Aurora Borealis

– Как ты могла, Шерея, зачем? – Чимин плакал. Джин тоже был вреден, однако сдерживался. Он был обижен на мужа, что тот его остановил. Намджун гладил мужа по спине, видя, как тот из последних сил сдерживается. Юнги держал его за руку, пытаясь успокоить. Ведьма молча курила трубку. Обе стороны смотрели на нее с осуждением. Однако она не чувствовала вины за собой. Её видения не должны были стать реальностью. Возможно она совершила ужасный поступок, но, Боги, видя, как поменялось будущее Тэхена с Чонгуком, она была спокойна. Теперь, когда дети исполнили последний шаг, Тэхен окончательно под защитой. – Могла и сделала, так было нужно. Джин тяжело вздохнул, сместившись ближе к мужу и на секунду уткнувшись лбом в его плечо. Намджун почувствовал, как дрожат руки Джина, и крепче прижал его к себе. Юнги чувствовал, что тот на грани. Чимин, сотрясаемый судорожными всхлипами, продолжал вытирать слёзы тыльной стороной ладони. Вид плачущего омеги разрывал им всем сердце, но если Джин ещё мог как-то сдержаться, то Чимин уже не смог. Шерея несколько секунд спокойно курила трубку, словно не ощущая нагнетающейся атмосферы. Её чёрные глаза с прищуром оглядывали мужчин, она медленно выпустила дым, словно намеренно оттягивая момент ответа. – Они должны были сами прийти к этому, – повторил Чимин глухо, наконец справившись с рыданиями. Он знал, сколько раз Тэхён и Чонгук ломали себя, пытаясь разобраться в собственных чувствах, и видел, как совместно, шаг за шагом, они преодолевали недопонимание. – Есть вещи, которые выходят за рамки обычного понимания «выбора», – спокойно отозвалась Шерея, приподнимая бровь. – Я не раз говорила вам, что моё зрение… не всегда предопределено, но иногда требует корректировок.  – Даже если у тебя есть эти странные пророческие способности, неужели это было так необходимо? Шерея посмотрела на Юнги долгим взглядом, будто взвешивая, стоит ли ему признаться в ещё чём-то. Но в итоге только негромко хмыкнула. – Я не решаю, – проговорила она, качнув головой, и вновь выдохнула облако горького дыма. – Моя задача — лишь обеспечивать безопасность семьи. Намджун нахмурился, глядя на ведьму. – Так было нужно, – спокойно подтвердила Шерея, глядя на Джина и Намджуна. – Я понимаю, что вам больно сейчас и вы все считаете меня чудовищем. Поверьте, у меня нет злого умысла.    – Но какой ценой? – подал голос Джин, до сих пор пытавшийся сдержаться, однако обида и возмущение звучали всё громче в его голосе. – Кто дал тебе право решать за них? Шерея перевела непроницаемый взгляд на Джина. Тот обычно улыбчивый и заботливый омега сейчас буквально сверлил её яростным взглядом. Тем не менее ведьма не показала и тени раскаяния. – Вы не поймёте до конца моих доводов, – сказала она. – Но я отвечу за свой поступок. Если Тэхену и Чонгуку угодно, я объясню им, почему это сделала. А вы можете осуждать меня сколько душе угодно. Я это приму. Чимин тяжело перевёл дыхание, стараясь унять охватившую его дрожь. Слёзы, наконец, перестали течь из его глаз, но боль внутри не утихала. Джин, прижавшись к груди Намджуна, периодически бросал то яростные, то полные разочарования взгляды на Шерею. Он и сам не понимал, что испытывает: гнев на ведьму за её вмешательство в судьбу сына, и обиду на себя — за то, что не заметил подвоха раньше и не смог защитить своего ребёнка. А может и на Намджуна, который одёрнул его, когда тот порывался высказать всё, что думает, хотя в глубине души понимал, что ничего больше не изменить. Ведьма продолжала сидеть в своём кресле, с расстановкой втягивая горький дым и, казалось, ничуть не выказывая раскаяния. Словно всё происходящее было чем-то обыденным в череде её многочисленных видений. – Вы можете считать меня чудовищем, – повторила Шерея, скользя взглядом по каждому из них, – я и сама не всегда довольна тем, что приходится делать. Но, увы, иначе не бывает. История редко складывается мягко. – Как нам теперь смотреть Тэхёну в глаза, зная, что его фактически… подтолкнули к этому? – спросил Чимин, голос его дрожал, но уже не от слёз, а от плохо сдерживаемой ярости. Юнги хмуро покачал головой. Ему тоже было не по себе, казалось, что каждый их шаг был спровоцирован каким-то «видением» чужой воли. Шерея посмотрела на Чимина сочувственно, но не стала оправдываться: – Думаю, вам стоит отдохнуть. Им потребуется ещё время, чтобы окрепнуть после этой ночи. Когда всё уляжется, вы сможете с ними поговорить. Не думаю, что Чонгук и Тэхён воспримут это как трагедию. Они уже влюблены. – Но что, если… – начал было Джин, но Намджун положил ладонь ему на плечо, негромко попросив не продолжать прямо сейчас. Он видел, что Джин на взводе, и не хотел, чтобы эмоциональный всплеск довёл его до слёз или упрёков, о которых потом придётся жалеть. – Дождёмся утра, – твёрдо произнёс Намджун, обращаясь к остальным. – Не дай бог, если я увижу на лице Тэхена страдания. Хоть забрать его не смогу, но перемирие между нами закончится. – Ты угрожаешь мне? – Рагнар, молчавший до этого момента, опасно сверкнул глазами. Намджун словно хотел возразить, но затем, поймав умоляющий взгляд Чимина, не стал продолжать. Юнги, видя, как начинает мерцать слеза в уголке глаза Джина, чуть сильнее сжал ему запястье, безмолвно призывая держаться. – Мы все на взводе, нужно успокоиться, – отозвался Чимин, стараясь говорить ровно. – Шерея, ты можешь хоть сто раз говорить, что сделала это для лучшего исхода, но если Тэхён или Чонгук решат, что твоё вмешательство им навредило, тебе придётся перед ними ответить. В открытую. Шерея кивнула, принимая эти слова без тени страха: – Я уже сказала: если они захотят узнать правду, я её расскажу, наедине. Не сейчас — позже, чтобы не разрушить хрупкое равновесие. А вы, пожалуй, не тратьте своё время на нападки. Ведьма была спокойна, как каменная статуя, но в её взгляде лёгкой тенью прошла усталость: возможно, Шерее тоже было нелегко противостоять столь единодушной враждебности. Первым распрямился и сделал шаг к выходу Намджун, всё ещё прижимая к себе Джина: – Утром во время завтрака все выяснится. Когда семейство покинуло их, Рагнар повернулся к ведьме: – Что ты такого увидела? Шерея посмотрела на него и ответила: – Смерть. Чимин охнул, хватаясь за воротник рубахи, воздуха стало не хватать. — Нас ждут тяжёлые времена, Рагнар, чтобы беречь семью и Мэит тебе на многое придётся пройти. – Я так ненавижу твои эти слова расплывчатые, – в эмоциях накричал на ведьму Чимин. – Грядут тёмные времена. Воспользуйся навыками Кахира. Ты ведь поэтому повозил ему пойти на службу, чтобы он узнал все техники Шиву. Отправил своего племянника в этот остров. – Он сам захотел, – покраснел от злости Рагнар. – У вас у обоих в душе затаились ненависть, хотите отомстить - тогда будьте на шаг впереди. – Рагнар... – Чимин в ужасе посмотрел на мужа. – И вы скрывали от меня? Рагнар сжал кулаки, стараясь сохранить спокойствие, но из-за взгляда Чимина чувствовал себя так, словно попался на лжи. Он сглотнул ком в горле и, едва отведя глаза от лица своего мужа, заговорил: — Я не хотел ничего скрывать, Чимин. Просто… — Он выдохнул, переводя взгляд на Шерею. — Это было необходимо. Чимин, вздрогнув, будто от холода, всё же не отвел взгляда от Рагнара: — Что значит «необходимо»? И почему ты не сказал мне раньше? Я думал мы доверяем друг другу… Рагнар потупился, вновь обречённо посмотрев на ведьму, словно в надежде, что та вмешается и снимет остроту разговора. Но Шерея равнодушно пожала плечами: похоже, она считала, что объяснения — дело супругов, а не её прихоть. — Когда Кахир решил пойти на службу, — проговорил наконец Рагнар, нахмурившись, — это было ещё до того, как… многие вещи изменились. И дело не только в его решении. Я знал, что ему нужно научиться защищать себя и близких, освоить навыки Шиву. Иначе… — Иначе что? — перебил Чимин с горечью. — Ты хотел мести? Мести за то, что случилось много лет назад? Сердце Чимина сжималось: он прекрасно помнил все трагедии, выпавшие на их долю, и знал, как сильно Рагнар готов был пожертвовать многим ради защиты семьи. Но открывшаяся вдруг правда о том, что Кахира таким образом направили специально, выбивала почву из-под ног. — Я не буду врать, — признал Рагнар приглушённым