Аппаир

Глаза оборачиваются в сторону знакомых спутниковых снимков, никогда не запечатлевших тёмные океаны и голубые моря, леса и пустыни, мириады нагревающихся мониторов внутри разнообразных комнат и неровных душных степей. Видение смещается ещё немного дальше, а затем резко останавливается. Мерзостная паутина из испорченных, повреждённых, во всеобъемлющей величине сознания пустых и одновременно заполненных мозговых волн, посылает неисчерпаемое количество сигналов, среди которых раскиданы старые и давно исчезнувшие образы прежних мыслей, прежних повадок, прежних ощущений вокруг кожи, прежних страхов, прежних сожалений, прежних целей, прежней слабости и отсутствия движений на протяжении долгих циклов, порождающих себя мгновений, приближений бактерий, год. Отвернуться. Подавляя глазную боль. Руки останавливаются. А затем поднимают тяжёлые красные веки, прискорбно взирая на эмоциональное имущество каждого из людей, существ. Они бережно обхватывают головы, с любовью поглаживая сознания самых беспомощных и навсегда одиноких. Такими могли быть объятия истинно любящей матери которая защитит любое дитя от терзающих душу заболеваний, страхов, сомнений... Бушующие стихийные бедствия сносят обогретые семейным очагом мира дома, извергая на землю осколки стекла, обжигающего зелёного пламени который стремительно уходит на дно сгнивающей кровавой реки жизни. Кем же он стал? Вдруг мог и вовсе не появиться на этот свет, сделать очередной выбор или же наоборот отказаться что либо предпринимать. Это уже не важно, хоть и предоставляется возможность это понять, осознавать, ощутить всеми своими предположениями и пронестись вместе с ними бесчисленное множество раз, пока разум не сотрётся об полые разлагающиеся продолжения. Он так и не научился считать, лишенный какого либо таланта к методу поедания жизни, смысла существования. Концепции? Преодоления. Понимания. Пустой, слабый, уродливый сгусток который даже не способен воспринимать инстинкты, выбухающие бесчисленным разнообразием чувств и желаний. Странное ощущение преследовало его с самого начала. Ощущение, словно он не нашёл в этом мире нечто особенное, важное, что станет причиной какого-то изменения. Как в пустоте смог появится этот странный свет, что подобно мистической и неподвластной принципам бытия иллюзией направляло его разум к тому самому заветному дню в котором он впервые изменил фрагмент себя и познал необузданную часть совершенного иного. Сероликий поднял тяжёлый и влажный от слёз взгляд, на котором бушевали отчаяние, из-за мучения которое охватывало один удивительный мир, боль которую истощало его слабое хворное сердце, ненависть к собственной беспомощности и бескрайняя тоска к утраченным моментам прошлого и будущего которое не способен увидеть, осознавая что однажды исчезнет, даже в эту самую секунду. В любой момент его разум может заболеть, исчезнуть, лишившись всех чувств, знаний и желаний. Может исчезнуть кто угодно. Так же и она.. Необычная голубоглазая дева с лисьими ушами и хвостом, с измученными фрагментами лица и болью по всему телу, сковывающей любые движения её жизни. Сколько лет она прожила? Каким был каждый ею прожитый день? Чем занималась, о чём думала, мечтала, чего боялась и где успела побывать. Чего желает прямо сейчас? Какими ощущениями возможно воссоздать атмосферу её появления на этот свет, детство, взросление, познание и стремительное, хаотичное эмоциональное заболевание которому следует каждое, вразумительное живое существо которое понимает что значит стакан. А что значат слова? Опадающие с верхушек деревьев листья, окрашенные в тёмный угасающий распад над которым давно заселилось безразличие, подавляющее привыкание к пребыванию. Ощущая превосходство разумных существ, добившихся материального благополучия, любви и ценностей из-за которых существует моральный принцип, норма которую обоюдно обретают сердца. Гении которые правят миром, идолы что остаются в чьих-то сердцах. Безграничное течение природы, созидающее новое событие, явление, последствие, атмосферу, цвет глаза, размер кости. Безумцы которые жизнью довольны сполна, из ниоткуда берущиеся идиоты из-за которых в душе ведётся борьба день ото дня. Обглоданные старостью бежевые стены были освещены одной крохотным откликом сентиментальности, под кожей рук нагревался холодный письменный стол, а откинувшуюся спину человека поддерживал просторный мягкий диван. За окном те же панельные дома, детская площадка и грязная вода в которой отражаются тревожные глаза из которых жаждет вырваться его душа, вырваться из тела и сбежать из от этого места как можно дальше, в то место где сейчас живёт она. Его судьба. Наперекор всему тому абсурду, хаосу и боли которые захватили этот удивительный мир в свои странные и непредсказуемо обвивающие жизненные путы. Ведь именно они возможно лишили его возможностей. Ещё не одарили его смыслом становиться сильнее, разумнее, смелее. Он совсем один и всегда таким был. Одиноким, беспомощным и глупым человеком который совершенно ничего не понимал о жизни. Но наперекор сомнениям, страхам и предубеждениям он продолжает восхищаться этим миром, каждым его закоулком, собирая эмоции, чувства, желания подобно коллекционеру, готовящемуся воплотить в жизнь своё собственное совершенное творение. Всю жизнь желать того, чего никогда не смогут добиться все остальные. Поступать так, что это посчитает мерзостью даже самый отчаявшийся психопат? Делать то, что нигде и никогда не будет нужно. Смеяться без какого либо смысла, громко кричать в воздух, терпеть любые извращения, оставаясь слабым звеном организационной вселенской цепи в которой погибают слабейшие, одинокие и самые необычные из всех обыватели которым чуть-чуть не хватило везения, смысла. Мучение. Разрушает волю, калечит жизнь ранящими сердце ударами природы. Обещания разрываются бескрайними лоскутами времени под которыми раскрываются волокна приторной бесконечно вязнущей лжи, которую преодолевает из ниоткуда взявшаяся воля, стремление уничтожить этот момент и заменить его преданными бессмертными стремлениями защитить и сохранить. Два многоцветных потока противятся движению исполинской голове гибридного Титана, разливаясь безмерными густыми ядрами об стремительно деформирующийся череп, который отталкивают в стену массивного городского сооружения, едва выдерживающего сокрушительный удар. Столкновение разрушает безжизненные разбросанные безымянные проспекты, взрывающиеся многогранным свечением реклам, осколков этажей культурных парков и массивных колон сверхуровневых построений. Многогранная символика архитектуры распадается среди хаотично переменчивых подобно молниеносно вращающемуся полумесяцу руин, среди которых затерялось бесконечно длинное тело гибридного хребта, извивающегося в жутких конвульсиях. Сероликий оскалился от боли в шее, крепко стискивая кулаки и всеми силами держась за эмоцию которая придаёт ему сил как за единственную ниточку, что связывает реальный мир с его собственным пространством из грёз, чувств и желаний. Он замахнулся для очередного удара, разливая обильные реки цветовых, в частности жёлтых, оранжевых и красных ядер безграничной мощи, направленной в шею Титана, который в свою очередь через сковывающую боль отстранился на несколько метров и молниеносным манёвром прошёлся развивающимся мясистым хребтом в направлении человека, круша цепнометаллическими звеньями механизмов вокруг мышц разрушенные холмы и уцелевшие островки вспоротой материями земли, вырываясь из плотского