Игры с хаосом на радость кошкам

Глава 14. Проделки Барсика Домой Настя вернулась уже под вечер, в крайне рассерженном и измученном состоянии духа. Когда девушка достигла желаемого дворика, её удивило сильное столпотворение. Из любопытства заглянув в самую гущу, она увидела женщину неопределённых лет — ну точь-в-точь такую, какими принято изображать младших научных сотрудников или работников библиотеки. Рядом стояла «скорая» с голосящей мигалкой, а два представителя отважных медицинских войск курили и что-то неспешно, но озабоченно обсуждали. Народ, окружавший женщину в три плотных ряда, тоже периодически тихо переругивался. – Да говорю я вам, люди! – повысила голос примадонна тревожной сцены, пытаясь вытереть слёзы под огромными очками. – Что я, буйнопомешанная какая? Я младший научный сотрудник отделения РАН математического. – Вот то-то и оно, – покряхтел дед с колоритной бородой. – Ну, знаете ли, девушка, – возразила ей тётка, от которой веяло рынком и духами «Шанель», – я тоже животных наших меньших страсть как обожаю, но чтобы представить себе кота, который шастал бы тёмными ночами да жрал матки у женщин… Это нонсекс! – Да клянусь вам! – слёзно продолжила женщина, ударяя себя кулаком в грудь. – Я человек трезво мыслящий, если бы заподозрила у себя наличие психического заболевания, тут же обратилась бы психоневрологический диспансер! Вы спросите на работе, никто за мной подозрительного поведения не замечал, даже вахтёрша! – Стало быть, синькой балуетесь, родимая, – подозрительно скосил глаза дед. – Нет же, уверяю вас! Моё первое и последнее знакомство с алкогольной продукцией произошло в детском саду, когда я перепутала воду с водкой и чуть не пала замертво. – Я ещё могу поверить, что кот захочет полакомиться маткой, – резонно рассудила пенсионерка в пикантном зелёном костюме. – У моего Петруччио, знаете ли, тоже странные вкусы. То баранину ест, то гусиные лапки. Но это если ему хозяйка преподнесёт, с сервировкой, по правилам. А чтобы так воспылать жаждой гастрономической к матке вашей неотёсанной… Что же в ней должно быть сверхъествестенно аппетитного? – На запах рыбы шёл, а чё, – всхохотнул паренёк гопницкой наружности. – Кот? – спросила Настя, протискиваясь сквозь толпу к потерпевшей. – Вы сказали, кот? В жилетке и цилиндрике, с моноклем? – Да! – вскричала женщина, хватая её за руку. – Да, да, тысячу раз да! Откуда вы знаете? Вот видите, граждане! Это не единичный случай! Он тоже покушался на ваше женское достоинство? – Нет, – смутилась Касьянова. – А вы, стало быть… – Ох, и не заставляйте вспоминать! – оживилась младшая научная сотрудница, нервно теребя пиджак. – Вы знаете, это самое сильное потрясение за всю мою короткую тридцатитрёхлетнюю жизнь; не знаю, как я умом не двинулась. Вообразите: лежу себе в кромешной темноте, о Канте думаю. На небе ни звёздочки, да и луна куда-то исчезла… Темень такая, что хоть глаз выколи. Только фонарь за окном немного оживляет обстановку — вот на него я и смотрела, он как солнышко мне светил. Лежу да как слышу — шторка незримо шевельнулась. «В чём дело?», — думаю. У меня подоконник совершенно пустой, там ни цветов, ни домашней утвари. А этаж мой — второй, вторжение маскулинных агрессоров также исключается. Я замерла вся, в шторку всмотрелась; и вдруг оттуда как выскочит кот — огромный да такой чёрный, что полностью сливается с тьмой, и только глаза горят яростным огнём, будто испепелить меня хотят. Я точно обмерла; а он вскочил на кровать да как шастнет под одеяло… И он… В общем, я осталась без матки. Впился зверюга в мою плоть, рванул её и был таков. Как ушёл, я уж и не упомню. У меня болевой шок начался, чуть кровью не истекла. Бабуля вызвала «скорую», меня прооперировали. Поначалу не стали разбираться, что и как, бабушка сказала, что это я сама себя ножом изрезала. Но вот сегодня к нам соседки пришли на чай, я захотела их предупредить об опасности и честно всё рассказала. Так они снова «скорую» вызвали. Только я это, никакая не больная! – завыла женщина, обращаясь к стоящим в сторонке санитарам. – Согласия на госпитализацию не даю, у нас это … кодекс предусмотрен. Наконец, санитары посовещались и ласково препроводили женщину в пасть медицинского чудовища. Машина отчалила восвояси. – Граждане! – громко сказала Касьянова, вставая на скамейку, как Ленин на свой броневик. – Не творилось ли с вами чего странного в последнее время? – Конечно, творилось, – пробурчала модно одетая бабушка. – С тех пор как мы высадились на Сатурне, всё пошло вверх дном. Разбудив недовольство толпы, которая зашумела, точно встревоженный грозой лес, девушка поспешила покинуть поле брани. Ночью ей не спалось: не то чтобы она боялась за свою матку, скорее её глодали мысли о пережитой в Эрмитаже неудаче. Поэтому Касьянова решила довести до конца другое дело, в котором промахов быть не должно и которое грозило ей, правда, морализаторской отповедью: водворение бонзы на место. Глава 15. Нервный срыв – Прикинь, чё случилась-приключилась та, – самоуверенно говорил гопник в синем спортивном костюме, растягивая жвачку. – Заходим мы с Толяном, значит, на дачу, чтобы там косяк накатить. А тут вижу — тортец такой нехилый стоит. Розовый, как попка младенца. Ты бы точно ему всадил, ха! Настя, едва продрав глаза, вдвинулась по направлению к бывшей усадьбе Полторацких. Зажатая попутчиками автобуса, повиснув на поручне, она вынуждена была слушать окружающие речи на непонятном ей языке. – Да ты в натуре сам гомосек, Вован! – продолжалась перекличка горилл. – Ага. Ну так чё. Реально кто-то тортец поставил на берег и сам отчалил, прикинь? Мы с Толяном решили его оприходовать. Зацени, Колян. Синий гопник протянул красному айфон, и Настя, пользуясь высотой своего положения, заглянула в экран. Зелёный представитель их стада восседал обнажённой филейной частью на торте, который девушка оставила для бонз. – Ну, так это, чё, – продолжил огненный монолог Вован. – Сидим, значит, такие, полтораху вбухали, накатили водяры. И чё, это: там же такой прудец, ну, нехилый такой прудец. И там, это: бац — и бабочки такие