средство от одиночества или сумасшествие?

Ослепительные лучи июльского солнца грели не только тело, но и душу. Люди, оживлённо разговаривая друг с другом, куда-то спешили. Дети с визгами мчались за друг другом, играя во что-то явно очень интересное и увлекательное. Дети постарше, подростки, гуляли парами и ели мороженое, весело обсуждая свои темы и наслаждаясь очередным летним днём. В общем, жизнь била ключом. Все вокруг были заняты чем-нибудь, все наслаждались жизнью, веселились, не замечая вокруг себя ничего лишнего, не подпуская в жизнь ничего ненужного, не нарушая свою идиллию. Мэй вдруг опять почувствовала колющее неприятное ощущение, что жизнь так и пройдёт мимо неё, не показав ей все свои прелести. Она чувствовала — уже проходит. На этой неделе ей исполнилось 28. Возвраст не ранний, хотя для корейцев всё иначе. Особенно для нечисти, которая живёт столетиями и для которой 28 — ещё даже не начало. Разговор с матерью на этот раз был долгим. Она позвонила ровно в двенадцать ночи по времени Сеула, чтобы поздравить дочь и узнать, как она одна там справляется. Несколько месяцев молчания окупились сполна. От холодной и сдержанной женщины, коей была мать Ли Мэй, не осталось и следа. Может, это так на неё повлияла смена обстановки, а, может, она просто соскучилась по дочери, с которой не виделась уже давно. Она всё ещё чувствовала вину за то, что оставила дочь одну в Корее, несмотря на то, что это было неоспоримое желание самой Мэй. Женщина не раз поднимала эту тему, не теряя надежду всё же донести до недальновидной дочери, что так будет лучше, но последнее слово всегда оставалось за упёртой Ли Мэй. Как и в последний раз, когда всё зашло настолько далеко, что в ход пошли и шантаж, и манипуляции, но Мэй осталась также непреклонна, и матери, нехотя, а пришлось смириться. В награду она одарила девушку молчанием на целый месяц, но, в конечном итоге, сжалилась и позвонила первой. Мэй, которая не ожидала звонка от матери, была счастлива. Девушке было приятно смотреть, как она живёт свою лучшую жизнь там, в России, пусть и за сотни километров от неё самой. Девушка вспомнила, что решение уехать туда было принято ею нелегко. Мэй даже сама уговаривала мать вернуться на родину, ведь единственный, кто удерживал её в Корее — уже больше не обладал такой властью. Ей, нехотя, пришлось согласиться. Но, как бы то ни было, именно там она смогла найти счастье для себя, силы жить дальше и даже создать новую семью. Мэй же от возможности отказалась. Выбрала работу. Она всегда выбирала работу. В этом, как, впрочем, и во всём остальном, она больше походила на отца. Мэй, как и он когда-то, отдавала всю себя делу, которое считала своим призванием и целью. Для неё призвание приравнивалось к чему-то святому, и девушка искренне верила, что у каждого человека есть своё призвание, что-то, чему он, бесспорно, может отдать всего себя, не жалея. Но, признаться, в глубине души та осознавала, что если бы её отец не отдавал предпочтение работе, если бы чаще бывал дома и меньше изводил себя, возможно, сейчас он был бы жив. Она всё ещё отчётливо помнит, как они с матерью узнали о смерти отца по новостям. Его долго не было дома, но никто и значения не придал, потому что это было настолько обыденным, настолько привычным делом, что и в голову не могло прийти, будто случилось нечто ужасное. Но в тот злосчастный день действительно случилось нечто ужасное. Отец Мэй нераздумывая отдал свою жизнь, встав на защиту правопорядка своей страны. Он незадумываясь пошёл на это. Эта мысль, словно осколок чего-то острого, больно вонзалась в самое сердце, заставляя его кровоточить, а её саму — морщиться от боли. Её отец — герой, но она не была этому рада. Время от времени Мэй всё же не могла не вспоминать, что её работа