lay down your sweet and weary head

Торин стоит в тренировочном зале, наблюдая за довольно застенчивым Фрерином, который возится со своим луком. - Я действительно считаю, что несколько лет назад доказал преимущества стрельбы из лука, - многозначительно говорит Торин, несмотря на то, что не так давно он питал такой же скептицизм по поводу эльфийского оружия. (Теперь он просто предпочитает верить, что эльфы не обладают монополией на использование лука.) - Я, конечно, не стану осуждать тебя за то, что ты наслаждаешься своим ремеслом. И не позволяй Ди убедить себя, что это оружие для неженок – она изменит свое мнение после того, как ты в первый раз спасешь ей жизнь с его помощью. Не то чтобы он не ожидал, что у Фрерина возникнут какие-то сомнения, но он совершенно не предполагал, что Фрерин, возможно, захочет быть вдвойне уверенным в том, что Торин не будет возражать против того, чтобы он пользовался луком не только по необходимости, но и потому, что ему действительно нравится это оружие. Он поднимает глаза, видит, что Фрерин пристально смотрит на него, и приподнимает бровь. - Что? - Ничего, - бормочет его брат, качая головой. - Просто это первый раз, когда ты открыто признаешь этот героический поступок, убийца дракона. Торин замирает, удивленный правдивостью слов Фрерина. Он очень долго не хотел признавать, что его убийство Смауга имеет какое-то значение для него как личности, отказываясь позволять определять себя по тому, что, по его мнению, он почти не контролировал. Теперь время притупило эти горькие мысли, и он кивает Фрерину, подтверждая его правоту, прежде чем указать на цель. - Еще раз. Кислого взгляда Фрерина, когда он потирает свои больные руки, достаточно, чтобы вернуть ему бодрость духа.

