Pour la victoire, pour te

Вдох. Выдох. В бой.

Не в спокойную гонку и удовольствие после неё. А в бой, который я создам сам. В бурю, которая застанет всех врасплох. А после этой бури я буду жить. Но жить не из тревоги, а из любви... Я не успокоюсь. Я дам себе слово, что этот бой будет вечным. И я буду получать все то, чего мне так не хватало, в этом бою. Бою с собой и своими мыслями.

***

И я этот бой проиграл. Я ожидал этого. Ожидал того, что не справлюсь. Справился ходом, да, здесь сложно поспорить. Но на стрельбе мне казалось, что в голове бушует буря. Бушует этот бой, который я так ждал. И в этом бою я, к счастью, выиграл. Я не сдался, ни на мгновение не думал о том, чтобы сдать позиции. Но есть тот, кто выиграл этот бой. И это Фаб. Я буду восхищаться его стойкостью вечно. Я молил всех богов, чтобы он сохранил подиум. Я видел, что он волнуется, ведь его могли отодвинуть сразу два норвежца. И опять эти норвежцы... Я видел Мэрр: она молила всех о том же, о чём и я. Её воротит от доминации норвежцев. Нас всех это не устраивает. И молитвы сбылись. Когда я хлопнул Фабьена по плечу на финише, то тихо сказал: — Ты будешь на подиуме, не бойся. Он вряд-ли меня услышал, ведь был в бирушах, но всё, что я мог сделать для него, я сделал. И сделал успешно. Я своей победе был рад примерно так же, как сейчас этому третьему месту Фаба. Он заслужил его больше всех нас вместе взятых...

***

Жюли хотела постучаться в одноместный номер, где крылось спасение от всех её проблем, несчастий. Где она снова чувствовала себя легко и непринуждённо, особенно после такого сложного преследования. Но рука её дрогнула: из-за двери доносились тихие стоны.

***

Стоя обнаженным перед Мэрр, Эмильен даже не мог думать о чем-то и ком-то другом кроме девушки. Её русые волосы, неровные, отросшие так, что лоб был полностью закрыт длинными прядями; худые руки, но кости не выпирали; на ногах — пара синяков, которые она получила, когда прыгала в снег или падала на спусках. Красивая грудь... Это в последнюю очередь. Целуя Мэрр, он вспомнил, как ярость поглотила его внутри после выхода со штрафного круга. Поглаживая её бедра, он вспомнил, как хотел убежать от норвежцев. Доставая презерватив, он вспомнил, как на этом коварном подъеме у него почти кончились силы. Он вспомнил всё — неожиданность, крики Симона... А Мэрр равнодушно стояла рядом с ним, там, на трассе. Только один крик остался у него в душе: — Я эту рыжую крысу на шубу спущу! И слезы. Слезы, слезы, слезы... Пульс под двести, испуг, который мурашками пробежал по всему телу. Если бы он упал сам, то вскочил бы мигом и ринулся в бой. Но он задумался. Что это могло быть? Пока Эмильен понял, что произошло, было слишком поздно. В голове его не было ничего — только пустота и эти чувства, которые тоже можно называть пустотой. Мэрр извилась под его телом, нежно стоная и улыбаясь. А парень не хотел, чтобы удар за ударом продолжался этот бой. Он дернул бёдрами слишком резко... — Ты вспоминаешь этот финиш, да? Ты был зол, и на себя, и на Йоханнеса, но был зол. Он ведь сначала отказался извиняться, помнишь? А лично извинился. Странно, да? Что-то среднее между принятием вины и её отрицанием. А ты просто был зол. Я понимаю тебя, я никогда не буду тебя осуждать. Я никогда больше не буду такой гордой за то, что у меня есть только ты... — Мэрр... — дыхание сбивалось все чаще, а движения становились всё менее интенсивными. — Колечко... Не забудь взять его на тумбочке. После финиша я хотел порвать рыжего на куски, и лучше было просто уйти. Я бы вмазал ему, честно. Но от этого только будет много проблем... Пока я переодевался, я хотел просто, чтобы ты перестала плакать. Тебя не было: и знаешь, это... Резкий вдох — в глазах Эмильена появились маленькие капельки. — Ты всегда поддерживаешь всех парней. Всех одинаково. Всех до последнего, вне зависимости от результатов. Солнце, ты настоящий боец. Этот бой, эта битва — твоя. Это твоя медаль. Я не сдался из-за ярости, я хотел бороться до победного, будь то Стурла или Йоханнес. Я сделал это. Пусть и не так, как я мог. Это случайность, я никого не виню, ни себя, ни его... Его руки задрожали, на них появились полосочки вен. — Тебя я в обиду не дам. Сколько раз говорю уже... Хотя какая обида? Я просто убью их всех. Они не посмеют соревноваться сами с собой. Вот увидите... Новый вдох — Эмильен упал Мэрр на плечо. А она только смотрела в потолок и вспоминала, как он называл её больной спустя всего пару месяцев после их знакомства. Как он насмехался над её именем, а теперь... Теперь что? Теперь они проходят этот бой вместе. Эмильен, прижимаясь губами к нежной коже груди девушки, вспомнил ещё одну деталь. Из кармана куртки, которую он хотел швырнуть куда подальше в раздевалке, парень достал бумажку. Маленькую, простой обрывок листа. На нем были слова, которые он почему-то оставил в памяти: Никого не будет в доме, Кроме сумерек. Один Зимний день в сквозном проёме Незадёрнутых гардин. Незадёрнутых гардин. Старая русская песня, которую Мэрр любит, наверное, с года олимпиады. Она её напевала довольно редко, и он даже не мог понять, в какие именно моменты. И понял только сейчас; губы девушки разомкнулись: — Один зимний день в сквозном проёме... — ...Незадёрнутых гардин... — Ты тоже её знаешь? — Да. — Откуда? — Нашёл сегодня бумажку в кармане, прочитал и успокоился. — Лучше всяких таблеток. — Но хуже гонок. — Ну тут поспорить сложно... Мэрр закрыла глаза и уснула, чувствуя, как это тепло разливается по телу.