напрямую связана с огромной ответственностью и риском. И не только её отец был тому примером. Прошло чуть больше недели с тех пор, как Ли Ран объявлялся в последний раз. В память о том дне у девушки всё ещё в шкафу висело платье, которое он присылал ей. Мэй изначально хотела выкинуть его, но всё же решила, что если представится случай — обязательно вернёт его хозяину, и пусть делает с ним, что пожелает. Но лис не появлялся ни на следующий день, ни после. Он даже не удосужился узнать, как себя чувствует Мэй после того, как её нервная система была изрядно потрёпана, а мир перевёрнут с ног на голову. Подумаешь, пустяки. Обидно всё же. Впрочем, ему-то какое дело. А платье всё же пришлось выкинуть. Детектив была уверена, что Ран уже, как и предупреждал, действует по новому плану, в который он не посчитал нужным посвятить её. И Мэй понимала, что так будет лучше, по крайней мере, она не будет втянута в грязные делишки девятихвостого, автоматически подставив под угрозу своих близких, которых, к слову, у неё осталось не так много. Если страх за себя и свою жизнь занимал у неё далеко не первое место, то за тех, кто был ей дорог, Мэй никак не могла не переживать после увиденного. У неё до сих пор кошмарным воспоминанием стоял перед глазами его ужасающий оскал. Но всё же девушка чувствовала укол обиды от того, что её просто использовали. Сама-то она выгоды из этой сделки, считай, не извлекла. А такой поворот событий Мэй не устраивал. С Нам Чжи А же Мэй связалась лишь однажды, на следующий день после происшествия, чтобы убедиться, что с репортёршей всё в порядке и её жизни ничто не угрожает. Они неплохо побеседовали за чашечкой кофе — на большее ни у кого из них не было ни времени, ни желания — на посторонние темы, не затрагивая ни работу, ни сверхъестественные силы. Как Мэй удалось, не вызывая вопросов, встретиться с Чжи А, оставалось загадкой даже для неё. Мэй не жалела о том, что в какое-то время согласилась втереться в доверие репортёрше, потому что она точно знала, какую линию можно пересечь, а какую — нет. Детектив не считала, что совершила нечто ужасное, согласившись на условия лиса, её не тяготили муки совести за "предательство", а наоборот, Мэй была рада тому, что ей удалось узнать от репортёрши. Сохи, её чуть ли не единственная подруга, узнай об этом, непременно сказала бы, что Мэй пользуется своим положением и превышает полномочия. Но оно того стоило. Разве некоторые цели не оправдывают средства? Мэй не раз за эту неделю с лишним провертела у себя в голове все события, начиная с того самого дня, когда ей не посчастливилось встретиться с лисом. Её мучила неопределённость и собственная неспособность решить возникшую неожиданно перед ней задачу. То Мэй жалела о смерти токкэби, но не могла понять причины, по которой она чувствует себя виноватой, то её посещала мысль, что смерть — слишком лёгкое для таких как он наказание. Вопросов было много, ответов — слишком мало. И сколько бы та себя не накручивала, Мэй не могла понять, что ей и думать, где чёрное, а где белое. Жалеет ли она о смерти того мужчины? Спорный вопрос. Убила бы она другого осознанно, раз уже выстрелила однажды? Неизвестно. Хотя в тот момент, когда пистолет был у неё в руке, она, скорее, сделала бы это инстинктивно, выстрелила бы в самое сердце, чтоб уж наверняка. Но винила бы та себя после? Возможно, но ведь Ли Рана она тоже когда-то задумывалась убить. Если тот вдруг будет представлять чуть большую опасность. Не это ли больше всего интересовало Мэй, когда та встретила Чжи А: как убить кумихо? Нет, теперь она не убила бы Ли Рана. Пережитое оставило свой яркий и неизгладимый отпечаток на девушке, изменило или же сломало в ней что-то, непонятно, что именно. Теперь Мэй знала одно: она никого не убила