Тартановый Дракон — Эйгон, сын Бейлона

97 год после З.Э, Королевская Гавань

Точка зрения Бейлона

      Он наблюдал, как его младший сын вошел в Тронный зал с этим своим особым выражением. Он ненавидел это выражение, эту бесстрастную скуку, которую Эйгон часто испытывал, когда они находились в одной комнате. Ему было больнее, чем он мог признать, видеть это выражение на лице, которое имело глаза его Алиссы.       Несоответствующие глаза — один фиолетовый, а другой такой же поразительно зеленый. Те же глаза, которые когда-то носила его Алисса и которыми он восхищался.       Те же глаза, которые смотрели на него с равнодушием.       Он знал, что заслужил часть этого равнодушия, его отсутствие в жизни своего младшего ребенка гарантировало это.       Выздоровление Эйгона в его ранние годы было… другим. Он больше не испытывал боли, как это часто бывало, но вместо этого он был… тихим. Подавленным. Полная противоположность тому, какими были его старшие сыновья, которые были шумными и счастливыми детьми.       По словам Элисара, такое поведение не было неслыханным для детей, которые когда-то были больны и остались без матери, как будто они могли чувствовать отсутствие своей матери.       Временами он задавался вопросом, оправился ли его сын от своей болезни, настолько он был непохож на ребенка двух-трех именин.       Казалось, что Неведомый оставил свое прикосновение на его сыне, и он остался лишь оболочкой младенца-мальчика. Насмешка, которая заняла место его Алиссы. Бейлон уставился на своего сына, который был всего в нескольких шагах от него, стоя в центре Тронного зала.       Ему было нелегко выносить взгляды тех, кто был при дворе, выносить взгляды своего отца и своего брата на своего сына. Странного сына.       Иногда казалось, что в Эйгоне было больше, чем кто-либо осознавал, когда он смотрел в глаза Эйгона, глаза Алиссы, они были старше, чем им положено быть.       Они казались… усталыми и старыми, страдающими и онемевшими.       Как и у его отца, когда он думал, что никто не может его видеть.       Не раз он смотрел на своего сына взглядом, который желал, чтобы выжила Алисса, а не эта… тень.       Не раз он с тех пор сожалел, что думал о таких злобных мыслях. Алисса стыдила бы его. С мимолетной мыслью он подумал, что она, возможно, даже смотрит на него с самодовольной улыбкой на лице и смеющимися глазами, которые говорили бы: — Я же говорила тебе.       Вот он стоит, его Эйгон, их Эйгон, широкоплечий и коренастый, с длинным лицом, которое теряло свои детские черты, он был не похож на того болезненного младенца, который выглядел ближе к смерти, чем к жизни, и, сейчас этот ребенок стоя прямо и твердо, он мог только думать, что Алисса была права.       Он никогда не говорил, как он гордится Эйгоном, никогда так, как Алисса сделала бы это по отношению к тому человеку, которым Эйгон теперь становился.       Он помнил тот день, когда все изменилось, день, когда Эйгон на четвертый день именин встретил Мисарагорна, Дракона-Коротышку, как называли его дракона в то время.       Это был единственный раз, когда он видел такую ​​огромную нескрываемую радость на лице Эйгона, глаза, широко раскрытые от удивления и благоговения, как будто он наконец нашел половину своей души, которая была потеряна из-за болезни и Неведомого.       Его сын наконец-то ожил и избавился от оков, которые, казалось, душили его.       Это было одно из немногих воспоминаний после смерти Алиссы, которые он лелеял и вспоминал с улыбкой.       И с тех пор Эйгон только становился сильнее.       Послушники, а затем и Элисар, рассказывали ему об остром уме Эйгона, его блестящем уме, который обладал безграничным любопытством к миру. Было мало того, в чем Эйгон не преуспел, когда он решал сосредоточится на этом, но именно математика и история были главными интересами Эйгона.       Даже сир Крэбб сказал ему, что он ожидает, что Эйгон сможет получить рыцарское звание в том же возрасте, что и Деймон.       