Аппаир

Тяжёлые занавесы из длинных бархатных шарфов стали пропитанными лучами проснувшегося Туэ, над коим необъятным величием теперь восседала никогда не гаснущая и вечностью яркая, словно ядро солнца, звезда. Приподнятые несколькими метрами сливающегося дерева и увенчанные многовековым эпосом, историей и духовными настоятельствами из прошлых веков, витражи едва пропускали сквозь себя свет, чья изломленная тень пересекающимися спиралями образовалась между шестью высокими белыми колоннами, расставленными по вдоволь широкому и зачастую опустошённому коридору. Окончания безрезьбовых и затерянных среди каменных растений стен, вместе с их отдаляющими овальными ракурсами, истощали едва заметный блеск, который таился в раскидистых и сросшихся к нерушимым плитам жемчужинах из обработанных древних камушков, которые в непроглядной тьме когда-то давно небрежно нащупали размахивающие руки слепых первопроходцев. От сего неповторимого и блеклого переплетения контрастов на светлом сводчатом потолке образовывался совершенно иной и загадочный рисунок из неоткуда взошедших кронов софоры, воссозданных из ярких лучей и их странно общающейся природы. В самом конце от пустующих продолговатых скамеек с длинными ковриками, среди выложенной из массивных тёмных камней арки и с искусной гравировкой в виде шести оголодавших длинных рук, держащих неизвестные и жутковатые артефакты, стояли тяжёлые и нежного визуального отклика врата, под стать трёхметровому человеку, будучи созданными из костей давно умершего и повидавшего на своей стороне не тысячи столь же погибших и даже забытых подвигов дерева. Возле одного из выгравированных на камне артефактов, а вернее под своеобразной истекающей книгой, которая ото всех отстранялась, было аккуратно нацарапано в одиночестве слово: "Вымысел". Так тонко и так старательно, будто мимо пробегающий школьник в очереди из тоскливой перемены решил неожиданно притормозить и оставить на этом старинном монументе свой вечный след, словно в шутку предоставив его будущим предкам. Могильную тишину прервал чей-то приблизившийся разговор в узкой и протяжно розовеющей прогалине среди расплывающихся дуговых стен, трансформирующимися полупрозрачными фрагментами массивных и крошечных механизмов, расплывающимися позади силуэтов в непроглядном и леденящем плоть мраке. Навстречу к сказочному просторному залу, который охраняли красные ворота, ступал высокий человеческий силуэт в длинном стеганом кафтане, с лёгкими металлическими наплечниками и хитиновыми участками панцирей на теле, цвета холодной стали и не пересекающихся бледно-золотых струн. Стройные ноги уверенно шагали в механических ботинках с толстой растяжной подошвой и её постоянно движущимися пластинами, словно те парящие осенние лепестки, над которыми распластались миниатюрные кучевые облака из толстых рукавов и не менее защищённых бионической чешуей брюк. И только на его светлой рубашке был аккуратно заправленный воротник, над коим возвышалось взрослое лицо молодого мужчины с острыми чертами лица и ярко выраженными скулами на его побледневшей коже. Его светло-зелёные очи всегда вели отдельный и предосудительный образ жизни, редко проявляя своё потаённое понимание в разговоре с кем-либо и необоснованную хладнокровность. На его тонкие морщины на ровном лбу в этот раз небрежно опускалась тонкая чёлка из тускло-жёлтых волос, а его длинные и сильные руки были небрежно сложены на пояснице, словно те прятали невидимый взору компромат на любой случай жизни. А компанию мужчине составил ростом почти в два метра гемиан-ящер, мощной антропоморфной внешности. Его твёрдые как камень и постоянно смещающиеся мышцы покрывала густая тёмно-серая кора, плавно варьирующая на его длинном остром подбородке, тяжёлой груди и длинном, не менее остром хвосте, что уподоблял гибкий хлыст с серыми наклоняющимися шипами из полупрозрачных толстых игл. Его большие плечи и длинную горбатую спину, казалось бы, покрывали сотни примёрзших сталагмитов, обзавёдшихся глубоко засевшим седым мхом, крохотными чешуйчатыми рубцами и туповатыми мускулистыми бугорами между идеально развитыми мускулами. Могучий силуэт ящера ступал в боевом одеянии из, казалось бы, безумного сочетания постоянно движущихся природных доспехов, зачастую применяющих форму механической копии его же контуров туловища и отчасти анатомии внутренних органов. Его спиральноподобный левый наплечник с пересекающими узорами зеркал отображал комбинацию из нескольких пластин с тремя цветами, под которыми размещался державный герб. В последнее время у них никогда не было моментов, за которые можно было бы ухватиться на стороне из нескольких кружек выстоянного вина и его любимого устричного блюда, облитого апельсиновым соусом, и присесть перед оседлавшим гору безумцем, который попытался бы выкрасть хотя бы горстку угнетённого беспокойства, без которого они приобрели бы пару ненавязчивых ответов о их насущной юдоли. Баснословная волна логических комбинаций среди беспрерывно развивающихся раздумий, решений и времени на то, чтобы предоставить свои лучшие планы и корректировки в будущих движениях их войска. Серый век, измазанный томлением трепещущих живых сердец и беспрестанными мгновениями, сменяющими звуки увечий безжалостными ударами в спину, ударами, которые предугадать было проще, чем разгадать их совершённый безумный замысел. Аморальная и нерушимая идея, после которой выжить бы смогло только время. — Как вы думаете? Стоит ли и нам опасаться худшего? — грубый голос выкарабкался из вытянутой клыкастой пасти ящерицы, использующей старый и немного повреждённый в давнем бою биологический прототип мыслительного преобразования. Ему редко доводится с кем-либо общаться на родном языке, поэтому с очередной наступившей неделей он вновь откладывает его замену. — Хм. — мужчина выглядел спокойным и достаточно заинтересованным в сегодняшнем, потрясающе странном и неожиданном событии, в котором их враги потерпели сокрушение в своём логове. За одно лишь утро кто-то истребил всех смертников из непредвиденного цирка удивительных уродов, вместе с неким источником уже вековой диктатуры на обеих других островах, откуда и сейчас доносятся несчастные вести. Пляж. Тела в непредвидённой ломке и сомнительной с виду лихорадке содрогались, теряя равновесие, и приземлялись на землю. Врата Канпека. В телах и механизмах безумцев теперь разлагались и ржавели смертельные раны, но иногда от них оставались лишь лишённые конечности. Преграда. Те, кто ещё уподоблял себя человеку, в муках убивали самих себя по пути к воротам мирного народа, едва оставляя возле них жертвоприношения из вытасканных глаз и ногтей. Кто чем мог, тем и старался заплатить за свой... Грех? — Пусть мы ничего не знаем о тех загадочных персонах, о нас им известно предостаточно. Они наверняка долго изучали обе стороны и тщательно подготавливались к этому дню, — коротко ответил мужчина, сомкнув свои тонкие длинные уста на какие-то мгновения. Тем временем его безжизненные глаза без усталости всматривались в невидимую пустоту далеко перед собой, ограждая её исключительно своими плавно зарождающимися раздумьями. — Письмо. Старомодный способ обращения для такого сумбурного стечения обстоятельств. И всё же кто-то или нечто прислало нам его вчерашней ночью, пообещав устроить личную аудиенцию, словно это было товарищеской предусмотрительностью. Теперь остаётся терпеливо дожидаться следующего слова по ту сторону баррикад и не менять своих позиций в случае их неожиданного ответа. — Это... Это будто дурной сон, — продолжая затмевать свои мысли терзающими сомнениями, озадаченно начал бормотать генерал-полковник. — Какое божественное вмешательство или какое колдовство способно за какие-то сутки лишить влияния уже третий трон, уничтожить такое баснословное количество нелюдей? Они просто убили их всех. Без предупреждений и без разбирательств. Это ужасно. Неправильно. Несмотря на то, кем они стали и противостояли нам. Они были обязаны предстать перед главным судом. Правая рука Короля остановилась, не спешно развернувшись своим размеренным взглядом и внимательно посмотрев в всегда полные моральной ответственности глаза добрейшего и проницательнейшего из всех, кого ему доводилось встречать раньше, существа, заглянув в нерушимое достоинство, в котором он теперь вновь не усомнился. — Лучше не оговаривайтесь о сверхъестественных силах или... тем более о богах, — ответил Глава. — Поведение, возможно, новых правителей не менее этично, но их намерения обоснованы и эффективны в такой ситуации. С одной стороны, их неподвластные адекватному мышлению амбиции и век правящий синопсис об истреблении. С другой, эти бессмысленные смерти прекратились для нас и для многих семей. А теперь будем надеяться, что одна из проблем в этом мире стала меньше. И мы сможем найти общий язык или подобрать друг для друга компромиссы... Если вы не возражаете, я предпочту личную аудиенцию с Королевой, господин Пан᾿Горин. — Да, конечно, — вежливо поклонился генерал-полковник, отступая на шаг и разворачиваясь в сторону случайной колыбели пространств. — Я сразу же вас оповещу, если объявят Общий Сбор, — сказал напоследок Глава уходящему в разветвлённые мраклые коридоры товарищу, на что ящер ответом махнул своей широкой лохматой ладонью. Врата неспешно отворились в священном зале, в чьё огромное и расписанное настенными иконами пространство едва проникали затемнённые солнечные лучи, протискивающиеся сюда зернистыми песчинками и падающие на гладкий бежевый пол, разбегающимися белыми бусинками. Высокие и одновременно очень длинные, узкие арочные окна были почти плотно прикрыты толстыми и валяющимися длинными шлейфами из пошитых руками мастеров штор, цвета застывших кровавых потёков, запечатлённых выпуклыми ванильными узорами размером с отдельные участки стен. К невероятно высоким, достигающим многие сотни метров, декоративным потолкам были привязаны безмерно длинные верёвки на уровне с монотонными цветными бечёвками с картинами и какими-то игрушками, издающими биение механизмов при каждом достаточно сильном дуновении, что сквозило мимо больших деревянных люстр с медленно вращающимися крыльями новогодних ангелочков с пухлыми детскими щёчками и густыми кудряшками, пересказывающих золотую постарелую пору, в чьей ночной заснеженной равнине высвечивались жёлтые огни из окон соломенных домов, мимо которых хором проходили звери. Каштановые древесные корни безмятежно опускались к навесным и толстым выступающим плитам, разделяющим высоту тронного помещения надвое, и распространялись густыми природными источниками вокруг поверхности. На некоторых уровнях, подобно цветам, раскрылись фарфоровые лепестки с округлыми крошечными отверстиями. Оттуда уже доносилось старческое ворчание и детский лепет милых созданий, возможно невероятно крошечных и всё же достаточно человечных... За каждой из десяти столь же высоких колонн всегда стояли шкафы, возле которых валялось разное бельё и простыни. Тумбочки с миниатюрными лампами, столы с лугами из неубранных зелёных бумаг и большое овальное зеркало с нижней полкой, возле которого косметическими тюбиками, футлярами с тушью и губными помадами даже не пахло, в отличие от недопитого сока и надкушенных вафель с центрального продуктового, возле которых медленно плыл набор посуды с позавчерашними объедками. Абсолютно повсюду были разбросаны громадные помятые подушки, широкие, подобные озёрам, одеяла, иногда футляры с музыкальными инструментами, оставленные после трупов актёров, и мягкие звери, в обнимку с которыми было приятно засыпать, наблюдая за сказочным театральным представлением возле одинокого, молочного звездного водопада. Просторный и едва опустелый выступ, похожий на концертную площадку, с парой розеток в одном тёмном углу. В самом конце, над парой плоских ступенек, возвышался высокий и обёрнутый спиной к гостям трон, скорее напоминающий кресло с бледно-позолоченной гравировкой на долговечном дереве, с волнистыми ручками и опорами в виде очень длинных и извилистых оленьих рогов. Настолько огромных и пёстрых, что они оставляли загадкой, как человек способен протиснуться сквозь них и усесться в своём тёплом бархатистом коконе. За креслом сгущалась темнота, из которой выглядывали крохотные тусклые огоньки. — Ваше Величество, — тихо произнёс глава, склонив голову в преждевременный момент. — Перестань... Послышался тонкий и полный тяжести голос, принадлежащий тихо хнычущей правительнице. Её тонкая и белая, как облако, левая рука была скована тонкими и одновременно искрящимися конечностями золотых доспехов, которые плавными, острыми и всевозможными изгибами окутывали каждый миллиметр её бархатной кожи, расстилаясь небольшими и крохотными пластинами к её сваренной и невидимо изуродованной плоти, женственной округлой груди, гладким и едва заметным мускулам на её гибком торсе, хрупким пальцам и частично мягким ладоням. Её кровоточащее сердце с горечью билось среди механических стуков неизвестных ей часов, чьи металлические пальцы с крохотными островками из кожи раз за разом вытирали щекотливые слёзы с её лица, с чьими юными и невероятно тонкими напряжёнными складками страдали тусклые рыбьи глаза, слабо припрятанные овальными светлыми волнами из нежных, как шерстинки, волос. Немые капли. Атмосфера беззвучных звёзд. — Несмотря на наставление, которое вы преподносите нам, ваши слёзы продолжают обманывать как вас, так и наш совет, который, к счастью, не видит их, — тихо обратился Глава, упрятав свой взгляд под тонкими сухими веками. Некоторые мгновения Король проявлял сбивчивость в своём голосе, не смело обдумывая свои дальнейшие слова, невольно и снова покоряясь обхватывающей тревоге. — Я не понимаю, — ответил измученный, словно простудой, голос. — Я не понимаю, когда все называют меня чудом. Их желание стереть с лица земли эту жизнь, такое усердное и отчаянное. Несмотря на всё то, что я смогла для них сделать и создать, они плевали на этот мир, безрезультатно утопив свой рассудок и мысли в абсурде... Будь добр. Не как друг. Скажи мне, что я делаю не так? Почему я принесла людям столько новых страданий? Вновь отдался горю Король, грубо сжимая зубы и старательно удерживая звуки холодных слёз, протекающих мимо её содрогающихся белоснежных век. Её механические руки крепко обняли её твёрдые порозовевшие колени, боязливо прижимая их к груди и пряча в них отныне свой беспомощный взгляд. Её верный глава оказался на шаг ближе, не пошевелив и бровью, но искренне сочувствуя её душевным страданиям в своих мыслях. — Страдания — это не то, что мы выбираем. Это результат того, что нам дозволено. — Глава поднял взгляд, когда его глаза встретились с видением короля. — Вы — запретный плод, сорванный с древнего, неизведанного космического дерева, что тянется за пределы смерти, за грань нашего восприятия. Где бы люди ни находились, им не избежать того момента, когда они пересекут ту границу, после которой обретают страсть — будь то буря желаний или холодная ярость. Оглянитесь вокруг. Столько душ, и каждая из них — отражение вашего выбора, светящийся отблеск вашего замысла. Именно ваши выборы и поступки оправдали их надежды, переписали их судьбы и дали смысл миллиардам жизней. Они приняли ваш вызов, осознавая, что именно это спасло их надежды и выковало их судьбы, выжгло на страницах их историй свет, который будет гореть ещё долго. Теперь эти души, возможно, готовы противостоять тому самому абсурду, что скрывается за границами непознанного посмертия. Это ещё не конец, моя Королева. Это всего лишь новый рубеж. Прошло слишком много времени, и слишком много испытаний впереди нас ещё ждёт. Но не все способны раскрыть глаза и увидеть, что мы уже живём в этом мире. Этот мир — не подарок, а вызов. Лишь немногие способны его принять и понять. Король с состраданием остановил собственные слёзы, отворачиваясь и теперь спокойно проглатывая слова этого человека, которому она верит и чьим мыслям может доверять как каждому из всех проживающих здесь жителей, будь это обыкновенный смертный или старейшая из всех причуд. Она верила ему больше всего на свете. Каждое его слово для неё — самая чистая и откровеннейшая правда, которая не раз выручала её даже в самых безвыходных ситуациях, спасая от катастрофических ошибок, и оставляя людям надежду. Песня о свободе, идеальной гармонии и пьяной любви вновь зазвучала в её голове на жалкие промелькнувшие сантиметры, сменяясь агрессивными аккордами о бытие и необузданной существующей речи, за которую она однажды зацепилась своим славным упёртым любопытством накануне холодной зимы, которая на мгновение возникла перед её разумом и сопровождала вместе с силуэтами старшего лейтенанта и генерала крохотную фигуру маленькой девочки. День, когда она стала правителем Туэ. Её шестой день рождения, который изменил судьбу этого места. — Я не так сильна, как какой-нибудь Бог. И только поэтому я даже сейчас не способна спасти всех и то сбывшееся прошлое. Что я смогу сделать, когда время расколется под собственным гнётом? Когда разорвёт себя под началом или же концом чего-то неизвестного нам и нашим чувствам? — судорожно шептал её голос, когда вновь глупо фантазировала о необычных знаниях и запретной силе, которой подвластно всё. — Вы достаточно сильная, чтобы заботиться о таких, как мы. Вы недостаточно слабая для того, чтобы народ ненавидел вас. С едва различимой улыбкой на нежных розовых губах, король аккуратно поднялась с кресла, обнимая свои рёбра и наивно засматриваясь на главу в центре зала, будто в эту самую секунду её память была чем-то стерта, а в душе заиграла детская романтика и аромат апельсинового сока. — И всё же. Если народ увидел бы вас рядом с собой со слезами, каждый из них крепко обнял бы вас.