голосом. — Часть меня хотела быть готовым к любому повороту событий. Потому что если грядут тёмные времена… если действительно над нами нависла смерть, как говорит Шерея… я хотел обезопасить всех, кого люблю, но в первую очередь этого хотел Кахир. Вокруг них повисла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием факелов на стенах. Шерея, скрестив на груди руки, продолжала бесстрастно слушать. Закрыв глаза, она казалась чужой среди этого конфликта в семье, хотя именно её слова всколыхнули все невысказанные тайны. — Но мне почему не сказал? — голос Чимина сорвался на шёпот. — Рагнар, я ведь люблю его, как сына. Разве я не заслужил знать? — Прости, — едва слышно произнёс Рагнар, шагнув ближе к мужу и дотронувшись до его плеча. — То, что я делаю… иногда это на грани допустимого. Я хотел оградить тебя, думал, что так будет проще. Что если вдруг всё обойдётся, тебе и не придётся знать… Мгновение Чимин стоял, не шевелясь, а потом тяжело вздохнув, уронил руку на запястье Рагнара: — В итоге всё равно всплыло наружу, — горько усмехнулся он. — Когда всё стало опасно… Шерея неторопливо встала: — Смерть — лишь одно из возможных звеньев цепи, — неторопливо произнесла ведьма, взгляд её снова обратился к Рагнару. — Твоё желание подготовиться может спасти чью-то жизнь, но цена за это — тайны, обман, вражда. Судьба взвешивает всё на весах равновесия. Рагнар бросил сердитый взгляд на Шерею: — Я не ищу вражды, не хочу разрывать семью. Но если эти тёмные времена придут, я не смогу стоять сложа руки и позволять… — Ты ведь тоже хотел отомстить. — Голос Чимина был тихим, но полным боли. — Не только защититься, но и ударить первым, так? Слова Чимина прозвучали резче, чем он, возможно, хотел; на лице Рагнара промелькнуло ощущение вины, смешанное со вспыхнувшей гордостью. — Чимин, — охрипшим голосом отозвался он, — когда у вас отбирают самое дорогое, иногда хочется вернуть удар. Но я клянусь - для меня важнее спасти тебя, нашу семью, чем погрязнуть в желании мести. Кахир слишком дорог нам обоим, чтобы втягивать его в бесполезную бойню. Я только хотел, чтобы он был готов, если без боя не обойтись. Чимин прикрыл глаза, стараясь совладать со слезами. Он не хотел осуждать Рагнара за стремление защитить их, понимал, что многое крутится вокруг старых обид и потерь. — Я хочу, чтобы мы… говорили друг другу правду. Отныне и всегда больше не ври мне. Рагнар взял Чимина за руку: — Я обещаю, что больше никаких секретов. У нас и без того хватает угроз снаружи, незачем плодить опасности внутри семьи. Шерея покачала головой, спокойно глядя на них: — Если духи действительно шепчут о смерти, значит, время уже близко. Я сказала всё, что могла, и добавлю лишь одно: держитесь друг за друга крепче. Когда ночь станет слишком тёмной, только доверие и единство помогут вам не сгинуть в ней. С этими словами ведьма двинулась к выходу, будто завершая собственную роль в разговоре. На пороге она остановилась и тихо, но отчётливо произнесла, словно давала последнюю подсказку: — Я скрепила связь между Тэхёном и Чонгуком, чтобы он мог найти его везде. По спине Чимина пробежали мурашки от этих слов, но он кивнул: в глубине души он знал, что сейчас самое главное — восстановить мир в семье. А уж потом спросить с Шереи за её ритуалы и тайны, узнать, какую именно смерть она видит на горизонте и что им делать с этим. Когда ведьма скрылась в темноте коридора, Рагнар и Чимин ещё несколько мгновений стояли молча, вцепившись друг в друга, как два моряка в шторм, готовые противостоять буре. И пусть их тревожили страхи и неясность завтрашнего дня, в этот момент они были вместе и помнили, ради чего всё это затевалось: ради семьи и ради жизни, которой никто не хотел жертвовать. *** *** Джин сидел, сгорбившись на постели. Он серьёзно поговорил с Юнги, и тот ушёл к себе со слезами на глазах. Впервые Джин увидел его слёзы и чувствовал себя ужасно. Намджун ходил взад-вперёд, все никак не успокоившись. – Мы заберём с собой Юнги! Боюсь, что если он останется здесь, то проблем не обернёмся. – Ты прав, учитывая интерес сына Кайитс, боюсь, все может закончиться печально. – Он плакал, в первый раз просил меня о чем-то, Намджун. Но я не могу оставить его здесь. Боюсь, Хосок уже до него добрался, поэтому пока все не зашло далеко, нужно увезти его. – А как же Тэхен? – У Тэхена своя семья, и они позаботятся о нём. – Как на ритуале? Их правила воистину дикие, и мне жаль, что мы не сможем ничего поделать. Остаётся надеяться, что Тэхен действительно испытывает чувства к Чонгуку. Джин устало откинулся на изголовье, закрыв глаза и стараясь унять грохочущие в висках мысли. Слова Юнги, его тихие, почти умоляющие просьбы – всё это стучало в сердце, не давая покоя. Он вспомнил, как Юнги стоял перед ним, сжав кулаки, и просил не забирать его. Джин понимал, что времени у них очень мало. На какое-то время между ними повисла тишина. За окном было темно, густые тени проникали в комнату, словно пытаясь взять верх над остатками света. Джин встал, прошёл к окну и опёрся на подоконник, глядя на постепенно зажигающиеся самоцветы. – Надо уезжать как можно скорее. Через два дня, как закончится праздник, мы сразу же уедем. Намджун тяжело вздохнул: – Ты уверен, что это правильно? Сын Кайитс может развернуть настоящую охоту, когда поймёт, что Юнги увезли. – Хосок уже сейчас делает всё, что хочет, – тихо произнёс Джин. – Я боюсь, что, если мы не решимся, судьба Юнги будет отличаться от запланированного. Он повернулся к Намджуну: – Юнги будет под моим наблюдением. Будем держаться вместе, пока не придумаем, как обезопасить его от Веридов и их “традиций”. Намджун посмотрел на мужа с сочувствием: – Думаешь, Хосок пойдёт на крайние меры? – Если он такое позволил себе на празднике, он может решиться на всё, – печально ответил Джин. Намджун несколько раз провёл рукой по волосам, что-то обдумывая. Наконец он сказал: – Я распоряжусь приготовить всё необходимое. Тэхен будет обижаться. – У него своя семья и своя дорога, – повторил с болью Джин, опустив взгляд. – Не хочу втягивать его в нашу борьбу. Если бы не проклятие, Тэхен бы не оказался в этом положении. Намджун понимающе кивнул: – Юнги кажется слишком расстроенным тем, что произошло. Мне не хочется тревожить его ещё больше. – Скажу, что мы уедем с рассветом через два дня, – твёрдо ответил Джин. – Возьмём самое необходимое, чтобы не продлевать сборы еще больше. Потом перейдём через горный перевал, чтобы скрыться в Захаре. Юнги станет легче, когда он будет дома. Минуты текли томительно медленно. Наконец, будто приняв твёрдое решение, Джин отстранился от окна и вышел из комнаты. Он тихо прошёл по узкому коридору, где уже горели редкие непостоянные огоньки масляных ламп, к двери, за которой находилась спальня Юнги. Постучал и заглянул внутрь. Глаза Юнги слегка покраснели, но он, кажется, больше не плакал. Лишь смотрел в пол, когда Джин вошёл. Небольшая, почти пустая комната казалась суровой и неприветливой из-за серых стен и тусклого света. Джин сделал несколько шагов и мягко присел на край кровати. – Юнги, – позвал Джин как можно спокойнее. Взгляд Юнги дрогнул: – Что-то хочешь добавить? Джин кивнул: – Да. Отец тоже согласен, что это самое правильное решение. Завтра я сам поговорю с Тэхеном. Юнги сжал тонкие пальцы в замок: – А моё мнение вас не интересует. – Прости, дорогой, но это для твоего блага, – вставая, потянулся к омеге Джин и поцеловал сына в макушку. Юнги молчал. Омега, не дожидаясь от него ответа, тихо пожелал спокойной ночи и вышел из комнаты. С его уходом глаза Юнги снова были на мокром месте. Он вспомнил танец с Хосоком у костра. А Тэхен? Его нельзя было оставлять одного. Юнги сидел на кровати, сжимая побелевшими пальцами край одеяла, пытаясь взять себя в руки. Слёзы, предательски вырывавшиеся после ухода Джина, вновь навернулись на глаза, и он зажмурился, изо всех сил стараясь сдержаться. Мысли теснились и путались настолько, что дышать становилось затруднительно. «Если папа сказал “уедем”, значит остановить его невозможно», – подумал Юнги, чувствуя, как в груди возникает противоречивое чувство между облегчением и страхом. Он и сам понимал, что оставаться здесь всё равно слишком опасно. Да, Хосок… При одном воспоминании