Розовая заря

      Ынсу сидела, облокотившись о стену и прижав к груди колени. Я удивилась, насколько могут человека изменить обстоятельства. С первой нашей встречи мне казалось, что Ынсу ничто не может сломить: её похищали, травили, но несмотря на это, она встречала все невзгоды с улыбкой и даже нашла в себе силы оставить свой мир, чтобы вернуться к любимому человеку.       – Почему? – спрашивала она. – Почему это всегда происходит со мной?..       Ынсу не плакала, но злилась и не теряла надежды освободиться от верёвки. Соннян – напротив, казалась спокойной, будто не её похитили непонятно для какой цели.       Я находилась в полнейшей прострации и почти не слушала, что она говорила. Прикрыв глаза, подумала только о том, что всё это – просто сон. Я находилась в таком отчаянии всё то время пребывания в Корё, что чувствовала, как начинаю превращаться в истеричку.       «Вот сейчас я закрою глаза и проснусь в своей комнате, а тётя принесёт мне блинчики», – но, открыв глаза, я увидела, что ничего не изменилось. Всё такое же сырое помещение, похожее на чью-то усыпальницу, и всё та же деревянная клетка.       Я начала давиться нервными смешками.       – …Талтал нас больше не выручит, поэтому остаётся надеяться только на себя.       – Понятно, – ответила я. По щекам текли слёзы. Я чувствовала, что меня колотило, – Какой у нас план?       – Нам нужно вести себя тихо и набраться сил для побега.       Я больше не плакала и не вопила. Просто не хватило сил. Я тоскливо глядела, как пламя факела бросает причудливые тени на стену.       «Всё-таки, второе наше похищение – это перебор для моих и без того расшатанных нервов. Причём, не только для моих», – подумала я и ещё раз взглянула на Ынсу.       Очень скоро пришли люди Чёрной Руки (прозвище того, кто нас похитил) и повели всех рабов есть. Наше трио разительно отличалось них, следовавших приказу беспрекословно. Мы громко орали и вырывались, задерживая движение.       – Убери от меня свои руки, ты, сволочь! – кричала я мужчине, который меня тащил за шиворот. Рубаха моя натянулась там, где не надо, полы уже разошлись, а завязки и вовсе грозили развязаться и оголить грудь. В предвкушении интересного зрелища, служка Чёрной Руки нехорошо усмехался.       «Ну уж нет, такой радости я тебе не доставлю!» – я затихла, прижимая ледяные ладони к себе. Впервые я пожалела, что была без нижней сорочки и без дурацкого, вечно сползающего вниз бинта, которым местные женщины пользовались вместо бюстгальтера.       «Всё равно шерстяная ткань тёплая и толстая, – думала я, – так что ничего не видно, поэтому негоже мне, точно луковице, носить сто одёжек в такую жару. В эпоху, где нет дезодоранта».       Да, днём-то и правда было тепло. Только я не учла, что мне предстояла долгая дорога, в которой я, как всегда, найду приключения на свою голову, и что резко наступят холода. Вечером в этих краях начинались самые настоящие заморозки...       – По какому праву вы похитили нас? – возмущалась Ынсу, безуспешно пытаясь наступить воину на ноги или ударить его локтем. – Мы не преступницы и не рабыни! В суд на вас подать мало!       А Соннян, всего-навсего, ударила парня, который нацепил на неё кандалы, головой и разбила бедолаге нос. Несмотря на свой призыв к осторожности, даже она не смогла стерпеть такого невежливого обращения. Я злорадно смеялась, глядя на то, как он пытался остановить кровь, при этом используя непечатанные слова в её адрес. Наверное, это нервное. Остальные рабы, казалось, опешили от такой наглости и раскрыли рты. Один из них шепнул другому:       – Сейчас кому-то попадёт…       На балконе мелькнула фигура старика в дурацкой шляпе с широкими полями и с… даже не знаю, как это назвать, – вуалью? Я, конечно, видела такое в тех же дорамах, но думала, что такие шляпы носили только девушки.       Он вышел на свет, опираясь на костыль и подволакивая ногу. Лицо его было неприятным.       – Кто это там кричит? – спросил работорговец.       – Новые рабыни, господин, – виновато доложил воин, пытаясь удержать меня за руки. – Брыкаются, не хотят идти есть.       Смотря на нас, этот… нехороший господин прищуривался и кривил в усмешке длинный рот, от чего становился похож на жабу. Но глумиться и правда было над чем: волосы наши были растрёпаны и засалены, лица и руки – чумазые, а юаньская форма изрядно потрепалась.       – Привести их ко мне.       – Слушаюсь.       