Чёрным по чёрному

      – И тогда Чёрный Лис вошёл на ярмарочную площадь и сразу понял: дело неладно; знать, приготовили для него коварную ловушку, чтоб в этот раз уже не уйти молодцу!       По общему залу разнёсся негромкий понимающий гул, перемежаемый разве что звуками усердно работающих челюстей. Паче чаяния, никто не чавкал – то ли из уважения к рассказчику, то ли дома зря сочиняли невесть что о дикарских манерах северян. Сам повествователь – в меру дородный лысый детина – уже управился со своим обедом со сноровкой завзятого холостяка и явно наслаждался всеобщим вниманием.       – Вот, – отчитался Страж, не без труда протолкавшись сквозь набитую комнату и ставя на стол две плошки с дымящимся жарким. – Будет хоть, за чем время скоротать.       – Тс! – преувеличенно грозным шёпотом шикнула Лелиана и сделала большие глаза. – Чёрный Лис пробрался на состязания по стрельбе из лука, устроенные злым магистром, и тот готовится захлопнуть ловушку. Я хочу знать, как история закончится.       Страж хмыкнул и отломил себе кусок от краюхи хлеба.       – …на счастье, Лис явился не один: был с ним его друг и соратник Тириниэль из долийских эльфов Арлатана. Когда-то давно Лис спас ему жизнь, и Тинирэль дал клятву, что долг вернёт, а уж это всякому известно: если долиец поклялся на гвозде, то умрёт, но исполнит!       И снова согласный гул.       – Я думал, Чёрный Лис у нас из Орлея? – наученный опытом, уже тише поинтересовался Страж.       – Кому не нужны истории о благородных разбойниках, оставляющих в дураках вельмож и богатеев? – пожала плечами подруга, кроша хлеб в жаркое. – И потом, канон сходится на том, что Лис сотоварищи в конце концов ушли в Арлатан, чтобы разгадать его древние тайны. Уж где, если не здесь, про него рассказывать.       Герой Ферелдена согласно кивнул. Адрос – невеликий, но богатый городок на северо-восточной окраине Тевинтера – и впрямь не давал забыть, что стоит на краю Арлатанского леса, влезая чуть не под самую сень вековечных дубрав. Вместе с, хоть и не вместо монументальной каменной архитектуры, которой он поневоле ожидал от империи магистров, по городу привольно раскидывались деревянные хоромы. Отчасти было даже похоже на Рэдклифф и Денерим, но обильная лепнина и острые шпили вместо лаконичности кирчёных стен и крутых двускатных крыш не давали ошибиться. Неудивительно было и то, что вместо каноничных Каролиса, Серваны или сэра Клементиса в рассказе фигурировал долийский эльф – город равно богател лесом и торговлей с кочующими жителями лесов, а каждому ведь приятнее слушать о том, что доступно житейскому опыту.       – …и когда кинулись магистровы люди на Лиса, Тириниэль толкнул его в толпу, а сам бросился с ними биться. Дрался он славно, да где одному с двадцатью сладить – схватили его стражники!       – Впечатляющий реализм, – вполголоса прокомментировал Страж, цепляя ложкой какой-то недоварившийся овощ. – Я полагал, он их всех раскидает.       – …обрадовался магистр: уж с такой-то наживкой Лис у него в руках, не сможет бросить товарища на верную гибель! Бьют барабаны, играют рожки, воздвигнута плаха: нынче будут казнить храброго Тириниэля, верного товарища Чёрного Лиса!       – Хочешь показать пример? – буднично поинтересовалась Лелиана, вытирая губы платочком. – Потому что если продолжишь перебивать рассказчика хоть немного погромче, тебе такую возможность обеспечат. Нет бы сидеть смирно и поднимать свой культурный уровень.       – Собрался на площади и стар и млад – и то сказать, всякому интересно; не на Чёрного Лиса посмотреть – так хоть на казнь поглазеть. Протрубили трубачи, вывели Тириниэля – нет Чёрного Лиса! Зачитал глашатай приговор, повели Тириниэля на плаху – нет Чёрного Лиса! Палач заносит топор, вот-вот покатится буйная голова – а Чёрного Лиса всё нет!       Лысый детина удовлетворённым взглядом обвёл застывших в ожидании слушателей.       – Но не тут-то было! Невдомёк было палачу, что Чёрный Лис пробрался к нему в каморку да подменил колоду, на которой головы рубят, на пень сердцевинного дерева! А всякому известно: такое дерево любой металл в себе как зажмёт, так вовек не отпустит! Тириниэль, как житель лесов, это сразу заметил – и дёрг башкой! Топор палаческий в пне застрял, головотяп дёргает, а вытащить не может. Народ в смех, магистр кричит «Держать его! Схватить его!» – а Чёрный Лис в это время…       – Ну это уж ты загнул, Варос, – не выдержал носатый чернобородый мужик с закатанными рукавами. – Он что – слепой был, этот твой палач? Или на голову ушибленный? Как он подмены-то не заметил? Сердцевинное дерево – оно ж чёрное, как ночь!       – Твоя правда, дядька, – подтвердил парнишка помоложе с переносицей, подтверждающей семейное сходство. – Ну, разве что, не как ночь, а как тёмная янтарная смола.       – Здесь кто рассказчик, ты или я?! – вмиг окрысился лысый. – Будешь ещё меня тут поправлять посреди истории!       – Рассказчик, может, и ты, – пробасил ещё один, – а вот лесоруб я, и не я один. Верно тебе сказали – сердцевинное дерево тёмное-тёмное, как душа еретика!       Герой Ферелдена покосился на Лелиану, но в голубых глазах не читалось ничего, кроме безмятежного спокойствия.       – И про металл тоже, – подал голос другой. – Мне ли не знать, я для магистра Пелоса все столы да стулья в трапезный зал сработал! Оно конечно, гвозди она держит понадежнее многих, но вытащить таки можно, если постараться.       – Ещё и плотники меня поучать вздумали! – всплеснул руками лысый. – Что, может, ты и чем всё закончилось лучше меня знаешь?!       – Да я не об этом, а о том, что в своём ремесле…       – Дураком быть твоё ремесло! Весь день с деревяшками, так у самого ума едва на полено!       – Это ты зря, не дело на четный труд наговаривать…       – …такого честного труда демоны в Тени!..       – …чья бы корова, только и знает, что…       – …молчи, зелень, молоко на губах не обсохло, а сам туда же!       – Ладно, – выдохнула Лелиана, аккуратно складывая ложку в опустевшую миску. – Кажется, финала истории мы тут не дождёмся. Обратно к делам?       – И ты не хочешь дальше повышать мой культурный уровень? – картинно изумился Страж. – По-моему, как раз сейчас начинается самое интересное. Или после историй ты приготовила для меня дегустацию вина, вечер народных танцев и экскурсию по церковной архитектуре восточного Тевинтера?       – Пройденный этап, – коротко мотнула головой подруга. – Не на что там смотреть.