***

Над тёплым покровом громадных досок, покрытых шерстяными летними коврами, что вились вокруг стен с чёрным входом в древнюю, прославленную таверну, медленно приходило в себя тело. Оно начинало барахтаться в конвульсиях, как живое, в неумолимом искажении. Его неправильно сросшаяся конструкция — мясо и органы, мимо истекающих галлонами тканей, из которых сплетались многочисленные субатомные путы — деформировалась и искажалась в долгих движениях. Они ползли, подобно червям, оставляя за собой траектории ирреальных органических частиц. С отчётливым хрустом, широко раскрытая челюсть замерла, когда крик боли вырвался наружу, раскалывая пространство в двух параллельных линиях, которые пересекались, как двухмерные отголоски хаоса. Из сосудов разливались краски, неведомые ни одному воображению. Безумие? Неконтролируемая боль? Все слилось в нечто невидимое, размытое, ползучее, как плоть, что задыхается в своих болезнях. Безрассудно, невыносимо, тело изнывало. Страх сливался с криком, затмевая все ощущения. Боль разрывала его на части, и где-то в груди, в желудке, в ногах, как осколки жгучего пламени, они ломали его. Были мгновения, когда пламя превращалось в иглы, что проникали в его кожу, разрывая её, резали горло, лишая всякого человеческого крика. В его сознании бушевали два спектра — один цветной, другой тусклый и медленный, они сливались, теряясь в его рассудке. Их линии пересекались на белом листе пустого пергамента, оставляя неведомые следы в его сознании. Всё расползалось в психоделической волне, вечно тянущейся палитре клеток его тела, наполняющей зрение, пока свет из глаз не прорвался, как тонкая трещина в тёмном мире. Он ощущал её, эту кожу, что была натянута до предела, как натянутые листы крови, рвущиеся в разрыв. Непрекращающиеся волны, как стёкла на галактическом масштабе, двигались единым фрагментом, разрушающим всё вокруг, оставляя лишь одну мысль — одинокий разум бедности. Он видел, как цветные пятна — серые, зелёные, желтые — расползались вдоль его глаз, исчезая в черных точках на их краях. Его голова перестала кружиться, а пространство вокруг обрело форму. С трудом обнимая руками раздирающий боль желудок, он с усилием открыл глаза, впервые видя потолок террасы. Тёмное дерево, к которому были привинчены вечерние фонарные виселицы, скрывающее над ним ночное небо. Хрипло, с отчаянным стонами, он перевернулся на бок, едва не теряя сознания, и с разрывом изрыгнул наружу плотные фрагменты рвоты. Чёрные массы смешивались с остальными комками, неестественно густыми и подозрительно чёрными. Среди этих масс, в непроглядной тьме, он заметил слабые, едва заметные градиенты — бледные, пересекающиеся линии, что оставляли за собой неведомый след. Сквозь деревянные стержни ограждения, напоминающего заброшенный рынок, с трудом наполняя лёгкие воздухом, он смотрел в сторону холодного моря. Оно, как химерная голограмма, висела в воздухе, пронизывая его взгляд. Небо над этим уплывающим озером, над узкими кварталами, наполнялось светом. В этой холодной пустоте корабли снова и снова встремлялись в небесную бездну, отбрасывая за собой крылья и следы, словно песок, мягко ударяющийся о красные волны, как забытая песня. Почему эта боль не стихает? Каждый мускул в теле болит, сжимается в крошечном судороге, словно цепь, сковывающая его. Зуд, резкая боль, горький привкус пота, который застыл на губах. Всё тело охвачено этой невыносимой, тянущейся, словно бесконечная линия боли. Разум переполняет страх, рвущийся наружу, он разрывает его мысли, превращая их в бессмысленные крики. Импульсы перерастают в паранойю. Золотоволосая лисица — она в безопасности? Или за ней идут те, кто стоял за тем белобрысым парнем с женщиной? Они мертвы? Он убил их? Но как? И почему? Эти вопросы бурят в его сознании, как безжалостные червяки. Он не может избавиться от этого кошмара. Мёртвые. Изничтоженные. Забытые на хладной пыльной земле тела. Почему всё вокруг кажется таким непонятным? Незнакомым? Чужим? Болезненным. Реальность рвётся на части, как потрескавшаяся керамика. Звуки, как раскалывающийся череп, ударяются о внутренние полости глаз, словно кто-то выдавливает их с неприятным щекотным жжением. Он не может понять, что происходит вокруг. Имена тех, кто окружает его, кто они? Кто он сам? Может ли эта боль усилиться до такой степени, что разрушит его волю, разрушит то, что он когда-то считал жестоким или даже нормальным? Каковы его эмоции? Ощущения? Всё сливается в одну беспрерывную, болезненную часть его тела и рассудка, словно его разум сам по себе становится частью боли. Всё стремится к краю, и он больше не способен сдерживать этот поток. — Это кто тут снова разорался, богу мать!? — с грохотом распахнув двери салуна, в котором не было ни одной лампы, вышел не на шутку разгневанный и всклоченный дворф. Его лохматая чёрная борода, подвязанная золотыми и серебристо-зелёными кольцами, была заляпана яблочным нектаром и мятным лепестком, пропитавшимся запахом не размороженного мяса и выпитого алкоголя. — Иибь-ди Вога! Я думал, что эти, прохиндеи, опять оргию устроили, даже средь белого дня! Хотя сегодня не день "Дэвуки". — Раздражённый, но уже успокоившийся голос владельца салуна произнёс это с басом, как будто он только что прорвал тонкую преграду своего возмущения. Его взгляд скользил по лежащему на холодных досках посетителю, оценивая его состояние. — Во имя Гельвии, тебя кто так отлупил!? Неуклюже упираясь на локтях, словно пытаясь заново овладеть своим телом и онемевшими от боли ногами, бледноликий мужчина посмотрел на гнома, и его глаза блеснули багровым светом, как вспышка в ночной тьме. Взгляд был коротким, мгновенным, но полным вины и отчаяния. Затем, словно тень из прошлого, из-за спины старика с выпученными глазами выскользнул силуэт чёрного-пречёрного кота. Его передние лапы были подняты высоко, и он двигался так быстро, что его приплюснутый нос почти не был виден. Кот исчез за порогом заведения, оставляя за собой лёгкий запах шерсти и чего-то странного, незримого. — Гм - гм - гм - гм! — странно бурчал чёрный зверёк, неуклюже покачивая лапами в разные стороны, перебегая по полу быстрыми, почти беззвучными движениями тонких задних лапок. Его хвост, стоявший дыбом, слегка вздрагивал при каждом шаге, как будто сам воздух вокруг него был нестерпимо напряжённым. Глаза большущие, жёлтые как у чёрта. А верхние, тонкие маленькие зубы, прямо как у вампира, скорее напоминали зубочистки, случайно забытые в пасти, чем что-то опасное. С ними он выглядел скорее как детёныш, который пытается быть грозным, но у него не хватило острых зубов для этого. — Нет... Я, сильно упал. — тот свалился на колени, недооценив жесточайшие колкие ощущения вокруг ног, которые одновременно щекотали его ватные стопы ног изнутри. — Точно? — с пренебрежением озвался старик в сторону безрассудно глупому ответу, ловко подбегая и уже помогая неуклюжему мужчине аккуратно подняться. — Азь может зайдёшь, выпьешь? Я знаю чем тебя можно взбодрить оболтус! Да и одёжа бы тебе новая не помешала, а от этой уже живого места нету. — Мне... Мне нужно искать. — мужчина оглянулся в поисках планшета, который он к счастью увидел на одной из скамьей рядом с декоративным продовольственным автоматом, лениво утопающим в крохотной лужице из подозрительно булькающего шнапса. Странные обереги, кольца и амулеты с кулонами прохлаждались рядом. Точно, их ему подарили вчера те люди в масках, в пьянющем сладком дыму который его заинтересовал. Что это было, как прошло иное? Куроба, точно. Где журнал который он отдал? Что только что случилось, благо все произошедшее с ним за последние сутки ему удалось постепенно расставить по местам незаполненной памяти. То ли девушка, то ли огромная розовая медуза с недовольной ухмылкой помахало крохотной ладонью, мол пообещала что — "постережёт", продолжив о чем-то беседовать с крохотными желтоватыми карликами, похожими на мягкие игрушки, которые до селе будто сбежали с панк-рок концерта. — Надеюсь, что после прошедшего дескать шабаша никто и ничего не пострадало? — вмешался в разговор внезапно вышедший из-за угла с корзинами для белья Куроба, с недовольным пыхтением стараясь отстегнуть надоедливый маленький ремешок с узкого рукава своей ново выданной служебной формы. Этот низкорослый силуэт заточенного, болтливого и не в меру прямолинейного дворфа оказался открытой душой и тайным фанатиком легенд и мифов из древних сказок, способных на долгие мгновения отвлечь от странных мыслей и проблем за глубокую кружку высокоградусного эля и чудаковатые рассказы о жизни по ту сторону недосягаемого света, о котором всегда складывают безумные истории и о котором некоторые боятся даже мечтать. Там находился "Мертвый город", как и сейчас рассказывал Волибур: Долгими веками тоскующий по жизни Город, каким его раньше называли. Его размеры можно было сравнить с целым континентом, чьи границы превышали размеры единой Столицы Туэньши. Много ссор, гражданских войн, космических катаклизмов и душевных разногласий повидали его вечно серые стены, которые со временем превратились в таящие внутри себя уродливые, пугающие тайны. — А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее, будьте так добры! — перебил рассказ престарелый мужчина рядом, отпивая теплый сакэ и бесцеремонно откусывая огромный ломтик зелёного спелого лимона, будто тот переехал трамваем всю его блохастую семью. Выглядел он достаточно скверно, будто пришёл сюда после трудоёмкого сна под избитыми улицами нещадного Туэ, что честно не помещалось в мыслях безымянного человека. Но что касается секретов, их насчитывается баснословное количество, таких как у жителей Туэ, хотя их общая тема для рассказов у костра не проходит стороной и высшие префектуры. Например, официальные источники гласят о чудовищном количестве плодящихся паразитов, сопоставимом с некоторыми изученными организмами, что за столь долгое стечение времени мутировали на оставшихся там много лет назад жителях, зверях и микроорганизмах. Всё это породило ужасные заболевания, специфический смертельный климат и почву, растущую по всему изуродованному чертогу. Чертог, который был разорван с известнейшим красным мостом на другом конце мира, скрывающим непроглядный и до сих пор неизученный консистенцией туман. Некоторые поговаривают, что за тем туманом скрывается пустота, чьё обличие никому не доводилось видеть. Кто-то высказывается о нём как об оставленном чужими богами портале, ведущем в иные миры. А кто-то твердит, что тот, кто пересечет мост и устремится в загадочный туман, познает невероятные мучения бытия, раздирающего плоть и раскрывающего перед ним свои самые откровенные и неподвластные восприятию разума секреты бесконечного естества. Впрочем, никто до сих пор так и не смог добраться туда или придумать что-то более адекватное или минимально правдоподобное обо всём этом. Некоторые "СМИ" даже раскрывали тайны о том, как в мертвом городе создавали секретные операции, отправляя в его закоулки самую усовершенствованную технику, оборудование и самых продвинутых И.И. афтегов. Но спустя некоторое время всё это выходило из строя и прекращало работу, после чего связь, работа и любая трансляция всеми способами обрывалась, а отправленная техника либо исчезала, либо были найдены обломки и оставшиеся от них некоторые фрагменты. В таком случае было решено не рисковать жизнями оперативников и продолжать всевозможные исследования дистанционным методом, который пока что с успехом развивается. С момента создания Города в глубоком 675 году мир был под наставлением геронтократии, благодаря чему опытнейшие старейшины сумели организовать сплочённый образ жизни между многими расами, явлениями и событиями. В этот метод правления входила могущественнейшая, самая талантливая и умнейшая на тот момент раса "Суккубов", чей народ внезапно стал причиной "гражданского происшествия" в 1429 году, в котором народы всех рас впали в хаос, который едва не привёл к массовому кровопролитию и мировому раздору. Время прошло, и с момента последнего появления мальчика-суккуба, чей силуэт агенты национальной безопасности однажды засекли на перепутье мертвого города в 1626 году, ни единого представителя этой расы никто не видел и о них никто не слышал. Но теперь, спустя сотни лет, значение этой расы упоминается лишь в виде страшной хвори, таинственно уродующей жизнь и тело жителей... Что-то напоминающее пиво с привкусом вишни, немного ледяное и странновато солёное. С первым несмелым глотком бледноликий поперхнулся, забрызгивая пол содержимым. Группа ранее забежавших в помещение подростков тихо захохотала, ожидая свой заказ в размере четырёх стаканов бархатного, низкоградусного персикового пива, от чьего волшебного чарующего послевкусия двое девушек удовлетворённо застонали. — Уа-а-агх... Жаль, сейчас не сезон *Омисока, в такую холодную зиму пить чухаи намного вкуснее, от него так и идут мурашки по коже! — покрываясь жарким румянцем, облизнулась одна из девушек. — Согласен, поскорее бы зима опять наступила, а то я из-за ваших прошедших выходок так и не успел всего распробовать. Целую ночь вас на пару с Тарэном по домам относили, — хмуро пробормотал среди них паренёк, на что его друг содержательно покачал головой. — Не будь занудой, юные дамы имеют право иногда повеселиться чуть больше обычного хотя бы раз в году, — заступилась следующая за свою подругу. — Больше обычного!? Да вы ещё старшую школу не окончили, чёрт... Поход куда ни будь с вами — это просто тотальное распивание моих нервов... Тарэн, а ну тащи сюда огнетушитель и две стопки джина! Сейчас эти две метёлки опять в Йотту-тян обратятся! Держись!! Монотонные жёлтые и коричневые стены этого роскошного зала могли бы поместить несчитанное количество подвыпивших авантюристов, для чьих специальных пожеланий были отведены своеобразные залы с подходами и множеством универсальных комнат с азартными установками, более спокойными коридорами и огромными ящиками с сотнями разнообразных каналов, в которых обычно теряются обычные глаза и любопытные умы летающих одуванчиков, хлыстающие тонкими лепестками лапочек возле лопающих окон с пожертвованиями. Он был уверен, что если ступит вверх по одной из двух лестниц, то ему придётся в очередной раз стараться выкарабкаться наружу... Пока Волибур Горс был занят приготовлением какой-то ярко и очаровательно пахнущей рыбы, чью десятиметровую длину он с лёгкостью вынес из служебного морозильного помещения на своей спине, протирая пыльный экран прибора, Курада вопросительно изогнул бровь перед замурзанным пылью и застывшей кровью на лице вчерашнего незнакомца. — Что с тобой случилось? Кто тебя так избил, а? — с тревогой на лице наконец спросил Куроба, вручая серое и пропитанное водой полотенце, от которого пахло горькими семенами и чем-то сладко, неприятно зудящим между зубов. Впрочем, наверное, не было смысла задавать ненужный вопрос этой подозрительной женщине-знахарю с костями из чьих-то необычных заросших мхом рук на лице, молчаливо плюнувшей в полотенце, под стать некому короткометражному ритуалу, в котором он не спешил искать истинной сути. Мужчина растерянно смотрел вниз и бубнил невидимые для собеседника слова, пытаясь найти подходящие и правильные утверждения, предварительно наполнив их ясностью и верными мыслями, с которыми ему было трудно смириться и одновременно слиться, как со взглядами и коронными мозгами этих... Живых, всех. Постоянный и цельный перемолотый сумбур из бесконечно вращающейся по оси органической клетки, объединяющей нейтральные фотоны в коре его сознания. Губы. Как его звали? Нет, он не мог размозжить её голову, он не мог сделать этого. Руки. У него не было таких желаний. Та девушка, что с ней случилось? Как это произошло!? Отошёл обратно. Он убил человека. Её перья на голове. Звери. Убил двоих. Возможно, троих. Каким образом? Он не двигался, глаза были вырваны из его глазниц и затолканы обратно в череп. Тело не шевелилось, он не мог убить их. Густые светлые волосы, он прятал внутри всё. Увидел его, ненастоящего. Его чужое тело, отдельный мозг, он не так понял. Он не всё увидел... Хотел защитить её тело, её душу. Он лишил их жизни? Темнота, посередине золотой ангел. Кали. Сверток из кишок, торчащие из черепа изображения, похожее. Нет, неправильно. Он не делал этого, это что-то иное. Искажение? Та женщина с огромным двухголовым питомцем, он не помнил, как мог столь сильно ударить её. Она однажды перестала двигаться и показывать признаки жизни, он хотел остаться, что-то придумать. Он ничего не чувствовал? Он попытался догнать Куробу, который дальше шестидесяти метров не смог пройти... Парень с длинными волосами, глазами, которые увидели то, чего он не помнил. Бледноликий обрёл странное чувство, будто помнил, как избавился от чего-то тяжёлого, недоразвитого и изощрённого. Но что это было, таким ноющим и уродливым? — Я... Я случайно нашёл её, — мужчина виновато смотрел на исказившееся недоумением лицо паренька. — В ней была твоя подруга. Я каким-то образом оказался в другом месте, вместе с ней... Там были люди. Я видел её. Наверное, из-за меня она тоже оказалась там. Её ударили. Ей было больно. Я не знаю как... Не понимаю, как всё вернул обратно, и её... — Тф! Подожди-подожди, я вообще ничего не понимаю! — Почему это с ней случилось? — Мужчина с непониманием и частичным отрицанием обратился к парню. Почему-то в его сознании всплыли размытые образы — четыре жёлтых лисьих уха. Он не слышал криков, но успел уловить раздирающие душу стоны. Она дрожала в его руках, которых он боялся. Боль не утихала даже сейчас, он удивлялся, как сумел донести её обратно, как вообще смог поднять кого-то. Куда всё это вело? Впервые держал кого-то на руках, стараясь не уронить. Её хвост мёртво прислонился к его коленям. Лисица? Знакомое слово. Да, та самая больница... Он лишь смутно помнил интерьер, похожий на тот, что разглядел вчера... Опустив взгляд, он посмотрел на свои руки, вспоминая каждую секунду, когда касался кровавого черепа того парня. Помнил багровые очертания, органы, мозги. Они были удивительно теплыми. Не помнил, как управлял этими руками. Видел всё, и хотел оттолкнуть их обеих от того создания. Не мог их убить, будто был уверен, что иному исходу не суждено сбыться напротив юной обессиленной девицы. Неоднозначный взгляд искусственной сероликой женщины. Двухглавый замысел. Надменность и твердолобость, множество других причуд в его голубых юношеских глазах, полных влечения и печали. Куроба как ветер соскочил со стула, доставая телефон и отправляя видеозвонок знакомой им обеим лисичке. Спустя несколько молчаливых минут паренёк нервно схватился за голову даже после того как ему не ответили уже сами сотрудники больницы. Затем комната охраны. Затем здание национальной гвардии, ну и не говоря уже об объединенных силах столицы. Волибур и вовсе с каменным лицом проигнорировал просьбу парня, молчаливо прошёл мимо парней и без каких либо болезненных стонов, криков или здравых мыслей, опуская поручень из кухонной установки да насаживая голову десятками наточенных ножей, глубоко вонзающимися в мозг, глаза, бороду и вытаскивая частицы органов вперемешку с костями на затылке. — Дитя моё, я отдам ради тебя весь берег! — странноватая женщина знахарь крепко обняла своё зарёванное лицо, трясясь всем телом от страха и пытающейся смириться со своей участью. Её шею резко свернули с помощью разразившихся с навесного потолка увесистых, разветвленных деревянных конечностей, напоминающих крестообразные связки костей которые исходили из огромного продырявленного потолка на втором этаже с балконами. Парни, застывшие в оцепенении, были свидетелями этого безумия, словно зрители на неумолимой сцене трагедии. Ужас охватил их, и одна из девушек, не выдержав, уронила чашку, звук стеклянного хрусталя разорвал тишину, как зловещая метка судьбы. Она бросилась к выходу, но её подруга, с выражением ярости и безумия, переградила путь, словно не допуская её к свободе. Вскоре прибежали парни, и на них, словно на стаю голодных волков, накатило безжалостное желание расправы. Они окружили несчастную, и жестокие удары, подобно молниям, разрывали воздух. Ноги обрушивались на её тело, острые бутылки и оторванные дубовые бруски находили свои мишени, как ураган, сметающий всё на своём пути. Каждый удар оставлял за собой следы жестокости, и несчастная прикрывалась руками, но это лишь увеличивало её страдания. Каждый хруст её пальцев, каждый стон заполняли пространство, как музыка, написанная на страже хаоса. Кровь хлынула из её ещё не смятой глотки, смешиваясь с неусвоенной блевотиной, создавая отвратительную смесь, разлитую по полу, как иллюстрация страха и боли. Парни не унимались, их истеричный смех сливался с криками, создавая симфонию ужасов, погружая каждого присутствующего в адское безумие. Вся сцена напоминала кошмарный калейдоскоп, где каждый цвет представлял собой муку, страх и безумие, и невозможно было отвести взгляд от этого зловещего спектакля, в котором не было места ни спасению, ни надежде. — Собирайся, мы едем к ней сейчас же. — лицо Куробы впервые выглядело ожесточенным, ненавистным и не на шутку перепуганным.

