Бес с глазами из сапфиров

Мир падёт. И это покажется вам блаженством. Глаза ваши впредь не увидят, уши не смогут услышать трели ранних птах, губы не вымолвят слёзной молитвы. И тогда вы осознаете, что на грудях ваших сидят бесы, а не посланники Творца. Мир падёт - помните же это пророчество, отворяя двери полуночным путникам.

— Я расскажу тебя одну историю, милая. — в еë сморщенных, костлявых руках ловко прыгали спицы. Девчонка, высоко вскинув свои брови, отвернулась от окна и уставилась на женщину окутанную пряжей. — Иди поближе... Топот маленьких, непослушных ног раскинул по комнате искры затерявшейся жизни. Женщина чуть откинула край сотканного покрывала, пуская под него светящуюся радостью девочку. — Аппа? — она сильнее заворачивалась в мягкое, слегка колючее одеяло. — Да, милая? — взгляд старушки опустился к лицу ребёнка и она задавала вопрос. — Ты говорила, что расскажешь мне сказку, но ты ничего не говоришь. Почему? — еë голосок был писклявым, но для слуха другой он был мелодией, лёгкой и прекрасной. Сухие губы растянулись в тугой улыбке, обтягивая десна с парочкой иссохших зубов. — Прости, — седые пряди разметались по еë лицу. — вспоминала историю, которая тебе понравится. — Начинай, Аппа! — она недовольно, по-детски молила женщину, схватившись за еë колени. — Расскажи мне сказку, Аппа! — Конечно. — её дрожащая ладонь мягко проходилась по пухлой щеке девочки. А взгляд тускнел, уносясь в омут памяти. — Давным-давно, когда люди не были злыми и напуганными, в небе парило две Луны. Одна освещала ночные тропинки для людей, вторая не давала путам во снах завладеть нами и всегда возвращала к Солнцу. — ангельские глаза сверкнули в мрачной комнате удивительным интересом. Скрипучий голос продолжил. — Люди могли путешествовать по миру грёз и наслаждаться его красотами, воплощать свои фантазии и просто радоваться. Но, со временем, жадные подлецы решили украсть Луну второго мира, — она пугала девчонку, хватала за локоть, будто собиралась украсть еë, но получала в ответ лишь смех, — И Луна разозлилась! Она сама схватила их! И похитила! — детский смех разлетался в деревянном доме от лёгкой щекотки. И старое сердце трепещало в радости. — Ну же, Аппа, прекрати! — а девчонка всë смеялась и изворачивалась, путая собой пряжу. — Мне интересно, что было дальше. — Что ж, — она выпрямлялась и хмурилась. Брала в руки спицы и продолжала. — Луна разозлилась на тех людей, очень сильно, разозлилась на каждого из живущих и перестала пускать всех в свой мир. А тех подлых воришек она наказала. Знаешь как? — Как?! — густые ресницы ударялись о веки. — Она заперла их в своём царстве. Их и тех кого они породили. — девочка боязливо опускала голову, — И заставила служить ей. Она забрала их лица и надела им на головы черепа животных. Ей понравилось и она поняла, что ей мало. Женщина долго молчала. Она вглядывалась в углы комнат, туда где собирались тени, и внимательно следили за каждой дрожащей из них. И девчонка подползала к ней поближе, хваталась за край свитера, смотрела с таким отчаянием, будто если она не узнает, что случилось после, умрет. — Что она сделала потом? — Луна? — старушка заботливо пригладила непослушные волосы своей внучки и оставила лёгкий поцелуй на лбу. — Да, Луна стала злой? — Луна показала свой истинный облик, это была женщина, злая, ненасытная. Она вновь открыла врата в мир грёз, но всякий кто входил туда - больше не возвращался. И тогда напуганные люди стали бороться, а потом нашли способ, что оберегает нас по сей день и не дает нам попасться на еë уловки. — А что сделала она? — А она... — голос еë дрогнул в страхе, — Она выпустила своих монстров с головами животных в этот мир. Они приходили ночью, в своëм старом облике, когда в доме погасал весь свет и просили убежища. И люди пускали их, а они взбирались им на грудь когда те заснут и топили их души... — Хм... — детские брови упали к переносице, её чистый взгляд уставился на мягкий ковёр, ища в нём ответы. — Что значит, топят души, Аппа? — Ох, милая, — старушка нежно поправляла тонкую кофточку на хрупких