вылетают. Фиолетовые. Прямо из воды. С ладонь мою, прикинь? Да чё ты ржёшь, Колян, в натуре, а? И сухие, да, хотя мокрые должны быть. Колян скептическим смехом выразил несогласие с возможностью катапультирования из водных недр сухих фиолетовых бабочек. – Нехилая такая водяра, – привёл аргумент циничный Николай. – Забубень мне литров десять, а? – Да ты чё, говноед, – высказал некоторое расстройство Владимир. – Ты смотри, я заснял. На айфоне отобразился следующий видеосюжет: разрушенный, как Хиросима, торт и удивлённое лицо парня, вокруг которого порхают крупные фиолетовые бабочки с чёрной каймой крыльев, разбрасывая золотистую пыльцу, искрящуюся на солнце. Выпученные глаза, как у резиновой игрушки при нажатии, и раскрытый рот, напоминавший въезд в горный тоннель, вместе с музыкальным аккомпанементом речей неизвестного соратника Владимира вполне передавали всеобщее замешательство. Одна из бабочек подлетела ко лбу мужчины, быстро замахала крылышками, неизбежно коснувшись кожи, так что золотая пыльца рассыпалась по лицу. Бабочка стрелой взмыла в небеса, а Анатолий схематично, как робот, повернул голову к камере и выдал: «Альвеновские волны вызываются низкочастотными электромагнитными возмущениями в плазме, распространяющимися вдоль постоянного магнитного поля. При этом плазма также начинает двигаться за счёт энергии электромагнитного поля, что приводит к значительному снижению скорости распространения волны». При виде блестящих академических успехов друга Николай на миг превратился в лошадь Пржевальского, заржав на всю округу. Владимир же с подозрительностью покосился на Анастасию, медленно бледневшую, точно покрывающееся зимними узорами окно. – Чё тыркалки уставила? Такой тортец хош? Так это чё, – подключился к другу по конюшне Вован. – Мы там жопой его размазали по деревьям. Приятного аппетита, как говорицца, велькам. – Благодарю покорно, – отвела глаза девушка. – Да, чё зыришь-то, а? – включился в беседу Колян. – Мобилу у меня отжать хочешь? Не на лошпеда нарвалась, дурёха! Если я её у Сизого отжал, то у меня уж точно не отожмёшь. – Так это, не отжать ей надо, а чего другого на «от-». Ротиком, так-то, – подмигнул Вован, и парни захохотали. – Владимир, ясное вы солнышко, – активизировалась Настасья, пропуская заманчивое предложение мимо ушей, – а камушков в прудике не осталось? Вы понимаете, я надеюсь, значение каждого слова в моём предложении? Пруд — это искусственный водоём для хранения воды, камень — минерал природного происхождения. Иначе говоря: лежит ли круглое, твёрдое и серое в мокром? – Чё?! – разъярённо забуксовали два товарища, и Настя поспешила выскользнуть на остановке. Стоит ли говорить, что когда девушка добралась до бонзо-библиотеки, то не обнаружила в нём ни одного камня? Глава 16. Вслед за зайцем Касьянова разъярённо шла вдоль Сенной площади, порывисто пиная попавшие под ногу бесхозные предметы. С её губ периодически срывалась ругательная тирада, в которой она кляла правительство, гонз и бонз, мышей и грибышей. Девушка творила и вовсе невиданное для себя буйство: пихала прохожих, толкала их так, что выпадали из рук телефоны и попкорны, наступала на ноги и даже не думала извиняться. В этой своей чёрной горячке она забрела в подворотню дряхлого дома, который вот-вот грозил обрушиться на голову незадачливым прохожим, и даже бровью не повела, когда из ниоткуда послышался глухой голос: – Милейшая Настенька направляется в Михайловский сад… Молодец! Мудрая, творожная, нежнейшая Настенька! Девушка обернулась и отметила, что куча мусора, лежавшая у входа в арку, непостижимым образом исчезла. Паучок, ткавший ажурные узоры, напевал тихую мелодию, аккомпанируя себе хрустальным звоном серебристых нитей. Мутно-зелёные граффити на стене, разъяснявшие предназначение мужских и женских половых органов, начали подползать друг к другу, складываясь в карту парка. – Да пошли вы все на!.. – безбожно ругнулась девушка и выскочила на шумную улицу. Она уже успела побывать в ресторане «Диккенс» и не найти даже намёка на дроктал; администраторше показалось подозрительным, что девушка с безумным взглядом ходила по помещению, пристально всматриваясь во всё подряд, и Касьянову вежливо попросили покинуть заведение. Ноги и в самом деле несли рассерженную Настю по направлению к Михайловскому саду. Внезапно случившийся град, тяжёлой артиллерией намеревавшийся разбомбить город начисто, заставил её снова нырнуть в ближайшую арку. Девушка зависла, зачарованно разглядывая рисунок треснутых стен, да так и не заметила, как в подворотню зашёл огромный упитанный заяц в шутовском, эклектичном, бьющем по глазам костюме. Его чёрные пуговки-глазки излучали меланхолию и резали острым умом. – Чего надо? – огрызнулась Настенька, впитавшая манеры Вована и Коляна. – Что? Вы демонстрируете мне негатив, я правильно понимаю? Простите, у меня проблемы с распознаванием коммуникационных сигналов. – Извините, – тихо ответила Касьянова, скрестив руки на груди и прислоняясь спиной к арке. – Извините! – просиял заяц. – Да, мрак рассеян, взошло солнце, и я могу выполнять своё задание. Слушайте: «Бурные реки сокрыла решетка, Узником томится водная гладь, Путник, ведь ты не пустая трещотка, Время своё по-иному не трать». Ой, или там было не так? Да, слушайте, кажется так: «Путник, ведь ты не пустая трещотка, время своё по-пустому не трать». – И? – сурово уточнила девушка. – А! Ой, подождите! Забыл! Ай-яй-яй, забыл! Заяц достал из-за под плаща большой красный бубен и, аккомпанируя себе, сплясал невообразимый танец, походивший на смесь хастла, мориско и лезгинки. – Только это нужно было сделать вначале, – тяжело дыша, добавил он после последнего движения. – Простите. – Да отстаньте вы все от меня! – вскричала Настя. – Хватит донимать меня своими намёками! Знаю я, всё прекрасно знаю без вас! Нервически дёргая руками, девушка направилась к выходу из подворотни. – И про монетку, значится, тоже знаете? – грустно прошепелявил заяц. – Вы забыли или это была ирония? Простите, у меня проблемы с коммуникационными сигналами. Просто если вы забыли, тогда… – Давайте сюда свою