***

Несчитанные потоки чьих-то позолоченных глаз и широких ушей были прикованы вниманием к новостному телевидению и спускающемуся длинными ножками между стен с папоротником интернету, когда было объявлено прекращение войны с тремя царствующими островами в сопровождении её величества и верных слуг народа. Сцены выкрикивали, делились и наблюдали, а кто-то находился в ожидании неизвестного. Кому-то было плевать, и он продолжал драить эту задницу с кружкой светлого семиградусного в одной руке, на что постояльцы возмущённо что-то выкрикивали вслед из-за внезапно вспыхнувшей цветочной клумбы... Вновь оживившая рутина. Сон плывущих вокруг рекламированных лиц городов и дремлющих рабочих предприятий. Новые первые шаги по земле, под шёпот осыпающихся хрустальных листьев. Сквозь окна понижающегося салона машины почти неуловимо проскакивали сплочённые, как единый организм, силуэты: длинные хвосты со звенящими золотыми кольцами, парящее лицо и шлейфы нарядов из крыльев, между поднимающимися рейсами электричек, уходящими ввысь к промежуточным тоннелям, минуя шумные базары и дома с креплениями вместо соседствующих лестниц, на которых сушились бельё и запасы спелой кукурузы. Небоскрёбы из голубых стен прятались между монументами из объединившихся зданий, где небо полностью раскрывалось над крышами вырастающих городов и частных садов с деревянными домиками. Он растерянно морщился от лучей яркой утренней звезды, иногда поглядывая наружу, но редко что различая между мелькающими кадрами закипающего проспекта над ставнями сомкнувшихся городских улиц. Сильно уплотнённые шины спортивного автомобиля звонко свистели вдоль горящего серого асфальта, продвигаясь вдаль, мимо кочующих бриллиантовых инвесторов, чьи крохотные миниатюрные тела отбивали яркий свет от распускающихся на голове магически прекрасных листьев, которых не задевал даже надвигающийся в их лунную атмосферу хищный и полный ярости Суугор, чьи бескрайне цветущие степные земли перевоплощались в разбитые километровые магистрали, загоревшиеся многоэтажные строения титанов и разлетающиеся комментарии восторженных критиков об этом чудотворном фреше из больной, но удивительной эстетики. Сквозь их полупрозрачные субтитры пролетел воспламеняющийся синей радугой двигатель. Он старался не отставать от приятеля, не сразу но постепенно вспоминая знакомую и почему-то тихую улицу с домами и потемневшими позади них лесами, высокие железные ворота и ведущую вдаль от настенных манускриптов стёжку, которую накрывало странное полупрозрачное мерцание и подобно мокрому песку, растворимо сминающаяся трава. Окна, украшенные и политые искусственной росой кущи, вновь одинокая площадь,. её памятник, похожее на разводной курган, осыпающий себя волной из бледных мелков здание. Точно, он был здесь вчера. Та самая больница, схожая с необъятной заснеженной горой. Поднимаясь по одиннадцатой ступени после широкой надвижной платформы с опрокинутым мороженным аппаратом в окружении собственных оцепенелых хрусталиков розового льда над озабоченным лицом застывшего фотографа, ребятам показалось что перед ними здание больницы и все её размеры были в объятиях тонкой скорлупы идеально застывшего времени. Они поняли это не сразу после того, как увидели "маленького пчелиного моголя, чья застывшая фигурка замерла в воздухе перед широко и отныне вечно зевающим клювом одного из врачей с подозрительным куском пирога в руках, будучи почти украденной большими белыми зубками насекомого. Зрачки Куробы уловили чей-то пейджер, запачканный толи спермой толи безлактозным йогуртом перед лукавыми разукрашенными губами. На нём был послан сигнал о бедствии примерно два часа и двадцать шесть минут назад. — Вызывай сюда всех кого только можно и жди меня здесь! Быстро! — всё так же пробегая и не оборачиваясь Куроба разбежался вперёд, возле поворота в пионерский домик едва не наткнувшись на расчленённый в воздухе силуэт гвардейца, чья белоснежная тигриная пасть замерла в оскале разъяренной агонии. Кажись и без боя тут не обошлось. Окинув беспомощным взглядом замудренный прибор в своих руках, бледноликий оглянулся назад в сторону мерцающего сероватого неба с притаившимися лучами солнца, над которым улица позади ещё даже не просыпалась вместе с её обитателями, находясь под воздействием временной левитации, которую он принял за нечто иное. Нечто, что должно быть наверное привычным явлением в этом месте, среди этих людей? Тогда почему здесь никого нет из... Охраны? Он ведь даже не понимает как эта штука работает. Куда нажимать, на что глядеть. Парень, вряд ли услышит? Некоторые секунды нервно оглядываясь вокруг себя он нерешительно разбежался по стопам Куробы с рассерженным, утомительно беспомощным выражением в глазах. Все эти лица, возможно зашедшие проведать родственнички, сотрудники, колыхающие бархатными плащами обои и прочие текстуры были лишены движений и малейших колебаний рутинного рабочего дня, которая приобрела образ запечатлённой акварельной картины, в которой застыл вездесущий беспорядок. Спотыкаясь он пробежал мимо замороженных в буквальном смысле вариантов с лестницами и скоростными поручнями, изо всех сил перебирая ногами по нижним, и последующим нижним этажам под собой, пока не оказался в длинном как у метро коридоре с абсолютно одинаковым застывшим беспорядком в котором кто-то устроил ралли-шоу из перевернутых магазинных тележек и разбросанных сортирных лент, за которыми возвышались руины из шкафов и прочей мебели среди замороженных зрителей... Суматошно оглядываясь, игнорируя подозрительный шум у регистраторской и веселые раззадоривающие девичьи смешки, мужчина не отставая вбежал в знакомую палату вслед за товарищем, внезапно врезавшись носом в его затылок среди мокрых лужиц какой-то жидкости и разлетевшихся волокнистых бумаг. — Твою мать, ты!? — прозвучал знакомый голос в этой очень тесной и унылой компании. Капли холодного дождя в сопровождении грома разразились в синих очах белобрысого парня, прячущего лицо за светлыми неопрятными волосами как и в тот вечер среди высоких скал и двух ярких звёзд над небом, откуда ему часто улыбались. Вытянутая рука Куробы разразилась сотнями загруженных файлов, автопрофилем, показателями его скиллов и запретных способностей, готовыми выполнить любую команду, создать очередную транзакцию или прямо сейчас пригнать на крышу здания новый "Hуren T8", со свежей скидкой за достижение постоянного пользователя, которому так же принуждается бонусный пакет с тысячью гемами и свежими предложениями от лица как всегда неизвестных администраторов. Как всегда, дисплей снова покрывают пятна из непрекращающихся лагов и торможений в откликах действий. Куроба уже заранее успел проклясть этот чертов артефакт, в последние годы будто держащийся между бутылок водки и мило засыпающего лица разработчика к куском "Хозяйственного" на бухающей морде, все так же не имея ни имени, ни голоса, ни ответов на протяжении всех этих тысячах загадочных, абсурдных и непонятных для него лет, проведенных в навечно чужом для него мире,. вселенной, в которой продолжает пытаться быть невинным оптимистом в собственных мыслях наедине. Забавным идиотом перед друзьями. По крайней мере теми что есть, что были, снова будут? Когда ему наконец-то дадут уснуть, навечно. Без всех оставленных им сохранений. — Сволочи, пошли вон отсюда!! — ни его заклятие с оцепенением или редактор собственного телепортатора не успели активироваться, когда локоть противника в один шаг перебил его шею, от чего Куроба не в силах был закричать. Острая длина кинжала поочерёдно пронзила его желудок, проскакивая мимо хрящей и пронзая его сердце, наконец-то выдавливая разбрызгивающие соки жизненной энергии из распоротой шеи. Захлёбываясь кровью, парень замертво скатился по стене перед скромной публикой, которой не было никакого дела до его дичайшего страха в глазах и непослушно онемевшего тела. После мгновенной и тяжёлой оплеухи в лицо, бледнолицый с помутнением в глазах между прочем последовал примеру товарища, неприятно упав на пол, чувствуя под собой и тонкими длинными пальцами широкую, растекающуюся калюжу тёплой крови. Протирая ладонями своё дерганное лицо, он смог развидеть перед собой хлюпнувшую на диван фигуру вчера убитого им самим паренька, устроившегося рядом с молчаливой и бледной как смерть женщиной. Или парнем? Она невольно сморщилась от непрекращающегося хохота миленькой девочки в неприлично огромной розовой толстовке с белым кошачьим хвостиком и подёргивающими ушами на голове. За её невинный характер говорили её многогранный набор разнообразных брелков вокруг всего её комплекта вычурной как у маскарадной актрисы одежды, сладких наборов конфет с гигиенической помадой впритык со сливочным спреем, который замаскировался под её миниатюрной сумочкой на полу среди неаккуратно натянутых чулков с мехом. В её листающую ленту с умопомрачительными лайфхаками и прочими смехуёнчиками лишь изредка заглядывал вечно улыбчивый псевдо-самурай, а наполовину политик, лидер и борец за этнические ценности и прочую бессмысленную вселенскую булумурду его любимого города, который был рад составить компанию своему лучшему другу и хотя бы немного отвлечься от напряжённой роботы по борьбе с наркотиками и довольно таки вставляющей космической дурью, преследовавшей его с самого детства. — И аха-ах, что за дивная дисфункция постучала в дверь моих изумительнейших идей, где за интернет смогу платить по пять рублей!? — Смазливое, всегда сытое и романтичное лицо мера окрасилось наивной улыбкой и жгучим азартом, пока его занятые руки продолжали омывать мыльной губкой невероятно затупленную длину его новоприобретённой у кузнеца полутораметровой катаны, предварительно выменяв её за полупустую бутылку коньяка и честное пионерское слово что завтра же он отдаст долг, будучи в хламину после безупречной победы на очередных выборах. Пребывая в глубокой неловкости и парах капель ещё тёплой крови, взгляд остановился между двух пухлых кресел, непонятно качающихся наперекор законам взаимодействий неживых тел и второго восприятия мозга, когда нарисованный бумажный мир приобретал чёткие объёмы и в совершенстве граничил с этой реальностью, в совокупности многогранных клеток и органов колышущегося существования. Нарисованные дети. Трое маленьких девочек как будто весело прыгали вокруг друг друга в искажении посеревшего белого тумана в котором они с интервалами превращались в молниеносно мелькающие кляксы, мгновенно растворяясь в нарисованном городском пространстве и рассматривая своими большущими глазёнками новою точку прыжка, напоминая игривых белых котят в светлом небе над бесконечно нарисованным полем с затерявшимся шоссе с препятствиями. Замерли, притулившись друг к другу. Не моргая, они вместе уставились на бледнолицего и словно застыли вместе со временем, в отличии от их поднимающихся, пышных не дорисованных бровей и некоторых затемненных карандашом волос, упавших на их общие плечи. Одна из девочек имела густые, прегустые разрисованные кудри, что напоминали один большущий бутон в махровом окружении очень крошечных овальных лепестков. Та пристально следила за незнакомцем на полу, слегка приподнимая круглое личико, на котором выделалась её необычная курносость наряду с двумя тоненькими выпуклыми ноздрями. Личико второго ребёнка было схематично искажено равнобедренными слоями из неизвестных форм, пересекающими потенциальное место нахождения черепа, глаз и длинных шелковистых волос, распустившихся вокруг громоздкой кофты. Некоторые осколки девичьего образа казалось отражали собою некоторые оттенки, голубой, бордовый, коричневый, зелёный. Но всё это казалось мимолетными помутнениями оптических иллюзий. Упрятанное густыми и пышными, затемненными и одновременно нежно-серыми локонами лицо третьей девочки холодно отозвалось на взгляд незнакомца, отворачиваясь и исчезая за спинами сестёр под мягким куполом из огромного одеяла, что подобно морской волне плавно уползло сквозь стену. — Это он... Тот унылый мудень, который меня вчера угандошил. — синеглазый нервно отозвался к своей новой напарнице рядом, тихо прижимаясь к её предплечью и не прерывая зрительный контакт с доходягой на полу перед собой. По нему было видно, как помимо страха его лицо терзали сомнения и упорство увидеть большее в этом куске мяса, узнать все тайны и невидимые направления этого человека, но его третий глаз мерцал в знак беспомощности. — Всего лишь? Хм... Дива разберётся с ним. — лишенный какого либо замысла взгляд вокруг затемненной чёрной подводки. Тонкая и худая бледная грудь эстетично выглядывала из широкого выреза тонкого черного кардигана, окруженного тонкими ремешками и мистической зеленоватой аурой от сигарет. Каждая очередная улыбка на её тонких малиновых губах была пропитана ядом вместе с её набедренными сумками из уникальной коллекции кинжалов и ножей, один из которых белобрасый наверное и одолжил минутой ранее. Её тёмно-зелёные глаза опытного некроманта отворачивались и прятались между стокоуровневыми сетчатыми проводами, служащей декорацией механического песенного ветра. — Наконец-то я его нашёл. Мгм, это кстати тот самый Куроба, её преданный хвост. — зевнул пацан, с ухмылкой посмотрев на плачущее и в тот же момент окаменевшее лицо ушастой лисицы вокруг кровати, отдалённо показывая ей вращающийся между его пальцев глаз. Лисица даже не смотрела в его сторону, давно находясь в непрерывном ожесточающем трансе. Кровоточащая белая склера Куробы упала на пол, после чего бесцеремонно была раздавлена. - Харэ ныть, пизда ты с ушами. Мой стояк на Кей-Вина по утрам крепче, чем ваша ебучая дружба... Бл#дь... — А что же тебе мешало убить его раньше, допустим десять лет назад? — ласково прервал его некромант. — А? Д-ак это, он аномалия Высочайшего Деструкционого Уровня, етить его! Ха, выговорил. Ты же видела его. Во первых. А во вторых, как нам теперь известно, они оба хуйней маялись на передовой все эти годы. Вот уж неожиданность. — паренёк попытался забросить раздавленный глаз обратно в глазницу мертвого Куробы, но призовой фонд улыбнулся ему благодаря рядом стоящей мусорной корзине. Солнце оставалось молчаливым, больше не посылая съедобных писем в их открытое окно, и не оставляя нежных касаний на головах затейливых санитаров долгое время. Горькие капли скатывались со лба. Смех, беспрерывные переписки и болтливые игры, жаждущие новых гостей. В эти тоскливые и почти молчаливые моменты лишь иногда парень пытался разбавить обстановку пошлыми черными анекдотами, вместо рассказов о утреннем неправильном бритье мера и его скачках с беззубой волчицей перед восходом съедающих низкобюджетников тигров и умывающихся в личном бассейне белоснежных китов. Собственно организатор этой скромной компании тихо постукивал мраморной тростью в шумном коридоре, собственно выменяв её и свою шляпу на кусочек белого шоколада с пузырьками рядом с ординаторской, откуда доносились подозрительные звуки. Хм? А, это двое любознательных охранниц просто пытались усердно себя чем-то занять... Да, его любимую шоколадку да ещё и с пузырьками будто сам боженька послал, за что силуэт мужчины долго благодарил застывшего во времени врача за это в мыслях, три раза помолился и два раза поклонился. Вроде правильно. Размеренные ленивые шаги на встречу к ещё одному чертовому-ублюдскому дню. Он выглядел слегка помятым в не своём вывернутом пиджаке, заправленным как у подвыпившего блудливого пианиста с приложенной ко лбу бутылкой кагора, которую он отбросил в сторону уже облизнувшегося товарища-мера. Внутри хищных глаз его плыли согревающие пустыни из тусклых жёлтых склер, рассматривающих любимых конченых друзей и среди них же любимых партнеров. Он немного нахмурился и его потресканные губы невольно стали приподниматься в стеснительной уютной улыбке, которая продолжалась с двумя неровными сквозными разрезами, напрямую достигающими до его ушей под тонкими синими нитями среди угольных вымытых волос. Его рост в почти два метра скорчившись перешёл порог расширяющегося коридора, держа во второй руке толстую справку заболеваний и дальнейшего плана лечений сегодняшнего пациента. Мёртвые очи некроманта недоверчиво взглянули на Дивиана, заметив подозрительный и относительно крошечный красный шрам у его виска, которые накрывали локоны густых волос. — Ох ты ж #@%%\\:!! — Дивиан едва увернулся от огромной кровавой субстанции поднимающейся в его сторону, словно до этого ею кто-то наполнил был ванную посудину. Но посмотрел в другую сторону, где одна из его охраны пыталась не проспорить свою любимую фигурку "зубастиков", усердно копошась рядом с одним из застывших человеческих фигур, у которого та бесцеремонно начала растягивать член. — Ко - Кора! Да, да не сможешь ты обвязать его туловище по часовой стрелке этим смычком! Вон, попробуй лучше у того чернокожего хотя бы, или жеребца! Или у питона, в конце то концов. У него туловище же тоньше, дубина! — Затем его внимание привлекла вторая из его непутевой охраны. — Ба - Бака! Да хватит волосы на себе рвать, да з-забирай уже с собой все эти оскорбинки к хренам, ты же и так цвета вместе с фруктами не различаешь! — и это его личная охрана? Как отец стыдившийся своих недоразвитых дочерей, машинально разминая лицо тяжёлой рукой, он вскоре спокойно поместился в одном помещении со своей шайкой. Успев поздороваться с каждым из своего странноватого и подозрительного тихого круга друзей, Дива не смог не оставить любящих поцелуев на нарисованных щёчках обрадовавшихся девочек, которые продолжили странно резвиться на диване как разогнавшиеся соскучившиеся котята, издающие милые звуки приветствия кроме одной из них, надежно запрятавшейся под одеялом. Присвистывание. Беззаботные жёлтые искры Дивиана бросили короткий взгляд в сторону встревоженного бледнолицего рядом с дверью и ярким лучом солнца на полу, который пересекал половину комнаты, разогревшись любопытством, преследующим его со вчерашней ночи. — Молодой человек, вы к кому? К сестре или любовнице? — Свистнул белобрысый, доставая солёные орешки из грязного кармана в котором затерялась ещё зажигалка и крошки от крабовых сухарей, законсервированных в плотной ткани его рубашки ещё далекий месяц назад. — Хм. Надеюсь к моей самой любимой на всём белом свете дочурке, по которой я так сильно скучал. Такое, долгое и обливающее моё сердце кровью время. Или как там...? — Сдержанная радость не сходила с растянутой мужской улыбки, слегка пьяной и обескураженной в этот тяжелый для него рабочий день, который с пребольшой натяжкой поместился в его не поглаженном кесаревом графике. — Постоянные галлюцинации, дезинтеграция формы мышления... Абе-в... Фуф, здесь целый список тянет на шизофрению. Что же ты с собой наделала? — отбросив все справки на заправленное одеяло под которым дрожали её колени, он внимательно вглядывался в глазёнки сбежавшего питомца с хнычущим от страха вокруг каменным лицом, из-за этих секретов забывая о своих назойливых проблемах, что почти всю его жизнь раздирают мозг на множество частей. — Рад тебя видеть. Извини, мы так и не успели поболтать тогда. Что же... Надеюсь, мы скоро это исправим. Хм... Мне правда, тяжело видеть тебя в таком состоянии... Если бы я мог предположить тогда, что всё так обернётся. Именно так. Так... Так как это происходит сейчас. Он молчаливо всматривался в её обезумевшие глаза которые она прятала в своих дрожащих от напряжения ладонях, в покрытое короткими судорогами лицо и сжатые в ужасе губы, которые будто желали закричать либо разгрызть его глотку в это самое мгновение. Сожаление. Желание. Терпеливость, которая служила некоторой частью его работы. Его широкая ладонь долго уже не отпускала её руку, которую опустил к её правому колену, которую с заботой поглаживал большим пальцем, медленно обводя её хрупкие пальчики и косточки. На некоторое моменты оставив заботливое касание на её сжатом кулаке, Дивиан плюхнулся в соседнее кресло рядом с кроватью пациентки, странно разглядывая длинные, буквально шрамированные линии на болезненно сером заблудившемся лице, которое растерянно опускало веки, то вновь рассматривало всех присутствующих здесь. Хмыкнул, завидев как трясется его нижняя челюсть. Как он смог убить его. Он же такой, слабый? Жалкий. Грязный, несобранный. Просто парень. Пусть и выглядит чуточку старше. Наверняка ещё и болеет, простудой какой ни-будь, то ли бивлэ... Что? Почему именно это. — Саш. Он эту гадость сделал? — Дива вытянул лицо вперёд собственных плеч. — Как бы тебе объяснить... Не он. А тот, кто внутри него. Ну или, не внутри него, а вокруг него. — паренёк сконцентрировал третий глаз в сторону Дивы, перекачивая информацию, ощущения и потоки единой информации в его заполненные чертоги разума, стараясь не уронить в его мозг ничего лишнего. — Ай! К этому просто невозможно привыкнуть. — забубнил мужчина, скривившись протирая правый глаз рукой, уже более спокойно пережевывая застывшую в черепе информацию, получая цельную бескрайнюю картину из разнообразных путей, возможностей, поочередностей. Одновременно скромный уголок с чем-то похожим на ковёр, чьи цвета превозмогали каждый новый оттенок, чьё-то лицо, мысли, высшее ощущение прошедших пространств и самые драгоценные сокровища, которые были спрятаны глубже всего. Упрямая человечность боролась с внезапной атмосферой естества, которую даже Диве не под силу понять, ибо он видел только миражи, которыми обычно пользуются все существа когда те о чём-то думают или размышляют, делают и разрушают, чувствуют и изменяют, когда признаются или врут. Его мысли метались, как загнанные звери. Первые минуты он не мог усидеть на месте, переминаясь, как одержимый, в тщетных попытках найти хотя бы одно положение, которое могло бы примирить его с реальностью. Он сжимал и разжимал кулаки, скрещивал и разбрасывал ноги, словно его тело пыталось найти выход из этого кокона безумия. Мысли вспыхивали и гасли, будто молнии на горизонте, не приносящие долгожданной ясности. Боль и безумие сливались воедино, каждая секунда вытягивала из него остатки рассудка. Он чувствовал, как реальность тонким слоем лжи растягивается перед ним, всё вокруг казалось иллюзорным, как будто его разум медленно скользил в пропасть самообмана. Среди всех прочитанных книг, мрачных обрядов и пустых предсказаний ложных пророков, он вдруг осознал — вот он, его шанс. Шанс прикоснуться к истине, к этому долгожданному озарению, которое должно было избавить его от постоянного желания разбить голову о стену, довести себя до бессознательного состояния, только чтобы избавиться от этой боли. Хотя стена, скорее всего, не выдержала бы. Она — в отличие от него — слабее. Каждый день, каждая секунда подводили его всё ближе к неизбежной пропасти. К мукам, которые никакие наркотики, алкоголь, страсть или физическая боль не могли заглушить. Жизнь для него уже давно превратилась в одно нескончаемое страдание. Но ведь что он знал о жизни? Только одно — свобода. Единственный смысл. Она была как горизонт, который никогда не удастся достичь, но за который так хотелось заглянуть. Свобода была его пределом, той границей, которую нужно было сломать, чтобы найти что-то новое. Может, это говорил в нём безумный психопат, переживший годы хаоса, а может, просто мальчишка, навсегда потерявший веру в чудо и в саму жизнь. Усталость. Жажда. Пустота. Вечная агония. Она заполняла всё — каждый его вдох, каждый шаг, каждый взгляд в бездну. Смех, крик, молчание — всё слилось в один мучительный какофонический шум. Его пальцы медленно сгибались, цепляясь за волосы, и он усмехнулся себе под нос, понимая, как жалок и беспомощен в своей боли. Усталость. Жажда, среди однообразия. Агония, под неизведанным для него смехом, криком и молчаливостью. В сгибающих пальцах и его медленном голосе. Иронично смеясь себе под нос, он не мог подобрать нужных слов из безысходности, в которой ему осточертело раз за разом повторять одно и тоже. Каждый раз когда он закрывает глаза, видит плоть собственных век. Слышит слова человека, внутри которого он живет. Он хочет наконец-то увидеть обратную сторону существования, где нет ни души, ни смерти. Там где есть конец, есть то - чего не существовало никогда. И нету никаких Я." - Его длинные пальцы прочно сжали его неопрятные раскинутые локоны, растягивая их по всему лицу в оскорбительной гримасе. Нет, чуть не позволил себе вновь расплакаться. Но это же невыносимо, чёрт! Хватит... Эта Лиса. Кто она? Откуда она чёрт побери явилась? Или из кого выбралась? Его разум метался, пытаясь понять, сколько ещё он будет пытать её, пытаясь выжать из её сущности всё, что могло бы дать ему хотя бы слабую надежду заглянуть за ту самую грань, которую он так отчаянно жаждал пересечь. Она была для него воплощением всего, чего он не мог понять. И, чёрт побери, она наверняка не улыбнётся завтра, когда он поставит перед ней торт, который сам решил испечь впервые в жизни. Да, Сасори нашла отличный рецепт. А Саша, как всегда, всё испортил. — Мне нужно поговорить с твоим другом. Тульпой, или что за хрен там внутри тебя сидит. — устало отозвался Дива в сторону бледнолицего. — То что ты увидел, не больше чем пространство его разума, отделённое. Анатомия его строения костей и целого организма совершенно инородное. Особенно его мозг в виде полушарий, желудок, сердце в левой груди, он из мира людей как и Куроба. Ты ведь его помнишь? Я часто показывал тебе. — более удручающе прервал его Саша, самостоятельно переваривая библиотеку новоприобретённых знаний. — Помню, помню... При этом он здесь. И этот недоношенный просто освободился, мельтешит как у себя дома, знаешь. Умерший мозг вдруг ограничил себя своими же мыслями в самом "ничего". Да уж... Мне нужно чтобы он вышел. Может, он поймет меня. Всё таки он... — от неожиданного испуга Дива прикрыл голову обеими руками после звонкого и пробивающего до слёз смеха девчушки с подпрыгнувшими ушами, заглядывая в её телефон и после издевательски крутя пальцем у собственного виска. — Хоть какая ни-будь блядь ей в детстве книгу подарила. Выросла имбецилка у меня на шее. Я иббда, переносной приют для сирот что ли!? — А!? — Достав из пушистого уха восковый наушник, кошка округлила глаза. — Говорю МЕМЫ твои скоро вновь в моду вернуться, зуб даю! — с наигранным смехом Дива заулыбался ей, своровав бутылку коньяка рядом. — Кстати, а ты зачем эту катану притащил? — Вчера на марианском перекрёстке, среди алчных облаков, в центральном антиквариате, я встретил цветок юности. Знаешь, такой, что шепчет о далеких мечтах. Но красноречие её оказалось ловушкой, и я не удержался... Просто не мог не вмешаться! А оно же хочется, понимаешь!? — Ага, понимаю. Помощники связали и к тебе привезли. Знаю твое красноречие, болван. Всё, как обычно: ты, я, пьяный клоун с большим ртом и мелким сердцем. — Мое сердце, как раскалённый уголь, обожгло её неземное сияние! Я был в восторге, а когда она засмеялась, её голос звучал, как лебединый трель. А потом, что-то внутри меня щелкнуло, и я, как дурак, сделал харакири с её катаной! Как мог я позволить ей грустить? Грустные истории — это не для меня, только радость, только смех! И блины, только со сметаной и мёдом, не забывай! — стиснув плечи, он отвернулся к груде антикварных доспехов, скривившись, как кислый апельсин. — Сестрички, неразлучные снежинки... Но сейчас не об этом. Я ведь искал что-то большее, понимаешь? Что-то, что смогло бы освежить этот тухлый воздух.

— Слепая наивность! Я как дурак вцепился в неё, в эту незнакомку, которая мечтала о свободе, как о чём-то недосягаемом. Я думал, она поймёт, что у нас с ней общий путь, но только почувствовал её страх, когда она начала кричать. И в момент, когда я сжал её плечи, зажал её свободу, я почувствовал: она была не просто девушкой, а отражением всех моих страхов. Я был с ней, но она никогда не была со мной.

— Я заставил себя поверить, что это всё игра, что у нас есть шанс... Но когда я ее рассек, я не убил только её, но и остатки себя. — Да-да... Огх-хх. Ладно ребята, у нас впереди ещё важная встреча. — Дива расторопно дал щелбан по макушке кошкодевочки чтобы та собралась, остановившись с добрыми намерениями на лице напротив движущихся в ужасе глазёнок лисицы, аккуратно подбирая и укладывая её ладонь в сторонку, чтобы стереть пару жирных капель с её предплечья и положить ладонь под мягкое одеяльце. Заботливо и крайне галантно, все никак не налюбовавшись этим прекрасным событием. Или наоборот, печальным. — Ну? Не грусти. Завтра я тебя отсюда выпишу, мы очень соскучились по тебе. Столько вкусностей приготовим для тебя, будет настоящий праздник. Честно - честно... Обещаю тебе. С пристрастием высветившиеся глаза наклонись рядом с буквально онемелым убожеством на подобии человека, мечтая понять замысел того, кто мог дать этому куску мяса возможность рассечь грани фантазий. Позволить ожить в свободном разумении, сохранив заранее построенный рассудок настоящего "Я". Просто человек, и его поломанное появление. Из-за царского кресла незаметно вынырнула чья-то фигура, слепленная из накинутых друг на друга лохмотий, похожие на упругие пружины кудри человеческих волос выглядывали на макушке. на лице запечатлена белая подобно мелку маска с чёрными масляными прорезями для глаз, возле которых были прикреплены трое цветных бусинок на каждой стороне глаза по паре. За тоненькой спиной рыжеволосого повелителя времени стелился неосязаемый вечерний банкет со сверкающими камнями на ветках, отбирая прилипшую черноту со стен, кресел и чьей-то одежды. Кто-то ужинает, там, в тех изображениях среди поднимающейся блестящей пелене. Где-то там в незыблемой червоточине исчезал черный-пречерный дом, под чьей высокой соломенной крышей извивались красивые одеяла и одиноко наполнялся атмосферным воздухом орган. — Ну чего же ты на меня так смотришь, будто намереваешься что-то сделать. А что ты можешь? Ничего? И то верно. — после пяти секунд назойливого молчания Дива подбадривающе взъерошил голову бледноликого со смешком. — Кгм. Спасибо что позаботился о ней. Я был бы рад по братски пожать твою руку и забыть о каком-то там парне в этой комнате, но мой пытливый ум нуждается в твоём внутреннем хаосе. И я искренне надеюсь что он поможет мне решить мою проблему. Да может быть и не только мою. — указательный палец твёрдо прицелился и вжался ко лбу мужчины. — Скоро увидимся, мои мешки под глазами. — невольно подчеркнул он измученный вид бледноликого. Скромная компашка спокойно побрела под возмутительным приливом тающего времени, постепенно возвращая былую инерцию, движение одного из несчитанных фрагментов. Двое охранниц любопытно заглянули внутрь, увидев между собой обыденный вид и кочующий между контролируемыми сингулярностями сказочный кокон из разрисованных девочек, которые ни на шаг не смели отставать от папочки. — А ты это, из-за своей диеты совсем плоской да худой стала! — подчеркнул мер, предчувствуя своё желание закурить. — А не заткнуться бы этому недо-сёгуну!? Они ещё вырастут, просто я ещё ма-аленькая! Странное чувство, из-за которого ему было тяжело глотать воздух. Казалось что легкие с каждым ударом его сердца тесно сжимают содрогающиеся рубцовые рёбра. Не понимал этой внезапной укалывающей реакции по всему его неподвластному телу, что неподвижно и с неутолимостью молчало, накрывало себя ледяным дыханием изнутри содрогающейся оболочки. Он странно и все так же любопытно посматривал на дрожащую женскую фигуру в постели. Одинокая лисица, которая уже позабыла о неотвратимости в появлении всех этих знакомых лиц. Раздирающие её сознание на части шепчущие болезни. Это всё. Это бессмысленно. Густые красные слёзы, откуда они берутся. Её навыки, бездумное блуждание вечно уставшего взгляда утопают в опустошении. Они когда ни-будь снились? Но её новые навязчивые друзья вновь обрежут все её мысли. Бледноликий осмотрелся на внезапный источник шума за дверью, заметив воскресшего паренька Куробу с парой врачей вместо лежащего рядом мёртвого тела. Постоянная неуклюжесть. Сомнения. Боязнь. Мужчина вскоре дождался когда странная биомасса из дистиллированной жидкости покинет одно из кресел рядом с продовольственным автоматом, где смешанные ночь с утром поселили вокруг него укромный уголок для раздумий... Этот парень жив. Вернулся к жизни точно так же как и Куроба. Это нормально? Как он смог вернуться, снова будет охотиться на неё? Их так много? Совершенно неясные для него личности, о которых он заинтересованно терял идеи. Тщетно. Было важно понять, что происходит. Кто они. Что ему делать дальше. Мелодичный и неожиданный голос ударил по раздраженным ушам среди окрашивающих, зеленых летних стен в синий горошек наряду со свежими объявлениями на потолке прямо перед его правым ухом, куда и упёрлась его слепая видимость среди бархата свежих простыней. Движущиеся совокупности постепенно заполняли этот похожий на уличный переулок коридор с терапевтическим отделением, разделенным пронумерованными палатами, увенчанным закоулком в столовую, животрепещущими плакатами на извне с загадочно низкими раскидистыми проходами в лаборатории, заброшенными небосклонами из систем активных рюм-механизмов и извивающимися техническими пандусами, вокруг которых собирались группы криминалистов, гвардейцев высшего звания и частные детективы. Может она и не профессионал в этом направлении, но упёрто демонстрировала свои вкусовые модер-качества о которых никто ничего не может ей посоветовать. Смущенный взгляд бледноликого неуверенно рассматривал яркие обложки журналов вместе с некоторыми газетами между зажатых крепких с виду пальцев, в которых он ничего не смог ясно рассмотреть или вникнуть в их содержание из разносортных разрисованных платьев с девицами. Расплываясь в фильтрованном тусклом тумане, зрачки засматривались на четыре большущих красных руки молодой особы, перелистывающей следующие страницы и увлеченно рассказывающей о её будущих идеях для идеальной подборки удивительных нарядов, которые в будущем сотрясут все умы своей удивительной абстракцией. Он неуверенно молчаливо кивал и пытался вежливо улыбаться безо всяких слов которых ему критически не хватало, на что эта из неоткуда взявшаяся собеседница даже более отрадно реагировала на его импонирующие взгляды в сторону её высказываний, продолжая более оживленно что-то рассказывать и показывать на последующий фреймах толстых журналов. Ещё недавно тут был ужаснейший кровавый погром, который столь быстро убрали. Довольно спокойно. — Ты, ты из прошлого к нам что ли прилетел? — Куроба едва протиснулся между двумя огромными санитарами с толстыми пособиями по "дискриминации половых органов", наконец-то подсев рядом. — Ну как ты не умеешь им пользоваться? И вообще я сказал что бы ты меня снаружи ждал. Что с тобой не так? — возмущенно поджал губы на бок парень, отвернувшись. Он был напуган, начав шептать себе под нос. — Моё сознание отупело, я вёл себя нелогично. А значит, временную завесу здесь и в таверне создал Мехаэспер. — Ты, ожил? — едва тихо отозвался бледноликий. — Хмф. Это долго рассказывать. А долго рассказывать я вообще не умею. Да и тебя это не касается. — удручающе всхлипывая он вернул незнакомцу его планшет. — Я тебе короче заказал такси-приятеля на целый день. Сначала он отвезёт тебя к администрации, это не больно и обязательно. Иначе тебя стражники сами отведут. Там о тебе позаботятся как надо, а теперь дуй давай. Вперёд и с песней Тацуеки! Расслабся и отдавайся ритму полностью. — с мрачным видом, Куроба поплелся в неизвестном направлении. Он ещё раз оглянулся, встречая любопытным взглядом отдалившуюся за стогами разветвлений палату Лисицы, которую сопровождала компания из врачей и высоких силуэтов в странных доспехах. Их легкие, увесистые кости и остальные внутренности параллельно и буквально смешивались с золотистым бархатом движущихся доспехов, возле которых теснились лица прочей национальной важности наряду с любопытными пушистыми пациентами с пока что сухими ванными полотенцами на плечах и кружками горячего пряничного капучино. У кого-то в руках даже были цветы.