плечах, — это значит, что они забирают из твоего тела, — дрожащий палец упирался в грудь девчонке, которая внимательно смотрела на него, — всë самое чистое, всë - чем ты являешься. — Это значит, что те люди убивают других? В силу своего возраста она не понимала, что такое смерть, что такое убийство и что такое другой мир. Наверное, от этого она и раскрывала свои добрые глаза пошире и улыбалась так, что губы открывали вид на недостающий передний зуб. — Это не люди, глупышка! — Аппа наблюдала за девчонкой с откровенной любовью. — Нет! Так не бывает! — она быстро выворачивалась из крепких объятий, взбиралась на свою постель и вскидывала руки к потолку. — Смотри, я - человек! — еë смех был чистым, заразительным. — И ты человек, Аппа! — женщина посмеивалась наблюдая за скачущим по кровати ребёнком, — И они тоже люди! — Ну хорошо, как скажешь! — довольная старушка подходила к внучке, усаживала еë возле подушек. Хихикала вместе с ней. — А что нужно людям ночью? — Хороший сон! — она произносила это таким серьёзным тоном, что после этого ласковый смех вновь парил в тугом воздухе. — Я люблю спать. — Правильно, милая. Они готовились ко сну. Взбивали подушки. Натягивали одеяло до самых подмышек маленькой девчонки. Тихо перешептывались и наблюдали друг за другом. Аппа убирала влажные прядки волос с мокрого от пота детского лица. Усаживалась на подлокотник кресла возле кровати, плотнее подбивала края покрывала под другую. И смотрела с самой бескорыстной привязанностью в светлое, умиротворённое лицо. — Когда родители меня заберут? — еë голосок сипел от сонной пелены. — Завтра. — от этого женщина горько сглатывала, но вида своей боли не показывала. — Ты уже хочешь домой? — Нет, Аппа, мне нравится быть с тобой. — маленькие пальчики покрепче сжимали худую кисть. Она хмурилась, надувала губы, собиралась сказать что-то важное. — Мама говорит, что ты сумасшедшая. Что это значит? — Хах, — старушка хихикала, от обиды, от глупости другой женщины, от хмурого взгляда внучки. — Твоя мама просто непреклонная женщина, которая считает, что только еë мнение верное. Но тебе не стоит думать о таком, ладно? — Ладно... Протяжный зевок ударился в дряблое лицо. Короткий поцелуй на ночь остался гореть на лбу девочки. Что сонно моргала, борясь с ненасытным сном. Женщина поднималась. Подбирала свои спицы. Улыбалась на прощание стоя у входа в комнату. А сама думала о том, что уже завтра, она вновь останется одна в большом деревянном доме. Уже завтра, у неë вновь отберут возможность видеть светлые кудри. И уже завтра, эта девчонка вновь попадёт в опасный мир. — Мне жалко еë... — хриплый голос вновь раздался из-под тёплого одеяла, лелея каждый слог. — Кого? — Аппа с удивление вскидывала седые брови, еë прозрачные глаза внимательно следили за другой, а пальцы замирали возле масляной лампы. — Ту женщину, которую обидели люди. — это бормотание больше походило на неразборчивый бред. — Она любила всех, а еë предали. — кривая улыбка растянулась на старом лице от чистых фраз. — Она была всегда одна, может они напугали еë и она стала бояться людей, убивать их... — Спокойной ночи, милая. — женщина и сама уставала, поэтому и выключала лампу не дожидаясь ответов. — Ты тоже скоро умрёшь, Аппа... Эта фраза раздавалась из ниоткуда и будто бы сразу же отовсюду. Шумом шипела из-за прикрытых дверей детской комнатушки, мягким лепетом вплетаясь в самую сердцевину еë души. И была она сказана не одним лишь детским, сонным голосом, а целым роем гортанных хрипов из самой преисподней. Старушка замирала боясь обернуться. Страх, вот, что тогда сковало еë. И тогда же, это отозвалось в ней колоколами из собора где еë будут отпевать в глянцевом гробу. Это отозвалось в ней угрозой и холодом. — Да помилуют меня Святые... И стоило этим словам сорваться с еë уст, стоило сомкнуться ресницам, а губам повторить дурные мысли всего лишь раз. Как фраза сразу же растворялась в памяти, не оставив за собой и следа. И Аппа спокойно брела дальше, вдоль комнат, туша с каждым шагом последние лампы. Коридор погрязал во мраке. Свет гас и дом