Don't worry

Глянцевый озноб барабанит тело. Простодушный пар изо рта играет в воздухе. Шёлковое игривое чужое дыхание струится в кожу головы. - Чё ты делаешь? — спрашивает знакомый вампирский голос. Обернувшись, грозно скамкивая в руках ткань одежды, Анфиса напрягается, кротко и напуганно смотря на Сынмина, чьи пушистые желатиновые волосы больше не спадают на глаза. С его огромных хрустальных линз очков видно, как невидимо упала ещё одна кофта на пол. Запах конца сентябрьской осени любопытно кружит в комнате. - Что тут произошло? — более заинтересованно спрашивает он, крадя на себя внимание девушки. - Э... Вещи... Упали, — глаза спрятались от других, не желая смотреть. - Сами по себе? - Да. - Дай сюда, — терпко вырывает вампир одежду из человеческих рук, подходя ближе к шкафу. Тело застыло. Бриз приглушённых волн внутри разбуянился, захватывая бурлящую по венам кровь с собой. Только не это. Там нож в кармане толстовки! Но похоже, что Сынмину на это плевать. Занервированные тёмные крапивовые глаза наблюдают за ним, а рот хочет раскрыться, предложить в кандидаты собственную помощь, но не получается, так как парень шустро всё сгрёб по укромным местам обратно и, что самое важное, сложил прохладную, пропитанную чужим запахом одежду аккуратно на съёжившиеся тонкие дугообразные пластиковые вешалки. Но как парень мог не заметить провисающий с кармана чёрной толстовки тяжеловатый толсто выпуклый предмет? Неужели не так сильно и ловко заметен притягательный груз? - Что тут вообще произошло? Это ты устроила? Опять убегала от Минхо и пряталась тут? — не дает говорить Сынмин ей, перебивая. — Или уже в кандидатах Джисон? Он снова приставал? - Н..Нет, я услышала просто странный гул и... И вот, — глаза указали на шкаф. — И... И я могла бы сама со всем справиться. - Да что ты говоришь. Я только прихожу, а ты тут растерянная стоишь, выпучила глаза в шкаф, — подходит ближе. - А зачем вы... ты за мной зашёл? - Помнишь про значение слова «ночёвка»? — наклоняется ближе, внимательно и вкрадчиво всматриваясь в чужие пластилиновые глазки, убегающие от него. — Пойдём. - Но за мной должен был Айен зайти, — делается нерасторопный шаг назад. - Пф, но я ведь тоже с тобой буду. Или он тебе не говорил? Не было уточнений? — рука варварски тихо смахивает трепещую в разные тонкие полоски косичку Анфисы. — Или тебя так напугал ненастоящий полтергейст? - Их не существует... Наверное. - Наверное? - Ну... Вампиры ведь существуют, так что... — взгляд отводится в сторону, — возможно и они существуют? - Да, ещё скажи, что раз вампиры есть, то и остальная магическая херня тоже? Наверное где-то аж фея пукнула пыльцой и вырастила новое дерево от страха из-за этого, бедная, думала что никто про них не узнает, — треплет Сынмин волосы девушки. — Дурочка с переулочки ты. - А? — отходит она. - Дурочка. - Пиздануточка, — проговаривается неподалеку чей-то голос. Барабанно подпрыгнув, тёмная макушка разворачивается к окну. Лоскутная ткань штанов обнимает лениво качающуюся качелькой ногу, подобно маятнику монометра. Острые нитки чёлки, пропускающие знобящий ветерок через себя, пружинисто колышутся. Сумрачные глаза проникновенно гладят комнату в полупустой темноте. Чонин вяло спрыгивает с подоконника, ёжившись от холода, сгиная острые скулы. - Ну. Пойдём? — спрашивает он, прогиная длинные пальцы во внутрь кофты. - Ну, готова? — спрашивает Сынмин, непозволительно и близко приблизившись к девушке, опуская нос в её волосы, глубоко вдыхая знакомый запах, перемещаясь к виску. - "Э... Ты чё делаешь, болван?!" — напуганно отходит она ещё дальше, сжимая плечи. - Не пугай ребёнка. Нам ещё всю ночь с ней общаться, — делает замечание Чонин. - Я не пугаю, просто мята знакомая возле неё обитает, — обвиняюще сужаются глаза, очки заправляются на макушку волос, оставляя лоб открытым, изрядно облокотились прямые волосы об хрупкий пластиковый мостик. - Мята? - Мята. - И чё? - Ты где мяту перевернула, человек? — поворачивается к ней Сынмин. - Что ты за хрень несёшь? — сгинает младший брови. — Она ведь тут сидит, не может она спрыгнуть с подоконника и в мятный куст упасть. - Может горшок с ней перевернула пока шла куда-то? - А где ты видел, чтобы мы мяту в горшках с остальными растениями выращивали, дурень? — не понимая его, он пытливо и удерживая эмоции сжимает бугорок носа, прикрывая глаза. - У Чанбина. - Э... Анфиса к Чанбину пробралась? - Н..Нет, — доносится тихий голос, а вампиры смотрят проникновенно на девушку, — мне Минхо эту... конфетку дал. - Конфетку, — щелкает глухо Ким шершавым языком. - Хуетку, блять. - Заткнись, — длинные пальцы дугообразно загнулись, давая со всей силы в чониновский лоб, стрекоча гладкими ногтями по коже. — Заебал, честное слово. - Да ты... — потирает тот кулаком малиновую крапинку, отдающая по черепу взволнованные тупые волны. - Да, я. - Свинья. - Нет, я собака. - Схуяли? - Гав-гав, — подтверждает он. Кремовые скулы сжимаются, а изо рта выступает гадкий и непрошенный смешок Чонина, пытающийся его растворить. Боль унеслась, а на замену ей вознёсся памятник смеха. Это то, что ценит вампир в Сынмине. Парень может закрыть тугую чужую злость своим тупым поведением и не будет за это смущен или плазменно подавлен. Глянцевые шишковые глаза тянутся смотреть от парней в окно. Художник переборщил с поздним сентябрьским полотном вечера, скрестив все хмурые краски воедино. Но на горизонте приглушённо скользит светлый, слепленный из воздушного теста, тыквенный просвет, ускользающий куда-то вниз за полулысые