Тартановый Дракон — Эйгон, сын Бейлона

85 год после З.Э, Королевская Гавань

      Бейлон нетерпеливо шагал у дверей апартаментов, стук его сапог эхом разносился по коридорам Твердыни Мейгора.       Не прошло и шести лун с тех пор, как Алисса…       Его кулаки крепко сжались, послушался звук скрипа от его кожаных перчаток от напряжения, и он зазвенел в ушах. Он медленно выдохнул, продолжая шагать туда сюда, хотя и медленнее.       Потерять его так скоро после Алиссы… прежде чем он даже увидел его первые именины…       — Брат, — Услышал он, и Бейлон остановился и обернулся. Он даже не услышал, как тот приблизился к нему.       — Эймон, — Сухо кивнул ему Бейлон, смотря на брата, его поза тоже была напряженной.       — Я понимаю, почему слуги выбирают длинный обходной путь, — Сказал ему Эймон, когда их взгляды встретились, выражения лица его брата было спокойным, как всегда, несмотря на слова.       Бейлон слегка усмехнулся, сузив глаза: — У них нет причин для этого.       Эймон посмотрел на него с нотками скептицизма в глазах, слегка откинув голову назад: — Правда, брат? Я слышал твое метания здесь за десятки километров отсюда, — Сказал Эймон, скрестив руки на груди.       — Неудивительно, что слуги кажутся ужасными, — Сказал Эймон с весельем в голосе. Смутное воспоминание о днях озорства промелькнуло в слабом изгибе губ Эймона.       Бейлон встретил взгляд брата своим хмурым выражением, хотя его раздражение было неглубоким: — Они всегда были немного пугливы, — Сказал он с усмешкой, уголок его губ слегка приподнялся.       Эймон рассмеялся: — Да, так и есть. Они все еще говорят о нас с презрением на кухнях.       Губы Бейлона дрогнули, прежде чем он вспомнил о сыне.       Эймон только встретил его взгляд, его выражение лица было спокойным, как всегда, даже когда он говорил: — Все еще нет никаких новостей? — Спросил он, его взгляд теперь дрогнул и обратился к дверям.       — Пока никаких, — Бейлон сказал с оттенком краткости в голосе, плотно сжав челюсти.       Он почувствовал взгляд брата на своей спине, что заставило его захотеть сорваться и разозлиться, но вместо этого он решил уйти, подальше от удушающего присутствия необходимости иметь дело со своим несчастьем в присутствии кого-либо еще.       Он подошел к открытому окну и уставился на открытое небо, желая, чтобы он мог лететь средь облаков с Вхагар, чем быть… здесь.       Он крепко сжал нижнюю раму окна, глядя на Узкое море, слыша далекие звуки волн, разбивающиеся об острые скалы далеко внизу, это хоть немного помогало успокоить его настроение.       Он слегка напрягся, когда почувствовал руку брата, которая осторожно легла ему на плечо, желание сорваться возникло внутри него, но он упорно сдержал его, расслабившись, и напряжение внутри него немного отступило.       Его брат стоял рядом с ним, смотря в то же самое окно, что и он.       — Skorkydoso nūmāzma jī sōvegon lēkia? kosti jikagon jurnegon syt iā dornish mentyr naejot zālagon [Как насчет того, чтобы полетать, брат? Я уверен, что где-то там есть дорнийский флот, который нужно сжечь] — Спокойно сказал Эймон, когда его рука соскользнула с плеча Бейлона.       Губы Бейлона слегка скривились: — Vhagar would jorrāelagon se arlinnon [Вхагар бы насладилась шансом]       Он тоже бы насладился шансом. Сжигая корабль за кораблем, пока не останется ни одного их них. Он никогда не чувствовал себя более могущественным, чем в тот день.       Его полуулыбка соскользнула с его лица, когда он снова трезво ощутил резкий контраст беспомощности в этой ситуации.       — Боги жестоки, — Сказал Бейлон с ноткой горечи в тоне.       Эймон ничего не сказал, а Бейлон продолжил: — Он был в порядке в течение нескольких лун после смерти Алиссы, и как раз тогда, когда я начал надеяться…       — Его дракон больше не болен, — Эймон после нескольких минут молчания: — Драконоблюстители были уверены, что дракон не выживет, несмотря на их усилия, но он становится сильнее.       Бейлон ничего не сказал на это. Не было причин что-либо говорить. Не тогда, когда они оба знали, что он оставался оптимистом только по этой причине, даже если это казалось чепухой.       Яйцо, с которым спал Эйгон, вылупилось в ночь смерти его жены. Некоторые из суеверных членов двора увидели в этом знак Богов и то, что его жена возродилась, хотя подобные суеверия вскоре утихли, когда стало ясно, что его сын заболел так же, как и его дракон.       