от этого становился странной помесью последнего пункта и новых начал. И было ли это чем то вроде хитрой приманки, смертельной ловушки или сладкой награды нельзя было сказать. Ведь та ночь набирала обороты, с каждой секундой вбирая в себя всë более и более чёрной краски для небесного полотна. А под тем полотном, грузные шаги оставляли отпечатки босых ног у низенького заборчика большого, деревянного дома... Измученная днём девчонка давно погрузилась в безмятежную бездну. Убаюканная звёздами, она мечтала лишь об одном, увидеть другой мир, увидеть желанный сон, что был впредь недоступен людям избравшим Солнце. И она всë так же мечтала, увидеть ту женщину, что была в праве отнимать чужие лица. Она не была совсем крохой, поэтому могла желать окунуться в осязаемый мир фантазий. Могла надеяться подглядеть одним глазком за тем, наверное, невозмутимым лицом. Но она и не была взрослой, что бы понимать насколько тот мир был опасен. Насколько коварным могло оказаться то невозмутимое лицо. Ей было жарко, толи от толстого слоя пуха на еë маленьком тельце, то ли от того, что сквозь мрачную пелену, она слышала реальный мир. И звуки, что раздавались совсем рядом, казались ей предвестниками. Она металась на своей кроватке, упрямо держала глаза закрытыми, стараясь уцепиться за дурманящий мрак. Но и звук был упрям. Девчонка слышала, как капли ударяются о чистую воду в колодце недалеко от еë окна. Слышала, как ласки бередили картонные коробки прямо над еë комнатушкой на чердаке. Слышала, как стучала чья-то клыкастая пасть, где-то снаружи, совсем близко. Слышала, как нечто захлебуется собственными слюнями. И чувствовала, как стучит еë сердце. Пушистые ресницы задрожали, сознание полностью очнулось ото сна, она замерла, потому-что поняла, что еë уши не могут перестать слушать. Она ловила каждую вибрацию и поэтому боялась. Еë небольшие ладошки вспотели, пальцы сжались в кулаки от той силы, с которой она держалась за плед. Она не хотела открывать глаза, хотела притвориться, что ничего не существует. Но грохот, сопение, хрипы - были намного интереснее, да настолько, что страх отступал. Девчонка, совсем медленно, приоткрыла сперва один глаз, затем другой. Взгляд начал выискивать во тьме хоть что-нибудь, что могло объяснить такой шум. Ничего не было. Тогда, она вновь уткнулась в подушку, забавно путаясь в простынях. Тупой, скребущий, неприятный визг раздался неожиданно. Она вновь открыла глаза и ей померещилось, будто коготь, чёрный и изворотливый, царапал стекло в еë комнату. Она не кричала и не стала прятаться, наоборот, одеяло было смело отброшено, ноги поставлены на пол, а губы сжаты. Еë поступь была тихой, тело скорее плыло к окну, пот струился между лопатками, но она продолжала идти. И вот, еë заспанные глазки цеплялись за мрачную улицу. Никого не было. Не было ничего, лишь одна, глубокая царапина красовалась там, где был тот коготь. Грудь стала вздыматься всë чаще, а голос шёпотом бился в ту царапину. — Солнце встанет - всë забудешь. — но ей не хотелось забывать. — Солнце встанет - тень сбежит. — и этого ей не хотелось, — Солнце встанет - я проснусь... И с последним выдохом по дому пронёсся громкий, пронизывающий всë стук в парадную дверь. Девочка затаила дыхание, с опаской пятясь ближе к постели. Но стук раздался вновь, так, что его нельзя было не услышать. И она без раздумий побежала. Замёрзшие ступни отбивали тихую чечётку в коридоре без света, она бежала не от кошмара, а прямо в его лапы. И напугана она была не им, а тем, что ей могло почудиться и тем, что все сказки Аппы могли оказаться ложью. Ей хотелось, что бы там, за дверью, стояла вторая Луна со своими безликими стражами. И всë же, перед той дверью она и замирала струсив. Пальцы несколько раз повисали на замке и на третий раз, кисть всë же провернула его, нажав на ручку. Она, будучи вдове ниже той двери, боязливо выглядывала из-за откоса. Ночные улицы ничуть не удивили еë, как и путник, что болезненно опирался на одну из ног, надрывисто выдыхая. — Слава Мирам... — мужчина или парень, или страж слёзно шептал. — Простите, что