монетку! – грубо одёрнула его Касьянова, вырывая из рук собеседника идеально гладкую монетку из блестящего жёлтого металла непонятного происхождения. После града и кратковременного, но обильного ливня, услужливо появившегося на её пути, по Петербургу поползли нити ручейков, опутывая город водной паутиной. Настя встала на бордюр, подбросила монетку над одной из миниатюрных речек и перехватила её перед самым приземлением. Потом ещё раз: подбросила — поймала. Только на пятый раз, когда монетка высказала желание упасть в воду ребром, Касьянова дала ей утонуть. Та скоро выплыла, повертелась, словно пронюхивая воздух на предмет интересных флюидов, и решительно двинулась вверх по течению. Касьянова, крадучись, пошла за монеткой, по возможности прикрывая её полами длинного летнего пальто во избежание косых взглядов прохожих. – Папа! Папа! – пискляво завизжала раскормленная тушка лет семи. – Я тоже хочу такую! – Извините, – сконфуженно улыбнулась Настасья. – Последнюю купила на распродаже, больше нет. – Хочууу! Малыш решительно навис над монеткой, раскинув пальцы, чтобы её заграбастать, а Настя как будто нечаянно толкнула пацанёнка, так что нахал позорно плюхнулся в ручей. Разъярённый папаша кинулся на девушку с кулаками и Касьянова, чтобы выгадать время, попыталась изобразить эпилептический припадок. Испуганный буйвол поволок сына подальше от сумасшедшей, так что монетка была спасена. Настя ринулась вверх по течению, однако, к своему отчаянию, монетки не обнаружила. Похоже, та попала в водосток, и решётка мощно защищала новообретённое сокровище от негаданного вторжения. Краем уха девушка зацепила звон, похожий на звук бубна щепетильного зайца, и её осенила одна странная идея. Касьянова встала на край бордюра, начала раскачивать корпус и махать руками, как пловец перед стартом, а потом взяла — и сиганула прямо на решетку. – Плохая тётя, плохая, – железобетонным тоном заметила одна матрона, ведущая за ручку малыша, нежного, как сливочное масло. – Нельзя по лужам прыгать. – А Пеппа прыгает, – выговорил ангелочек. – Пеппа свинья. Свиньям — можно, тётям — нет. – А я подалю тёте лезиновые сапожки… – Ещё чего! Раз тётя такая свинья, пусть сама себе сапожки добывает. Касьянова прыгнула во второй раз — с тем же успехом. На третий она почувствовала, как металл растягивается под её ногами, словно резина, и вот она уже стремительно летит вниз по узкому чёрному тоннелю, словно в каком-то безумном бобслее. Воздушный поток вынес её в знакомый предбанник на втором этаже «Диккенса», где за одной из дверей заседала ложа «Молот и балалайка». Девушка взялась за ручку и замерла: – …и вот она танцует, танцует, вихрем приближаясь к Солнечной системе. Все наблюдаемые астрономические явления — всего лишь следствия её танца. Там, где она порывисто взмахнёт рукой — появляется метеоритный дождь. Там, где слишком сильно надавит на кончики больших пальцев, стоя на цыпочках, возникнет чёрная дыра. Представляете, какие прекрасные возможности открывает ей Солнечная система? Она сложит ладони вместе и возьмёт в них Солнце, закружится, закружится с ним в танце, под аккомпанемент вертящихся планет. А может, захочет поиграть с нашими планетами, как гимнастка с мячами. Или ещё чего горше: баскетбол с Землёй вместо мяча! Представляете? – А я слышал другую версию. Со стороны южной окраины Млечного пути ползёт к Солнечной системе младенец, очень любящий всё яркое и необычное. И когда он доползёт до нас, то схватит планеты и начнёт катать их, сталкивать друг с другом, засовывать в рот и потрошить — ну, вы знаете, что дети с интересными предметами делают. – Все эти апокалиптические бредни — умственные разминки для охлоса. Подключите себе Рен-ТВ, господа! Лично я с потрохами разделяю версию достопочтенного Евгения Степановича — о том, что планеты Солнечной системы представляют собой лишь гирлянду, на которой молоточками, как на цимбалах, играет Великий чёрный барабанщик. Так зачем же барабанщику уничтожать столь совершенный механизм? Раздался возмущённый шум. Настя с грохотом отворила дверь и решительно ворвалась в помещение, захватив внимание великосветского собрания. – Послушайте, вы! – заголосила девушка, с яростью озирая присутствующих. – Я вам тут не собираюсь раскланяться и книксены делать — пусть ваше больное самолюбие хирург подправляет, не я. Вы, стайка говорливых петухов! Способных лишь на то, чтобы кукарекать и чистить пёрышки на глазах друг у друга! Пока вы устраиваете олимпиады по нарциссизму, город подвергается ежеминутной опасности! Сколько невинных людей уже пострадало? Вы, бездушные, равнодушные, с молчаливого согласия которых совершаются все гнусности этого мира! Я понимаю, вам плевать на всех и вся, кроме своего отражения в зеркале, поэтому даже не буду взывать к вашей совести. Ни к совести, к чести, ни к идеалам, ни к здравому смыслу. Просто я хочу предупредить вас, петушиные вы мои, что если вы прямо сейчас не поможете мне установить местонахождения Барсика, я размозжу вот эту бомбу прямо об чей-нибудь череп! Из сумки Настя достала круглый предмет, закутанный в несколько слоёв целлофана с пупырышками, размотала его и явила миру самодельного вида бомбк, которая грозилась развалиться на части прямо в воздухе. Она схватила пальцами спусковое колечко и угрожающе выставила предмет перед собой, переводя ненавидящий взгляд с одного члена клуба на другого. Заседающие с интересом наблюдали за этой сценой палестинского отчаяния. – Дорогой мой творожок, – ответил молодой мужчина с задорными чёрными глазами. – Мы же вам не запрещаем. Так если вы знаете, как сюда прийти, вы знаете, где и Барсика найти. – Да? – смутилась Касьянова. – Ага. – М-да, точно. Ну что ж, – замялась девушка, – я тогда пойду, да? – Идите, идите, – согласно закивали члены клуба. – А бомбу можно тут оставить? Просто по городу с ней ходить не очень удобно… Я тогда её положу вот сюда, хорошо? – Ложите, ложите, – поддакнул господин с приятной лысиной. – Какое «ложите»! – завизжал кто-то с задних рядов. – Ложить только ложкам позволено, а мы с вами высокоразумные существа с мозгами вместо