***

Жюли открыла глаза, когда коридор был полностью поглощен тьмой. Она что, уснула, сидя под дверью?! Девушка испугалась и хотела вскочить, но что-то её остановило — голова её не упала на пол, а осталась лежать на плече другого человека. — Опять ты! — с пренебрежением хмыкнула она. — Я, — Эмильен улыбнулся. — Мэрр спит, успокойся. — Сам успокойся, — Жюли сглотнула и подняла голову: — А... Глаза парня были красные, на ресницах и щеках виднелись разводы. — Глаза красные сильно... — она едва могла вдохнуть от такого его вида. — У тебя не лучше, — хриплый голос, который девушка запомнит надолго. Она снова положила голову ему на плечо. По своему желанию. Эмильен не сопротивлялся. — Каково это — проиграть вот так? — Жюли не сдержалась, хоть и знала ответ на вопрос. — Так, что ты уезжаешь нахуй, чтобы никого не прибить. Нет, она не знала ответ. Всё-таки "угадай что выкину" Жаклен ещё не потерян. Она снова заснула, пока он тихо сопел у неё над ухом. Но проснулась она в своей кровати: дверь в номер осталась открытой, ведь она планировала зайти к Мэрр всего на пару минут. А на тумбочке около кровати лежала записка, та самая, из кармана. Лучше всякого успокоительного.

***

Она вспомнила про эту записку перед второй стрельбой эстафеты. После того как уже феерично сбежала от соперниц после лежки, после того как сохранила преимущество... Незадёрнутых гардин. Это те самые два промаха, две мишени. Они дрогнули, но остались светить своей чёрной краской... Гардины-то задернулись, а вот желание показать себя — нет. Второе место, и к нему всё шло. Мэрр на стадионе не было: её загрузили работой, и она сразу поговорила с девушками, ещё с самого утра. И в какой-то степени без неё на трассе было непривычно. Это "непривычно" тоже добавляло какие-то силы. Только бы это чувство добавило сил и Эрику пару часов спустя...

***

Облегчение я испытал, когда Йоханнес догнал Эрика. Наконец-то мне не надо будет догонять человека, который хочет мне отомстить! Я прекрасно помню тот свой последний круг, смешанная эстафета, истерика этой французской девчонки... Голова кружится.

