Úlfsins

Очарованный Саном, Уён не возвращался в Длинный Дом три дня. Этим он, конечно, сильно разгневал Торбьёрна, вернувшегося от Сонхва поздней ночью в тот день, когда войско Уёна прибыло в Уппсалу, и не обнаружившего своего сына дома. Конунг уже хотел было пойти искать, понимая, где именно его можно найти, но его остановил Минги, будто учуявший время, когда его слова окажутся как никогда кстати. Дни, проведенные вместе, казались Уёну последним оплотом спокойствия в его маленьком мире. Ранние прогулки по лесу, бесконечные объятия и переплетённые пальцы. Было действительно хорошо. Уён отвёл Сана к Сонхва в первый же день, чтобы удостовериться, что его рана зажила правильно. Сонхва же спокойно объяснял обеспокоенному Уёну, что с Саном и его раной все в порядке, вызывая тем самым смех у ульфхеднара. Сонхва попросил Уёна принести ему некоторые материалы из города, а затем проводил друзей. Но перед тем, как Уён и Сан покинули старую лесную лачугу, сейдмад остановил наследника, передав ему сверток, в котором были травы для того самого отвара. Уён, улыбнувшись, отказался и сказал, что он больше не будет прятать себя. Сонхва крепко обнял его и пожелал лёгкой и быстрой дороги домой. Как и было оговорено, Уён, не без помощи Сана, добыл все, что просил его давний друг, и на третий день наследник с ульфхеднаром снова направились в лес. Сонхва встретил их, напоил липовым сладким отваром и предложил остаться на ночь. Сан, не задумываясь, кивнул головой, так что и у Уёна не было причин отказывать. Трое друзей полночи общались, обсуждая приключения, выпавшие на долю наследника и его войска в Нортумбрии. Как только луна ярко засияла в небе, Сонхва попросил его простить и отправился ко сну, чтобы не сбивать собственный распорядок жизни. Он никогда не ложился после полуночи. Сан аккуратно коснулся плеча Уёна, дав понять, что пришло время его маленького ритуала, который он совершал ежедневно. Ульфхеднар ушел вглубь леса, и Уёну не оставалось ничего, кроме сна. Он скрутился клубком на постели, подготовленной Сонхва для гостей, и быстро уснул под аккомпанемент ветра, гулявшего меж ветвей в лесу, и журчания ручья, что протекал совсем неподалеку. Утром Сонхва проснулся раньше всех. Он застал Уёна в крепких объятиях Сана и потому решил не портить столь умиротворенную картину, несмотря на свое предчувствие. Сонхва, как известно, был очень чувствительным человеком. Конечно, он обращал внимание ко всем знакам вокруг, однако пристальнее всего он следил за своими сновидениями. В эту ночь ему снился страшный, тревожный и кровавый сон, подробностями которого делиться он намерен не был. Ему хотелось поскорее попросить своих друзей отправиться в Уппсалу, не тратя ни мгновения на раздумья. Сонхва решил приготовить завтрак, чтобы скоротать томительное ожидание. От аппетитного запаха жаренного на огне мяса проснулся Сан или, вернее сказать, его волк. Его вечно голодный волк. Ульфхеднар выпутался из хватки Уёна и, покачиваясь, побрел на поляну, где Сонхва обычно жёг костер. Пробуждение Уёна было очевидно неминуемым. Во-первых, ему стало холодно без Сана. Утро в лесу всегда было холодным, особенно в Уппсале, вечно обдуваемой северными ветрами. Во-вторых, запах свежеприготовленного мяса не мог пройти мимо него. Уён, так же вышедший из дома, застал сонного Сана, неспешно жевавшего мясо, и Сонхва, необычайно напряжённого. — Улль, Сан, мне нужно вам сообщить не самые добрые известия... Мне снилось что-то... очень плохое. Оно было связано с тобой, Уён. Прошу, воротитесь в Уппсалу скорее. Что-то неладное случилось... Сан, еще не привыкший к предсказаниям сейдмада, не знал, как реагировать. Однако Уён, сызмальства знакомый с Сонхва и его точными видениями, сразу же подскочил с места. Он уже был готов бежать. Бежать быстрее ветра. Если Сонхва предчувствовал что-то плохое — это плохое верно уже случилось. Схватив Сана за руку, Уён наскоро попрощался с магом, вскочил и потащил ульфхеднара за собой. Уён, прекрасно помнящий уппсальский тёмный лес, принял решение сократить путь и пройти через чащобу. Он петлял между густо растущими деревьями, перепрыгивал через разбросанные невпопад камни и наконец таким образом вышел в пригород. Сан безоговорочно следовал за ним. Уён остановился на небольшом овраге, с которого открывался вид на весь город. Наследник обладал удивительным зрением, как положено талантливому лучнику. Он увидел дружинников, обеспокоенно снующих по улицам Уппсалы. Они вели себя так, будто искали кого-то. Кого-то темного, как тень и неуловимого, как ночь. — Боги, что же стряслось...?