***

Когда Торин впервые видит, как стрела Фрерина попадает в самый центр мишени, он не может – и даже не хочет – сдерживать гордую улыбку, которая становится только шире, когда его брат издает радостный вопль, хотя Торин совершенно уверен, что Фрерин не в первый раз попадает "в яблочко". Он вряд ли позвал бы сюда Торина, если бы это не случалось несколько раз до этого – общая склонность гномов к хвастовству, конечно, не обошла стороной и потомков рода Дурина. Хлопая Фрерина по плечу, он спрашивает: - Ты уже пробовал двигать мишени? Фрерин приподнимает бровь. - Трудновато делать это внутри, не так ли? - Там есть система блоков, - отвечает Торин, указывая в дальний конец тренировочного зала. - Конечно, мишень всегда движется по одной и той же дуге, но это хорошая тренировка для новичков. И как только ты освоишь это, мы сможем отправиться на охоту вместе. Лицо Фрерина озаряется. Он пытался уговорить Торина отвести его в ближайший лес с тех пор, как начал практиковаться, но Торин был непреклонен в своем желании подождать, не только потому, что в то время мастерство Фрерина в обращении с луком все еще оставалось под вопросом, но и потому, что он прекрасно понимал, что выходить за пределы Эребора становится все труднее. Все более опасно и опасно с каждым днем. - Правда? - спрашивает Фрерин, даже не пытаясь скрыть своего волнения. Несмотря на то, что он гном, пребывание взаперти в горах, за исключением коротких поездок в Долину, сказывается на нем. Фрерин всегда был свободным человеком и привык к свободе, но даже ради душевного спокойствия своего брата Торин не стал бы без нужды рисковать его жизнью. - Действительно, - подтверждает он, хотя и предпочитает не указывать на то, что они собрали бы более многочисленный охотничий отряд, чем Фрерин, вероятно, себе представляет. Безопасность в количестве, даже если он не верит, что что-то может случиться. Фрерин улыбается ему и начинает аккуратно складывать свое снаряжение. Снимая тетиву с лука, он спрашивает: - Мы можем навестить Дарлу позже? Давненько я не видел братьев Ри. Конечно, на самом деле он имел в виду "смогу ли я увидеть Нори позже?" – Фрерин был в восторге от нового пополнения в семье Ри с того самого момента, как увидел малыша на руках у матери. По общему признанию, это произошло более чем через две недели после его рождения, потому что это был долгий и трудный процесс, и Нани в течение нескольких дней после этого рычал на всех, кто посмел приблизиться к его возлюбленной и сыну ближе чем на десять футов; не то чтобы это мешало Торину навещать его, но он был вынужден некоторое время воздерживался от привлечения кого-либо еще из уважения к чувствам новоиспеченного отца. Особенно с тех пор, как стало известно о довольно опасной беременности Дарлы, другой гном старался чаще бывать рядом. Оглядываясь назад, он с нарастающим чувством обреченности понимает, что познакомить Нори именно с Фрерином на таком раннем этапе было ошибкой. Он содрогается при мысли о том, что эти двое могут натворить через несколько десятилетий, и все же не может не ждать этого момента с нетерпением, потому что в прошлый раз такого не было. Несмотря на то, что он оплакивал потерю своего любимого брата, он также оплакивал все эти упущенные шансы и ту жизнь, которую Фрерин мог бы прожить. В этой жизни Торин сделает все, что в его силах, чтобы его брат смог спокойно жить. К тому времени, как он приходит в себя, Фрерин как-то странно смотрит на него, и Торин ловит себя на том, что, возможно, даже слишком благодарен Дарле за то, что она выбрала именно этот момент, чтобы войти в тренировочный зал и отвлечь на себя внимание. - Балин сказал, что я найду тебя здесь. Ты не мог бы присмотреть какое-то время за Дори и Нори? - быстро спрашивает она его, и Торин снова оказывается застигнутым врасплох и униженный тем доверием, которое она ему оказывает. И не многие люди могут рассчитывать на его доверие в ответ, несмотря на то, что сейчас он более открыт, чем был в своей первой жизни; всегда, всегда его разум предупреждает его о возможном предательстве и последующей боли. Дори, плетущийся следом за матерью, выглядит несколько раздраженным из-за того, что за ним, возможно, все еще нужен присмотр, но Торин замечает, что юный гном редко отводит взгляд от своего закутанного младшего брата. - Конечно, - говорит он, ободряюще улыбаясь ей, в то время как Фрерин чуть ли не подпрыгивает у него за спиной. - Я присмотрю за ними. Она улыбается в ответ, хотя Фрерин, по понятным причинам, бросает на нее более подозрительный взгляд, прежде чем передать Нори Торину. Маленький карлик едва заметно ворочается в своих пеленках, чувствуя, как чужие руки обнимают его, глаза его закрыты во сне, а на лице застыло выражение невинности, которое тому взрослому Нори было бы очень трудно воспроизвести. - Нам нужно пойти в какое-нибудь более уютное место, - бормочет Торин, обращаясь скорее к самому себе, чем к Фрерину, который маячит у него за плечом с таким видом, словно больше всего на свете хочет украсть у Торина малыша. Он машинально прижимает маленького Нори к груди. - Ты собираешься снова провести с ним весь день? - ворчит Фрерин, шагая рядом с ним. - Почему она всегда отдает его именно тебе? Торин бросает на него многозначительный взгляд. - Возможно, потому, что меня можно считать ответственным взрослым человеком, в отличие от некоторых людей, которых я знаю. - Но когда ты занят, она оставляет Дис сидеть с Нори! - Именно так.

