Между огнем и туманом

      Всё тело Погасшей было объято огнем. Боль гнездилась в глазах и растекалась по каждой клетке тела, заставляя корчиться и извиваться в агонии прямо на земле, хватаясь за голову. Чужая воля давила, полностью подчиняя себе, и сквозь шум пламени, пожирающего душу, Оливия слышала их — какофонию голосов, шепчущих, плачущих, вопящих и стонущих, но все они каким-то образом сливались в один макабрический голос, проникающий в каждый уголок сознания.       То, что происходило сейчас было намного хуже чем тогда, в подземельях Лейнделла, когда Погасшая приняла Безумное Пламя.       Как будто оно злилось на то, что Оливия пыталась от него избавиться.       И решило отыграться вдоволь.       Периодически перед её внутренним взором представало видение, пугающее своей детальной чёткостью — сияющее кольцо Элдена, на которое жадно набрасывается огонь, поглощая его. Золотистые мерцающие руны разваливались на части и, не выдержав натиска пламени, обращались в горстку серого пепла.       Спасти, спасти, спасти, — непрерывно стенали мириады голосов. — Великое Единение, единение, единение…       На Оливию наваливались образы и голоса.       Шум взвивающихся языков пламени пел истории. О том, что было. О том, что будет.       Как же сильно она ошибалась.       Решение всё это время было так близко.       Когда боль медленно утихла, то Оливия поняла, что лежит на сырой от дождя земле. Девушка смутно помнила, как Хиетта разомкнула оковы сразу же, как разломала иглу. Сама же Служанка Пальцев стояла неподалеку, повернувшись к ней и сложив ладони в молитвенном жесте.       Оливия медленно поднялась с земли. Оставленные Тремя Пальцами ожоги сильно болели и Погасшей казалось, будто даже ткань её одежды и металл доспеха оплавились. Глаза жгло прямо изнутри, и никуда не было деться от этого ощущения. Девушка взглянула на свою руку, на которой должны были остаться раны от скальпеля — но ничего не обнаружила, лишь обожженную кожу. По всей видимости, гнездящееся внутри Яростное Пламя позаботилось и об этом.       Едва Хиетта увидела, что Оливия пришла в себя, как бросилась к ней под ноги.       — Я так рада, я так рада, что все вернулось, — торопливо забормотала она в экстазе, затем, все также склонив голову, начала рыться в кармане платья. — Я хочу преподнести то, что принадлежит Вам по праву.       Она протянула Погасшей подрагивающую от волнения руку и раскрыла кулак. Прямо по центру бледной ладони лежало что-то, похожее на обугленный черный камень. Едва Оливия взяла шершавый на ощупь и пульсирующий энергией камень в руку, как он вспыхнул, окутавшись ярко-желтыми языками пламени, отозвавшись болью в ожогах.       Однажды Хиетта уже отдавала эту печать Оливии — сразу после того, как она приняла Безумное Пламя. Но как только Погасшая воспользовалась иглой Микеллы, чтоб подавить его, то печать она разбила.       И теперь эта печать снова к ней вернулась. И на ней не было ни единого следа, ни намека на то, что однажды её разбили на кусочки.       — И я хочу, — сбивчиво продолжила Хиетта, не вставая с земли, — я так хочу Вас увидеть…       С этими словам Служанка Пальцев лихорадочно потянулась к повязке на глазах, с усилием стаскивая её под немигающим взглядом Погасшей. Хиетта распахнула глаза в обрамлении пушистых ресниц, и Оливия ни на секунду не удивилась тому, что увидела. С таким же успехом она могла бы посмотреть в зеркало и увидеть эти глаза, похожие на расползающуюся огненную вспышку с черными искрами на месте зрачков.       Хиетта протянула руку, желая дотронуться до Оливии.       — Не прикасайся ко мне! — ощутив внезапную вспышку неконтролируемой ярости, Погасшая наотмашь ударила её по руке.       — Я сделаю все, что скажете, — прошептала Хиетта, отдергивая руку.       Оливия подошла к оставленнму возле одной из колонн оружию и вооружилась посохом и мечем. Едва девушка дотронулась до посоха, как поняла, что что-то не так.       Что-то было очень сильно не так.       И такого раньше не было.       Она больше не чувствовала магии. Столько усилий, потраченных на её изучение, горы перелопаченных книг и манускриптов — но в этот момент она не смогла бы наколдовать даже самое простейшее заклинание. В её руках посох был теперь бесполезным куском дерева.       — Да… Вы больше не сможете пользоваться магией кристаллов, — донесся до нее голос Хиетты, явно понявшей её замешательство. — Но взамен пламя дарует Вам такую силу, о которой даже боги могут только мечтать…       Оливия и сама это чувствовала. Она отставила посох в сторону, прислонив к колонне, и взяла в руки меч — и тут же сила, придаваемая Безумным Пламенем, устремилась по нему, обхватывая лезвие, по которому поползли желтые огни. Погасшая взмахнула мечом, и земля перед ней вспыхнула, оставив лишь обугленную землю прямо на том месте, где раньше росли цветы возле статуи Марики, все также безучастно взиравшей на все происходящее. На обугленной земле безошибочно читался символ Трех Пальцев.       — И ещё… — вновь сказала Хиетта, — по поводу той девушки, Мелины…       Оливия резко оглянулась на неё. Хиета снова надела повязку и теперь стояла, сложив руки перед собой.       — Если бы с ней сделали тоже самое, что со мной… — тихо продолжила Хиетта. — Вознесли её. Она бы выжила…       Мелина.       В сознании вновь возникла кошмарная картина, как Мелина погибает, пронзенная корнем смерти.       Её бледное, потерявшее все краски лицо. Тонкая алая струйка крови, скатывающаяся по подбородку.       Виски пронзила столь острая вспышка боли, что Погасшая, зажмурившись, охнула, пошатнувшись и приложив тыльную сторону ладони ко лбу. Она чувствовала, будто её голова сейчас взорвется. Отчаяние, захватившее девушку, было столь всеобъемлюще, что, казалось, могло бы вот-вот материализоваться и захватить всё окружающее, весь этот мир.       — Пойдем, — мрачно произнесла Оливия и взглянула на Хиетту, как только боль отступила. — Настало время для кремации Годвина.

***

      Мелине казалось, будто она падает в колодец бесконечной, липкой, словно болото, тьмы. Тьма убаюкивала и успокаивала, звала за собой. Было бы здорово просто так и остаться здесь… Где-то вдалеке девушка смогла разглядеть что-то, похожее на пятна света, столь чужеродно смотрящиеся внутри этой темноты. Это оказались страницы из дневника Марики — они падали вместе с Мелиной, кружились, словно находясь в чьих — то ладонях. Она изо всех оставшихся сил потянулась за страницами, пытаясь ухватить их, несмотря на все сопротивление окружающей тьмы, зовущей ее остаться. В какой-то момент ее пальцы дотронулись до одного из листов, и все вокруг ослепила яркая вспышка света.       В первую очередь Мелина поняла, что больше никуда не падает. Она стояла, или же висела, где-то посреди тьмы. Ей было трудно осознать свое положение в пространстве — она даже не чувствовала толком своего тела, как будто снова вернулась в состояние призрака. Хотя почему как будто? Она прекрасно помнила и пробивающий землю под ногами корень смерти, который впивается в неё, с хрустом ломая грудную клетку, пробивая легкие. Вспышку боли, разрывающую её изнутри. Перекошенное от ужаса лицо Погасшей, которая, кажется, что-то кричала — она никогда в своей жизни не видела её такой — а затем темнота.       От горечи мучительного осознания произошедшего к глазам подступили слезы. Раньше казалось, будто то, что высшие силы вернули Мелине тело, когда она очнулась в Фарум Азуле, имело какой-то смысл. Что это всё было ради чего-то, что пока, быть может, непонятно самой Мелине.       И всё так глупо и быстро закончилось.       И бессмысленно.       Внезапно перед взглядом возникли золотые искорки. Такие обычно сопровождали магию Золотого Порядка. Искры кружились перед Мелиной быстрее и быстрее, сплетаясь в едином вихре, и Мелина не могла оторвать взгляд от них. И, когда искр стало слишком много, они с легким звоном вспыхнули. От яркой вспышки Мелина зажмурилась и закрыла глаза рукой, отшатнувшись, ошарашенно осознав, что к ней снова вернулись ощущения.       А когда она открыла глаза, то поняла, что перед ней стоит одетая в черное платье женщина. Невероятной красоты, с волной длинных светлых волос и глазами, похожими на расплавленное золото. Её черты лица были безошибочно узнаваемы — множество скульпторов и художников Междуземья трудились день и ночь, не покладая рук, чтобы навечно запечатлеть в камне и на холсте её образ.       Ей возносили молитвы.       О ней слагали легенды.       О ней пели песни.       Это была королева Марика Вечная.       Заметив удивленный вид Мелины, Марика почти незаметно улыбнулась.       — Здравствуй, Мелина, — её тихий и мелодичный голос завораживающе лился подобно заклинанию.       — Здравствуй…те, — кивнула Мелина, пытаясь не выдавать своей растерянности от происходящего. Неужели это действительно её посмертие? Может быть она всё еще умирает от корня смерти, а все это — лишь длинная предсмертная галлюцинация её агонизирующего сознания?       — Я…Я же умерла, да? — задала вопрос Мелина, больше обращаясь к себе, но настороженно смотря на Марику, все также тепло улыбавшуюся ей.       — Почти, — кивнула королева. Её волосы золотой волной струились по изящным плечам. — Ты все еще балансируешь на грани жизни и смерти. Я знаю, что ты хочешь спросить.       «Я бы сказала, что у меня слишком много вопросов» — подумалось Мелине, но вслух она лишь спросила — Кто Вы? Вы действительно Марика?       Во взгляде женщины появилась печаль, как будто на её лицо резко упала тень.       — Не совсем, — ответила она, — Сейчас мы — внутри твоего сознания. А я — лишь…часть, осколок личности настоящей Королевы Марики, которую она вложила в тебя. По правде говоря, я — печать. Та, что на твоем глазу.       — Печать? — переспросила Мелина, и в её душу закрались подозрения. Она до сих пор помнила слова Селлен про то, что внутри её памяти действительно находится какая-то печать. То, что блокирует воспоминания. Неужели это…? Где-то в груди появилось тяжелое муторное ощущение надвигающейся беды. Как будто она вплотную подошла к пропасти, внутри которой находилась правда про собственное происхождение, но эта пропасть внезапно оскалилась на неё клыками.       — Да. Королева Марика поставила меня перед твоим возвращением в Междуземье, в тот самый момент, когда она же и дала тебе предназначение сжечь Древо Эрд.       — Но почему? — Мелина не знала даже, с какого вопроса начать. — Почему сейчас? Из-за того, что я умираю? Из-за Годвина?       — Годвин — второстепенная, но немаловажная причина, — нахмурилась Марика. Весь её образ сейчас казался каким-то зловещим. — Повелитель Безумного Пламени пробудился. И в этот раз он намерен дойти до конца и уничтожить Кольцо Элдена. А вместе с ним и весь мир.       — Безумное Пламя? — вновь переспросила Мелина, затем, осознав ужас этих слов, зажмурилась и тихо простонала. — Нет-нет, Оливия…       Её искаженное болью лицо вновь появилось в воспоминаниях. Мелина могла только догадываться, что произошло. И воображение рисовало ей весьма мрачные картины.       Марика молча смотрела на Мелину, с явно читаемым сожалением на лице.       — Мне…жаль это тебе говорить, дитя — наконец сказала она. — Эта девушка…твоя подруга? Соратница?       Этот вопрос застал Мелину врасплох, и она замялась, виде нескрываемое любопытство в золотых, сияющих изнутри глазах Марики.       По правде говоря, она сама старалась об этом не думать.       Скрывать все за словами про предназначение. Пытаться все запрятать как можно глубже, и никому ни о чем не говорить. Перед глазами вихрем пронеслись все воспоминания — начиная от того момента, как она впервые нашла Погасшую в пещере в Лимгрейве. Она наверняка бы прошла мимо, если бы не Торрент, который остановился аккурат рядом с её неподвижно лежащим на земле телом.       Миллионы сказанных слов. Их ссоры и примирения. Всё время, проведенное вместе.       — Она мне… — она снова запнулась, чувствуя, как тяжело ей даются эти слова. — Она самый близкий мне человек.       Марика печально вздохнула, склонив голову набок.       — Тебе нужно её остановить, — медленно произнесла она. — А за мной — сила, которая тебе поможет, и твои воспоминания.       — А почему ты, я имею в виду, Марика, заставила меня забыть прошлую жизнь?       Королева ничего не ответила. Вид у неё внезапно стал уставший, и Мелина на секунду увидела перед собой не божество Междуземья, а замученную женщину.       — Ты узнаешь, — сказала она, прикрыв глаза. — Но увиденное тебе не понравится. Мелина молчала, слушая её. От противного чувства надвигающейся беды вновь защемило в груди.       — А кольцо? Зачем Марика его разбила? — снова начала спрашивать Мелина. — И мы нашли твой…её дневник.       — Да, она вела дневник, но — женщина настолько пристально взглянула на неё, что Мелине показалось, будто она видит её насквозь и читает каждую её мысль, — ты же понимаешь, что она не могла там писать всё? За ней велась слежка. Она не была в безопасности… Марика раскопала правду про Великую Волю. И хотела от неё избавиться. Смерть Годвина послужила лишь толчком.       — Что она раскопала…? — осторожно спросила Мелина. Ей казалось, будто тьма вокруг них сгущается все сильнее и сильнее.       Марика бросила на неё быстрый оценивающий взгляд, затем оглянулась, разглядывая темноту вокруг, словно боясь, что их подслушивают.       — Мелина, некоторые боги дают больше, некоторые меньше. Но всегда берут что-то взамен. — она сделала шаг ближе и понизила голос. — А Марика раскопала истинную природу Великой Воли и Древа Эрд. И оказалось, что Великая Воля…берет гораздо больше и намного изощреннее, чем другие Внешние Боги. Великая воля, как паразит питается жизненной силой существ в покоренных мирах.       Мелина ошарашенно уставилась на неё, пытаясь осознать все услышанное.       — Я не понимаю, — девушка махнула рукой, как будто пытаясь отогнать от себя эти слова. — Оливия же убила Зверя в Кольце Элдена. Все закончилось!       — Нет. Она убила всего лишь вассала Великой Воли, пусть и самого сильного, — Марика покачала головой. — Но Великая Воля всё еще соединена с Междуземьем. И ей нет никакого дела до обитателей Междуземья. Когда настоящая Марика поняла, что происходит…и когда умер Годвин. Это был толчок. Она пошла ва-банк. Пыталась оседлать бурю, если угодно. Но не вышло. Хуже того, Радагон ей помешал. Она хотела склонить его на свою сторону, но он был слишком предан Золотому Порядку.       Мелина потерла виски руками. Полученная информация отказывалась восприниматься.       Некоторое время они молчали, а затем Мелина спросила:       — А какое я имею к этому отношение?       Марика вновь изучающе посмотрела на неё, как будто подбирая слова.       — Королева Марика… Твоя мама. Она была не совсем готова…       — Она…кто? — севшим голосом перебила её Мелина. Сказанные слова прозвучали точно удар по голове, и всё происходящее стало казаться еще большим сюрреализмом, чем было до этого.       Стоявшая перед ней версия Марики скрестила руки на груди и молча кивнула.       — Ты увидишь, — вновь сказала она. — Но имей в виду, я — не совсем она. Я лишь копия из слепка воспоминаний. .       — Я не могу быть её дочерью, — упрямо пробормотала Мелина. — Этого не может быть.       Марика печально усмехнулась, глядя на Мелину сверху вниз. Затем неожиданно протянула руку и погладила Мелину по предплечью, и касание её изящных пальцев отозвалось внутренней дрожью.       Перед глазами тут же возникло видение — настолько живое и яркое, что Мелина перестала замечать всё окружающее.       Мелина смотрела из окна на крыши Лейнделла. Столица выглядела совершенно иначе, чем Мелина её помнила — всё в ней сейчас дышало процветанием и богатством. До девушки доносилось эхо неразборчивых голосов. Голоса напряженно о чем-то спорили, но о чем — Мелина не слышала.       Видение испарилось также внезапно, как и возникло, и девушка встревоженно огляделась.       — Ты чувствуешь это? — спросила её Марика. В её голосе всё ещё ощущалась теплота, но когда Мелина взглянула на неё, то она увидела, что на её светлой коже — прямо по границе рукавов черного атласного платья — ползёт трещина, внутри которой искрилось золото.       Мелина не успела ничего сказать, как вокруг неё снова возник обрывок воспоминаний.       Она была во внутреннем дворе Лейнделла, шла куда-то. Боковым взглядом она заметила огромного зверочеловека, который шёл рядом с ней, одетый в черные с золотом доспехи. Всё в нем сквозило благородством, и чувствовалась колоссальная внутренняя сила. Его белая грива развевалась под порывами ветра. Зверочеловек смотрел на неё, и по его морде и приоткрытой пасти Мелина понимала, что он улыбается, и это отчего-то придавало ей радости.       Видение вновь растворилось, и Мелина непонимающе взглянула на Марику, чувствуя всё большую и большую растерянность — всё происходящее намертво выбило её из колеи. По телу Марики вновь прошли трещины, разрастаясь всё сильнее и сильнее, и в них плескалось бесконечное золото, и смотреть на это было невыносимо. В какой-то момент по всему образу Марики прошла золотистая рябь, которая тут же исчезла, лишь подтверждая, что перед ней лишь иллюзия. От происходящих с ней изменений Марика не испытывала никакого беспокойство, наоборот, весь её вид выражал принятие происходящего.       — Подделка сыграла свою роль. Мое время заканчивается, — тихо сказала королева, и Мелина не успела ничего возразить, вновь заметив очередную трещину, которая на этот раз ползла возле виска, уходя к линии роста светлых пушистых волос.       И тут же очередное видение поглотило её.       Мелина стояла в каком-то зале, и вокруг неё возвышалась изящная колоннада. Прямо напротив неё стояла Марика — ничем не отличимая от той Марики, которая только что возникла перед ней в её же сознании, кроме выражения лица. Стоявшая по центру зала Марика была напряженна, и взгляд её золотых глаз был настолько холодный, что казалось, даже в воздухе вокруг концентрируются кристаллики льда. Марика смотрела прямо на Мелину и как будто ждала чего-то. Мелина перевела взгляд в сторону и тут заметила их — возвышающиеся рядом с Марикой Два Пальца. Они были в полусогнутом состоянии и волоски на них подрагивали, подобно лапкам какого-то насекомого. Отчего при взгляде на них Мелине стало настолько некомфортно, что по её позвоночнику пробежали мурашки. Марика начала ей что-то говорить — но Мелина не слышала, что, лишь видела, как шевелятся её губы.       И вновь видение рассеялось в окружающей тьме. Мелине отчаянно захотелось взмолиться, чтобы это всё прекратилось.       Но видения лишь стали усиливаться, сливаясь в мешанину образов. Вот она заходит к Марике, и та сидит за столом, но как только видит Мелину, то резко закрывает какую-то книгу на столе. Её вид снова напряжённый. Вот зверочеловек что-то говорит ей. Какая-то пещера, в которой не видно ничего, кроме покрытых мхом камней.       Черное с кровавыми всплесками пламя.       В груди Мелины что-то резко заболело, и эта боль выдернула её из суеты образов, кружащихся у неё перед глазами. Она резко вдохнула, глотая воздух.       Энергия внутри неё пульсировала, отдаваясь теплотой во всем теле. Марика не сводила с неё печального взгляда глаз, вокруг которых собралась паутина маленьких трещин.       — Я скоро исчезну, — тихо сказала королева. — И я хочу тебе кое-что сказать на прощание. Я хочу, чтобы ты это знала, прежде, чем все увидишь. Настоящая Марика была слишком…строга к тебе. Но она винила себя за все произошедшее, и в меня она вложила все свое сожаление… Она всегда считала, что не должна была так с тобой поступать.       Её слова прервала очередная цепочка образов. Мелина стояла на месте, и в её руках какой-то свёрток, укутанный в странную, как будто кожаную, ткань.       И следующий же образ — прямо перед ней снова стоял зверочеловек. Его зловещая фигура возвышалась над чьими-то телами, больше похожих на гору истерзанной плоти, и он опирался на длинный чёрный меч. Он не сводил с Мелины немигающего взгляда фиолетовых глаз. И в этом видении у неё были дурные предчувствия.       Зловещая фигура растворилась в окружающей тьме. Появившаяся Марика вновь горько улыбнулась и произнесла:       — Пришло время вспомнить всё, — её голос был больше похож на шелест опавших листьев. — А на прощание…       Она сделала шаг вперед и обняла Мелину. Вид ее был совсем плох. Все её тело распадалось но множество золотых искр, но её объятия были такими теплыми и искренними, что к горлу Мелины подкатил комок, и она отчаянно прижала Марику в ответ, пытаясь удержать её. Но как будто чем больше она прикладывала усилий удержать этот образ — тем больше трещин и провалов появлялось на все еще прекрасном теле королевы.       — Нет, нет, постой! — лихорадочно пробормотала Мелина, цепляясь за нее, но в её пальцах лишь оседали искры, просачиваясь и разлетаясь в разные стороны с тихим звоном, превращаясь в вихрь. Мелине было бесконечно жаль, что они с Марикой так и не успели нормально пообщаться, и что она оставили её одну перед пугающей неизвестностью. Они никогда не знала Марику лично, лишь только по обрывкам эха, которое она слышала в разных местах Междуземья, но этот диалог как будто вновь разбередил старую рану, покрытую плотной коркой, и теперь эта рана саднила, напоминая о чём-то. Какая-то её часть словно бы ждала этого диалога неизвестно, сколько времени, но логически Мелина совершенно не могла это осознать.       А затем Мелину ослепила белая вспышка.