Розовая заря

      Евнух Пан и Мусон обеспокоенно поглядывали на тренировку своего короля. Упражнения с мечом длились уже долго. Его Величеству следовало бы отдохнуть, однако слуги не осмелились прервать взвинченного мужчину.       Ван Ю сделал резкий взмах, пытаясь разогнать причины своих тревог. Однако получалось плохо. Король злился на упрямство своей возлюбленной.       «Я же просил не лезть! Зачем ты опять подвергла себя такой опасности?»       Новость о Чоко, донесённая Соннян, была полезной. Тайно Ван Ю вместе со своими людьми обыскивали боковой дворец, однако придворной дамы там не было.       Попытка оградить Соннян своим отсутствием в публичном доме от беды с треском провалилась. Теперь Танкиши использует эту возможность, чтобы превратить своим врагам жизнь в ад. И пытки — это малое, на что способен сын канцлера, ослеплённый завистью и ревностью.       Эль-Тэмур, казалось, тоже стал сомневаться насчёт Ван Ю. Последний раз они встречались за игрой в го — дней пятнадцать назад. Подозрения короля оправдались. Этим утром Танкиши посмел нахально заявиться в его покои, прервав игру на комунго и ставя перед фактом о новогодней пирушке в «Доме опавших листьев», на котором обязательно откроется правда.       Зная, что в числе подозреваемых были также император и клан Байана, Ван Ю ответил уверенно:       — Оставь в покое Соннян. У тебя нет доказательств.       — Верно, — Танкиши истерически засмеялся и продолжил: — Но я буду её пытать. Тогда-то она мне всё и расскажет. Она предана тебе как собака, за что и поплатится. Если я её не получил, то и ты не получишь!       — Подонок! — рявкнул Ван Ю, сдерживаясь, чтобы не разбить лицо этому мерзавцу. — Придёт время, и я тебя на куски порежу за это.       Остановить Танкиши уже было нельзя. Ровно, как и рассчитывать пока на помощь Байана. Слишком уж много тайн они знали друг о друге и, несмотря на союз, могли нагло этим воспользоваться.       Этот юанец стоит на распутье. И к чему он прислушается на этот раз: к своей совести — обещанию покойному хану или разуму — Талталу, который наверняка предложит дяде встать на сторону Эль-Тэмура, чтобы себя обезопасить?       Какое бы решение король не принял — против Эль-Тэмура или императора, исход один — разрыв договора и война с кланом Байана. Это означало, что не только у него, но и у Соннян и всей его свиты не будет ни малейшего шанса выжить и победить. Поэтому иного выхода, кроме как остаться в стороне и покориться правилам этой опасной игры, не было.       Очевидно, что помимо Ван Ю о возможном местонахождении письма узнал ещё кто-то ещё и укрыл женщину в более надёжном месте.       «Кто же? — размышлял король. — Сам Танкиши не мог. Он думает, что это я. Талтал? Он мог подложить разрешение императору, чтобы тот поставил печать, и без проблем вывести её из дворца. Вдовствующая императрица?»       Ван Ю закрыл глаза, снедаемый опасениями насчёт судьбы Соннян и вынужденный оставить всё на самотёк. Он представил лица Эль-Тэмура, Танкиши и Злобен Су и как следует размахнулся. Деревянный меч свистнул в его руках и с треском разломал бамбуковые палки.