И когда Эйгон, всего в восемь дней именин, решил все числовые головоломки, которые его напыщенный младший брат Вейгон задал его сыну, это было единственное, что заставляло его смеяться после смерти Эймона раньше в том же году.       Элисар редко мог сдерживать свою улыбку на лице, когда Бейлон спрашивал его о том, чем интересовался Эйгон, поскольку вещи, которые интересовали Эйгона, казались такими же разнообразными, как звезды на ночном небе, хотя Эйгон питал особый интерес к древней истории, временам давно минувших дней, которые давн стали лишь легендами.       Эпоха Героев, Вторжения Андалов и Господство Валирии тысячи лет назад были тем, чем Эйгон, казалось, был очень заинтересован.       Тем не менее…       Несмотря на все свои улучшения, Эйгон оставался далеким от всех, за исключением немногих людей.       Он предпочитал проводить время в одиночестве или со своими наставниками вместо того, чтобы сближаться со своими братьями, как они с Эймоном в их возрасте, или общаться с сыновьями знатных родов при дворе, как и положено принцу.       Тем не менее, всякий раз, когда Эйгону приказывали, он изворачивался, как и положено принцу, и было ясно, что Эйгон  предпочитал быть далеким от всех, но Бейлон не понимал почему.       Он не понимал Эйгона.       Это было… бесило, и не раз он выходил из себя на Эйгона, а после последнего раза он просто решил отпустить Эйгона на Драконий Камень, как тот и хотел.       И, судя по отчетам кастеляна, Эйгон, казалось, даже больше преуспел из-за всей той свободы, которую давал ему Драконий Камень.       С благословения Бейлона Эйгон взял на себя обязанности, подобающие Принцу Драконьего Камня, и, похоже, он даже завязал дружеские отношения с рыцарями и членами Домов Узкого Моря.       До нынешнего возвращения Эйгона в Королевскую Гавань он взял на себя почти все обязанности Принца Драконьего Камня в отсутствие Бейлона, даже судя простолюдинов со «справедливым и честным умом», как сообщал мейстер Драконьего Камня.       Простолюдины Драконьего Камня приняли Эйгона и Эйгон принял их, если то, что сказал кастелян, было правдой о том, что Эйгон даже взял некоторых простолюдинов в оруженосцы или отправил в Дрифтмарк, чтобы те стали моряками и в перспективе капитанами кораблей.       Казалось, его сын процветал вдали от Королевской Гавани… и от своей семьи. Ни от него, ни от его отца не ускользнуло, что Эйгон не питал особой любви к их семье — за видимым исключением Визериса и Гейль.       Его два младших сына едва терпели друг друга, а еще были его собственные отношения с Эйгоном…       Трагедии его сестер и Эймона ослабили его мать, и она быстро состарилась и ослабела от возраста и горя. У нее было мало сил, чтобы посвятить себя своим внукам, и доставалось меньше всего Эйгону, который и так был далек с самого начала, в то время как его отец был предан в полной мере только королевству.       Это, конечно, не означало, что им было все равно.       Его отец знал больше, чем он, об интересах Эйгона, особенно его интересах на море, в то время как его мать знала о дружбе между Гейль и Эйгоном и поощряла ее.       Однако такой интерес и забота осуществлялись на большом расстоянии, расстоянии, начатом Эйгоном и оставленным нетронутым его родителями, и теперь они подвергались последствию этих действий, в виде того, как Эйгон смотрел на них.       Эйгон остановился перед ними, и Бейлон собрался с духом, его глаза стали жестче, когда он посмотрел ими на своего младшего сына.       — Ты опоздал, — Бейлон произнес своим обычным напористым тоном. Это был единственный известный ему способ поговорить с Эйгоном.       — Путешествие на драконе заняло больше времени, чем предполагалось, — Эйгон на секунду замер: — Это была моя ошибка, — Эйгон посмотрел на Бейлона: — И все же я успел вовремя, не так ли, отец? В конце концов, Деймон женится только завтра утром.       Бейлон сжал губы, услышав его слова, но заговорил его отец: — Ты должен был сегодня вечером отобедать с семьей, — Отец упрекнул Эйгона.       — Мои извинения, лорд дедушка. Я не знал, что мое присутствие будет так остро ощущаться, — Эйгон имел наглость улыбнуться им: — Если бы я знал, я бы заставил Мисарагорна приложить все усилия, чтобы успеть сюда вовремя.       — Ворон, которого мы получили, говорит, что ты намеренно решил задержать свой отъезд, несмотря на предупреждения мейстера, — Бейлон строго сказал: — Ты был единственным, кто отсутствовал на обеде. Ты опозорил нас, в частности Деймона, перед Лордом Рунного Камня и твоей будущей доброй сестрой.       — Я не думал, что мы будем принимать Ройсов. Если бы я знал, я бы приложил больше усилий, отец, — Эйгон сказал с поклоном: — Последнее, что я хотел бы сделать, это смутить моего дорогого брата, — Эйгон сказал тоном, который зашел слишком далеко.       — Довольно, Эйгон, — Начал его отец, его властный голос подавил любой другой звук под тяжестью его власти: — Кажется, твое время, проведенное на Драконьем Камне, только сделало тебя дерзким.       Глаза Эйгона расширились, прежде чем мальчик снова обрел самообладание, и его челюсти сжались, как будто он хотел что-то сказать, но передумал. Бейлон уставился на сына. На мгновение их глаза встретились, и Эйгон отвел взгляд от его жестких глаз и уставился в пол.       — Мои… извинения, дедушка, — Эйгон сказал на этот раз тише, более уважительно и склонил голову: — Я не хотел никого обидеть. Я забылся.       Тронный зал был жутко тих, прежде чем его отец нарушил эту тишину: — Ты можешь идти, Эйгон, — Эйгон снова поклонился и повернулся на каблуках, прежде чем его остановил отец, снова заговорив: — Ты не должен уходить после завтрашней свадьбы. Это понятно?       Эйгон не обернулся, когда сказал: — Да… дедушка, — Сказал Эйгон, прежде чем направится к дверям.       Двери с грохотом закрылись, когда Эйгон ушел, а его мать вздохнула и повернулась к нему с усталым выражением на старческом лице: — Кажется, Драконий Камень пошел Эйгону на пользу.       — Я бы не назвал неуважение улучшением, — Недовольно сказал Бейлон.       — Лучше немного неуважения, чем отстраненности, — Сказала ему его мать: — Не похоже, чтобы ты был лучше в том возрасте, — Сказала его мать, приподняв бровь.       — Он был хуже, — Пренебрежительно сказал его отец, прежде чем устремить свой суровый взгляд на Бейлона.       — Его извинения… его настоящие извинения…, — Начал его отец.       — Он боялся, что ты заставишь его остаться в Королевской Гавани в качестве наказания, — Бейлон закончил за отца.       — Как пребывание в столице, нашем средоточии власти, может быть наказанием? — Спросила его мать, ее серебристо-серые брови сошлись в намеке на хмурый взгляд.       Она редко вмешивалась в дела двора — или в заседания Малого Совета. Ее слух ухудшался с каждым уходом луны. Только в Тронном зале или в Драконьем Логове, где звуки были громче, она все еще могла слышать большую часть того, что говорили люди.       Бейлон посмотрел вдаль: — Не знаю, но именно столицу он презирает.       — И поскольку он единственный другой всадник Таргариен, кроме нас четверых, внимание, которое ему уделяется, больше, чем когда-либо прежде, особенно с тех пор, как он становится старше и почти достиг совершеннолетия, — Отец посмотрел на него со строгим выражением лица.       — Не помогает и то, что Деймон тайно издевается над своим младшим братом, — Дополнил его отец свои слова.       Губы Бейлона исчезли, из-за того что они было плотно сжаты. Деймон всегда ревновал Эйгона к статусу Драконьего Всадника, а затем и к Визерису, когда тот связался с Балерионом.       Это не было явным и маскировалось в шутку, когда его дракон был мал, но когда Мисарагорн начал расти с поразительной скоростью, это становилось все более и более резким.       Предоставление Темной Сестры, казалось, не уменьшило эту ревность, если вообще что-то сделало, кроме как усугубило ее.       — Деймон продолжал это с тех пор, как я последний раз говорил с ним? — Спросил Бейлон у своего отца.       