Он приказал Драконоблюстителям сохранить дракона в живых любой ценой, и теперь, когда дракон стал сильнее, он только надеялся, что его сын последует за ним и выживет.       — Он все еще сражается, — Эймон тихо заметил: — Малыши редко переживают первые несколько дней лихорадки, и точно не когда все так плохо. Он все еще жив, брат. Ты должен верить в него.       — Я потерял большую часть этой веры, когда умерла Алисса, — Сказал Бейлон, сурово глядя на брата. Алисса была сильно ослаблена, поэтому умерла вскоре после родов. Его глаза закрылись при воспоминаниях о его радостной жене, которая в конце превратилась в жалкую женщину. Ни одна из его молитв, ни к Матери, ни к Отцу, даже к Неведомому не сработали.       Прежде чем Эймон успел что-либо сказать в ответ, двери скрипнули, и Бейлон обменялся взглядом с братом, прежде чем обернуться туда.       Великий Мейстер вышел, и Бейлон направился к нему.       — Как он? — Нетерпеливо потребовал Бейлон ответов.       — Мальчик будет жить, — Через мгновение Великий Мейстер Элисар сказал: — Лихорадка ослабла, и теперь он в стабильном состоянии.       Бейлон облегченно вздохнул.       — Но, — Осторожно сказал Великий Мейстер: — Впереди еще много долгих дней, прежде чем мы сможем быть уверены.       — Один день за раз, Великий Мейстер, один день за раз приемлем для нас, — Сказал Эймон с улыбкой на лице. Эймон обнял брата за плечо.       Бейлон посмотрел на Эймона долгим взглядом, прежде чем сдаться с усталым кивком: — Один день за раз, — Согласился он,       Эймон улыбнулся: — Иди к своему сыну, Бейлон. Я сообщу муне и кепе хорошие новости.       Бейлон прошел мимо Великого Мейстера в апартаменты. Послушники и кормилица покинули комнату, когда он шагнул вперед, пристально глядя на кроватку.       Он подошел к кроватке медленным шагом и посмотрел на спящее тело своего младенца-сына.       Он выглядел умиротворенным, как будто он не боролся отчаянно за свою жизнь в течение нескольких дней.       Он наклонился вперед и нежно погладил сына по голове: — Sȳrī gaomagon, ñuha tresy. Emā issare kostōba [Молодец, сын мой. Ты был силен]       Сильнее, чем он мог бы пожелать. Возможно, еще одна частичка Алиссы все-таки будет жить.       Он отступил назад, бросив еще один взгляд на своего сына: — Gaomagon vīlībāzma, Aegon. Iksā se ānogar hen zaldrīzes [Продолжай сражаться, Эйгон. Ты — Кровь Дракона] — Прошептал он, прежде чем отвернуться.       Он вышел из апартаментов и направился по коридорам, пока не добрался до своей части крыла в замке.       — Мой принц, — Сказали стражники, склонив голову, прежде чем открыть ему двери.       Он вошел в дверь, его взгляд упал на сына, который сидел и читал с послушником. Визерис понял, что прибыл Бейлон, и встал, прежде чем подбежать к нему.       — Кепа! — Крикнул Визерис.       Бейлон улыбнулся сыну, взъерошив длинные серебряные локоны своего наследника.       Он не видел сына больше дня.       — Визерис. Ты продолжаешь свою учебу? — Спросил Бейлон, бросив взгляд на аколита, прежде чем снова сосредоточиться на своем сыне.       — Конечно! — Воскликнул Визерис обиженно, прежде чем взглянуть на помощника Великого Мейстра: — Я сделал расчеты и хорошо сдал тест! Я правильно назвал все Дома Королевских земель и их гербы!       — Вот как? — Сказал Бейлон, взглянув на послушника.       — Да, мой принц, — Он сказал, склонив голову: — Принц Визерис отлично сдал тест и продолжает хорошо учиться.       Бейлон оглянулся на сына и увидел, как тот встал немного гордее, и Бейлон усмехнулся: — Молодец, Визерис. Возможно, пора начинать твою боевую подготовку, — Размышлял Бейлон.       Он еще не разрешал Визерису тренироваться, хотя сам начал в более молодом возрасте.       Ситуация с Алиссой, а затем с Эйгоном…       Визерис просиял от похвалы, прежде чем с волнением взглянул на перспективу сражения, но все волнение исчезло в мгновение ока, когда он начал ёрзать.       — Эйгон? — Нерешительно спросил Визерис, широко раскрыв глаза от беспокойства и неохотной надежды.       Бейлон слегка вздохнул, приседая: — Твой брат жив, Визерис, — Сказал он мягким тоном: — И ему становится лучше.       Визерис широко улыбнулся: — Я знал это! — Сказал Визерис, уверенно кивнув так, как мог сделать только ребенок: — Issa iā zaldrīzes [Он дракон]       Бейлон рассмеялся, вставая и взъерошив волосы сына: — Это так, Визерис, — Сказал он с искренней улыбкой: — Это так.