верхушки деревьев. Холодно тянутся тени. - Вечереет. - Да... Уже вечер, — соглашается тихо девушка, завороженно провожая свет, встречая глубокую темь. - А это значит - время ночёвки! — запрокидывает шустро Чонин её на плечо, под тихий испуганный взвизг «А!». Руки лианами обвили человеческое тело. Грозный стрекочущий костёр в объятьях ананасового пламени щекотно раскидывает звуки к ушам. Лежащая на столе пропитанная старыми знаниями книга тонкими тенями отбрасывает листья по книжным полкам. Толстые пухлые подушки сброшены в зале с дивана по скрытым и видимым углам, помято и криво сдыблена на них наволочка. Похоже, тут у кого-то была внеплановая вечеринка или серьёзный разговор. - Чё пожрать возьмём? - Я пока не хочу, — обходит подушки Сынмин, пару из них укладывая обратно на диван. - Ну ты нет, а вот существу на моих руках, которое питается одной водой, нужно, — большой и указательный пальцы стискивают лучистую кожу лопатки под собой, вызывая электризующее шипение. - Ауч... — дрогнула Анфиса, раскрыв широко глаза. - Ауч? Есть нужно больше тебе, а ты одной водой и воздухом обогощаешься, — виновато растирает теперь он красный след от гремучей боли. — Ты ж сдохнуть можешь. Ты хоть об этом подумала? Ты можешь сдохнуть... - "Я могу сдохнуть". Пока Чонин продолжает вести свой неугомонный поучительный рассказ, девушка его не слушает, а углублённо размышляет о его сказанных словах в ветренной голове. Умереть от голода, от недостатка еды. Дренажно пролистнулись прошлые записки отношений с продуктами. Ледяные голодовки, мрачные запреты на сладкое, мясное. Но откинуться от голода - звучит как новый недосягаемый и урванный уровень. А может попробовать? Какой смысл находиться в особняке с загадочными и реальными вампирами? Какой смысл теперь в родителях, продавшие свою дочь, решившиеся на такой отчаянный гнусный поступок? Стекленеющие уязвимые глаза мгновенно чешутся сухими руками, воскрешая зрелые моменты, проведённые с мамой и папой. Возможно так будет лучше, исчезнуть с глаз долой и не оставить после себя ничего. Состояние с впившимися болячками зубастых вампиров и то не лучшее. Если отказываться от еды, то сделать это решительно и больше не мусолить её с этого момента. Всё равно никто не узнает об этой задумке и не будет вскоре ни тени человека, ни самого его. В оглушительную реальность помогли спуститься неимоверные зябкие стрекочущие смешки ребят, галдящие о чём-то. Вибрация смеха Чонина отдалась пушкой по девушке, висящая у него на плече и трясущаяся в ритм шума. - А я возьму и украду у него. - Ну-ну, попробуй. Он тебе голову свернёт. - Он взял мою вещь, перепутав её со своей, и теперь доказывает, что я всё подстроил, — припоминает Сынмин отчётливый момент, дразнящий его самого. - Удачи не сдохнуть. - Себе её возьми, я бессмертный, — плюёт он, шастая в глубь коридора. - Какая же ты скотина всё-таки, Сынмин, — тихо пробасил Чонин, уходя за другом в свою комнату. - Я всё слышу вообще-то, — щёлкает закрытая дверь по холоду. Одинокий в зале мандариновый огонь насильно не выпускает из объятий чугунные распластавшиеся в седой пепел дрова. Об лакированные перила шикают в чернильном наброске белых звёзд ногти. Нижняя пухлая губка цветом позднего заката вязко кусается. Пальцы сжимают деревянную кору лестницы. Тёмно-кремовые глаза подозрительно сужаются. Подойдя к одной из дверей, рука невольно хотела варварски открыть её без приглашения, но хозяин опомнился, постучав пару раз. - Входи, — прочищается горло после двухчасовой тишины. - У меня к тебе новость, Чан. - Я слушаю, — важно для показа складываются руки на груди, а мощные плечи прогинают спинку кожаного кресла. Острый коготок подхватывает лоскут косички, приметно раздербанив его кончики. Разъярённая в паутинки резинка снежным комом покатилась непослушно под кровать. Щепотки виноградной краски скурпулёзно крошатся с расчёски, зигзагнутые зубчики упрямо не могут расчесать ломкие волосы. Рукава завёрнуты по локти: для удобства. Бирюзовые вены игрой перекатываются по молочным костяшкам кистей, фиксируя толстый хвост на голове девушки. Чонин ходит по комнате, с хода приводя её в порядок, собирая микроскопический мусор с пола в изуродованный пакетик из-под кофе три в одном. Ежевичный экран ноутбука тускло горит: ждёт своего часа для обработки и показа фильма. Губка слегка кусается от жжения на коже головы, когда Сынмин стиснул волосы, нагибаясь для поднятия резинки. - Блять, где? — рыскает рука по ковру. - Так, не нужно мне тут в комнате коллекцию потеряшек устраивать. Что ты опять просрал? - Резинку. Фиолетовую. - Лох, — хихикает Чонин, случайно подцепив кольцом на пальце стопку модных старых дрянных журналов, упавшие на пол. — Блять, — разочарованный вздох. - Карма, умник, — искавшаяся девушкина резинка стреляет в чониновский лоб. - Эй! — дрогнул он. — Иди и поднимай, сука. - Сука - это литературное слово. - Тебя прям описывает. - Я тебя сейчас побью. - Ты не можешь. Ты собака, у тебя лапки. - Ага, гав-гав. Челюсти едва дрогнули для смеха. Анфиса не знает, стоит ли ей смеяться с таких шуток. Мысли вихрем перегружены только одним: стоит ли не есть теперь ничего? Это хорошее решение? За каждый такой шаг будет своё истощаемое последствие. Пропрыгав на одной ноге с задратой ввысь головой за Сынмином, врезавшись случайно с извинениями в него, тот наконец-то прекратил свои мучения и перевязал резинкой волосы. Чонин оценивает его творение, ногой размазывая до сих пор лежащие журналы на полу. - Я подправлю. Смущённый карий