огурцов из алюминия. Правильно будет — «кладите»! – Куры яйца откладывают, – возразил ему знакомый рыжий бас. – А мы с вами мужчины, и нам такие мазохистские практики ни к чему. – Господа, я попрошу всех соблюдать спокойствие! – взволнованно простёр руки мэтр Александер. – Давайте не будет забывать о печальном опыте Карта-Монте… Впрочем, завязалась такая потасовка, что достопочтенного мэтра чуть не смело с ног. Поклонник правильной кладки так вцепился в волосы соседа, что грозился стянуть с него скальп, и Настя начала опасаться, как бы в воздух не полетели волосы, глаза и зубы. Аккуратно водрузив бомбу на один из подоконников, девушка поспешила ретироваться по назначению. Глава 17. Зрить в корень Валентина Кузьминична покинула своих подопечных поздним вечером. Накормленные и заласканные, коты вели себя совершенно спокойно, размеренно прохаживаясь по окрестностям или в дрёме нежась на своих лежанках. Тишь на благодать. Всё изменилось, когда на огромных латунных часах с увесистым маятником и безалаберной кукушкой пробило двенадцать. С последним звоном незримая пелена, окутывавшая подвалы, спала, и обитатели его зашевелились. – Ты что это, в карты вздумала с нами поиграть? Учти, на «Тысячу» у нас запись за неделю вперёд. Настя выкарабкалась из ящика, где пряталась, закашлялась от пыли, которой её в изобилии снабдила старая тряпка, служащая прикрытием, и оглянулась в поисках собеседника.   – А, Милочка! Здравствуй, Милочка. – Какая я тебе Милочка, – зашипела кремовая кошечка, втягивая когти от негодования. – Я Гитлер! Гитлер я! Неужели не видно? Тупые людишки. Девушка присмотрелась и увидела, что кошка и правда чем-то напоминала печально известного диктатора: чёрные пятна около носика и на ухе создавали похожий эффект. – Простите, майн фюрер. Вы из-за этого, разрешите полюбопытствовать, ни в одном доме не задерживаетесь? – Буду я ещё там задерживаться, – фыркнуло неблагодарное создание. – Я — агент, посланный уничтожать тот мещанский мрак, в котором живут ненавистные мне русские люди! Будь моя воля, я бы зубами разгрызла каждый лоскуток в этих поганых домах! Касьянова начала озираться по сторонам и увидела презабавнейшую картину: жирный чёрный кот с белыми вкраплениями на морде надел красную мантию и начал расставлять вдоль стен высокие свечи в старинных подсвечниках. Они загорались от легчайшего дуновения, что само по себе было уже странно; однако ещё более странным показалось девушке то, что кошки выкатили в центр комнаты самовар, расставили красные чашки с блюдцами и сели играть в «Тысячу». Метали карты лишь четверо, остальные заняли наблюдательные позиции. В соседнем помещении послышался нарастающий топот (насколько «топотом» можно называть мягкий перестук кошачьих лапок), и в комнату влетела Тильди — та самая, которая вскарабкивалась на каждого посетителя. – Вы? Вы опять пришли? – с надеждой спросила черепаховая кошечка. – Скажите, что за мной, пожалуйста! Иначе у меня разорвётся сердце! – А что такое? – Заберите меня отсюда! Я больше не выдержу в этом притоне! Они употребляют «ться» вместо «тся», хвастаются наличием паспортов и пытаются спариваться на моих глазах! Я гибну, гибну! Черепашка вскочила Насте на спину и намертво вцепилась когтями в её чёрную вязаную кофту — впрочем, девушка решила пока потерпеть и не ссориться с обитателями подвала. – Котики, милые, – подкралась она к самовару, – у меня к вам вопрос есть. Очень важный вопрос. – Ай! – вскрикнул рябой тучный котяра. – Ну что же это вы мне под руку попались! Дайте мне переходить! – Поздно, Крюк. Жизнь пройти — не поле перейти, – урезонила его уже знакомая Насте кошечка. – Вы Эльгречка? – оживилась девушка. – Я вас помню. Даже принесла вам шоколадку с «Видом Толедо» на обёртке… – Какая это я вам Эльгречка? – взвилась кошка. – Не смейте называть меня этим именем, данным мне людьми, которые ни капли не понимают в искусстве! Эль Греко — грязный халтурщик и жалкий пижон. Он претенциозно тужился, чтобы извлечь из себя псевдобезумие и попасть в зал мировой славы. – Да, но вас же поймали в галерее, связанной с… – Я хотела порвать эту мазню на мелкие кусочки! Эльгреческий гад только занимает место на стенах музеев, которого и так на всех не хватает. Я — Вермейка, чтобы вы знали! В комнату бесшумно вошёл небольшой кот (в полумраке свечей было совершенно невозможно определить его цвет), и все мгновенно притихли. – Что здесь происходит? – спросил он с полным осознанием своей власти. – Ваше мурсейшество, – слегка склонились кошки. – Мы совершенно не повинны в шуме, который потревожил ваши ушки. К нам вломилась чужеродный человек. – Рохлик? – недоверчиво прошептала Касьянова. – Почему вы её не выдали? – спокойно продолжил его мурсейшество и повернул голову к Насте: – Истинный правитель не нуждается во внешних регалиях. Ему достаточно власти фактической, а показуха только создаёт лишние проблемы. – Она была забавная, ваше мурсейшество, – извиняясь, ответила Вермейка. – Мы подумали, она хочет наладить с нами связи по прямой доставке сгущёнки с Вологодской области. Тем временем кот, зажигавший свечи, уселся играть на миниатюрной арфе. – Бэрримор, тише, – поморщился Рохлик. – Я же говорил всем вам, что это станет возможным не раньше, чем через три месяца. – А я думала, что у вас вожак — Цезарь! Кошки издали некое подобие человеческого смеха. – Тюфяк? – глубоким зычным голосом переспросил предводитель. – Да Тюфяк только и может, что женский пол задирать и хвостом размахивать. Он — моя марионетка для мира людей. Кстати, моё имя — Тиран. Касьянова решила предпринять нечто наподобие лёгкого поклона. – Уважаемый Ро… простите, Тиран… ох, ваше мурсейшество! Мне нужно задать вам крайне важный вопрос. От вашего содействия зависят судьбы мира! – Вот как, – зевнул кот. – Увы, мне дела никакого нет до судеб мира. – Как неразумно для истинного властителя! Его паства — вся Вселенная… – Паситесь на ней дальше, – вальяжно потянулся Тиран и отчалил со своей свитой в неведомые подвальные дали. Кошки возобновили игру, не обращая ни малейшего внимания на посетительницу. – Понимаете