в такой час, но я... Он говорил заученными фразами, она не была глупа и прекрасно слышала, как отточено двигался его язык. А путник лишь раскрывал глазницы пошире, цепляясь своим бездушным взглядом за маленькую девчонку, одетую в цветастую пижамку, стоявшую за порожком. — У вас что-то болит? — она смотрела на его руки и даже, может быть, замечала тот коготь, что уменьшился в несколько раз. — На меня напал зверь, кажется он оцарапал мне бок. Не могла бы ты впустить меня на ночь... Дальше девочка не слушала, она знала, что должно было произойти. Как и говорила ей бабушка, нужно было закрыть дверь, запереть еë на каждый засов, бежать как можно дальше в комнаты, прятаться под звериные шкуры и молиться. Только молиться и уповать на Святых. В ту ночь, перед крыльцом, юная девочка из большого деревянного дома поняла чего желаете отчаяннее всего. Она ощутила всем своим нутром то, что она не правильная. Ведь дверь закрылась, но не заперлась. Ноги понесли еë, но вовсе не в самую глубь дома и не к старушке. Одеяло место шкуры укрыло еë, а губы не шептали молитв. Она была другой, единственное о чем можно было думать в тот момент. Она знала, что Аппа умрёт и только по еë вине. И как бы она не старалась, она не могла противостоять тому, что рвалось из её души. Она только слушала тихо всхлипывая, надеясь, что Аппе не будет больно... Всë будто бы останавливалось для неë, свернутой в калачик предательницы под тёплым одеялом. А после, еë тельце вздрагивало от той вибрации, что разносилась по дому от грузных шагов путника. Маятник в часах ускорялся вместе с еë кровью, что вскипала от осознания непоправимой ошибки. Кровать в комнате старушки проседала неприятно скрипев и еë пухлые губы кривились. — Нет!.. Девчонка вскакивала, вновь неслась, не осознавая, что уже ничего нельзя было исправить. Но она хотела, так же сильно, как и хотела плакать. Что мог сделать ребёнок, отроду которому было всего десять? Что могла предпринять храбрая девочка, впустившая под крышу мужчину брёвшего ночью по тропам? Что она могла сделать, для своей Аппы? Ничего. Она задрожала, неожиданно распахнув дверь и уставившись на широкую кровать. Слезы сползали по еë пунцовым щекам, а воздух забивался под небом. Он, длинный, ужасающий и смертоносный в своём истинном облике сидел на груди старушки, что спокойно похрапывала. И девчонка могла закричать, разбудить её, но она обомлела с интересом пялясь на странное существо. Его ноги походили на собачьи лапы с кривыми пальцами. Живот так впал, что обтягивал позвоночник, а рёбра неестественно расправлялись. Руки скручивало в маленькие отростки с теми самыми когтями. А его лицо растянулось, все мышцы и сухожилия будто разорвались или лопнули, острая челюсть безвольно болталась. Череп облысел и на нём показались острые уши. А выпяченные глаза внимательно разглядывали старое лицо. Она не могла выбрать между криками для помощи и немым восхищением. Если это существо было уродом, то она казалась в сто крат хуже него. Страж ничего не делал, просто сидел на груди женщины и впивался в неë взглядом. И девчонка знала, что еë бабушке впредь недоступна боль. Аппа казалась умиротворенной, она лишь кротко вздрогнула через какое-то время. И больше еë ресницы не двигались, тело не металось, храп прекратился. Настала оглушающая тишина. Святые не уберегли жизнь старушки, а другой уж слишком понравилось состояние тотальной глухоты. — Ты! — она очнулась только от треска в голосе монстра. — Аппа умерла... — ребёнок шёл ближе к постели, а он не двигался, убеждался, что душа утоплена. — Она... Горечь связала еë язык в узлы. Хрустальная слезинка катилась вдоль шеи. И она была последней, ведь после, чудовище уставилось на неë. Своими вытаращенными глазницами он пожирал замерзший силуэт трясущегося ребёнка. И в его вытянутых зрачках метался вопрос. Что делать с ней? — Ты убила еë! — эти гортанные звуки проникали в еë сознание и теперь она понимала значение слова убийца. — Нет! — она быстро закачала головой, каждая мышца напряглась в гневе, а кулаки сжались. — Это не я, а ты! Страж