— Пропуск Времени —

94 год после З.Э, Королевская Гавань

      Его рука подогнулась, когда удары наносились снова и снова, звук удара дерева о дерево звенел в его ушах, а его кости гремели под мощными ударами.       — Иди сюда, братец, — Нахально издевался Деймон, его сиреневые глаза сверкали, пока он продолжал атаковать его.       Деймон был вихрем, шаром неумолимой ярости, который, казалось, хотел поглотить его в огне еле сдерживаемой ярости.       Эйгон стиснул зубы, продолжая пятиться назад, блокируя большую часть атак брата. Он заблокировал удар сверху и быстрым движением нырнул под следующий горизонтальный удар и ударил мечом вперед, удивив Деймона.       Деймон развернулся, как раз вовремя, чтобы избежать его выпада, и рубанул его, но он поймал его как раз вовремя своим деревянным клинком. Деймон, казалось, перефокусировался, его удары стали более методичными, как неумолимый грохот волн, стремящихся сломать его пополам, как валун у берега.       Удар был сильнее и быстрее, чем он мог среагировать, и прошел мимо его меча. Он наклонился и согнулся вправо как раз вовремя, чтобы избежать удара по голове, но недостаточно, чтобы избежать удара по плечу его руки с мечом.       Он прикусил язык от боли и попытался поднять меч, но нервы в его руке были словно в огне, а меч был словно сделан из свинца. Прежде чем он понял это, еще один удар по его руке заставил деревянный меч выпасть из нее. Эйгон посмотрел на брата и увидел, что тот смотрит на него с самодовольным торжествующим взглядом.       — Ты снова проиграл, младший брат, — Весело сказал Деймон, хотя в его взгляде он увидел немного больше чем радость от победы, что давало понять Эйгону, что ему понравилось избивать его.       Как всегда, естественно.       Эйгон поморщился, пожимая плечами, прежде чем он взглянул на брата с натянутой улыбкой на лице: — С твоей помощью я обязательно научусь.       Улыбка Деймона слегка померкла, а улыбка Эйгона стала более искренней. Ему, возможно, и не было десяти, но это не означало, что он был невосприимчив к мелочности.       Лязг доспехов помешал Деймону произнести что-либо еще: — Мои принцы, — Сир Редвин выкрикнул: — Хороший поединок.       Деймон только слегка нахмурился, прежде чем повернуться на каблуках, отбросить меч и выбежать из тренировочного зала, словно он был капризным подростком.       Эйгон вздохнул, нежно коснувшись своего плеча.       — Вы хорошо постарались, мой принц, — Сказал сир Редвин.       — Хм, — Эйгон только хмыкнул, прежде чем встретиться взглядом с рыцарем.       — Я мог только защищаться, — Сказал он, слегка нахмурившись при этом. Как всегда. Его немного раздражало то, что он был таким посредственным в поединке.       — Вашему брату три и десять, мой принц. Он старше, быстрее и крупнее, — Сир Редвин заметил: — Нет ничего постыдного в том, чтобы проиграть принцу Деймону.       Эйгон свирепо посмотрел на сира Редвина, что говорило о многом, и Лорд-командующий это уловил по тому, как в его глазах промелькнули намёки на веселье.       — Сказав это, — Продолжил Королевский Гвардеец, выражение его лица было смертельно серьезным: — Хотя вы показываете хорошую работу ног и владение мечом для своего юного возраста, вы стараетесь не рисковать, мой принц.       — Разве это не хорошо? — Спросил Эйгон немного озадаченно.       — И да, и нет, — Сказал сир Редвин, на мгновение замерев, прежде чем продолжить: — В битве вы должны ограничить риск, на который идете, но без риска вы вряд ли получите победу, потому что в битве грань между поражением и победой очень мала.       Сир Редвин приблизился, взглянув на его опухшее плечо: — Даже попытка не рисковать только отсрочит ваше поражение, мой принц.       Эйгон внутренне поморщился. Что ж, это определенно был совет, к которому он бы прислушался.       — Вам следует пойти к Великому Мейстеру, мой принц, — Сказал сир Редвин, многозначительно глядя на его плечо. Он собирался сказать, что с ним все в порядке, но сир Редвин продолжил, даже не давая ему начать говорить: — И я сообщу вашему отцу, что вам не следует сражаться в другом бою, пока ваше плечо не заживет.       Он посмотрел на Лорда-командующего с раздраженным выражением лица, прежде чем сдаться, кивнул на его слова: — Да, сир.       Сир Редвин усмехнулся, уходя, оставляя его одного в тренировочном зале.       