Что, мальчик? Не ожидал, что я буду так рядом? Я ведь чувствую твою панику: последний этап ты бежишь если не впервые, то в третий раз за жизнь, и на тебе эта ответственность за всю проделанную командой работу. Я и сам был таким же. Но сейчас-то я не такой.

Нужно максимально расслабить колени, чтобы прокат был больше... Стоп, что у него с лыжей? Или он так меня дразнит, давая понять, что я чем-то слабее?..

Я бы рад был бороться с тобой, Вебьорн. Только теперь мне приходится бороться с этим ебаным креплением. Я молился весь первый круг, чтобы на спусках не улететь в кювет, пока лыжа держалась на честном слове Мэррки Аньёрно.

Черт, я не могу его отцепить! Ладно, раз ты силен ходом, я свою слабину показывать не собираюсь. Упираться буду до конца...

...Ну я косой, Мэрр скажет мне об этом обязательно. А норвежский мальчик-то упархал, как бабочка. Ну ничего, исправим положение.

Он промазал! Я не верю своему счастью! Господи, Эмильен, какие подарки ты делаешь мне сегодня. Я уверен: победа за мной, ведь я же... А кто я? Кто я в этом бою? Скорее тот, кто отступил.

Почему же отступил? Ты не отступил тогда. Но тогда была другая гонка. Я сделаю все, чтобы взять реванш. Глядишь — уже и отставание не такое критичное. И о ковриках я знаю чуточку больше, чем ты. Вдох. Выдох. В бой.

Какой бой? Спроси себя, Вебьорн: какой бой? И меня охватила мимолетная паника.

Она станет не мимолетной, дружок: я увидел, как ты промазал первым выстрелом.

Он увидел, что лыжи у меня скользят. Что я постепенно качусь назад, прямо на него. А он будто специально переставляет ноги... И быстро, чётко стреляет.

Промах. Ну что ж ты за балда?! Не проблема, но когда ты задумываешься о том, что чувствует неопытный финишер, проблемой этот промах уж точно может стать. Ещё один промах. Ну а я смеюсь. Что, напуган?

Будто он выжигает меня боковым зрением. Быстрее, быстрее закрыть хотя бы одну мишень и уходить уже на этот круг! Нет... Он закрыл, он почувствовал мою слабость и закрыл, зная, что те пятнадцать секунд на выходе будут расти. Он сильнее меня сейчас, СИЛЬНЕЕ МЕНЯ!

Я кричал об этом всего лишь неделю назад, Вебьорн. Кричал так, что у Мэрр закладывало уши.. И просил её позаботиться о тебе. Она благополучно провалила это задание. Это и к лучшему. Гасите свет, Норвегия спит, ха-ха!

Вдох. Выдох. Второе место — проигрыш. Всё или ничего. Из-за этого мы проигрываем. Я не готов к такому, готов я только к плотной борьбе с более слабым его образом. А сейчас... у него даже глаза другие. И опять эта девчонка рядом.

***

Я всегда чувствую, что в Ле Гран-Борнане особая атмосфера, совершенно не такая, какая была на предыдущих этапах. Будто... что-то более близкое душе, местная публика, которая толпами собирается на стадионе, поддержка... Нет, мысли не вяжутся после долгой дороги. Надо поскорее лечь спать. Потом прожить две тренировки. А потом...

А что, блять, потом?!