Оказавшись у Чёрной Руки мы немного поутихли. Но его «опричники» продолжали держать нас. Старик подошёл ближе и, наклонившись слишком близко, посмотрел на меня через лупу.       – Открой рот, я хочу видеть зубы.       – Зубы? – я посмотрела на него исподлобья. – Я тебе лошадь, что ли?       Чёрная Рука молча взял меня за подбородок и, несмотря на сопротивление, сдавил костлявыми пальцами щёки, раздвигая челюсть. Это было больно. Я себе щёку прикусила, что даже слёзы потекли.       Сузив маленькие злые глаза ещё больше, торговец ответил на мой судорожный вздох:       – Я дважды не повторяю… – и, задрав мне голову вверх, повертел её в разные стороны. – Хм-м-м… Да, хорошие.       Затем проделал тот же осмотр ладоней, что и Талтал.       – Руки мягкие и белые. Дочь купца или вельможи, небось.       Чёрная Рука рванул мою форму. Он перекинул мою косу в одну сторону – в другую. Нахмурился, заметив на оголённом плече шрам от плети.       – Необычная, а что толку? С таким во дворец тебя не продашь даже в слуги.       Я завыла от бессилия.       – Девственница, хоть?       – Д-да… – я искренне надеялась, что ему не придёт в голову это проверять.       – Это уже лучше, – видя мой затравленный взгляд, торговец усмехнулся. – Покорять норовистую, необъезженную лошадь всегда интересно. Так что и на тебя покупатель найдётся.       Полагаю, сие издевательство творилось не иначе, как в ответ на мои дерзкие реплики. Потому что остальных он осматривал менее въедливо.       – Лицо породистое, но руки жилистые и грубые, как у воина. Если не в наложницы, то в слуги или гецзи* точно сгодишься.       В отличие от корёсцев, торговца не удивили остатки тёмно-рыжей краски на волосах Ынсу.       – Хной красила, – предположил Чёрная Рука. – Артистка бродячая?       – Лекарка, – поправила женщина.       – Какие сокровища добыли мои воины! – восхищённо проговорил он и улыбнулся. – За такой товар можно много денег получить.       Наконец, Соннян заговорила:       – Если Вы хотите денег, то позвольте связаться с одним человеком.       – Это с кем же?       – С королём Корё, – ответила я за неё.       Я снова имела неосторожность влезть в начинающиеся разборки, да ещё и приврать для красного словца, что Нян – невеста Ван Ю, за что получила от неё локтем в бок. Чёрная Рука ещё некоторое время наблюдал за этим, затем расхохотался.       – Она? Да я в жизни не поверю, что какая-то оборванка может быть королевской невестой.       Ынсу серьёзно обратилась к старику:       – Вы зря смеётесь. Если бы Вы разрешили нам отправить письмо королю, то он бы решил эту проблему.       Чёрная Рука прекратил смеяться.       – Вот что, не морочьте мне голову. Я поверю только тогда, когда получу свои деньги. У вас их нет, поэтому замолчите и идите есть, пока вам хотя бы это позволено.       Когда торговец нас оставил, Соннян спросила рассерженно:       – Это что было? Какая невеста? Ты что несла сейчас?       – Между прочим, я почти не соврала.       – Ты просто невыносима!       На этом наша дискуссия закончилась, и мы приступили к еде. После ужина нас поволокли обратно в клетки, а на следующее утро повезли в Дайду.       Дайду или, как его ещё тут называли, Великий Ханбалык сперва показался мне весьма процветающим городом с его многочисленными улочками, базарчиками и ровными дорогами. От пёстрости одежд, встречавших работорговца местных жителей рябило в глазах. Среди нескончаемых людских потоков я даже успела ухватить взглядом выступление китайских акробатов.       – Доро-о-огу! – гнусаво возвестил разномастную толпу впереди идущий стражник. Народ отступил по обе стороны к прилавкам и склонил головы в знак уважения. Детишки тыкали пальцами и дёргали за одежду взрослых, обращая внимание на нашу неспешно двигающуюся процессию.       Наконец, мы свернули в менее людные и более неблагополучные кварталы. Колесо нашей телеги наехало на полусгнившую дохлую крысу, откуда-то дико несло помоями. Дороги между зданиями стали уже, унылые, заброшенные бараки и кроны почерневших деревьев оттеняли лазоревое небо. Местные мужчины с интересом поглядывали на прибывшую «свежатинку», неприлично причмокивали и улюлюкали вслед.       Чёрная Рука приказал остановиться у обшарпанного здания и, спешившись, направился внутрь, переговорить с кем-то.       «Это сон. Это сон...» – повторяла я про себя, провожая взглядом очередную немытую рожу.       Ынсу хмыкнула.       – А корёсцы говорят ещё, что в Юань лучше живётся. Кошмар, здесь же полнейшая антисанитария!       