бы. Она же детектив, не преступница.. Ответы были. Но все неоднозначные. С появлением Ли Рана в её жизни вообще всё стало неоднозначным, смешанным. Её привычный мир с крепким фундаментом, который она годами выстраивала, рушился на глазах, превращался в руины постепенно, трещина за трещиной, кусок за куском. Это вызывало панику. И бессонницу. Потому-то Мэй и вернула себе свою старую привычку, от которой обещала избавиться: стала снова засиживаться допоздна. Работы было много, много мелких происшествий, поступавших день за днём и не требующих отлагательств. Но все они, казалось, не заслуживали внимания детектива. Её мысли были заняты другим. Снова.. Казался немыслимым сам факт того, что ей придётся выбирать между чувствами и разумом, потому что, порой, это самый тяжёлый выбор. С одной стороны, Мэй бы больше никогда не пожелала и слышать ничего связанного с нечистью и миром, с которым познакомил её Ли Ран, как и о нём самом. Но с другой — детектив считала своей обязанностью довести начатое до конца. Теперь-то она знала, что в мире среди людей живёт немыслимое количество тех, кому и усилий прилагать не нужно, чтобы посеять хаос и страх, чтобы разрушить тот мир и порядок, за который люди отдавали свои жизни. И раз даже она пришла в ужас от увиденного, то что же будет с людьми, и мысли не допускающими, что где-то рядом с ними может оказаться кровожадное чудовище, жаждущее лишь одного — власти и страха, которым, они, казалось, питались. В один момент она твёрдо решила для себя, что та ответственность, которую с неё требует совесть — это не геройство, не подвиг, а лишь жалкий, неоправданный риск, безумие. В конце-то концов, кто она такая, чтобы противостоять силам, которые совсем не равны человеческим? Но тут же появилась и другая мысль, что внезапно ударила ниже пояса, задевая и честь, и достоинство, и самолюбие: кто, если не она? Разве после увиденного, её желание добиться справедливости не должно стать только сильнее? Разве не это её долг? В конце-то концов, она детектив, это её работа, она знала, на что шла с уверенно поднятой головой и теперь не время было падать лицом в грязь. В конечном итоге, к концу недели у неё не осталось мысли, которая не была бы вдоль и поперёк изучена ею. Голова ходила кругом. И Мэй решила, что никогда ранее не сталкивалась с подобным выбором, что надо просто заткнуть голос в голове, что не собирается умолкать самостоятельно. Самокопание было чуть ли не её любимым занятием. Раскрывать свою душу; понимать, что правильно, а что нет; чётко знать, что и когда сделать — всё это придавало ей небывалую уверенность. Она это поняла только теперь, когда от уверенности не осталось и следа. Лишь жалкое прикрытие, бесполезная маска. Мэй всю неделю ходила сама не своя, что, конечно же, не могло не вызвать расспросов со стороны друзей. И если Ён Ги не стал сильно докучать вопросами, то для Сохи пришлось придумать правдоподобную ложь о том, что у Мэй назрели некие семейные проблемы, что, впрочем, звучало довольно убедительно. —Если что, мы всегда готовы помочь, — заявила на это Сохи. Знала бы она, с чем именно Мэй нужна была помощь. Но она, к счастью или же наоборот, не знала. —Как думаете, существуют ли мифические персонажи в реальности? Некоторые ведь верят, что они живут среди обычных людей и ведут себя точно также, — завела вдруг Мэй разговор в один из очередных долгих дней монотонной скучной работы. —Это глупо, верить в подобное. Мы детективы и должны мыслить здраво. —Почему? Не бывает дыма без огня, а это значит, не стали бы люди верить в подобное, не будь у них на это причин. Значит, кто-то да видел их, разве не так? Вот вы, например, ни разу не задумывались о том, что некоторые необъяснимые вещи в нашем мире имеют одно всего простое объяснение — сверхъестественное? Сколько было преступлений без единой зацепки, сколько раз мы гнались за призраками? Вас это не наталкивает ни на какие мысли? —Если честно, наталкивает, — призналась Сохи. —У них, должно быть, очень хорошие связи сверху. —Да нет же! Было бы дело в связях, хотя бы одно из этих дел было бы раскрыто, — раздражённо бросила Мэй, ударяя по приличной стопке документов, которыми был завален почти весь её стол. Безысходность от чувства, что она не может ни убедить подругу в своей правоте, ни рассказать ей всё начистоту, вызывала у Мэй желание забиться в истерике, подобно маленькому ребёнку, но она отчаянно продолжала: —Эти все дела, — развела она руками. —Все они имеют сходство: отсутсвие свидетелей, либо же свидетели утверждают каждый разное. Не может быть такого совпадения! Я изучила эти бумаги от и до, там нет более ничего, за что можно зацепиться. Она с горячностью объясняла, почему Сохи с Ён Ги должны послушаться её, но не замечала взглядов, которыми при этом обменивались брат с сестрой. —Эти уголовные преступления когда-то были возбуждены, но также быстро их и замяли, и ты ничего не нашла. Значит, за этим кто-то стоит. В любом случае, это не должно быть нашей заботой, не сейчас, — мягко сказала Сохи, не желая задеть подругу. —Детектив Ли, а тебе не кажется, будто ты берёшь на себя лишнее? — осторожно подал голос Ён Ги под пристальным взглядом сестры. —Это работа, во всяком случае, не для нас. Наша команда занимается насильственными преступлениями. То дело с оборотом наркотиков, которое мы расследовали — исключение из правил. Сама вспомни сколько ты умоляла начальство дать его нам? Наркотики, как и это всё — Ён Ги постучал пальцем по документу с одним из дел, которое совсем недавно рассматривала Мэй. —Не наша специализация, не стоит париться на этот счёт. —Ён Ги, я не могу! Тем более, я специально искала дела, связанные с насильственными преступлениями. Так что именно это и наша забота тоже, — упёрлась Мэй. —Я чувствую, что должна раскрыть эти дела, хотя бы приложить все усилия. И я совершенно точно знаю, что их совершили не люди, я уверена в этом. У меня пока нет доказательств, но вы должны мне верить! Детектив понимала насколько неубедительно она звучала и потому решила пустить в ход самый сильный аргумент: —Я ведь всегда в итоге оказываюсь права, разве нет? Мэй продолжала гнуть своё, несмотря на всё недоверие в глазах друзей. Сейчас это было не дело, касающееся её повышения, это было дело чести и совести. Она бы не простила себя за то, что позволила своим страхам взять верх, а монстрам вроде Чжи Уна чувствовать себя безнаказанными. —Мне кажется, тебе пора отдохнуть, — вынесла свой вердикт Сохи, сочуственно посмотрев на подругу через стопку документов, за которыми почти не было видна лица подруги. —Ты за последнюю неделю сильно переутомилась, чуть ли не ночуешь на работе, а всё бумажки перебираешь. Нужно хотя бы иногда задумываться о своём здоровье. Она убрала со стола лишние, оставив только те документы, которые Мэй крепко сжимала в руках. Их забрать, к сожалению, Сохи не удалось. —Я в полном порядке, — грубо отрезала Мэй, окинув подругу злобным взглядом за такой пренебрежительный ответ. Она знала, что убедить друзей у неё не получится, но всё равно была зла на них за это. —Вы ведь не верите мне? — спросила она, взглянув в лицо обоим и искренне желая услышать их оправдания. Но друзья молчали. Ён Ги, секундой ранее ещё почти развалившийся на диване, принял сидячее положение. Сохи сверлила глазами ножки от стола. Оба не хотели сейчас смотреть на подругу. —А ты, Ён Ги, — устремила она взгляд за спину Сохи, чтобы получше видеть лицо друга. —Что ты думаешь об этом? Тоже считаешь, что мне нужно отдохнуть? Вы считаете меня сумасшедшей?! Мэй