Эйгон уставился на деревянный меч, прежде чем поднять его левой рукой, ведущей его рукой. Его плечо болело, но оно немного расслабилось, когда он несколько раз покрутил его.       Он несколько раз взмахнул мечом, прежде чем принял стойку.       — Я не рискую, да? — Пробормотал он себе под нос, вытягивая руку с мечом.       Это было еще большей правдой, чем думал Лорд-командующий. В своей прежней жизни он так многого добился, никогда не рискуя, и в конце концов он справился лучше большинства.       Даже если случайность убила его в возрасте двадцати семи лет.       А потом он оказался здесь. Он был в ужасе, когда пришел в сознание в возрасте около двух лет, и еще больше, когда понял, в каком дерьмовом мире он переродился.       Он посмотрел всю Игру Престолов и прочитал некоторые подробности о мире, и он знал, что он был довольно близок к эпохе Танца Драконов, которая была очень плохим временем для того, чтобы быть Таргариеном. Честно говоря, вероятно, быть Таргариен в любом времени плохо, и он сокрушался о своей неудаче, что вообще переродился.       Он поморщился. Те годы были невеселыми, это точно. Он смирился с этим… по большей части.       К счастью, его не заклеймили как слишком странного, ну, слишком странного для Таргариена, по крайней мере. Он был тихим в свои ранние годы, и слуги редко общались с ним, за исключением заботы о его потребностях. Плюс ему повезло, что он родился фактически без родителей.       Бейлон был невнимательным «отцом» для него, который уделял больше внимания Визерису еще до возвышения Бейлона как наследного принца после смерти Эймона и Деймону, который был очень талантливым с клинком.       Это не значит, что Бейлону было все равно… просто казалось, что он не знал, как с ним взаимодействовать, учитывая, как он держал дистанцию ​​от него даже в его ранние годы. Иногда он был уверен, что его «отец» недолюбливал его, как Деймон недолюбливал его за смерть их матери.       Он поморщился при мысли о своей «матери». Его матери-тете. Его отце-дяде. Он почувствовал себя немного плохо и снова сосредоточился на своем мече, пытаясь перестать думать об этом.       Эйгон рубил и колол снова и снова, пока не почувствовал, что его рука немеет, и он остановился, тяжело вдыхая и выдыхая. Он провел рукой по лбу, смахивая часть пота, и пошел к подставкам для мечей и вернул клинок на место.       Он снова покрутил плечом и поморщился. Оно определенно будет болеть некоторое время.       Он пошел к Великому Мейстеру Элисару, чтобы то осмотрел его руку, тот намазал плечо мазью и сказал ему не использовать ее в течение следующих нескольких дней. Элисар сказал ему, что может одолжить ему еще несколько книг из своей коллекции, если он захочет чем-то заняться, и Эйгон принял его предложение.       У него были дружеские отношения с Великим Мейстром, все из-за его академических талантов. Что было полезно, поскольку он хотел узнать, как далеко он может зайти с тем, что он знал, и пока что казалось, что он, вероятно, сможет стать чрезвычайно богатым человеком. Он знал теории и методы, лежащие в основе компасов, часов, бетона и водяных мельниц, и только они должны были сделать его богаче дюжины торговых магистров и принцев Эссаса вместе взятых.       Как третий сын, он в конце концов не получит большого наследства, и с тем, насколько запутанным был этот мир, иметь много золота в какой-то момент будет явно полезно для него.       Тем не менее, странности этого мира никогда не становились понятными для него, пока он не понимал, почему так мало различий на протяжении тысячелетий имеет этот мир. Казалось, что они застряли на сломанных часах на десятки веков, и он не понимал из-за чего это происходит.       И это было не единственное.       В истории Вестероса было много несоответствий, которые казались очень большими, чтобы приписать это «типичной ненадежности» с историческими записями.       Например, как «драконова сталь» использовалась против Иных восемь тысяч лет назад, когда, как записано, Валирия появилась только пять тысяч лет назад. Он мог бы поверить, может быть, в разницу в тысячу лет, но три?       Было много того, чего он не понимал, как все это было возможно… его возрождение, темная и запутанная история Вестероса, даже времена года, которые определенно были каким-то образом нарушены.       