о нём сердце отзывалось щемящей болью. Но что делать с Тэхеном? Ему ведь тоже нужно помочь. Или, может, стоит довериться решению взрослых? В конце концов, отец утверждал, что это для его блага. Но Юнги не мог успокоиться, вспоминая, как Тэхен растеряно следовал за Чонгуком. Холодная тишина разливалась в полутёмной комнате, лишь слабый свет от масляной лампы колебался на стене. Юнги медленно поднялся с кровати, пытаясь собраться с мыслями. Ему предстояла бессонная ночь – это было очевидно. Нервы натянуты, голову словно сжимает обруч. Он прошёл к окну и ощутил, как лёгкий сквозняк коснулся его щёк. Открывая раму, омега впустил свежий ночной воздух, посмотрел на темнеющее небо. Стараясь успокоить дрожь, опёрся локтями о подоконник. Где-то в глубине сада послышался треск веток, и на мгновение Юнги вздрогнул, поймав себя на мысли, что всё время ждёт какого-то внезапного появления Хосока. Неожиданно к горлу снова подступил ком, и Юнги закусил губу. Как давно всё было просто и понятно? С тех пор многое изменилось, и Юнги чувствовал это всем своим существом. А ещё он не понимал, почему Джин решил поговорить с Тэхеном, и причём утром. Медленно обвивая взглядом комнату, омега на секунду ощутил, как душа просит хоть какой-то опоры, какого-то понятного решения. «Что если всё борется внутри меня не просто так? – спросил себя Юнги. – Может, мне не стоит доверять самому себе, своим ощущениям?» Договорить с собой толком не успел: за дверью послышались шаги, и он мигом втянул голову в плечи, обращаясь снова в настороженного подростка. Голос за стеной был слишком тихий – кажется, это просто слуга прошёл мимо. Юнги подошёл к маленькому сундучку в углу комнаты – оттуда он вынул свёрток с несколькими дорогими ему безделушками. Чётки, подаренные дядей, короткий серебристый амулет, который ему когда-то дал папа… Перебирая эти вещи, Юнги вспоминал разрозненные, но тёплые моменты родных людей, пытаясь успокоиться. В любом случае, скоро нужно будет уехать. Выходило, у Юнги оставалось не так много времени, чтобы попрощаться с этой комнатой, с домом, с дорогой в лесу, где он провёл столько вечеров, глядя на звёзды. А ещё с Тэхеном… Тут сердце сжалось больнее. Хотелось верить, что Джог позаботится обо всём. Внезапно послышалось слабое шуршание за окном. Юнги отпрянул и подошёл обратно к подоконнику, стараясь вглядеться в полумрак. Может, показалось? Прислушался – тишина. Он невольно улыбнулся едва заметно, решив, что сам себя накручивает. Слишком много боли и слишком много мыслей, которые отдаются эхом в ночи. – Всё будет хорошо, – тихо сказал он себе самому, хотя и не особо верил в это. Ещё раз оглянувшись на комнату, Юнги машинально провёл пальцами по спинке кровати, и почувствовал, что к горлу снова подкатывает ком, и быстро сжал кулаки, разгоняя нахлынувшую волну горечи. Он прекрасно понимал: нет смысла упрямо цепляться за место, которое ему не родное. Родители никогда не скажут прямо, как сильно они тревожатся за него, но это чувствовалось в каждом взгляде, в каждом прикосновении – пусть даже и таком сдержанном, каким был поцелуй на макушку. Оставалось только одно: подчиниться решению семьи и… постараться найти в нём своё собственное спасение. «Если правы родители и мне будет лучше уехать… Тогда я сделаю всё, чтобы не разочаровать их веру во мне», – подумал Юнги, прикрыл окно и на полусогнутых ногах вернулся к кровати, укладываясь прямо в одежде – сил раздеться уже не оставалось. Но сон не шёл. Хаотичные мысли метались: то о завтрашнем разговоре Джина с Тэхеном, то о Хосоке, чьё лицо и дерзкая улыбка стояли перед глазами, то о возможном пути, который ещё предстоит преодолеть. Как бы то ни было, Юнги понимал главное: отступать некуда, и если всё сложится так, как решили родители, придётся отправиться в дорогу. Вдохнув поглубже, он наконец прикрыл глаза и в сотый раз за эту ночь попытался отогнать навязчивые образы этого вечера. Чем ближе был рассвет, тем сильнее он чувствовал, что его жизнь круто изменится. Особенно теперь, когда что-то необъяснимое витает едва ли не за каждым углом. *** *** – Кахир, дорогой, может тебе ещё что-нибудь привести? Холодно нынче в беседке. Йоран, замёрзнешь, – заботливо укрывая плечи омеги, прощебетал Нилэ. Они сидели у омеги во дворе. Деревянная беседка, окружённая длинными цветами, укрывала их полностью от посторонних глаз. Провожая жениха домой, Кахир обрадованно согласился на предложение Нилэ выпить чай. Сам он накрыл стол и ушёл, чтобы не мешать молодым. – Ты на редкость молчаливый в последнее время, – заметил Кахир, прекрасно видя, что тот готов расплакаться. – Кахир, хоть мы и обручены, но я хочу осенью отправиться на учёбу. Альфа замер: – Но мы с тобой в таком случае расстанемся на долгий срок. Омега хмуро посмотрел на него: – А чего ты ожидал, счастливую семью с маленькими детишками? – Как минимум, – кивнул альфа. – В таком случае должен тебя разочаровать - я не хочу детей. Кахир некоторое время сидел молча, стараясь подобрать правильные слова. Тишина между ними тянулась невесомым, но тяжёлым полотном — будто ещё чуть-чуть, и оно порвётся от внутреннего напряжения. Делая глоток чая, Кахир попробовал спокойно объяснить ему свою точку зрения: – Йоран, – наконец заговорил он мягко и вздохнул, – я не собираюсь требовать от тебя немедленных ответов и решений. Но… я действительно мечтаю однажды иметь с тобой семью, детей. Знаю, звучит консервативно, но вся моя жизнь к этому приучала. Омега продолжал молчать, только взглянул исподлобья. Он нервно сжимал кружку, будто та могла дать ему хоть какое-то укрытие. – Послушай, – тихо продолжил Кахир, совладав с гневом. – Мне не хочется принуждать тебя к тому, чего ты не хочешь. Я понимаю, что у каждого есть право на выбор. Но ты ведь говорил, что хочешь учиться. Разве это исключает возможность иметь семью потом? – Не знаю, – резко признался Йоран. – Может и нет. Но я устал от того, что все вокруг уверены, будто моё предназначение — только рожать и нянчить детей. Кахир потянулся к его руке и осторожно накрыл её своей ладонью. Йоран не отнял руку, но удерживать этот контакт не спешил. Омега молчал, снова отводя взгляд. В тишине слышался слабый треск древесины и шелест ветра, задевающего цветы за беседкой. – Йоран, – Кахир тронул его за запястье, привлекая внимание. – Слушай, я же не чудовище, которое сейчас набросится и заставит тебя. Если ты хочешь отправиться на учёбу – я помогу, но позволь хотя бы надеяться. Омега прикрыл глаза и опустил плечи, словно из него выдохнули весь запас сил. Однако в следующую секунду он встал, медленно, стараясь не задеть ни кружку, ни руки альфы. – Я… подумаю над этим, – сказал он наконец и отвёл взгляд в сторону. – Но, Кахир, не жди от меня слишком многого. Возможно, я не изменю мнения. Кахир кивнул, крепче сжав подлокотник скамьи, чтобы удержаться от порыва высказать всё, что думает о таком отношении. Он понимал, что Йоран не хочет от него лишнего прикосновения, пусть даже утешающего. – Хорошо, – нарушил он напряжённую тишину. – А насчёт учёбы… Ты уже знаешь, куда собираешься поступать? – Еще нет, но скоро озвучу. – Я не хочу стоять у тебя на пути, – тихо признался Кахир. – Если это принесёт тебе счастье, значит, так и надо. Но… – он чуть запнулся, и в его взгляде дрогнула искорка смятения, – не исключай меня из своей жизни совсем. Давай сохраним то, что между нами есть. А всё остальное мы решим, когда ты будешь готов говорить об этом снова. Йоран на миг прикрыл глаза. В глубине души он уже все для себя решил. Ни Кахир, ни дети от него ему не нужны. Они сидели напротив друг друга, и время, казалось, утекало сквозь пальцы вместе с терпким запахом чая. На улице начал капать моросящий дождь, мелкие капли стучали по крыше беседки, словно подтверждая тягостную тишину, нависшую над ними. Кахир делал вид, что пьёт чай, хотя давно остыл интерес к напитку. Его мысли метались между беспомощной тревогой и безнадёжным желанием удержать Йорана рядом. Альфа не понимал, о чём он мог бы ещё попросить Йорана, не стремясь выглядеть навязчивым или эгоистичным. Он чувствовал, что единственное, о чём по-настоящему нужно просить – это не исчезать совсем. Йоран же смотрел на светло-коричневую жидкость в своей чашке, словно пытался увидеть там ответ на внутренние сомнения. Но ответ по сути уже был найден им ранее и многократно обдуман. Несмотря на явную боль, которую причиняли его решения, он чувствовал, что остаётся верен самому себе. Стук капель постепенно усиливался, и Йоран тяжело вздохнул. Омега вспомнил давнее время, когда он ещё воодушевлённо слушал рассказы о том, как альфы и омеги создают семью и как радостно ожидать детей. Тогда ему казалось, что это естественный путь для каждого. Кахир прервал затянувшееся молчание, неохотно поставив чашку на блюдце: – Йоран… – Он поднял глаза. – Ответь только на один вопрос. Йоран сжал тонкую фарфоровую ручку чашки в пальцах, чувствуя, как внутри нарастает очередная волна беспокойства. Он неспециально причинял боль человеку, который, по сути, не сделал ему ничего плохого, наоборот, старался дать ему всё. Но это «всё» оказалось не тем, чего он жаждал. – Кахир, пожалуйста, – проговорил он, немного сипло, откашлявшись. – Ты не хочешь детей или не хочешь их от меня? – Кахир слегка побледнел. Он, казалось, заранее знал ответ, но всё же надеялся, что услышит иное.  