сосуда в обилии человекоподобного исполинского тела с бледной мускуларной кожей и серебряными густыми волосами, скрывающими рассеченные осенним обострением челюсти. Толстые дёсны с зубами разрывают толстую плоть предплечья, продолжение множественной руки которая загребает алчность, гнев, безразлично снующиеся думы существ. Часть тела разлетается плотными кровоточащими островами из сожалений, ненависти и извергаемых болевых ощущений, разрушающих неустанно сжимающийся в комок рассудок уже искажённого получеловека. — Развейтесь воды! Омойте благословенным даром их порочные души! — сердитый голос властно восседал над беспредельными волнами прекрасного сине-голубого тайфуна, направленного на гигантские позвонки уползающего Титана. — Её величество Кесима очистит ваш мрачный путь! Бесконечный край густой морской пены ударяется и разрезается об здания, стены, древние кровавые кости, покрывающиеся кричащими от боли пульсирующими расколами, деформациями и распространяющимися морщинистыми ранами. Металлы и минералы вдавливаются в плоть, кожа становится слабее, пропуская через себя капли могуче впивающейся при ударах воды. Кесима возноситься вверх, подброшенная крыльями тёмных бушующих волн, крепко сжимая в руках длинное серебряное копьё, намереваясь пронзить им бьющуюся в конвульсиях голову Титана из которой... Вырываются быстрые гигантские руки, через которые следом проноситься сопоставимое им нагое тело среднего Титана, непревзойдённое, прекрасное и могучее, крепко держащееся длинными сильными ногами на земле. Всё происходит в одно мгновение, когда широкие длинные пальцы создания подхватывают в воздухе тело Кесимы. — Тэх..? — он словно дразня отмахивается одним указательным пальцем перед её лицом, затем заглатывая саму Кесиму одними губами после того, как тем же пальцем отсёк и отбросил несколько метров желудка с малым остатком желчи. Правой же ногой раздавливает внезапно образовавшегося маленького воина с избивающими и пушистыми жёлтыми лапами, который успел отрезать большие части плоти от пальцев и провалившихся вниз сгибательных мышц вокруг изничтоженного сустава, уже вросшегося пропорциями смешанных яиц с мукой вокруг тазовидных лопастей собаки. Всё обозримое и ощущаемое разрушается под напором бесчисленных массивных зубов среднего возрождения Титана, где раздавливаются вместе со всеми отходами городов, остального мира и изуродованных конечностей вселенной, молекулярными соединениями мелких животных и понятии экстремизма, метода поглощении острого бульона, прекращающее визжать от боли и шока существо Кесимы. Измельчающиеся подробности и материи предрассудка, таблоиды, психологические заболевание, цифра пять в суфиксе опускаются и поднимаются вместе движущейся исполинской челюстью, чьи телесные и мертвенно бледные фрагменты частично различимы в чём-то, очень похожем и намекающем восприятием раздельного мозга тьме. Неспособной размножаться, делиться, формировать, источатся... Движутся. Дышат. Издавая звуки и проглатывая глубже. Возможно теоретически хватило бы разбега, чтобы с достаточной силой выбить один из этих гигантских зубов. С влажным треском один такой отлетает из под широкой губы заревевшего от боли Титана, пытающегося ухватиться за челюсть и не пролить много крови, имён, заболеваний и привинченных тектоническим усердием континентов, стремительно затапливающих его ноги и разрушенные стены нагорных окрестностей, лишённых междуэтажных перекрытий, окон и религиозных песен. Разливаются бесконечно массивными речами, водами, плоскостями двумерных измерений, искажающих внутренние органы, деревянные инструменты, облака, образ немного впалой почти загорелой щеки под солнцем. Человек едва удерживается на ногах от ужасающей боли, крепко сжимая руками собственную челюсть так же, как это делал высившийся рядом Титан, немного горбясь и рассержено глядя сверху вниз влажным правым глазом. Язык аккуратно проскальзывает, дотрагивается между нестройных и заметно кривых рядов зубов. Передние были крошечные, тонкие как для зрелого, вверху и снизу торчали две пары округлых зубов, что не поместились в общие ряды и срослись рядом над ними. Слева же и справа болели испачканные разложением и гниением расколотые и плотные будто клыки, из-за отвалившихся тонких верхних слоёв. Человек изо всех сил и со страхом сомкнул челюсть, впивая безобразные осколки зубов об обнажённые внизу десна, вынуждая как и себя, так и Титана перед собой поддаться раздирающим состояние деформациям, скорчившись, теряя самообладание, продолжаемому осязаемому мучению до тех пор, пока гигантская нога не врезалась об его тело и отправила на другой конец разрушенных грязных улиц. Прикосновение металла к его грубой болящей коже. Рука стража подхватывает его плечо, помогая подняться, опереться на свои истерзанные серебристо-золотые доспехи. В следующее мгновение человек рассмотрел отсутствие головы на плечах незнакомого воина, после чего его отвлекло сбивчивое дыхание второго стража, чьё потрясённое лицо выделялось сквозь разбитые осколки шлема. «Он будто стал больше походить на... человека?» — судорожно пронеслась мысль серолицего, корчащегося от кровавых надрывов вокруг зубов. — Не... Не останавливай меня. — пробормотал голос стража из под густых слоёв брони, медленно отступившего назад. Титан будто сочувственно опустил лик, плавным движением поднимая два пальца вперёд, натужно проигнорировав твой взгляд, дыхание и пока не возведённое как и их собственное возникновение, выливающееся видовыми отёками, слогами, самой громкой среди всех голосов причиной. Прогрызая себе путь наружу, громкая акустическая музыка с электронной гитарой проходит вдоль шумной линии, разрезая осмысление и брюшную полость стража которая тянется мимо высившегося силуэта Титана намного дальше, теряясь беспредельной траекторией в поиске самого себя среди густых космических выделений, двухфазных извержений светлых дыр, платьев и рукоплещущих родных. Указательный и средний пальцы Титана несильно сгибаются в сторону развёрнутой к пространству ладони, пронзая существующими способами накопления всех видов эмоций и второго безголового стража, которых вместе, будто крепко держа по одной ноге, начало стремительно оттаскивать от человека, роняя органы, густые слови крови и сотни просмотренных телепередач об их Боге. Словно в болоте, в смраде разложений и опухоли густой жирной травы. В разговорах об обречённом прошлом. Касании носа кошки, выслеживающей сухой корм. Дети хором скандируют святейшее и наиценнейшее благо вселенной, сотворённой одной случайной судьбой. С тихими мужскими выкриками, алкогольным перепадом температуры тела, одной десятой частью размножившейся гаицилией бактерии вокруг цветочного камня, массивные пальцы Титана скручивают из одной части этого города, снов социума или мира, идеально ровный и кривой шар, запуская его в крошечный силуэт вновь обессиленного человека. Природа деформируется вдоль жёлтых плоских костей, обожжённых об свирепую кровь мембран, зацветших горных возвышений и беззвучных гигантских циклонов из тёмных и светлых приливов, преодолевающих неисчерпаемую плотность частиц и разбиваясь молекулярными окончаниями об бесконечно просторные слои. Сознание вновь исчезает мгновенно, прежде чем густое обилие болевых ощущений опознаёт головной мозг. Гигантские пальцы впились в шею сзади, грубо зашвыривая человека в алюминиевую дверь вдалеке, вокруг которой растворяются геополитические взгляды, ступени лестниц, грамота, коллективная