Розовая заря

       Удаляясь, Тогон старался не оглядываться на Соннян и Ван Ю.       Император и дама Пак переправились по мосту через журчащий ручей. Пара уже свернула в сторону женской половины, но золотого фасада дворца вдовствующей императрицы ещё не было видно.       Тогон всё ещё мучился обуреваемыми его чувствами. Сейчас великий хан молча сердился на свою наложницу, едва ли не насильно подложенную в его постель Будашири. Пак Чи увела его с места конфликта и не дала ему даже возможности прояснить всё на месте, поговорить с Соннян. С другой стороны, он сейчас понимал, что Пак Чи сделала это из лучших побуждений. Лишний раз провоцировать канцлера на гнев не хотелось. Кто знает, как именно он расценил бы скандал императора со своим любимцем. Надо действовать умнее…       И всё же, сердце тосковало после этой встречи.       Император жалел и винил себя, что он сильно промедлил и смалодушничал, не вмешиваясь в судьбу лучшего друга, оставив всё на самотёк, до тех пор, пока не разобрался бы с канцлером. Конечно, она сильно обижена и даже не смотрит в его сторону. Но ведь Соннян даже не может понять, что всё это время ему приходилось тоже несладко. Будучи опекаем вдовствующей императрицей, своим евнухом Колтой, проводя ночи в объятиях кроткой, податливой корёсской наложницы Тогон всё же чувствовал себя одиноким и несчастным.       Дама Пак же лишь догадывалась о причинах терзаний своего супруга, но чувствовала, что Тогон не был доволен её вмешательством.       За эти месяцы она и впрямь стала вести себя осмотрительнее. История с волчеягодником, подложенным в пищу императрицей Танашири, была очередной наукой: надо быть хитрее, иначе никто тебе тут не поможет. Единственный человек, за которого следовало ей держаться, — император.       Узнавая Тогона получше, Пак Чи сделала для себя несколько выводов.       Первый: не только у слуг из Корё, но даже у самого императора есть своя непростая история.       Второй: пусть он пока слаб, всё же именно он стал сыном Неба. Капризный, слабовольный, Тогон всё же был не так уж плох. Пусть он не любил её, но не относился плохо, как к императрице, не срывал злость на девушке. Иногда беседуя с ним на отвлечённые темы, как и подобает жене, Пак Чи подмечала его привычки, настроение, никогда не навязывала своё общество.       Несколько раз во время совместных ночей он просыпался от кошмаров. Проявляя такт и понимание, Пак Чи не спрашивала, что именно приснилось её господину. Но также просыпавшись, она садилась на постели и клала его голову на свои колени и рассказывала ему те же самые корёсские сказки и предания, что рассказывала ей когда-то старшая сестра.       Император, замечая, что в мире есть человек, который на него никогда не давит, испытывал некоторое чувство благодарности к этой девушке, ценил её доброту и приветливость. И не сказать, что наложница сама пылала яркими чувствами к своему господину. Поначалу Пак Чи относилась нему с некоторой настороженностью и опасением. Лишь позже прониклась некой долей понимания (Тогона также принуждали исполнить свой долг) и симпатии. Всё-таки он был красивым юношей, и участь быть наложницей великого хана была бы не самой плохой, если бы рядом постоянно не маячила властная фигура Танашири. Их отношения не были похожи на любовь мужчины и женщины, но покой, высокий статус и постоянство стоили дорого, большего не надо. В интересах Пак Чи постараться их удержать, а также помочь супругу во всех начинаниях.       Чувствуя, что внимание императора вновь потеряно, она предприняла ещё одну попытку отвлечь его. Ступая позади Тогона, она сделала вид, что оступилась на мощённой скользкой дорожке и ухватилась за его рукав.       — Прошу прощения, Ваше Величество, я такая неловкая…       Тогон обернулся, с удивлением посмотрев на её виноватое лицо, и ощутил всплеск сочувствия к девушке, которая не обладала той же выносливостью, что и Соннян. Грудь наложницы и правда заметно вздымалась от тяжёлого дыхания. Он только сейчас осознал, что они быстрыми шагами поднимались по склону.       «Вот же глупая, почему не сказала сразу?»       