теперь, о чём я вам говорила? – тихо спросила Тильди, подползая к уху девушки. – Совершенно невозможно иметь дело с кастрированными кошками. Их самолюбие возрастает пропорционально отнятым органам. Какая тут борьба за власть, какие подковёрные интриги! Я не переживу, моё хрустальное сердце треснет от созерцания этой мерзости! – Тильди, милая, – шепнула в ответ Настя, – ты не подскажешь, у вас тут чёрный кот недавно не появлялся? В жилетке и цилиндрике, с моноклем, белыми лапками и белым кончиком хвоста. – Ох, не могу вам помочь! – испуганно ответила кошечка. – Я провожу изоляционистскую политику по отношению к этим травоядным. Стараюсь приобщаться к их делам только в крайнем случае. – Ну что же ты так, моя дорогая Британия! Не знаешь, кто мог бы мне помочь? – Видеть не могу эти снобские хари! – зашипела Тильди. – Сидят и сидят… – Брось, Тильди, – чопорно заметила одна из кошек-картёжниц. – Всё дело в том, что ты невероятно тупа для «Тысячи», так-то. – Я?! – оскорбилась Тильди, соскочила со спины Насти и тут же бросилась наверх, в картонную коробку, где обиженно залегла, не подавая ни звука. – Ваша «Тысяча»—просто гадкая глупая игра! – выкрикнула она спустя некоторое время. Касьянова чертыхнулась и отправилась дальше. Во второй комнате, куда перебрался Бэрримор с арфой, были танцы, и девушка сочла невежливым перебивать гармонично кружащиеся пары. На возвышении сидел Тиран-Рохлик, окружённый свитой, а в самом углу за действом внимательно наблюдал сфинкс. Его глаза, не моргающие, широко раскрытые, излучали мистический свет, и Настя, словно заворожённая, осторожно отправилась в уголок. – Приветствую вас, о мудрый сфинкс! – чуть склонила девушка голову. – Не рискну именовать вас прозвищем, данным людьми, — наверняка оно внаглую профанирует такую почтенную особу. Не подскажете, как вас звать-величать? – Чё? – с невероятной харизмой подворотного гопника ответил кот. Настя тихо застонала. – Кликуха твоя какая, говорю? – Ну так это, Васёк я. – Отлично. Грандиозно. Слушай, Васёк: котяра такой чёрный с трубой на голове не заходил к вам? – Чё? Осознав, что дискуссия начала накрываться медным тазом бессмысленности, девушка поспешила в третью комнату. Здесь было темно и пусто; впрочем, внимательно приглядевшись, Касьянова заметила одиноко сидевшего британца. – Здравствуйте, – флегматично промолвил Опеншо. – Вы пришли ко мне на бридж? – Н-нет, – неуверенно ответила Настя, увидев перед котом стопку разложенных для партии карт. – Хм, ещё бы. Если уж наши коты, умные и кастрированные, не могут его осилить, то чего от вас, людей ожидать. А я всё надеюсь, надеюсь, что однажды мне подвернётся достойный кандидат… – А вас к себе они не зовут? – с мягкой улыбкой спросила девушка, усаживаясь рядом. – «Тысяча» — игра донельзя примитивная. – Так не зовут? – Не зовут. Не то чтобы это меня огорчало, не думайте. Нет в этой игре истинной красоты, аристократичности. – Чем же вы тогда так встревожены? – Вовсе мы не встревожены. – А всё-таки? – Я слышал, что к 2015 году ООН намеревалась достичь восемь целей развития тысячелетия, – с надеждой заглянул кот в глаза Насте. – Скажите, были сделаны реальные шаги на этом поприще? Реальные, а не так, как они умеют: для вида мазать неповоротливые механизмы бюрократии машинным маслом и припудрить все красивыми отчётами. – При нынешней ситуации на Ближнем Востоке? Не думаю. Опеншо печально поник головой. – Вот скажите, разве от меня так уж сильно разит иностранным духом? – грустно спросил котик. – У меня тот же физиологический набор, что и у остальных: четыре лапы, два глаза, два уха, один хвост — разве что шерсть чуть короче. Я ведь даже не говорю по-английски. Пробовал — не получается, всё равно русские слова вылетают. – Не переживайте. – Насте захотелось погладить кота, но ей показалось, что это будет очень невежливо. – Найдите точки соприкосновения. Скажем, вылавливание мышей из норок с помощью удочек. И они примут вас как забавного чудака. В комнату проникла Тильди. – Простите, Настенька, что оставила вас одну! Негоже предаваться обидам, когда хороший человек в беде. Я подумала, может, вам Наполеон нужен? – Да какой он Наполеон! – фыркнул британец. – Максимум — Раскольников. – Вот как? – растерялась Касьянова. – А вы не заметили? Да этот буржуй только и делает днями, что жрёт и жрёт! Единственное его достоинство — бросать искромётные взгляды в дамочек. Пулемётчик! – Ох, да у вас тут гадюшник почище Генассамблеи ООН, – ответила девушка. – Я вот что хотела спросить: не захаживал ли к вам чёрный кот, в жилетке и цилиндре, с белыми лапками и белым кончиком хвоста? – Чёрный Повелитель? – округлились глаза у Опеншо. – Откуда вам известно?.. – Да так, – осторожно пододвинулась вперёд Настя, – сорока на хвосте принесла. – Откусить бы голову этой сороке! – со свойственным ему флегматизмом возмутился британец. – Тайны такого уровня не должны вручаться низшим биологически существам. – Я удивлена, что вы вообще целы остались после его повелевания! – заметила Касьянова. – О, что вы, Чёрный Повелитель никогда не причинил бы нам вреда! Лучом прогресса проникнул он в наше тёмное, невежественное царство. До него мы общались между собой, конечно, но так, как все животные общаются. Он дал нам карты, привил хорошие манеры. Конечно, вы понимаете, с этими животными бесполезно вести просветительскую деятельность — они тут же схватились за самовар. Самовар! Эх, как я скучаю по чёрному листовому чаю с жирными сливками, подаваемому в строго определённое время в сопровождении всех необходимых церемоний! Душу бы дьяволу продал, чтобы увидеть на столе заварник, чашки с блюдцами, десертные тарелочки, сливочник, изящные ложечки — в общем, сервировку для чаепития, принятую во всём цивилизованном мире… И всё-таки я рад. Рад, что мы перешли на язык людей. Он, конечно, громоздкий, он захламлён ненужными конструкциями, он выражает самые поверхностные вещи, но так у моих примитивных собратьев появился хоть какой-то шанс прибиться к порогу царства разумных существ! – И этот кот сейчас здесь? – Да, насколько мне известно. Путешествует. – Где? Тильди