Мэрр уснула быстро, ведь она целый день пробовала трассу и помогала сервисерам. Иногда на неё накатывают такие порывы вдохновения, которые связаны именно с этим. Эмильен всегда был только за то, чтобы девушка оставляла заметки в своём блокноте и потом проговаривала команде все нюансы сложного круга. Так было и сегодня. Но до момента, когда Мэрр уснула, остались только Кентен и Эмиль. Я засыпал. Точнее, хотелось упасть на кровать. Хотелось просто забыться, успокоить себя и сказать, что гонка не завтра, а, скажем, в субботу. Я не готов к завтрашнему дню. Во мне слишком много агрессии, которую Мэррка не разглядела. Я научился прятать то, о чём ей знать необязательно. Кентен остановился. А я продолжал идти вперёд. Я протянул его за собой пару шагов и наконец остановился сам. Я не хотел смотреть на него с тем бешенством. Но я заметил страх в его глазах. Нет. Страх не потому, что я так на него смотрю. Впереди кто-то стоит... Я узнаю этого кого-то из тысячи. Из миллиона. Он стоит и смотрит на нас в ответ... Снова... Как тогда, в Норвегии... Never speak a word "again" Убейте меня. Прошу. Я не хочу сейчас иметь с ним какие-либо дела. Но руки сами собой сжимаются в кулаки, а лёгкие будто становятся маленькими внутри грудной клетки. I will crawl away for good Я обязательно уйду, обязательно забуду этот тёмный вечер и тяжесть в ногах. Но я только и готов пройти вперёд и ударить ему в челюсть. I will move away from here Уеду в другой отель, чтобы не видеть его лица. Но это будет так, будто я струсил. Он поймёт: от его хитрых глаз ещё ничего не уходило. Вот наблюдательности у него не занимать. You won’t be afraid of fear В этот момент я хотел ринуться на него, задушить его и разорвать себе грудь ради спасения себя же. Будто я только и мог, что дышать через соломинку бронх и тормозить свой порыв. Я только и мог смотреть ему в глаза, которые были отчётливо видны под светом луны и лампы на потолке. No thought was put in to this Мысли не вяжутся. Только вдох. Выдох. И снова бой с собой. Не с ним, не с Ветле. Не с его руками и ногами. А с собой. И пока что я побеждаю. I always knew it would come to this Да, Курт, ты прав. Придёт время — я снова буду биться с ним. Буду биться снова, а не из-за старых обид. Из-за новых, которые уж точно будут. Мэрр, если она скажет что-то в адрес Ветле, точно не поздоровится. И сама себя она не всегда сможет защитить. Я боюсь этого, безумно боюсь. Он может убить её одним ударом, а она — повалить его на пол за счёт скорости. Тут слишком дизбалансная борьба... Я уже ничего не соображаю. Things have never been so swell Успокоение. Шаг. Второй. Третий. Он исчез, ушёл на лестницу. Я больше не вижу хитрые глаза и кривую ухмылку. Не вижу руки, сложенные на груди. Не вижу в себе зверя. Я смог. I have never failed to feel pain. Ты опять прав, Курт. Ах, если бы Мэррка показала мне эту песню раньше... И только после этих слов Эмильен почувствовал, что его запястье непривычно и сильно ноет. — Наконец-то ты почувствовал боль. Кентен ногтями и пальцами буквально впился в его руку. А парень только и мог смотреть на товарища, слегка опустив голову. — Боль останавливает тебя от чего-то необдуманного. Боль — твой естественный язык любви. Боль помогает тебе держать в себе эту агрессию и выпускать её наружу через мысли. Ты думаешь, я не заметил, что ты готов порвать меня на куски за любое лишнее слово? Ты думаешь, Мэрр этого не заметила? Это был наш план: посмотреть, как ты справишься с давлением и гневом перед гонкой. Но все пошло мимо этого же плана. — То есть... ты остановил меня таким образом? — Да. И это работает. То, что ты сильно любишь, можно использовать и против тебя внутреннего и твоих чувств. В данном случае — ощущение боли, даже если ты слишком занят собой, чтобы её чувствовать. — В бой, — только и мог прошептать Эмильен, прежде чем он открыл дверь и упал на кровать без сил. Агрессии больше не было. И цель, которую поставили перед собой Мэрр и Кентен, была достигнута, пусть и не так, как они этого хотели.

***

я свечу всеми-всеми, кого ты хотел бы видеть...

и теми, кого нет, и теми, кто далеко.

я их глазами свечу, я их глазами свечу тебе.