***

Он впервые увидел себя в зеркале. Тело ужасно болело и изнывало от усталости которая была неведома ему. Он поочередно начал изгибать конечности собственного тела, чувствуя в каждой из них тяжесть, слыша беспрерывный глубокий хруст между как ему показалось единым органическим суставов. Попробовал наклонить голову набок, и в шейном позвонке раздавался мышечный скрежет, будто внутри что-то разрывалось на части. Голова противилась воле и едва разворачивалась в непроглядном полумраке тихой звуконепроницаемой комнаты, а внутри левого глаза будто кто-то поселился, выталкивая его наружу. Глаз почему то оказался очень серым, будто он был закрашен карандашом где один из его уголков был приподнят будто тончайший слой смятой бумажки. Что-то заметно отделялось от его сетчатки глаза, особенно виднелись сдвинутые мизерные складки на одном его конце. Тонкие пальцы медленно взялись за край тонкой, рыбьей серой чешуи вокруг светлой человеческой склеры, аккуратно разделяя плотно слипшуюся чешую без которой зрение стало расплываться напротив ванной раковины и его расплывающимся в зеркале лицом. Это что-то очень мягкое и упругое, из неоткуда выросшее вокруг карего зрачка. Долго осматривал, гладил приятную на ощупь чешую которая только рвалась от его заботливых прикосновений. Мысли разразились гневом. Он совершенно ничего не понимал, но был уверен в том что хотел сделать. Поглощающий разум физический спектр боли во всех мышцах лишали даже надежды на то, чтобы защитить хоть кого-то. Не говоря уж о себе. Подрагивающие от ужаса пальцы крепко вжались в раковину, а лицо скорчилось гримасой сожаления, стремительно перетекающего в отвращение. Осторожно вынырнув из перевернутой с ног на голову ванной комнаты, в чьих кнопках и инструкциях он беспомощно запутался, бледноликий едва сумел найти выход к коридору, в котором неизвестным образом нечто излучало периодический дневной свет рядом с полками, чьи неровные изделия шкафов и тумбочек походили на сплошное дерево из сотни окон и десятки дверей, в которых запутывалась клеёнка с разваленными книжками, которые он нечаянно обронил и после неряшливо расставил по свободным полкам. Глаза осторожно выглянули из дверного проёма. Спереди довольно близко располагалась стена с единственной картиной под карнизом, которой вместо штор служили оставленные надписи, объявления и пара запыленных, длинных оконных рам, сквозь которые была видна темнота и едва различимые балконы со скрещёнными лестничными проходами с соседскими квартирами по периметрам, где каждый из них походил на бесконечные пазлы, куда с трудом помещалась собранная мебель, сворованные тележки рядом с подозрительно огромной дверью чья неоновая надпись изображала неразборчивые иероглифы и система вентиляций, где из каждой доносился определенного окраса туман. Он повернулся к лилипутским с виду человечкам, что в полном семейном составе проезжали внутри идеально ровного и гибкого перила вдоль всей лестничной площадки, на какие-то секунды освещая своими мощными фонарями каждую из гигантских соседских дверей. По обе стороны стены отсутствовали, но темноту разрывали светлые гирлянды и продуктовые автоматы вокруг подозрительного миниатюрного домика в самом центре обрыва с надписью "Почтовое Отделение", позади которого растягивались верёвки на механической основе с просыхаемой разнообразной одеждой, рядом с которой кружились теплые огоньки насекомых. Он разве не был в больнице прямо сейчас? Что это за место, в котором так мрачно, холодно и тепло. Площадь этого жилого дома была сравнима с тесным муравейником, в котором не прекращались округлые разветвления в окрасе затемненного фиолетового контраста, редко встречающиеся жёлтые окна в зачастую украшенных домашним хламом стенах, мебель и едва различимые лица местных жильцов в масках зверей которые под ударами барабанов блуждали в неизвестном ему направлении. Кто-то в полумраке погрузился в виртуальный мир сновидений, а вот эта собранная у ресторанного прилавка группа возмущенных соседей рьяно что-то доказывали друг другу наряду с бьющимися на общей доске игральными фигурами. Это место было самым ярким, дружественным и теплым из всех, что ему доводилось видеть за последние двадцать минут скитаний в заброшенных подземельных лабиринтах. Отсюда будто вырвали огромный фрагмент стены, на месте которой свисали длинные церемониальные шторы, между которых тесный и излучающий яркий оранжевый свет ресторанчик обслуживал довольно сёрбающих клиентов отменным лапшичным супом. За широким игральным столом сидело семеро разбалованных и что-то задорно обсуждающих человек и существ в возрасте от тридцати лет, молодые женщины, мужчины и парочка престарелых интеллигентных лиц в красивых костюмах и широкополых шляпах с жёлтыми колокольчиками возле закрытого запыленного киоска, в который по всей видимости были вложены совсем свежие газеты. Черепа двух стариков были неестественно вертикально растянуты впритык с их широкими глазными яблоками и пухлыми губами, которые постепенно прилегали к кончикам нагретых антикварных блюдец с ароматными травами. Бледноликий посмотрел на экран высокотехнологичной штуки в своих промерзших руках, неловко отводя взгляд вперёд продолжая изначально указанный для него путь к поджидающего его водителю, к которому нужно было спуститься преодолев расстояние в тридцать метров... В замкнутом полумраке он невольно остановился перед надвигающимся в его сторону высоким силуэтом в черном платье и глубоким капюшоном вокруг длинной костлявой шеи. Существо плавно высвободило левую руку из-под собранной мантии, вежливо кланяясь перед путником. — Ох, не стоит меня бояться, прошу. Довольно часто многие путают меня с альпом, но это не так. Я всего лишь человек, унаследовавший редкое заболевание моей прабабушки. — это оказался молодой мужчина с густыми и длинными подобно лошадиному хвосту роскошными волосами, чьи редкие локоны ласково ложились на его тощее и слегка зеленоватое как у утопленника лицо. Вокруг его голубых зрачков будто заворожённо кружились красные овалы нераспустившегося цветка, а длинные синие губы смущенно усмехались. — Прошу простить мои манеры, меня зовут Гонфальд. Гонфальд Вам Вэйгхих. — такт его пальцев и разносортное убранство одежды напоминали ему некоторую аристократическую персону, которых обычно можно увидеть во дворцах. — Я... Я не знаю моё имя. — неловко пробубнил бледноликий, осторожно и высоко присматриваясь к силуэту напротив, смирившись с тем что не сможет правильно представиться в ответ перед неожиданным собеседником. Он не боялся, наверное немного не привык к тому что показывают его чешущиеся глаза, которые он снова стал протирать кулаком. — Хм? — У меня... Амнезия, вроде. И я иду к врачу, вернуть память. — Сочувствую вам. Надеюсь скоро она покинет грани самозабвения и вскоре вернется к вам. В таком случае не смею вас задерживать, юный господин. — вновь смущенно усмехнулся Гонфальд, отступая в сторону и широко распуская длинную руку в сторону уползающего в непроглядную темноту очередного коридора. Он продолжал идти вперёд, а перед лицом стало невольно прорисовываться чьё-то белоснежное как нерасцветший бутон одинокого лотоса лицо. Это нежное зрелое лицо красили чёрные как сама тьма локоны коротких, достигающих оголодавших тонких плеч волос и такого же угольного контраста ресницы, которые были способны осыпаться неосязаемым пеплом по воле её разума. Почему то оно казалось ему очень знакомым. А поодаль от них лежали хищные зрачки неизвестного ему зверя, может быть волка? Откуда возник этот образ. Альп?