захихикала. – А, вы же не знаете. И правильно, что не знаете. Людям знать таких вещей не положено. – Тильди!.. – Нет, нет, нет. Не скажу, хоть весь пол подо мной сгущёнкой намажьте. – Тильди, ну пожалуйста! – Тильди, милочка моя, – наставительным тоном заметил Опеншно. – Не корчите из себя сфинкса. Я, например, как истинный британец, ратую за развитие науки. Не надо прятать истину: положите её на самое видное место. Болван её и не заметит, хоть носом его тыкай, а чистый разум сам догадается, как её применить. – Вы, любезный Опешно, переменчивы, как лондонская погода, – пробормотала Настенька. – Благодарю! Итак?.. – Итак, Чёрный Повелитель показал нам интереснейший способ изучения реальности. Вы знаете, что в полнолуние можно путешествовать по картинам? Но только в те моменты, когда Плутон образует магические аспекты к любой из планет септенера. Семь свечей необходимо составить в форме треугольника, и в помещении не должно быть даже намёка на искусственное освещение. – Надо же! – воскликнула девушка. – И вы сами были тому свидетелем? – Естественно, – с великой важностью ответил кот, свысока взглянув на Тильди. – Меня Чёрный Повелитель взял с собой, в малый круг своих избранных. Он провёл нас в сто шестьдесят девятый зал, где мы помогли ему расправиться с люстрой. Потом приоткрыл портьеры, и лунный свет тихо просочился в помещение. В воздухе изредка мелькали искрящиеся жёлтые точки; он стал преследовать одну из них — тут вся сложность в том, чтобы загнать точку в такое положение, чтобы она чуть-чуть возвышалась над нижней рамой картины — прыгнул и очутился на руках у гарцующей на лошади Екатерины II. Не то чтобы я любил императрицу — всё-таки расчленение Речи Посполитой было форменным свинством — но раз Чёрный Повелитель её обожает, то я не имею права её отторгать. – Подождите, подождите. Как он это сделал? – Нужно прыгнуть чуть выше точки, а потом нырнуть в неё, как в воду. И это довольно тяжело: точки возникают с часу ночи до трёх, их сложно хотя бы пригнать к картине, не говоря уже о том, чтобы успеть правильно залезть внутрь. Так ведь можно и картину испортить! Если прыгнуть чуть выше, чем требуется, вас просто не засосёт воронкой внутрь. Левее и правее тоже нехорошо — можно не рассчитать направление прыжка и угодить в бескрасочное пространство. – Это как? – Это такое пространство, где ничего нет, кроме зарождающегося фона картины. Сидеть в сплошном сером цвете — удовольствие не из приятных, я так полагаю. Оттуда очень сложно выбираться, многие так и застревают. Правда, если долго брести, есть шанс вывалиться из другой картины — бывали такие случаи. Один сапожник, например, в XIX веке зашёл к бурлакам на Волге, знатно их отметелил, случайно угодил в сосновый лес Шишкина, да так испугался медведей, что, вываливаясь из картины, переломал немало веток. Чёрный Повелитель милостиво продемонстрировал нам мастер-класс по пикджампингу — так называется это увлекательное занятие. Ах, как он прыгает, вы бы видели! Его прыжок идеально выверен, каждое движение гармонично и чётко — хоть сейчас в Палату мер и весов отправляй. – И что же, он и вас научил премудростям этого мастерства? – Конечно. Он очень демократичный правитель. Владыка строго-настрого запретил нам заниматься пикджампингом в его отсутствие — всё-таки, на наработку этого навыка нужны годы. С ним мы защищены от вторжения глупых смотрителей, невидимы для любых камер. Под чутким руководством Чёрного Властелина лучшие из нас—те, кто хотел, разумеется, я вот не хотел, мне было интереснее со стороны наблюдать — посетили несколько картин. Тиран с его бандой пробрались к собаке на картине Удри и знатно с нею поцапались — им лишь бы кого-нибудь позадирать. К чести французского художника, собака оказалась не из пугливых, и победить они её не смогли, поэтому от бессилия нагадили в колосках пшеницы. Какая низость, какое плебейское злорадство! В мире людей они наверняка были бы теми матросами, которые мочились в прекрасные вазы Зимнего дворца. Кот с надеждой посмотрел на Касьянову, как бы ища у неё поддержки в порицании хамских повадок банды Тирана. – А меня не взяли, как всегда, – капризно поёжилась Тильди. Она подобрала лапки, окутала их хвостом и обиженно склонила голову набок, как будто уменьшившись в размере. – Демократичный? Серьёзно? В жизни не поверю! – оживилась девушка. – Как видите, – резонно ответил Опеншо. – Скажите — это вопрос жизни и смерти — он сейчас здесь? – Да, кажется. Разгуливает где-то по коридорам. Только вы не думайте, что можете на картину попасть. Луна в отпуске. Надо же ей когда-нибудь отдыхать. – Ах, чудо! Наконец-то! Я вас обожаю! И, вне себя от счастья, Настя вскочила на ноги, схватили британца и поцеловала его в носик, к глубокой обиде Тильди. – Сумасшедшая какая-то, – едва пришёл в себя Опеншо, глядя вслед летящей торпедой девушке. – Я всегда подозревал, что в мире людей существуют свои, отдельные от правил благовоспитанных котов, обычаи. Настоящие дикари! Всё-таки человеческие существа очень слабо продвинулись в своей эволюции. Сравни нас, Тильди, и каких-нибудь львов и тигров: как мы нежны, как утончённы, как некровожадны по сравнению с ними! А теперь посмотри на человека современного и кроманьонца: много ли ты заметишь различий? То-то же. Чтобы от людей получился хоть какой-то прок, нужно подождать миллион-другой лет, видимо. Глава 18. Барсик устал ждать Настя ступала бесшумно, еле слышно, как крадущийся шпион, но в пыльной тишине Эрмитажа каждый шаг отдавался в ушах взрывами бомбы. Сквозь портьеры протискивался лунный свет: робко, несмело, будто спрашивая разрешения хоть одним глазком взглянуть на знаменитые шедевры. Девушка напоминала актёра кабуки, так странны были её движения: порою плавны, порою порывисты; то повисали в пространстве, то срывались в лихорадочную резкость. Касьянова словно превратилась в ищейку, полагалась лишь на свою интуицию, и вздувшиеся на шее вены, казалось, вот-вот лопнут, как натянутые струны. – Ки-иса… Киииса… Хороший котик!.. Кысь-кысь! Ваше мурсейшество? Чёрный Повелитель? Барсик? Так, ни на