***

Торбьёрн смирился с отсутствием Уёна. Он позволил ему такую шалость в награду за его первый викинг. Конунг как всегда отужинал в присутствии приближенных — хозяев наиболее крупных дворов и самых именитых хускарлов. Их болтовня уже давно не увлекала Торбьёрна, а песни скальдов неприятно скрипели в ушах. Не выдержав, правитель попрощался с гостями, разрешив им продолжить трапезу, и отправился в свои покои. Трэллы помогли ему переодеться в ночное, поклонились и потушили свет. Конунг был отчего-то неспокоен. Тревожное предчувствие терзало его изнутри. Он без конца ворочался, прислушиваясь к ночной тишине. Минуты тянулись мучительно, но в конце концов Торбьёрн задремал. Именно задремал — это был не спокойный и крепкий сон, а тревожный и поверхностный. Сквозь пелену дрёмы он услышал тихие, словно животные, шаги. Как будто дикий волк поочередно опускал свои величественные лапы на деревянный пол.

***

Как только Уён и Сан вошли в город их встретил придворный повар Торбьёрна. Выражение на лице бедняги было столь ужасным, что Уён забеспокоился вдвойне. Повар, которого звали Ульфрик, боязливо потянул Уёна за рукав его мягкой рубахи, приглашая его на разговор без лишних свидетелей. Сан бросил на него презрительный взгляд, но мешать не стал. — Хозяин, с-случилось... страшное... Ваш отец, — голос Ульфрика трясся и был еле слышим. Он то ли боялся реакции наследника, то ли тех слов, что должны быть дальше. — Что с ним? Ему нездоровится? — Нет, то есть... да, ему по сути нездоровится, но дела... намного хуже. — Ну же, Ульфрик, говори. Что с моим отцом? — Ночью... На него напал неизвестный с кинжалом... Он не убил Конунга, но ранил его достаточно сильно... Ох, Конунг Торбьёрн сейчас на грани жизни и смерти... Он никого не подпускает к себе, кроме Минги... И, кажется, ждёт Вас, мой хозяин. Уёну показалось, что земля уходит из-под его ног, а колени становятся слабыми и неустойчивыми. Он бы так и упал у уппсальских ворот, не подоспей к нему Сан, который сразу заметил, что с Уёном что-то неладное. На самом деле, Уён предполагал такой исход событий. Последние годы в Уппсале возрастали недовольства. Многие считали конунга слишком жестоким, бесчеловечным. Но Уён до последнего надеялся, что до покушения дело не дойдет. Несмотря на все, что происходило между ним и отцом, Уён бы не посмел желать ему смерти. И тогда Уён в первый и возможно последний за всю свою жизнь побежал к отцу. Он бежал так быстро, как мог. Слезы безжалостно наворачивались на глаза, ухудшая видимость, но Уён знал Уппсалу лучше, чем любой ее житель. Уён бежал. — Где он? Минги! Где он? — влетев в Длинный Дом, спросил наследник. Минги молча отступил от широкой лавки, на которую положили Торбьёрна, и жестом приказал всем лекарям тоже разойтись. — Минги, мой... милый друг, — конунг схватил берсерка за руку, — оставь нас наедине. — Конечно. Минги через силу улыбнулся, а затем опустив голову, вышел на улицу. Уён подошел к отцу, не веря своим глазам. Не желая им верить. Он опустился на колени. — Уён, сын мой... Единственный сын, мой наследник, — Торбьёрн взял руку сына в свою