взгляд отодвигается в сторону, неловко колебаясь от близости с вампиром. Парочка прядок свесились хрупко на лицо, не загораживая обзор, поместившись около висков. За круглую серьгу с разноцветными капиллярными камушками зацепился локон, убравшийся прохладной шершавой рукой. Пальцы крутят голову девушки, схватившись мягко за подбородок, изучая. - Так лучше? — спрашивает он у Сынмина, отпуская человека. - Что ты ей за висюльки на лицо прилизал? - Сам ты висюлька. - Ладно. Что это за сопли на её лице? - Так модно вообще-то! — диктует Чонин, закатывая в пылком раздражении глаза, легонько почесав нос. - Не вижу в этом ничего модного, — пожимаются плечи, а пальцы обратно волной закатили на запястья рукава кофты. - Не разбираешься ты в этом потому что. - Да я и несильно хотел, — отходит вальяжно он, садясь на край кровати. - Тебе-то хоть нравится? — оборачивается, строго смотря на человека. - Э... — застыла она, нервно вздохнув. — Ну... Я ведь не знаю, как выгляжу. - Исправим. Терпкие пальцы лукаво похлопали по её голове, встряхивая конский хвост. Внимательно наблюдаются следующие непредвиденные действия. Жестикуляция рук ловко подобрала оборванные ветхие отсвеченные журналы, кладя их обратно на полку рядом с распустившейся мутной фиалкой. Поднос цветочного горшка криво изогнулся, ломаясь, а чёрные точки намертво присосались к нему. Хлопнув дверцей длинного шкафа, в смарагдовой пыльной рамке подносится маленькое выпуклое зеркало. Анфиса просматривает через него свой новый образ, вспоминая рокочущий в мыслях детский сад. Материнские тёплые пальцы ласково и бережно подушечками пальцев целовали пробор головы. Детская подстриженная самостоятельно под эксперимент чёлка шторкой прикрывает бровки. Тугой конский хвост свешивается до пупка. Мельком в зеркале проскочил этот миражный образ. И резко забылся. - Ну, нравится? — мягко улыбается Чонин, держа зеркало перед носом Анфисы. — Я ведь говорил, что Сынмин сможет тебе вместо этого заплести хвост. Смотришься очаровательно, лисёнок. - Я... Э... Да, нравится, — просеиваются мысли и глазки отводятся в сторону. - Вот и славно, — зеркальце ставится на полку. Ян обхватывает девушку за руку, ведя осторожно к своей элегантно заправленной кровати, заострив взгляд на её коленке. - Ловлю, — подставляет локоть Сынмин, помогая посадить отдалённо от себя человека. - Спасибо, — тихая благодарность. Кожа сквозь ткань одежды ощущает беготню зябкости по плесневелому пододеяльнику, покрытый тонкой кофейной пенкой. - А какой фильм смотреть будем? - «Пункт назначения 3», — отвечает Чонин, присаживаясь рядом. Кропотливая тишина в комнате, заставившая вампира слегка скулёжно смутиться под неестественные взгляды. - Что? Что опять не так? — дрогнул он. - Ты опять эту хрень включил? Там одна порнуха, — укладывает спину на прогнувшийся матрас Сынмин. - Я тебе сейчас такое порно включу, охренеешь. - У нас Анфиса здесь. Фу, чему ты детей учишь? - Да чего она там не видела. Правда? — акриловые капельные глазки изучают её. - М... — в ступоре смотрит то на одного вампира, то на другого. - Да и не ребёнок она. - Всё равно, не надо ей такое показывать. - Ты про фильм или про порно? Скукурузив вместе брови, прогнув пару полосок на лбу, Ян пододвигается ближе, задирая острый кончик пододеяльника на себя, набрасываясь на Сынмина и щекотя его. Громкий распустившийся крик пронизил комнату, заставив подпрыгнуть даже плотную стопку книг на полке. Руки скрещенно защищают еле прикрытые блесклые ключицы под мягкой пастельной вязанной светло-кофейной пенкой кофтой. Под закрытыми глазами умилительно образовались незваные семена вмятин. Руки блуждают по рёбрам, запуская пальцы в кремовую кожу. Смотря на такое торжество, девушка смиренно отодвигается, позволяя ребятам продолжить своё ребячество. Приостановившись, Чонин поглядывает на неё в сторону, разговаривая глазами с Сынмином. Корректно приподняв свой вес на чужие упругие бёдра, хихикнув, Ян говорит: - Эй, а ты куда, Анфис? — сносно и резко берётся рука за её дрогнутое плечо. — Мы про тебя не забыли. - Эй, подож!... Карминовые губки не смогли произнести конечное слово, как девушку засунули в середину двух высоких тел, обдающие воздух знакомым парфюмом. Нервно и неудобно застыли конечности, спина упирается в вздымающую после смеха и щекотки мятежную сынминовскую грудь. Горячий холод кольца на пальце ёмко задел приподнятую голую кожу на талии Орден, сжавшая плечи. Чонин переворачивает их троих набок, сместив ноги на икры парня, закрывая побег Анфисы от них. Убористо и замкнуто фарширует приток крови. Дыхание онемело, грудная клетка сжалась. Пальчики непослушно сплетены в замочек. Бутонные миндальные глаза расширяются. Деловито и упрямо руки обхватывают плечи Чонина, толкая его от себя, вызывая липкие вампирские смешки. - Не нравится? — фыркает он, сбрасывая холодные ладошки. - Д..