Зверь сумеречного леса

      Пшик!       Резкий сладкий аромат буквально ударил в нос. В мгновение воображение Кента нарисовало огромный, укрытый тёплым мраком зал с множеством плотно-плотно стоящих к друг другу рядов мягких кресел, обитых ярко-синей тканью. Гладкая краска простого карандаша сменилась на приятное ощущение бархата под пальцами. Всего два подлокотника, неудачно рассчитанные на двух сидящих рядом людей. Великое везение, если это оказывались знакомые люди.       Он немного пошевелил ногами и услышал, как тихонько зашуршал и загремел сладкий попкорн в высоком и широком стакане из плотного картона. В местном кинотеатре студенческого городка подавали попкорн с огромным количеством карамели. Будто бы его не готовили минуту назад при тебе, а заранее искупали в растопленном подгоревшем сахаре.       «Мой любимый», — мелькнула мысль в голове студента Коннолли, после чего он поднял взгляд со своего огромного, едва помещающегося в старый кожаный портфель, скетчбука на человека рядом.       Меньше чем в полуметре от него сидел его однокурсник и сосед по комнате в общежитии — Рамон Кардозо. Он не так давно приехал в Америку, с трудом вырвавшись из родного края — Мексики, чтобы учиться режиссёрскому искусству и выбиться, наконец, в люди. Несмотря на нездоровую политическую атмосферу в мире, Рам каким-то чудом смог заиметь временную визу для учёбы. В дальнейшем он надеялся удачно жениться или выйти замуж, чтобы заиметь грин-карту и навсегда остаться в США.       — Новые духи? — полюбопытствовал Кент, невольно глубже вдыхая аромат горелого сахара и попкорна. — Приятный аромат.       — Верно-верно! Линда с курса дизайна увлеклась изготовлением домашнего парфюма. Решил поддержать её хобби. Аромат резковат, такой приторно-сладкий, но мне нравится, — лучезарно улыбнулся юноша и самодовольно задрал нос, откидывая за спину шикарные кудрявые-кудрявые густые волосы, выкрашенные в ярко-коралловый цвет. — Прямо для меня создан, да, мышонок?       — Точно про тебя, — сдержанно улыбнулся Кент, пригладив светло-каштановые волосы и неловко потёр шею.       — А что ты тут рисуешь такое интересное? Это костюмы? Точно! Из твоих комиксов и того радио-шоу! — поинтересовался Рамон, сунув любопытный нос в скетчбук.       — Ой, не смотри! Я ещё не дорисовал! — заволновался Кент и попытался закрыть скетчбук.       — Брось, мышонок! Очень круто получается, — широко улыбнулся парень и настоял, помешав спрятать рисунки. — Серебряный Плащ прям милашка. У тебя он кажется намного моложе, чем на плакатах.       — Мне больше интересен костюм, поэтому лицо просто намечено и кажется моложе, — смутился Коннолли и не стал закрывать скетчбук. — Буду шить один из них на конкурс костюмов в честь Хэллоуина. Только не могу найти модель.       — А я могу помочь? Или я слишком маленький для тебя? — с игривой улыбкой прищурился Рамон.       — Для Плаща ты действительно маловат, — задумался Кент, взглянув обратно на рисунок и не заподозрив ничего странного в его вопросе.       — Как жестоко! — засмеялся юноша и откинулся на спинку своего жалобно заскрипевшего стула, но после вновь взглянул на скетчбук. — А вот это Инспектор. Когда там выйдет следующий комикс? В ноябре? Блин, так жду этот выпуск! Надеюсь, Джейн возьмётся за того полицейского обеими руками! Они будут отличной парой! — поделился своими мыслями и надеждами на следующий выпуск комикса Рамон.       Выпуск, который никогда не выйдет. Выпуск, который они никогда не прочтут.       В то время, как Кент пытался всеми силами сливаться с другими студентами, ничем не выделяться и не влезать в проблемы, Рамон становился местной знаменитостью, был источником сплетен, странных историй и центром скандалов. Ни одна студенческая тусовка не проходила без его участия, он был самой яркой и цветастой звёздочкой на всех мероприятиях, где бы ни появлялся. Первое время всех здорово смущал юноша непривычной внешности. Смуглая кожа, ярко очерченные формы тощего тела, которые он не стеснялся подчёркивать обтягивающей одеждой, густые кудрявые волосы и выразительные черты лица с чёткой линией подбородка, крупным носом, пышными губами и большими, будто всегда прищуренными в игривом настроении тёмно-карими глазами.       Даже Кент, вынужденный жить с этим ходячим «диско-шаром» в одной небольшой комнате, не мог первое время привыкнуть к необычному соседу, но невольно перенимал его привычки и повадки. Рамон вставал ранним утром вместе с солнцем, когда все ещё спали, уходил на пробежку, а по возвращению в комнату весь благоухал цветами от изготовленного вручную мыла одной из очередных его знакомых. Кент тоже стал рано вставать и выходить с ним на пробежку. Рамон любил пробовать необычные сочетания продуктов, готовил блюда своей национальной кухни и кухонь других народов. Кент тоже полюбил пробовать всё новое. Рамон не упускал ни одной возможность познакомиться с новыми людьми, завести друзей или проявить себя в каком-либо деле. Он был так уверен в себе и во всём, что делал. Это очень вдохновляло и Кент пытался научиться этой уверенности.       Почти все вокруг любили Рамона. Девушки любили его яркий макияж, необычные причёски, его чувство стиля, то, как он сочетал женскую и мужскую одежду. Парни очень ценили его ловкость в спортивных играх, его умение пить и почти полную невосприимчивость к алкоголю и сигаретам, он мог с радостью познакомить их с хорошими девушками, а потом наблюдать за историей любви. Преподаватели обожали его за активность в жизни университета, за образованность и прилежное учение. Он мог ловко рассуждать о Ренессансе и готике на занятиях, а тем же вечером напиться до отключки и приставать к своему соседу по комнате, которому пришлось тащить его на своей спине.       Кент же любил его за смелость. Смелость, с которой Рамон каждый день выходил из комнаты, облачённый в очередной женский джинсовый комбинезон, накрашенный, будто сегодня необычный праздник с особым дресс-кодом на цветные макияжи. Смелость, с которой Рамон хамил местным гопникам из студенческого братства, что пытались задеть и высмеять отличающегося от остальной массы студентов Рамона.       — О-о-о, так это вечеринка для педиков? — громовым раскатом пронёсся над гостиной студенческого общежития грубый смеющийся голос Дюка — лидера бейсбольной команды университета и президента студенческого братства «Сыны Марса».       К собственному ужасу, Кент навсегда запомнил его лицо. Светлая кожа, широкая челюсть, большой подбородок, глубоко посаженные небольшие голубые глаза, стрижка почти под корень и некачественная татуировка братства на плече — всем знакомый символ копья и щита Марса. «Так пошло и безвкусно. Подчёркивают свою напускную маскулинность. Хотя по факту просто целуют Дюка прямо между булок», — насмешливо фырчал на Дюка Рамон, когда отказался вступить в их группу придурков.       — Так вот почему ты пришёл! Только тебя и ждём! — наигранно удивился Рамон, а после расхохотался, и его смех поддержали все присутствующие, вынудив Дюка и его дружков покинуть вечеринку.       — Рам, ты зря его провоцируешь, — осторожно отметил Кент, когда все понемногу успокоились. — Он же отбитый. У них один из обрядов посвящения — это на морозе голышом на коленях перед резиденцией стоять. Вдруг он что-то тебе сделает?       — Да брось, мышонок! Что он может мне сделать? Членом помахать? Ну пусть попробует! Посмотрим, у кого больше, — засмеялся в ответ на это Рамон и лишь закинул в себя пару шотов текилы. В тот вечер Кент не смог проводить его до комнаты, поскольку ушёл раньше, плохо себя почувствовав. Позднее он очень об этом пожалел.       