***

Сквозь раскидистые кроны высоких исполинских деревьев упорно пробивались тридцатиградусные лучи ясного солнца, выкованного плотью возвышающихся небоскрёбов. Крапивники часто перекликались друг с другом восседая на самых тонких ветвях, тем самым сопровождая своим милым пением блуждающего странника, теряющегося в чужих лицах, роскошных размахах чешуйчатых крыльев и смешивающем коктейле из неожиданно знакомых ему пространств. Его левый глаз снова слезился и из-за этого ужасно зудел под жирными волосами. Тропа казалось будет расстилаться вперёд целую вечность, как и вон та золотая степь справа, что бескрайним жёлтым океаном была укрыта колыхающимися колосками. Их сгибающиеся подобно волнам горизонты днями ранее были посеяны под влиянием безжалостного разгара лета. Хоть порой было и трудно переживать это время, но в теперешних военных обстоятельствах эту золотую и плодородную спасительницу хотелось оставлять в своих желанных гостьях как можно дольше. В первую очередь это всегда касалось здешних духов. Они были порабощены голодом и тоской по выдуманному дому. А потому те часто заводили себе в хозяева исключительно людей и исключительно простолюдинов. Те их накормят, хорошо согреют и никогда не обидят, - чужой рассказ вылетал бархатными клубками цветочного ветра вдоль прибережных домов, напротив которого пролетал порог с затхлым серым городом, из которого стекали солёные лужи и отталкивающе красный свет окна остроугольных домов. Высокая худая девушка, чьи неестественно длинные ноги с коленями были похожими на детальные механические протезы, которые склонились чтобы позволить ей окружить себя стаей ворон, подбирающих своими толстыми клювами из её хрупких механических пальчиков мягкие клочки воздушного хлеба. Карие глаза поднялись ввысь, наблюдая за неимоверно огромным змеиным телом варвара вокруг столь же достигающего до самих небес храма. Длинные и когтистые руки змееподобного существа с человеческим лицом лукаво скреблись по ночному полотну из облаков, крадя от них самые яркие и самые большие из всей этой загадочной семьи звёзды. Просторные залы из молчаливых зрителей отгородила захлопнувшая дверь, рядом с которой валялись санкции из чужих берегов и их внимательными читателями, вальяжно разместившимся на толстом ковре и передающим друг другу коробочки с бенто. Он не спешно прохаживался между красных облитых солнцем стен, пока деревянные лестницы скручивались и умножались перед опустелыми коридорами с розовым паркетом, на котором лежали чьи-то зонты и разбросанные игрушки, о которых вдоль посадочных полос разбивались бумажные самолёты. Над головой расходились связанные и сшитые между единой подвижной конструкцией шатры наряду со своеобразными потолками из цветных тканей, которые расступались вслед за пределами торговых лавок. День и ночь снова смешались в одну точку, вокруг которой кружилась его голова. К нему вновь вежливо обратилось существо с глубоким капюшоном из кожи, под которым прятались некоторые приятели. Бледноликий спокойно отнекивался, продолжая упорно ползти вверх по мягкому склону из ковров, из которых выглядывали любопытные глаза, наблюдая как потолок из бесконечных мерцающих проводов постепенно приближается к ним и населяет их воронки кочующими между лабиринтов соседей. Бьющиеся совьи крылышки мальчика над акробатическими трюками мужчины между хаотично переплетающихся огненных кварталов. Прячущаяся за красной занавесой лягушка, роняющая золотые и серебряные монеты. Выползающие из разукрашенного окна ларца десятиметровые руки, хватающие отчаянно визгливых проходимцев. Шоссе превращалось в холодную реку над бесцветно медной скатертью, пока над склонами возвышенных зелёных равнин вновь поднималось солнце и прочь изгоняло кристально-фиолетовый дождь. Их тела подобно небесным каменным скульптурам удерживали зияющие колонны листьев, к которым направлялись городские тропинки из тканей, расплываясь в очередном кувшине соседского квартала где было более темно... Он снова едва не ударился об дно автомобильного салона, который напоминал миниатюрную квартиру со всеми необходимыми надлежащими удобствами, которые тот часто рассматривал. На задних сидениях тихо и непринуждённо спорила супружеская пара, напоминающая олицетворение овна и весов из цикла гороскопа, через непроницаемую сетку трудно было что-то разобрать но в разговоре явно фигурировало некое торжественное мероприятие. На обочине водительского кресла грустно раскачивал свои мысли посеревший от некотиновых ягод эльф, магическим образом поместившийся наверху между остальных повернутых спинами пассажиров, откуда доносились звуки и ярке искры буднего телевиденья. Размером с ладошку существо с миловидным лицом свирепо зашипело и отправило короткий но крайне обозленный выговор бледнолицему, когда он тыкнул пальцем об странный длинный шнурок на своём плече, который оказался её хвостиком. Бледноликий постарался незаметно взглянуть на водителя, занятого телефонным разговором и одновременно управлением сей машины, где было видно как она неестественно маневрирует вдоль изощрённых дорог, тропинок и живописных стен неизвестных ему путей. Едва выкарабкавшись из заниженного пассажирского салона он тут же свалился спиной на землю, которая была украшена просыпанными блёстками и цветными лентами напротив чудовищно оживленной площади, где смешивалось абсолютно всё и все. Девушка развернулась и с улыбкой резко извинилась перед бледноликим, продолжив догонять убегающего в сторону развлекательного центра парня. — У меня нет ничего взрывоопасного с собой, клянусь! — мимо входа в самобытную библиотечную мастерскую нагишом пробегал мужчина с целой коробкой пломбирного мороженного, за которым бегом неслась молодая женщина в боевом мундире и ловко сопровождающие её правоохранительные органы, похожие на две здоровенные рыбины. С деловитым лицом и в идеально подобранном для бежевого галстука жакете, гиена целенаправленно направилась к мужчине с вежливо приподнятой рукой, где вокруг запястья засверкал зелёный циферблат от роскошных позолоченных часов. Его взгляд уже успел исподтишка рассмотреть измученный и ужасно разодетый силуэт подозрительного молодого джентльмена с мертвенно серой кожей, на которой почти едва проявилась эмоция, называемая осторожностью и бледными мешками под глазами. Бледноликий авантюрист неуверенно пожал твердую руку похожему на человека существу, вновь с присущей размеренностью оглядывая с головы до пят силуэт высокого создания с короткой коричневой шерстью и круглыми наострёнными ушами. — Гхм, приезжий? Если нужен будет адвокат, только свисни по этому спасательному уоки-токи приятель. — с надлежащей вежливой манерой гиена протянула человеку визитную карточку с единственной на всем белом свете дорогой к решению абсолютно любых проблем, если за неё предложат достойную цену. — Уверен что мы с вами ещё увидимся, мистер...? — А? Я... Я не знаю моего имени. Мне сказали что здесь мне помогут. У... У меня амнезия, наверное. — Ох! Вот как дорогуша? Хах, тогда мы с вами точно ещё встретимся. — ехидно усмехнулась гиена, оставляя мужчину наедине с проблемами неврологического характера. Единственный удлиненный черный рог на лбу длинноволосой и широко улыбающейся девочки с каменной чешуей вокруг тела сверкал розоватой субстанцией, когда её тонкие ручонки наспех копошились в тяжёлом мешке с золотыми монетами. Пятиметровый силуэт стального воина в обилии из бордовой истекающей ауры по округам демонической брони и с огромным двуручным мечом, с озадаченностью вертя рогоподобной головой постепенно притворился в высокое, деформирующее частями огромного тела металлическое чудовище, одновременно напоминающее мускулистую лошадь с четырмя копытами и гибким ящероподобным туловищем, вокруг чьего железного полотна извивались чёрные и кровавые субстанции. Провожая взглядом эту странную парочку что молниеносно ускакала вдаль от переполненной машинами и городскими ветками автомагистрали, бледноликий неспешно поднимался с черного каменного выступа на ноги после прошедшего по земле удара громоздким копытом, застыв перед высокими деревянными проёмами Администрации, что скорее походили на ворота размером с необозримую гору, вокруг которой образовывалось движение проходов из астрономического цеха в переплетении тысячи дверей, лестниц и крыш, с которыми скрещивались соседние здания и многие другие непонятные для него построения из камней и чего-то сверкающего на примере усиливающих цветных течений, принимающих сетчатый контраст. Обернулся, и почему-то представил себя на месте поляны вокруг безустанно расплывающихся лесных инерций, чьи цвета безграмотно смешивались и были лишены определенного количества оттенок, которые преграждала гигантская черная голова с укоризненно любопытными глазами похожими на обручи, отдаляясь вслед за пустующим пограничным шоссе, между чьих самых густых и высоких деревьев было проще всего спрятаться. Утончённые голубые лепестки немо разлетались на чёрном полотне, чью изящную конструкцию скрещивали прочные белые пояса на их утончённых торсах, это вроде называется "кимоно? - подумал он, заметив что-то знакомое вокруг двух мимо проплывающих женских силуэтов. В кустах возле переплетённых в единый параллелепипед стульев он расслышал промежуточный стук птичьего клюва, нависающего над улыбчивом скелетом, который неопределенно вертел головой будто кого-то выслеживал. Раскидистый дым сигарет мирно кочевал од одного кустарника к другому, окружая их голубым фиолетовым дымом будучи принадлежащим к раскаленному, алой извергающейся розе на кончике серого некотинового бутона с наименованием "Blue Lady". Наверняка хорошо побитое и измученное мужское лицо, хотя глаза обладателя полны осторожности, наблюдения и яркого любопытства. Пальцы не редко дрожали и сминали рукава замурзанной рубашки, в которых застыли остатки свежей крови. Его взгляд был едва подавлен, в то время как ноги будто уверенно шагали навстречу к своей цели, чьего образа он словно не знал и даже не был способен представить. — Вы заблудились? — он не был уверен что из всех присутствующих вопрос был направлен именно к нему, пока не обнаружил на себе чей-то пристальный взгляд. Неизвестная скромно представилась под именем Марвен. Казалось, что он этого даже не слышал. Но так же помнил, как она только что представилась. — Если я правильно понимаю все указания на карте, наверное нет. — неловко пожал плечами мужчина, присматриваясь к жёлтой неприкрытой коже вокруг более затемнелых потрескавшихся губ, выглядывающих из-под темного лоскутного одеяния, вобранного вокруг шеи и низких плеч в массивный капюшон, напоминающий ржавый бесцветный черпак. В голове сразу подлетела пчела с чёрным пречерным брюшком, чей отдаленный образ совпадал с тем кого он видит сейчас, пусть и не мог рассмотреть всего лица и тела этого человека среди специфического набора раскидистой дымчатой одёжи. Она заметила его ответный и гораздо более усердный взгляд который ничуть не смутил. — Выглядите так, будто впервые находитесь в подобном месте. — вновь спокойно промолвил голос собеседницы, чьи чёрные склеры подобно мистическому тёмному заслону затягивали в себя тонкие локоны коричнево-жёлтой просторной бирюзы, подвязанной парой незаметных заколок на висках. — Я просто, не уверен. Возможно сегодня я пойму, что мне делать дальше. — он долго думал над ответом, пока рассматривал создание рядом с собой, одёрнувшее воротник одёжи и сопровождающее его ко входу в здание. Марвен остановилась и легонько повела рукой рядом с одной из дверей. — Тогда я искренне желаю вам удачи. — вежливо поклонилась она, позволяя человеку ступить вперёд. Он не был уверен, стоит ли ещё что ни будь отвечать. Ещё раз оглянулся в её сторону и размеренно стал перешагивать просторный порог администрации, которая изнутри показалась необозримой замкнутой деревенькой которую преграждали силуэты, колебания стен и сердце этого здания, вокруг которого понемногу толпились травинки из посетителей и приличное сопровождение боевой силы этой столицы. Глаза обманывали его, отзеркаливая внутренние совокупности и изящества сооружений, пространств и имеющих атмосферы поверхностей ввысь к пробивающим его здравый смысл вершинам, в которых терялся безграничный калейдоскоп будто отдельной мировой карты неизведанных королевств, ни на миг не сбавляющих темп. Глаза растерянно рассыпались наедине с безгранично просторными хоромами, в которых не оставалось свободного места для передышки. Он встретился взглядом с высоким сотрудником по ту сторону бескрайней секции техобслуживания вдалеке, рядом с которым даже висела табличка с оповещением: "перерыв на кушанье. Джерри, если снова забудешь поставить ГРЁБАННУЮ РУЧКУ на МЕСТО тогда я лично перережу тебе глотку фигуркой "Фиби Харуки" и залью в неё туеву порцию кипятка чтоб ты навечно поперхнулся своим е@#ным дедушкиным заграничным чаем, клептоман ебучий! С искренними пожеланиями - Администратор отдела кадров, Миюки." Сотрудник выглядел изрядно старомодным в отличии от коллег по обе стороны баррикад, резво накинув очки вокруг длинного почти наострённого носа, наспех зачесывая зеленые локоны к затылку и вальяжно опираясь обеими руками об стойку. — Добро пожаловать, и чем я вам могу быть полезен в этот прекрасный, поливающий ваше прекрасное лицо лучами космической звезды денёк? — его длинная улыбка растянула не менее эластичные морщины аж до самих ушей, обнажающая его острые как бритва зубы. Бледнолицый замешкался и затем все же достал из брюк свернутую в нескольких поочередных местах записку с печатью, виновато припоминая в голове о том как потерял толстый журнал с какими-то документами, которые Куроба вручил ему ещё вчера. Сегодня же этот парень отделялся лишь одной справкой с синей гвардейской печатью, которую бледноликий собственно и предоставил на стол этому похожему на костюм из тоненьких палок гоблину, подобравшего листовку в ту же секунду. Очки странно засветились у существа, после чего он долгие минуты провёл в молчании, раз за разом меняя положение рук на своих бёдрах. Вскоре к гоблину сзади тихо подошли несколько растерянных работниц и силуэт рыцаря, чья высокая фигура сильно напоминала человеческое тело в отличии от той самой головы, которая образовывалась в форме змееподобного черепа, с окраплениями передних двух клыков и круглых зрачков на безжизненно золотой маске, которая вот-вот сейчас раскроется сотнями слоев аларда и проглотит его пустоголовое тело. Могущественный кошель поисково-обнаружительной базы данных в даже самых глубоких программных закоулках цифрового пространства не обнаружил и единого совпадения с почерками этого мужского лица, а затем последовал ответ из главного управления с дальнейшими указаниями. — Хм... Хмф. Хорошо. — пробормотал гоблин, после чего его перебил отдаленно шепчущий голос рыцаря рядом с ним. — В таком-с-с случае вами будет назначена встреча с национальной гвардией в удобное для вас время, мис-стер, с целью исследования профиля вашей личности. В течении суток, начиная с сегодняшнего дня вашей обязанностью является пос-сещение *Главного Медицинского Центра в районе Нихонто. Вы пройдете полное медицинское обследование и сдачу необходимых анализов, туда также будут входить отдельные услуги при надлежащей для вас потребности. Такова процедура будет необходима для вас, поскольку ни единого упоминания об вашей истории не существует в базе данных Столицы. Велика вероятнос-сть, что вы задержетесь здесь надолго... Нашей обязанностью является предоставить вам жилье и метод проживания, исходя из вашей прожиточной нормы. При завершении вышеупомянутых заданий вы свободно сможете создать свой профиль в департаменте Нац.Гвардии, где с вашего разрешения мы сможем-с распространить объявление. Если кто-то узнает о вас, родственники, друзья, коллеги по работе даже на соседствующих островах, таковы обязательно сообщат нам. Мы гарантируем ваше максимальное выздоровление и прогресс в вашем расследовании, а также располагаем к вашему взаимосотрудничеству и пониманию. У вас есть вопрос-с-сы? Бледнолицый надолго погрузился в себя, стараясь оттеснить собственноручные факты от услышанного только что бесконечного текста. — Что-то человечек растерялся. — С насмешкой огрызнулся гоблин, за что получил подзатыльник от стоящей рядом напарницы, в то время как рыцарь на пару с ещё одним помощником чьи крохотные мягкие ручонки едва достигали его туловища предоставили потерянному мужчине напротив готовый к использованию и всевозможному заполнению журнал. Бледноликий молчаливо и далеко без каких либо нареканий кивнул, без исключительной спешки оборачиваясь в направлении которое он уже потерял из виду. — Неужели беженец? Давно у нас таких не было, уфуф. Очень жаль, они обычно приходят либо со старыми шрамами, либо в поисках новых дабы заглушить свою прежнюю душевную боль. — заинтересованно пробубнила девушка с пряником во рту и с широко развернутым тёмным зонтом на голове, который походил на тяжёлую люстру с миниатюрными бежевыми шторками, лиловыми шнурочками и хрустальными украшениями, которые частично скрывали её миловидное и украшенное некоторыми духовными почестями личико. — Мне-с-с рассказывали что этого парня вчера подобрал Куроба в красной зоне, рыцарь из восемьдесят девятого с-с-взвода. — тихо прошипел змей. — Ах! Это тот в котором состоит... "Лиса"? — перебила его коллега, увлеченно надкусывая смоченный пряник в чае, которым её успел угостить Джерри незадолго до своей грядущей погибели. — Угу-с-с. Наверняка он как-то сумел переплыть сюда, но целым выкарабкаться сюда не смог как я погляжу. Надеюсь-с-с с ним не будет хлопот. Гхм. Сходить бы и перекусить "канзопу что ли? — представляя тщательно обжаренные и украшенные острыми специями комочки мяса вокруг тонкой палочки прошептал змей, опуская взгляд вниз к низкорослой напарнице, чей комок со сладкой малиновой крошкой вмиг шлепнулся об его морду, после чего та с равнодушным лицом и с чашечкой дедушкиного от Джерри чая в руках побрела в свою комнату. — С-спасибо, Грэтта. Но я не ем сладкое... Мужчина скрылся в укромном слабоосвещенном уголке возле хаотично перемещающихся полок с книгами, прижимаясь к пустому не проявляющему отражение темному окну где кем-то было оставлено зарядное устройство. Некоторое время осматривая планшет он распробовал всевозможные нажатия на экране, переворачивая его и устраивая некоторую тряску, когда не понимал как убрать всплывающие окна. Огромный список контактов, пустая галерея со странным системным почерком и карта которую он успел загубить среди непонятных ему вздымающихся активов. Благо здесь каждая программа была помечена собственной картинкой. Все потенциально важные места действительно были ярко отмечены, как и объяснял Куроба. Тава, Квест, Нихонто - "ГМЦ". То что нужно. Нажал, программа тут же указала ближайшие и всевозможные маршруты, способы переправиться вместе со свободными шоферами и оборудованием напрокат, рассчитывая его каждый обычный человеческий шаг. Поднял глаза и осознал что даже не помнит как заходил сюда, и по другую сторону терялся взглядом в необозримых толпах и критически отличающихся друг от друга пересечениях пространств. В итоге решил следовать ближайшему маршруту к знакомому такси-приятелю который привез его сюда, поскольку значок с ним все ещё мерцал на экране достаточно близко. На это ушло больше времени, обходя мимо незнакомые коридоры, сквозь чьи стены рассматривал новые переполненные залы, от чего складывалось впечатление что это место более походило на ночной клуб в котором собрались все кому хватает сил стоять на озверепевших ногах и витать вокруг служебных потолочных секций на кожаных крыльях. Следующий зал был похож на бескрайне просторное чистилище вокзала, с массивными колоннами вокруг повседневных разливающихся экранов подобно разукрашенным эскизам. Волнообразные лестницы в образе декоративных огромных ламп поднимались ввысь к туманному образу навесных стен возле которых было непроглядно темно. В мерцающей могильной темноте изредка подавали признаки жизни расплывчатые подобно миллионам пылинок огоньки. На длинных бордовых диванах редко кто засиживался, а некоторые и вовсе были похожи на врачей, ведущие оживлённый диалог возле густых папоротников. Угрюмый мужчина в длинном плаще щелкнул зажигалкой, спокойно раскуривая табачный наркотик. Её дым никак не смущал лицо молодой особы что разлеглась макушкой на его твердом плече, томно вздыхая вокруг механической раздвижной массы, беззвучно перерабатывающей атмосферный воздух на ирреальную составляющую, ласково проникающей в её деформированные легкие. — *Мне никогда не удастся приготовить "грибной уфаки" так как наша мама.* — вдруг напечатала сообщение Шизуко, огорчённо опуская веки. — Хм? С чего ты вдруг заговорила об этом? — поинтересовался Рюу, пряча уплотненную зажигалку в нагрудный карман жакета из которого он уже достал телефон, пролистывая только что полученное от неё сообщение. — *Мама рассказывала, когда вы были вместе и ты приходил поздно с работы, она всегда готовила их для тебя. Каждый вечер. Даже когда она была больна или не в настроении. Я тоже хотела сегодня их сделать, подарить тебе теплые воспоминания о ней. Но у меня никогда не проявлялись таланты к готовке... Да и не к чему никогда не появлялись.* — тихонько и хрипло закашляла девушка, выбрасывая сквозь механические пазы вмиг переработанный конденсат. Возможно это был трудный день для них обеих, а может он был по особенному тяжёлым для неё самой. Все эти годы она не знала своего отца, не видела лица и не помнила его слов. Быть может тот самый вкус вдохновил бы его и смог заставить ощутить былые, прекрасные воспоминания о любимой жене, может это помогло бы разговорить его. Он так неожиданно вернулся. Она не понимала что делать дальше. — Да, это правда... Потому что ты приёмная. — Рюу выдохнул густой дым, бережно обнимая и гладя её взъерошенную макушку, вдруг осознав что был слишком резок с ней в эту самую секунду. — Она действительно готовила их отцу, которого я тоже не знаю. И я твой двоюродный брат, чью фамилию по ошибке спутали с его. Впрочем как только я получил письмо, поняв что где-то в Туэ живет одна из моих сестёр, я сразу же прилетел сюда... — Э? — пробормотала она искаженным цельнометаллическим голосом, когда её глаза обескураженно округлились. Бледноликий отвлёкся к высокой двери в самом конце очередного коридора, которое тихо постукивало против овального проёма. За ним был слышен тихий крик дождя, чей голубой отблеск просачивался вдоль короткого фрагмента затемненной стены с гротескными большими дверями. Он медленно ступал мимо растянутых вдоль служебных помещений проводов и уже перейдя порог его лицо окоченело, и он был способен только развидеть серый пол под ногами. Его мозг словно взрывался под напором крохотного извилистого урагана, приводящего слух к приглушенному звону, преклоняя тяжесть собственного тела набок. Несколько пошатываясь он опустился на одно колено рядом с перилами, прикладывая руку утонченному белому механизму вокруг его левого уха. Будто невообразимая волна пыталась разбить его душу на плотные комки инородных органов среди темного внутреннего пересечения. — Родной мой? — его позвал чей-то робкий женственный голос. Рядом с ним стояла молодая женщина, согревающая руки в глубоких расселинах плотных рукавов своей мантии. Под её темными зелёными локонами густых как трава волос растекались не прекращающие горечное оплакивание слезы, которые неожиданно застыли. Она выглядела такой же растерянной как и он. — К-Кто вы? — он не знал её. Он чувствовал что женщина перед ним это совершенно чужой для него человек, пусть в своём затруднительном положении он позволил себе быть слишком уверенным в этом. — Ох, я... — её боль на лице стала преобладать намного гуще, но она продолжала смотреть в его затруднительно изнемождённое выражение лица, зная что однажды он узнает её, даже если для этого потребуется целая вечность., бесконечное количество сожженных лесов и степей., через несчитанные умершие сосуды существ. Удар сильного ветра сбил его с ног, когда наконец оглянулся и увидел вокруг себя бескрайние окрестности Туэ, походящими на всемирную и зачастую цветную паутину, в некоторых пограничных стыках и смещениях не имея постоянной формы в отличии от других городов и районов, похожих на сёла. Рыцари, неизвестные ему люди и повара с массивными геометрическими выгоревшими казанами в спешке обходили его силуэт стороной., на их лицах и подобных им очертаниям совсем недавно запечатлелась тревога. Две массивные стены неизвестных башен окружали его, и пылкие капли дождливого серого неба омывали их разрисованные надписями непоколебимо прочные тела. Он оглянулся вдаль к высоким распахнутым дверям, из которой спокойно припеваючи вылетела машина, отдаленно напоминающая выстроенный из дерева и камня киоск, чьи размеры по мере приближения отчетливо умножались перед человеком с гигантским сближением окружающих корабль стен. — Огх! Что за вредные демоны так поизносили вас, юный господин!? — Из переполненных прочими вещицами и барахлом лавок выглянул пожилой добродеятель, напоминающий гигантскую крысу с большими черными линзами на глазах. — Давайте как мы вас хорошенько приоденем, а то выглядите вы уж чересчур... Пардон за мой паскудный тон - как та дэва из литепосии о "Принце из ущелья. — Отмахнулся черными коготочками торговец. — Эх папа, не утруждайтесь вспоминать те старые притчи, их и так никто не понимает и уж точно не читает в наше то с вами время. — из своеобразной гигантской повозки выкарабкалась девочка, когда вокруг неё и ещё не поднявшегося с земли бледноликим мгновенно раскрылась крыша из непроницаемого плотного материала с фрагментами защитных прозрачных окошек, на которые продолжали изливаться тяжелые струи теплого и уже более красочного дождя. С вежливой улыбкой она протянула ему тоненькую ладушку, которую мужчина с осторожностью взял но не упирался об неё, лишь оттолкнувшись второй рукой от гладкой поверхности рассеченного узорами пола. Так мягко, тепло. Рука этого маленького создания? Он испугался, будто его пальцы могли раздавить эту хрупкую ладошку и превратить её в жидкую кровавую массу, от чего судорожно отдернулся. Девочка растерянно заморгала, осторожно убирая свои руки к груди. — Простите... У меня. — начал скудно бубнить он, прижимая руки к карманам. — Что? Гроши? За кого вы меня держите, господин? Пожалуйста выбирайте не стесняясь, в этой столице в такое то время грех давиться лишними грошьма. Засим попрошу вас не пренебрегать моей добродеятелью и смело выбирать что вашей душе угодно! — этот зверь уже издалека было заприметил его изношенный вид, всячески пренебрегая его отнекиваниями и смущением. — В таком случае разрешите мне предложить вам эту удобную, изящную рубашечку которая идеально подходит под такой климат. Я видел как ваши глазёнки забегали при виде её! Вот, померяйте! — щур ловко помог мужчине освободиться от побитой двухдневной жизнью кофты и ловко надеть на его тощее тело светлую синюю рубашку с магнитными пуговками, чья уплотненность легко регулировалась, растягивалась и вовсе свободно свисала на нем, что собственно и продемонстрировал торговец. — А то, ну и как вам? Её вчера лично пошила моя дочь. Правда хорошо когда нигде дырок и порезов не замечаешь? Ох точно! Вам же просто необходима обувь! Кошмар, куда только ваши родители смотрят?.. Все в делах, да заботах... — недолго думая торговец начертил взглядом идеально подходящую к его просторным брюкам пару старых но ещё в идеальнейшем состоянии ботинок, заброшенных под кондиционером и стопками сложенных халатов на уровне с перевязанной веревкой макулатурой. — Примерь-те ка это! А ну, постучите ими. Аденовые диски вокруг пяток стопы вмиг завертелись, слабо помигивая и выпуская сквозь сетки из расширяющихся пазов клубы приевшегося мусора и слоев пыли, от чего обувь выглядела абсолютно как новая. Относительно новая. Они практически напоминали фрагменты рыцарских сапог, со слоями пластин, защитных обрамлений но со стильными перегибами на плотном металлическом оргаменте. — Спасибо... — тихо отозвался бледноликий, застегивая последнюю пуговицу и рассматривая новоприобретенные и лёгкие как перышко ботинки с крепкой, невероятно упругой системой из раскидистой подвижной подошвы. Его глаза замерли на одном из экранов, погружающего пространство вокруг в холодный туман, вместе с которым извивались красные отдаляющиеся пятна, напоминающие беззаботно танцующее на ветру багровые снежинки, теряющие свои хрупкие жизни среди невидимых ударных колебаний, преследуя отпечатывающийся в пустоте взгляд от карих зрачков. Это была зацикленная двухсекундная видеозапись, внезапно набросившаяся к его лицу. Кристаллизированные руки безжалостно разрывали человеческую голову, чьи органы эластично растягивались впадающей в разные направления кожаной маской вокруг выныривающей позади формы черепа и дополнительной пары обнаженных птичьих крыльев, вокруг которых словно выныривали увесистые брюха больших разодранных птиц. Череп был вывернут в сумбурном переплетении мягких извивающихся стёкол, что подобно зеркалам отображали темные очи бледноликого. Из-за слишком резких кодовых телепортаций внутри изображения он не смог увидеть в этом что-то внятное. - "Внимание! Замечена активность "Коллекционера" в районе Нихонто!" - Сморщившись он протер кулаками зачесавшиеся глаза, когда вокруг вновь всё стало расплываться на знакомые пейзажи. Девочка позади трепетно сжала ладони, запрыгивая обратно в повозку. — Кто это? - поинтересовался мужчина. — Агх, сие кошмарное подобие художника... Его в простонародье давно все кличут "Коллекционером". Похищает всех кто под руку попадётся и вытворяет с ними ужаснейшее ремесло. — загрустил торговец, прижимая к себе подбежавшую дочурку. — Где все дьявольские торжества пируют, там сердце его в неутолимых поисках слоняется. Вы уж лучше, господин, среди дебрей и забытых небоскрёбов под руку с одинокой тьмою не бродите, и об имени его забудьте. — Ага! А то сделает из кишок твоих нимб, а из ребер кровавые птичьи крылья... Он настоящий психопат. — бледноликого бодро ударил по плечу случайный прохожий, сверкая ухмылкой между затерявшимися фиолетовыми лохмами. — Хех. Это кстати единственная встроенная запись одного из стражников, который по случайности как-то проник в одно из его, типа убежищ. Так что в одиночку, особенно по ночам лучше нигде не засиживайся, договорились? — подмигнул он бледноликому, быстрым шагом устремившись к следующему зданию. — Что же, нам с моей феечкой тоже пора отчаливать! — бодро откликнул его торговец, вскоре ныряя в тесное крыло управления этой массивной машины. — Желаю вам удачи в ваших делах и всех неоконченных начинаниях, юный господин! И всех благ! — Да! И берегите себя пожалуйста! — с ласковой улыбкой девочка вежливо помахала тонкой ладошкой на прощание. Немного запнувшись, он неуверенно поднял руку и несколько раз махнув ею проводил их улетающий в обратную ввысь корабль усталым взглядом, чувствуя как в где-то в груди разливалось приятное и непонятное тепло. Это место имело куда большие размеры чем ему казалось предыдущие двенадцать минут. Числа, объемы, малева. Непрерывно возрастали, ограничивая себя и других. За считанные секунды ему препятствовали толпы солдат и горстка низших по нескольким рангам гвардейцев, чьи суматошные мотивы были ему неясны. Лицо снова горит изнутри будто от поднявшегося высоко давления, а мозг снова терялся между грязных неосвещенных коридоров. В разные стороны вмиг попрятались красные хвосты шаловливых демонов, выглядывающих стервозными глазёнками из непроглядно тёмных потолков и непонятно расставленных в тех самых вырезанных потолках шухляд. Овальный дверной проём выглядел как разбитая холодными волнами скальная трещина, между которыми спутались кабели и векторные свечения напротив двух лифтовых систем, где можно было покурить двум овенам и заодно дать дельный совет бодрствующей на одном из них нимфоманке, с обозлённой полуулыбкой уцепившейся тигриными когтями за его крепкие плечи и прикладывая всё новые и более мощные удары бёдрами вокруг паха, густо усеянного последствием долгой удушающей эрекции. Мощное телосложение с длинным тигриным хвостом было частично покрыто роскошной шерстью и атлетическими массами, чего не скажешь об её свирепом, наслаждающемся очередной добычей человеческом лице, рядом с которым спокойно раскуривая сигаретину ждал своей очереди следующий самец. Бледноликий медленно, стараясь не спугнуть эту компашку едва приложился спиной к соседней стене, расторопно уползая вдоль очередной развилки из коридоров. Гибкие помещения напоминали гостиничные пролёты, где понемногу нарастали толпы сотрудников, подозрительно поглядывающих в его сторону. Над просторной колонной в центре переполненного жизнью зала, возвышалась хрупкая лесенка, поднявшись по которой он оказался рядом с округлой дверью, когда запах малинового джема расправлял сочные крылья, а тонкие лучи света окрапляли разнотонное пространство вокруг как раскрытую и поднятую вверх тормашками бескрайнюю скатерть. Мускулистые змеиные конечности белоснежного существа ловко маневрировали вдоль извилистых периметров рабочих систем и комбинаций, после чего оно не оборачиваясь с грохотом захлопнуло дверь перед мужчиной и двумя мимо проходящими людьми, случайно теснившимися между бледноликим и чуть не выпустивших из рук широкие подносы с набором посуды. — Однажды я отравлю эту суку, вот ей богу! — Кто-то начал возмущаться. Мужчина не успел их дослушать, как свалился назад с приличной как ему показалось высоты. Действительно, он приземлился на мягкую, слегка поднятую кровать с несколькими большими подушками, когда одну из них словил хозяин рядом с огражденной кассой. Этот дедуган и слова не промолвил, а может его голос перекрывала неестественно густая борода. — Где я? — тихо промямлил неопытный авантюрист, оглядывая тесное рабочее пространство, в котором выискивали лазейку ящероподобные существа. — Вооруженные силы Туэньши. А вы позвольте поинтересоваться, чьих будете? — возмутился старик, с помощью продвинутого мозгового визора обнаружив полное отсутствие виртуального профиля либо каких ни-будь генеральных обозначений. — Я... — и почему-то он представил вокруг себя карнавальный новогодний холл причудливого дворца посреди бескрайней праздничной сцены генерального закулисья, в котором нет ни правил либо каких ни-будь излишних забот, не беря во внимание еще массу невыполненной работы. В следующую минуту его с ног сбила чья-то увлеченная игра в догонялки, за которой он решил осторожно проследовать. Несколько подростков как угорелые цеплялись за стены, вскарабкивались по чьим-то спинам и умело преодолевали расстояния. В их движениях нечто уподобляло животных, к примеру их густые как мех волосы, удивительно гибкий баланс тела который позволял им изворотливо вращать своё туловище вместе с конечностями, удлиненные стопы ног которыми они ловко отталкивались от окружающих повсюду поверхностей. Эта воздушная баталия привела к очередному и опустошенному залу, вокруг чьего разветвленного на деформирующиеся ступени периметра мертво висели бархатные крылья размером с целую стену, которые кажется подрагивали. Достаточно светло и уютно для подобного места. Хотя он разве знавал их раньше. Роботизированное свободное пространство посещало несколько сотрудников, справляющихся с некоторым оборудованием в закрашенных стенах. Ковры. Или что-то отдаленно напоминающие бесконечные разрисованные полотна, которые обычно застилают на пол., они были абсолютно везде и каждый из них отличался все более находчивыми, сумбурнейшими симметрическими рисунками. Немного витража на невероятно высоких потолках, что казались ему небом, вновь запутавшие его мысли разьедененные механизмы и двое влюбленных с виду людей о чём-то мирно беседовали на самом дальнем диванчике, при этом не издавая звуков перед раскрытыми голографическими узорами. Его отвлек не прекращающийся стук по чему-то твердому, кажись по дереву... Дерево. Из него была сконструирована каждая мелочь, деталь, внутренний компонент и составляющая шестерня из некоторого аденового сплава, который поддерживал активные механизмы вокруг массивных шлемов, чьи увесистые защитные обрамления лицевых пластин были искусно выращены увесистыми кронами. На их прочных височных колодах выструганы миниатюрные норы, а поверх лобной доли в переплетении крошечных дуплов редко выскакивали головы длинноухих созданий. Огромная и облаченная в деревянные панцири ручища поднялась вверх раскрытой ладонью, в которой теплились размолотые крошки зерен. — Ей ты! Громила! Хватит меня игнорировать! Я знаю что он к тебе залез, он всегда там прячется от меня! — истерически верещала высокая зрелая женщина, со злобно распахнутыми крыльями и сверкающими её багровой негативной аурой высокими рогами, требуя чтобы офицер перед ней вышвырнул парня к её ногам. - И где кстати твой собрат шляется? Похожий на древнего земляного титана старший по званию офицер безмолвно накренил перестраивавшиеся части древесных доспехов вокруг головы набок, игнорируя вновь не в меру пылкий характер молодого свободного агента. Вскоре некая демоница получила внезапный удар по макушке, после чего та скрестив зрачки к переносице возмущенно скривила губы, бессознательно рухнув на пол среди собственной, роскошной королевской мантии с изысканным белоснежным мехом вокруг бордового бархата. — Вот неумеха. Хоть отобедаю спокойно, а там глядишь и без тебя свалю из этого дурдома... Недовольно бормоча к следующему залу расторопно поднялся человеческий силуэт с синеватым вычурным шлемом на голове, одетый в густые обноски и таскающий на своих плечах наверняка тяжелые, набитые неизвестно чем кожаные мешки и несколько пар больших рюкзаков. Бледноликий осторожным шагом направился к одной из менее подозрительных дверей, редко поглядывая на массивные растительные очертания громоздкого создания над собой, чувствуя как его едва различимый с такого высокого расстояния взгляд пристально провожает его. Столовая. Невероятно раскидистых размеров сплоченная трапезная атмосфера. Слово которое первым зазияло в его голове, чей слой кожи вместе с волосами на протяжении всего невнятного путешествия отвратительно сильно чесались. Он неуклюже и варварски стал колошматить и тормошить густые жирные локоны, туго сжимая вокруг глаз морщинистые серые веки. - Мужчина? Прошу прощения? - По его сгорбившейся пояснице неуверенно стукнул чей-то крохотный пальчик. — Что стряслось? — возле мужчины возникло двое скрупулезно рассматривающих его с обеих сторон человеческих фигур. Он едва не спутал молодую женщину перед собой с ребёнком, к чему подвиг достаточно низкий рост этой тяжеловесной с виду особы, едва достигающей его живота. Её агрессивно сложенные складки вокруг широко носа окружали темно-зелёные зрачки посаженных глаз, которые были густо накрыты длинными рыжими кудрями, разливающихся затемненными струйками вниз к её матёрым смуглым плечам. Рядом с ней стоял высокий... Ангел? Нечто напоминающие о металлических крыльях деформации, были компактно сложены среди золотых ирреально совмещающихся доспехов, где на некоторых их хаотично совмещающихся фрагментах блестели наклейки и росписи как на уподобляющем толстую жилетку брюхе. Некоторые пожелтевшие от солнечного света кудряшки тоже присутствовали на его гладком юном лице, украшенном экзотическими пирсингами и чёрными утонченными механизмами на краешках острых ушей, что иногда подмигивали. Ангел бесцеремонно выхватил у мужчины журнал, за считанные секунды ознакомляясь с его бедным содержанием, уже переносящимся в пустое рабочее пространство напарницы рядом. — Мингли Ма Чжуу, — представился страж, обменивая его документы на планшет парой ловких движений и уже сосредоточенно осматривая содержимое его записей. — Что вы здесь делаете? — Я... Заблудился, наверное. — Вы ведь только что посещали здание администрации если обратить внимание на вашу историю передвижений, но за три целых и шесть десятых минут преодолели расстояние к нашей базе абсолютно незамеченным. Вы что-то недоговариваете, товарищ? — страж медленно протянул бледноликому планшет и украдкой посмотрел на незнакомца с растерянным лицом. Виртуальный взгляд Мингли среди ирреального ментального пространства сосредоточенно переглянулся с низкорослой напарницей и ещё с двумя десятками стражей, совершенно незаметно окружающих периметр и с помощью ментальной сайбо проекции, обсуждающих план дальнейших действий, в то время как отряд невеликих даугмов попрятался между укрытий из верхних этажей, готовясь создать сбалансированный абориумный щит вокруг бледнолицего мужчины. Он не выглядит достаточно опасным, но внутри него может скрываться что угодно, способное поразить эту огромную площадь с обедающими солдатами. Незарегистрированное гражданское лицо разгуливающее по казарме как у себя дома. Это весьма неординарный случай, который необходимо выяснить прямо сейчас. — Пожалуйста, не горячитесь. Мы обязательно поможем вам, если вы не откажете нам в этой доброжелательной услуге. — низкорослая женщина чувственно обратилась к бледноликому, медленно протягивая к нему свою маленькую ладонь. Помогут? Согласиться ли он? Это действительно подозрительно. Этот потерявший память мужчина уже второй день без толку бродит по Туэ, все это время неустанно оглядывая её окрестности как некий незнакомый для себя мир. Он так спокоен. Будто только что вылез из чьей-то тени, до которой никому нет дела. Мингли не отводил сосредоточенного взгляда с мужчины, едва зафиксировав неестественное для его познаний построение нервных окончаниях, возле которых он собирался запустить нейтрализующие капсулы. Хоть бы он ничего не учудил прямо сейчас. — Блядская сколопендра! — крепкого телосложения мужчина немедленно поднялся и со всей силой ударил по столу, направляя накопленный прошедшими неделями гнев в сторону боевого соратника. — Никто вас сюда не звал, поэтому это сугубо её дело! Ты достал ныть и портить мой аппетит каждый чёртов день! От тебя за километр смердит дотошностью! Никто из нас не виноват в вашей низкомыслящей убогости, жалкая кучка уродов! — ЗАТКНИСЬ!! Удар. Ожесточающие касания, разделывающие массивное человеческое туловище среди извилисто растянутых тканей, выплеснувшихся кровавым водопадом органов, вокруг которых замерли двухметровые трансформирующиеся части человекоподобных отростков, напоминающие внутреннюю составляющую тела сколопендры. Голова насекомоподобного человека была отдалена между трясущихся позвонков, в то время как одна из неестественно разъединенных частей его тела с приподнятыми вверх острыми лапами пронзила левую часть черепа и грудной полости, сквозь которую чуть-чуть просачивались хищные карбонитовые лезвия. Каждый присутствующий в данном помещении замер, почти не издавая звука помимо легонько жужжащих кухонных приспособлений вдалеке. — Мукада. Ты осознаешь то, что совершил сейчас? — Мингли сделал шаг вперёд, пока все медленно рассевшиеся рядом с насекомым рядовые служащие, с трудом удерживая спокойствие отдалялись на безопасное расстояние. — Ради чего... Ради чего она сражается? Ради того безумия, которого вы все боитесь? Ради ужаса, уродующего миллионы сознаний. Почему моя сестра должна страдать из-за вас, людей? Что она вам сделала? За что... За что вы её мучаете... Тело рядового мужчины изредка подрагивало, высвобождая сквозь полураскрытую челюсть угасающие остатки жизненной силы. Между приподнятым вверх позвоночником, который в мертвой хватке держали светлые клешни обезумевшего насекомого, стекали жидкие кровавые сквозняки, точащиеся сквозь темные межрёберные извилины телесной пещеры. Его желудок с небрежно разорванной печенью звонко плюхнулись на внезапно вышедшую позолоченную установку, чьи безграничные компоненты ступенчато рассыпались вокруг них и подбирали малейшую каплю крови, переводящих жидкостей и разрушенных тканей, чьи сложные биологические материи были разложены в изначальном но уже в менее устойчивом искусственном состоянии среди отчаянно придерживавшейся, кровавой органической субстанции, растекающейся темным пожелтевшим озером к соседним креслам и стульям. Один из случайных стражников не успел среагировать на столь внезапное покушение на жизнь этого человека, чьему телу он старался вернуть необходимые жизненные функции и за чью жизнь он боролся. — Прошу тебя, не делай этого, ты должен быть умнее этого человека. Разве не так? Твоя сестра жива, мы не потеряли сигнал с ней. Ты должен немного потерпеть. — промолвил страж, когда позади него осторожно прокрадывался отряд подготовленных к подобным ситуациям врачей и хирургов. Он заметил как огорченный взгляд Мукады медленно опустился и пододвинулся вперёд, будто он подал знак о том, что услышал его. — Ты отпустишь его когда я скажу, хорошо? Все смотрели на него, но к сожалению вряд ли когда ни-будь понимали. А может разрушающий сердце страх и первое за всю его жизнь чувство утраты не позволяет ему убедится в их искренних намерениях. Они... Среди них так много подобных дегенератов, использующих данную природой атмосферу в собственных, оскорбительно эгоистичных целях. Он бы никогда не выбрал эту жизнь для своей семьи, будь бы у него выбор он бы никогда не был этой частью из случайно возрожденного бытия. Обнять. Обнять их всех, как можно крепче и свить из всех незыблимое родовое гнездо в котором никогда не будет боли и голода. Его разум, рецепторные оболочки сознания изнывали от криков вокруг коры его головного мозга, ликуя о утрате. Неожиданная пустота насквозь пронзала его межпространственные активные каналы мозочка, когда неосязаемая родная ниточка вдруг оборвалась в этот день. Почему? Почему сейчас, неужели он одумался слишком поздно. Ничтожная ступень эволюции, ради этого бессмысленного мгновения. Губы, руки, глаза. Всё затряслось вместе с каждой его частичкой, и он расправил своё окровавленное ногочелюстное тело. Фигура человека низвергнулась на колени в конвульсиях, из чьей пасти вновь высыпались черные массы тепловатой рвоты, расстекающей вдоль его упирающих об поверхность ладоней. Один из его покрасневших глаз часто заморгал при виде размытой совокупности помещения, похожего на более просторный и характеризующий развесистое служебное пристанище коридор. Он бежал, не зная куда и не зная за чем. Каждый этаж сменялся другим, предоставляя неизвестные тихие проходы. В следующем коридоре было очень светло и мокро из-за густых пятен крови которые были отовсюду видны. Его уставший силуэт внезапно преградил подбежавшего с лестничного пролёта Мукаду, застывшего перед ним с опустошенным сердцем. — Что с тобой случилось? — бледноликий первым обратился к парню, наверное пожелав понять или узнать большее о проступке этого существа. — Со мной? — он опустил содрогающийся от страха и неоднозначной ненависти взгляд, не зная что делать дальше. — Я... Я перестал ощущать её... Уже второй день моё сознание потеряло связь с единственным членом моей семьи. Я не знаю что с ней происходит... Она ведь не могла умереть, она должна была вчера вернуться. — Она куда-то отправилась без тебя? — неуверенно вмешался в рассказ мужчина, стараясь получше рассмотреть его лицо. — Мы должны были находится в безопасности здесь. Но в последний момент мою сестру схватили... Это было зря. Всё это было зря. — голос дрожал вместе с покидающим сегментованую оболочку возбужденной пасти преобразующим паром. — Я должен найти её... Обязательно. Хотя бы её тело. Её тело! Её руки! Её голову! Двое даугмов бесшумно подкрадывались между одной из двигающихся в направлениях стен, готовясь присоединиться к захвату цели. — «Этот класс антро не имеет мозговитой оболочки как у других существ. К его размножающемуся гибридному органу невозможно залезть, взять тело под контроль не получится». — возмутился один из операторов. — «Я это уже понял, первый страж прибудет через пятнадцать секунд, фыф». — Почему ты убил того человека? — нерешительно пробормотал бледноликий, зачесав кулаком немного подсвеченный красным огоньком левый глаз, который не переставал чесаться. — Человека... Давид. — кажется он вспомнил его имя. — всего лишь взбучка критических высказываний и самодовольства. Кроме меня, кто угодно убил бы его в конечном счёте. — Не уверен. Убийство бессмысленно страдающего самомнением солдата ни приведёт тебя к каким-нибудь изменениям. Ещё одна неминуемая, не имеющая значительного замысла смерть... — свою мысль он произносил медленно, запинаясь, словно стараясь мгновенно научиться разговаривать с существом, которому хотелось оказать поддержку. — Они тебя схватят? — Верно, схватят. Но я, иначе уже не смогу... Но я... Но... Я... Зачем разговаривать с этим человеком. С их безнадежно жестоким потомком, который поколениями собирал их жизни по всему свету, закладывая в театральный купол из собраной жизни. Должен был проявить инициативу, увести сестру туда, куда не ступала нога человека или кого либо еще. Пусть он давно не знал и не видел этих мест, он мог попытаться представить их несмотря на то, что это неподвластно его виду. Последний шанс все исправить! Нужно прорваться в последний раз и найти её! Могучий удар в его тело. Мужчина едва не потеряв сознание осторожно подставил руку к плечу "насекомого", которое в одно мгновение искривилось в ужасающе молниеносных телесных разрезах, отламывая часть механической мебельной конструкции поодаль от них. Острые удлиненные конечности из его собственного роздерформированного тела резво поразбивали боковые края модифицированной плитки, будто искусно выстругав из неё криво размолотую гипотенузу. Прямоугольная, покрытая танталовыми занозами консистенция разогналась вокруг интенсивно разогнавшейся инерции вывернутых телодвижений насекомого, глухо пробивая немного отступившее назад человеческое туловище и прочно ударяясь острым заскрипившимся концом об развернутую поверхность, вдоль которой пронзенное человеческое тело оказалось переброшено назад к прочной и принявшей удар стене... Глаза бледноликого буквально выкатывались наружу под давлением ужасающей мучительной боли, среди которой десятки кривых и хаотично наостренных загогулин пронзали, оттесняли и бесцеремонно прочно исцарапывали его органы, не выпуская тело из своих прочных жесточайших объятий. Раскромсанные лёгкие и трахеи постепенно заливались кровавыми шлейфами и темными массами, вздымающимися вверх к ротовой полости. Челюсть походила на своеобразный кровавый фонтан, из которого так же доносились удушающие болезненные стоны. В глазах неопределенно темнело и искажалось расплывчатыми жёлтыми цветками, но назойливо зудирующее сознание оставалось при нём. Уродливый слепой крик перекрывала жидкая чёрная почва, конечности и вовсе непослушно вздрагивали в тот момент когда он старался судорожно пошевелить пальцами, сползающих вниз по осквернённому пергаменту. Все мысли уничтожала боль. Все образы и голоса преображала боль, аннигилирующая его каждую духовную частичку в безмерное безумие, которое снова зарождалось, противоречило в его неподвластном взгляде, в панике сбегающих из белых сплетений видений зрачках, развернутых в зверском оскале губах. Боль, она была бессовестной и чрезмерно большей с каждой приближающейся телесной волной. Только боль. Безграничное ощущение, живьём сгрызающее трепещущий мозг. Ощущение, которое было неподвластно размерам, мыслям и эмоциям.