      ***

      Она покривила душой – посмотреть, как оказалось, было на что. Была бы охота – но и без неё зрелище притягивало своей инаковостью, неправильностью, неуместностью; будто бельмо на глазу по всем канонам исполненной статуи.       Впрочем, то, что каноны здесь другие стало ясно практически сразу.       Снаружи здешний собор выглядел боле-менее традиционно. Попечением правящего магистра Пелоса, поставили его всё же не из древесины, а из гладко обтёсанного чёрного камня – Арлатан предоставил только кровлю и внутреннюю отделку. Она и не планировала изучать еретические церкви Чёрного Святейшего – не то чтоб боялась искушения, просто что там хорошего увидишь? – но так уж сложилось, что именно с храмового холма открывался наилучший вид, чтобы понаблюдать за казармами храмовников и примечать прибывающих и уезжающих. Толкаться у ворот, не входя, привлекло бы куда больше внимания, чем осторожные взгляды наружу через распахнутые двери – вот и пришлось волей-неволей заглянуть вовнутрь.       Планировка оказалась тоже привычной – хоть и старомодной и близко не такой роскошной, как в Высоком Соборе или изысканной, как в том же Валансе. Длинный неф, расставленные поперёк него ряды молитвенных скамей, неизменный алтарь и образ Андрасте в апсиде.       Различия начинались в иконографии.       Сгорающая пророчица, смиренно закрывающая глаза перед вознесением в горние выси, была не одна. Одесную её рослый и благообразный Гессариан пронзал сердце возлюбленной Создателя, избавляя её от земных мук. Клинок меча – узкий и длинный, словно жало – был будто нарочно раскрашен в чёрный и красный, чтобы аляповатая гамма отвлекала внимание от сгорающей девы. Узкий неф, впрочем, и сам по себе оставлял немного места для изображений, так что образ Андрасте – неслыханно, но уж как есть – пришлось даже сместить с осевой линии собора. Ну конечно, куда уж без Милосердного Магистра, для него и пророчице потесниться можно.       Тевинтерское предание – апокриф, конечно – учило, что раскаявшийся Гессариан переломил свой меч и перековал обломки на… Подковы? Гвозди? Она не помнила. Вот бы ей в Лотеринге голову намылили…       Возмущение было искренним, уж ей ли себя не знать – но вместе с тем она понимала, что это только предлог, повод чуть задержаться и не доходить до конца. Она уже знала, что в этом конце увидит, но менее разительным и отталкивающим оно оттого не стало. Чуть не доходя до алтаря, в поперечной плоскость собора возвышались, по одному на трансепт, два рослых деревянных идола.       Падение Арлатана не прошло для эльфов без следа – разбитые и униженные, рассеянные и утратившие знания своих могучих предков, они оказались оставлены на милость человеческих победителей. Как и везде в Тедасе, большинство покорилось завоевателям, а меньшинство ушло в глухие дебри, до которых даже магистрам не было дела. Но их жалкая свобода – вечно в пути, вечно на бегу и оглядываясь через плечо – оставляла мало места для сбережения знаний, и одичавшие долийцы некогда великой прародины эльфов уже мало чем отличались от авваров или хасиндов из холодных долин южного Ферелдена.       Под бременем ли новых войн или из-за смягчения (кто-то сказал бы: разложения) нравов – но со временем хватка Тевинтера ослабла. Даже среди правящих чародеев не каждый уже смотрел на эльфов как на созданий низшего порядка, годных разве что на дешёвую кровь – и первым среди них был магистр Пелос.       Назначенный уже в зрелые годы наместником Адроса, тот развил бурную деятельность, удивившую даже его покровителей. Где одни видели магическую прародину эльфов и овеянный духом сказочной старины источник потаённых знаний, практичный магистр наблюдал строевой и корабельный лес, прорву пушного зверя – и лучше всяких переселенцев владеющих ключами к тому и другому кланы кочевых долийцев.       Не было военных походов, зарева пожаров и грозных заклятий; Пелос не стал разыгрывать кровавую пародию на падение Арлатана прежнего. К лесным жителям двинулись посланцы с дарами, уполномоченные делопроизводители с магистерскими пожалованиями, ушлые торговцы. Магистр Пелос не страшился лично идти под лесную сень и вести переговоры с вождями и хранительницами – и те уступали его напору и неизменной честности. «Будет так!», решали кланы и вбивали в священное дерево клятвенный гвоздь. Это означало – от сказанного не отступать.       