вскакивал с тела женщины, менял свой облик за считанные секунды и останавливался рядом с девчонкой, хмыкая в ответ еë словам. — Я забрал еë душу, — голос мужчины поучал девчонку, которая хмурилась задрав голову. — которую отдала мне ты. Девочка удивлённо хлопнула ресницами, распахнула губы, что бы закричать на путника, уличить его во лжи. И тут, в разуме эхом отозвалось. Он прав. Когда она бежала вниз по лестнице и надеялась увидеть там именного его, она думала, что утопят еë душу. Но после, когда она бежала уже вверх по лестнице, она знала, что не еë душа погрузится в вечность. — Я... я не... — он хмыкал, но оставался стоять на месте. Теперь уже в его человеческих глазницах плескался интерес. — Теперь ты заберёшь и меня? Еë взъерошенные волосы падали на лицо, когда она застенчиво опускала голову. Страшась того, что все еë мысли смогут прочесть. А другой удивлённо ждал продолжения, не понимая почему от него не бегут и не прячутся. — Видишь ли в чем дело. — он не был монстром изнутри, от этого и усаживался на пол затягивая за собой и ребёнка. — Ты возжелала слишком многого, ты сказала слишком многое. — она не понимала о чем речь. — И вот чем это обернулось. Она видела мертвеца, покойно лежавшего в кровати. Она видела это лицо и понимала, что это родной человек, которого убило еë желание узнать, что находится по другую сторону. — Я хотела туда! — она верещала, потому-что понимала, что в этой комнате она одна. Пришелец из мира грёз и труп её бабушки обрывали все мечты. — Я хотела увидеть еë!— еë горькие слезы пачкали детское лицо, а крики вводили в ступор странное создание, которого должны были бояться. — Всего лишь увидеть вторую Луну! — Тогда, почему ты убежала и спряталась оставив дверь открытой? — он - сильный и бездушный бесс сидел возле неë - маленького и расстроенного ребёнка, пытаясь утешить. Нонсенс. — Ты знала кто я такой, но предпочла промолчать и оставить всë на волю случая. — еë слух не мог не впитывать каждое слово. — Ты самый странный ребёнок на свете. — Я хотела туда!.. — она кусала губы и шептала, на это, страж лишь гордо поднимался вымолвив. — Хотеть не вредно, но прихоти злых детей никогда не исполняются! — по щелчку пальцев он менялся, вновь показывал изуродованный облик и под визг девчонки кидался на неë. — Разве родители тебе не говорили?! Он рычал, как зверь и толкал маленькое тельце в пол. А его сущность проходила сквозь девчонку и та пластом оставалась лежать без сознания. Бесспорно, эта ночь была странной. Эта ночь целиком походила на страшный сон, но люди этого мира до дрожи боялись снов и не хотели их видеть. В снах была их смерть, но та девчонка, познавшая слово смерть, до дрожи боялась обратного. Боялась на столько, что из-за еë глупых и бесстыдных действий еë оглушали. Оставляли, беззащитную и уже сейчас коварную, одну в комнате с мёртвой Аппой. Но даже так, даже после всего, в последний миг, пока она находилась в сознании, она знала, что добьётся своей цели. Когда-нибудь она заснëт и уже по ту сторону откроет глаза. А после вернётся с первыми лучами солнца и докажет всем, что она особенная, а они трусы. Она смогла выстоять перед бесом, а они нет. Она смогла пожертвовать частью себя ради той цели, а они были слишком скупы. И её названная щедрость окупалась прямо в тот момент, когда сквозь еë душу проходил страж, что после, растворившись в этом измерении, скрывался в прострации сплетений ещë тысячи подобных ему. Это было неописуемое и невнятное ощущение. Она будто тонула и в тот же момент просто парила. Будто слепла в темноте, а после была ослеплена светом. И единственное, что она могла чувствовать отчётливее всего, это покой. Было приятно и не привычно. Хотелось растянуть момент невесомости, но неожиданно под ногами появлялась почва. Она чувствовала себя превосходно, голова еë была чиста, а тело полно сил. Девчонка удивлённо оглядывалась, созерцая то, как мир выстраивается прямо перед ней. Как рваные части складываются в одну картину. Еë ноги сами сделали шаг. И она почувствовала, что трава приятно щекочет голые стопы. Еë