Сосед вернулся в комнату следующим ранним утром. Кент, уже привыкший вставать с ним очень рано и отправляться вместе на пробежку, встретил его на пороге комнаты в тонком халате и полотенцем на шее, только-только вернувшийся из душевых. Рамон не был похож на себя. Разорванная одежда, вся покрытая тёмно-коричневой грязью и песком, спутанные грязные от земли волосы, в которых застряли сухие листья и маленькая веточка. Но страшны были отнюдь не грязь и волосы.       — Рам, мы должны пойти в службу охраны, — взволнованно уговаривал Кент, пытаясь обработать спиртом его разбитые губу, бровь, стереть кровь под носом. — Это просто пи… пи… кошмар!       — Писдец. Ты хотел скасать писдец, — шепеляво грустно усмехнулся Рамон, подставляя другу лицо.       — Это они тебя так? Наверняка там где-нибудь есть камера. Их нужно наказать! Нельзя оставлять такое поведение безнаказанным! — поднималось возмущение из глубины его сердца, жаждущего справедливости. — Они должны ответить за это!       — Слушба бесопасности не станет нисего делать. Это тля них слиском сапарно, — хмыкнул парень и поднял на друга припухшие от слёз и ран глаза. — Я там усе был. Посоветовали поискать выпитые супы.       — О-о, Господи… — с наворачивающимися слезами наконец обратил внимание на странный голос Кент и заметил, что у Рамона отсутствовали несколько передних зубов на верхней и нижней челюсти, а кровь на лице была не вся из разбитой губы. — Зачем они…?       — Стобы сосал лутше, — совершенно спокойно, будто это было что-то обыденное, пояснил Рамон и закрыл глаза. — На моей ротине некотрым проституткам удаляют перетние супы, стобы они клиентов не кусали.       — Рамон… — с ужасом и сожалением позвал его Коннолли, догадавшись, что раны от избиения на его теле были ещё не самым страшным из произошедшего.       — Тястая практика, на самом теле, — украдкой вздохнул Кардозо, но быстро стёр со своего лица тяжёлое выражение и с лёгкой улыбкой попросил. — Не помошешь мне супы поискать, мысонок?       Зубы они найти смогли не все. Медицинская страховка частично покрыла лечение, но большая часть повисла на Рамоне в виде большого долга за импланты.       Однако даже это происшествие не смогло его напугать. Рамон жаловался на Дюка в полицию, в службу безопасности университета и смог заставить его оплатить весь долг за лечение. По слухам, хулигану пришлось взять деньги из казны студенческого братства, но по факту его на этом не поймали.       Возможно, просто не успели. У полицейских не было времени на расследование. У Кента не было времени поучаствовать в конкурсе костюмов на Хэллоуин. У Рамона не было времени выступить в костюме Таинственной Госпожи на этом конкурсе.       «Похоже, я всё же останусь навсегда в Америке», — невесело усмехнулся Рамон, когда они оба лежали под капельницами антирадина в больнице при университете.       Был ли толк от лечения против лучевой болезни, если радиоактивный фон снаружи не спадал? Был ли толк от больницы в целом, которую захватили опьянённые своей безнаказанностью члены братства «Сыны Марса»? Они контролировали медикаменты, работу оставшихся врачей, собирали запасы продовольствия со всех уголков студенческого городка. Не прошло и недели, как вся грязь и мерзость, таящаяся в глубинах их душ хлынула наружу. Дюк и его шестёрки брали силой всё, что хотели. Вещи, услуги, людей. Всё, что не могли получить до катастрофы.       Все, кто не смогли убежать вовремя, так или иначе сталкивались с этими ублюдками. Они издевались над всеми, кто не мог оказать им сопротивления. Избивали, пытали, мучили, издевались, насиловали, убивали. То, какие ужасные крики и вопли доносились из дома братства невозможно описать. Однако в ответ на эти мучительные звуки от них исходил только нездоровый гогот и улюлюканье. Другие братства и сестринства пытались объединиться, чтобы противостоять, чтобы выжить группой, но они были быстро порабощены.       Кент до сих пор в ужасных кошмарах вспоминает, что они сделали с девушками из сестринства «Либра». Групповые изнасилования прямо на улице, у всех на виду, изощрённые пытки с использованием инструментов и других подручных средств, лишение конечностей, сломанные кости. Несчастных истязали и унижали до смерти. На их обезображенные увечьями и грязью голые тела без слёз и тошноты было невозможно взглянуть.       Некоторых пленных, что были не согласны с Дюком и его бандой, держали в клетках голышом на улице, как животных. А обращались даже хуже, чем с собаками. Им не давали еду, воду, одежду, испражняться людям приходилось прямо под себя. Подобные пытки заставляли пленных принять сторону своих мучителей. Девушек вынуждали подчиняться, мужчин — становиться такими же чудовищами. А многие попросту не дождались, когда им сделают предложение.       — Мышонок, нам нужно уходить отсюда, — заявил в один из вечеров Рамон, когда они в очередной раз под покровом ночи освобождали пленных, но нашли лишь замёрзшие трупы. — Они скоро доберутся до нас. Дюк мерзкий ублюдок и больной садист, но не идиот. Он поймёт, что кто-то открывает их клетки и отпускает пленников.       — Куда мы пойдём? — обречённо выдохнул Кент, потерев странно помутневшие глаза.       — Не знаю, но отсюда подальше. В городе сейчас, наверняка полный пиздец, — начал рассуждать Рамон. — Значит нужно уходить куда-то в пригород, а лучше вообще в лес.       Они продолжали прятаться в своей комнате в общежитии, как и многие другие студенты. В большинстве случаев, эти комнаты становились их склепами. Рамон и Кент каждый день совершали обход по общежитию и находили своих друзей и подруг мёртвыми. Умирали они от лучевой болезни или пытались уйти и не попасться людям Дюка — исход был один и тот же, но с разной скоростью. Больнее всего было находить самоубийц. Повешенных, застрелившихся, перерезавших вены в переполненной радиоактивной водой ванне.       Рамона это убивало. Они вдвоём в полном молчании вытаскивали трупы на улицу. Кент хотел заплакать, но больше не мог. Он выплакал всего за месяц после катастрофы все свои слёзы и считал, что именно поэтому глаза и стали такими странными.       — Они должны были сражаться, — в очередной тихий вечер заявил Рамон после того, как они вынесли на улицу тело одного из однокурсников и завернули его в чёрный мешок для трупов, которые они вытащили из машины скорой помощи. Он повесился на своём кожаном ремне на двери.       — С чем сражаться? — устало выдохнул Кент, открыв глаза и посмотрев на него.       — С этим миром, — невесело усмехнулся Рамон и нервно засмеялся, прикрыв рот облезающей рукой. — Но они проиграли самим себе!       — Рамон, — тяжело вздохнул Кент и поднялся с кровати.       Не так давно они оба начали меняться. У Рамона выпали практически все волосы, оставив лишь несколько ещё держащих химзавивку ярко-коралловых кудрей, помутнели глаза намного сильнее, чем у Кента. Он говорил, что всё зудит и ужасно болит абсолютно везде, его кожа слезала с шеи, рук, лица, спины, всё кровоточило, они не успевали менять ему повязки. Однако Рамон не акцентировал на этом внимания. Он терпел, отказывался от лекарств, не жаловался. Боялся, что у Кента будет то же самое. И не прогадал. Коннолли начал страдать от того же самого. Слезающая кожа безумно ныла, кровила и чесалась, подскочила температура, выпали почти все волосы. Невыносимое состояние, порождающее мысли о том, что всё это должно как можно скорее закончиться.       — Они должны были бороться! — воскликнул Рамон и резко встал со своей кровати, потревожив пламя зажженной на письменном столе свечи. — Бороться с болью и страхом. А не сбежать вот так!       Не успел Кент хоть что-либо сказать, как в коридоре вдруг раздался жуткий надрывный вопль. Парни испуганно вздрогнули, вскочили со своих мест и поспешили на источник крика. Электричество пропало в здании спустя несколько дней после войны, так что путь приходилось освещать с помощью фонариков. Идти пришлось не особо далеко. Пройти всего пару коридоров. Из сумеречного мрака на обозрение двух студентов показалась Линда — знакомая и хорошая подруга Рамона, увлекающаяся изготовлением парфюма. Вернее это было что-то… что-то на неё похожее. Облезлое, обезображенное нечто, чьи раны от радиации до сих пор кровили, покрывались гнойными язвами. Её одежда была пропитана собственной кровью, волосы почти полностью выпали, но и те прилипли к ранам. Линда склонилась над телом своей соседки и мерзко чавкала, хлюпала, хватаясь за её замершее тело.       — Лин? Ты что творишь? — едва слышно попытался Кент позвать свою знакомую, но она никак не отреагировала на зов. — Лин?       Рамон недоверчиво прищурился и парочкой щелчков проверил, заряжен ли пистолет, который он успел захватить с собой из комнаты. Кент всё ещё был в недоумении от того, что у охранника общежития, оказывается, всё это время в столе был пистолет. Удивляло ещё больше понимание — Рамон умеет им пользоваться.       Коннолли осторожно подошёл к ней, тронул её за плечо и взглянул, откуда берётся этот мерзкий звук. Линда вгрызалась и отрывала от своей лучшей подруги куски плоти и с жадностью их поглощала, чавкая, причмокивая. Она грозно зарычала, точно потревоженный дикий зверь, которого отвлекли от еды.       Вид ещё горячего трупа человека, которого Кент знал лично, с которым говорил буквально пару часов назад о том, что им нужно собраться группой и уходить отсюда как можно дальше, вызвал состояние тупого шока. Полного непонимания происходящего. Всё его тело замерло, будто превратилось в каменную статую, не подчинялось, не двигалось. В голову не приходили совершенно никакие мысли. Как чистый лист.       Рам сообразил первым. Он резким движением и крепкой хваткой оттащил Коннолли от Линды, предпринял попытку её потрясти, привести в чувства, но лишь вызвал у подруги приступ жуткой агрессии. Она бросилась на него, пыталась бить, царапать и кусать. Линда по-звериному рычала и хрипела, клацала зубами, отчего на Кардозо летели брызги чужой крови.       Оглушающий выстрел вывел Кента из оцепенения. Линда замерла и обессиленно упала в руки Рамона, будто пыталась его обнять. Он крепко схватился за неё, не давая упасть, и даже не поморщился, чувствуя, как от его шеи по груди и ниже заструилась горячая кровь бывшей подруги, стремительно вытекающая из дыры в голове.       — Ты её…? Боже, Рамон… — едва слышным шёпотом взмолился Кент.       — Это уже не Линда, — горько усмехнулся Рам, в последний раз крепко обнял свою подругу и аккуратно уложил её на пол. — Не Линда…       Их становилось всё меньше. С каждым днём. Кент и Рамон больше не находили в себе сил вытаскивать их на улицу. Трупы оставляли прямо в их родных комнатах, снимали с самодельных виселиц, вытаскивали из душевых и ванн, поднимали с пола и укладывали в кровати, накрывали с головой одеялами, пледами или простынями, чтобы не видеть, как гниют их тела. Сами комнаты они обыскивали на предмет еды и воды и после запирали навсегда.       Порой они находили «обезумевших». С них слезала кожа, вылезали волосы, глаза чернели или мутнели, как при прогрессирующей катаракте, они со страшными хрипами и кашлем дышали, порой захлёбывались в кровавой слизи и мокроте. Первое время «безумные» бросались на Рамона и Кента, потому приходилось запирать их в комнатах, чтобы они не разбегались. Однако в последние дни эти «монстры» прекратили обращать на них всякое внимание. Кент никак не мог догадаться, почему же так произошло, а вот Рамон сообразил сразу.       — Ты что здесь делаешь? Нужно уходить, вдруг кто-то из «сынов» сейчас придёт? — взволнованно заглянул в один из лекционных залов Кент, когда они с Рамом вышли ночью на разведку. Проверить, как далеко залезли эти отморозки, поискать припасы и лекарства.       — Ха, мышонок, подумай сам. Они не были прилежными студентами до войны, чего уж теперь? Даже сейчас они в корпуса университета не заглядывают, — слегка усмехнулся Рамон, разлёгшись торсом на парте-моноблоке.       Коннолли тяжело вздохнул и неторопливо прошёл на своё место, чтобы сесть рядом с Рамоном.       — Странно здесь сейчас сидеть, — негромко проговорил Кент и поднял взгляд на сцену, где ещё совсем недавно педагог по философии рассуждал о трудах Иммануила Канта.       «В своём труде «Критика чистого разума» Кант писал «Человек редко думает при свете о темноте, в счастье — о беде, в довольстве — о страданиях и, наоборот, всегда думает в темноте о свете, в беде — о счастье, в нищете — о достатке». И вправду. Такая простая истина. Как много мы думаем о бедах человечества, когда лично мы счастливы? Заботит ли нас страдания нищих, когда мы сыты, одеты и обуты?».       Интересно, где теперь этот преподаватель. Умер? Сбежал? Или бродит где-то в этих тёмных коридорах, лишившийся рассудка?       — Да, странновато, — подтвердил его слова Рамон и вытянул руки вперёд, свесив их с парты. — Совсем недавно мы здесь слушали лекции, а теперь целый мир разрушен и поглощён безумием. Ужасная разруха. Жаль, что я не успел примерить тот костюм, а теперь здание театра разрушено. Не наделал ты крутых снимков. Ну, ничего. Однажды ты сделаешь ещё один потрясающий костюм! Или, может, парочку? — очаровательно улыбнулся Рамон и повернул голову к Кенту. — Верно говорю?       — Верно. Я постараюсь, — слегка кивнул Коннолли и сложил руки на парте. — Когда-нибудь.       — Слушай, Кент, — спустя минуту молчания подал голос Рамон, однако тон у него был совершенно невесёлый. — Мы с тобой… меняемся.       — А? — не сразу понял Кент, о чём это он.       — Если я сойду с ума, то не дай мне превратиться в монстра. Линда ведь тоже сначала просто внешне… изменилась. Мы теперь тоже, — тяжело вздохнул Рам и выпрямился, после чего положил пистолет на парту. — Если вдруг я начну на тебя рычать, кидаться и окончательно потеряю рассудок — ты знаешь, что делать.       — Рам, я не смогу, — тут же замотал головой Кент, догадавшись, о чём именно его просит друг.       — Сможешь. Ты должен. Обещаю, я сделаю тоже для тебя, если вдруг что-то случится, — настоял на своём Рамон и посмотрел на Кента. — Я не позволю тебе стать чудовищем.       — Я не умею стрелять, — продолжил искать оправдания Коннолли и резко перевёл тему. — Не понимаю, откуда ты знаешь, как пользоваться оружием…       — А как ты думаешь, каким образом я смог попасть в Америку? Везде кризис, границы закрыты, пропуск иностранных граждан осложнён множеством бюрократических приколов, — грустно усмехнулся Рамон.       — Наверное, у тебя были связи? — предположил Кент и невольно опустил взгляд на пистолет. Популярная почти по всей Америке модель на 9-мм. Лёгкий, компактный, меньше и проще, примерно как 10-мм.       — Ха, вроде того, — прыснул Рамон и выпрямился, откинувшись на спинку стула. — Я бывший член наркокартеля. Ты себе не представляешь, сколько мне нужно было заплатить денег разным людям, сколько членов отсосать и сколько раз подставлять задницу, чтобы выбраться оттуда. Наверное, я даже не смогу всех вспомнить, — он несколько раз постучал обломанными, местами отслоившимися, ногтями по парте и покачал головой. — Я делал много очень плохих вещей, мышонок. Я продавал наркотики, продавал себя за деньги или услугу, продавал информацию, иногда убивал людей, если попадал в дерьмовые ситуации. В местечке, откуда я родом, без оружия под боком практически не выжить.       — Мне очень жаль, что с тобой такое произошло, — сочувствующе потрепал друга по плечу Кент и уточнил. — Почему ты никогда не рассказывал? Мы ведь с тобой друзья.       — Если бы мир не рухнул, я бы тебе никогда не рассказал, каким мерзавцем был, — Рамон лишь качнул головой и приложился к его плечу виском.       Кент тяжело вздохнул и бережно приобнял его за плечи. В минуту слабости такой сильный, волевой и несгибаемый Рамон вдруг оказался таким маленьким. Коннолли никогда особо не обращал на это внимания. Была ли тому причина гулификация, которую тогда ещё так не называли, но Рам очень сильно похудел. Всё его тело стало таким тощим и тонким, хотя они не могли пожаловаться на нехватку еды. Верно, всё это из-за радиации.       — Мышонок…       — Да?       — У меня последнее время так дико болит голова…       — Болит голова? Может, давление? Или ты приболел? — забеспокоился Кент и проверил, нет ли у него температуры, приложив ладонь ко лбу. — Кажется, ты слегка горячий.       — Эй, только слегка? Я думал, что я очень горячий парень, — издал несколько хриплых смешков Рамон, но тут же напрягся и выпрямился, услышав какой-то шум в коридоре.       Кент успел только взгляд туда метнуть, прежде чем увидел на пороге лектории одного из головорезов Дюка.       «Рамон! Везучий педик, живой! Дюк будет охерительно счастлив это узнать», — одни из последних слов, что услышал от него Кент, и единственное, что он запомнил. Рамон парой метких выстрелов заставил его заткнуться и дал им возможность сбежать из аудитории, но проблемы с этого момента только начались.       «Кент, беги! Беги и не оглядывайся!» — натурально приказывал ему в спину Рамон, пытаясь перекричать гул пламени и треск дерева.       Всё вокруг было объято огромными огненными языками. Каменные стены с висевшими на гвоздях гобеленами полностью окрасились в рыжий и алый, краска и штукатурка стремительно трескались от высокой температуры, потолки почернели от копоти, ярко-жёлтыми и светло-оранжевыми светящимися трещинами покрывались все красивые резные деревянные арки с ликами ангелов, демонов, с растениями и морскими волнами. Практически антикварная мебель, проводившая во взрослую жизнь множество непутёвых студентов выла и кричала треском, ломаясь и заваливаясь. Тонкие длинные ковры и старый паркет в коридорах превратили дорогу в адскую тропу, пробежаться по которой мог лишь безумец. Широченная лестница обвалилась на первый этаж с жутким грохотом. Не самые крепкие и новые двери комнат вспыхнули так же стремительно, и были окончательно выломаны потревоженными «безумными» студентами.       Горело абсолютно всё, в том числе и люди. «Безумцы» будто не ощущали дискомфорта от дыма, от собственной горящей одежды, подпаленных остатков волос. Они с дикими воплями и криками выламывали двери и выпадали прямо в поглощённые пламенем коридоры. Бывшие соседи и однокурсники внезапно возникали на пути, и Кент едва успевал затормозить, врезался в них и выпутывался из болезненно горячей мёртвой хватки. Он в страхе и панике уворачивался от падающих дверей, обваливающихся кусков потолка, горящих тканей гобеленов.       «Беги! Беги, я прямо за тобой!» — подгонял его лучший друг, кряхтя и отстреливаясь от пришедших за ними «Сынов Марса».       Удушливый дым забивался в лёгкие даже сквозь мокрую ткань, всученную ему Рамоном. Кент кашлял и больше не мог дышать. Все руки покрылись множеством ожогов от прожженной одежды. Глаза слезились от угарного газа и практически полностью потеряли способность видеть.       «Давай-давай, почти добрались! — хрипел и задыхался рядом Рамон, но продолжал подпихивать друга к выходу. — Давай, ты к выходу, а я сразу за тобой! Как только Дюка ёбну! Этот ублюдок ещё пожалеет, что сунулся к нам!»       Тогда Кент уже едва понимал, о чём это Кардозо всё болтает, отравление угарным газом здорово ударило в голову. Получив последний тычок в спину от Рамона, Коннолли собрал все оставшиеся силы и помчался к запасному выходу, воспользовавшись пожарной лестницей.       Кашляя и задыхаясь, он вылетел на улицу, силой толкнув небольшую непримечательную дверь, и рухнул на асфальт, едва пробежав несколько метров на подкашивающихся ногах. Содранные колени упёрлись в покрывшийся инеем асфальт, обожжённые руки не удержали его и опустили на локти. Юноша жадно заглатывал свежий воздух, как в последний раз, и лишь спустя почти минуту глубокого тяжёлого дыхания, он вдруг сообразил, что оказался снаружи один.       — Рамон?.. — недоумённо позвал он друга, думая, что за гулом и треском его просто не услышал.       — Рамон! — срывал голос Кент, но горящее здание ответило только грохотом очередного обвалившегося пола.       — Рамон, где ты?! — никак не укладывалось в голове происходящее, точно дурной сон.       — РАМОН! ВЫХОДИ НЕМЕДЛЕННО! ЭТО НЕ СМЕШНО! — пытался Кент злиться на него, но горло выдавало только ломающийся от горя крик.       Едва он попытался вернуться в общежитие, не побоявшись пламени, как пол над запасным выходом обвалился, обрушая в проём кирпичи, арматуры и пылающее дерево.       Вариант, что Рамон мог спрыгнуть на обвалившуюся лестницу, казался вполне реальным, потому Коннолли рванул проверять главный вход. Надежда покинула его всего за несколько секунд. Всё общежитие с лицевой стороны полыхало, точно его облили бензином. Такое знакомое и родное здание больше не было похоже на него. Огромный раскалённый факел в ночи студенческого городка. И никаких звуков из него больше не исходило: ни музыки, ни пения, ни разговоров. Только периодический грохот обвалов, треск и гул огня. Такое большое здание, а пламя охватило его меньше, чем за час.       — РАМОН! — истошно, из последних сил, завопил Кент охрипнувшим голосом, но адское пламя ничего не ответило.       — А кто это у нас тут? Подружка Рамона? Надо же! — раздался из-за спины грубый, сбитый тяжёлым дыханием голос Дюка. — А вы с ним на пару превратились в грёбаных уродцев! Впрочем, морда у тебя ещё вполне смазливая, пойдёшь вместо него.       Едва он повернул голову назад, как увидел людей… Нет, не людей. Демонов, чудовищ, монстров, но не людей. В ночном мраке, освещённом пламенем пожара, его окружили антропоморфные чёрные силуэты с горящими демоническими глазами. Он не запомнил их лиц, а голоса и вовсе представляли из себя демонически искажённые нечеловеческие звуки криков и гогота.       «Мы же вам ничего не сделали!» — пытался сопротивляться и кричать Кент, едва его притащили в логово братства. Не прошло и десяти минут, как всю его одежду разорвали прямо на нём, оставляя на израненном радиацией теле порезы. Запястья, колени и голени до боли перевязали верёвкой, впивающейся в плоть.       «Хватит! Прекрати!» — извивался и дёргался даже связанным изо всех сил Коннолли под Дюком, пока его силой не перевернули лицом в пол и не прижали к холодному кафелю. Под гул улюлюканья и смеха с каждым сильным движением всё тело пронизывала острая боль, точно клубок игл разворачивался в животе.       «Мне больно! Не надо!» — сквозь слёзы, глухо и хрипло пытался противиться Кент.       «А ты перестань дёргаться и кайфанёшь!» — лишь гоготали остальные демоны вокруг.       «Только попробуй укусить — все зубы выбью», — пригрозил возникший перед ним монстр, силой заставляя его поднять голову, удержав за ещё не выпавшие волосы.       «П-пожалуйста… Н-не надо…» — переходил уже на просьбы пленный, но его каждый раз очень быстро затыкали.       «Открой рот, докажи, что проглотил», — мерзкие приказы и усмешки повторялись изо дня в день.       «Только пикни и в следующий раз это будет глаз», — одновременно раздражённо и удовлетворённо рычал Дюк, с наслаждением наблюдая, как сигарета оставляет на языке Кента очередной ожог, а тот морщится и едва сдерживается, чтобы не убрать язык и не закричать.       «Ум-м-моля-ляю… Прек-к-кратите… Я-я бо-больше не-не-не вын-несу…» — умолял он в отчаянии, забившись в самый дальний угол своей «клетки» — одной из комнат, прикованный за шею, как животное. Но его снова и снова силой вытягивали в центр, удерживая за цепь.       «Как ты много пиздишь. И до сих пор пытаешься брыкаться. Многие псы после кастрации становятся спокойнее. У нас тут как раз один парень на медицинском учился. Нормальные врачи уже все передохли. Радуйся, пидорас, мы сделаем из тебя настоящую женщину», — вдруг рассказал после очередного визита Дюк, но Кент даже не смог ничего ответить, будто он больше вовсе не мог говорить.       «П-п-пожа-жалуйста… П-пусть вс-сё это ко-ко-кончится…» — неслышно стонал и плакал от боли и нескончаемых унижений Коннолли, сидя под ледяным душем, куда его приводила одна из таких же пленниц раз в несколько дней. Девушка часто едва слышно говорила ему, чтобы он перестал сопротивляться. Да вот только он давно перестал, но мучений не становилось меньше.       Холодная вода временно ослабляла боль. Всё тело, каждый сантиметр, каждая клеточка невыносимо ныли. Порезы, следы избиений голыми руками, ногами, тяжёлой обувью, синяки на шее от удушений цепью, на которую его посадили. Кожа на запястьях будто запомнила форму верёвки, оставив непроходящие нарывы. Глаза горели от нескончаемого потока слёз. Раны на языке и между ног не проходили вовсе. Он не мог есть, не мог пить, даже посещение уборной стало жутко болезненной проблемой. Кривые швы, оставленные хирургом-недоучкой, горели и пульсировали, рану никто не промывал, всё заживало как-то само по себе. Тот врач-студентик едва ли успел хоть раз в жизни подержать скальпель, выражение лица у него было не менее испуганное, чем у самого Кента. С дрожью пленник вспоминал ту адскую нестерпимую боль, когда его резали наживую.       Тело теперь было больше похоже на один огромный шрам. Кент уже не мог определить, что было шрамом от сигареты, ножа, кусачек, а что от «обращения».       Он даже не знал, как и душ принимать, ибо прикасаться к себе было ужасно больно везде.       Стрельба, вопли и крики отвлекли его от попытки привести себя хоть в какой-то порядок. Он испуганно вздрогнул и выглянул из-за тканевой шторки, надеясь увидеть свою временную надзирательницу, однако девушки на пороге ванной уже не было. Кент выскочил из душа, даже не выключив воду. Он с опаской выглянул в коридоры студенческого братства, но услышал только торопливые шаги в другом конце коридора. К нему никто не направлялся.       «Бежать!»       Одна единственная чёткая мысль возникла в голове мгновенно. Он выскочил из ванной босиком, схватил по пути какой-то висевший на дверце комнаты халат и сквозь боль и страх помчался искать выход. На удивление по пути ему не встретилась ни одна живая душа. Будто всё в одночасье исчезли.       Однако на улице творился полнейший хаос. Те самые «дикари», которых Рамон и Кент запирали в комнатах, наводнили улицы студенческого городка. Их было так много, что они задавили выживших числом. Многие «сыны» ещё пытались отстреливаться или сбежать, но «безумцы» совершенно никак не реагировали на пули и упрямо догоняли их. Они срывали с них одежду, вгрызались в плоть, вырывая из них болезненные вопли. То же самое ждало и вышедших на улицу пленников.       Кент в ужасе оглядел весь этот кошмар и хотел было вернуться в здание, чтобы найти запасной выход, но с удивлением обнаружил, что на него «дикие» никак не реагировали, хотя некоторые уже прошли мимо к цитадели «Сынов Марса».       В полумраке позднего вечера, Коннолли с трудом, но вдруг смог разглядеть на «безумцах» отдалённо знакомые черты, одежду, а затем обратил внимания, что у многих имелись следы горения. То рука, то нога были полностью обуглены. Он медленно спустился с лестницы, кутаясь в длинный махровый халат и держась за перила. Всё вокруг казалось очередным кошмарным сном. Будто самый настоящий ад на земле. Монстры, издевающиеся над ним не один месяц, безуспешно пытались спастись от «дикарей». Улицы покрывались пятнами и целыми лужами крови. Предсмертные хрипы, чавканье, угасающие в темноте крики.       Мигающий уличный фонарь неприятно ударил в глаза и невольно привлёк внимание. Прямо под ним лежал обезображенный «безумцами» труп Дюка. Они сильно обглодали его руки, вывернули наизнанку все его внутренности, превратили шею и лицо в изуродованное нечто. И даже так, Кент сразу узнал своего мучителя. Над ещё горячим трупом, весь залитый кровью, стоял «безумец». Он был тощим, тело его скрючено, будто ветви обгоревшего дерева. Тут и там на нём виднелись обугленные части, на ногах остались кроссовки и обгоревшие джинсы. Он мало чем отличался от остальных, бродящих здесь, но в очередной раз, когда свет фонаря моргнул, Кент обратил внимание на клок его чудом уцелевших волос. Густые, кудрявые, пускай и отросшие, но всё ещё выкрашенные в ярко-коралловый цвет.       — Р-рамон? Рам, ты жив! — практически без заикания позвал его Кент и широко улыбнулся. — Боже м-мой! Я дум-мал, что т-ты в п-ожаре п-погиб!       Коннолли настолько рад был его встретить, что подскочил и крепко обнял, несмотря на жуткую боль. Однако лучший друг на жест любви ответил лишь негромким хрипом и лёгким подёргиванием конечностей.       — Рам? Р-рам, т-ты чего?       Кардозо в ответ лишь вновь захрипел и выпутался из больше не крепких объятий. Когда он оглянулся, Кент понял — Рамона больше нет. Его глаза целиком побелели, выражение лица исказилось от травмы пожара, а всё его тело было залито чужой кровью, которая капала в том числе и изо рта, с крепких имплантированных зубов. Рам закашлял, брызгая кровавой слюной на друга, и вдруг терпеливо замер на месте. Кент стёр с лица капли и, опустив взгляд, увидел лежащий на земле 10-мм пистолет, выпавший вероятно у Дюка при нападении.       — Р-рамон, я н-не см-могу, — замотал головой Кент, но всё же с трудом наклонился, поднял пистолет и вытащил из него магазин, как показывал Рамон. Там было ещё ровно две пули.       Рамон в ответ лишь судорожно хрипло вдохнул и выдохнул.       — П-п-пожалуйста, п-п-приди в с-себя, — практически прошептал Коннолли, двумя руками взявшись за оружие. — Рам, я н-не м-м-могу… Н-не мо-могу…       Руки Кента дрожали. Он едва смог поднять их, чтобы прицелиться в лучшего друга. Вернее то, что от него осталось. Рамон же, будто ещё помня хоть что-то о себе, будто осознавая происходящее, не зарычал на него, не стал шевелиться, не пытался уйти. Он ждал, когда его лучший друг исполнит обещание, которое не давал.       — Н-нет, — не выдержал Коннолли и упал на колени, так и не нажав на курок. — Р-ам, п-п-прости меня… Я не см-могу… Не см-могу…       Пока Кент стоял перед ним на коленях, пока умолял его прийти в себя, Рамон просто тяжело дышал. Он испустил такой знакомый сочувствующий вздох и шаткой, нестойкой и кривой походкой пошёл прочь от Кента, чей дрожащий голос больше не находил в себе силы на крики и мольбы.