И случилось невиданное – дикари-долийцы, издревле нежеланные и опасные, примирились с имперским соседством, приняли у себя торговцев Тевинтера, стали сами вхожи на ярмарки Адроса. А потом эти самые гордецы, так отчаянно державшиеся за призраки прошлого, устали ждать ответа от давно онемевших богов, уступили увещеваниям, которые на этот раз не подкреплял огонь и меч – и, клан за кланом, приняли слово Андрасте.       Магистр Пелос получил лавры миссионера и прозелита. Адрос – новые грузы ценной древесины и мехов. А городской храм, отреставрированный по такому случаю, обрёл новых прихожан – не обтесавшихся и не перекроенных ещё на имперский лад, но уже желающих выразить пророчице своё почтение. Так в нём появились идолы.       По-своему они были даже красивы; уж во всяком случае, сработаны с умением и даже любовно. Образ Андрасте начинался с пояса, словно выливаясь из гладко обтёсанного, многими руками выглаженного бревна. В тонкокостном лице явно пролёживались эльфийские черты – ладно хоть уши ваятель решил прикрыть волосами, а то могло быть конфузно. Не в пример образу в апсиде, пророчица улыбалась – и не как мать или невеста, а, скорее, как озорная сестра. При всём озорстве, впрочем, относились к ней явно серьёзно. Пусть повреждать любовную резьбу никто не покусился, но ниже пояса гладкое деревянное тело было испещрено шляпками клятвенных гвоздей. Долийцы привыкли призывать богов в свидетели договоров и не торопились менять обыкновения даже в новом вероучении.       Должно быть, именно от этой бесхитростной красоты и было так невыносимо. Обвинения в идолопоклонстве – чушь, Доротея бы первая над ними посмеялась – можно подумать, в орлесианских церквях мало скульптур! Но будь перед ней уродство, кривляющийся оскал лицемерия, можно было бы просто свести вместе кривизну внутреннюю и внешнюю: чего ещё от Тевинтера ждать! А вот видеть, как неподдельная, выворачивающая нутро искренность, как смелая и вместе с тем наивная открытость учению Андрасте отдаётся на произвол ересиархам Черной церкви…       Лелиана повернулась к алтарю и задрала подбородок, пытаясь взглянуть Андрасте в глаза. Без толку – смежившая веки пророчица уже распрощалась с мирским и посюсторонним. Да, такая не откликнется, не посоветует. Впрочем, было бы для кого.       – Иногда я думаю: слышит ли Он? – прозвучал за плечом тихий голос.       Бардовская выучка не изменила ей ни на мгновение – она не вздрогнула, не дёрнулась, не скривилась, когда увидела, кто к ней обращается. Близорукий взгляд, почти извиняющаяся улыбка, коротко остриженная борода. Мужчина. Священнослужитель-мужчина в храме Андрасте.       Ну вот же. Сам к тебе обратился. Разговори, поспрашивай, поинтересуйся – уж кому, как не ему, знать и видеть многое… Но потяжелевший язык отказывался ворочаться во рту, а в голове была лишь пустота – густая и ватная, как тишина в храме, который некому наполнить присутствием Создателя.       Не желая поддерживать разговор, Лелиана снова повернулась в трансепт. Бородатый проследил направление её взгляда и с той же безоружной улыбкой развёл руками.       – Они что дети малые, – доверительно сообщил он. – Ребёнок тоже не сразу слова молитвы запоминает. Вот и я подумал: много ли вреда в том, чтобы они к Андрасте своей дорогой пришли? В конце концов, – покатые плечи приподнялись и опустились под рясой, – промысел Создателя нам неведом, а происки демонов мы превозмочь вольны.       Да, кому-то здесь промысел создателя точно неведом. Но вряд ли это те, о ком ты думаешь. Хотелось бы озлиться на этого еретика – он ещё бы с проповедью к ней полез! – но, как назло, в том не было ничего общего со злым Магистром из бесчисленных духоспасительных пьес, глазу не за что зацепиться. Чёрная бородёнка – и та не ухоженная да умащённая, а торчит будто клочком.       Она принудила себя почтительно кивнуть – ни дать, ни взять прилежная прихожанка – и плавным шагом направилась к выходу. Нет уж, здесь она достаточно времени провела. Теперь никто не обратит внимания, если она подольше поторчит у дверей, ненароком поглядывая наружу и подмечая всё, что заслуживает внимания.       Именно тогда до неё донёсся неистовый стук копыт по дощатой мостовой.