***

Мягко. Очень мягко вокруг. Вокруг пальцев которые он невольно сжал, чувствуя нежные прикосновения тонкого мышьякового одеяла, убранного вокруг его внезапно ухоженных пяток и чувствительных носочков. Это одеяло? Разве оно может быть настолько приятным, настолько мягким. Прямо как облака, к которым никогда не прикасался? Не был уверен в названии, слове этой разветвленной вещи. Он сжал пальцы снова, неуверенно сгибая колени и приподнимая одеяло выше груди. Очень тепло. Вокруг туско-освещённой желтой комнаты тихо подсвечивались мониторы вокруг припущенных фоновых экранов, считывающих его ритмические движения артерий и многих непонятных для его ума прочих картинок и процессов. — Ох, вы уже проснулись? — с удивленными глазенками напротив пациента тихо зашептала медсестра. Волосы короткие, жёлтые подобно сентябрьским листьям на деревьям, а глаза яркие как изумруд. Её одёжа так похожа на пижаму, под которой прячется чей-то хвост. — Лежите и не вставайте, пожалуйста. Вам нужно отдохнуть, после... — После возвращения с того света, балда! Куда не пойдешь, везде в одни только неприятности попадаешь! — комнату нарочито влетел Куроба на пару с двумя ранее знакомыми лицами. И всё же он не хотел сильно ругать этого человека, ведь если вспомнить, то он и сам от части был эдак проблематичным в свои первые дни пребывания в Туэ, а то и похлеще. — Ох, разрешите. — медсестра вежливо поклонилась перед всеми и вышла из помещения, предчувствуя здесь будущий, крайне серьёзный разговор. Трое разносортных стражей заняли свои места у кресел, собравшись вокруг единственной во всей палате кровати. Куроба подсел справа, едва успев раскрыть рот. Некий ангел с... Маленькой, натренированной жилистой женщиной расположились слева, вновь скрупулёзно рассматривая бледнолицего и передавая друг другу упаковку со сладко пахнущими орешками в красной упаковке. Здесь не было окон, но были серые жалюзи и светло-коричневые шторы с высокими шкафами и тумбами. — Ты кто вообще такой, по жизни? — задал мужчине вопрос Куроба, облизнувшись и умоляюще скрестив обе ладони в сторону упаковки в руках его товарищей, на что Мингли уклончиво повертел головой в знак отказа. — И как, и зачем попал в это место незамеченным? А? Ну скажи же хоть что-нибудь, не подводи меня, с меня же шкуру живьем сдерут. А Мингли умеет это делать одним только взглядом... Ты сейчас должен было быть в больнице, обследование какое-то там проходить. А вместо этого передовые чудеса воскрешения демонстрируешь. — Не знаю... Го-олова все время болит. Я не уверен, что с-сейчас про-исходит... — Заткнись Куроба. — недовольно сверкнул взглядом Мингли когда тот взболтнул лишнего, вручая бледноликому глубокую чашу с лечебным горячим напитком. — Так, попаданец. Ты лично поедешь вместе с ним в больницу и проконтролируешь каждый его шаг. Гвардия должна уже с чего-то начать его расследование. — «Он слишком подозрительный?» — вмешалась Ди′Вора, подключаясь к ментальному потоку напарника. — «За его подсознанием уже вторые сутки следят екз-специалисты, и этот парень выглядит полностью потерянным. Ни в каком виде угроз он не представляет. Пускай наконец-то займется собой. Это уже не наша забота». — воздержался от длинного ответа Мингли. — «Так то забыл предупредить тебя, извини» ...Как наберёшься сил, пожалуйста, сразу же отправляйся в больницу и заполни все документы, договорились? Позже тебе всё объяснят и помогут в восстановлении памяти. И будь осторожен, даже рядом с этим недотёпой. — он вежливо обратился к бледноликому, оставляя возле него журнал и направляясь к выходу. Куроба внезапно столпился рядом с коллегами у опустошённого коридора. — Эй! В каком конкретно смысле он ожил? Как зомби что ли? — Это нельзя назвать воскрешением, Куроба. Это невозможно даже в теории. До того момента, пока мозг ещё не начал разлагаться, его конечно можно оживить... Травмы безымянного были несовместимы с жизнью, но каким-то образом его потенциальные регенеративные способности возобновили каждую уничтоженную молекулу вплоть до клеточного ядра. В него будто мясорубка угодила. — Как такое возможно? — Я не уверена. Есть один вариант, при котором он смог где-нибудь сохранить органический экземпляр ствола мозга. Может быть запечатал его за время до смерти, а когда тело было восстановлено заложенной в нём аутентичной трансмутацией, копия тут же... Бесконтрольно вернулась обратно в тело? Что-то вроде замены. Я никогда о таком не слышала и то что я предлагаю сейчас, это спонтанная теория. — Подозреваешь, что он такой искусный колдун? — У меня пока что нет больше никаких идей. Ни одно существо не способно к подобной скоростной регенерации клеток. А его мозг точно был мёртв. При вскрытии он ещё был на 85 процентов сгнившим, как будто пролежал несколько недель. — Чертовщина какая-то. — Весь штаб пока-что не уверен в своих предположениях, а их предостаточно накопилось за последние пару часов, — вновь оставался краток Мингли, вступив в разговор. — Его буквально только что из морга достали когда во всем помещении у одного из трупов внезапно появилась ишемия. — Ясно... Ди'Вора сказала что он что-то кричал, тогда, в морге. — Куроба взглянул на низкорослую женщину напротив себя. — Да, громко орал от боли, когда приходил в сознание пока его обнаженные раны медленно заживлялись на груди. — задумчиво ответила женщина, в последний момент подпрыгивая и вырывая из губ Мингли последнее печенье с кокосом, залпом наполняя ею свою правую щеку. — Хватит так постоянно делать, нас в столовой и так все зашипперили на той неделе. Не хочу переживать один и тот же псевдо-супружеский день ещё и в военном госпитале. — Гха? Ты сам в этом виноват, нечего со мной каждый вторник по магазинам шляться и девушек которые тебе каждый день признаются отшибать. — не менее возмущенно возомнила Ди'Вора. — Но я не могу отказаться от походов с тобой по магазинам. С другими особами женского пола ты не якшаеся, мягко сказать. И кроме тебя моему вкусу больше никто не сочувствует. А прочих милых дам я отшиваю поскольку мне серьёзные отношения не интересны наряду с их попытками утащить меня в их половые авантюры. — стал невозмутимо оправдываться Мингли. Парочка размеренным шагом побрела вглубь коридорных консистенций, продолжив пылко обсуждать возникшую из воздуха междоусобицу. — Хм. — неразборчиво для себя хмыкнул парень, возвращаясь обратно в палату к бледнолицему который внезапно возник рядом с ним. — Ёжи#@%%\\:!!

***

Они остановились вокруг едва возвышающегося над автодорожным пролётом скромного уличного моста, между чьих мрачных и одиноких стен домов затерялся древний, впрочем затерянный и затасканный временем деревянный кисок, где чуточку подвыпившие мастера приготавливали лучшие во всем районе канзопу, в которые эта пожилая супружеская пара вкладывала всю свою душу и незабываемую тайную специфику приготовления, чей секрет уже давно был известен их невероятно редким посетителям. Но менее удивительным и загадочным это место не стало. Человекоподобная мощная рука антропоморфного змея легонько оторвала со стены подозрительно съеденную распадом листовку. Странно, что никто здесь никогда не убирает, или он чего-то не знал об этой улице? Вокруг нескольких безграничных, рассыпающихся облачков коричневой ржавчины был запечатлен прекрасный и утонченный подобно сказочному цветку силуэт певицы, умершей ещё в прошлом веке в безмятежно глубокой старости. Ей оставалось прожить семь месяцев до наступления двухтысячного года. Присущая её расе бледная кожа и длинные прямые волосы достигали её аккуратной талии. Её скромная улыбка невзначай была направлена к его любопытным глазёнкам, приглашая на свой последний концерт. — Хана Дэнду... Это её песни я слушал вчера. — отозвался Додо, улавливая усиливающийся запах варившейся печени, молочного теста и чуточку острых специй над раскаленной жаровней в пару метрах от себя. — Хм? С симфонического рока перешел на романтические баллады? И как у всех получается так резко переходить из одного музыкального климата в другой, однако, — томно вздыхая повернула голову женская особь с причудливым головным убором, похожим на огромную и достаточно тяжелую люстру которую она носила на себе, будто представляла на месте её самую обычную шляпу, вокруг которой прибавляла себе красок загадочная театральная пьеса. — Никогда этого не понимала... Моя матушка Голлития всегда слушает её голос, когда отдыхает в саду или в одиночестве шьёт новое платье. И бабушка Сакта тоже слушает её вместе с моей прабабушкой по праздникам. Теперь мне кажется что это входит в женскую часть наших нестандартных семейных традиций, пусть я этого еще не унаследовала... Не доводилось пока ещё. — Тексты её песен так не родны и чужеродны для меня, но почему-то я ей с-с-сочувствую. — тихо пробормотал змей, который в следующее мгновение резко оглянулся на источник странного шума, пребывая в неведомом раньше изумлении. — Да, её песни часто выглядят как рассказы, порой даже из её жизни. Стоит прислушаться к её словам, и тогда замечаешь разницу между той секундой в которой ты различаешь себя, свой образ жизни, свои идеи, настроение и тем, кто сидит перед тобой. Тем, чьи мысли и их полностью чужой замысел ты видишь впервые... Хмф. Наверное я снова цитирую моих матушку с бабушкой. — расторопно усмехнулась особа, тихо позванивая неограниченным спектром церемониальных декораций вокруг парадного, обнимающего вокруг себя землю платья, чьи посмертные черные подножья вздымались вверх к белым каллиграфическим горам, храмам и сельским поселениям, таящими сотни лиц и сотни звуков, гармонично повествующих вручную вышитую историю её старинного рода. Хищные зрачки змея приобрели распространяющийся хроматиновый окрас, который будто вместе с остальными органами головного черепа и брюха отражались против искривленного зеркального барьера из аннигилирующих кофун-частиц, собранных поверх ключиц. Его сознание видело перед собой сидячий вокруг прохладной влажной земли силуэт маленького ребёнка, вероятно семи лет. — "Видите?" — мысленно обратился он к ближайшему патрульному участку, также транслируя происходящее в высший генеральный штаб. Разум рыцаря спокойно управлял неосязаемой безграничной генерацией заданного им пространства, тщательно осматривая биологическую сущность, все её изнуреальные коды и направления жидкостей, каждого миоцита и миллиметр каждой последующей молекуле, что отображалась навстречу его восприятия в хаотично представленных и смешивающихся плоскостей формирующегося измерения, где достигающие небес небоскребы скручивались в затяжном непрекращающемся▉▇ █ разделе██ █нии вывернутого наружу проспекта, где кочующие силуэты жителей скатывались обЪеденившимся кофейным пятном в густой спад маразма и Меолы, она ведь заБЫЛА Кошелек., движущиеся чайник., наи_ УДивление, потребность. Я научил, умножи..т... не забыть. Серийный пластмасса ., обниму тебя. даен поэтому так много вложил в себя кефира. ▐██Деградация? потеря разговора. Дай мне руку. секреция. Слово. Обними мою селезёнку. Умоляю прекратите, пожалуйста!!-! Громадное платье, построенное из царских небоскрёбов. Это праздник! Именно в У эту Ночь! Он проходит только один раз в году. Она что-то спрашивала у кукол, боязко поглядывая на стража перед собой. Его королева. Это не могла быть она. Это же просто ребёнок, очень маленький и умственно отсталый. Этому созданию не больше семи лет, правда ведь, . гео. де-о., невзможжностьь-ъ... Как её крошечное тело способно выдержать столько веса внутри этих гигантских доспехов, её праздничный наряд, он был весь сшит из них, из неподвластно тяжелых сплавов, но её едва видные руки спокойно подобрали одну из мягких игрушек. — М-ммм? Я не знаю... Ничто не имеет смысла. — неразборчиво прошептал детский голос на вопрос одной из игрушек. Змей счастливо оглянулся, . нет, он закричал от чувства насыпи вокруг черепа, . у▐покойся. а он ведь не хотел подходить за те высокие двери, плюнуть бы ему в лицо и уйти. — Что ты делаешь!? — отозвался Додо к напарнице, которая сладко посапывала под густым теплым одеялом на мокрой жесткой земле с широкой лужей из дождевой росы сзади., сладко потягивая плечи и зарывая к щекам скомканные в кулачках хвостики одеяла. Лампа зажглась напротив, высокая. Уже вокруг ночь? УСЫПАЛЬНИЦА моя! Обнял её тело, которого не было внутри, одеяло было тонким как лист бирюзовой бумаги с тоненькими контурами скомканных линий простыни. Нет, вот же солнце! Везде тепло и светло как вчера. Руки приземлились на его широкую грудь. А"! Части телесной прослойки вытекла с частью желудочка? Не ТОРмози, ты следующий! Он кивнул, еще раз оглядывая наполненные олимпийские трибуны, где миллиарды ЗАЧЕМ, . зрителей ждали сенсации горелой весны. оранжевой. пёк Зачем, нет,. нету. Поднял степлер, прилип к журналу густой желтой жижей из его ладони? Он в кабинете, такой беспорядок. Почему одеяло опять движется!? Не дотянулся до двери, все испорчено! линия опять скомкалась!!!но друзья вовремя набили его пасть спагетти на основе клубничного соуса, но куда же без борща с желчным утенком?, а грибной соус, . ячменевая прослойка с яблоком и медом. Креветка, ... Тьма. Бесконечная неразлучная волна стала неосязаемым осязаемым коконом. Бьющийся, ласково, трепетно, лёгкий удар. Тушь под глазами, она тебе её подарила? Кто я, а ты? Следующая волна.