***

      Сколько бы Кэролайн ни думала, ни вспоминала, маршрут до выхода не складывался. Только одно было понятно — выход со склада есть только через лифт. Крохотное замкнутое пространство с одним единственным путём для отступления. Невозможно контролировать ситуацию.       — Так и где ваш дружок? Почему ты пришла одна? — полюбопытствовал Синьцзинь, взглянув на усаженную на колени рядом с первым пленником Кэролайн. — Плащ решил вас кинуть?       Женщина злобно зарычала сквозь кляп, невольно дёрнула скованными наручниками руками и попыталась задрать голову, чтобы взглянуть на него. Положение, мягко говоря, ужасно неудобное. К цепочке наручников была привязана верёвка, а другой её конец к металлическим перилам платформы, как у Кента. Разница лишь в том, что у Кэры руки были скованы за спиной. Суставы в плечах выворачивались крайне неприятно, отчего сидеть приходилось согнутой пополам практически лицом в пол.       — Точно же. Ты у нас из очень болтливых, очевидно, — насмешливо фыркнул гуль и вытащил из ножен тактического пояса сверкнувший идеально наточенным лезвием боевой нож. — Как вы её поймали? — задал он вопрос своим людям, присев перед Кэрой на корточки.       — Мы не в курсах. Её новые ребята притащили. Они от Норти, — отозвался один из громил.       — Ха, вот ведь удачливый ублюдок, — не слишком-то одобрительно усмехнулся Синьцзинь, неаккуратно перерезав тканевой кляп пленницы, оставив на щеке большой след от лезвия. — А теперь начинай говорить. Где Плащ?       — Теперь вы выручите за меня меньше, — тут же зашипела Кэра, выплюнув ткань. По щеке торопливо заструилась тёплая кровь. — Зачем же подпортили мне лицо?       — За пизду Генерала Минитменов даже с таким порезом отвалят огромную сумму. Сама знаешь, скольким бандам вы жизнь испортили, — Синь убрал нож на место, сорвал с неё кляп, бросил его на пол и схватил за волосы, заставляя задрать голову. — Даже сейчас из моих парней выстроится очередь, чтобы отыметь тебя во все дыры. Может быть, они даже сделают пару новых для разнообразия.       — Ух ты, звучит даже как комплимент! Ты со мной флиртуешь? — вынужденно задрала она голову, приподнимаясь и напрягая руки, чтобы не вывихнуть сустав.       «Кэра, не нарывайся, пожалуйста! Только не нарывайся!» — мысленно начал нервничать Кент, внимательно наблюдая за происходящим. Дрожь от испуга пробежалась по его телу, когда Синьцзинь резко выпрямился.       Огромный мужчина с силой наступил Кэролайн прямо на спину, ровно меж лопаток, припечатывая её к холодному полу. Женщина возмущённо что-то выкрикнула и заёрзала, сопротивляясь, но прекратила, стоило только Синьцзиню схватить её за скованные наручниками руки и потянуть их вверх.       — Как думаешь, сколько силы нужно приложить, чтобы вывернуть тебе руки? Много раз видел, как людям их выламывали. У разрывающихся связок и ломающихся суставов очень интересный звук. Чем-то похоже на хруст, — пугающе спокойно и размеренно болтал Синьцзинь, продолжая тянуть её уже дрожащие руки. — Чтобы раздвигать ноги, рабочие руки тебе необязательны.       — А тебя, я смотрю, такое… заводит? — с усмешкой прокряхтела Кэролайн, всё ещё пытаясь подняться. — Извини, но ты слегка не в моём вкусе.       — А ты действительно очень болтливая, — в тон ей гадко усмехнулся рейдер и только сильнее надавил ногой на спину, наваливаясь всем весом, и с силой дёрнул её руки на себя. Кэра резко вдохнула и поморщилась. Суставы, что не должны выворачиваться в эту сторону, тихонько предупреждающе хрустнули. — Интересно будет посмотреть, как быстро ты сломаешься.       — Ха-ха, запасись грёбаным терпением, — несмотря на боль продолжала огрызаться Кэра.       — Н-н-не на-надо! — жутко заикаясь и с трудом заставляя себя издавать хоть какие-то звуки, попросил Кент. — Э-это я! Я вс-всё п-п-придумал! Эт-то всё м-моя вин-на!       Кэролайн тут же метнула взгляд на Кента и явно хотела зарычать на него что-то вроде «Замолчи!» или «А ну цыц!», но где-то снаружи здания вдруг послышались выстрелы. Все рейдеры в помещении мгновенно напряглись, схватились за оружие и синхронно посмотрели на своего лидера.       — Ха, видать, ваш «герой» за вами всё-таки пришёл. Пойдёмте-ка, ребята, поздороваемся, — одобрительно усмехнулся Синьцзинь и глянул на Эйвери. — Присмотри за нашими гостями. Мы скоро соберём коллекцию.       Синьцзинь последний раз дёрнул Кэру за руки и, наконец, отпустил, после чего вместе со всеми направился к лифту. Эйвери лишь слегка кивнула с едва слышным из-за капюшона и маски «Сделаю».       Лифт уехал и вскоре замолк. Эйвери окинула взглядом крепко привязанных к перилам пленников и отвернулась к лифту, внимательно прислушиваясь к происходящему. До оставшихся на складе людей каким-то странным эхом доходили звуки борьбы, стрельбы, ругани и криков.       Кэролайн позволила себе минуту на передышку, чтобы боль в плечах утихла, после чего пошевелилась и подняла взгляд на спину Эйвери. Лёгкий осмотр помещения, уверенность в том, что лифт молчит и никого к ним сюда не привезёт. Она сделала тихонький глубокий вдох и медленный выдох, после чего приподнялась. Кент с небывалым удивлением вдруг обнаружил, что наручники, сковывающие её руки, не настоящие.       Едва слышный щелчок, и холодный металл, болезненно натирающий её запястья, раскрылся и повис на привязанной к ним верёвке. Тихий скрип высоких кожаных сапог от настоящего костюма Наполеона, стоило только Кэре выпрямиться и выудить из обуви сложенный выкидной нож. Её хмурый и сосредоточенный вид был до безумия схож с Инспектором, когда та попадала в серьёзные передряги. От привычной игривости, дерзости и добродушия на лице не осталось ни малейшего следа.       Как дикий зверь, она затаила дыхание, внимательно наблюдая за ничего не подозревающей рейдершей. Быть может, если бы Эйвери не носила маску и капюшон прямо в помещении, то у неё был бы шанс уберечься от хищника, пришедшего прямо к ней в дом, но не сейчас.       Резкий бросок в спину и удар идеально заточенного лезвия прямо в незащищённый бок сквозь тонкую ткань серой майки. Рейдерша вскрикнула от боли и не успела схватиться за оружие, выронила боевой карабин, придавленная к полу. Резко прокрутившийся в ране нож и заряд адреналина помог ей слегка откинуть напавшего Генерала и перевернуться на спину. Хотя и помогло это ненадолго.       Брызги крови летели во все стороны. Инспектор ровно два раза проткнула оголившуюся шею Эйвери ножом, а после навалилась на оружие и тело всем своим весом, и держала до тех пор, пока рейдерша не перестала дёргаться.       С замиранием сердца Кент глядел на эту пугающую картину. Один из его любимых героев практически голыми руками зарезал человека, но после заметил, как Кэра морщилась и силой жмурилась, пока удерживала оружие в глубине чужой плоти. На подкашивающихся ногах и дрожащих руках, Кэролайн поднялась с ещё горячего, но уже бездыханного тела девушки и взглянула полными страха и ужаса глазами на свои руки. Некогда белые перчатки все покрылись багряными пятнами насквозь. Она чувствовала мокрую тёплую кровь на своей коже. Белые брюки так же промокли, окрасились в цвет фрака. На лице остались мелкие крапинки, несколько из которых сползли по лицу, смешавшись с потом.       — К-к-кэра? — негромко и осторожно позвал её Кент.       — А? — она вздрогнула всем телом и тут же глянула на него, нервно улыбнулась. — Ой, прости! Я сейчас тебя освобожу. Просто… никак не привыкну.       Несколько раз мотнув головой и придя в себя, Инспектор выдернула нож из шеи Эйвери и перерезала верёвку на запястьях Кента. Он опустил руки, попытался размять запястья, но сломанная в плече рука тут же дала о себе знать. Несколько драгоценных минут пришлось потратить на установку простейшей шины из сломанной палки от швабры и верёвки.       — Временно должно помочь. Потом сделаем нормально, — пояснила Кэра, туго завязав верёвку и зафиксировав его руку максимально неподвижно.       — К-к-какой у т-тебя пл-план? Их оч-ч-чень мн-ного, — сразу спросил Коннолли, подняв на неё взгляд.       — Ребята внизу уже устроили переполох. Нам с тобой надо к ним присоединиться, — кратко пояснила Кэра и подняла брошенный Эйвери боевой карабин, после чего обшарила её карманы в поиске патронов. — Как же плохо я буду спать ближайшие… Да всю жизнь.       