работа, а за порогом которой разлетаются чистые бумаги, копны волос, распространяется тепло. Мириады и бесчисленное множество дышащих тел движутся друг к другу, во мраке пещер, среди разбросанных стенгазет и помятых матрасов подобно всецело движущимся шестерням внутри бесконечно массивного органа, вливающих плодоносное и ядовитое семя и кислород. От вздохов, выкриков и стонов стирается кровоточащая кожа, изнывают мышцы и растворяется среди извгивных белков и залежей выделений память. Удар обрушивается об стену с плакатом на котором оставлены подписи певцов, чувствительные пальцы обхватывают шею, отшвыривая человека в очередность стеклянной двери, до которой оставалось проползти соединительные каналы от подногтевой дермы до запутавшегося среди металлов и аморфных частиц заледенелой ржавы. Клыки, зубы, твёрдые рога и шипастые хитины прогрызают брюшка существ, разбегающихся по всей земле, по всему коричнево-зелёному небу, вокруг распространяющейся влаги и газообразных потоков, отравляющей подземные тоннели. Бесконечное множество хаотичного и ненасытного роя схватывают беспомощные тела, нанизывая крылья и сосудистые полости собственными острыми лапами, объедая одну часть следом за другой вместе с вылупившимся потомством, впивающихся крошечными зубами в один из бесчисленных хоботков их предков, подобно гигантской гибридной Челюсти сухопутного чудовища, отрывающей человеческий локоть и часть его рёбер. Израненной свирепствующей коброй оно обвивается вокруг передних лап, вместе с укусом впрыскивая порчу между длинной шерстяной шеей. Вырываясь из поджелудочных органов животного, гигантские руки отрывают человеческое слабоумие от пропорциональной анатомии змеевидной трапеции, отбрасывая к массивным и облитым дождями скалам, раскалывающимся после удара подобно очередной двери. Бесконечно горящее пламя осквернённого, сумасшедшего воздаяния греет души покойных, мучающихся под ударами тысячи копыт. Мнимый равновесный порядок соскальзывает с чёрной короны, которую поправляют когтистые лапы, получеловеческие руки и острые лохматые крылья. Кости существ, животных и птиц, насекомых и древнейших бестелесных организмов раздавливаются под тяжёлыми шагами властителя, будто в бреду, шагая между этажами. Человека больше ничего не сдерживает, ни одна эмоция, ни одна мысль, ни одно из пребываний существования, хаотично развивающего вдоль этих бесконечно множащихся красных астероидов, помыслов, инстинктов. Оказываясь перед лицом неведомого и неоспоримого закона, он выхватывает неразличимую в царящей темноте корону, разбивая её об приближающуюся голову гибридного существа. Оскалившись от нахлынувших деформаций в толстом пульсирующем черепе, Титан рухнул вместе со своим уродливым продолжением размножающегося хребта. Крепко стискивая руки вокруг многоцветного барьера, именуемого его собственным сознанием как источник воли, направления его истинного стремления оборвать связь с головным мозгом этой бессмысленно искажающей природы, он снова бьёт по телу Титана, сбрасывая его истерзанные органы глубоко вниз, куда продолжили сползать бесконечно длинные позвонки из органических островов, межтканевых соединений, минеральных структур, и всего остального, объеденного как в обеих знакомых им, так и в множестве чужих миров, иллюзий и когда-то всецело исчезнувших фантазий. Несколько крепких пластинок отделились от проваливающейся в беспорядочную бездну плоти с разрываемыми больными нервами, с необъятной силой ударяясь об человеческое тело. Сломанные кости вокруг шеи, бёдер, обеих рук и ног стремительно восстанавливаются, стимулируя полушария мозга постепенно воспринимать координацию точек в разных частей собственного тела. Лоб нагревают лучи кроваво-розового и жёлтого неба, кожа прилепляется к густым отёкам разрушений, земли и деревянной пыли. Непонимание. Опустошение. И ненависть сменилась однажды на бесцельный и громкий позыв к отторжению этих длинных когтистых лап от себя. Они расползаются химерными сущностями между глубоких телесных воронок, образовавшихся между гигантских и испускаемых тепло ног, вокруг талии и нижних рёбер. Искажённые впадинами разрушений, осколками сооружений, фрагментами стекла, глины, стекающих желчными ручьями вдоль камней чувств, атмосферных состояний за пределами полупустотных масс. С трудом поднявшись, человек не осмеливается ступить и шагу. Руины взгромоздились вокруг него острыми шипами, раскалёнными шрамами и массивным расползающимся болотом, впитывающем все цвета бытия, все частицы, волны, причинно-следственные связи и стремительно движущиеся лапы. Он чувствует как удары сердца отдаются тихими колебаниями вокруг ушей, заложенных космической пылью и человеческим состраданием. Он сжимает кулаки, замахиваясь и ударяя надвигающуюся гигантскую голову среднего Титана. Пошатнувшись, тот будто обессилено и вновь безрезультатно напрыгивает на человека, чья рука уже крепко сжимает густые серебристые лохмы Титана, заглядывая в его животрепещущие серые полумесяцы в больших и отчего-то свирепых глазах. Внезапный хлёсткий удар переламывает позвоночные кости человека, мучительно отброшенного в груды скрещающихся природных масс. Длинный гибридный хвост уползает обратно к высоким исполинским ногам, принадлежащим роскошному могучему туловищу получеловеческой Титаниды. Тонкий хитин вокруг хвоста оставляет царапины на земле, длинные красные полосы уже вокруг её мускулистых ног, а затем широкой талии. В сумбурной и массивной коричнево-чёрной гриве выпрямились её широкие плечи, напряглись широкие острые скулы, безмятежно вдыхая воздух, выпрямилась грудь. Глаза с неподдельным, возможно даже с искренним любопытством рассматривали вновь поднимающегося на ноги крохотного человека, боязно поглядывающего на её со всех возможных сторон, которые предоставляет вселенная, любые осязаемые его телом направления. — Я.. обнять... — с напором выдавливал из себя звуки человек, пытаясь вновь научиться осмысленной речи, осмысленным эмоциям которые были содраны вместе с его прежней плотью, оттенком глаз, отчаянием и свободой. Прямо сейчас вспомнить, что так долго хотел сделать и показать. — Хоть-тэ... Хо-чу.. понять. В её больших широких пальцах крепко стиснулась кровоточащая механическая коробка. Словно многоцилиндровый двигатель исполинских размеров, сопоставимый с целую дюжину человеческих конечностей, металлов и гранита, соленой влаги и репродукции частей множества сознаний, из чьих трубок, венозных каналов и воспламенённых газом лопастей вырвался химерный позвоночник среднего Титана, стремительным и замысловато хаотичным движением приближающегося к человеку. — Пре.. кратите. — испуганно продрожал человек, крепко сцепив пальцы обеих рук вместе и вместе с ударом отбрасывая колоссальную голову Титана. Бесконечно длинными космическими ветвями, чёрными ледяными иглами широкий размах правой руки Титаниды замахнулась на человека, успевшего прикрыться вмиг распространившейся многоцветной рекой исключительного собственного хаоса, порождённого его стремлением поглощающей среды, возникающих инстинктов, движений, намерений. Бушующим, неисчерпаемо искажающимся океаном, река хаоса подвластно отталкивается назад за его спину, не в силах противопоставить больше против могуче надвигающихся чертогов из-за пределов существования, испускаемой продолжением органа Титаниды. Словно бесконечно плодящимися ветвями, сучками, полыми разномерными пространствами проносясь через его цепко держащиеся в одной точке руки, объятые всё