***

Торин перечитывает письмо Трандуила в третий раз, вопреки всему надеясь, что слова чудесным образом изменились, и даже не пытается сдержать несколько красочных ругательств, когда они остаются предсказуемо такими же. Почему этот проклятый эльф хочет встретиться с королем именно сейчас? Время было выбрано совсем неподходящее. Перепады настроения его деда были еще более непредсказуемы и мучительными, чем обычно, и стражники доложили, что он не выходил из сокровищницы последние три дня, что уж точно не предвещало ничего хорошего. И все же он не может пойти сам, как и его отец, потому что это раскрыло бы правду о нынешнем правителе Эребора, а они не могут позволить себе показать эту слабость, эту борьбу в самой линии Дурина, особенно таким ненадежным, на данный момент, союзникам. Особенно для Трандуила, если речь идет о Торине. Гириону он, возможно, и согласится рассказать, при условии, что он не передаст информацию своему совету, но Трандуилу? Примерно с такой же вероятностью, как если бы в тронном зале внезапно выросло дерево. Другого выхода нет; если они не хотят навсегда распрощаться с союзом с эльфами Лихолесья, Трору придется пойти, и им придется надеяться, что он сможет продержаться достаточно долго, чтобы не поставить под угрозу будущий договор. На короткое мгновение он позволяет себе надеяться, что время, проведенное вдали от горы и сокровищ, может даже пойти на пользу его дедушке, но это в лучшем случае глупая надежда, поэтому он отбрасывает ее в сторону. Устало проведя рукой по лицу, он тянется за листком пергамента, чтобы написать ответное письмо, и даже не улыбается при виде недовольства Карка тем, что ему снова приходится лететь в это место, полное сырых деревьев. Вряд ли нужно говорить, что его отец тоже не испытывает особого энтузиазма. После целой минуты ворчания и ругани он плюхнулся на стул и пробурчал: - Ты не мог хотя бы спросить меня, прежде чем отвечать, что мы с отцом придем? Торин с некоторым запозданием понимает, что, возможно, ему следовало поступить именно так. Он все еще иногда забывает, что он больше не единственный король. - Ты знаешь, что это наш последний выход. Дедушке пора уходить, и кто-то должен присматривать за ним, - замечает Торин, стараясь, чтобы это прозвучало разумно, хотя на самом деле он согласен с мнением Траина. - Я буду следить за порядком здесь, пока тебя не будет. Траин криво улыбается. - Без сомнения. Учитывая, сколько часов ты работаешь, я не удивлюсь, если ты прекрасно справишься со всеми своими обязанностями. Торин подавляет стон. Меньше всего ему сейчас нужно, чтобы его отец присоединился к группе людей, протестующих против его трудовой этики. - Я не думаю, что ты будешь недоволен этим, - бормочет он чуть язвительно. Траин вздыхает. - Как принц, нет, я им не являюсь. Как твой отец? Это уже другое дело. - Долг превыше всего, - тихо повторяет Торин изречение, которое его уши слышали с того дня, как обрели способность что-либо слышать. - Такова наша судьба. На лице Траина появляется страдальческое выражение, но он не спорит. В конце концов, он слышал это изречение даже чаще, чем Торин. - Полагаю, тогда мне следует принять меры. Торин позволяет себе лишь слегка натянутую улыбку. - Я был бы признателен за это. Пойду поговорю с дедушкой. Выражение лица Траина мрачнеет еще больше. - Желаю тебе удачи. Торин едва не фыркает. Удача - это не совсем то, что он склонен ассоциировать со своей жизнью. Немного ободренный тем, что на этот раз он не нашел Трора в сокровищнице посреди гор золота, Торин решительно стучит в дверь королевских покоев. Ответа не последовало, и после третьего безуспешного стука Торин просто толкнул дверь. Она оказалась не заперта. Трор лежит на своей кровати, полностью одетый, уставившись пустым взглядом в потолок, и снова и снова вертит в руках свою тяжелую корону. Торин даже не уверен, что король осознает присутствие внука в комнате, несмотря на намеренный шум, который тот производил, направляясь в спальню. - Дедушка? - тихо спрашивает Торин, чтобы не напугать старшего гнома. Трор моргает, но никак иначе не реагирует на сказанное слово. Торин борется с желанием накричать на него, чтобы увидеть хоть какую-то реакцию. Это бы не помогло. Он знает, что ничего не поможет, поэтому просто тихо говорит: - Король Тандуил попросил о встрече с Королем-Под-Горой. Мы с отцом думаем, что это хорошая идея. - Он смотрит на неподвижное лицо Трора. - Ты поедешь с ним на встречу через два дня. По-прежнему никакой реакции. Проглотив комок в горле, Торин встает и направляется к двери. Его рука уже тянется к ручке, когда внезапно Трор говорит, и в его голосе слышится неприкрытая боль. - Бывают моменты, когда я понимаю. Когда я знаю, что делаю. И эти моменты - самые худшие. Торин оборачивается, его волосы слегка колышутся, и он изумленно смотрит на гнома. Это первые слова, произнесенные Трором за долгое время, которые на самом деле звучат как слова того дедушки, которого он помнит, даже если в них слышен оттенок отчаяния. Он возвращается к кровати и садится на край, чтобы Трор мог увидеть искренность на его лице. - Ты знаешь, что мы здесь с тобой, adad. Трор, наконец, смотрит на Торина, по-настоящему смотрит на него, его усталые голубые глаза впиваются в принца. - Но я не здесь. Но он не сопротивляется, когда Торин берет его за руку, даря тихое утешение и тепло. - Это не имеет значения, - бормочет Торин, хотя они оба знают, что это ложь. Иногда ему нужно солгать даже самому себе, пусть даже на мгновение. Корона выскальзывает из другой руки короля, как будто у него не осталось сил нести ее. Корона скользит по одеялу, катится и останавливается перед Торином, тускло поблескивая на свету. Он игнорирует это и просто продолжает держать дедушку за руку - безмолвное бдя около его кровати, пока разум другого гнома не обретет покой во сне. Только после этого он встает и аккуратно кладет корону на прикроватный столик, где она будет ждать, пока ее законный владелец снова проснется. Он решает, что есть вещи, которых не может коснуться даже болезнь.