руки коснулись мягкой кофточки от пижамы и их обдало лёгким ветром. А еë глаза, наконец, смогли полностью разглядеть это место и она поняла, где находится еë душа. По эту сторону мира не было солнечно и приветливо. Густой мрак и огненные костры должны были наводить панику, но она уверенно шла дальше. Каждая тропа, казалось, заставляла еë блуждать, но она знала куда следует. В небе, на месте второй Луны красовался причудливый кокон, а под ним невероятное кровавое сияние, что освещало мир снов. И девочка пробиралась сквозь пустошь к тому месту. Не только потому-что еë влекло туда, но и потому, что она не могла повернуть назад. Что-то не давало ей сделать этого... Наконец, подойдя достаточно близко она ощутила, как еë сердце замерло от удивительного наслаждения. Она, совсем крошечная, в яркой пижаме, задрав голову и обомлев, стояла на возвышенности и любовалась. Тот кокон не был соткан из паутины, она знала, что это была пряжа для плетения ловцов снов. Она знала, что только еë бабушка могла ткать эти ловцы с помощью своих удивительных нитей, что она скручивала на веретене. Но так же, на том коконе, повсюду, был причудливый узор полумесяца. И лишь раз взглянув на этот узор еë глаза заблестели. Ей хотелось плакать от упоения и созерцания. — Нет! — ужасающий вопль отдернул еë, заставил смотреть не в небо, а наземь. — Прошу, не делайте этого! Нет!.. Там, в кругу из тысячи разных существ, на коленях и скрученная была женщина. Она выглядела, как загнанный в ловушку зверь, а над ней возвышались бесы и в их руках был старый, потемневший местами череп. Грудь девочки вздымалась так скоро, что кажется она могла лопнуть. Но она продолжала наблюдать за тем, как женщина металась и корчилась от боли. Как расцарапывала своë лицо ногтями и плакала. И девочка заплакала вместе с ней, когда ту короновали черепом волка. Из центра круга вырвался яркий луч! Он вплетался в тот кокон и каждая отметена на нём засверкала, пряжа натянулась и уже была готова лопнуть, но девчонка не увидела этого. Оглушающий рëв раздался из пасти волчицы, что теперь была на месте той несчастной женщины. И еë яркие, жёлтые глаза смотрели только на маленькую девчонку в цветастой пижамке. Теперь она была добычей. Мощные лапы животного оставляли глубокие следы на сухой почве. Волчица хрипела от жажды крови и плоти. Еë зрачки сузились наблюдая за добычей стоявшей на краю скалы. А пасть с острыми клыками щёлкала. Но девчонка, наблюдая за тем, как оборотень несëтся к ней навстречу, не задрожала от страха. Она будто знала, что еë уберегут, укроют от напасти. И когда когтистые лапы стали впиваться в камни у еë ног, она вскинула свою голову и была ослеплена. Тот кокон вновь засиял. Каждый полумесяц начал сгорать и девочка впитывала в себя эту гарь. Сладостный рёв вырвался из каждой глотки, эта музыка могла разорвать перепонки, но девчонка только мягко улыбалась. Наблюдая за тем, как один из лучей подхватывал перевертыша возле неë и вновь давал волчице женский облик. А ропот всë не останавливался. Кратер, в котором нелюди стояли преклонив колени, задрожал и поражающий треск вырвался вверх к небу, к кокону... — Вики! — эхо разнеслось в еë голове. — Вики, открой глаза! — но она не понимала, где была реальность. — Детка, прошу! И она вновь ослепла от ярких дневных лучей солнца. Еë зрачки сузились, голова начала ворочаться, а тело ощутило заботливые руки матери. — Мама? — Вики непонимающе оглядывалась, но еë лишь крепче прижимали к пышной груди и гладили по волосам в комнате с кроватью и трупом на ней. — Мама... — Всë хорошо, детка. — Ребекка укачивала еë и не давала взглянуть на уже холодную Аппу. — Всë будет хорошо... Но Вики знала, что не будет. Потому-что Аппа мертва - влага вновь наполнила глаза. Потому-что она вновь вернулась к Солнцу - ресницы задрожали под тяжестью слез. Потому-что в еë памяти горел тот знак, полумесяц, в еë памяти был кокон в небе и в еë памяти был мир грёз - она зарыдала вцепившись в рубашку матери. Она испугалась, потому-что была другой и была не там, где ей было предначертано звездами...