секунду не ослабляя хватку, Настасья дошла до сто шестьдесят девятого зала. Здесь, под расписным сводчатым потолком, в глубине комнаты располагался тот самый портрет, пожираемый мраком. Девушка поднесла к лицу императрицы ярко горевший телефон, как вдруг услышала грозный голос: – Уберите! Уберите немедленно! Как смеете вы тыкать ей в нос эту высокотехнологическую пошлость? На противоположной стороне зала, где затхлые портьеры прикрывали разглядывающие город окна, восседал Барсик. Робкое сияние луны выхватывало из тьмы его пушистую персону, оккупировавшую подоконник, и разъярённую морду. – О Боже! – резко обернулась Касьянова. – Я уж думала, что не доживу до чудного мига свидания. Как пелось, «я встретил Ваааас, и всё былое»… Она быстрыми мелкими шажками приближалась к коту, напевая романс и сжимая за спиной большой серебряный крест. – Бросьте, – фыркнул Чёрный Повелитель. – Вам эта бижутерия против меня поможет не больше, чем туземцу—копьё против линейного танкера. – Какую диверсию вы планируете устроить мне на этот раз? Заставить выброситься из окна? Или я должна буду задушить себя собственными руками? – Ну что вы, овечка моя кучерявенькая, – лагодно ответил кот, склонив голову на бок. – Я рад, что вы наелись травушки на своём лугу и окончательно прозрели. Вы искали меня так долго!.. Мне пришлось потратить уйму сил, чтобы мир подтолкнул вас в нужном направлении. В наивности своей я надеялся, что первые проблески сознания возникнут в вашей умной головушке куда раньше, не сейчас… Как поздно вы скинули экклезиастный морок! Однако ваше мясцо стоило моих усилий. Пора забрать то, что принадлежит Дому Хаоса по праву. Он спрыгнул с подоконника и зашипел, точно разъярённая змея. Настя пугливо косила глазами налево и направо, однако результат жатвы был неудовлетворительный. Наконец, она заметила, как от тяжёлых гардин начали отлетать клубочки пыли; они кружили и кружили, воссоединяясь вместе, пока не создали некое подобие человеческого силуэта. Руки его были очень длинны, и сейчас они тянулись в сторону девушки. Настя с ужасом сделала шаг назад и увидела, что такой же пыльный Голем отделяется и от другой гардины. Касьянова пробовала бежать, но была тут же схвачена: девушка взлетела на метр от земли, и её опоясали невидимые цепи, с трудом дававшие дышать. Барсик запрыгнул брюнетке на грудь; его глаза стали будто в пять раз больше, отделились от морды. Они препарировали Настины внутренности, и сколько та ни пыталась отвернуть голову, сделать это решительно не получалось. Кошачьи глаза из зелёных стали серебристыми, в них словно гремели молнии, и острый взгляд пронизывал каждый атом её тела. Настя ощутила резкую боль, точно её затягивали в смирительную рубашку. От ужаса девушка не могла издать ни звука; и, когда через пару минут кот прикрыл глаза и отвернулся, сползая на живот, она думала лишь о том, как бы надышаться. – Ну-с, как там? – терпеливо спросил Барсик. – Не появилось, – раздался глухой голос из темноты. – Хорошо. Кот резко прыгнул обратно и вперился глазами с ещё большей мощью, так что Настя замычала от невыносимой боли. Пытка продлилась минуты две. – Что там? – спросил Чёрный Повелитель уже чуть более нетерпеливо. – Не видно, мой лорд. – Что же, барашки тугодумны. Ни одного смышлёного не встречал. Он разлёгся на Настиной груди — спокойно, повольно, как будто обустраивая на печи лежанку. На этот раз боль была более терпимой, но длилась с полчаса. Когда невидимые путы обмякли, и девушка опустилась на пол, она испытала не только физическое облегчение, но и странную радость — воодушевление, какое бывает у поэта, умело воплотившему на бумаге давно терзавший его стих. Касьянова посмотрела на свою левую руку и увидела проступившие на запястье символы: треугольник, зачеркнутый прямой линией, и небольшую точку сверху, чуть левее вершины. Голова её гудела, будто там гнездился рой ментальных пчёл. Барсик внимательно всмотрелся в девушку. – Помните? Нет, не помните, – тяжело вздохнул кот. – Что же, как всегда—мой финальный аккорд. От анданте к аллегро. Он двинулся к дверям и, полуобернувшись, сделал лёгкий кивок головой, так что Настю снова опутали пыльные руки; впрочем, в этот раз дышалось легко и спокойно, а ощущение тревоги пропало. Глава 19. Вспомнить всё Светало; по городу лёгкими шагами ступало полуобнажённое утреннее Солнце, оживляя мрачные мостовые и погружённые в спячку дворики. Редкие прохожие словно не замечали странную процессию: важно расхаживающего кота в жилетке, монокле и цилиндре, и девушку, скорчившуюся, точно её опутали невидимыми верёвками, парившую над своим властелином, как воздушный шарик на ниточке. – Не может быть!.. – ахнула в один миг Настя. – Стойте, стойте, что вы делаете?! Кот уверенно вышагивал по направлению к Дворцовому мосту, который сейчас был разведен. Охранник смотрел на парочку стеклянными глазами и молчал, точно погружённый в вязкий сон. – Эй, эй! Вы куда?! Девушка пыталась изворачиваться в своих пыльных узах, что было довольно трудно. Голос её сорвался на визг. Кот тем временем уверенно поднимался к самому краю моста. Внизу важный, как гусь, проплывал теплоход «Аврора». Кот обосновался на разрезе мостовой створки, и Касьянова с трепетом осознала себя выдвигающейся за её пределы. Под девушкой медленно, шаг за шагом, начала открываться Нева, и Настя неспешно приблизилась к проплывающему теплоходу и зависла над палубой. – Abyssus abyssum invocat ! – зашипелкот. Касяьнова ощутила привычную уже, раздирающую её мозг боль. – Abyssus abyssum invocat! – разнеслось эхом по окрестностям, точно клич Барсика подхватили тысячи котов во всей округе. Девушка начала извиваться, как уж, но бесполезно: кот на глазок примерил расстояние и издал короткое шипение. Узы размякли, и Касьянова со всей дури полетела вниз. Как ни странно, боли от приземления на палубу совершенно не чувствовалось. У Насти возникло ощущение, что она размякла, как каракатица, и из неё достали все кости. – Девушка! И как это называется? У нас развлекательная программа внизу идёт, вы в своём уме? Не хватало ещё, чтобы Пушистик испугался