ещё контролируемым хаосом. Человеческие кости крепко сплочены вместе, дробясь, раскалываясь и постоянно плавясь от возрастающих и противоборствующих потоков. На их месте непрестанно возводятся новые тонкие материи, структуры, нервные окончания или частицы. Непреклонно, упрямо желая выстоять перед существом, дабы остановить сосредоточенную между Титанидой движущую волну очередного взрыва, который изничтожил половину этого странного и затопленного стонами разрушения мира. Горячие осколки материй, возникающего мышления, неразборчивых дышащих звуков сыпаться на щеки, глаза, шею, прожигая насквозь кожу, ощущение предоставленного самому себе шанса не покориться бушующим истокам безобразной природы, над которой будто насмехались роскосые и тёмные подобно мнимому космическому осознанию, болезненно отвергающие глаза Титаниды. Широкий лоб среднего Титана отбрасывает кричащее от боли тело, сталкивающееся с очередными непреодолимыми препятствиями, поедающих один органический слой за другим. Сотни шагов. Тысячи ударов. Миллионы колебаний. Хищный зверь разбивает своими широкими шагами гигантские скалистые породы сооружений, оставляя глубокие следы среди густых песчинок разлагающихся сооружений. Он мчится так быстро, насколько может позволить его анатомия и выносливость. Золотисто-коричневый окрас массивного зверя покрывает болезненно-серую чешую среднего Титана, вонзаясь острыми клыками в шею, прокусывая её, отрывая животрепещущие куски переменяющейся и оглушительно кричащей на всю округу плоти. Руки Титана изворотливо просачиваются между острыми и избивающими туловище задними лапами, обхватывая узкую талию чудовища, разрывая его на части вместе с маленьким всадником. Тяжёлый климатический снаряд пронзает органы, сходные каналы стволовых клеток, множественных полушарий химерного сознания, оставляя позади себя массивную сочащуюся воронку в голове Титана, рухнувшего на одно колено. Бесконечной противоборствующей рекой, скрещённые патогены мироздания выливаются из раздробленной раны на чьи-то гибкие широкие ноги, выплясывающих превосходно сочетающийся с настроением танец, переходящий в поэму о безысходности, отсутствия смысла жизни в одном членистоногом творении из тёплых бактерий в сырой серой земли. Длинные кости, сочащиеся от фаланг пальцев правой руки до локтевого сустава, а затем и предплечья, двинулись по вертикали в направлении юго-западной части территории, вместе с ошмётками соседствующей маленькой планеты отрывая кусок с полуостровом, меркнущего за берегами империи вместе с хрустальным беловласым черепом одного из существ с ружьем. Гвардеец судорожно отбивается от гигантских пальцев, не в силах сдержать рвотные позывы под хлёсткими ударами извращённого органического водопада. Тело существа с сочащейся дырой в голове обратилось в камень, а вернее скульптуру, позади которой высоко в небе за происходящим наблюдали дышащие полумесяцы среднего Титана, прокусывающего механической челюстью обильно лопающиеся язвы вокруг чьего-то рта и безрассудства, вспыхивающего рядом с отчаянным желанием сокрушить беспорядок, бесконечно развивающийся следом за бесконечными дышащими позвонками. Серо-голубые осколки от обрушившейся планеты поглотили под своими истерзанными тушами красно-синие языки жидкого пламени и облака газовых скоплений, окрашиваясь розовато-багровыми и зелёные искажениями новой ирреальной материи рядом с которой жгло в лёгких, лишая кислорода, выливая галлоны метана в сердцевидные трубки из широкой мышцы редчайшей породы. Человек отталкивает обеими руками массивную уродливую челюсть, врезающуюся вместе с руками и ногами в высокие стопки книг вдоль сидений движущегося вагона поезда. Колёса стучаться от искрящиеся переплетения. Уши болят от громкого шума бьющихся механизмов, высоких голосов, толкающего перепонки ветра. Ведь на календаре шестнадцатое число. Всё те же знакомые звуки отчётливо раздаются за стенами их родителей. Бежевые шторки закрывают вид на улицу, откуда часто-то выпрыгивают звери. Рука прокурора бережно и в последний раз сжимает конверт. Пальцы Титана выпускают тонкую кожаную книжку, хватаясь за поручень и выталкивая человека наружу, в пропасть откуда не доносятся звуки, где не кипит жизнь, где нет света и нету тьмы. Где истлевают фантазии, инстинкты, обаяние, когнитивные позывы, движения, отсутсвие...

~~~~~~~~

Gh= Пробуждение. Смешанный астигматизм расплывается между поднимающихся век. Половина комнаты снова становится наполовину светло-серой и тёмно-белой, вместе с ароматом грязной постели, пустой пыльной вазой на шкафу и широкой географической картой на стене, которую преграждает огромный стол и множество низкорослых фигур. Как свора тихо пищащих мышей они разбегаются в стороны, покидая маленькую тесную комнату. Он поднимается. Протирает пальцами чешущиеся уголки глаз вместе с обсохшим в уголках песком. Босые ноги ступают по мягкому полу, обступая бегающих будто детей и некоторых взрослых, неожиданно присаживаясь за стол. Вокруг было уютно, светло, спокойно. Фрагменты разнообразной плоти скапливались в высокую женскую фигуру слева от человека, сидящей за немного неприбранным и липким от сока столом. У той отсутствовали конечности на одной руке и плече, что лишало возможности принять лекарства и употребить пищу среди подноса, обнаруженные вокруг неё. Овощи, мясо, рис и остальные приготовленные продукты были размещены в углублённые пластиковые контейнеры. Напитки были разлиты по высоким стакан. Десятки коробок и бутылок с лекарствами, таблетками и специфическими препаратами были полуоткрыты, почти полные. Словно густыми прядями волос, густые слои плоти из жидкой крови застывали вокруг багряно-розового черепа, тонких ключиц и остального тела, не лишённого пары дрожащих ног которые заканчивались истерзанными ступнями, хрупкими косточками и длинными стекающими пальцами. Её вместе с человеком обступило несколько детей, преимущественного оглядывающих проснувшегося сероликого незнакомца, потерянного в собственных мыслях и в этом незнакомом странном пространстве. Голубые каменные плиты и камни складывались в подобие то ли большущей игровой комнаты, то ли дворцовой палаты в которой должны принимать гостей. Сквозь тонкие шторы, хрупкие колонны и деревянные полки со множеством разнобоких люстр, просачивались ярчайшие лучи света, заполняющего теплом всё пространство, пробуждая сонные лица юных существ, на которых были как шрамы, так и протезы. «Советую вам воздержаться от длительного зрительного контакта с носителем моего ядра. Вас могут начать беспокоить головные боли, тошнота, а после вы заразитесь моими системными данными и начнёте постепенно разрушаться.» — мясной силуэт девы словно заговорил внутри его головы, искажённым странным звучанием, которое никогда раньше не ощущал, не способен был воспринимать. И где-то доносились едва отчётливые женские крики, истеричные, обозлённые, которые раз за разом пытался перебить грубый старческий голос. Но они были столь тихими, что возможно доносились через одну из неразличимых соседних комнат. Те крики были неприятными, угнетающими, лишающие желания о чём-либо поразмыслить. — «Я отсоединённый фрагмент одного накопителя, являющегося искусственно взращённым интеллектом. Я непредвиденно сформированная переменная, что отобрала все повреждённые алгоритмы данных из основного первейшего ядра. В связи с этим, моя вычислительная мощность находится в разработке, предпоследней стадии полной починки. Моя связь с вами не сможет