Да кому бы понравилось? - Эй, всё ведь нормально, — когти-капельки скользко почесали её макушку, выковыривая пару рассеянных петухов. - Эй, я ведь старался, — хмурится Сынмин. - В чём именно? - Сам подумай. - Причёску и переделать можно, не ной, — встаёт, освобождая путь. — Я на кухню. Чай, кофе? - Кофе. - С молоком? - Как обычно, без, — приобнимает вампир человека, укладывая его голову на своё предплечье, вызывая ходьбу мурашек по позвоночнику. - А тебе, горе-дитя? — ноги подходят к дверце, — и я не приму ответа со словами «не хочу». - Но... — кроткий вздох. Неудобно переминается тело в объятьях. — Вода. - Чай, — лёгкой походкой стремится покинуть собственную комнату Ян, густо захлопнув дверь. Если бы комната была телевизором, то она бы отдавалась звуком старых блеклых помех. Довольные реснички хлопают, случайно перекаясь с Сынмином взглядами в отсутствии Чонина. То, что сотворил вампир, калейдоскопом бродит рассыпчатое время, образовывая перебинтованное мгновение на тёртые осколки. Наверное парень не понимает, насколько помог коленке Анфисы, просто перевязав её и нарисовав грязную мазню на ленивой ткани. От этого пламенно внутри, что непривычно. Неуклюжая улыбка давится изо рта девушки, неизбежно прячась от сынминовского взгляда в горящий экран ноутбука. Гуляющий приятный ветерок разглаживает кожу под бинтами, въявь напоминая о внезапной помощи. - "Он просто помог, не надумывай ничего. Они практически все это делают и стараются поднять моё настроение своим дебилизмом." Раскиснутый чайный пакетик потанул в глубине кипятка, намалевав в воде осенний скрежет. Налёт качественных цитрусов втайне укрыл комнату, перемешиваясь опасно с зёрнышками горького соломенного пенистого кофе. Кривые и скукоженные обёртки конфет корректно и плавно обнимают плотными изгибами сладости. Несколько пакетиков растворимого в порошке кофе скреплены вместе. Тыквенная капля устремилась слезть с края кружки на дубовый столик, оставив липкий от шкодящего сахара след на стекле. Тёплость посуды капельно и несильно обжигает пряничные подушечки пальцев, но согревает их. Уместившись в серединку между вампирами, Анфиса отслеживает события в фильме, нервно и напряженно дрыгая больной левой коленкой от ревущего холода по клеточкам кожи. Троица завёрнута в чёрно-белый размашистый клеточками плед. Звук ноутбука настроен на средний, но чётко и коротко достаёт до бутонных розовых ушей. Сонный свет свежо царапает темь в комнате. Беспокойно. С попаданием в особняк это чувство влилось по самое тёртое горло. Брусничная темь варьирует в четырёх стенах, подталкивая дискомфорт. Нещадящие случайные смерти в фильме только вскипают кипяток в крови и барабанящем сердце. Вспыхнутые хлёстые крики актёров только добивают состояние. Звонко и ловко пошуршав обёртками, Чонин нащупывает что-то липкое, круглое и мягкое, помещающееся в его твёрдой ладони. Из прозрачного стеклянного подноса, опрокинув по укромным углам пару съестностей, вынимается на вид круглый мячик, повлекший на себя внимание Анфисы. - О, ебать, мандаринка! — встрепенулся парень. — Откуда она у нас? - Может Чан проезжал где-то и купил, — смакивает в ручейный кофе тонкие губы Сынмин. — Хочешь, съешь. - А вы оба не будете? — хлопают в ожидании глазки. - Я не хочу. - Я тоже не сильно хочу, — поддакивает девушка, за половину сеанса фильма выпив половину чая, не взяв ничего в закуску. - Тем более ты их любишь. Так что жри и дай досмотреть горе-фильм. Кстати, сейчас этому тренажёр голову расплющит, — показывает он пальцем на экран. Оживленно на крошки и обёртки фантиков стискивается монотонная шуба мандарина, а сочная вязко-сладкая мякоть накалывается на пронзительные клыки, задорно играясь с сеточкой долек. Фруктовый сок омывает эмаль. Угощение бодро съеденно: Чонин доволен, виляя скулами. Живот играет колдующий ритуал, напоминая поесть что-нибудь. Анфиса не притрагивается ни к единому деликатесу, молча отсиживаясь на месте и сосредоточившись на фильме, тихо попивая сладкий чай. Однако, признаться честно, закусить хотя бы одним печеньем не помешает, дабы угомонить голод. Но тогда собственное обещание обрежется ножницами вины и слабости, если возьмётся в рот что-то съестное. Карамельные и шоколадные конфеты перед руками иллюзией навивают большое выделение слюны. Ноутбук неожиданно вырубился, в комнате опустошённо мерцает сгусток темноты. Правая коленка запрыгнула на кровать, ныряя в обеспокоенные объятья человека. Голова рефлексно мечется по комнате, видя несуществующих, но настораживающих зябких тварей по углам. Дыхание шумно погасилось. - Как не вовремя, — ворчит младший вампир. - Ты его хоть заряжал? — спрашивает Сынмин. - Ну... Да? - Невидно этого. - Теперь действительно не видно. - Говорит Чонин. - Умничает Сынмин. Шкодливые руки приподняли человека за подмышки, прислонив к скомканной толстовке. Разжалобный крик рванул из груди, плечи зябко согнулись. Ладошки прикрыли глаза, чувствуя, как относят куда-то тело. Внезапное лимонное свечение затащило страх в угол, протягивая руку помощи. - Ты чего орёшь? — спрашивает держащий Анфису Чонин за талию. Теперь знакомые черты лица славно убаюкивают её глаза. — Анф... Вылететь слово не успевает, а лилейные вампирские ключицы обвивают молодые локти, скамкивая тесные пальцы воедино. Жёсткое дыхание невзрачно оглушает заднюю часть шеи, колыхая волосы. Девушка обняла вампира. Чонина. Айена. В который раз. Подбородок загнулся на предплечье. Тряска тела от обобщённой собственной фобии вертится чёрной магией покругу. Челюсти поджали танцующие зубы. - Воу... Что с тобой? - Н... Ничего, — медовая щека прижимается к его молочной скуле, объятья туго стискиваются на чужих предплечьях. - Ты испугалась? — пиано понижается голос. Миндальный коготок массажирует боком её череп. - Нет. - А нахрена ты её взял? — встал с кровати Сынмин, захлопывая ноутбук на засраном столе. - Кого? - Анфису. - А... Ой... Не знаю, — бурые глаза встречаются с такими же, но в этих глазных камушках человека есть что-то, что напрягает. - Вы так и будете стоять? — прочищается горло. Вскружились томные бровки, осознавая ситуацию. Вытянутые пальцы хрустят, рисуя круги на талии