грохота и отказался лезть в кольцо! – заверещала женщина в чёрной форме. – Да-да, проваливай, откуда свалилась! – рявкнул дородный мужчина за столиком. – Компенсацию! – завопила выскочившая невесть откуда матрона. – Я требую компенсацию! От испуга я чуть не родила! Касьянова и не собиралась им отвечать; её сознание как будто развалилось на тысячу осколков, и она в напряжении пыталась склеить их воедино, чтобы получить какое-то новое, удивительное стекло, с помощью которого можно исследовать окружающий мир, как сквозь лупу. Внезапно девушка резко вспарила в воздух, точно её подняла невидимая рука великана, и вернулась к Барсику. – Я вспомнила… – сказала она с лёгкой улыбкой. – Кальхинор! Спасибо. – Жду вас Дома, – обернулся кот, собираясь отчаливать восвояси. – Соизвольте явиться как можно быстрее. И берегите себя, жертвенные барашки нынче в большой цене. Глава 20. Кальхинор Каштанка не погибла. Всему виной была её великая живучесть. После того, как девушку сбил красный «Мустанг», она оказалась на больничной койке со значительными переломами, однако тосковала недолго. Уже на втором часу пребывания в палате у Али открылись глаза, и она поняла, какой замечательный полигон представляет собой больница, где люди заперты, словно в тюрьме, и никто ни разу не слышал о продукции доблестной компании «Авно». Только сейчас Каштанка осознала, какие потрясающие возможности представляет собой профессия надсмотрщика и поклялась обязательно попробовать себя в этой роли позже. Ну а пока голова кружилась от захватывающих перспектив; Аля стала предпринимать первые вылазки, когда ещё была целиком прикована к койке. Соорудив небольшой двигатель для кровати, девушка, как настоящий авнонавт, принялась рассекать коридоры на этом гоночном устройстве, пока её деятельность наглым образом не пресекли доктора (впрочем, продать пару кремов Аля всё же успела). Получив драгоценную возможность ходить на костылях, неугомонная Каштанка только и делала, что ковыляла по коридорам и преследовала больных с оскалом злобной мумии. Врачи быстро заметили, что пациенты стали выписываться куда быстрее, так что прекратили ей мешать. Начало конца было положено в тот день, когда в палату завезли Алевтину Георгиевну. Эта грузная женщина на спор выпрыгнула с пятого этажа, чтобы доказать, что овладела секретом приземления по-кошачьи, поэтому не получит ни царапинки. Попытка самоубийства — пусть даже на пьяную голову — чревата попаданием в Ад, и Алевтина Георгиевна оказалось в худшем месте, какое только и можно было вообразить в её положении: в палате с Каштанкой. Аля даже хищно облизнулась, когда одним чудесным утром открыла глаза и увидела перед собой закованную в гипс женщину, которая могла управлять разве что своим лицом. С тех пор начались длинные ночные проповеди; когда все засыпали, Аля вещала о пользе «Авно» и о преимуществах продукции компании перед другими косметическими брендами. Алевтина Георгиевна начинала в ответ выть, кричать, голосить, так что соседи по палате пробуждались и звали на помощь медперсонал. Но в одну роковую ночь женщина сорвала голос: на подмогу никто не приходил, так что водопад сведений из сокровищницы знаний Каштанки сшибал её с утроенной мощью. – Эта маска, – с восторгом миссионерствовала Аля, зная, что полёт её мысли не ограничен пошлыми криками о помощи, – обладает оживляющим эффектом. Старые клетки восстают из мертвых; таким образом, вы становитесь моложе на двадцать лет, не теряя при этом ни миллиметра привычной кожи. Живи Иисус в наше время, он выбрал бы продукцию новой линии «Зомбина», чтобы воскрешение прошло удачно и безболезненно. – Старые клетки не могут восставать из мёртвых, – шипела на девушку Алевтина Георгиевна. – Это я тебе как биолог говорю. Бредом ты всё каким-то занимаешься, душенька. Аля не повела и глазом. – То есть вы хотите сказать, – с торжествующей злобой ответила Каштанка, – что Жан-Батист Люмьери, разработавший линию «Зомбина» в головном офисе компании «Авно» в Париже, малокомпетентен? – Врёт он, всего и делов, – твёрдо возразила экстремалка. – Хотя… Никакого Жана-Батиста Люмьери вообще не существует, зуб даю на отсечение. Это всё ваши маркетологи придумали, чтоб людей егорить. – Ха-ха-ха, – самоуверенно рассмеялась Аля. – Вы ещё скажите, что Земля стоит на трёх слонах, микроволновки вызывают рак, а вместо Трампа по миру разъезжает голограмма. – Земля зиждется на четырёх черепахах, – нетерпеливо возразила Алевтина Георгиевна. – Которые держат двух слонов, что скоро передерутся между собой — это известно всему просвещённому Петербургу. А Жан-Батист Люмьери и его чудо-средство — байки для детей. Умственно отсталых. – Хорошо, – со злорадством сказала Каштанка; в ней всё больше распалялся дикий дух противоречия. – Я сейчас вам докажу. Она полезла в огромный продолговатый чемодан, скрытый под койкой, и минут двадцать сооружала какие-то странные конструкции. – Смотрите, – самодовольно приступила Аля, вернувшись на место. – Эта импровизированная гильотина отрубит мне голову; и, когда это произойдёт, капельница вольёт в мою кровь гель из новой коллекции «Зомбина». Не пройдёт и получаса, как у меня вырастет новая голова. – Остановись, – заверещала женщина. – Эй-эй-эй! Ты чего? Если бы голосовые связки Алевтины Георгиевны были в целости и сохранности, её слова звучали бы громким криком, но сейчас раздавались как гулкое дребезжание. – Караул! – продолжала шептать несчастная. – Граждане добрые! Все сюда! Каштанка важно разлеглась на кушетке, приняв удобную позу, и бесстрашно смотрела на лезвие топора в сооружённой ею мини-гильотине. – Детка! – волновалась Алевтина Георгиевна. – Ты чего? Прекрати! Прекрати сейчас же! Эх, была не была, – чертыхнулась женщина и отважно уставилась на Алю. – ПОКУПАЮ! Щёлкнул механизм, и топор слетел с шеста; Каштанка увидела, как перед нею разверзается чёрная пропасть, куда её начинает необратимо засасывать. То было странное чувство, будто тело превратилось в пластилин и мягко перемещается по направлению к неведомой воронке. Так Каштанка, сама того не ожидая, очутилась в Кальхиноре.