***

Торину сообщают об этом первому. Он встречает у ворот разношерстную, истекающую кровью группу возвращающихся воинов, окидывает взглядом их поредевшие ряды и понимает еще до того, как произносится первое слово. - Король умер, да здравствует Король. Слова эхом отдаются от каменных стен. Он не думает, что мрачное, залитое кровью лицо отца когда-нибудь снова встанет у него перед глазами. Помимо потрясения, в этом есть и ирония. Торин велел Трору взять больше охранников для поездки в Лихолесье, предупредил его о возросшей активности орков в прошлом сезоне, но старший гном отказался прислушаться к его совету. Трор был грозным гномом, с которым было трудно спорить даже до золотой болезни, но и тогда он прислушивался к голосу разума. После того, как его разум погрузился во тьму и жадность, ни логика, ни благие намерения не смогли сбить его с выбранного пути. Короткий приступ ясности сознания длился недолго. Теперь это стоило ему жизни. Торин смотрит на собравшихся перед ним стражников, обремененных не только синяками и ранами, и тихо обращается к ним, его голос разносится далеко в неподвижном воздухе. - Мы скорбим о смерти короля Трора. Эребор гордится вами, теми, кто защищал своего государя до последнего. Капитан, доложите королю Траину. Свободны. Кто-то может счесть его бессердечным, раз он так редко удостаивает их внимания, но Торин провел большую часть своей жизни в окружении бывалых воинов. Мало кому из них нравилось вспоминать прошлые битвы, и еще меньше они стремились к похвале после трагедии. Отпустить их сейчас - значит дать им шанс вернуться к своим семьям на некоторое время, чтобы оправиться от ужаса битвы, и он знает, что каждый из них сейчас благодарен ему за это. Двалин уходит последним, задерживаясь с выражением на лице, которое, по мнению Торина, слишком сильно смахивает на чувство вины. "Встретимся позже, в моей комнате", - показывает Торин на их модифицированной версии Иглишмêка и ждет кивка Двалина в знак согласия, прежде чем уйти самому. У него есть долг, который он должен выполнить. Он находит Дис и Фрерина в покоях последнего, они играют в одну из тех стратегических игр, которые, как помнит Торин, очень нравились ему в том возрасте – теперь перспектива передвигаться по разноцветным камням в шутливом сражении вызывает у него лишь легкую тошноту; слишком часто он решал судьбу других подобными методами перед боем. Торин опускается на колени рядом с ними обоими, и, должно быть, на его лице отражается некоторая мрачность, потому что его брат и сестра немедленно замолкают, устремив на него глаза с растущим в них беспокойством. Он делает глубокий вдох, стараясь не чувствовать тяжести их страха и ожиданий – чем старше он становится, а иногда он чувствует себя чертовски старым, тем тяжелее становится сообщать такие новости. - Дедушка покинул нас и отправился в Чертоги Махала. Сейчас он с бабушкой и amad. Фрерин, проявляя редкую для него врожденную, но скрытую проницательность, тихо спрашивает. - Это из-за его болезни? Торин торжественно кивает. - Отчасти так и есть Но он был убит орками. Дис тем временем думает о другом, а не о том, как погиб Трор. Ее ярко-голубые глаза все еще устремлены на Торина, в них блестят слезы, а ее лицо потемнело от скорби. - Почему все должны уходить? Торин ненавидит потерянность и робость в ее голосе, ненавидит то, что ему нечего сказать ей, чтобы утешить, ненавидит то, что он едва может помочь. Только не в этом случае. И все же, это не значит, что он не сделает все, что в его силах. - Каждый гном рано или поздно, превращается в камень, nadad, - пытается он спокойно объяснить, несмотря на то, что это объяснение не соответствует действительности. - Так мы были созданы. А король Трор прожил долгую жизнь. Теперь на ее лице тоже появилось упрямство, как будто она пыталась убедить Торина, что он забыл. - С мамой было не так. Он закрывает глаза, признавая свое поражение. Это правда, Фрейя умерла слишком рано, оставив зияющую дыру в самом сердце их семьи. Он всегда подозревал, что именно из–за ее смерти Дис стала так близка ему – он изо всех сил старался быть рядом с ней, тогда еще таким маленьким и крошечным ребенком, – с ними обоими, даже если Фрерин был против - в тот период горя и непонимания, который наступил после. Позволял ей использовать себя как опору, замену, насколько это было возможно. И он ни разу не пожалел об этом. - С ней все было иначе. Иногда смерть несправедлива, и многие из тех, кто умирает, заслуживают того, чтобы жить. Но не нам это решать. Он усвоил этот болезненный урок лучше – и раньше – чем большинство. Дис смотрит на него широко раскрытыми глазами и тихим голосом спрашивает: - Обещаешь, что никогда не бросишь меня? Фрерин ничего не сказал, но Торин тоже почувствовал тяжесть его взгляда. Он хочет пообещать, хочет солгать ради их спокойствия, но он только однажды дал клятву, которую не смог сдержать – и он уверен, что Дис никогда бы не простила его за то, что он не смог защитить ее сыновей, – и это было бы тем обещанием, которое он уже однажды нарушил. У него нет гарантии, что он не нарушит его снова, на самом деле, но он сделает все возможное, чтобы на этот раз ни один из его брата и сестры не умер раньше него. Поэтому он не обещает, не говорит утешительную ложь. - Я сделаю все, что в моих силах. Но, kurdîth, если я уйду, я все равно буду присматривать за тобой из чертог, я обещаю тебе это. Ты никогда не будешь одинока духом. Этого недостаточно, но это все, что он может дать. Они долго обнимаются все вместе; три тела тесно прижаты друг к другу, сплетаясь конечностями и косичками.