неожиданно даже для себя перешла на крик, но тут же осеклась. Она понимала, что несправедливо злится на друзей, но в то же время никак не могла заставить себя замолчать. Слова сами рвались наружу, обнажая все переживания и метания души. —В последнее время вы слишком часто обмениваетесь взглядами и шепчетесь за моей спиной. Считаете, со мной что-то не так? Или думаете, что я ничего не понимаю? —Мэй, послушай, — хотела было начать оправдываться Сохи, но девушка грубо оборвала ту на полуслове. —Это вы меня послушайте! — довольно громко вскрикнула она, вставая со своего места и теперь ровняясь на друзей. Ён Ги тоже уже не сидел. —Если вы считаете меня умалишённой, так и скажите! Скажите, что я веду себя как одержимая, что занимаюсь глупостями и несу всякую чушь. Скажите, что мне пора к экзорцисту, в конце-то концов! Я же вижу всё это в ваших глазах. Отчётливо вижу, но ни у одного из вас не хватает духу сказать мне об этом напрямую! Последние крохи терпения иссякли, когда Мэй столкнулась с пристыженными взглядами друзей, молча опустивших головы. —Почему бы нам не перестать работать как команда, раз уж такое дело? Не будем работать вместе, вот и всё. Никаких проблем, никакой лишней мороки. Вы занимаетесь своим делом, а я и дальше продолжаю сходить с ума! Только высказав всё, что накопилось за это время в душе, Мэй наконец полегчало. Она не рассчитывала, что её речь побудит друзей изменить своё мнение на её счёт — всего-то месяц назад она и сама не изменила бы его, ни за что не поверила бы в то, о чём сейчас не думать просто не может — но для неё уже стали невыносимыми косые взгляды знакомых, в каждом из которых ей почему-то отчётливо виднелась мысль о собственной одержимости. Её преследовала нескончаемая паранойя, сопровождаемая каждым брошенным мимолётным взглядом знакомых и коллег. Но ведь она в своём уме, она не спятила. Правда ведь? Спустя мгновение, когда пыл её поутих, Мэй пожалела о брошенных в порыве гнева словах, и гораздо тише добавила: —На время. Так действительно будет лучше. Я хочу заняться кое-каким делом самостоятельно. А вы ведь знаете, что я не успокоюсь, пока или не докажу, или не опровергну свою правоту. Сохи, взбешённая подобным заявлением и уже по горло сытая выходками подруги, хотела было возразить, несмотря на всю решимость во взгляде Мэй, но Ён Ги заговорил раньше, остановив сестру жестом руки: —Если тебе так действительно будет лучше, мы не будем мешать. По крайней мере, мне будет не до этого, — многозначительно подмигнул тот, чем вызвал на усталом лице Мэй отблеск улыбки. Ей в миг стало стыдно за всё сказанное. —У нас в команде 4 человека, — холодно начала Сохи, не обращая уже никакого внимания на брата и его попытки остановить её. Судя по её тону, настроена она была решительно. —У одного из них отпуск, двое работают как один с половиной, — девушка укоризненно посмотрела на брата, вечно отдающего предпочтение своим прихотям. —А теперь и командир команды решает покинуть нас? У нас важное дело. Впервые за долгое время что-то действительно стоящее. Нас могут повысить за это! Но Мэй уже не думала о повышении. Её собственные амбиции сейчас были где-то далеко на заднем плане. Она хотела многое сказать Сохи, хотела сказать, что понимает её, что и она сама совсем недавно гналась за славой и успехом, и что всё это в один всего лишь миг перестало иметь значение. В самом начале, я взялась за то дело лишь с целью сделать себе имя. Чем бы я не прикрывалась, всё было ложью. Единственной моей целью всегда была мои собственная выгода, но тот злосчастный день перевернул всё с ног на голову. Я многое поняла и многое переосмыслила. Совершенно не важно, насколько меня повысят, если я не смогу вершить правосудие, — кричал её разум, но вслух этого сказать Мэй не