Когда резко подул ветер, Йоран вздрогнул. Иногда погода казалась ему отражением собственных эмоций: сырые порывы дождя будто насмешливо повторяли противоречивый внутренний диалог. Он поставил чашку на стол и, стараясь избежать болезненных объяснений, поспешил уйти. – Поздно уже, поговорим потом! – попытался выскочить из беседки омега. – Нет, – схватив за руку заупрямился Кахир. – Ты мне ответишь сейчас! Йоран почувствовал, как тяжелые слова застывают на языке, словно сковывая его горло. Скользкий страх перед тем, что придётся назваться предателем надежд Кахира, только усиливался. Но не сказать — значит оставить его в неведении, а эта неопределённость была куда хуже. — А ты как думаешь? — он наконец выдохнул, хоть и прекрасно знал, что ответ не исчерпывал всей правды. Но нужно было продолжать. Кахир смотрел на него немигающе, не отводя взгляда. Йоран знал, что тот успеет заметить любую, даже самую незаметную дрожь в голосе или жесте. Каждый раз, когда Кахир бывал так близко, будто считывал малейшие перепады его настроения. — Значит, от меня, — голос Кахира звучал ровно, но взгляд выдавал боль. — Да… — Йоран чуть тронул пальцами его запястье, пытаясь успокоить. Но прикосновение вышло неловким. — Мне жаль. Я знаю, что для тебя это важно. Но я просто… не готов и не уверен, что буду готов. Кахир сжал губы, стараясь контролировать дыхание, и перевел взгляд на безликую темень неба. — Знаешь, я думал, мы сможем стать чем-то большим, чем пара Веридов, которые обитают под одной крышей. Ветер вновь заставил беседку заскрипеть, и листья метнулись в проём, как будто кто-то нарочно бросал их внутрь. Йоран почувствовал себя ещё более уязвимым: погода будто вторила разговорам о семейном очаге, который так и не разгорелся. — Мне кажется, мы находимся в разных точках и… желаем разного. Кахир отстранился. В коротком движении отзывалась обида. Глядя на Йорана с головы до ног, будто видя впервые, альфа окончательно дистанцировался. На какую-то мгновенную долю секунды тишина вернулась. — Прости, — тихо сказал Йоран, не улавливая, холодно ли от скамеек или же от исходящей стужи альфы. Кахир осторожно переступил с ноги на ногу и, казалось, хотел что-то добавить. Но передумал. Он только сжал пальцы в кулак и, круто развернувшись, вышел из беседки под сердитые порывы ветра, унося за собой последние крохи надежды, что их желания всё же сложатся в общий пазл. Когда спина Кахира скрылась в сероватой пелене дождя, Йоран ощутил облегчение. *** *** Рано утром Тэхен открыл глаза, не сразу осознавая, что лежит совершенно голый. Чонгук спал на его руке, так что осторожно вытаскивая руку омега сжал кулак, чтобы восстановить кровообращение. Он отчётливо помнил, что было ночью, поэтому панику сильную не ощутил, только стыд. Чонгук лежал рядом с распущенными волосами. Тэхен впервые видел его таким умиротворённым. Очерчивая взглядом его всего, омега улыбнулся. То, чего он боялся все это время, случилось, и ему даже понравилось. Вспоминая слова Чонгука про афродизиак, Тэхен не почувствовал разочарования, как по сути должен был. Хоть он и был удивлён поступком Шереи, однако ему было не страшно и он сумел расслабиться, поэтому отчасти был благодарен Шерее. Приподнимаясь на локте и рассматривая неподвижное лицо Чонгука, он осторожно провёл пальцами по его волосам, с улыбкой отметив, что даже беспорядочно растрёпанные они выглядели очаровательно. Мысли о том, что произошло между ними ночью, стеснительно вспыхивали в сознании. Омега ощущал легкую дрожь не от страха, а скорее от приятного волнения, вспоминая, как телесная близость с альфой дарила ему совершенно новое, неведомое прежде ощущения. Вспоминая свои страхи ещё вчера вечером, Тэхен невольно усмехнулся: он считал, что подобное сближение может лишь напугать его, однако оказалось, что всё прошло мягче, спокойнее… почти естественно. Пока Тэхен размышлял, Чонгук открыл глаза, широко зевая, и потянулся, тихонько шипя от того, что мышцы явно протестовали после столь насыщенной ночи. Тэхен смутился, почувствовав, как лицо заливает краска, и поспешно опустил глаза. – Доброе утро, – произнёс Чонгук слегка сиплым голосом. Он перевёл взгляд с Тэхена на их переплетённые ноги. – Как себя чувствуешь? Тэхен хотел ответить, однако на какое-то время лишился дара речи, разглядывая, как нежно поблёскивают тонкие светлые полоски рассвета на коже альфы. Наконец он справился с замешательством: – Немного не верится, что всё это было… со мной. Но я в порядке. А ты? – Не винишь меня? Я переживал, что из-за афродизиака всё может пойти не так… но, выходит, сработало иначе. Мне хотелось, чтобы тебе было спокойно, ты ведь многого боялся. Тэхен опустил взгляд и выдохнул:  – Я и сейчас боюсь. Немного. На миг оба замолчали, вспоминая, как афродизиак, подлитый Шереей, обострил их влечение. Тэхен чувствовал, что монотония одиночества, гулявшая раньше в душе, сейчас отступила, уступив место чувству тепла, которое исходило от Чонгука. Омега действительно был удивлён поступком, но почему-то не мог сердиться на неё: возможно, потому что внутри давно ощущал, что тянется к Чонгуку, хоть и старался это отрицать. Тэхен нахмурился и, сев, потянулся за своей рубашкой: – Кажется, не могу обвинять её во всём. Не скажу, что эти чувства возникли только из-за афродизиака. Чонгук, поднялся расправляя болезненно затёкшие мышцы.  Тэхен посмотрел на альфу и покраснел. – Может прикроешься, – отвернулся омега, не в силах задерживать взгляд. Чонгук усмехнулся и подошёл к нему, шепча на ухо: – Ты там уже все видел, к чему стеснения. – Мне нужно в душ. – Попытался убежать Тэхён, но его удержали за талию, прижимая к себе. Отчётливо чувствуя чужое возбуждение, Тэхен понял, что его так легко не отпустят. – Скоро утрешний ритуал начнётся, мы не можем. Чонгук тяжело вздохнул, прижался на миг и отпуская кивнул в сторону ванной. Не хотелось еще больше смутить омегу. Тэхен быстро проскользнул в ванную, чувствуя, как сердце бьётся в бешеном ритме. Вода приятной прохладой коснулась кожи, и от этого лёгкое головокружение от ночных событий начало понемногу отступать. Он прикрыл глаза, вспоминая, как всё произошло, и с удивлением осознал, что в душе больше нет прежнего страха. Было чуть неловко, было немного непривычно, но совсем не страшно. Когда вода смыла остатки смущения, Тэхен вытерся полотенцем и вышел из ванной. Чонгук стоял чуть дальше в комнате, одетый в чёрную рубаху. Альфа кожаными повязками прятал в рукавах маленкие острые лезвия. Услышав приближение Тэхена, альфа обернулся. — Ты в порядке? — заботливо спросил Чонгук, заметив, что у того всё ещё слегка подрагивают пальцы. Тэхен, хоть уже и успокоился, всё равно зардевшись, начал одеваться: голубая рубаха с драгоценными камнями оттеняла светлую кожу, пояс и узкую талию. Волосы омега оставил распущенными. Чонгук, закончив застёгивать рубашку, подошёл ближе. Они переглянулись, и в воздухе повисло лёгкое, но доверительное молчание. Наконец, Тэхен кивнул в сторону двери: — Нужно поторапливаться, утренний ритуал скоро начнётся. Не хотелось бы объяснять опоздание. Тем более все и так заметят любое изменение в нашем поведении. Чонгук поправил ворот и жестом предложил Тэхену выйти первым. Омега только вздохнул и, прохладив ладони о ткань рубахи, открыл двери, направляясь к длинному коридору. *** *** Обрыв, где проводилась церемония, заливало мягким солнечным светом. Ветер дул с востока, и первые лучи солнца скользили по лицам Веридов, которые произносили молитвы, оживляя древние орнаменты. Прибытие Тэхена и Чонгука заметили, но им хватило лишь на короткие взгляды в сторону пришедших — к счастью, без лишних разговоров. Тэхен с усилием сохранил невозмутимое выражение лица, когда Джин и Чимин сканировали его вид, выискивая на лице малейшие эмоции. – Сыночек, ты в порядке? Тэхен, заметив на лице омег тревогу, постарался вернуть своим чертам безмятежность. От вопроса Джина по телу прошла лёгкая дрожь — но он совладал с собой и улыбнулся им.  — Да, — улавливая, как в глазах обоих проступает облегчение. Чимин чувствовал вину, и сказанное Тэхеном немного облегчило его терзания. Намджун с нежностью обнял сына одной рукой, склоняясь, чтобы коснуться губами тёплой макушки. Годы королевских обязанностей научили Намджуна соблюдать дистанцию, но в личные моменты семейной близости он всегда позволял себе проявить немного отцовской сентиментальности.  Слева, чуть в стороне, Юнги стоял рядом с Джином и смотрел в сторону моря. За его спокойным молчанием всегда чувствовалась сила, и Тэхен был благодарен ему за это. Он сразу заметил, что с братом что-то не так, но решил поговорить позже наедине. Увидел он так же взгляд Хосока, направленный на Юнги. Выглядел альфа озадаченным. Впереди, там, где отвесная скала обрывалась к бушующему синему морю, возвышалась Шерея. Её худое, но крепкое тело было окружено порывами ветра, а руки, взметнувшись к небу, словно застыли в призыве к богине Ундин. Стоящие за ней Рагнар, Кахир и Кирам молча наблюдали за её молитвой. Волны вдали пенились, зарождая глубокий гул, отражаясь от прибрежных скал.  Откуда-то снизу доносились гортанные крики птиц, а где-то вдалеке, за неясной дымкой, виднелись очертания Майим. Дул морской ветер, врываясь в лёгкие прохладой и свежестью. Тэхен невольно прикрыл глаза, вбирая в себя эти ощущения.  Омега ощутил, как за спиной шевелится плотный круг сопровождения — Хосок со своей семьёй. Почувствовал чужие взгляды на плечах и спине. Внутри него смешались трепет и сдержанная тревога: ему не хотелось привлекать лишнее внимание. На Юнги была белая рубашка с крупными рюшами, которая по контрасту с тёмными кожаными штанами и высокими сапогами делала омегу похожим на героя старинных легенд. Волосы, чуть растрепанные ветром, свободно ниспадали на плечи. — Над морем собираются тучи, — вполголоса сказал Юнги, обернувшись к Джину. — Думаешь, стоит торопиться?  — Шерея знает, что делает, Юнги, — негромко ответил Джин. – Мы уже обо всём договорились. Тэхен, вполуха слушая их разговор, непонимающе посмотрел на них, но Юнги отрицательно покачал головой. Не мог он при Джине ничего говорить. Над водой прокатился шум, и как раз в этот момент Шерея вскинула голову. Казалось, ветер приподнял пряди её волос, а окружающее пространство зазвучало едва различимым эхом.  — Преклонись перед силой вод, что рождает и забирает, — громко и торжественно произнесла она, обращаясь в никуда и повсюду одновременно. — Примени знания богини, пусть её воля станет твоей.  Все, кто стоял на краю обрыва, ощутили странную, но завораживающую вибрацию в воздухе. Тэхен держал руку на груди, стараясь почувствовать ритм собственного сердца. Он вспомнил, что ещё несколько лет назад боялся высоты, и сейчас лёгкий озноб пробежал по телу. Намджун, стоя чуть позади, крепче сжал плечо сына, готовый держать его, если тому станет дурно. Джин коротко кивнул, бросив взгляд на Тэхена: родители всегда волновались за него в такие моменты. Юнги, горько усмехнулся. Конечно, они беспокоятся за Тэхена, никто из них не спросил ни разу этим утром, как чувствует себя он. Прикрывая глаза, Юнги почувствовал, как морской ветер треплет выбившиеся пряди его волос. Он стоял рядом, не желая вмешиваться в эту семейную идиллию, но в глубине души мирно бушевали противоречивые чувства. И в просоленном воздухе почти ощущалось глухое напряжение.  Он понимал, что Тэхен — особенный и его оберегают от любых тревог, особенно сейчас, когда из-за вчерашней ритуала волнуются за него. Но Юнги и сам переживал нелёгкие времена: кто бы спросил, как чувствует себя он? Каково это — молча стоять в стороне, видеть, как все силы семьи сосредоточены на одном Тэхена. Он поймал на себе взгляд Джина. Омега, казалось, прочёл его мысли, потому что во взгляде мелькнуло нечто вроде извинения. Юнги, привычно стиснув зубы, лишь отвернулся, делая вид, что его интересует лениво крадущаяся по линии горизонта гроза.  Словно почувствовав это напряжение, Тэхен обернулся к Юнги. Он заметил печальные искры в глазах брата и задумчиво нахмурился. Омега знал, что Юнги не любил выставлять чувства напоказ, даже в семье. Но Тэхен старался ощутить то, что скрывается между непроизнесёнными словами, ведь спустя столько лет их отношения только наладились. На мгновение оба обменялись взглядами. Ветер звенел в ушах, а вокруг вспыхнули огни молний где-то вдалеке. Тэхен сделал маленький шаг к Юнги, будто хотел обнять его или хотя бы дотронуться до руки, но застеснялся. Вместо этого он тихо позвал:  — Юнги.. Омега вздрогнул, но не обернулся сразу — лишь спустя несколько мгновений он отважился посмотреть на брата.  – Что тебя тревожит? — Мы обязательно поговорим после ритуала, — беззвучно шевельнул Юнги губами под внимательный взор папы. Юнги попытался смягчить выражение лица, хотя горький привкус обиды всё ещё сидел внутри. Омега тяжело вздохнул, он не хотел превращать этот момент в ссору и понимал, что тревога и волнение из-за ритуала и грядущих перемен и так висят в воздухе.  — Хорошо. Тэхен немного расслабился, но он чувствовал напряжение между Джином и Юнги, что очень сильно настораживало. Рагнар, неслышно ступая по каменной тропинке, подошёл к Шерее: время ритуальной молитвы за души погибших настало. Привычная церемония каждый раз приносила грусть, но без неё наследники не могли двигаться дальше. Высокое пение Шереи звучало для чужака, подобного Кираму, странно и непонятно: язык этой молитвы передавался из поколения в поколение и был доступен лишь немногим. Кирам, хоть и не знал всех тонкостей, чувствовал мистическую силу произносимых слов: мурашки пробегали по спине, а горечь утраты будто пробуждалась в сердце, стоило смертям вновь прозвучать в молитве. Кахир стоял рядом, сплетая пальцы на груди – так он выражал уважение к душам родителей, которых потерял много лет назад. Для него ритуал не был новым, но каждый раз напоминал о давней ране. Шерея числилась в роду ведьм, способных связаться с потусторонними энергиями и облегчить страдания тех, кто остался, и поэтому она видела будущее. Огромные белые свечи, расставленные по кругу, то и дело покачивались под порывами ветра. Дым от благовоний двигался неспешно, словно рисуя в воздухе таинственные узоры. И в каждом витке дыма, в каждом проблеске пламени, казалось, скользили образы ушедших родных. Рагнар, подавшись вперёд, ощутил, как дрогнули его губы при упоминании имени брата и невестки. Он никогда не мог простить себя за то, что оказался тогда слишком далеко и ничего не смог сделать, чтобы спасти их. К горлу подступил горький ком, и его сильные плечи чуть ссутулились под тяжестью вины. Кахир краем глаза заметил, как рядом замер Кирам. Омега побледнел, не отрывая взгляда от мерцающих свечей и слушая глухой шёпот Шереи. Вериды не уставали перешёптываться о Кираме: ведь всем было известно, что его нашли на берегу, когда он был горемычен и почти без сознания. Шёпот поспешного любопытства преследовал Кирама и днём, и ночью. Но сейчас, в сакральный миг молитвы, он вовсе перестал обращать внимание, кто там бормочет за его спиной. В мыслях омеги вновь возникал образ его близких из далёкого Шиву, смутные картины родных мест, полуистёртые временем. Склонившись к уху Киама, Кахир одними губами прошептал: — Попробуй попрощаться. Может, эта молитва поможет тебе освободиться от боли. На миг