Прогулка по заледенелым извилистым тропам и правда была не лучшей затеей для беременной девушки.       — Ничего, тебе стоит поберечься, — ответил император и протянул ей свою руку. — Хватайся.       Пак Чи застенчиво-ласково улыбнулась ему и вложила свою руку в его тёплую ладонь, думая, как она правильно сделала, что не стала расспрашивать его о незнакомой девушке, пополнившей свиту корёсского короля.       Вдовствующая императрица приняла их очень радушно. В её покоях приятно пахло смесью благовоний лотоса и сандала. На стулья, предназначенные для пары, были любезно положены красные шёлковые подушки с золотой вышивкой. На стол из розового дерева служанки расставляли тарелки с кушаньями.       Как всегда безукоризненная, женщина была одета в светлое песочного цвета ханьфу с бордово-коричневой вышивкой. Как ни странно, оно было ей к лицу и лишь подчёркивало ещё не растерянную благородную красоту вдовствующей императрицы.       — Приветствую Вас, Ваше Величество.       — Приветствую, тетушка. Как Ваше здоровье?       — Хорошо, Ваше Величество. Благодарю, что Вы вняли моей просьбе отобедать. Нам редко удаётся собраться, как семья, — Будашири благожелательно улыбнулась, и они втроём уселись трапезничать.       — Да-да, — ответил император и опустил глаза в тарелку. Слова вдовствующей тётки не особо ободрили Тогона.       — Скоро ли придёт гадатель?.. — спросила дама Пак, и их беседа повернулась в сторону «увлекательнейшей» для Тогона темы предстоящих родов и необходимости привести во дворец толковую повитуху.       — …Тебя всё ещё тошнит по утрам?..       Чувствуя себя лишним, император тут же бросил попытки не то что поучаствовать — даже выловить некоторые фразы из женской беседы о беременности. Будашири вспоминала о своих впечатлениях. Делилась по-матерински советами с молодой наложницей. А также утёрла слезу, вспоминая о своём умершем сыне.       «Ну и тоска…»       Великий хан привередливо ковырял ложечкой любимую закуску из маринованных слив. Да, он чувствовал себя несчастным, несмотря на то, что ни канцлера, ни Танашири не было рядом. Насколько было безобидным общество окружающих его женщин, Соннян не было в их числе. Он бы предпочёл сейчас вернуться на Тэчжандо и учиться стрелять короткой стрелой.       «Тяните так, словно тянете тигра за хвост».       Стоя рядом с Ван Ю, она выглядела уверено и даже… довольно? Думать о таком было достаточно мучительно. Неужели и правда не найдётся способа завоевать вновь её расположение?       Дама Пак в который раз заметила грусть своего императора и осторожно коснулась его руки.       — Кажется, Его Величеству наскучили беседы о женских недугах. Не лучше ли обсудить то, что ему интересно?..       За дверью раздался голос, возвещавший о прибытии императрицы.       «Помяни чёрта», — со злостью подумал Тогон и скосил глаза, в надежде, что кому-нибудь из присутствующих дам удасться избавить его от назойливого внимания Танашири.       Резные двери распахнулись, и в покои степенной журавлиной походкой проплыла невысокая девушка в синем дэгэле. Массивная золотая диадема, обычно предпочитаемая государыней, сменилась на традиционную, но не менее богатую.       — А! Госуда-арыня, — протянул император, — рад встрече…       — Приветствую Вас, Ваше Величество, — Танашири склонила голову, и украшающие диадему подвески из красного бисера качнулись, мазнув её по щекам. — Я пришла к Вам засвидетельствовать своё почтение.       Лицо вдовствующей императрицы приобрело хищное выражение, однако по-прежнему не потерявшее своей сдержанности. Она прикрыла крышечкой свой напиток и обратила свой взор на жену племянника.       — Это похвально. Я вижу, данные мной трактаты Вам идут на пользу, моя дорогая.       — О, несомненно, — с той же натяжкой ответила императрица. Напомаженные ярко-красные губы изогнулись в улыбке, — Вашу науку мне не забыть никогда…       Прошло только три дня, как закончилось наказание в месть за нанесённое наложнице членовредительство. Под предлогом худого изучения заведённых порядков и запретов, за распространение сплетен, Будашири обязала государыню на протяжении нескольких месяцев каждый вечер переписывать нудную скукотень вроде «Правил внутреннего двора» и «И ли»*.       — Чудно, — ответила вдовствующая императрица. — Однако сейчас я не смогу в полной мере уделить внимание Вашему Величеству. Сейчас у нас здесь ожидается гадатель. Вряд ли Вам будет интересно на этом мероприятии.       Будашири повернула голову к даме Пак, намеренно показывая Танашири потерю интереса к бесполезной беседе.       Императрица сдержалась, чтобы невоспитанно не засопеть.       — Напротив, я была бы рада проявить хоть сколько участия. Как старшая жена, — подчёркнуто сказала Танашири.       «Да ты уже проявила, слава богу», — не озвученная мысль, промелькнувшая, чего греха таить, одновременно у всех здесь присутствующих, ощутимо повисла в воздухе.       Пак Чи дипломатично ответила:       — Я буду несомненно рада Вашему обществу, госпожа. Кстати, синий цвет Вам к лицу, — девушка оглядела нарядный воротник и манжеты, расшитые крупными красно-золотыми завитками, — а вышивка на наряде просто отменная!       — Да, Танашири, — согласился Тогон, — выглядишь сегодня как весенний цветок.       Похвалы попали не в бровь, а в глаз. Танашири не доверила дворцовым вышивальщицам украсить свои одежды национальными монгольскими узорами и в часы досуга сделала для себя это самостоятельно.       Великая ханша горделиво вскинула голову и слегка кивнула.       — Однако сегодня непраздничный день, — сказал Тогон. — Отчего вдруг ты решила надеть национальное платье?       Он быстро понял, что подобный наряд был надет в противовес Пак Чи и Будашири. В подтверждение его мыслей, Танашири ответила с тоном мудрого, но обманчиво-доброго наставника:       — Я считаю, важно не забывать о своих корнях. В Юань проживает множество народностей, мы перенимаем их обычаи и традиции. Допустимо ли такое смешение? Ведь даже знатные монголки в наше время забывают о своих истоках, полностью переняли моду поверженных народов… Если Её Величество или дама Пак пожелают, я могу расшить и их одежды тоже.       «Ну точь-в-точь — папаша», — отметил Тогон.       — Ваше Величество очень любезны, — сказала Будашири с фальшивой улыбкой и обратилась к наложнице Тогона: — Дама Пак, ты, наверное, поблагодаришь госпожу за оказанную заботу?       Наложница Пак мягко ответила:       — Мне так много хочется Вам сказать, Ваше Величество…       — А по мне — какая разница, — простодушно ответил император, заранее гася зарождающийся скандал. — Ханьцы, корёсцы — так или иначе, мы на пути становления одним государством. Одно государство — как одна семья, а проживающие народы — как братья или сёстры. Не вижу зазорного, что те или иные берут друг от друга что-то хорошее. Дама Пак, тебе следует взамен на заботу императрицы позаботиться о дарах со своей родины.       Разговор удалось повернуть в более благожелательное русло. Тогон и сам удивился, как легко удалась ему эта речь, но тем не менее от этой маленькой победы его дух немного воспрял. Он бросил свой взгляд на Будашири, которая едва заметно кивнула императору с одобрением.       Танашири же оставалось принять предложенный исход.       — Так и поступим, Ваше Величество.       Дальнейший разговор крутился вокруг последних новостей. Сейчас всех обитателей дворца, в том числе Тогона и вдовствующую императрицу всерьёз обеспокоила смута.       Ранее обсуждая это наедине, ни Тогон, ни даже Байан и Будашири не имели ни малейшей мысли, кто мог сжигать монастыри и провоцировать народ на восстание.       — Брат говорит, что это были корёсцы, — сказала Танашири. — У одного из заговорщиков обнаружили повязку с вышитым красным полумесяцем, но главу найти так и не удалось.       Вскоре явился гадатель и создал вокруг много шума. Перед входом он разбил огромным бубном какую-то вазу и ввалился в покои, облачённый в оленью шкуру с длинной белой бахромой на рукавах. Раскланявшись в приветствиях, шаман занялся своими обрядами. Он предварительно зажёг связку каких-то сухих трав, и сладкие ароматы благовоний перебил запах горелой полыни.