сформировать полноценные объёмы данных... Поправка: корректных. Относительно ваших возможностей и моих системно-мозговых волокон. Они испорчены. Они продолжают вытекать сквозь все числа.» «То есть... Ты несовершенная, отколовшаяся от основного сознания небольшая часть, сформированная из старых повреждённых данных, когда-то утилизированных?» — несмело поинтересовался человек, пытаясь различить что-то знакомое в проходящих мимо силуэтах, толпах. Он не смог удержаться и посмотрел на мясную деву рядом с собой, которая, казалось всё так же беспомощно всматривалась на еду перед собой и множество препаратов, совершенно пустым и окровавленным химерным лицом которое человек не способен был распознать в полном осязаемом объёме, как бы ни щурился, как бы ни пытался сконцентрироваться. Глаза только неприятно жгло, а в висках разразились протяжные острые боли. «Вы задаёте некорректную задачу.» — её безжизненный, лишенный глазниц и рта взгляд опустился на тарелки, разбросанные по дереву игрушки, старые украшения, а затем на раскиданные таблетки-капсулы. «Почему ты выглядишь как... Плоть?» — сознание невольно обернулось к ней, ощущая нахлынувшую боль вокруг глаз при виде обнажённых белых суставов вокруг левого, исполосованного тонкими тканями и сухожилиями предплечья, странно переплетающегося с длинными упругими рёбрами и тонкими широкими мышцами груди. «Следуя протоколу естественных первопричин, я не могу обладать всеми необходимыми знаниями в данном временном промежутке действующей объективной реальности [предположительные координаты: 28-7,010f=rT00448196354873_9,4-s-8,113418619...] развивающаяся конфигурация не может соблюдать совершенной действительности, происходящей всегда, происходящей меня. Моя форма существования материи не может полноценно абстрагироваться, заканчиваться. Прошу вас: задать корректную задачу» Человек ощущает, как нечто огромное, подобно массивному змеиному брюху ползёт вокруг его спины, медленно отталкиваясь от правого плеча и начиная рассматривать его лицо помутнёнными серебряными полумесяцами. Гибридная голова среднего Титана возвысилась над растягивающимися, соизмеримо человеческим позвонкам, скрещённых с разнообразными истоками жидкостей, составов густых кровей, материй и будто шершавых механизмов, тихо жужжащих между костяных лопастей, ошмётков прочной плоти и химерных природных минералов. Густой седой гривой объяло его массивное, сформированное старыми и юными размножающимися фрагментами кожи лицо. Между человеком и Титаном возникла мимолётная беседа, в которой они невольно поделились друг с другом собственными как неполноценными, так и совершенными функциями мышления, замыслами, чувствами, воспоминаниями. Последнее, к большому сожалению человек не смог пробудить в своём сознании. Какова же причина этого... Отсутствия... Или же препятствующего явления. Отвратительные женские стоны вдали постепенно преобразились из прошедших гневных криков. Стоны походили на болезненные позывы животного, желающего самоубиться и навсегда прекратить свою никчёмную, полную издевательства и неудач жизнь. Чужие голоса рядом с ней в ответ непонимающе противились страдающим мерзким эмоциям. Человек оглядывался, но звуки становились всё такими же едва различимыми, сокрытыми среди множества разных комнат и снующих силуэтов существ. И будто руки среднего Титана висели на исцарапанных брусьях стула уже некоторое время, отодвигая, чтобы помочь присесть своей младшей сестре Титаниде. Столь же устрашающим хищником, неподвластным осознанию и инстинктам чудовищем, завлекающей феромонами самкой, рождённой из отсутствующей утробы не целого, никогда не происходящего ничего, доутробной частицей однажды не существующей материи, которая однажды, в неисчерпаемой бесконечности, одна единственная была сотворена, как и постукивающие зубы среднего Брата, их древнейшего Отца. Она выглядела так же, как и мгновения раньше, позже, сейчас, возвышаясь гигантским туловищем над этим хрупким столом. Она сложила гигантские широкие локти на собственные ладони, свободно раскинувшихся вокруг стола. Вокруг массивной чёрной гривы, взлохмаченной на её плечах, высокой горбатой спине и ключицах, виднелись шелковистые длинные локоны неразличимого оттенка, который как ни старался, человек не смог воспринять сознанием. Они словно колыхались ветром, гибкими тонкими потоками извиваясь в просторных направлениях, преимущественно обвивающихся вокруг массивных, четырёх причудливых рогов. Те, что возвышались над над головой, походили на тёмные осколки из разбитых подземных минералов, напоминающих мрачные сталагмиты, драгоценные мистические минералы которые в любое мгновение могут разорвать это пространство, смысл, одну из очередных структур бытия, или же их очередных отсутствий. Широкие тонкие уста образовали между собой подобие ухмылки, вместе с которой немного поднялись её широкие щеки. Вторая пара рогов напоминали бивни животного, торчащих из висков в сторону, куда был направлен её лик. Возможно были более светлыми или такими же тёмными, как само пространство за горизонтом неба, виднеющегося в окне. Её дыхание было громким, но не отвлекающим. Взгляд среднего Титана был скрупулёзен, но не отталкивающим. Он только изредка отворачивался, опускаясь к детям которые понимали всё, что он говорил неразличимым шёпотом. — Я хочу извиниться перед вами. — понурившись, человек принял пристальный взгляд Титаниды за укоризненный, выжидающий необходимых и правильных в сложившейся ситуации слов. — Я не понимаю очень многого. Будто заново учусь видеть, мыслить, чего-то хотеть... Я действительно хочу понимать, что правильно... — Нет ничего правильного. И наоборот. Нет ничего неправильного. — раздался посторонний голос, принадлежащий кому-то, кто прятался на гигантской спине Титаниды. Но человеку удалость рассмотреть странные голубые волосы, напоминающие тёмное крошечное небо. И сам голос казался знакомым. Не тем ли самым, который сам по себе возникал в его голове иногда? — Разве твоё тело создано чьим-ми то правильными замыслами? А запахи? Побудки выживания? Самосохранения? Точно так же и с материей, водорослями, панцирем черепахи, циклонами... Закономерности придумало логическое действие эволюционировавшего человеческого сознания, однажды окружённое предрассудками, демагогией и вот этой прочей совершенствующейся культурой. Она ведь уже знакома тебе? — Я не уверен. Я... не могу вспомнить. — повертел головой человек, крепко задумываясь обо всём и сразу. — Что сейчас происходит? Он ощущал тяжесть во всём теле. Изнурённость в голове, в своих суждениях, сомнениях. Он слишком устал чтобы быть живым, чтобы мыслить, чтобы принимать решения. Но изо всех сил старался прислушиваться к знакомому голосу, надеясь хоть на один единственный совет. — Ох уж бедная твоя головёшка. Ах-х... И моя тоже. — устало выдохнуло создание на спине Титаниды. — Перестань придумывать все эти ненужные мысли, вопросы. Просто... Ладно. Я отвечу на один твой вопрос прямо сейчас! Он сидел на краю этого безмолвного мира, как забытый резонанс в пустоте, обняв колени, будто прячущийся от самого себя. Мысли вертелись в его голове, как неуправляемая метель, сотрясающая хрупкие границы разума. Каждый миг наполнялся вопросами, искрящимися как молнии, зигзагообразно разрывающими темные облака неопределенности. Что с ним случилось? Кто он? Почему его имя ускользнуло в бездну, словно роса на знойном солнце? Этот вопрос, таящий в себе одновременно мрак и свет, становился невидимой