***

Сознание постепенно вернулось по мере её приподнимающихся и сильно побледневших век. Её комувая консистенция чуточку пожелтевшего от сумбурно разразившегося света несчитанных лампочек и непонятных для неё источников украшенных световых палитр тела была заметно охлаждена. Холод, который безжалостно покалывал её девственные нендованные органы и всей подозрительно изнывающей сыростью атмосферой отпечатывался возрастающей тревогой внутри разума. Было настолько холодно, что ей даже не хватало сил согнуть свой неимоверно хрупкий бледный пальчик с тоненьким свежим порезом, в который её поцеловала мама и после заботливо залечила. Мама, где она? Почему так холодно и грустно, уже немного страшно. Почему так больно? - Агх... Прости, но я не могу больше терпеть. Этот Вкус, его фантасмагорический образ выбухает в моих снах, жутко передразнивают мои мысли, которые издеваются над моим воображением. Я... Сняться ли сны таким существам как ты? Если бы нечто смогло бы исполнить любое моё желание, тогда я бы хотел узнать ответ на этот вопрос. - Глазёнки маленького создания присмотрелись ввысь к источнику мужского голоса, вокруг которого смешивались чудовищное давление ярких световых истоков. Пухленькие губы всё так же бессильно и под неизвестным давлением холода оставались зажаты, а бархатные мышцы кукольного лица понемногу искажались в наивном страхе, изображая плач в котором её биологический набор синтезов не позволял выделять слёзы если до этого она не подвергалась влаге. — Ви-ижу кладезь... И пла-ачет сказка, лети-ит сказка. — едва слышно подпевал странную песенку человек, медленно и не слишком тонко раскатывая бархатное девичье тело с помощью деревянной скалки, раздавливая руки, ножки и голову которые достаточно долго охлаждались на стужевой полке. Глаза немного приподнялись к тихо стонущему личику создания, обдумывая вероятный процент телесной боли который она переживает, и почему-то он останавливался на самом минимальном числе из всей таблицы. Человек продолжил. В развернутую полость опустошенного тела, чья органическая сущность состояла из похожих на густую опару ирреальных масс, он аккуратно разложил приготовленный из самого свежего молока творог. Пальцы приспособлено запечатывали края теста при создании не слишком толстых соединений. Вода в кастрюле как раз стала закипать по ту сторону трясущейся как в вагоне поезда комнаты, походящей не гостевой обыденный коридор в котором кто-то забыл пару туфель и наспех свернутый шарф. Он чуточку смазывает руки растительным маслом и относит последний вареник к остальной группе. Над тяжелой кастрюлей с подпрыгивавшими пузырьками вскипеченной воды высоко восседала прочная марля, вокруг которой человек не спешно расставлял пока что недостаточно съедобные заготовки размером с 60 миллиметров на расстоянии 6 сантиметров друг от друга. Широкий купол накрыла просторная крышка, вскоре удерживающий весь накапливающийся вокруг вареников пар при среднем огне. Становясь отдаленно похожими на белые пирожки они один за другим заботливо укладывались на длинном полотенце, собирающем накопленную влагу и температурный пар в то время как человек долго раздумывал над тем, что стоит ли посыпать их небольшими крупинками сахара, как это делали для него в детстве. Он уместился в глубоком кресле вокруг изогнутого рабочего стола, поставив рядом тарелку с относительно тёпленькими кусочками наступившего ужина. Взгляд поднялся к приподнятому напротив сквозному отверстию, с распахнутым вовнутрь окном. Заметно движущиеся облака на космическом черном пергаменте разливались подобно молочным озерам после вспыхнувших вокруг дома нескольких ярко оранжевых звезд, что чаще всего обычно происходит после полуночи, странно. Немного холода просачивалось сквозь рыбацкие сети, которые человек забыл убрать вместе с выцветшим багажом. Среди длинных и колыхающих себя ветвей сгорбленных деревьев, едва переступающих порог освещенного окна, мельком были видны тёмно-синие фрагменты неба, за чьей неосязаемой чёрной мембранной возвышались из неоткуда откинутые фиалковой громовой скатертью горы. Похоже что-то снова включило телевизор на втором этаже, когда стал слышен вновь знакомый голос телеведущего с его порцией умалишенных новостей, среди которых в очередной раз для него не было и доли здравого смысла. Кажется дождь начинается. На этом острове он почти совсем один, если не брать в учёт эту странноватую и не здравую на голову фею, каждый раз тырящей из его лавки накопленные тяжкой работой продукты. Хоть бы она оставила его в покое хотя бы на один единственный вечер. Наброски некоторых картин отчетливо расплывались на стенах, и пальцы приблизили кончик вареника к его губам, чувствуя первую подступающую волну эмоциональной эйфории, позволяющей прочувствовать вкус навечно запечатленной неповторимой жизни, чьи взошедшие мягкие пузырьки теста буквально таяли на языке, покрываясь чистой слюной. Зубы бережно пережёвывали буквально каждый объём шелковистого теста и проглатывали с трепетно постукивающим между рёбер сердцем, ощущая её ласкового розмелченную зубами и просачивающуюся к желудку биомассу, чувствую собственное неповторимое счастье и отдельно выславляя любовь к тому созданию, которое смогло преподнести для его души эти незабываемые сказочные прикосновения в самом центре эстетического и телесного переплетения. Жестокая художница, потаённый перфекционист мыслительного искусства. Её крыловые и размером с то самое круглое оконце пластинки остановили ускоренные взмахи на рядом пошатывающей себя этажерке, пряча розовое и не скрывающее внутренних составляющих мышц личико среди густых креатиново красных локонов густых волос, искаженных неизведанной хворью. — Иногда мне кажется, что я одна из Титанов. Так безумна, так уродлива и долговечна. Я и правда не такая как все, совершенно другая... — Ты преобразуешь эмоции в мысли, а мысли в слова и последствия с помощью собственного тела. И ты есть заложник этого тела, чью перерабатывающую пищу оболочку я отсюда вижу, — человек подчеркнул развитые белковые массы вокруг обнаженных упругих мускулов низкорослого тела феи справа от его укоризненного взгляда, заметив как её желудок переваривал недавно пойманное ею насекомое. — И так изо дня в день. Не хочу оскорбить твой нрав, но ты самая обыкновенная и заболевшая хворью "Ги-Модиса" фея, которая я надеюсь однажды покинет мою берлогу. — Эх... Весь день охотилась на недостающую мне мелочь, жутко устала за эти сутки. Не одолжишь одну штучку? Пожалуйста. — Пропуская неинтересный для себя разговор мимо ушей, она любопытно начала лакомиться этими аппетитно выглядящими белыми пирожочками. Она ласково улыбнулась облупленными покрасневшими устами, надеясь полакомиться любопытным блюдом, которым человек нехотя поделился, разломав один из вареников надвое. — Ах... Наесться одними жуками да личинками просто невозможно в этих краях, давно бы с голоду померла если бы не ты. — устало подмигнула фея, и пропуская неинтересный для себя разговор мимо ушей она любопытно начала лакомиться этими аппетитно выглядящими белыми пирожочками. — У-уу, выглядит тепло и аппетитно. Поделишься со мной, пожалуйста? Глаза человека странно посмотрели на неё, с таким озлобленным пренебрежением от которого художница уже хотела было сбежать. Но человеческая рука внезапно схватила её тело, с ненавистью раздавливая всё кости и органы, принося ей медленные предсмертные страдания. Фея едва становилась похожей на прежнюю себя, широко раскрывая челюсть и изрыгая наружу мощные страдальческие крики, напоминающие пищание умирающего насекомого, которого обычно живьем объедают более крупные хищники, к примеру те же "дефиксы". Голова лопнула под натиском масштабной человечьей силы, разбрызгивая кровью всё вокруг. Ноги и тело вокруг изуродованного размельченного туловища перестали дёргаться в судорогах, вскоре приземлившись на пол, где мигом собралась стая крошечных насекомых. Они не жадничали между собой, каждый отрывал что-то от её тела по мере своих сил: частичку кожи, глазного яблока, разгрызали мускулы чтобы добраться к остальным органам, половые органы, и тазобедренные фрагменты относительно крошечных костей тоже пригодятся, под их коркой тоже хранятся полезные ископаемые. Они ничего не оставят здесь на произвол бессмысленному гниению, здесь всё пригодиться для выживания их могущественной колонии, всё ради их единственной матки.

***

Хибари у костра, ханука. Вот уж эта вредная девка, из-за неё теперь подсел ещё и на опенинги, и эти дурацкие мультипликационные приключения с прекрасными девицами, чей самодостаточный характер Маяковского из раза в раз безжалостно избивают его развратные мысли. Кувырок, вежливый поклон перед ушастой принцесской. Сотни тысяч лиц были прикованы к его силуэту, а это значило что пора начинать. Концерт окупился огромной публикой, готовой к представлению. Первый Дивиан что-то усердно колдовал над барабанами, в то время как второй примостился среди акустических приспособлений. Третий Дивиан прочно ухватился за електрогитару, понемногу заряжая это место мистической темной энергией. Бренный взгляд бросался на бескрайние толпы очевидцев, начав вымаливать у каждого из них искренние слёзы либо отдаться судорожному бегству.

Хэй, беги как можно быстрей, сегодня нас ждет бескрайних концептов смертей! А пока твоя жизнь - выкорчеванный из земли древний устой, я приготовил для тебя этот безумный настой! Бескрайние волны из геополитических небылиц - отрадно утащат сотни потерянных лиц, среди которых я увидел твой банальный каприз, и приготовил этот мерзкий сюрприз! Твои мысли подобны движеньям высокодуховных птиц, что будут съедены сердцами красноречивых границ, - а это Папа, госдума и сотни тысяч страниц! Их волокнистые пятерни способны навечно лишить нас спокойной жизни, и для этого достаточно одной самовластной души - решившей стать принципом демократической лжи! Мой природный гнев - не более чем способ размозжить твой череп, и доказать всем людям то в чем я так сильно уверен, И я не стану покорятся вашим убогим социальным путям, идеологий бессмертных границ я порву навсегда! "Музыкальное сопровождение приобрело тревожные ноты затемненной атмосферы, среди которой не видать было спасения. Его голос преобразился, демонстрируя отчаяние в их образах, которые имеют право отказаться от его свободы." Как только их иконы окропит свет и тьма, Ни за что не забудут, кто пробудил их кровоточащие сердца. Как только их сытые тела окутает юный, хмельной белый оргазм - мечты наши разобьются об их интимные права, и их так много, а это значит, Что абсурду не будет конца. А-а-а-а-а-она червона і сумна, и только одна мечта над её безмятежно больной небылью, А-а-а-а-а-она не зная вмерти без ума, в объятиях безмятежно бурной жизни. А вот и она, лестью подлою украсившая - агностическая тварь. И её бедный Лансер её праведный туз в рукаве - дабы отсюда навечно сбежать! "Первый и второй Дивиан стали придавать своим инструментам характерный грубый жанр, возгораемый в их последние мгновенья." Бейся, противоборствуй, порви богатые лексиконом пределы! Поднимайся, смотри и наконец мерзостные мысли мои узри! Прыгни, умри - и в истине своей пред моими очами явись! Никто твоих желаний не узреет теперь, и лишь твой запах смерти стал намного сильней! Двигайся, танцуй прямо как я - танцуй и сойди с ума ради меня! Двигайся, танцуй прямо как я - и давай вдвоём сойдём с ума в этом танце прямо сейчас! Двигайся, танцуй прямо как я - ведь очень скоро мы с тобой умрем навсегда!