осмелилась. —Тебе не кажется, что начальство на этот раз не одобрит твоих выходок, Мэй? Пак Джин-Хо не будет вечно потакать твоим капризам, так прекрати заниматься ребячеством! Ты хотела узнать, что мы думаем о тебе? Так слушай. Ты ведёшь себя, словно маленький ребёнок: то необдуманно бросаешься в самое пекло, даже не подумав о том, что в этот момент чувствуем мы; то тебе в голову приходит идея, не проверив которую ты не успокоишься; то ещё какая-то детская чушь, на которую ты ведёшься. Повзрослей уже! —Сохи, успокойся, — Ён Ги попытался остановить сестру, но та одарила его презрительным взглядом. —Хочешь сказать, что я недостаточно стараюсь ради команды? Ты лучше всех знаешь, что это не так! — сохранять спокойный тон, когда на тебя кричат, было действительно сложно. —Так оправдай свои старания! Или навсегда откажись от руководства командой, ты с этим не справляешься! — в глазах подруги блестело пламя гнева, готовое вот-вот сжечь всё до тла. Мэй даже на секунду опешила от такой ярости, непонятно откуда взявшейся. Она хотела было что-то добавить, но не смогла и слова вымолвить. На миг, за который, казалось, день успел смениться ночью и наоборот, воцарилась давящая тишина. Но затем Мэй, шестерёнки которой закрутились с удвоенной силой, пришло понимание всего, и она, взяв себя в руки, продолжила: —Я могу понять ваши амбиции и желание достичь чего-то. Вы оба долгое время оказывались в тени из-за меня, хотя порой вкладываетесь даже больше. Мне жаль, что мне приходится и теперь подводить вас... Но и вы поймите меня! Я так больше не могу. — Мэй жестом указала на свой рабочий стол, пребывавший в ужасном беспорядке. Она не собиралась отступать. Сохи горько усмехнулась, как бы говоря, что ничего другого и не ожидала от упёртой подруги. —А что насчёт команды, — Мэй невозмутимо продолжила мысль. —Чхве Сон возвращается с отпуска завтра. С ним, думаю, вы справитесь. —Прекрасно! С ним мы как раз справимся, потому что он ставит выше не свои капризы, а команду. И с завтрашнего дня я была бы счастлива видеть командующим операциями его, а не тебя, — презрительно выплюнула подруга последние слова и направилась прочь, громко хлопнув дверью на прощание. Мэй в груди что-то защемило. Чхве Сон всегда был её конкурентом номер один. Ответственный, но такой придирчивый даже к своим друзьям и до невозможности нудный он не вызывал в ней ни капли симпатии. Только чувство соперничества. И, став капитаном команды, она закончила их извечный спор: кто лучше. Но Сохи, видимо, была с этим несогласна. Мэй всегда была упряма в своих убеждениях, но Сохи временами оказывалась ещё более упрямой. Последнее слово в спорах, острое, словно нож, полоснувший по сердцу, всегда было за ней. И на этот раз было даже больнее, чем обычно. Ён Ги так и остался стоять на том же месте, как громом поражённый. Он не знал, что ему следует сделать в этой ситуации, на чью сторону встать. Он понимал, почему сестра злится, в какой-то степени даже разделял её взгляды, но и Мэй, стоявшую теперь в оцепенении, ему было жаль. —Мэй.. не принимай близко к сердцу, ладно? Ты же знаешь Сохи. Сейчас она уже горько сожалеет обо всём сказанном. —Нет, Ён Ги. Даже если сожалеет, говорила она именно то, что думала. —Но.. —Иди к ней, — не терпящим возражений голосом сказала Мэй, возвращаясь к своему столу. Она понимала, что первая начала, что сама переступила черту, но на Сохи всё же была зла. Невысказанная обида и чувство несправедливости засело у девушки где-то в груди. Ён Ги лишь тяжело вздохнул, ободряюще потрепал подругу по плечу и направился к выходу, понимая, что лучше оставить её в одиночестве. Как только дверь закрылась, Мэй тяжело выдохнула, опускаясь на стул. Облака за окном накрыли собой солнце. Стало как-то непривычно темно.