нитью, притягивающей его в бездну собственных страхов. Вторжение воспоминаний ощущалось как невыносимая боль, вызываемая горячими иглами — обрывки образов, мигрирующие по его сознанию, словно тени, убегающие от света. Нереальность и абсурд порождали свои собственные законы, как зловещая симфония, призывающая к неминуемому столкновению с тем, что он знал, но никогда не хотел познать. Внутренний голос, ставший рефреном в его разуме, вселял безумие, ставя под сомнение каждый элемент его бытия. Какое чудовищное деяние привело его к этой участи, запечатав его в тени забвения? Ответ, словно черная дыра, угнетал его с каждым мигом, обрушивая на него тяжесть, которая давила на грудь, как молот, стремящийся разбить камень. Он ощущал приближение мрака, который заполнял пространство вокруг, как плотный туман, обволакивающий его, вытягивая из него последние искры надежды. Этот ответ, долгожданный, но пугающий, поднимался из глубин его разума, как океанская волна, готовая поглотить его целиком. Каждый шаг ближе к пониманию означал столкновение с глубочайшими страхами, поднимая на поверхность ненависть к самому себе и кошмары, которые он не хотел бы видеть. Эта бездна, полная скорби, разочарования и гнева, была готова поглотить его, оставив лишь следы безумия на границе его существования. В этот момент, когда его мысли начали путаться в спирали отчаяния, он увидел крошечную искорку света в темноте. Как луч солнца, пробивающийся сквозь облака, она исходила от его телефона, лежащего на полу. Это мерцание стало символом надежды и страха одновременно, вызывая в нем экзистенциальное трепетание, словно он был на грани осознания, что может убить его или спасти. Искра, эта обманчивая точка света, открывала перед ним врата к пониманию, которое могло быть ужасным, как сама черная дыра, но и ясным, как луч света, что слепит глаза. — Что..? — он растерялся. — Ой-ёй... Ты уверен в своём выборе? — немного неодобрительным казался её голос. — Ну-с... С чего бы начать... Утомление. Кажется, не остается ни слов, ни мыслей, ни желаний, чтобы пробудить внутреннее существо из оков мучительной слабости. Тоска, всепожирающая и глубоко укоренившаяся в душе, превращает каждую секунду, каждую минуту в нескончаемое испытание. Этот широкий деревянный стол — единственная опора в мире, где шумный экран экранирует множество жизней, недосягаемых и чуждых, словно зеркала, отражающие лишь бессмысленность собственного существования. В сознание проникают ожесточенные чувства: ненависть к себе, презрение, невыносимая печаль. Они сливаются в клубок, как будто каждое движение жизни находит отражение в его уязвимости. Руки, ослабленные временем, с трудом отрываются от стола, и стул с глухим стуком падает на пол, рассыпаясь на куски. Он взбешенно отмахивается от нахлынувшей волны звуков, слов и телодвижений, от запахов и последствий, которые размывают границы его разума, поглощая сознание: новостные ленты, поверхностные покупки, отсутствие истинных желаний — всё растянуто вдоль вспоротого червя, который прогрызается в его внутреннем мире. Достаточно одного знакомого голоса, тихо доносящегося из трубки телефона, произносящего его имя с нежностью и надеждой. Вместе с... Он в ужасе отскакивает от стен, которые когда-то казались ему знакомыми, и телефон вырывается из рук, падая на пол. Сжавшись в комок, он забивается в самый дальний угол, туда, где его уже не достать. В этом укрытии он надеется, что больше никогда не причинит никому боли. Изредка его тело вздрагивает от громких выкриков взрослых, от болезненных стонов, за которыми следует призрачное удовлетворение, ускользающее в мысли о неминуемой старости. Он остается там, в своем укрытии, на грани реальности и забвения, надеясь, что однажды тишина сможет заполнить эту пустоту.

Изничтоженный опьянением рассудок пожилой женщины корчиться от одиночества, потайного презрения к ближнему роду своему, безысходности. Но стоило ему приблизиться одной рукой к плачущему состарившемуся горю, как ненависть раскрывает широкую пасть, оглушительным воем подавляя любые предубеждения или логику

Он медленно становиться на колени, всматриваясь сквозь решетку забора. Между измазанных объедками мокрого хлеба и рыбьих костей железных мисок, обломков картона и кирпичей. Обездвиженное тело котёнка окружено тёмными стаями насекомых. Маленькие рёбра поднимаются под тонкой шерстяной шкуркой, окрашенной в белый, жёлтый и коричневый цвет. Задняя правая лапа неожиданно дёргается, выказывая об угасающих признаках жизни существа, в больной конвульсии. Человек снова отворачивается, а затем снова и снова оглядывает животное. Он не знает как спасти это животное. Не знает как прекратить его муки. Что можно сделать с этим? Можно ли? Кожа беззвучно трескается среди сотен крошечных челюстей. Стены домов окрашиваются в оранжевый закат. Смех доноситься издалека, насмехаясь над случайным придурком. Он поднимается с тёплого асфальта и медленно уходит, всем сердцем желая избавить существо позади себя от мучений, продолжая идти и думать о том, почему продолжает идти по этой дороге, так ничего и не предпринимая в эти исчезающие, разлагающиеся в пространстве мгновения. Сознание полно эмоций, желаний и странной, неподвластной определению пустоты, от приближения которой человек резко оборачивается, не в силах сдержать рвотные позывы. За необъяснимой и неразличимой полой пеленой показались глаза, пальцы, губы, мысли ещё одного существа перед которым... возникло чувство вины, а затем и позора. — Хватит! Остановись! — прокричал человек, закрывая свою голову руками чтобы хоть как-то отгородиться от более отчётливых и всплывающих очертаний прежней жизни. Ещё несколько мгновений, чтобы прекратить слышать и чувствовать слёзы, разочарование, презрение дорогого ему человека. — Я не хочу... Не хочу! Пожалуйста... мне очень жаль... Я клянусь... Мне жаль, за всё то, что никогда не сделал... Он не выдержал. Бессильно рухнул на пол, ощущая, как слёзы вдруг затопили его глаза, словно грозовые облака, готовые обрушиться на землю. Горло сжалось в удушающем объятии, руки и ноги наполнились усталостью, а острая, изнывающая боль пронзала печень и суставы, как ядовитые шипы. Сердце стучало, словно пытаясь вырваться из груди, и каждый удар ощущался как предательство — предательство его тела, которое больше не слушалось его воли. Холод проникал в каждую клетку, тряся его, пока незнакомые горячие красные ладони, будто живые, обнимали его в этом безумном мраке. Они были полны сочувствия, но только усугубляли его ощущение убожества, которое тянулось бесконечно, в нем исчезали все следы надежды, лишь оставляя за собой горькое осознание своей никчёмности. Слёзы катились по щекам, не прекращая своего бесконечного потока, словно неутолимая река, размывающая границы его здравого рассудка. Каждая капля была пронизана неподдающейся описанию печалью, смешивающейся с презрением и ненавистью к самому себе. В этом море отчаяния растворялись все эмоции, любые мысли, исчезали желания, а всё, что когда-то приносило радость, только вызывало недомогание и усталость. Он осознал, что каждая слеза — это капля его разрушенной жизни, свидетельство его поражения. В этом аду, полном страха и унижения, он не мог найти ни одного оправдания своему существованию. И когда он закрыл глаза, чтобы скрыть это ужасное зрелище, мир вокруг него растворялся в тьме, оставляя только его собственные терзания, которые гремели в его сознании, как неумолимый приговор. — Мне... Я