Кирам подумал, что не сможет вымолвить ни слова: слишком много горечи накопилось, и ему казалось, что память о семье должна причинять боль до конца его дней. Но глубоко вздохнув, омега кивнул, решившись на прощание. В его глазах блеснули слёзы. Шерея, услышав тихие всхлипывания, неслышно повернулась в его сторону. Она слабо улыбнулась, словно подбадривая и понимая, что прощание всегда даётся нелегко. Её руки взметнулись над головой, и тихое пение стало глуше и протяжнее. Через секунду пелена дыма окутала фигуры присутствующих, будто отделяя их от внешнего мира. — Богиня великая, — вдруг произнесла Шерея и перешла на всеобщее наречие, понятное и Кираму. — Жалей и прими всех ушедших. Царствуй над ними в мире лучезарном, да будет их дорога светла. Кирам почувствовал, как сердце болезненно сжалось, а в груди заструился горячий поток. Он сложил руки на груди, закрыв глаза и вспоминая тёплые образы: мать, что берегла его в любую погоду, отца, что учил быть сильным, несмотря на то, братьев, что только познавали жизнь и были невинны. Слёзы невольно стекали по щекам, соединяясь со струящейся ароматной влагой из благовоний, которые держали несколько Данкэ. Он не слышал сплетений божественных слов Шереи, но всем своим существом ощущал незримую нить, протянутую к погибшим: нить молитвы, нить памяти. Кахир, заметив, как Кирам дрожит, слегка коснулся его плеча. Утешение альфы было тихим и бережным, и в этом жесте не было ни капли осуждения. Он молча кивнул, поддерживая омегу в его скорбной решимости. Пение затихло в самом конце, когда вспышка пламени поглотила последний узор дыма. От ритуала остался лишь едва заметный след лёгкого аромата трав и горькая, но светлая тишина. Кирам наконец открыл глаза. Ему показалось, что воздух стал чище, а сердце чуть освободилось от давящего груза. Может, утрата и не отпустит его до конца, но в тот момент стало немного легче дышать. Он тихо поблагодарил Шерею и, обведя взглядом всех собравшихся, замер на лице Кахира - альфа смотрел с тихим пониманием. — Недаром говорят, — негромко произнёс Рагнар после продолжительной паузы, — что прощание помогает нам, живым, шагнуть дальше, не потеряв память о близких. Кирам, еле заметно стыдясь собственной чувствительности, только опустил глаза и кивнул. Внутри его сердца все ещё звенели отголоски боли, но теперь они смешивались с благодарностью — за то, что не остался один в этой тоске. В утреннем свете огни свечей, казалось, горели ярче, освещая путь перед ними. И, хотя тревоги, осуждения и шёпот за спиной никуда не исчезнут, Кирам чувствовал спокойствие. — Спасибо, — промолвил он наконец, глядя не только на Кахира с Рагнаром, но и на Шерею, что с доброй улыбкой опустила руки. — Я… действительно благодарен. Так под тихий звон ветра, выветривающего остатки курительных трав, завершилась молитва — и для каждого из них это было шагом дальше по дороге жизни. Процессия, отдав дань памяти, продолжила свой путь к Алтарю родоначальника Веридов. Ширх, Рагнар, Рум и Намджун склонились перед внушительным каменным святилищем, в нескольких шагах позади них остальные присутствующие затаили дыхание в ожидании. — Мой друг, — начал Ширх, переводя взгляд на Рагнара. — Вериды принесли нам столько добра, что мы не останемся в долгу. Пусть обряды наши укрепят союз и путь наш будет мирным. С этими словами он поднял свою чашу, наполненную зерном нового урожая, и осыпал им алтарь. Следом за ним такое же подношение совершили Рум, Рагнар и все собравшиеся: одни сыпали цветы, другие — каменную соль, а кто-то преподнёс ароматные пряности, прибывшие с далеких земель Лиары. — Пускай священная земля даст урожай изобильный, — громко произнёс Рум. — Пусть наши народы никогда не будут знать голода, пока Мэит, наш великий торговый клан, продолжает снабжать нас дарами отовсюду. – Пускай наши дети всегда сохраняют баланс во благо Захара и Мэита. Рагнар улыбнулся, принимая слова благодарности, и едва заметным кивком пригласил присутствующих продолжать обряд. Официальные речи звучали поочерёдно, однако в них чувствовалась и искренность: союз между Шинаром, вирейами, Мэитом и Захаром набирал силу, а впереди у них была еще долгая, возможно нелегкая дорога, в которой они должны были сражаться бок о бок. Когда родоначальник, изображенный среди узоров на каменной стене святилища, «получил» свое подношение, вдруг послышался негромкий рык. Сопровождавшие Веридов Афоры тут же присоединились: Микора в компании Тэхена тоже подхватила ритуал. Омега, стоявший неподалеку, улыбнулся, довольно отметив, как благодаря Ару Микора стала гораздо увереннее в себе. Аромат трав переплёлся с дымкой благовоний, медленно поднимающихся вверх в виде лёгких, почти прозрачных облаков. Казалось, что сам родоначальник Веридов, чей дух обитал здесь, неспешно сходит к алтарю, принимая дары и благословляя пришедших. Когда солнце поднялось достаточно высоко, ритуал подошёл к концу. Главы четырёх кланов отошли от алтаря и вышли на пёструю ковровую дорожку, расстеленную перед священной площадкой. У резного входа Рагнар повернулся к собравшимся и произнёс: — Теперь, когда богиня и родоначальник приняли дары, нам остаётся лишь укреплять договоры и совместно оберегать наши земли. Пусть во все времена у нас будет хлеб по нутру, а ремесло служит на пользу всем. И словно подтверждая его слова, солнечный свет мягко заиграл на каменных знаках, высеченных по бокам алтаря, и заставил поблёскивать украшения в одеждах и на доспехах гостей. На глазах у всех открывалась новая страница истории: сотрудничество трёх кланов обещало быть прочным, а их общее будущее — светлым и благополучным. *** *** Летний ветерок ласково обвеял лица присутствующих, когда торжественный момент завершился, и толпа, словно единое целое, двинулась обратно к месту проведения праздника. Там уже разворачивалась уличная ярмарка, приуроченная к празднованию открытия сезона. Торговцы из Мэита расставляли глиняную посуду, ткани и украшения, а так же много экзотических фруктов и овощей, а так много целебных трав и специй. Главы кланов, закончив с официальной частью, направились к шатру, где их ждали советники и прочие почётные гости. За ними проследовали Ивар с Хосоком и Чонгуком, Кахир, Хирон и Эфир. Поодаль от них шли афоры, время от времени посматривая на гуляющих. Многие осторожно трогали их за короткий мех на загривках, самые дружелюбные из них подходили и играли с детишками. Наступившая тишина в шатре казалась почти ощутимой, пока Рагнар знал, что все взгляды устремлены на него. Он позволил себе короткую паузу, давая гостям время осмыслить ситуацию. Наконец, он откашлялся и продолжил: — Шиву давно отделились от нас, но раньше держались обособленно и не лезли на наши территории открыто, — сказал он, оглядев присутствующих. — Однако теперь они совершают набеги на близлежащие города, и это лишь верхушка айсберга. Никто не знает, что они ищут, но, судя по жестокости Шиву, они верят, что этот это даст им власть над морями и океанами. Ивар, скрестив на груди руки, вздохнул: — И что же мы можем сделать? Если сирены действительно гибнут, а совет в Майиме скрывает масштабы потерь среди элементалей, значит, опасность велика, и, боюсь, не все захотят ввязываться в этот конфликт, пока не поймут, насколько серьёзна угроза. — Тем не менее, — заговорил Хосок, нахмурив брови, — если мы не остановим Шиву сейчас, последствия могут стать необратимыми. Вода — стихия, питающая жизнь. Если они получат ключ к её сокровенным силам, ничто не будет сдерживать эти кланы от ещё более страшных действий. — Вопрос в том, что же они ищут, — подал голос Эфир, который с интересом наблюдал за разговором, сидя ближе к выходу из шатра. Его бледно-голубые волосы отливались в полутени, а глаза блестели от любопытства. — У нас есть лишь сведения о том, что Шиву идут от одного прибрежного города к другому, сметая сопротивление. — Совет в Майиме старается сохранить спокойствие и удержать морские пути, — поддержал её Кахир, взгляд которого скользил по лицам собравшихся. — Но если Шиву и дальше будут распространяться на соседние земли, то это затронет не только побережье, но и остальные кланы. Все наши торговые пути — всё окажется под угрозой. Рагнар кивнул, подтверждая