Может быть, действительно существовала кабала божеств, которая вмешивалась в этот мир.       Он покачал головой, направляясь к заднему входу в Драконье Логово, откуда выходили драконы.       — Nuha dārilaros [Мой принц] — Один из старейших Драконоблюстителей подошел и приблизился к нему.       — Iksis ñuha zaldrīzes mazilībagon syt sōvegon [Мой дракон готов к полету?] — Он спросил у Драконоблюстителя.       — Kessa ñuha dārilaros, aōha zaldrīzes iksis mazilībagon [Да, ваш дракон все еще оседлан] — Сказал старый Драконоблюститель, и Эйгон улыбнулся старику, кивнув ему.       Старый Драконоблюститель рявкнул на валирийском на других Драконоблюстителей, чтобы они вывели его дракона, прежде чем он уйдет в том же направлении.       Ему сказали, что этот старик позаботился о том, чтобы его дракон жил, как только вылупился.       За это он всегда будет благодарен ему.       Из темного туннеля раздался низкий грохот, и из теней входа высунулась змеиная голова.       Голова дракона была усеяна острыми шипами и изогнутыми рогами. Существо магии медленно шагало вперед, на дневной свет на своих задних лапах и крючковатых когтях, которые оно использовало как предплечья, спрятав крылья.       Его дракон был странным по сравнению с другими. Там, где у большинства был доминирующий цвет, как у Среброкрылой, Вхагар, Вермитора и так далее, у его дракона их было два. Кроваво-красный оттенок с полосами густого темно-синего цвета покрывал его дракона от головы до хвоста. На его чешуе также были желтые оттенки, как маленькие пятна звездного света, которые делали чешую его дракона еще более выраженной, чем она уже была.       Глаза Эйгона сияли, когда он шел вперед, его дракон уловил его запах и опустил голову.       Громкий гул вырвался из огромной пасти его дракона, когда Эйгон положил руку на морду существа.       Дракон наклонился к его руке, и Эйгон рассмеялся, похлопывая по морде существа: — Mīsaragorn, — Ласково сказал Эйгон, и дракон ответил ему тихим рокотом.       По правде говоря, Mīsaragorn был причиной, по которой он взял себя в руки по большей части, когда понял, что в рождении в этом мире есть преимущество.       Он встретил своего дракона впервые, с тех пор, как тот вылупился, только когда ему было четыре года. Он был вчетверо меньше, чем сейчас, и был одним из самых маленьких, зарегистрированных для своего возраста. С тех пор он рос быстрее и крупнее большинства других драконов его возраста, предмет его гордости, и иногда у него было чувство, что то же самое чувствовал и Мисарагорн.       Он посмотрел на седло и увидел, что оно уже было на нем, и повернулся, чтобы встретиться взглядом со своим драконом. Он не мог точно объяснить связь, которая у него была со своим драконом… это было меньше, чем шепот, способ, которым они могли общаться друг с другом, но она была.       Проходили минуты, пока всадник и дракон оставались в присутствии друг друга в тишине.       — Īlen ivestretan mirros tubī [Мне сегодня кое-что сказали] — Эйгон сказал Мисарагорну и продолжил говорить со своим драконом, как будто тот мог его понять. Эйгон знал, что его дракон, вероятно, понял большую часть его слов.       И Мисарагорн фыркнул через нос, когда закончил свой рассказ.       — Ao pendagon issa paktot, ȳdra daor ao? [Ты думаешь, он прав, не так ли?] — Эйгон спросил с сардонической усмешкой, прежде чем отвести взгляд от своего дракона.       Прошло несколько минут, прежде чем он принял решение.       Сир Редвин был прав. Он должен рисковать не только в бою.       Он не мог не рисковать. Не в этом мире.       Он обошел Мисарагорна и взобрался на него, сев в седло. Он потер шею своего дракона, и Мисарагорн вытянул шею, глядя на Эйгона искоса.       — Skoros gaomagon vestrā, Mīsaragorn? kessa ilon explore bisa vys syt mirre bona zȳha gelebo? [Что ты скажешь, Мисарагорн? Должны ли мы исследовать этот мир во всем его великолепии?] — Спросил он у своего дракона, и Мисарагорн тихонько завизжал в ответ.       Эйгон улыбнулся.       Да… почему бы и нет?       В этом мире был не только Вестерос.       Он не хотел находиться рядом с этим пекловым троном, и он не хотел быть вовлечённым в тот беспорядок, который этот трон неизбежно создаст в будущем.       — Sōvegon, Mīsaragorn [Лети, Мисарагорн] — Выкрикнул он, и его дракон расправил крылья.