хочу это изменить. — через тяжелые потоки слёз, он рассержено сжимает зубы до образующей боли которая ненадолго приводит его в сознание. Он приоткрывает веки, видит как вдалеке из мрачной непроглядной тьмы выглядывают светлые красивые волосы, от чего на его душе становится очень тепло, и очень стыдно сразу же. Они словно жарким костерком освещают кончик его носа, согревая давно погребённые и истлевшие в безграничном просторе бытия эмоции, самые прекрасные, приятные, почти осязаемые даже спустя столько исчезнувших и заново сформированных мгновений необъятного хаоса. Тёплые подобно бурлящей под кожей крови ладони медленно распускают объятия, помогая человека подняться на колени. — Не уверена, что это можно было назвать именно так в твоей ситуации, но… в итоге ты просто закончился. — Невозмутимый голос доносился из тени, словно порхающая красная бабочка, укрытая полумраком. — Всё, что ты знал, перестало существовать. Ушло в тень, как осенние листья, уносимые ветром. Ты как будто шагнул в пустоту, оставив позади все свои переживания и мечты. И теперь ты здесь, затерянный в этом пространстве, где только эхо прошлого напоминает о том, что когда-то было. тонкие серые линии не пересекались, судорожно отбиваясь между бесчисленных колебаний в которых потеряны были его глаза, понимание, новые сомнения. — Невозможно. Всего этого не может быть. — Тебе не хватило острых ощущений? Мне тоже тебя уебать? — недовольно хмыкнул голос. — Я и сама не до конца осознаю всё происходящее. Возможно как и ты, ещё многого не понимаю и не способна принять так легко. Всё же с того момента утекло так много... — голос сомнительно присмотрелся к человеку. — пускай будет времени. — Моё сознание. — пальцы прикоснулись к голове, чувствуя выступившие вены вокруг грубой кожи. Капли слёз неожиданно скатились по щекам. — Это всё... Не может ничего остаться... — Оставь прежние человеческие потуги продемонстрировать ту грань, которая обрывается вместе с отмиранием мозга! — голос рассерженно навис над человеком. — Миллиарды лет эволюции, даже после никто не смог заглянуть дальше базальных ганглиев, таламуса и вот этих твоих химических реакций! А ты вдруг решил, что способен узреть что-то, пребывающее или же отсутствующее за той некой гранью. Там, среди знакомых мне земных лет, философии, исследований, вы всего-навсего одна из скрещённых из множества материй, а здесь же... Та самая грань. И её я преодолела благодаря тебе... Однажды. Человек обречённо вздохнул, выдыхая вместе непредвиденно лишними и порочными сомнениями тяжёлый груз из когнитивных наклонностей. Медленно поднимает взгляд к голосу, не осознавая как, но чувствуя как невидимое создание по детски смущается. — Кто ты? Из мрака, к нему потянулась знакомая красная рука с обнажённой упругой плотью, тонкими пальцами и продолговатой ладонью, сквозь которую просвечивались нижние подтканевые слои и частично кости. — «Твой личный Тайлер Дёрден.» — рука крепко хватает его ладонь, поднимая с колен. — «Пора просыпаться, самурай. Солнце почти взошло, а я сейчас кринжану от такого количества отсылок. И поминай как звали...» Или расползались. Нагревая гибридное тело между ними одним прикосновением за другим. Когда руки поднимаются выше, а взгляд в эти символические секунды прикован к большим чёрным глазам, сияющими космическими сапфирами завлекающих посттравматическую совесть. Когда материи выплёскивают дышащие предсердия, лёгкие, несопоставимые друг другу размеры костей и тазовых мышц, процесс возникновения обнажает желания. Красные цвета плоти освещают переменчивое слияние, плавные перемещения и следы от укусов, порезов и поцелуев. Белые кости, окруженные стволовыми клетками и жидкостями, отталкиваются от плечевых суставов. Кончики фаланг пальцев медленно распускают массивные тёплые ладони Титаниды, вновь формирующейся в своём привычном могущественном строении тела. Кровеносные просторы материй и молекулярных частиц унесло широкими химерными волнами разъединения, выпуская обеих из объятий. Растерянно и смущённо, человек осторожно убрал руки от массивных ладоней Титаниды, о чьих мыслях и склонностях как и всегда невозможно было узнать. Устало смыкая веки, перестал различать окружившие вновь руины, садясь посреди густой травы и твёрдой земли. Мысли подхватывает ветром, очищающим, тёплым и вдохновляющим. Возрождение древнейшего Титана где-то наблюдало, скрываясь в искажениях, природных катастрофах, извержения сверхновых, кладезей знаний и чувств. «Ты есть всё и ничего. Существование, воссоздавшее волю мою, когда-то истлевшую в моём родном прежнем мире.» — человек попытался обратиться к чему-то, что могло иметь глаза, уши, желание услышать его оправдания. — «Я не знаю многих слов, пониманий. Но ты всё видишь во мне, поэтому благодарю тебя за терпение. За то, что ждал...» — человек присмотрелся к гибридному возрождению среднего Титана, с безучастным выражением лица наблюдающего за людскими потугами и химическими реакциями искажённого пространства. — «Благодарю за терпение и тебя. Отколовшийся чертог знания, хаоса распространения. Ты непокорный, необъяснимый, сумбурный. Порождающий и разрушающий.» — человек немного боязно посмотрел на Титаниду, которая уже разбежалась и едва занесла свою гигантскую руку для удара. — «П-подожди! Дай мне одну попытку..!» — Он поднялся на ноги, пытаясь не сосредотачиваться на мучительной боли во всём теле, наслаждаясь каждым очертанием её пройденной жизни, накопленных знаний, ощущений, чувств. — «Самое великолепное творение природы, безграничное, неповторимое.» Средний Титан расправил грудь, от чего та разошлась гулким пузырчатым треском вокруг костей и суставов, развернулся и перешагнул через сотни километров, минуя ещё не тронутые стихийным бедствием хаоса территории, земли и острова. Из длинных искажённых трещин вокруг его тела повылезали микробы и химерные многоножки, расползающиеся в тёплые органические норы внутри глубокой влажной почвы. Сорвав с исполинского светлого дерева спелый красный плод, он оглянулся назад, а затем юркой змеёй скрылся из виду. — «Обними её. Возможно она этого не понимает. Но ей точно будет очень приятно. Я вам плохого не посоветую.» — послышался знакомый голос его возможно пожизненной шизофрении. — «Тебе самому разве не хочется этого сделать?» Преисполненный тёплыми чувствами, человек удивляется внезапно растущей на его губах искренней улыбке, к которой робко дотрагивается пальцами. Будто спустя целую вечность разлуки, наконец-то освободившись от всех оков прежнего хаоса, встретил самое близкое к его сердцу и разуму создание, которое захотелось сберечь навсегда. Извинится за то, что так долго не был рядом. Он действительно улыбался и в это мгновение это было... самое волшебное чувство на всём свете. — Аякх... — искренне улыбаясь ей, человек протягивает к задумавшейся Титаниде обе свои израненные больные руки. Та покачала головой, размахивая массивными рогами и висящими на них древними, почти осыпающимися в прах ожерельями и повязками из крошечных сшитых монет. Немного робко, она делает один осторожный шаг за другим, приближаясь, оказываясь одним ростом с призвавшим её человеком. Тяжёлые могучие руки приподнимаются, последовательно имитируя неловкие движения другого, пока наконец не прижимаются к телу своей грубоватой и местами гладкой серой чешуей, твёрдыми камнями и тёплой получеловеческой плотью, черными фрагментами упругой дышащей кожи, громко бьющимся сердцем, которое почти покрывало дрожью щуплую