***

Его отец неподвижно стоит на балконе, наблюдая за воротами и глядя на долину в направлении Дейла. Долгое мгновение Торин просто стоит там, непризнанный, его внутренности болезненно сжимаются от отчаяния, которое ему не нужно видеть, чтобы понять, что оно написано на лице Траина. - Я полагаю, мы должны назвать это благословением, - наконец произносит Траин ровным голосом. Торин ничего не говорит. В конце концов, что он мог бы на это ответить? Если бы он ответил честно, он бы согласился, но некоторые истины настолько ужасны, что их не следует озвучивать. - Я никогда не хотел быть королем, - продолжает Траин тем же бесстрастным тоном. - Но я единственный ребенок в семье и знал, что однажды долг настигнет и меня. Он оборачивается, и Торин оказывается лицом к лицу именно с тем выражением, которое он себе представлял на лице старшего гнома. Ему было бы трудно вспомнить время, когда эти глаза смотрели на него так пристально и четко. - Скажи мне, сынок, ты хочешь править? Этот вопрос ставит его в тупик. Торин вырос, зная, что однажды станет королем, и никогда не сомневался в этом факте – никогда по-настоящему не спрашивал себя, хочет ли он этого. Потому что, в конце концов, это не имеет значения, это то, что он должен сделать, так или иначе. Он отвечает так честно, как только может, не обременяя своего отца еще больше. Не обременяя еще больше и себя. - Я бы не просил другого делать это вместо меня. - Нет, ты бы этого не сделал, - бормочет Траин со странной смесью гордости и отчаяния в голосе. - Если когда-либо и был гном, рожденный править, то это однозначно был ты. Торин смотрит на своего отца со смесью удивления и горечи, порожденной иронией. Было время, когда он сделал бы все, чтобы услышать такую похвалу от своего отца, от своего короля. Теперь, когда беспорядок, который он устроил из-за своего последнего правила, все еще так свеж в его памяти, он может только стараться не рассмеяться. Есть много людей, которых он назвал бы раньше себя, которые были – или могли бы быть, не думать о Фили, не надо – гораздо лучшими правителями, чем он. Когда-то давно его отец согласился. (Опустошение в его взгляде, малейший намек на обвинение и безумие в его глазах, когда он смотрит на Торина поверх расслабленного тела Фрерина. Торин может только молча смотреть в ответ, желая, чтобы реальность исчезла. Это был последний раз, когда он видел своего отца живым.) Теперь во взгляде Траина появилось что-то очень похожее на гордость, но Торин не задумываясь отдал бы это за то, чтобы увидеть в нем и толику счастья. На этот раз он так старался защитить свою семью, чтобы она не развалилась у него на глазах, но ему все больше и больше кажется, что и в этой жизни у него ничего не получится.