девушки. Носки ступают по соринкам ковра, склеиваясь неуместно с ними, подходя к кровати. Дурацкая цементная фольга отсвечивает на матрасе половину комнаты в искажённом варианте, куда сажают Орден. Она не стала говорить о собственной боязни темноты. Какие-то вампиры, притворяющиеся в собственных мошеннических характерах, не должны знать эту уязвимость. - Что делать будем? - Теперь? - Нет, блять, потом, — наигранное раздражение констактирует Чонин, в охапку пригвоздив ноутбук. - Я знаю что делать. Заторможенно испаряется из комнаты Сынмин, сдув и взболтав томные колечки дыма после себя. Рука машинально тянется к вкусной клубничной конфете, затерявшаяся среди стопок песочного печенья и ароматного, поделённого на рассыпчатые плитки, шоколада, рассматривая интересную находку. Шелестящая шумная обёртка нудно скрипит. Острые треугольные края так и просят разорвать их и попробовать упакованную карамель, мечтательно напечатанная как и на передней стороне полу-прозрачной обёртки. Чонин ставит ноутбук заправляться, а сам тонко подсаживается рядом с Анфисой, которая небрежно поворачивает сладость через пальцы, играясь. Шкодливая улыбка выгибается на лице. - Если хочешь, то ешь. - А? — дрогнула она, положив карамельку обратно в кристальную миску. — Н..Нет, я не хочу. - Тогда зачем брала? - Просто посмотреть. - Посмотрела? - Ну да. - Нравится тебе пока что? - Пока что? — приподнимаются бровки. — Ну... Наверное да, но мне не хочется. - Что не хочется? — повторяет игру с бровями он. - Конфетку. - Так я не про конфету, а про ночёвку. Тебе пока что нормально с такими... ньюансами? - А... Ночёвка, — кусается вишнёвая губа, — всё хорошо. Ты ведь не думал, что произойдёт такое. - Я не не думал, а не вспомнил. Я знал, что ноуту и так кердык, но забыл об этом. - Ничего страшного, — ватные подушечки пальцев лоскутно и подбадривающе легонько похлопали по его голове, касаясь жирноватых прямых локонов. - Что ты делаешь? — спрашивает мягко. - Я? Ой... — убирается рокочущая рука. — Прости, тебе наверное неприятно. - Эм, да нет, — лианой обвивает рука её запястье, возвращая обратно на волосы. — Хочешь, можешь помассировать, если умеешь, — утешительно улыбается. - Тогда я на очереди, — трясёт какую-то игровую коробку Сынмин. Пленённо дрогнув, ребята разъединились от друг друга, оборачивая макушки на Кима. - Это что? - Игра. - Я понимаю. Но про что? — встаёт Ян, подходя ближе. - Увидишь. Заинтересованные лица изучают матовые картонные карточки на постели. Игра «Объясни, покажи, нарисуй» буравит интригующий взгляд. Ванильным корректором замазано большинство «детских» слов, а чёрный брашпен дополнил новые, более интересные. У всех участников содержится по пять карточек в колоде: остальные пронеслись в коробку. - А где ты это вынул? Я не помню, чтобы у нас была эта игра, — когтями почёсывает Чонин угол своей стопки в руках. - У Феликса, — поудобнее усаживается Сынмин, около себя прилипив подушку. - А сам он где сейчас? - Не знаю, но в комнате его не было. - То есть... Ты украл? - Взял на временное пользование, — очки снова заправляются на макушку. - И как ты это потом вернёшь? - Если Ликс заметит пропажу, то принесу ему, а если нет, то оставлю себе. Будем ночью играть. - Зная его, он даже не догадается, старичок наш рассеянный. - Я бы даже сказал, что Чан и Хо старички, а Ликс, ну... Ему всего сто девяносто семь годиков. Мелкий ещё. - "Чт... Нихусе маленький", — думает ошеломлённая Анфиса. — Сколько-сколько ему? - М? — оборачивается на неё Чонин. — Ему сто девяносто семь лет. - Феликсу? — выпучились каштановые глазки в непонимании. - Феликсу, — с точностью даёт ответ Сынмин. - Но... Он слишком молодо выглядит. - Для вампира в самый раз. - Для вамп... А. Точно, — проговаривается последнее слово сипло. - Ты чё, забыла, что мы вампиры? - Н..Нет. - Ага, я услышал. - М... — обдумывается вопрос. — А... Нет, ничего, — машется голова отрицательно. - Ты хотела нас спросить, сколько нам лет? — дополняет Чонин. — Мне девяносто девять. - Мне сто тридцать два. - Ого... Но вы и правда молодые, — нервно скамкиваются шерстяные млечные рукава, — для вампиров. - Ну мы, к твоему сведению, они и есть. Удивлена? — наигрывает бровками вампир. - Нет. - По тебе и видно, Фис. - Так, давайте уже начинать игру, — ломкие пальцы заправили назад волосы. — Давай, начинай, — поддакивает подбородок на девушку. - Я... М... — читаются слова на первой попавшейся карточке, просматривая варианты. — Выберу нарисовать. - Нари... Так, стой. Коленка скукоженно приподнялась, потирая отсидевшие невидимые татуировки полосок под лоскутной тканью штанов. Пальцы, схватившись за бумагу, грызут её в разные стороны с большой клетчатой тетради. Поразговаривав и прийдя к общему мнению, ребята решили, что этот листик можно использовать для всех, чертя и калякая по меньшему количеству тратящей чернильную пасту чёрной ручке. - Это луна? - Это шарик? - Нет, это... Стоп. Ты ещё что-то рисуешь? — задаёт вопрос Чонин. - Ну... Я думаю, что по этому предмету будет лучше понятно... что мне нужно нарисовать, — неудобно с пронизывающими дырками шьётся рисунок. Небесные клеточки помогают делать начатое. - Что-то ты слишком трудное выбрала, — хмурится Сынмин, мотыляя ногами, пятками стуча себе по ягодицам. - Нет, оно не трудное. - Это жвачка такая? - Это настольный теннис? — предполагает Ян. - О... Д..