Кент на это лишь тяжело вздохнул и с трудом поднялся с ящика, куда успел присесть, пока ему оказывали первую помощь. Вместе с Инспектором они вошли в лифт, и оба старались не смотреть на остывающий труп девушки в огромной кровавой луже.       — Какой-то странный запах, — вдруг отметила Кэра, когда их лифт уже практически поднялся.       — Эт-то… Д-дым? — догадался Кент, поглубже вдохнув воздух.       Стоило лифту только остановиться и открыть свои двери, как взглядам Инспектора и Кента предстал охваченный пламенем коридор больницы. Пламя вырывалось наружу сквозь дыры в стенах. От высокой температуры потолок постепенно отваливался по кусочкам. Пластиковые части стен, мебели и контейнеров для препаратов поплавились, дерево и ткани вовсю полыхали. Опрокинутые бочки с горючим сразу же расставили всё на свои места.       — Бегом! Со склада выход всё равно был только один! — скомандовала Кэролайн и, схватив Кента за здоровую руку, повела его с собой вдоль по пылающему коридору.       Всё вокруг чудилось Кенту каким-то дурным сном. Снова тот удушающий дым. Снова болезненные прикосновения огня и падающих кусков потолка и стен. Снова мокрая тряпка у лица. Снова голос друга, подгоняющий его.       Внезапные выстрелы им в спину и грозное рычание бандитов, перебивающие вой огня.       — Не дайте им уйти!       — Если мы сдохнем, то только вместе с вами!       — Кент, беги! Беги и не оглядывайся! — отпустила его руку и подогнала поскорее Кэролайн, а сама остановилась и вскинула карабин.       «Нет! Не снова!» — сам себя остановил Кент и резко развернулся, подгадал момент с затишьем в перестрелке и, схватив Кэру за плечо, потянул её за собой.       — Н-наплевать н-на на них! З-здесь же в-всё г-г-горит! Б-бежим! Кэра, бежим!       «Воу!» — только и смогла воскликнуть Кэролайн, прежде чем помчалась за ним.       Как сумасшедшие они петляли по охваченным пламенем коридорам, уворачивались от падающих на головы плит, перепрыгивали через обваливающиеся полы. Все бочки с топливом были перевёрнуты, взрывные устройства постоянно взрывались то над ними, то под ними. По пути им даже встретилось несколько вопящих от боли, сгорающих заживо рейдеров. Когда же они окончательно заблудились и не знали, куда бежать дальше, Кэролайн заметила огромную дыру в полу на первый этаж.       — А, мы были на втором! — догадалась она наконец-то и подскочила к ней вместе с Кентом. Взглянув вниз, она заметила в помещении ниже одного из рейдеров, а, если быть точнее, Хэнкока в маскировке рейдера. — Хэнкок! Джон Хэнкок!       Мужчина отвлёкся от уже подходящей к концу перестрелки, ибо врагов оставалось всего парочка, и сначала недоумённо огляделся, после чего поднял взгляд в потолок. Заметив двух своих друзей, в обрамлении быстро распространяющегося пламени, он стянул с головы идиотский зелёный капюшон со встроенными маской и противогазом и прикрикнул:       — Анри, Гарви, прикрывайте!       — Кент, ты первый. Спрыгивай, Джон тебя страхует, — сориентировалась Кэролайн и посмотрела на Коннолли, сказав на опережение. — Так, не делай такое лицо, давай без «Не могу». Тут совсем невысоко.       — Л-л-ладно, л-ладно. Н-но ты сразу з-за мной! — только после неуверенного кивка от Кэры согласился Кент.       Придержав за плечи и здоровую руку, Кэролайн помогла ему аккуратно спрыгнуть вниз, где Кента уже поймал и крепко обнял Джон, не дав упасть на пол:       — Живой?       — Ж-живой!       — Кэра! Прыгай! Мы тебя поймаем! — задрал голову Хэнкок и посмотрел на неё.       Кэролайн выпрямилась, поудобнее взялась за карабин и оглянулась к горящему коридору, где будто увидела какой-то знакомый силуэт.       — Вам нужно уходить! Больница скоро развалится, — вдруг заявила Кэролайн. — Пламя скоро доберётся и до первого этажа.       — Чт-то? Н-нет! Прыгай! — воскликнул Кент, глядя на неё.       — Я иду за Синьцзинем! Нельзя дать ему уйти! — помотала головой Кэролайн и, собравшись с духом, бросилась обратно в пламя.       — К-кэра! Кэра, вернись! — с трудом поборов заикание, закричал Кент, и Джон силой оттащил его с места, когда оттуда начали падать потолочные плиты. — Хэнкок, н-нельзя её отпускать! — тут же посмотрел на мэра Добрососедства Конноли. — Хэнкок!       — Вот это женщина, — с усмешкой присвистнул мэр, взглянув в обвалившийся потолок, где ещё несколько мгновений назад стояла Кэролайн. Слегка мотнув головой, он посмотрел на Кента и нехотя согласился. — Она права, надо уходить. Кэролайн не дура, она оттуда выберется.       — Т-там всё г-г-горит! Н-нельзя её б-бросать! — стоял на своём Кент и вздрогнул, услышав крик Андреа:       — Хэнкок, Кент, бегом на выход! Тут дыма пиздец!       — Кент, пошли. Побольше веры в своего героя! — приободрил его Хэнкок и почти силой потянул к выходу.

***

      Все толпой выскочили на улицу. Ни одного рейдера в округе не наблюдалось. Кент уже понял, да и собственными глазами видел, что эта больница стала для многих крематорием. Хотел бы он подумать о «склепе» или «могиле», но здание было настолько уже охвачено пламенем, что другие слова не подходили.       Уже вечерело, хотя Кент в плену у рейдеров и потерял счёт времени не мог распознать время суток. Пускай и было ещё довольно светло, больница полыхала настолько, что её свет практически ослеплял. Грохот от разбросанных по зданию гранат или самодельных взрывных устройств раздавался уже повсюду, на каждом этаже. Тут и там вылетали окна, проваливались полы, обваливался потолок и даже стены. Из открывшихся дыр валило пламя, прямо как из огнемёта, самым настоящим столбом.       Покинув здание, все выжившие пытались откашляться и надышаться свежим воздухом. Пускай у Кента и кружилась голова от несерьёзного отравления угарным газом, он всё равно с надеждой глядел на здание, будто сам пытался продумать для Кэры маршрут.       — Ну что? — раздался тяжёлый, слегка хрипловатый голос Андреа, что будто никак не могла отдышаться и прийти в себя. — Все живы?       — Пока живой! — относительно бодро отозвался Тод, обессиленно упав на автомобильную шину недалеко от многоуровневой парковки, куда они отошли, подальше от пожара.       — Жить буду, — с хмурым видом подтвердил Вальтер, перевязывая бинтом прямо поверх тонкой кофты рану на руке.       Нечленораздельным бормотанием подтвердил своё состояние Гэри, что упёрся в стену подземной парковки спиной и пытался сдержать приступ тошноты. Он наглотался дыма явно больше положенного.       — А Кэра где? — после осмотра всех присутствующих задался вопросом Престон.       — Она помчалась добивать Синьцзиня, — кратко пояснил Хэнкок, вместе с Кентом наблюдающий за пожаром.       — Чего?! Она осталась там? — мгновенно среагировал Престон и резко развернулся к нему. — Как…? Как такое могло случиться?       — Она спустила Кента, а сама убежала в огонь. Сказала, что не должна дать Синьцзиню уйти, — удивительно спокойно пояснил Джон и скрестил руки на груди.       — И ты ей это позволил? У тебя с головой всё нормально? — тут же подскочил к нему Престон.       — Кто я такой, чтобы запрещать ей что-то? — хмыкнул мэр и развернулся к нему.       — Её сумасшедшие идеи не нужно поддерживать! — упрямо стоял на своём минитмен, сбросив с головы капюшон. — Такими темпами она убьётся! Прямо как сейчас!       — Слыш ты, ворона, она не мертва, не каркай, — недобро нахмурился Джон.       — Раньше ты был на её стороне, — встрял в их разговор Гэри, поборов приступ тошноты, — даже если её идеи были безумными. Вспомни мост в Сэнкчуари. Мы были в восторге. И ты тоже. Ты отпустил её с взрывчаткой под мост. И ты знал, что это осколочные гранаты и мины.       — Это совершенно другое! — возразил Престон.       — Ты отпустил её с осколочными гранатами и минами взрывать мост? — прыснул Вальтер, подняв взгляд на Престона и недоумённо дёрнув «бровью».       — Поэтому и пошло всё по пизде, Гарви, — хмыкнула Андреа, поддавшись накаляющейся обстановке. — Поэтому мы сейчас в такой жопе. Поэтому пришлось дезертировать. Поэтому умерли люди в Кембридже и Лексингтоне. Именно, блять, поэтому умер Тимоти! — аж прикрикнула бывшая рейдерша. — Потому что ты вместе с этой ебанутой бабкой задавили её! Потому что ты перестал верить ей! Потому что ты перестал любить её «безумие»! Это ты во всём виноват! Это ты всё испортил!       — Я люблю её! — выкрикнул в ответ на все обвинения Гарви, не постеснявшись посторонних людей.       — Пиздёж! Хуёво любишь! — практически зарычала на него Андреа и вот-вот была готова броситься в драку.       — Что ты вообще знаешь о любви? — нахмурился Гарви, безмерно оскорблённый её словами.       Андреа, будто получив смертельную рану, обессиленно разжала кулаки, и вся её ярость обратилась резкой болью, отразившейся блеском в янтарных глазах. Ей даже больше не хотелось разбить ему лицо. Она гордо выпрямилась и лишь бросила холодное:       — Если бы только Кэра видела тебя сейчас, она бы сразу поняла, какой ты подонок.       Не успел Престон осознать, что же именно он такого сказал, ведь оскорблениями здесь поливают именно его, как прямо над головами раздался громкий звон разбитого стекла. Хэнкок и Кент в последний момент успели увернуться от упавшего из окна третьего этажа огромного тяжёлого кожаного офисного кресла. Дождь из осколков посыпался на всю компанию, и люди едва успели прикрыть глаза руками.       Вернее сказать, стул не «выпал», а был «выброшен» в большое почти панорамное окно кабинета директора больницы, что был расположен ровно над мостом, соединяющим больницу и огромную парковку. Из кабинета ещё относительно тонкой струйкой повалил дым, а в выбитом окне показался женский силуэт в длинном красном фраке, так же быстро исчезнувший в задымлённом кабинете.       Спустя мгновение из разбитого окна с разбега выпрыгнула Инспектор. Её белые перчатки были пропитаны кровью и опалены, рукава красного фрака и белые брюки с пятнами крови прожжены насквозь, а на месте дыр зияли свежие ожоги. Лепестки фрака за спиной уже покрылись чёрной копотью, а кончик одного и вовсе горел. Женщина где-то уже потеряла мокрую маску для лица, но умудрялась придерживать подпаленный цилиндр, чтобы он никуда не улетел при прыжке.       Она выбралась из пылающего здания.       — КЭРА! — не сдержав эмоций, завопил Кент. — ЖИВАЯ!       Металлический грохот, точно она упала прямо на какую-то машину, явно не означал мягкое и удачное приземление. Дезертиры и жители Добрососедства на мгновение затаили дыхание, поскольку после грохота не было ругательств, криков или ещё каких-либо признаков жизни. Лишь спустя несколько мгновений послышался жуткий кашель и очень громкое тяжёлое дыхание.       — Ребята! — сквозь кашель позвала их Кэролайн и с трудом поднялась, упёршись в высокие бетонные борта моста. Она ужасно шаталась, едва держалась на ногах и дрожащих руках. Цилиндр, который она криво надела на голову после падения, совсем сполз набок. Переборов приступ кашля и отдышавшись, она посмотрела на всех внизу слезящимися от дыма глазами и вдруг заявила. — Ребята! Ну-ка, все вместе! Поклон! — Кэра сняла цилиндр, карикатурно поклонилась и, выпрямившись, раскинула руки в стороны. — Шоу окончено! Занавес!       С последним словом силы её покинули. Она выронила цилиндр и свалилась назад, вновь чем-то загремев. Шляпа упала с моста вниз к застывшим в недоумении зрителям, и только Кент, понаблюдав, как цилиндр медленно опустился на землю, вдруг расхохотался. Его громкий смех вывел всех из озадаченного оцепенения.       — Занавес! Ах-ха-ха-ха! — разрывался хохотом Кент.       — Бегом наверх! Анри, Гэри и Тод, останьтесь с Кентом, — скомандовал Хэнкок и первым ринулся к лестнице парковки, чтобы быстро подняться на мост. Вальтер и Престон поспешили за ним. Андреа лишь слегка кивнула и посмотрела на упавшего на колени и заливающегося смехом гуля. Невольно пришлось поймать себя на мысли, что она впервые слышала, как Кент смеялся.       Подняться к мосту было несложно, там имелась отдельная лестница, а вот выбить заколоченную со стороны моста дверь — задачка не из самых простых. Вальтеру пришлось приложить серьёзное усилие, и ещё повезло, что доски прогнили от времени. Кэролайн разлеглась «звёздочкой» прямо на бетоне, своротив ровный ряд пустых ржавых металлических бочек. Неудачная посадка была совершена на крышу прогнившей машины скорой помощи. Крыша более-менее смягчила падение, но красные следы на остатках каркаса свидетельствовали о серьёзных травмах.       — Хэй, Пума, — позвал её Хэнкок, опустившись рядом на колени и слегка похлопав её по щекам. — Ну-ка посмотри на меня.              — Ты что творишь? — недоумённо поднял брови Престон, опустившись с другой стороны. — Не надо её хлопать, ей и так досталось.       — Уносим её отсюда, пока генератор больницы не рванул, — напомнил им Вальтер и немного повёл раненым плечом, собираясь поднять Генерала на руки.       — Ха, рванёт нехило, — слегка усмехнулся и удовлетворённо улыбнулся Джон, заметив, как Инспектор недовольно поморщилась и приоткрыла глаза, потревоженная хлопками, а после и шевелением. Хэнкок приподнял её, уложил на себя, бегло осматривая на наличие открытых переломов или других серьёзных травм. Даже сквозь одежду он чувствовал, какая она была горячая. Мэр был уверен — ещё бы немного, и она там сварилась.       Её фрак был распахнут, пуговицы белой сорочки вырваны. Даже майка слегка вытянута наружу из-под брюк. Вероятно, так она пыталась снять с себя одежду, облегчить дыхание и снизить температуру.       Хэнкок не стал дожидаться Вальтера или инициативы Престона и сам поднял её на руки, с трудом устроив, чтобы случайно не уронить. Кэролайн почти не шевелилась, едва смогла уложить голову ему на плечо и схватиться за одежду.       — Ты её не донесёшь, — встрял тут же Гарви.       — У Вальтера рука ранена, а ты бестолковый и её уронишь, — кратко рассудил Джон и поспешил вниз по лестнице.       — Ну конечно, — ухмыльнулся Вал и придержал для них выбитую дверь, что целиком всё равно не открывалась.       — Я тяжёлая, — заявила Кэра откуда-то из полусна.       — Не такая тяжёлая, как груз ответственности, — отшутился Хэнкок и уточнил из любопытства, пока она ещё была в сознании. — Оно стоило того? Догнала Синьцзиня?       — Обижа-аешь, — со слабой улыбкой протянула женщина. — Он больше никому не причинит зло! Это нелёгкое дело закрыто! Преступники понесли своё заслуженное наказание!       — Ха, вот и погиб большой и злой Синьцзинь. Какое-то время мы сможем дышать свободно, — усмехнулся Джон и покрепче прижал её к себе, когда она вдруг задёргалась. — Но мы обсудим это, когда тебя перестанет крыть.       — Меня не кроет. Просто кружится голова и безумно жарко. А ещё я ног не чувствую. И рук, — медленно, растягивая слова пояснила Кэра и не заметила, как они уже все вместе оказались внизу. Вся группа торопливо уходила прочь от больницы, чтобы не оказаться слишком близко, когда ядерный генератор в подвале взорвётся.       Голоса и звуки странно отражались в ушах эхом, как будто из-под воды. В груди, да и во всём теле чувствовался невыносимый, непроходящий жар. Голова гудела и в висках стреляло. Глаза очень неприятно и болезненно щипало, будто в них попал песок. Она толком не смогла даже понять и осознать, как они дошли до какой-то закусочной со сквозными выбитыми окнами. Вдали ещё виднелся огромный столб дыма, люди вокруг обсуждали, что здесь можно остановиться на пару часов, чтобы зализать раны.       Тело не слушалось. Кэра хотела сорвать с себя одежду, надеясь избавиться от жара, но пустая голова никак не могла заставить руки и ноги выполнить команду.       «Я умираю?» — внезапно поселилась в голове одна единственная мысль. Тело страдает, но ничего не делает, чтобы не страдать. Значит оно умирает?       Джон ногой отодвинул стол подальше и уложил Инспектора на длинный красный диванчик, чтобы дать ей спокойно полежать и не тревожить лишний раз, но не смог сразу выпрямиться, ведь его поймали за плечо. Он в молчаливом вопросе посмотрел на озадаченную и напуганную женщину, собирался уже уточнить, чего она хочет, но никак не ожидал, что она вдруг поднимется, схватит его за грудки и резко приблизится.       Сухое касание чрезмерно горячих губ к его изуродованным шрамам, что когда-то давно тоже были губами, мало походило на поцелуй. Обессиленное тело выдавало резкие и странные движения, это больше напоминало бред больного. Хэнкок мог лишь догадываться, какая мысль посетила её страдающее тепловым ударом сознание. Однако прерывать или одёргивать он её не стал, как и поощрять поведение, где Кэра не отдаёт себе отчёта.       Спустя несколько мгновений простого безжизненного прижатия губ к губам, женщина отпустила его, немного отстранилась и едва слышно заявила, глядя невидящими глазами прямо на него:       — В глазах темнеет.       — Не кроет её, как же, — хмыкнул Джон, проследив, как она обессиленно упала обратно на диван. — Анри, иди сюда! Генерала придётся раздеть! И лекарства несите, какие есть!