и сжал так крепко, как только мог, — Прости меня. Я... жил всю жизнь неправильно и лишь недавно открыл глаза. Я никогда не был проклят, я был благословлен... В ту же минуту, когда ты появился на свет. Прости, что считал тебя недостойным. У тебя чистое сердце и сильная рука, ты достоин... всегда был достоин. Ты стал взрослым и сильным... Настоящим воином... Хотя ты с детства был сильным... Уён, защити народ Уппсалы, защити наши великие земли. Почитай богов... И будь счастлив. Я знаю, что ты нашел свое второе сердце в этом... волке-воине. Прости меня, сын. Я люблю... те... бя. К концу речи силы окончательно покинули конунга. Его руки ослабли и больше не держали руки Уёна. Стало тихо. Тихо и спокойно. Уён прикрыл глаза, собрался с мыслями и прочитал молитву богам. Теперь ему нельзя было подвести своего отца и свой народ. Он сдерживал плач как мог, хотя его сердце разрывалось изнутри на мелкие куски, а воздух в лёгких кончался. Всю его грудь свело спазмом, и он сдался. Бурлящие океаны слез хлынули из его глаз, а рыдания из его уст. Он кричал от боли и от страха. Пустота, оставшаяся вместо сердца, пульсировала, как что-то инородное и неправильное. Сан и Минги стояли в дверях, но в дом не заходили. Они решили оставить Уёна одного, хотя их сердца болели не меньше. — Пойдем, пусть побудет с отцом напоследок, — глухо кинул Минги и, хлопнув Сана по плечу, пошел вниз по дороге в город. Сан еще несколько мгновений посмотрел на Уёна, который казался неожиданно маленьким по сравнению с огромным сводом дома, и, решив прислушаться к берсерку, ушел прочь.

***

Уён видел, как тело отца кладут на прекрасную ладью, украшенную белыми цветами и резными узорами. Уён видел, как жрец взрезает горло белому коню, а затем и молодому трэллу, который должен будет провести конунга в Вальхаллу, к Всеотцу. Уён видел себя, кладущего на грудь отца его меч, а рядом топор и щит. Уён чувствовал на коже брызги крови. Уён видел, как ладью поджигают. Слышал, как жрец громко взывает к богам. Чувствовал запах гари, оседавший горечью во рту. Уён видел все вокруг и чувствовал все вокруг, но себя он совершенно не ощущал. Его тело отделилось от разума и двигалось по команде, как безвольная игрушка. Уён видел отца в последний раз. Он в последний раз видел свое беззаботное детство и стабильность, которую принесло правление отца. Все десять дней до похорон отца Уён был один в своих покоях. Он был бы рад не слышать радостных песен и стонов трэлла, который отдался всей дружине во имя любви к своему конунгу. Да что он знал о любви? Что он знал о конунге? Любовь — это холодные объятия Хель, которые пахнут кровью и гнилой плотью. А конунг — сломленный потерей своего любимого мужа человек. Одинокий и заблудший. Уён чувствовал себя таким же. Перед ним раскинулся весь мир, но мир этот был пуст и гадок. Через семь дней после отправления Торбьёрна в Вальхаллу Уён будет иметь право заявить на свои права наследника и свободный тинг Уппсалы решит его судьбу. Но пока все, что Уён видел перед своими глазами — сырая земля отцовского кургана и меч, до рукояти опущенный в эту землю.