***

      — Стало быть, письмо находится у наложницы покойного хана, — произнёс Байан, отпивая свой чай. — Что ж, похоже Ван Ю догадался раньше нас. Интересно, зачем ему понадобилось прятать эту женщину?       На Дайду уже опустился вечер, а Талтал продолжал сидеть в доме своего дяди.       — Это был не Ван Ю, — Талтал прищурил чёрные глаза. — Наложницы не могут покидать дворец без документа, на котором стоит печать кого-нибудь из императорской семьи.       — Значит, остаётся только Вдовствующая императрица.       — И сам император.       Байан только махнул рукой.       По-видимому, обсуждение последних событий ему надоело, и он вновь затронул вопрос о женитьбе:       — Как продвигаются дела с невестой? Учти, сегодня я не дам тебе увильнуть от разговора.       — Дядя, — вздохнул Талтал, — Вы же знаете моё мнение…       — Понимаю, твоё сердце всё ещё отдано Тэмулун, — Байан отставил чашку. — Но пора бы уже забыть. Она давно уже жена другого.       — Я и не вспоминаю о ней, — ответил Талтал. С тем, что эта женщина дала надежду, а затем отвергла его, он смирился уже давно. У него было достаточно разума, чтобы загасить пылкие юношеские чувства и не оставить в своём сердце даже каплю любви к ней.       Про сердце Талтала говорят, что оно сделано из льда или камня. Что ж, возможно, доля правды в этом есть.       «Я не трачу время на что-то бесполезное», — после этих слов было проще закрыть своё сердце для других, не позволить появления очередной привязанности. Они редко заканчивались хорошо. Что подтверждалось и сейчас, когда, казалось, оно начало открываться вновь.       Талтал осознал, что за это время ему не хватало Ючжин. Однако он не понимал её мотивов. Несмотря на кажущуюся простоту, где-то глубоко она хранит секрет, который Талтал за время их знакомства раскрыть не смог. Выходит, что её поведение было очень умелой игрой. И всё это время она просто дурачилась.       «Прикидываться дурочкой получается у тебя ловко. Очень ловко. Как я мог снова так попасться?»       — Ну вот, опять, — проворчал Байан, заметив угрюмую задумчивость на лице племянника. — А говоришь, забыл.       — Дело не в ней, — сказал Талтал. — Эта девушка, что Вы прочите мне в жёны, ещё так молода. А я не тот человек, который сделает её счастье.       — Не твоё горе — её счастье, — ответил Байан, начиная сердиться. — Клан наш захирел. Ему нужны наследники, и ты это знаешь.       — Дядя!       — Ты женишься, — тон Байана был не терпящим возражения. — Или я тебя прокляну и изгоню из рода!       Это было ещё не самым худшим. Казалось, само небо обрушилось на голову Талтала, когда Танкиши сказал о новогодней пирушке в «Доме опавших листьев».       «Глупая девчонка, доигралась!»