Последняя нота оборвалась и Дивиан откинул в сторону кошкодевочки плейлист, не до конца осознавая всю ту ебанутую отсебятину, которую коротко спел сейчас. — Ох, вы уже пришли, это очень хорошо. Эм... Так как не пришлось вас искать нам самим и затем силком приводить сюда. — из всех присутствующих он прицелился взглядом на трёх стражей. Первый страж был невысок, державшись в уверенной для себя благородной позе. Золотые проблески доспехов сливались с чешуей десяток раздолбанных темных кирпичей. Вздымающиеся желтые волны согнулись амелированными лезвиями и оружьями позади окаменелого бархатного плаща. Длинные прямые волосы в образе непробиваемых, острых черных шестов таили между своими тонкими сквозящими лазейками хладнокровный взгляд из темно-зелёных ядовитых глистов вокруг красных крошечных зрачков. Она не боялась ни его, ни его могучей шайки, оставаясь готовой либо к бою либо защите гражданских, скопившихся вокруг площади. Прочные расщелины желтоватого механического скелета, принадлежащего худощавому встревоженному стражу, медленно подкравшись затаились за спинами товарищей в обрамлении из скованного защитного панциря, из которого выглядывали любопытные глазенки. Третий страж одним единственным смелым шагом переступил неподвластную для него ранее черту, боязливо поглядывая вперед. — Карлос. Ты считаешь себя профессионалом? Способным здраво отдавать своим мыслям приказы в абсолютно любой, надлежащей для этого критической ситуации? — высокий мужчина согнул несколько пальцев на ладони, предложив стражу сосредоточиться на их разговоре, раз уж тот первым решил выдвинутся к нему. Вот же упёртый баран. — Зачем ты позвал нас троих сюда? — продолговатая и лохматая челюсть стража выдвинулась из защитных слоев сплоченного доспеха. — Своекорыстная паскуда, — пробурчал себе под нос мужчина, но затем внимательно посмотрел на Карло — Слышь ты, выблядок! — Дива ожесточенно преобразился в лице, невзлюбив его своенравие. — Я тебе вопрос задаю, а в ответ ты делаешь вид будто не догадываешься что я создал сие неимоверно скучнейшее и совершенно ненужное собрание из-за смерти Лешфуда, к которому пока что косвенно, но все же причастны вы трое. — Ты ошибаешься, я понятия... — Всё, всё! Заткнись, — Дивиан вполсилы зажал кулаки, с трудом сдерживая желание разбить голову стража в метрах от себя. — Стамина, приведи её наконец сюда и верни вон тому еблану. — высокое и белоснежное тонкое существо тут же привело к Дивиану молодую растерянную особу, послушно выполняющей приказы и со слезами рухнувшей на колени, сжимаясь от страха и боли под животом. Девушкой оказалась очаровательная светловолосая эльфийка, чьи густые зеленые локоны пропитались нескончаемыми проклятыми слезами, тяжелые и сладкие биения ударялись об искусственно засеянного ребёнка, отныне растущего в её развитой восьмимесячной утробе. — Лифея! — Карлос мгновенно запустил двигатели, собравшись совершить скоростной прыжок в направлении его возлюбленной. Его массивные стальные сапоги резко застопорились вдоль разрушенной позади себя одиннадцатиметровой линии из горящего асфальта и их отпрыгивающих разрушенных осколков. Он рискует. Вдруг убьют, если совершит ещё один столь необдуманный шаг. Но за ним же ещё стоят могучие толпы стражей и согвардейцев, он не посмеет убить жителя при всех... Снова. Правда ведь? Многие из присутствующих узнавали эту бедную душу, бросая на её тень лишь соболезнующие взгляды. Принцесса Лифея, самая чистейшая и прекраснейшая из своего благородного рода душа которая преодолела сложнейшее путешествие длинною из трёх враждующих между собой островов. Луч эстетической надежды на прекрасное будущее, в котором она оказалась первой, зачав незаконно рождённого наследника их величественной могучей семьи. Дитя - плод бессмертного греха и безумной любви двух совершенно разных сердец, судеб и организмов. Дитя, которое бесцеремонно вырезали из материнского чертога, засеяв вместо него чужой плод... Опущенное к земле лицо содрагалось в ужасе вместе со всем телом, укрытым порванным кафтаном. Ненависть и позор. Душа кричала в пустоту, сжимались пальцы об иглу. Желанья бились об сомнения, и жизнь растрачена напрасно... Столько беспрерывных дней, месяцев и лет. Сама будучи юной принцессой мечтала что однажды исполнит свою мечту, воплотит в жизнь столько прекрасных чужих желаний. Встретит свой покой, свою нерушимую духовную опору и безграничную любовь. А теперь похищенное и униженное на глазах этого мира насекомообразное месиво, за двое суток лишенное всего чего она достигла, заслужила и сумела создать. Смотрел. Представлял новые образы того, как можно было бы безопасно выкрасть любимую, учитывая присутствие внушительного количества экстрасенсов, телепатов и прочих мутантов, охраняющих Дивиана и его мерзкое представление. Гнев. Невозможно, у него нет и крохотного шанса на то чтобы дать достойный отпор, защитить её. Его просто размельчат на куски, застрелят, подорвут или телепортируют в его желудок крохотных тихоокеанских пираний. И ничего не успеет предпринять. Нет! Нужно дождаться подходящего момента. Он не один. Боялся каждый из присутствующих. В любой момент могло произойти всё что угодно. Никто и не думал бежать, лишний раз пошевельнутся или же окинуть взглядом кого-то из этих психопатов, готовых ринутся в бой с любым количеством стражей дабы устроить безумную резню. Матери и чьи-то дети. Школьники, студенты, учителя и звери. Деревья, птицы, голоса существ, ползущей мимо ног адемы. Человеческие шаги приближались к самой шумной части границы, образующей яркое столпотворение из стражей, очевидцев и прочих ценителей столь шумных и веселых как кажется этим молодым проходимцам движух. Избитые несколькими помятыми оканами и жизнью кроссовки словно мякиш размокали в очередной широкой луже, заныривая под широкие складки долго нестиранных джинсов. Она осторожно выставила ладонь перед очередной группой стражей и нескольких сотрудников специального назначения. — Прошу вас, оставайтесь на своих местах. Иначе кто-то может пострадать... — все уставились на подозрительного человека в маске перед собой. Некоторые испугались, некоторые сразу же разбежались в стороны словно от надвигающегося в их сторону огненного смерча, предварительно сопровождающего метеоритный дождь и всего лишь одного ублюдка, который наверняка не прочь кого ни-будь просто так зарезать, пристыдить или изнасиловать. И весь этот ужас вмиг разглядели в человеке, незаметно перебравшегося из лагеря Дивиана с этим наглым требованием. Да как смеет это душевно больное ничтожество столь вплотную подходить к ним? Об этом человеке, кто же им мог быть? Деревянная маска с подкладкой плотно прилегала к лицу и частично к мягким щекам девушки. Между прочной расцарапанной переносицей из обработанных на станке стручков образовались широкие, овальные масляные разрезы, в которых была запечатлена подозрительная, непроглядная даже при дневном свете темнота. Ни глаз, ни кожи. Ничего кроме беспросветной тьмы, над которой колыхались густые рыжие кудри. На белых одеревенелых висках держались разноцветные бусинки, по три таких на каждой стороне маски, выстраиваясь позади черных глазастых прорезей словно заползающие в свои укромные норы букашки. Невидимая зелёная змейка при виде потенциальной опасности юрко уползла под воротник её пальто. Над густой толпой внезапно воспарила широкоугольная наполненная бутылка, звонко разбиваясь об укрытую маской голову девушки. Еще мгновение, и её решат поджечь. Пошатнувшись, она прикоснулась ладонью к запачканной спиртом и осколками маске, ощущая на собственных пальцах липкую влагу и аромат противного алкоголя, который она никогда в жизни не пробовала. Ей тогда было восемь лет. Родители однажды разрешили ей попробовать несколько капель водки под новый год, после чего она сильно сморщилась и ещё долгие минуты полоскала рот смородиновым компотом. С тех самых пор она поклялась что больше никогда не притронется к этим самым мерзким на свете напиткам. — КТО БРОСИЛ ЭТУ БУТЫЛКУ!? НЕМЕДЛЕННО СОЗНАВАЙТЕСЬ!! Ожесточенные удары копытами по земле сумели распугать некоторых очевидцев, подобно взбешенному койоту который нашел своё долгожданное стадо овец. На толпу замахнулось огромное трехметровое - чудовище. Именно так её все называли. Хотя для своей поганой шайки она откликалась на имя Сасори. Женский облик вокруг бордовых шершавых панцирей мутировал в незыблемую и ненасытную злобу, обращенную к своим потенциальным соперникам. Над двадцать первым и шестым позвонком поднялся массивных объёмов отросток, едва уподобляющий гигантский скорпионий хвост, состоящего из безумного количества химерных мышц, краевых панцирей и мутагеных игл, неестественно разрезающих скопление бесконечных нервных окончаний и образующих на другом конце отростка несчитанное количество острых, всевозможно деформированных лезвий подобно образовавшейся, огромной клыкастой пасти какого ни-будь диковинного зверя. — Са-Сасори, успокойся! — Я их РАЗОРВУ ВСЕХ!! — могучее, а вместе с тем уродливое острое тело Сасори приняло боевую стойку, бескомпромиссно разгневанным ликом и звериным рычанием стараясь запугать двух ополчившихся стражей рядом, готовясь кровью и потом выпытать у них имя того мерзавца. — Прекрати! — девушка с маской перегородила ей путь руками, которые едва выглядывали из широких меховых горловин длинного пальто. — Прошу вас прислушаться ко мне, — она обернулась назад к публике. — Не пытайтесь арестовать его, похитить или убить. У вас ничего не выйдет, это место окружено сверхами. Они все скоро уйдут и всё закончится. — Пошла прочь юра! — Дерьма кусок! — один из гвардейцев занервничал, оставив на её теле широкую механическую оплеуху чтобы та отошла назад. — Вы нас не запугаете, маньяки грёбаные! Вам самое место в пасти Гюрли! — Слышь ты, уёбище рыжее?! Тебе пизда! Сегодня ночью оглядывайся по сторонам тварина! — Эй, девочка, — между не менее разъяренных лиц протиснулась какая-то женщина. В её прелестных черных коготках теплился крохотный сад с распустившимися юными зверьками, которые с довольными моськами принялись уплетать за обе щеки прекрасные разноцветные цветки. — Я однажды видела то, на что ты способна. Тогда, на набережном просёлке Сайтама: возле моего дома взорвалось несколько компрессоров и ты, обернула время вспять, мои деточки чуть не погибли тогда. И машинку заодно починили. — пустила печальную слезу женщина. — Твой талант может прекратить весь этот ужас, остановить их всех, но ты подчиняешься его воле. Почему ты так поступаешь? Скажи пожалуйста. — Я! — девушка встряхнула головой, придерживая рукой гигантскую подругу позади себя. — У меня нет выбора.. мне очень жаль... Массивный демо-механизм состыковался с землей взнузданными отростками из четырех рук и ног, переплетаясь испорченными проводами об прифелейные структуры корпуса единой машины. Тело пожилого джентльмена походило на переплавленный десятками попыток алюминиевый кувшин, в чьих жестикулирующих человеческих ручонках передвигалась огромная лабораторная колба с широкой надписью "Дитя". — Нет, Карлос. Ты не еблан. Ты ебланище! — подпел Дивиан, приказав вернуть стражу его законную принцессу в вежливом сопровождении. Небольшой и аккуратно обработанный разрезной шрам на округлом животе Лифеи. Эта странная колба в руках механических уродов, передающих её из одного пространства в иное. Их ребёнок, жестоко оторван от сердца его матери. — Верни!! — энергетические турбины многогранно заискрились за его гигантской спиной, тело ускоренно двигалось, руки же подбирали на земле кем-то выброшенный мусор, железяки и разбитый двухметровый столб, накапливая из их природных структур мощь для внезапной подлой атаки, припрятанной между десятками формирующихся лезвий, выстрелов и лживых перемещений. Их молекулы преобразовывались в широкие выступы, несущимися вдоль разрушающейся дороги и колебания воздуха. — Период! — его правая нога развернулась на сто шестьдесят градусов - оцепенела. Заостренные конечности, выстрелы вокруг пальцев - оцепенели. Его золотой эндоскелет с бесконечно накапливающими себя частями брони застыли, будучи внезапно укрытыми темно-синим мерцающим одеялом, которое могли видеть исключительно её глаза. Невидимому взору, таящему тайны за этой белоснежной разбитой маской. Руки выглянули из-под толстого горного пальто, поочередно размешивая уплотненный подобно зефиру воздух между её тонких пальцев, изгибающихся и просто пляшущих в сложном противоестественном танце. Сначала вперед пошел правый локоть, ударяющий тыльную сторону руки об выдуманное пространство, которое она всегда представляет как некий целый организм: В образе атмосферного давления, углекислого газа, мыслей, несчитанных слоев звуков и молекул. Орган, увидеть который под силу только её больному рассудку. Затем левый локоть, напрягшиеся приподнятые пальцы будто изображали пламя, которое каждый раз угасало об невиданный звуконепроницаемый барьер. Период выбрала очередную временную развилку, вдоль которой перемещались и существовали доспехи набросившегося на неё воина. Балансирующий золотой сосуд поначалу медленно отстранялся от мозга Карлоса, полностью выкачивая голубую пыль вдоль самого мозочка и продолговатых астеновых, фиброидных и мезиотипных отделов вибрирующего темноватого головного органа. Время стремительно откатывалось назад, жестко ударяясь об толпы очевидцев и вскоре возвращая доспехи к своему исходному месту, предназначенное на самой отдаленной от живой поверхности базе, а именно рабочему цеху по термальной и химической обработке повреждений на рабочих инструментах. От непредвиденно резкой и абсолютно полной потери голубой пыли, за долгие годы тесно прижившейся с его организмом, Карлос с тяжёлым задыхающимся кашлем рухнул на одно колено, замечая на своём теле оставшуюся полевую форму. Рыжеволосая повелительница временем застыла перед воином, не осмеливаясь идти на контакт с разъяренной горой мускулов и амбиций, наверняка желающих убить любого ставшего на его рискованном пути. Левый локоть налево и вверх, касание - столбики термометра вновь показывают +20 градусов, по его лохматому лицу прилетела звонкая пощечина от униженной и брошенной леди которая с неуловимой скоростью пронеслась сквозь площадь и заниженный спорткар на всех порах мчал на исходную точку старта, мощно впечатываясь задним карбоновым спойлером об большое гибридное тело Карлоса, врезавшегося в заднее окно и перекатившегося по крыше. А вот эта птичка снова преодолела расстояние с две небольшие крыши рекламных щитков, после остановившись на оголенном проводу и задумчиво почесывая глазницу. Опять показалось что-ли? Пред глазами поверженного Карлоса предстало явление Фемиды, вернее это был Дивиан с вызывающе вывернутыми руками, изображающими "Весы правосудия". — Видишь разницу? — пожал плечами мужчина. — Между тем, чтобы выполнить свои узаконенные обязанности. — в правой руке Дивиан держал воображаемые счастливые моменты в покоях дворца, откуда доносился плач его новорожденного создания, находящегося в заботливых объятиях родителей. — И твоей прекрасной возлюбленной, которую похитили, чтобы поменять местами детей в её брюхе, дабы та теперь выкормила абсолютно чужого ребёнка. — Нет... Нет, почему? Почему должна страдать моя жена!? В следующий миг Карлос лишился равновесия, рухнув вниз с разбитой челюстью из которой выпало два здоровенных клыка. — Моя реплика, ящер. — мгновенно вернул инициативу к себе Дива. — Не уверен, правильно ли я поступаю. Не знаю, хочу ли я этого... Но за своё пиздабольство ты точно заплатишь миру, заплатишь новым Лэшфудом. И вздохни с облегчением, ведь если у тебя не было бы любимой женщины, рожать его пришлось бы тебе. Карлос грузно выдохнул, опёрся локтем об землю и преклонился на одно колено. — Пожалуйста, верни всё как было. Помоги мне спасти его... Я сделаю всё что угодно ради тебя. Я готов отдать тебе эту клятву прямо сейчас... Я готов на всё... — Похоже, что я впервые обнаружил разницу между рассудительностью и благоразумием. Совсем крошечною, но всё таки способность к неосознанному возвеличиванию собственного соображения, которое как может показаться, жертвенным образом причиняет благо чему-то большему, высшему звену общности. Вот только ценой за это стала чья-то жизнь... Мне нужно чтобы ты и присутствующие здесь усвоили очередной урок, к которому конечно же все отнесутся наплевательски. — погрустнел мужчина, кратко взглянув на одну из бесчисленных оживлённых толп. — Да кто меня будет слушать, после всего что я натворил... — Я не к тебе обращался, ничтожество — произнес Карлос, после переведя отчаянный взгляд на рыжевласую ведьму с белой маской рядом с ним. Затем парировал обеими руками размашистый удар ногой от Дивы, после чего с трудным кашлем рухнул на спину. Он преклонил одно колено перед дрожащим от изнеможения силуэтом, внимательно всматриваясь в его напряженные от боли черты антропоморфного лица. — Ну почему ты так поступил? — практически изнурительным тоном пробурчал Дива. Ответом для него было учащенное громоздкое дыхание, которое давалось с трудом для стража. — Зачем упорствовал тому, что тебе не под силу остановить? Вот и погиб человек, настоящий гений и исследователь с большой буквы. Пусть и немножко маньяк, но это был его способ удовлетворить свои внутренние потребности, которые тебе порядочному семьянину не дано понять. У всех свои потребности, желания и мотивация - которые я поддерживаю. А ты впервые разрушил их в лице одного достопочтенного ученого. — Умственная падаль. С тобою невозможно тягаться на равных, тебя нужно искоренить как отдельный вид. Вместе с твоими людьми. — тяжко прошипел тот сквозь клыки. — Я собственными глазами видел изувеченные тела его женщин. Они страдали, некоторые, совсем ещё юницы взывали к родителям, умоляли чтобы с ними не делали того же что и с Вивьен. — Ты хоть знаешь кем были эти женщины и юные девушки? Никем не замеченные, заблудившиеся звери которые наконец-то нашли свой дом. Ты просто многого не знаешь и не понимаешь о каждой из них, ведь ты не был с ними знаком. Не разговаривал с ними. Не был в их голове... Они были другими... Существами, такими же как мы с тобой, Карлос, — Дива отвернулся, посмотрел на перепуганные толпы очевидцев, офицеров и сосредоточенных стражей. — Взять к примеру ребёнка. Вы видите в нём нечто прекрасное, священное, невинное. А мы видим вами выдуманный божественный символизм, в котором замешано его появление на этот свет... Ещё один орган, ощущения и последствия внешнего влияния на каждом сегменте его чувственной плоти. Ещё одна история, в образе необычного мальчишки, за которым однажды последуют целые народы, пример правосудия и великолепных знаний об этом мире. Писательницы, благодаря которой жизнь для многих людей станет проще или же понятней, интересней или же в сто раз скучней. Работника завода, что проживёт очень скучную и бездарную жизнь, не познав стольких прекрасных или же банально простых вещей. Уколовшегося, съедающего на ужин кошку. Убийцы, порабощающего чужие жизни. Очаровательного трапа, за секс с которым можно будет продать свою душу дьяволу. Да кем угодно. И ни в чём нету смысла, есть только удовольствие, страдания, переживания и радости, стадии пребывания и ощущения, эмоции, безграничная и разнообразная аномалия нашего существования... А вот Вивьен. Она... — Вивьен была счастливой замужней особой, — перебил Карлос. — Замужней - да. Но счастливой - совсем нет. У всех теплятся свои тараканы в голове, и у кого-то они просыпаются не сразу, а спустя долгий промежуток времени. Досыта набивая свои брюха, они обогащают свой желудок всем тем что удалось накопить, а затем они неспешно выползают наружу и раскрывают своё истинное нутро... Она нашла своё душевное равновесие только в его изобретательных руках, в его чрезмерном желании быть единственным преданным другом только для одной души... Ваша правовая норма всегда отбирала у остальных их мечты, цели, влечения. Есть ли разница между врачом, профессионалом с большим сердцем, отрадной душой компании по четвергам, коллекционером шишек, и между престарелым отцом, однажды познавшем что такое безумие, в последствии которого тот с максимальной жестокостью расправился с жизнями троих восемнадцатилетних подростков и одного сорокалетнего бухгалтера, которые жестоко обругали и изнасиловали его шестилетнее крохотное сокровище, что должно было стать символом города. Есть ли разница между матерью, покончившей с собой после смерти второго ребёнка, и между чиновником который в очередной раз просыпается в гамаке над тропическим озером Батиска, залпом опустошающего стакан виски. Между добропорядочным учителем и убийцей, что ненавидит лгунов. Между актрисой театра и нейросетью, показывающей обратную правду своего дома. Между ученым, нуждающемся в преданной любви и воином, за один день утратившим всё что у него было... Разница колоссальная, — опустил взгляд Дивиан. — Но не у всех есть выбор. Кому то нужна надежда, кому-то необходимо ощутить адреналин. Кому-то нужна месть, кому-то разрушить очередной предел в своей власти. Кто-то нуждается в настоящей любви, а кто-то мечтает о смерти. И все они вечно будут проходить мимо друг друга, не видя и не замечая. Это зацикленный круговорот событий, из которого вам никогда не выбраться. Вы будете продолжать эгоистично наполнять себя психологическим удовлетворением, до самих костей объедать самые яркие и самые красивые вкусности этого мира, от которого вам никогда и ничего не будет нужно. Мир, который вы никогда не станете рассматривать и поднимать на её лицо свои сытые глаза, ибо для этого вы слишком ленивы, упрямы, и уверованные. — ладони крепко обняли лицо Карлоса, в чьих кровоточащих зрачках Дивиан пытался узреть его ход мыслей. — Почему ты не защитил свою возлюбленную? Позволил осквернить её материнскую часноту, оцепенел при виде Тобби, разрывающего дверь автомобиля. Ради чего пожертвовал своей сущностью? Вашими достоинствами. Вашей несбывшейся счастливой жизнью, которую я ни за что бы ни тронул... Не поступи ты как эгоцентричный, самоуверенный придурок. Вам хочется верить, что мир устроен правильно, не так ли? Что есть законы, принципы, мораль — те невидимые стены, которые держат этот хаос на месте. Вы прячетесь за ними, как дети за шторами, вечно играющие в «спрячься от смерти». Но всё это — иллюзия. Правосудие? Едва прикрытый инстинкт доминирования. Ваше наказание это акт садизма, узаконенный для вашего удобства. Ваши судьи не знают истины, ваши палачи — не ангелы, а ваши законы лишь чёртовы договорённости, способные полететь в тартарары, стоит только смениться власти. Одиночество. Единственное состояние, в котором вы действительно соприкасаетесь с правдой. Потому что все мы, в конечном итоге, одиноки. В своих мыслях, своих страхах, своих радостях. Даже в толпе. Даже под любящим взглядом. Вы изолированы в своём жалком куске плоти. А мораль? Это всего лишь оправдание для удобных решений и поправок в конституции. Убить плохо? Спросите у тех, кто начал войны. Любить прекрасно? Спросите у тех, кого вы забили камнями за "любовь не к тем". Ваши принципы настолько гибки, что ими можно душить всех, не сломав ни единого. Вы называете желания грехами, но без них вы — ничто. И каждый ваш поступок, каждое ваше «я так решил», — это всего лишь попытка утолить жажду, спрятанную в глубине ваших костей. Всех нас вы называете уродами. И да, в этом уродстве есть некая красота. Она не в том, что мы прекрасны, а в том, что мы — настоящие. Мы не скрываем свои изъяны, не прикрываем их масками, за исключением ролевых игр. Мы не пытаемся быть чем-то иным, чем есть на самом деле. Это уродство — не наказание, не осуждение. Это наша правда, и именно в этой правде заключена наша сила. Мы не идеальные, не святые, не чистые. Мы грязные, несовершенные, и, возможно, даже жалкие. Но всё, что в нас есть, не притворство. Мы не боимся показать миру свою реальность. И вот в этом-то и заключается наша уникальность, наша истинная красота — не в обмане, не в иллюзии, а в том, чтобы быть честными, не стыдиться и принимать себя такими, какие мы есть. И Вивьен была прекрасна... неповторима в своей жизни... и она наконец-то освободилась. — Мразь! — из толпы высунулся низкорослый беловласый киборг, едва напоминающего юного мальчугана. — Ты всего лишь пропагандируешь насилие, убийства и эскорт услуги для душевно больных уёбков. Что ты блядь несешь своим поганым ртом!? — Для кого-то следовать установленным принципам и нормам общественного порядка — это якобы основа бытия, сводить себя к чьим-то законам и угождать чужим правам. Но для других — это стремление слиться с необузданной, противоречивой силой разума, которая рождает новые восприятия, новые ощущения, которые не поддаются вашим рамкам. Я дарую шанс прочувствовать это ощущение, погрузиться в него, пережить на своей шкуре. Я дарую свободу, что столь болезненна и противоречива для вашего безумно устоявшегося, идеализированного представления о морали и этике. Я ни в коем случае не разрушаю вашу систему, а только вношу в неё небольшие изменения. — Дивиан оглянулся на Карлоса с сожалением. — Я ничтожество? Тогда кто ты, после того чего не сделал? Всё большие силы и боевые единицы Туэ продолжали подступать к площади, разгоняя храбрых наблюдателей из первых рядов напротив сего драматического представления. Скорчился от боли в голове, за которую он крепко ухватился рукой. Люди, существа, гибриды и создания - большая их часть смотрела на него с ненавистью, пренебрежением и в последнюю очередь страхом. Так предсказуемо и дотошно, эти грёбаные тела социалистической утопии не способны познать суть в собственных ошибках, об которые раз за разом приходится обтирать их лица. Не в силах отличить свободу от избытка постановлений, лишающих половину мира права на самовыражение. Тогда весь мир окунётся в хаос, но и что с того? Зато не было бы никакой больше лжи и никаких напрасных надежд. Он снова спутал временные потоки? Если в мире будет только прекрасное, то он навсегда утратит свою вторую неотъемлемую часть природы - грязь. Ведь только грязь способна усилить эмоции, придать новых удивительных красок к чистейшему бархатному полотну вселенной, таящейся в красивых глазах, на чьём-то лице или же форме костей, плоти и крови. Истинный простор существования всегда должен быть каким-то другим, разнообразным и потрясающе грязным, конечно же не задевая некоторые уютные места, когда в этом нет необходимого момента. От зависших как сопли под носом мыслей его внезапно отвлёк чей-то крик. — Томочка!! — увесистые трансформации вокруг совмещающих в два зацикленных золотых диска сапог, стремительно приближались в сторону главного антигероя сего безумного цирка, обнажая упругую красную плоть на руках, нежно ласкаясь поднявшейся атмосферой раскаленного вокруг одинокого силуэта воздуха. За левым предплечьем высветился герб столицы, под которой красовалось звание стража и его ярко подчеркнутые инициалы - Томико К. С. — Это же "нефалем"? Настоящий? — Он спустился к нам. Он защитит нас... Внезапное появление этой сущности, окруженное громоздкой силой левитации, отняло дар речи у всех присутствующих здесь. Тем временем в целенаправленных шагах, Томико обнажал свои отдельные части тела раздельно от слоёв золотисто-серой брони с адалой, демонстрируя всю серьёзность своих намерений. Пёстрые лучи разливающейся в разных цветовых направлениях космической звезды мягко накрывали его величественные рога розоватым ювелирным настоем, разбегающейся во всевозможных направлениях его тела подобно несчитанному граду из плотских увесистых песчинок. Изумрудно сверкающая, белоснежная магма в роскосых глазах безэмоционально окинула своим проницательным видением всю округу, переполненную встревоженными и вместе с тем восхищающимися душами, вновь невольно попадающих под массовый гипноз, который должен был всех успокоить. Упругая ализариновая кожа вокруг лица постепенно растягивалась под воздействием напряженных мышц, продолжающих свой путь вдоль абсолютно развитого атлетического тела нефалема, чьи увесистые кончики пальцев на широких ногах мягко соприкоснулись с поверхностью вмиг разогретого асфальта, и настолько искаженного высокой, огневой массой температуры, что от одного лишь прикосновения с ним можно было мгновенно заполучить третью степень ожогов на одних лишь человеческих пальцах. Бледно-розоватый оттенок кожи раскрывал перед всеми свою истинную получеловеческую натуру, таящую внутри самого себя боевое могущество и неоспоримую силу знаний, навестивших эту маленькую вселенную. Упругие тонкие складки на месте бровей напряглись, складываясь в накренившиеся мокрые мосты над ярко-пылающими белым пламенем глазами, которые приподнимали нижние веки. — Карлос Ван Грау, — поверженный страж. — Урука Юрука — верный товарищ, переступивший через свои страхи. — Демитрий. — давний сторонник старого закона, увязавший себя в эту авантюру вместе с верными братом и сестрой по воле их единого замысла. — Вы обвиняетесь в измене "Главных Духовных Законов". Временно вы лишены своих полномочий, а также вы предстанете пред "Судом". — А я? — Дивиан поднял руку, с прищуром рассматривая Томико. — Можно уже домой пойду? Демитрий широким размахом клешни высвободил поток золотистой аранжиреи, чьи состыковавшиеся пики поочередно вдавливались об поверхность подобно выдуманной разрывающейся лошади, в сумбурном переплетении из механически жидких систем подбирающей своего нового всадника. Карлос резко метнулся в его сторону, покрывая своё тело баснословно массивными панцырями, сосредоточенными вращающей себя сквозной воронкой на центре его грудной клетки. Хаотично разогнавшаяся центробежная сила из зажатых и интенсивно ускользающих пластин с наклоном в семь градусов постепенно искажалась, надеясь отвлечь противника обманным маневром. Это был его шанс! Проделать огромную дыру в теле изверга, который долгие безмятежные годы издевается над всеми существами, пытаясь вознести хаос в новый мировой порядок, наполнив его безумной изощрённостью больных рассудков, которых никогда не примет его народ. Один единственный, счастливый шанс, оказаться рядом с ним вместе с соратниками, готовыми ринуться в самый трудный бой. — СЕРЬЁЗНАЯ, СУПЕР - ПУПЕР ФАНТАСТИЧЕСКИ ВОЛШЕБНАЯ, ОБЕЗБАШЕННАЯ ПИЗДЮЛИНА! Три единарные секунды на то, чтобы принять боевую стойку. Одна целая, ноль десятых единарной секунды - рука Дивиана движется по прямой траектории, с неописуемой скоростью ударяя центр мышечного каркаса стража, всей силой прикладывая точку безвозвратного давления на телесный объект. Гибридное телосложение Карлоса, окутанное в чужие доспехи, совершает большое количество невольных пируэтов и кувырков, которыми он не в силах совладать в дальнейшем, огибая своей беспорядочной траекторией всю площадь и мощно впечатываясь сквозь в миг защищённые невесомые толпы и стеклянную раму об просторные наполненные полки небольшого супермаркета. Скромный уголок общепита был вдребезги разрушен. Несколько пальцев на обеих руках и острые серые когти над ними были сломаны и даже вдребезги разбиты, когда тот пытался отчаянной попыткой зацепиться за что-то и остановить свой бесконтрольный полёт. — Еб@ть школьников! С одного удара! Прямо как тот лысый мужик из...! — на одном из разбитых автомобилей разместился Саша с нескрываемым восторгом. — Придурок! Я чуть руку не сломал походу, уфф-ф-ф! — подпрыгнув на одной ноге, Дивиан принялся активно разминать разболевшуюся руку. — У них там чё, костюмы из какого-то нового сплава начали делать? Ох етить-колотить! Могучая хватка из побледневших на свету конечностей Томико обхватила запястья Демитрия, скорчившегося от острой боли на костяшках. — Прочь. — нефалем обратился к Дивиану, упрятав за своим безжизненным ликом железобетонную расчетливость. «Ну да, конечно» — пронеслась мысль. Хотелось в очередной раз высказаться перед публикой, которая вновь его не послушает. Да, быть может он слегка безумен и в последствии чего каждый раз прибегает к этим чрезмерно жестоким крайностям, но он устал. Устал от их упрямства, схожести родословной символизма которой некоторые не следуют. Прямо как Карлос. Быть может первое в его жизни отчаяние приведёт его в чувства, поначалу взбудоражит и обесценит все его жизненные позиции, но со временем быть может он кое-что поймёт и подчинит в себе одну крохотную деталь. Главное - не забыть отдать Лифее её родного ребёнка по истечению времени. Мужчина обернулся и собрался было уходить, но дорогу ему внезапно перегородила девушка. Совсем юное, жемчужночистое овальное личико южной наружности частично окрапляли следы пока что свежей ситивени, седыми прядками виднеющихся на её ломких черных волосах, слегка приподнятых вихристыми локонами над её маленьким лбом и круглыми глазами, столь неподвижными и словно лишенных каких либо признаков жизни. Из глубокой выемки её подозрительно влажного пиджака высунулись судорожно трясущиеся, заметно раскрасневшиеся ладони в которых она сжимала цифровой блокнот и повисший на нем крохотный замочек с аудиодневником, застрявшим между расщелиной тонкой застёжки её сумочки. Множественные следы свежих и даже частично кровоточащих, ровных порезов на обеих запястьях, ладоней, тыльных сторон рук и абсолютно всех пальцев, вплоть до изувеченных мизинцев, впрочем один из них был вывернут. Эти изувеченные руки безумно тряслись, но не от страха или её возникшего когнитивного диссонанса прошедшей ночью, в последнее время отталкивающего себя в поочередных образах её новых поступков. И-за своих идивидуальнных поспешных выводов, которые вербальным порицанием со стороны прохожих принялись за попытку помочь мертвой классифицированной адеме выкарабкаться из глубокой термовентеляции, находящейся под напором слабого електрического пробега и обрушившейся буквально на неё залежалой перегородки. Она не жалела о своём поступке. Она хотела помочь мёртвому созданию обрести душевный покой в более прекрасном и спокойном месте, даже если ради этого потребовалось бы лишиться обеих своих рук. — Молохо-Тэмна Ардэ’Идагаард, — вежливо поклонившись, первой представилась невысокая и с виду ненормальная на голову девушка. — Я журналист из областной "Землесградной Церкви", район Нихонто. Приму ли я за честь создание с вами интервью? Или же провести два коротких блиц опроса, это не займёт много времени, уверяю вас господин Дивиан. Она сейчас серьёзно, как бы? Неужели ей никто не показывал то видео, на котором многие лет назад он расправился с одним мерзким журналистным червём в науку всем остальным, тем - кто решится поболтать с ним по душам для выписки очередной сенсационной газеты, в которой его однажды грубо высмеяли, взяв за основу сюжета не существующее маниакально-депрессивное расстройство, убийство родителей, воплощение антисоциалистической утопии - в которой будут равны все, от маньяков до военнослужащих, от учителей до мародёров, от воспитанников церквей до обглодавших собак со двора. Безумное, бесмысленное кровопролитие, суд в котором все будут меряться физической силой и словесным абсурдом, везде. На улицах города, между стен здания миграционной службы, в учебных заведениях или же просто наяву. Он просто даёт каждому нуждающемуся абсолютную возможность, за которую каждый в праве побороться. Ощущения, мотивация жить, эмоции. Торговец исполнениями самых потаённых, желанных и необходимых мгновений. Просто человек, который желает подарить каждому из присутствующих здесь прямо сейчас - абсолютную свободу и право выбора. — Маркус Штопкель, легенда криминалистических расследований, журналист, реставратор древних достопримечательностей и на двадцать четыре часа - фиговый фантазёр, которого я лично и досрочно уволил из новостного издания, оно вроде "BТOOM!" когда-то называлось. — Этот человек получил по заслугам. — прервала его юная дева. — За каждое написанное им слово, за каждую воссозданную им цепочку ваших переиначенных событий, рассказов и высказываний, заставивших народ прибегнуть к страху, клевете и социальному раздору... Спустя долгие годы для многих в тягость понять ваши идеи, замыслы и мотивы ваших жестоких поступков. Моей целью, на самом деле является написать вашу автобиографию. Уверенна. Я смогу донести ко всем всю суть пребывания ваших изощренных свершений, отчаявшихся мыслей, проды. Я пришла за правдой. Задумался. Она говорит спокойно, с такой незыблемой и искрящейся в её крохотных тёмных пуговках уверенностью, будто на самом деле ждёт какого либо ответа от него. Смотрит в его лицо, без страха и какого либо сожаления. Неотрывно смотрит, крепко сжимая в своих изуродованных кровоточащих конечностях блокнот. Оглянулся. Период и ещё несколько притаившихся телепатов защитили их двоих от надвигающихся вспышек камер. Где-то слева, от его загоревшегося от ментального давления уха продолжала доноситься ругань. Столько слов и попыток продемонстрировать каждому из них свою безграничную задумку. Быть может он не настолько красноречив как она? Может он зашёл слишком далеко, стоит ли тогда всё обдумать. Сколько лет он уже прожил? Каким он был пять лет назад? Восемнадцать, двадцать четыре? Каждый прожитый им день изменял судьбы тех, с кем пересекался его жизненный путь, цели и мотивация которую придумал он сам для себя, ради того чтобы не сойти с ума от собственной бесполезности. Он устал притворятся человеком, утратившим в детстве свой истинный смысл человеческой жизни. Цикл природы меняется, искажается и формирует новое дыхание, скованное очередной не огранённой молекулой, метафорой или выдумкой. — У меня одно условие. — Какое же, господин Дивиан? — Платой за это будет твоя жизнь, — столь же хладнокровно он впился глазами в её внезапно растерянный взгляд, над которым тут же вмиг стало преобладать избитое тревогой любопытство. — Даже если ты напишешь всё слово в слово. Взамен я отберу твою прежнюю жизнь. Отстранилась, опустила взгляд. Почему именно её смерть. Где поискать логику в его прозвучавшей интонации и неповторимой гамме из слов. Каков в этом смысл? В его подсознательном пренебрежении к её совершенно отчужденному образу? Он же в любой момент сможет дотла сжечь каждую написанную ею строчку, она ничего не сможет утаить от него. Не говоря о душе, которой у неё никогда не будет. Она искренне желала наполнить свой душевный сосуд божественным даром, как её родители, братья и сёстры. Она единственная кто так и не прошёл обряд посвящения, самая низшая из всех членов семьи, в которой она является ошибкой эволюции и тайной любви. — Почему именно моя смерть? — дева нерешительно посмотрела на мужчину, стараясь всем разумом вникнуть в его последующие слова. — И на этот вопрос ты получишь ответ, если примешь моё условие и прямо сейчас пойдёшь вместе со мной. — беззлобно, скорее измученно улыбнулся Дива, напоследок окинув угнетённым взглядом всю округу. Он робко обнял ладонью свою поврежденную височную долю, вновь прочувствовав на себе жуткую боль, сравнимую с той, где длинное острие ножа пронзает его помутневшее видение. Она будто знала о нём больше чем он сам о себе. Уверена что именно этот человек однажды изменил Туэньши, сделав его таким каким его знает сейчас весь мир. Руки изо всех сил ухватились за момент, в котором пока что отсутствовало какое-либо содержание. Глазки нахмурились. Её жизнь ничто не значит для этого мира. Семья, не более чем формальность для её кровных родителей, братьев, сестёр и для неё самой. Что если прожила все эти дни ради одного из необычных людей, который изменил мир, чья миролюбивая, закомплексованная светлая сторона будет вечно ненавидеть его. Но она должна знать правду, прочувствовать на себе эстетический взрыв, который многие века остаётся неизведанным их эмоциями. И она хочет знать. И даже если навеки вечные умрет, умрет не зря, а вместе с тайной, которую ей никогда не было под силу понять. Их ценность. Серая земля, Дом. Дева спрятала содержимое в сумку, тихо зачитав молитву и последовав по пятам за высоким мужчиной.

***

— И как мне должно понимать - "Она исчезла"!? Странной вестью был прогневан огромный с виду гуманоид, значущийся офицером данной сторожевой ратуши. Извлекая суть из суматошного разговора столпившихся гвардейцев и нескольких продвинутых компьютеров, то посреди окруженного охраной, камерами, да и простыми очевидцами исчезла взрослая зеленовласая женщина в затасканных старых лохмотьях. Не её ли он встречал здесь? — Ох же, богу мать! Почему небо такое тёмное, что за кошмарный будень сегодня настал!? Сон? Вновь промёрзшие серые стены, полумрак и едва различимые вдалеке сияния от трансформированных над мостиками энергоёмких светильников. Столько разных существ, людей, механизмов. Их громогласное скопление звуков, шагов и слаженных передвижений вдоль очередного деревянного мостика, об который постепенно начинал разбиваться густой дождь. Взгляд обернулся, будучи внезапно заслепленным темнотой. Его лицо обильно прилегало к шершавой коре высокого исполинского дерева, чьим могучим бескрайним ветвям не было конца. Медленно отстранился, упираясь ладонями об них. Так же как и другим дубовым собратьям и пушистым хвойным елям. Отовсюду возвышались густые холмы, накрытые разномастными одеялами из замурзанных влажной почвой листьев, засохших коричневых стручков. Густая стая ярко оранжевых созданий стали размахивать маленькими крыльями, покидая тонкие косточки мелового дерева и перенося свои крохотные пушистые тушки в неизведанном для одиноко стоящего человека направлении. Затем показалась ещё одна стая, и ещё одна. Их было много, окружая этот лес абсолютно повсюду, продолжая покидать густые и длинные ветви, уносясь ярко-оранжевыми пышными одеялами под напором могучего холодного ветра, колыхающего массивные стебли как старых так и относительно молодых утонченных деревьев. Никаких асфальтированных дорог, поручней, сложенных друг на друга переработанных блоков. Никаких комнат, постели, акриловых красок, тарелок. Никаких синтетических полимеров, дыма, кислот. Никаких излучений, искажений реагентов, разрушений. Никаких клятв, заповедей и машин. Никаких пыток, выдумок, законов. Никаких экранов, дури, действа. Никакой лжи. Только земля, промозглые капли росы, ветер и цветы.