Да, — откладывается ручка на середину листика. — Это настольный теннис. - Рисовать ты не умеешь, — листает глазами творчество Анфисы Сынмин. — Я думал это удочка, — пальчик тыкает на какую-то корягу. - Ну... Да, я не умею, — сознаётся она как всегда тихо, приподняв плечи. - Можно и научиться. - Да, Хенджин может помочь, если попросишь. - Не упоминай эту истеричку, — забиваются вверх глаза младшего. - Но он хорошо рисует, — бродит взгляд по своим картам. - Он хорошо рисует? — чешет локоть девушка. - Да. Даже очень. - Он сам учился р..рисовать? - Да мне откуда знать? — выгибается бровь. — Как встретишь его, так и спросишь. - "Да что-то несильно хочется его встречать после произошедшего. Страшно..." Игра идёт плотно. Очки зарабатываются игроком тогда, когда он угадывает чужой слог, либо никто не угадывает его. Бледная замазка не заляпала собой кромешные баллы возле выполнения и чтения задания. Беспорядочно в голове мелькают ответы при отгадке чужых незнакомых идейных форм. Вечер возбужденно и приятно проводится с вампирами, забывая хрупкую боль в коленке. Тонкий смех обретает новые обороты. Зажатый анфисин ладошкой рот накрывает уже и рука Сынмина. Резкий подскок дофамина разогрел живот, вибрирующий от гогота. На капустных лицах расцвели приятные морщинки и ямочки. Матрас упрямо и нехотя прогибается под телами человека и вампира. Щёки пылают бардовой духотой и смущением, но танец продолжается. Невидимый кожаный на ощупь ремень отстёгивается со штанов, выбрасываясь на пол. Резиночкой и медленно дразня, пальцы оголяют контур кожи, гулко показывая плоский пресс, прогиная назад грациозно позвоночник, хрустя не размявшимися суставами. Узор еловых полосок над пупком покаянно опускается низом толстовки обратно. Чонин отворачивается, сам смеясь со своего выступления: - Хватит ржать, вы оба! — подскакивает от гомона зябкий голосок. — Угадывайте уже, вы з... хах, знаете! - Нет, помучайся ещё! — обнимая Анфису, хихикает Сынмин, утыкаясь цветковым носом в дёргующуюся голову, теряясь в волосах. - Эт... Ха-ха-хах, — тошно дрогается туловище человека от внезапного танцевального номера, — с..стриптиз? - А по губам, — стукает несильно вампир об неё подушку, фривольно кладя её макушку на взбитый кривой ком. - Ой... — пытается шумно отдышаться. - Да, стриптиз, — усаживается на твёрдый помятый край Чонин, заправляя назад сальные волосы. — Ёбанный Феликс. Кто это вообще придумал? - Возможно он и придумал. А возможно и Чан, — Ким кисло отстраняется от девушки, поворачивая голову. — Ой... - И что же я придумал? Стриптиз? Смоляная в кудрявых волокнах ниток толстовка облегает тело. Кулаки, раздражённо сжимающие костяшки, замурованы в карманы. Запах приторных сластей отдали в нос кулаком, морща веки. Сплетённые в объятья кудри акробатично сцепились в друг друга. Глянцевый свет укрывает правую сторону лица, отодвигая остальную в добрую темь. Чан разгребает глазами свинарник в комнате. Изломанные тёмно-кирпичные брови прочно и осуждающе дополняют строгий недовольный образ. - Вы чё в троём ржёте, как лоси на весь особняк, блять? Бегом спать, детки, — выдаётся пассивно-агрессивно, не моргая для чистоты и авторитета. - Мы только начали, — закатывает жгучую губу Чонин, стараясь оправдаться. - Вы уже сорок минут орёте здесь, заебали. - Ты мне и нам не указ. Почему мы не можем веселиться? - Я только лягу на кровать, и слышу гогот ваш. Мелкота, закругляйтесь давайте. - Это твои проблемы, — добавляет Сынмин. - Ах, не мои значит? — ввысь агрессивно и больше обиженно опускаются брови. — Тогда Анфису в её комнату сопроводите и спать уложите. Всё. Ночёвке конец. - Думаешь она согласится? - Я её не отдам, — обхватывает за плечи девушку Чонин, подталкивая ближе к себе за спину. — Мы и так еле её уломали с нами посидеть, а тут ты всё обрываешь. Уходи, блять. - "Жопа чувствует, что сейчас будет пиздец. Пожалуйста, пусть всё это быстро и мирно закончится, без ссор", — сглатывает каменный непроходной комок в горле Анфиса. — "Чана сегодня... Все и всё заебало. Он выглядит слишком раздражённым. Наверное я слишком громко ржала... Снова дура. Молодец, рассорила всех." - Дай нам хотя бы доиграть. - Нет. Идите по своим комнатам и приберите за собой. - Чё ты наезжаешь-то опять? — подставляет около бедра человека руку Ким, прижимая постельное бельё к матрасу. — Если не на ком злость выплеснуть, то пиздуй отсюда. - Какие благодарные свиноты, а. Чан терпко схватил девушку за щиколотку и протёр её спиной складки на одеяле, таща к себе. Смятённо дрогнув, не спеша осознаются последствия. Сложные строгие руки приподнимают резко и быро её за спину, притягивая ловушечно к плечу, вырастив по веским сторонам объятья, из которых сейчас невозможно выйти. Но человек не будет пытаться, зная ситуацию, обхватывая шею Чана, чувствуя рядом холодность уха. Тело осталось в напряжении и страхе, не зная как разобрать себя на частички нежного и тихого спокойствия. Не сейчас. Показательно хлопнув тёмно-дубовой дверью под лающие возгласы своих младших вампиров, старший спешно топочет носками по скользкому паркету, зарываясь на второй этаж в комнату Анфисы. Отрезав проворный кусок ткани одеяла на себя, внутрь запихивается человек, накрываясь сверху толстым вихрем мороза. Под холодным тоном персикового света из коридора выжимается капелька надежды на лучшее. Трепещущие пальцы жадно стискивают одеяло, высматривая стоящую и нависающую фигуру вампира. На подушечки пальцев опирается его вес тела, зарываясь и теряясь в складках зудящей ткани, закрывая по бокам свободу выбраться. Онемевшие ладошки смело, но неуверенно, касаются бледных скул. Спинка чуть выпрямляется, заглядывая суетливо в глубокие поздно-осенние глаза. - Ч..