Соннян происходящее, казалось, не смущало. И на возмущённый монолог докторши она никак не среагировала.       В вечер нашей продажи, когда ещё никого не было, я увидела знакомое лицо – Им Чжоюна, собственной персоной! Отчего-то я его органически не выносила.       «Интересно, что этот хрыч тут забыл?» – подумала я и шепнула Ынсу:       – Смотри, кто здесь…       – О! – воскликнула она.       Соннян заметила нашу заинтересованность.       – Кто это?       Ынсу рассказала, что Им Чжоюн – хозяин постоялого двора, где мы жили раньше.       – Он мне два раза предлагал стать его женой, так что нам повезло, – докторша улыбнулась и потёрла руки в предвкушении. – Надеюсь, он нас тоже видел и можно будет договориться, чтобы он нас купил. Это будет нашим планом «Б».       – Мысль хорошая, – согласилась Нян. – Только согласится ли он? Всё-таки, ты дважды ему отказала…       – А как же Чхве Ён? Ты с ума сошла? – негодовала я. – Совсем необязательно жертвовать ради нашей свободы своим счастьем. Мы же договорились, что попробуем сбежать…       Ынсу замотала головой:       – Глупый ты всё-таки ребёнок! Так у нас появилось два выхода. Мне же не обязательно сдерживать своё обещание.       Мне не нравилось, что Соннян поддерживала Ынсу.       – Так мы точно сможем освободиться, – говорила Нян. – Я не всесильна. Особенно сейчас, когда я не солдат королевской гвардии, а всего лишь рабыня. Я не могу сказать, что у нас точно всё получится. Ты сама в этом убедилась, когда мы полтора месяца прятались в юаньском лагере.       – Ты печёшься только о своей волчьей шкуре да о короле! – безапелляционно заявила я. – О других ты совсем не думаешь!       Назревала ссора. Воины Чёрной Руки стояли у стены, на почтительном расстоянии от нас, но могли услышать злобный шёпот и помешать «хитроумному» плану.       – Ты несправедлива, – ответила Нян тише. – Если всё получится – у меня будут развязаны руки, и я смогу освободить Ынсу. Она вылечила меня, поэтому я ей благодарна. Ты можешь предложить что-то получше? Нет? Тогда не возмущайся. И да, если уж пошёл такой разговор, было бы мне всё равно – я бы оставила вас двоих, когда Талахай гнался за нами. А ты? Ты ведь пошла со мной только потому, что без неё и шагу ступить не можешь.       – Просто… кто знает, на что способен этот человек, когда узнает, что Ынсу его кинула?       Нашу перебранку остановил двигающийся в нашу сторону Им Чжоюн.       – Вот мы и встретились с Вами, Ю Ынсу. Наконец-то я нашел Вас.       – Да, – ответила Ынсу с несвойственной ей лаконичностью, – здравствуйте.       Я издала смешок.       – Я разговаривал с этим торговцем, но он упертый, поэтому не отдаст Вас мне просто так, – сказал Им Чжоюн и с жаром добавил: – Но я буду бороться за Вас! Я надеюсь, Вы станете моей.       Ынсу снисходительно улыбнулась, чуть теплее, чтобы обнадёжить, и кивнула на нас:       – Хорошо. Только у меня есть условие: освободите и этих девушек…       В отличие от корёсцев, чья страна практически закрыта для иностранцев, юаньцы имели дела не только с персами, но и с греками, венецианцами и славянами, которых они называли сэму. Я слышала, что в императорском дворце есть целый кэшиктен** таких. Светловолосые или цветноглазые рабы считаются тут очень дорогой диковинкой.       Один человек даже как-то сказал о моих глазах: «Словно матушка-прародительница Этуген*** смотришь мне в душу».       Поэтому у Им Чжоюна задёргался глаз, когда он посмотрел на нас, явно прикидывая, сколько ему это будет стоить.       «Скряга! – подумала я, сдерживаясь, чтобы не засмеяться уже в голосину. – Бороться он будет. Ынсу, какая же ты дура».       Наконец, началось представление, по ошибке именующееся торгами.       Чёрная Рука выставил нас на продажу втроём, толкая эпичную речь о нашей уникальности.       Смешно о таком писать, но моя первоначальная ставка, как «самого редкого экземпляра», считалась страшно высокой – целых пятьсот золотых! Ынсу и Соннян обошлись немногим дешевле. Типа, скидка за опт.       Несмотря на это, люди недовольно галдели, что цену сильно заломили, а Им Чжоюн, как и многие, сдулся после третьего повышения. Беспомощно разведя руками, он покинул аукцион.       «Как можно было доверить это ему?» – недоумевала я.       Ухоженная женщина в ярком наряде повысила цену до четырёх с половиной тысяч за всех. Все присутствующие замолчали.       – Продано! – довольно закричал торговец.