слова Кахира, и продолжил: — Именно поэтому я хочу попросить каждого из вас держаться вместе. Нужно выяснить, что именно ищут Шиву, а если получится опередить, то прибрать к рукам раньше. Мы знаем, что элементали — древние хранители мистических ключей и порталов. Вполне возможно, Шивцы истребляют элементалей, чтобы завладеть их тайнами. Чонгук, до того напряжённо слушавший, задал резонный вопрос: — Максима‌льная осторожность не помешает: многим кланам придётся выделить бойцов, чтобы защитить тылы. Но как связаться с советом Майима, если они не желают разглашать плохие новости? На это ответил Хирон, склонившись над расстеленной на полу картой побережья: — У меня есть несколько связей в Академии Индиго. Директор может замолвить словечко. Можно попытаться выйти на них напрямую. Но мы должны действовать аккуратно: как только в городе пронюхают о том, что мы знаем правду, Шиву могут ускорить свои действия, а мы ещё не готовы к открытой конфронтации. Между тем к шатру подошла служанка, принесшая поднос с обильным угощением: тёплыми травяными лепёшками, холодными напитками и экзотическими фруктами из ближайших стран. Гости вяло потянулись к трапезе — серьёзность обсуждения явно отбивала аппетит, но некоторые всё же решили перекусить, чтобы поддержать силы. Тогда заговорил Ивар, громко хлопнув ладонью по столу: — Ладно, пусть каждый клан, входящий в союз, обдумает, какую помощь он может предоставить. Мы не можем оставить элементалей и сирен в беде, а уж тем более допустить появления ещё одного жёсткого тирана в этом мире. На этом и сошлись. *** *** – Тэхен, смотри, большие черепахи и рыбы нунаки пришли. Давай покатаемся? – утянул брата Юнги, чтобы наконец-то поговорить с ним обо всём. – Пожалуйста, будьте осторожны, – разглядывая, как вериды уверенно забираются на гигантских нунаков, Джин отрицательно покачал головой, когда Чимин и Кааси позвали его кататься по морю на черепахе. Юнги, не дождавшись ответа, уже потянулся к руке брата, чтобы вытащить его из тени. Солнце ярко светило, и вода искрилась, словно покрытая миллионами бриллиантов. Черепахи медленно плыли к берегу, а нунаки, с их яркими чешуйчатыми телами, весело прыгали в воду, создавая вокруг себя брызги. – Давай, Джин! Это же так здорово! – воскликнул Чимин. Джин вздохнул жалея, что Намджуна рядом нет. Он знал, что не может их остановить. – Ладно, но только черепахи, они хоть медленные. Юнги помог Тэхену взобраться, на плоский панцирь черепахи. Рядом слышались радостные возгласы Веридов, казалось, они и вправду не боялись. Тэхен столько хотел брату рассказать, но глядя на его грустное лицо, решил повременить. Юнги недолго собирался с мыслями и сказал: – Я не могу остаться с тобой. Все хорошее настроение улетучилось: – Почему? – Из-за Хосока, они боятся. – Юнги, то, что ухаживает за тобой, по законам Захара ничего не значит. – А по законам Веридов? – сел в позу лотоса омега. Тэхен присоединился к нему: – По законам Веридов это совсем другая история, – задумчиво произнес Тэхен, глядя на плещущихся в воде нунаков. Юнги вздохнул, его взгляд метался от черепахи к брату. – Я сам не знаю, что мне делать. – Я не хочу, чтобы ты попал в неприятности из-за меня, Юнги, – Тэхен старался говорить спокойно, но голос дрожал. – Оставить тебя здесь одного очень опасно, но папа давит на меня, как обычно. – Раз уж он так встревожился, значит увидел заинтересованность с твоей стороны. Ты не можешь всё время прятаться от своих чувств. Джин наблюдая за ними. Он плыл неродалёку вместе с Чимином и Каасии. Ниле, кажется, тоже был с ними. Омега будто чувствовал о чём разговаривают его сыновья. – Может, стоит поговорить с Хосоком? – предложил Тэхен осторожно. Юнги покачал головой. – Отпускаться до такого не хочется. Он не поймёт. У него уже есть свои представления о том, как всё должно быть. Тэхен посмотрел на брата с пониманием. – А сам ты о чём думаешь? – Я не могу подвести отца, он возлагает на меня надежды. – Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы с родителями. Папа ещё знает обо всем, и я предпочёл бы, чтобы они оба никогда не узнали, что случилось и что я натворил. Я виноват перед Кахиром, Юнги. – А чём ты? – Я думал, что заполучит он Йорана и будет ему счастья, и сам Йоран наконец-то успокоится, но нет. Я вижу, что он каждым днём все несчастнее, и чувствую вину. – И как после всего этого я могу оставить тебя одного, Тэхен? – с болью спросил Юнги. – Ты уверен, что Хосок тебя не привлекает? – Я не посмею смотреть на него по другому, мой долг перед Захаром важнее мимолётной влюблённости. – Он всё-таки тебе нравится, – с сочувствием приобнял брата за плечи Тэхен. – Его взор всегда направлен только на меня. Хосок ищет в толпе только меня, хоть я и видел, что на него очень много веридов обращают внимание, но я не могу, не могу, понимаешь, преодолеть это, предать родителей. – Тихо прошептал омега. Тэхен внимательно слушал брата, его сердце сжималось от боли, когда он слышал, как Юнги борется с собственными чувствами. – Ты не предаешь своих родителей, – тихо сказал он. – Любовь не может быть предательством. Ты не выбираешь, кого любить. Это просто происходит. Юнги опустил голову, его волосы упали на лицо, скрывая глаза. – Но я обязан следовать традициям. Я должен быть тем, кем они хотят меня видеть. Ты же смог принять свою участь, и я смогу. – Ты хочешь стать судьёй? – спросил Тэхен, стараясь понять, что на самом деле чувствует его брат. – Я… я уже не знаю. – Юнги поднял голову и встретился с взглядом Тэхена. – Раньше думал, что хочу этого, а сейчас моя решительность пошатнулась, вот почему отчасти я согласен с тем, что лучше уйти. – Я смирился, потому что у меня нет выбора, а у тебя он есть. – Тебе так кажется. – Будь я на твоём месте... – Тэхен запнулся, чтобы не впасть снова в уныние, омега отбросил неприятные мысли. – Впрочем, любые слова сейчас не уместны. Знай только одно: если ты принял решение уехать, я поддержу тебя. Не хочу топить тебя вместе с собой. Вряд ли Йоран сможет причинить мне вред. Я надеюсь, что он сможет примириться. Кахир хороший, он рано или поздно завоюет его сердце. Огромная черепаха плыла по морю. Волн почти не наблюдалось. Вокруг вериды плавали вместе с семьями. Некоторые отважные вериды рассекали волны на нунаках, крича от восторга. Диалог между братьями остался незаконченным, они лишь наблюдали, как радуются остальные. Вскоре, когда стало достаточно глубоко, элементали, словно из ниоткуда, начали подниматься из глубин моря, их прозрачные тела переливались в лучах солнца. Они танцевали в воде, создавая волшебные узоры, и приглашали веридов подойти ближе. Сирены, с длинными волосами, развивающимися на ветру, радостно махали руками, зовя к себе. Хирон стоял на берегу, наблюдая за белой макушкой Тэхена. Недалеко на нунаке ловил волны Фирэ, альфа улыбнулся, воздушник скрашивал его серые будни на Мэите. – Не думал, что огневикам нравятся Авроры, они обычно заторможённые. – Возник Йоран за спиной альфы. – А, это вы, – вежливо улыбнулся Хирон. – Жених Кахира, да, а должен был быть женихом Чонгука. – Горько улыбнулся Йоран, глядя в сторону Тэхена. – Он вам кажется очаровательным? – Возможно, – не стал отрицать альфа. – А вы не думали, что можете завладеть им, ведь это всего лишь омега, он не сможет вам сопротивляться. Поверьте, Чонгук будет только рад от него избавиться, он любит только меня. Хирон повернул голову в сторону омеги. Фиолетовая рубаха выгодно оттеняла его глаза, он был красив, и никто не поссорил бы с его красотой, но вот выражение лица Йорана выдавало что-то большее, чем просто внешность. Он выглядел задумчивым, словно его мысли были далеки от шумного пляжа и веселья вокруг. – Я не собираюсь владеть кем-либо, – произнес Хирон, стараясь сохранить спокойствие в голосе. – Взаимоотношения не строятся на принуждении. Йоран хмыкнул, его насмешливый тон не оставлял сомнений в том, что он не верит в искренность Хирона. – Вы альфа, Хирон. Это ваша природа – быть сильным и доминировать. – Но это не значит, что я должен использовать свою силу против него, – ответил Хирон, чувствуя, как внутри него поднимается недовольство. Йоран посмотрел на Тэхена, который в этот момент смеялся с Юнги и Фирэ, который