Чан, пожалуйста... Мы не хотели, — с уязвимым тяжелым выдохом произносятся слова, мазая круги на тонких скулах Бана. - Анфиса, — твёрдый тон заставил холко подпрыгнуть. Он укладывает её обратно в постель. — На утро. Я... Сейчас не в настроении, хорошо? — захватывается в непреклонном месте очумелый конец подушки. — Утро. Дай мне остыть. - П..Прости нас, пожалуйста... Пожалуйста... — умоляет горький голос. - Я не злюсь из-за этого, а из-за другого. Обмакнув своё неутешительное «спокойной ночи», ноги гулко покидают комнату, чуть тише прикрыв за собой дверь, нежели у Чонина. Кляксовые волосы растворились в прорези подушки. Тоскливо рубятся глаза в потолок перед собой, не замечая хлопот веточных вен на краске. Крутится вулкан в голове, животе и горле, посылая неприятный лёгкий осадок стянувшихся органов. Будто сейчас польётся тошнота, и вместе с допитым фруктовым чаем вылезет крупное мягкосердечное бьющееся сердце. Шорох низа занавесок посылает больше холодка и жути, переминая бочковые пушинки ковра. Мурашки легли на тело. Это и есть настоящий Чан? Чан, который не скрывает сейчас своих истинных эмоций и прямо заявляющий о том, что его не устраивает? Об этом ли тогда шёл разговор Минхо и Джисона? Мазок глаз Чана показался вполне себе очень интригующим и заторможенным. Он упрямился скоплению эмоций в нём, порождая глубокую чёрную тину внутри. И эта тина до сих пор копится, готовясь фонтаном обслюнявить отходами дорогих, наверное, людей. Или вампиров. Незнакомое шуршание электризовало рёбра. Обернув голову, Анфиса замечает два силуэта в отдали комнаты, скрыв распахнутые глаза под одеяло. Жалко поджав в состоянии одно колено к груди, обзор ярко становится неожиданно зримым, когда чьи-то пальцы стаскивают с взхломаченной макушки источник защиты. Присевший рядом Чонин заморозил выход слов своим бесшумным «тс-с-с», подзывая Сынмина к нему. - Б..Боже... Вы что тут делаете? — снова приподнимается огорчённое туловище. - Тише ты, блин, — кромсает рука её волосы в успокоительном и внимательном месте. — К тебе мы пришли, что нам тут ещё делать? — Ян бодает костяшками подушку. - Но зачем? Чан ведь попросил... чтобы мы разошлись. - И ты хочешь просто так прервать наше веселье? - Н..Нет. Просто он ведь ска... - Он просто злюка-подлюга, которая не разбирается в веселье. Слишком... Типа грозный, умный дядька, для которого важна работа, — перебивает Сынмин. — Уступишь? - Работу? - Дурочка, я про место, — вливаются локти на кровать, разворачивая бок к потолку. — Мы спим с тобой. - Э... — отчуждённо от такой идеи хмурятся бровки. — Это обязательно? - Перенести тебя обратно к нам - будет трудно, так как кабинет и по совместительству комната Чана находятся напротив лестницы. Так что раз ночёвка, то ночёвка, — заперлось тело под одеяло. - Ага, не волнуйся, — слегка отодвигает девушку Чонин в сторону, прикрываясь рядом сбоку. Не самое приторное удовольствие снова лежать между двумя вампирами. Седой акрил толстой деревянной панели в ширину крупен. Кровать уютна для сна в обнимку с пододеяльником, но не с малознакомыми жителями одинокого особняка в лесу. Хлопки тел мешкаются по старому матрасу, волнуя его с каждым новым переворотом. Пустая щекотка желудка довольно громко тренькает в комнате. Лицо сгущается неповинующимся смущением. Но кажется, что ребята уснули. Пальцы Чонина непринуждённо, скорее неожиданно, хрупким замочком скрепились на мармеладом шершавом запястье девушки, не сдавливая его, держа кисло-слабо. Приходится отлучиться руке под нагретую ухом цветковую узорчатую ткань подушки, оставляя ладонь парня висеть открытой, как и его тихий сопящий рот. Через смородиновую синь крупно наложили в комнате ночной чёрно-белый фильтр. Сынмин лежит спиной к Анфисе, филигранные волосы чёлки скатились непослушно набок, закрывая левую бровь. Тело отдыхает далековато от Чонина и Анфисы, забрав себе одну из пунцовых подушек под ухо. Заношенные, как говорил вампир - очки без линз, отдыхают на тумбочке. Глазки маячат по комнате, а сердечко дымко с настороженностью успокоилось. Веки то впускают в взор плавучий ночной мех, то просто закрываются, прислушиваясь к нутряной тишине с дрогающимися конечностями вампиров. Даже взявшийся в объятья лохматный пышный зайчик, - подарок Феликса, - не успокаивает упрямую бессонницу. Весенний солнечный венок из одуванчиков, криво пришитый к нему, докасается до кончика носа. Пластиковая конструкция веточки резанула слабо кожу, оставив быстро убравшийся мраморный след над глазом. Заснуть не получилось, что отчасти странно, вспоминая какие события произошли за день. Был человек бы более смелым, то сразу попросил не брать его за подмышки или взаимодействовать с его плечами, после внезапного взбесившегося Минхо. Обыкновенные «дружеские» объятья приносят на тело едкие обжигания крапивы, больше действуя на нервы. Хочется прямолинейно гафкнуть «Блять» от боли. От боли моральной и физической. Ножки чешутся по ковру, переступая на паркет. За четыре часа проведённых в кровати, пытаясь смахивать ползучие руки Чонина на себя, Анфиса подкрадывается к кухне, хромая. Льдистые и плавные комнаты окутаны немым шумом. Стручковый звук наступания по лестнице или докасания до стен лиственно обрушается дружно об висящие авантажные картины. Шлепки прекращаются, глазея на завешенные напрягающие шторы, отталкивая приближение к ним. Камин потух, лишь горстка марковных коконов подсвечивают безразличную беглую полоску дыма. Подушки как были разбросаны по углам, так там и остались. Грифель бурого карандаша царапает на бумаге очередной шедевр, но не для его создателя. Эскимосная картонная обложка со складки в который раз согнулась в пустых листах тетради. Хенджин отчищает вторую мандаринку, замерев с долькой в стиснутых зубах, посматривая на девушку. Небрежный хвост завязан каким-то пружинистым клубничным браслетом на овсяной макушке. Парочка волокон кончиками падают на лоб. Неловкая встреча после случившегося. Похоже, что парню тоже не спалось в эту тучную ночь судя по кривым и сжатым комкам бумаги на столе и полу. Пытаясь взбодрить часто не появляющуюся смелость, ноги шоркают по узкой поверхности плиток, отделённые от ковра, а рот раскрывается, пока руки сипло берут стакан: - Д..