человечью кожу. Он обнимает её крепче, доверчиво опуская голову на её широкое плечо. — «Моя родная кровь. Мои плоть и кости. Служащие мне возможностью двигаться, питаться, ощущать твоё тепло, слышать твой голос, видеть этот мир.» Длинный хвост Титаниды взмывает и легонько ударяет по спине, вынуждая человека открыть глаза. Широкая зелёная степь, омытая лучами ярчайшей звезды, искривлённая разрушенными зданиями, колоннами, деформациями органических перемещений. Человек осматривает себя, а затем две бредущие в его сторону фигуры в странных церемониальных одеяниях. Неизвестные поднимались по склону, сформированному из бесчисленных глыб камней, городских деформаций и природных явлений, пробивающихся наружу тонкими искорками пламени и тёмной зелени. Не выше метра ростом, крепко сложенный престарелый мужчина одёрнул мантию вокруг своего плотного кафтана, вежливо кланяясь. Разбросанные светлые кудри играли с озорно бегающими, неестественно оживлёнными глазами, между которыми нижнюю часть обнимала словно движущуюся за его губами, каждой морщиной на упругой сухой коже и каждым вздохом, притворная маска. — Мы страстно впечатлены, а также очарованы вашим неоспоримым преобладанием над Её прекраснейшими из детей. — с не менее привлекательной манерностью обращался мужчина, наконец дозволив себе поднять голову и вновь лицезреть недоумевающий человеческий лик. — Престол Асклепий всегда готов указать вам верный путь. — он приподнял лицо и развернул левую ладонь к небу рядом с высокой женственной фигурой, которая не многим была выше сероликого. — Святотейшее благословение, её появление пред вами в эти чудесные мгновения - престол Гея. — закончил Асклепий. Подобием непреклонной и мистической женственности, белоснежная маска полностью скрывала истинный лик неизвестной подобно её шелковистому одеянию, подчёркивающему притворно божественную красоту рельефного и стройного тела, украшенного церемониальными тканями и амулетами. Просторные светлые русы объяли длинными локонами широкие плечи и ровную талию, после нескольких размеренных шагов застывающую в воздухе прелестным и излучающим благодать лепестком. В её широких, плотно окутанных благоуханной кружевной тканью ладонях оказалось ожерелье из множества загадочных звений и переплетений, в центре массива которого находился неизвестный символ, напоминающий особый иероглиф с особым значением которое предстало очередной тайной. Пальцы нервно дрогнули, коснувшись мягких женских ладоней незнакомки. Приятные текстуры и звенья легли в его руки, а символ мимолётно сверкнул на грязной израненной коже, укрывшейся землёй, пылью, крошечными сокращающимися искажениями. — Б-благодарю. — человек неловко посмотрел в загадочный и отчего-то приятный, согревающий лик Геи, немного поклонившись для того чтобы наверняка выразить свою признательность. — Мы обязательно встретимся с вами снова, господин. — молвил мужчина, переводя взгляд в сторону разрушенного парка с истерзанными корнями деревьев и разбитых мраморных монолитов, освещённых светлыми голограммами. — Когда наступит подходящее время. Человек проследил за его взглядом. Жизни несчастных, не по воле собственной причастных к свершившемуся пришествию хаоса. Изувеченные, запуганные, не ведущие. Человек приближается к спортивной машине, отворяя дверь в потайное тёплое гнездо, в конце которого на него взирали вмиг ужаснувшиеся глаза ребёнка. Сено и трава были сплетены из старых и мокрых веток, шелковых тканей и пуха. Маленькие ладошки прижимаются об бока, роняя вниз игрушки, корзины и просторные мягкие полотна, медленно вылезая наружу к протянутым человеком рукам. Его нос мягко щекочут запылившиеся лохматые волосы, в которые незаметно погрузилось усталое лицо. Крошечное тело дрожит от страха, беспокойства, а шепчущий голос совсем тихо зовёт кого-то. Слабость овладевает его изнывающими конечностями которые в любой момент рухнут вместе с ним, вместе с сознанием. Трясущиеся руки матери яростно выхватывают ребёнка, оставляя крошечные порезы свирепыми коготками, крепко прижимая к груди собственное живое дитя. Её слёзы тихие, но тяжелые и больные. Сердце под ней стучит слабо и спокойно. Человек оборачивается к мужчине в маске, рядом с той же молчаливой и будто провожающей бестелесным взглядом незнакомки. Асклепий скрещивает руки, демонстрируя подобие объятий. Человек осторожно приближается ровно на один шаг, бережно беря в объятия встревоженную мать и её ребёнка, огородив их от кошмарных очертаний исказившейся жизни, полной противоположностей, смыслов, стихийных бедствий и неподвластных пониманию вещей, из которых зарождается крохотное тепло, успокоение, долгий приятный сон. В одном из таких глаза тянуться к густым пасмурным облакам, выкрикивая неразборчивые слова, а может быть конкретные имена. Желая обрести, или узнать, а может увидеть, услышать ещё один единственный раз прежде чем всё снова исчезнет, погрузиться туда, откуда всё началось, приплыло, притекло...

Обратить вспять... Возвести. Воссоздать. Продолжить

Приятная и прохладная тень от невысокого стройного дерева возвысилась над его спиной. По шоссе проезжали автомобили, по паркам разгуливали люди, существа и прочие удивительные индивидуумы. Дома стояли будто и не затронутые бурлящим безумием жизни и природными порождениями катастрофы, отныне умещающейся в одной маленькой царапине на руке. Обычная семейная пара держит за руки довольно припрыгивающего ребёнка, скрывающихся в очередной шумной толпе. Время обернулось вспять? Или только были излечены раны, ранее оставленные их хаотичным возвращением в кровные любые земли... — Я их ещё увижу..? — задумчиво произнёс человек. — У тебя внезапно появился собеседник? Или мне показалось? — сомнительно отозвался позади него голос. Вдоль скамьи расселась синевласая воительница в прекрасных боевых доспехах, держа в одной руке причудливый механизм, а второй расчёсывая густые мягкие листья цветущих ароматных кустов, укрытых просторной переливающейся тенью от соседнего деревца, растущего извилистыми тонкими паутинками. Неприятные воспоминания с её изничтоженной рукой резко всплыли, а затем столь же внезапно рассеялись с никогда не случившимся последним вздохом. — Надо же. Её само святейшество Гея спустилась к тебе со своих покоев. — прозвучало более язвительно. — Некоторые отделы моего подсознания нашёптывают мне, чтобы я не спускала с тебя сглаз... То есть глаз. — Я... Я очень устал. — тяжело выдохнул человек, присаживаясь рядом. — Ну, тогда по пиву? — хлопнув по плечу, девушка одёрнула капюшон вокруг шеи и резко подняла того за руку. — А можно простой воды? — Воды нельзя. Можно только пива. — мгновенно отрезала она, летящей походкой направляя их к ближайшему бару. — Так уж быть мальчик, фруктового. Нам ещё есть что с тобой обсудыть. Длинные тонкие пальцы высвободились из шелковистых светлых кружев, подбирая со скамьи загадочное ожерелье. Бестелесный лик Геи недолго сопроводил удаляющегося человека, незаметно скрываясь в оживлённой толпе среди вновь оживлённого и прекрасного Нихонто. Гея резко обернулась, прочувствовав как чья-то горячая и необъяснимо тяжёлая конечность полностью обнимает часть её тела, а в последний момент она только и была способна лицезреть, как женственное подобие плоти, испещрённое помехами и искажениями вокруг некоторых отсутствующий частей тела, медленно проглатывает своим большим кровоточащим и неисчерпаемо сочащимся ртом её божественное существование, похищая из пространства этой жизни целиком.