли, удивлённо глядя на него. — Что? — спросил старший брат, подняв бровь. — Мне кажется, это самая бесполезная перепалка, какую я видел. — А ты сам-то, Маэдрос, чем занят? — тут же подколол Маглор. — Читаешь «Как держать лицо, когда вокруг хаос»? Маэдрос покачал головой, но уголки его губ выдавали, что он в хорошем настроении, как и остальные. — Ладно, — сказал Маглор, вновь беря лютню. — Раз вы такие весёлые, давайте я сочиню песню про этот вечер. Начну так: «В доме сыновей Феанора…» — Лучше не начинай, — одновременно произнесли Карантир и Куруфин, вызвав общий хохот. Пока Маглор пытался уговорить братьев принять его импровизацию, Амрод и Амрас решили заключить временное перемирие. Их интерес теперь привлёк пёс Келегорма — Хуан. Один из близнецов дёрнул пса за хвост, другой, смеясь, попытался забраться на него верхом, как на пони. — Эй, полегче! — Келегорм с возмущением подхватил Хуана за ошейник и осторожно отодвинул. — Это не игрушка, а благородный волкодав! Он не для катания. — Но он такой большой! — возразил Амрас, сияя. — И пушистый! — подхватил Амрод. — Да он вас одной лапой откинет, если захочет, — усмехнулся Келегорм, поглаживая Хуана, который терпеливо переносил всю эту суету, словно осознавал свою важность. В этот момент Маглор, явно вдохновившись всей сценой, вновь заиграл на лютне, напевая на ходу: — «Два рыжих воина схватили пса, Но пес лишь вздохнул: «Беда ко мне пришла». Он взглядом попросил хозяина спасти…» — Хватит! — Келегорм бросил в Маглора подушку. — Если ты не замолчишь, я попрошу Хуана утащить тебя куда-нибудь в лес. — Хуан на моей стороне, — спокойно отозвался Маглор, уворачиваясь и продолжая играть. Маэдрос снова усмехнулся, но ничего не сказал. Его взгляд мягко скользнул по братьям — сначала к Келегорму с Хуаном, потом к Маглору, который, несмотря на все подколы, выглядел абсолютно довольным жизнью, затем к младшим, которые уже обняли Хуана, как живую игрушку. Даже Куруфин, который старался выглядеть строгим, поддавшись общему настроению, улыбнулся уголком губ. Но только Карантир оставался хмурым. — И что в этом смешного? — наконец пробурчал он, заметив, что все поглядывают на него. — Я предпочитаю молчание. И порядок. — Тогда тебе явно не сюда, брат, — ответил Келегорм, поднимая брови. — Этот зал не для любителей порядка. — Да, Карантир, лучше уходи, а то мы начнём называть тебя «Лорд Тишина», — добавил Маглор с широкой усмешкой. — «Лорд Тишина» звучит лучше, чем «Клоун со струнами», — не остался в долгу Карантир, и его острый ответ вызвал новый приступ смеха у всех, даже у Маэдроса. В этот момент дверь в зал резко распахнулась, и на пороге появилась фигура самого Феанора. Его строгий взгляд скользнул по хаосу, что творился внутри: кубики, разбросанные по полу, счастливые близнецы, визжащий от восторга пёс, возмущённый Келегорм и хитро улыбающийся Маглор. — Что здесь происходит? — раздался его властный голос. На мгновение все замерли. Даже Хуан встал, подняв уши. Но спустя секунду Маглор, словно вызов бросая, запел ещё громче: — «Отец вошёл, суровый как ночь, Но сыновья его вовсе не прочь Забавляться и смеяться вслух…» — Маглор, замолчи, — перебил Феанор, но в его глазах что-то мягко блеснуло. Возможно, он тоже видел в этом вечере то, что было важно для них всех: тепло, жизнь, единство. — Ладно, ладно, — притворно вздохнул Маглор, убирая лютню. — Как скажешь, отец. Феанор ещё раз оглядел своих сыновей, качнул головой и произнёс: — Хоть вы и устраиваете здесь балаган, но, признаться, я рад видеть, что вы хорошо проводите время. Маэдрос, глядя на него, впервые за вечер улыбнулся широкой, почти детской улыбкой. — В этом и сила, отец. И на этот раз даже Карантир не смог сдержать лёгкой улыбки. И пусть вечер был наполнен шумом, смехом и лёгкими спорами, он был таким редким и настоящим для этой семьи. Здесь не было клятв, войн и потерь — только тепло и близость, которые, казалось, могли длиться вечно.