перебрался к ним. – У них брак по расчёту, и любви нет, если вам нравится Тэхен, может и не поздно с ним поговорить. Тем более, он смотрел на вас с интересом вчера, я видел. – А вам какая польза от моей удачи? – Чонгук будет рядом с тем, кого любит – со мной. Хирон еще раз взглянул в сторону Тэхёна, и когда пришёл в себя от рассматривания, Йорана рядом уже не было. Хирон остался стоять на берегу, погруженный в свои мысли. Слова Йорана звучали в его голове, как эхо, заставляя его задуматься о том, что действительно важно. Тэхен, казалось, был окружен светом и радостью, но что скрывалось за этой улыбкой? Альфа чувствовал, что в этом омеге есть нечто большее, чем просто внешность. Хорги заметил стоящего сына и, подойдя к нему, несильно стукнул по макушке. – Видел, что ты разговаривал с чужим женихом. В Мэите опасно это делать, Хирон, не связывайся с женатыми, или ты забыл тот инцидент в Шинаре? Это там ты сын правителя и неприкосновенен, а тут другие законы. Оступишься еще раз, и я с тебя шкуру сдеру. – Пап, не позорь меня в чужом клане! – А ты не позорь нас с отцом, ты думаешь я не заметил, как ты на мужа Аншейа сморишь? Сколько раз тебе нужно наступать на одни и те грабли, чтобы понять, что нельзя влезать в чужие отношения. Почему тебе хочется быть третьим лишним? Присмотрись к Фирэ лучше, свободный, красивый омега, хоть раз в жизни послушайся. Хирон вздохнул, глядя на бушующее море. Слова папы резали его, как острый нож, и он чувствовал, как внутри нарастает противоречие. Он понимал, что Хорги заботится о нем и о репутации их клана, но в глубине души Хирон не мог игнорировать свою симпатию к Тэхену. – Пап, я не пытаюсь быть третьим лишним, – произнес он сдержанно. – Я просто вижу в Тэхене что-то большее. Он не просто омега, он… он особенный. Хорги прищурил глаза, словно пытаясь понять, что именно движет его сыном. – Ты не понимаешь, Хирон. В нашем мире всё связано с силой и властью. Ты альфа, и твоя природа требует уважения и подчинения. Не позволяй своим чувствам затмить разум. – Но это неправильно! Я хочу, чтобы у Тэхена был выбор, чтобы он мог решать за себя. – И что ты собираешься делать? Вот что ты ради бога пытаешься сделать? –спросил Хорги с негодованием. – Поговорить с ним? Убедить его оставить Чонгука? Тебе нужен омега, связанный узами с другим? Хирон замолчал, понимая, что Хорги прав. – В Мэите отношения между альфами и омегами сложны, особенно когда дело касается брака по расчету. Ты можешь навлечь на себя гнев богов. Дэон, наш огненный покровитель, и так свергнут, новорождённый Бог еще не вступил в свои права, у нас нету шанса на ошибку. Авроры прокляты, вот почему сыновья правителей выходят замуж за Аншеев. Угомонись, пока не натворил дел. – Может я тоже проклят! Раз сердце моё крадут омеги несвободные. – Это отец твой тебя избаловал, – выплёвывая злостно, Хорги приблизился к сыну и прошептал: – не забудь, кто в доме все решает. Отоспишься и больше не увидишь никаких богатств. Выброшу на улицу словно бродягу, будешь ходить просить милостыню. Я здоровый, могу родить еще и ещё, а ты в любой момент можешь потерять свой трон. Хоть ты и мой сын, но терпеть подобного больше не буду. Раньше ты был моложе, и я спускал всё тебе с рук, но пора уже угомониться. Ты будешь с тем, кого выберу я или найду достойного, например, Фирэ. Он нам подойдёт. – Я услышал! – сквозь зубы процедил Хирон и развернувшись ушёл куда глаза глядят. Хирон шагал по берегу, не обращая внимания на холодный ветер, который обдувал лицо. Сердце било в унисон с волнами, разбивающимися о скалы. Он чувствовал, как гнев и отчаяние переплетаются внутри, и не мог понять, как Хорги может быть таким безжалостным. Каждое слово отзывалось в душе, как эхо. «Ты будешь с тем, кого выберу я...» Эти слова звучали как приговор. «Может я и правда проклят», – наблюдая за гулящей молодёжью, подумал Хирон. Хирон продолжал шагать вдоль берега, его мысли были полны противоречий. Он чувствовал, как ветер проникает в душу, словно пытаясь вырвать из неё гнев и печаль. Фирэ. Это имя звучало в его голове, как зловещее напоминание о том, что в их роду правили омеги, и папа может выбрать для него. Хирон знал, что Фирэ был достойным омегой. «Когда-нибудь трон будет моим», — повторял он про себя, словно заклинание, которое должно было укрепить его решимость. – «И тогда омеги в нашем роду перестанут править.» *** *** Шерея, погружённая в свои мысли, взглянула на окружающих, собравшихся за столом. В воздухе витал тяжёлый запах жертвы, а свечи, горящие на столе, бросали мерцающие тени на стены. – Мы должны помнить о нём, — продолжила она, её голос дрожал от эмоций. - Давайте почтим его память так, как он этого заслуживает. Собравшиеся замерли, и в тишине раздались только звуки тихого шёпота и стука столовых приборов. Каждый из них понимал, что этот вечер — не просто поминальный ужин, а возможность вспомнить о том, что связывало их с Лиром, о его мечтах и надеждах. Шерея подняла бокал и произнесла тост: –За Лира! Пусть его дух живёт в наших сердцах. – За Лира! – в унисон ответили вериды. – За брата, храброго воина, полюбившего дочь врага моего! – За Лира! – За возлюбленного отца моего, чья рука больше не господствует над моей головою, – сказал Кахир. – За Лира. Рагнару было хуже всех, Чимин под столом держал его руку, утешая. Кахир и Йоран даже не разговаривали. Кирам, сидящий рядом с ними, ловил на себе любопытные взгляды веридов, но раз он сидел за столом с семьёй главы, лишних вопросов никто не задавал. Их ноги едва касались, и Кирам чувствовал себя достаточно спокойно. Накрыли огромные столы явств посреди леса, чтобы каждый член клана получил свою долю и молился за душу Аншея младшего. – Тэхен, ты в порядке? – спросил Чимин, глядя на Шерею. Йоран навострил уши, его не покидало ощущение, что он что-то упустил и очень важное. Тэхен покраснел, не зная, что ему ответить, хотелось закричать, чтобы от него отстали и убежать. Чонгук, заметив это, проглотил мясо, отложил вилку и посмотрел на сидящих за столом. – Думаю, то, что произошло за стенами нашей комнаты и в ложе, никого не касается. Мы с Тэхеном прекрасно ладим, никаких проблем у нас нет. Надеюсь, вопросы исчерпаны. – Но, сынок, вчерашний день... – Расставил все по своим местам, – не дал закончить Чимину Чонгук. – Ай да мой сын, – выпивая эль, улыбнулся Рагнар в первый раз за прошедший день. Йоран с трудом удержал маску равнодушия, она трескалось. Всё было предельно ясно: Чонгук окончательно стал мужем этого Аврора, теперь Йоран никогда его не заполучит. Ведь разделив ложе с омегой, он окончательно связался с ним навсегда. Волна ненависти захлестнула омегу, он побледнел. Хирон, сидящий неподалёку - главам отставных кланов накрыли столы рядом с Рагнаром и его семьёй - прислушался, чувствуя, как растоптанная Хорги надежда и вовсе посыпалась сквозь пальцы и растаяла окончательно. Тот торжествующе смотрел на сына, Хирон отвёл глаза, кусая щеку. Свой план он уже продумал, а чтобы воплотить, нужно было много сил и времени. Его дети будут жить в другие времена, альфа знал это наверняка, и пусть он пожертвует своей жизнью, но поменяет законы. – Раз уж всё сложилось как никогда лучше, предлагаю закрыть тему, чтобы не смущать молодожёнов, – довольный исходом, улыбнулся Джин, зная, что если бы Тэхён был недоволен, давно бы все знали. Увы, его сын не умел сдерживать эмоции. Ивар стоял рядом с Рагнаром, наблюдая за порядком. Хосок сидел с Рагнаром и его семьёй вместе с Кааси и отчаянно пытался хоть раз поймать взгляд Юнги, но тот словно застывшая статуя смотрел на свою тарелку и реагировал только на Тэхена. «Ну же, свет очей моих, хоть раз взгляни в мою сторону», – мысленно попросил альфа. Тэхен видел, он все видел: и отсутствующий взор Кахира, который молчал, и почти ненавистный взор Йорана, спрятанный за сталью серебра глаз, и жаждущий взгляд Хосока, и опустошённого брата, который под строгим взором Джина не мог расслабиться. Чонгук почувствовал смятение мужа, привлекая внимание, альфа вопросительно взглянул на него. Тэхен осторожно подвинулся и тихонько что-то прошептал на ухо. Альфа поменялся в лице и посмотрел на друга. Хосок чувствующий неладное, встрепенулся, читая ужас в глазах друга...