***

Когда Торин возвращается, в его покоях темно, он все еще в смятении. На мгновение ему кажется, что он один, прежде чем он видит силуэт своего лучшего друга, едва освещенный единственной горящей свечой. Двалин стоит, не говоря ни слова. Храня молчание, Торин подходит к камину и занимается разведением огня. Дает ли он Двалину время прийти в себя и тем самым оказывает поддержку себе, он и сам не знает. Потрескивание огня - единственное, что нарушает тишину, которая кажется вечностью. Когда Двалин, наконец, поворачивается и смотрит на него, Торин оплакивает тьму, которую видит во взгляде своего друга. - Он не защищался, - безучастно произносит Двалин. - Азог был прямо там, и он даже не поднял свой топор. - Ты знаешь, что мой дедушка… уже некоторое время чувствует себя неважно? - Торин говорит, осторожно подбирая слова. Потребовалось тщательное усердие, чтобы большая часть Эребора оставалась в неведении относительно болезни короля, но он подозревает, что Двалин, более близкий к королевской семье как личный охранник Торина, по крайней мере, уже давно догадался об истине. Двалин пристально смотрит на него. - И как именно убийство его этим зверем стало решением данной проблемы? Торин долго смотрит в огонь, наблюдая за пляской красных язычков пламени, и его ответ отказывается слетать с губ. Двалин подходит ближе, на его лице появляются озабоченные морщинки, он почти забывает о своем собственном положении перед лицом боли Торина. Так было всегда – он не помнит, чтобы когда-либо заслуживал такой преданности. - Возможно, так будет лучше, - наконец шепчет Торин. Он поднимает взгляд, смотрит прямо в глаза Двалину и черпает силу в том, что видит там. Теперь, в свою очередь, он должен быть сильным для других. - И по какой бы причине он это ни сделал, это не твоя вина, и не вина других воинов. - Тень улыбки пробегает по его лицу. - Трор всегда был довольно решительным гномом. Я сомневаюсь, что кто-то смог бы изменить его мнение, когда оно было уже принято. И он выбрал смерть с достоинством, даже большим, чем то, что могло бы его ожидать в противном случае. Двалин обдумывает его слова, одна из его рук рассеянно теребит свой топор; Торин много раз замечал эту привычку, когда воин чувствовал себя чем-то встревоженным, но держал рот на замке. Это то, с чем Двалин должен смириться сам, и никакое вмешательство не принесет успеха, если Двалин действительно решит возложить вину за смерть Трора на свои плечи. Наконец Двалин кивает, к большому облегчению Торина. - Спасибо, - тихо говорит он и уходит. Торин отпускает его, хорошо знакомый с чувством потребности в одиночестве, чтобы обдумать некоторые события. Он хотел бы позволить себе такую роскошь, но нужно тщательно подготовить похороны короля, и он предпочел бы не перекладывать эту обязанность на своего отца, для которого горе от потери дедушки Торина, его дорого и любимого отца, все еще режет болью сердце. Устало потирая глаза, Торин принимается за работу и пытается забыть. Какая-то часть его ненавидит себя за отсутствие горя, за чувство облегчения, ощущает вину за то, что не может даже разозлиться на Азога за его продолжающиеся преступления против его семьи. Ну, это не совсем так – Торин живет с гневом на Азога, как он живет с горем и сожалением, но в данном случае, в этом единственном случае, он чувствует себя почти благодарным. Тот Трор, которого он знал и любил, умер уже много лет назад. И хотя сам Торин оправился от золотой болезни – по крайней мере, на короткое время, ведь так и не было доказано, что она полностью оставила его, – он лучше, чем кто-либо другой, знает, что выздоровление после такого долгого периода приведет лишь к жизни, отягощенной стыдом и виной, а гном, которым когда-то был его дед, этого не заслуживал. Иногда он задается вопросом, не видел ли он так много смертей, что перестал замечать их, но когда он наконец оказывается перед гробом своего деда, высеченным из того же камня, в котором однажды похоронят и Торина, он осознает, что ошибался. Дис и Фрерин, стоящие по обе стороны от него, не понимают, почему на его лице появляется страдальческая улыбка, но на этот раз ему все равно.