***

      Всю ночь я не спала, постоянно ворочалась в постели или вставала и меряла шагами комнату. Я панически бросала взгляд то на свою одежду, подготовленную к «ужину», то на так и не распакованные отрезы шёлка и шкатулку с жемчугами, присланные Гияром неделю назад.       Украшения были дорогими, но я не хотела принимать подарки от сына наместника. Однако была среди них вещица, которая мне всё-таки приглянулась и лежала в отдельной шкатулке, — гранатовый гребень.       Думаю, если бы вы увидели его, то вы бы меня поняли — настолько утончённой и изысканной была эта вещь. Сейчас я попробую описать. Серебряный гребень казался каким-то сказочным деревцем, тонкие, раскидистые веточки которого были покрыты яркими гранатовыми камушками.       Не в силах удержаться, я даже приложила его к волосам или смотрела, как гранаты играли на свету. Несмотря ни на что, я не могла не признать, что вкус у Гияра был прекрасным. Безусловно, украшение подошло бы к моему новогоднему наряду. Однако это не смягчило моё отношение к сыну наместника и не поколебало моё решение.       Я знала: этот гребень я надену лишь однажды…       Вместе с драгоценностями так же была записка, из которой я разобрала четыре китайских иероглифа: «я», «верно», «принять» и мой любимый — «надежда». Возможно, он написал: «Я надеюсь, ты примешь правильное решение».       Я потёрла ноющие виски.       «Назад дороги нет».       От нервов в последнее время я почти ничего не ела и, соответственно, чувствовала себя плохо. Лицо горело, ладони холодели и тряслись, а ноги подкашивались.       Перед сном Ынсу прочитала мне целую лекцию о том, какой идиоткой надо быть, чтобы довести себя до такого состояния.       Уснуть удалось только ближе к утру. Соён пришла, когда уже объявили время обеда. С трудом меня разбудив, она скривилась, увидев мою измученную нервами физиономию.       — Видок у тебя потрёпанный, хотя сегодня ты должна быть на высоте. Поднимайся, — служанка крепко взяла меня за локоть, ожидая, что я снова начну бунтовать. Однако я безвольно плелась за ней в купальню, позволяя себя раздеть, выкупать и натереть жасминовым маслом.       Соён то и дело причитала о шрамах от плети на моей спине и плечах, ещё больше портящих внешний вид. Они давно зажили и были не такими ужасными — на месте рубцов красовались розоватые полосы — глядишь, и совсем сойдут.       Соён подняла мои волосы вверх. Глядя, как следы от плети выглядывают из-под изогнутого розового ворота полупрозрачного халата, она горестно вздохнула.       — Так эротично, когда открыта шея, — сказала служанка с сожалением. — Эх, придётся опять оставить часть волос распущенными.       Я лишь раздражённо пожала плечами, облачаясь в следующий халат — малиновый с вышитыми на нём бабочками и мандаринками. Ни первый, ни этот не запахивался. Под ними была лишь розовая повязка на грудь, расшитая серебром и отороченная зелёной каймой, и нижние штаны, просвечивающие сквозь кремовую юбку из летящей ткани.       Соён принялась колдовать над моей причёской, приговаривая, что я должна выглядеть безупречно. А я по опыту из детства предчувствовала, как будет гореть мой скальп к вечеру.       Мать, собирая меня первого сентября на линейку, также грубо расчёсывала мне волосы, собирала в тугой хвост на макушке, перевязывая их велосипедной камерой и сверху цепляя нарядный бант. Только воском, в отличие от Соён, не натирала и не скручивала в причудливые рогалики. Несмотря на красоту получившейся причёски, это не мешало мне уже её тихо ненавидеть.       Соён набелила и нарумянила мне лицо, чтобы скрыть измождённость, и накрасила губы красной помадой, не забыв повторить, чтобы я не упустила шанс стать наложницей.       Напоследок я вдела в волосы гранатовый гребень и критично осмотрела себя в зеркале. Белоснежное лицо было таким же застывшим, как хахве* из Корё, которая висела на стене в комнате Чунцин. Возможно, в этом было виновато освещение, но даже мои глаза в тот момент казались серо-зелёными, как высушенная на солнце трава.       Я рассмеялась, вспомнив, как Талтал назвал меня пигалицей. Я выглядела вызывающе, как настоящая канарейка, зато вполне соответствовала местным трендам.       Я кривлялась, показывала самой себе язык и насвистывала, подражая птицам. Модный юаньский макияж был наложен густо. Когда я дотронулась пальцами до своих щёк и губ, то на них остались следы от краски.       Соён сердито шлёпнула меня по руке.       — Не трогай. Я так старалась, а ты сейчас всё размажешь, — служанка умилённо хлопнула в ладоши. — Настоящая красавица.       Я подняла голову к потолку, чтобы непрошенные слёзы не скатились по моим розовым щекам и не испортили макияж. Соён заботливо промокнула мне глаза платком.       Остаток дня я проходила дёрганная. И, вот, вечер наступил…       Услышав нарастающий рокот салютов и людских голосов, я вышла на балкон.       Охранники в праздничных ярких одеждах один за другим выходили на улицу, неся фонари, стуча в барабаны и размахивая погремушками. Девушки, стоящие рядом со мной, лучезарно улыбались и разбрасывали конфетти, приветствуя гостей и просто прохожих. Среди этого шума где-то жалобно звенели колокольчики.       За забором остановился богатый паланкин, и слуги возвестили о приезде сына наместника.       Итак, главное веселье началось…