Доброе утро, — набирается немного воды для очистки горла. - Угу, — бросается небрежное и тихое болтыхание, продолжая раздевать мандарин. Внешняя сторона стопы левой ноги неудобно почёсывает взбитую арахисовую крошку. Стакан звонко простонал по краешку керамики. Оборачиваться и идти обратно в комнату через ступеньки не хочется: там спят другие вампиры. Живот снова капризно бибикнул, давая знать о пустом голоде. Но Анфиса не может. Не в этот раз. Она хочет быть честной с собой. Через плечо подаётся сладкий ржаной мандарин. - М? — оборачивается она, смотря на молчаливого Хенджина с цитрусом в руках. Корочка мандарина толстой шубкой легла по всему его росту и радиусу. Буйки кромешно впали, очерчивая точки. Какой-то шарик, который много значит. Если кто-то готов почистить мандарин ради вас, значит, этот человек готов идти на волнующие уступки. Вы небезразличны ему. Главное для него - поставить в приоритет ваш комфорт. Одинокий щедрый поступок способен определить ваши дальнейшие взаимоотношения. Когда мы совершаем мелкие добрые, бескорыстные поступки для тех, кто нам дорог, мы закладываем между друг другом фундамент надежности, безопасности, уюта. Масштабные поступки бывают многозначительны и поразительны, но только мелкие действия создают ощущение близости. Но порой нужно задуматься и поразмыслить: будет ли мандарин очищен от кожуры или нет? Настоящий вопрос только состоит в этом: есть ли у вас вообще этот шарик мандарина рядом? Покрашенные в нефтяной цвет когти быстро тыкают в плоть фрукта, дренажно и мгновенно оголяя его, подавая в руки девушки. Потупив взгляд, ладони с благодарностью берут неровный паутинковый комок, изучая. Шкурки плюхнулись в бледное ведро в объятья к другим объедкам. Хенджин молча в охапку испаряется со своими предметами из кухни, так ничего и не проронив. - Спасибо... — благодарится шёпотом. Язык играется с одной дугой долькой, думая проглатываться. Всё-таки пощадив немного себя, мандаринка отлепилась на две неравные части, получив где-то больше мякоти, а где-то меньше. Взвесив всё за и против, сначала слопается меньшая часть. - Без нас хомячишь? — выходит из коридора встрёпанный Сынмин, забыв взять с собой свои очки в комплекте. - М... Я думала, что ты спишь. - Сплю? Я вообще не спал, — стойко потягиваются руки вверх. - Э... Почему? — жуётся следующая кислая сладость. - А смысл тебе знать причину? Я просто отдохнул у тебя на кровати и всё. Кстати, не против поменяться кроватями? На твоей мягкой лежится, — постукивают лунные коготки по столешнице. - Э... — застывает тело на месте. - Да я шучу, чего уж тут, — пышная пухлая чёлка мыльнообразно подскочена вверх. — А ты спала? - Да, — готовый ответ на вопрос. — Будешь? — судорожно протягивается большая часть мандаринки. - Хм, не откажусь. Тихо переживав полузавтрак, парень предлагает: - Не хочешь сходить в библиотеку? - В б..библиотеку? - Да, утро всегда начинается с чтения заманчивой литературы, так что и для твоего молодого мозга будет полезно, — щёлкает он легонько по её носу. - М... Это... Типа твоя рутина? - Типа моя рутина. Ну, так что? - Ну... Давай? — робко поджались плечики. Знакомый книжный шкаф с одинокой фиалкой. Ладонь протягивается к алой книге на шестой полке, не глядя открывая вход. Держа туго Анфису на хрустящей спине, вампир присаживает её на один из зябких диванов, содрогая конечности. Челюсть поджата, пурпурные глаза меланхолично оседают по верху секретной библиотеки, монотонно удивляясь, что здесь есть и второй этаж. Как с первого попадания сюда, не заприметилась такая роскошь? Пальцы гуляют по деревянной полке, приглядывая книгу для захлёбного чтения. Единственный не сгрызанный мизинец приятно стукает по обложкам. В планах найти интересный детектив без простой юношеской и ненастоящей любви в популярную героиню, которая в конце будет с этим, если говорить мягко, пиздаболом. Загородившие резко проход сынминовские лестничные руки, впившие в пластиковый стеллаж подушечки пальцев, обеспокоили человека, напряжённо повернувшись к нему лицом, оказываясь зажатым между ним и шкафом. Что на этот раз не так? Дрожь сильно выдаёт уязвимость. - На самом деле, я хотел поговорить с тобой тут о кое-чём. И наконец-то время пришло, — буйный воздух изо рта обжигает её опущенную кожу головы, шатая сделанный им развалившийся хвост. - Ч..Что? О чём ты? — бродят по неопрятному полу разбухшиеся радужки глаз. - Зачем ты тогда стащила нож у Феликса, Фис? Ответь мне правду, — напористо падают ладони на её плечи. Вопрос, который поднял стену ступора. Откуда Сынмин знает об этом инциденте? Кровь перекривается в ушах. Неосязаемые глаза трудно поднялись на вампира. Кажется, сейчас пойдёт расскаянный и палевный град из наворачивающихся слёз. Гламурная лоскутная губа поджалась в страхе.