— И правда светишься! — улыбнулась Мэрр, сидя перед экраном телевизора в номере отеля. Сегодня она приняла решение смотреть гонку именно так: девушки сами её об этом попросили. Если она им надоела — об этом нужно говорить прямо, а не уходя. Мэрр поймёт, примет и выдернет из розетки свой трепещущий от каждой минуты, проведённой в Анси, мозг. Эмильен вздохнул, снова смотря на экран. К стрельбе подходила Жюстин... Я обожаю её. Обожаю Жюли. Они обе будто родственные души. Почему они такие разные? У них разные цели и ценности, разные взгляды, глаза, жесты. Но как же я их люблю... — Жюс... — парень встрепенулся, когда девушка постреляла на ноль. Мэрр обернулась, отодвигая в сторону свои статьи. — Мэрр, ты... говорила с Жюстин? — Да, — непосредственно ответила та. — И даже не я одна... — Тебе нужна помощь, Жюстин. Прими её, наконец, и побеждай. — Тебе тоже нужна помощь. Не строй из себя героя. — Я и не строю. Просто я знаю, как помочь тебе лучше, чем как помочь себе. — ...А кто? — нахмурился Эмиль. — Две твои музы говорили и смотрели на звезды... Я задрожал. Я хотел, чтобы они обе выиграли. И они выиграли. Жюстин — победитель, Жюли — волк и трудяга. Они такие разные, но, словно пазл, становятся для меня отдельным миром.

***

В бой. И этот бой я запомню на всю жизнь. Бой с собой, с эмоциями и криками прекрасной французской публики.

В бой. Я тоже запомню этот момент, момент моего окончательного возвращения. Я больше никогда не буду такой счастливой.

Я вдохну этот воздух, пахнущий глинтвейном, разными голосами и горячими булочками. Мимо меня пронёсся Эмильен, пару часов спустя — Жюли. А я только и могла продолжать кричать. Здесь у меня выбора не было.

Завтра нам предстоит последний бой. И он, я уверена, запомнится нам надолго. Иначе не бывает: мы все заложники этого места и прожитых эмоций. Мы сможем сделать то, что нам так хочется. Мы сможем. Я верю.

Но сейчас я хочу спать. Улыбнуться напоследок и забыться где-то выше, там, где всегда душа радуется...

Мэрр уснула быстро, сразу после того как приехала в отель. Но она засыпала не одна. Девушка сжимала в руках две медали: серебряную, более холодную, и бронзовую, будто кипящую в руке. Их обладатели тоже были рядом. — Вот знаешь, — Жюли улыбнулась. Мэрр дернулась во сне, и Эмильен вздрогнул. — Не рыпайся, бить прикладом не буду. Он лишь равнодушно посмотрел на её нос. Ещё несколько минут они молча наблюдали за ровным дыханием подруги. Всего через пару часов она будет кувыркаться в снегу или пить шампанское — пусть Бог пошлёт ей вид деятельности на вечер. Но Жюли, вдохнув побольше воздуха, пошла на такой риск, которому её научил сидящий рядом парень. Успокойся. В жизни надо всегда оставаться долбоебом. — Мэрр ахуенно целуется! — сказала девушка на выдохе. Она так долго терпела, и в итоге все её надежды на сохранение тайн улетели в небеса. Ты рушишь их отношения, дура! Промелькнувшая мысль её напугала. — Откуда знаешь? — так же равнодушно спросил Эмиль, как и смотрел на неё до этого. И девушка рассказала про контиолахтинскую ночь и колечко, упавшее с её пальца. — Я так и знал, — ухмыльнулся он в конце. — Она имеет право на то же, что и я, — парень указал на свою девушку. — Фабьен бы... Что ты вообще в нем нашёл? Какие гейские фанфики вы читали, чтобы додуматься до интрижки? Он же натурал натуралом, тем более... — Долгая история. И она в прошлом. — Все ясно с тобой, — Жюли медленно моргнула. — То есть Мэррке можно было завести такую же интрижку, так? — Да, — уверенно ответил Эмильен. — Тем более с тобой. Тем более тебе было тяжело. Один-один, моя дорогая! — Нет, блять, дешёвая, — скривилась девушка и засмеялась. — Да и вообще, в бой! — Какой такой новый бой? Масс-старты? — Нет, Эмилька. У кого характер сквернее. Он ещё никогда так не смеялся вместе с ней. Даже Мэрр проснулась и спросила: — Вы любите розы? — Да, — одновременно ответили парень и девушка. Она, в свою очередь, перевернулась на другой бок и промямлила: — А я на них срала.