Он был в ярости на Деймона, когда до него дошли слухи об этом, что Деймон плохо отзывался о его брате рыцарям, которые следовали за Деймоном.       — Нет, но ущерб нанесен, — Его отец сказал ему: — Независимо от того, что Деймон мог или не мог сказать об Эйгоне, это достаточно говорит о расколе в семье.       — Раскол, которому нельзя позволить расти, — Его отец закончил спокойно, но его слова имели более глубокий, серьезный смысл за ними.       Бейлон сжал руки.       Что он мог сказать? Он знал, что это была его вина, что он позволил этому дойти до этой стадии: — Визерис и Эйгон близки, — Наконец сказал Бейлон: — Не так близки, как Визерис с Деймоном, но близки.       — Они близки, — Его отец кивнул: — Но они могут быть еще ближе.       — Ему придется остаться в Королевской Гавани, — Его мать тихо сказала: — Он может не любить нас за это, — Возможно, даже ненавидеть нас, — Подумал Бейлон про себя: — Но это… в семье никому из нас не принесет пользы, — Его мать сказала, и он знал, какие слова она оставила несказанными. «еще один разлад» было одним из них.       — Я согласен, — Его отец сказал спокойно, вероятно, игнорируя то, что его мать оставила несказанным.       Он повернулся к ней и встретился с ней взглядом: — Было бы проще, если бы мы могли женить его на Гейль. Они достаточно нравятся друг другу.       Его мать похолодела, прищурившись, глядя на него.       Трудно было смотреть, видя, как его мать смотрит на отца таким образом. Он видел, как сильно они отдалились друг от друга за эти годы. Смерти Дейллы, Алиссы, Визерры так близко друг к другу, а затем внезапная потеря Эймона и Мейгель из-за серой хвори…       Это сказалось на его родителях… и их браке. За последние десять лет они постарели больше, чем за предыдущие двадцать лет.       — Гейль не выйдет замуж, пока ей не исполнится двадцать один год, — Сказала его мать, ее тон звенел от решительности, а в глазах горел огонь, как у настоящей Матери-Дракона: — Я не потеряю еще одну дочь, пока они не будут готовы. Таково было наше соглашение.       Его родители уставились друг на друга, и отец смягчился.       — Таково было наше соглашение, — Его отец замолчал и повернулся к нему: — Но как только ей исполнится двадцать один год, она выйдет замуж за Эйгона.       Бейлон встретился взглядом с отцом. Он знал, почему он сказал это сейчас.       Это держало Эйгона подальше от тех, кто пытался использовать этот разлом в своих собственных амбициях. Его отец пришел к власти, когда казалось, что все, что построил его прадед, находилось под угрозой потери.       Последнее, чего бы хотел Джейхейрис Миротворец, так это позволить бы всему, что он построил, разрушится до основания.       — Согласен, — Наконец сказал Бейлон: — Но он не может знать об этом сейчас, — Бейлон сделал паузу: — Я также предлагаю, чтобы мы не заставляли его оставаться в Королевской Гавани все время.       Его отец обдумывал это: — Очень хорошо. Прошло некоторое время с тех пор, как был королевское путешествие, — Он посмотрел Бейлону прямо в глаза: — Визерис, как твой наследник, после свадьбы отправится в Хайгарден, а затем повернется к Утесу Кастерли, Риверрану и Штормовому Пределу. Как и Эйгон.       Бейлон кивнул. Турниры будут устраиваться в честь Визериса и дадут Эйгону массу возможностей поучаствовать и опровергнуть беспочвенные и раздражающие слухи, которые исчезнут, вскоре после того, особенно после того, как Эйгон преуспеет в схватках оруженосцах, как и предполагал сир Крэбб.       Он и Эймон были неразлучны, когда путешествовали вместе, и он ожидает, что это путешествие свяжет двух братьев еще ближе.       Он также поговорит об этом с Визерисом.       — А Деймон? — Спросила его мать.       Он знал, что Деймон поставит под угрозу то, что они намеревались показать этим путешествием, что Дом Таргариенов стоит вместе. И одного взгляда на отца было достаточно, чтобы понять, что старый король тоже это знает.       — Он отправится в Рунный Камень и узнает земли, которые его будущая жена должна унаследовать, — Заявил его отец, и его тон был окончательным.