      ***

      – …и в итоге наш гость выложил всё с потрохами, – подытожила Лелиана, придирчиво оценивая какую-то мутную смесь в видавшей виды оловянной плошке.       Герой Ферелдена покосился на земляные ступени, уводящие в нехитрый подвальчик.       – Надеюсь, не буквально? – скорее из вежливости поинтересовался он.       – Не потребовалось, – покачала головой подруга, поворачиваясь от окна внутрь комнаты. – Да и не сказать, что он сам по себе много знал – как ни крути, просто посыльный.       В каждом мало-мальском городишке – уж тем более таком, как Адрос, где до Создателя высоко и до архонта далеко – можно найти укромные позаброшенные уголки, подходящие для сомнительных или просто не подлежащих огласке дел. Страж не вдавался в детали насчёт того, каким именно способом Лелиана отыскала эту хибарку в трущобах – у неё на такое был талант. В сочетании с его талантом одним своим видом напоминать нежелательным зрителям о неотложных делах становилось возможным достичь какого-никакого уединения. Оно и кстати – учитывая, чем они тут занимались.       – Вопреки всем усилиям по поднятию моего культурного уровня, кажется, это я начинаю на тебя влиять, – хмыкнул он. – Даже представлять не хочу, какую бы ты мне устроила головомойку, если бы я решил за здорово живёшь оглоушить и пленить гонца, прискакавшего к храмовникам.       Лелиана показала язык и осторожно добавила в плошку щепоть какого-то порошка, извлечённого из бесчисленных карманов плаща.       – Во-первых, когда я его перехватила, он скакал уже от храмовников, в обратную сторону. А во-вторых, это было что угодно, но не «за здорово живёшь». Я ждала чего-то подобного, разве что не так быстро.       – Да, я бы так не смог, – ухмыльнулся Страж. – Стоит подумать, как тяжела была бы жизнь в вечном ожидании очередного политического кульбита…       – …сказал приспешник и конфидант Его Величества Белена Орзаммарского, – парировала Лелиана. – Не прибедняйся, просто дай себе труд пораскинуть мозгами… Не буквально! – вскинула палец она, прежде, чем Страж успел отреагировать.       Он покладисто улыбнулся и развёл руками.       – Ну, допустим. Положим, возвышение и новоявленное богатство Пелоса нажило ему врагов, уж это-то я могу заметить. Но всё ещё не помню, чтоб тебя волновали судьбы магистров.       – Ни капельки, – подтвердила Лелиана. – А вот их соседей – очень даже. А мысль твоя правильная, хоть и не до конца развитая. Сам по себе Пелос – невеликая сошка, в общей-то картине. А вот те, кто за ним стоит…       Она постучала по бревенчатой стенке.       – Адрос – это Арлатан. Арлатан – это лес, строительный и корабельный. А корабельный лес – это торговля с Неваррой и Маркой, это боевые корабли, перегораживающие проливы, это, в конце концов, десантные суда для высадки на Сегерон! Короче говоря…       – Военные, – согласно кивнул Герой Ферелдена.       – Вот то-то же, – подтвердила подруга. – Те, кто хочет воевать на севере и мириться с югом. Будь другом, расправь.       Страж разгладил ладонями лежащий на доске лист плотной бумаги – беспросветно чёрный, без единой видимой отметины. Подруга удовлетворённо цокнула языком и обмакнула кисть в плошку, готовясь наносить раствор.       – Уверена, что сработает? – невольно поинтересовался он.       – Нет, – с обезоруживающей непосредственностью признала она. – Но это наш лучший шанс. Надо отдать им должное, использовать вместо магического шифра старую добрую проявительную алхимию – умное решение, особенно там, где колдует каждый второй, не считая каждого первого. Даже если послание захватят, не всякий вообще вспомнит, как с этим обращаться. А значит, нам остаётся только выбрать самый вероятный состав и скрестить пальцы.        – Что возвращает нас к тому, для чего ты вообще это послание умыкнула, – направил беседу в прежнее русло Страж.       – Моя профессиональная гордость протестует, – откликнулась подруга, закладывая волосы за уши. – «Умыкнула» подразумевает скрытность. Это был самый настоящий разбой!       Аккуратными, плавными мазками кисточка начала наносить раствор на чёрную бумагу.       – Да и возвращаться особо ни к чему – ты и так уже должен был два и два сложить. Раз есть военная партия, усиливающаяся тем, как богатеет Пелос, должны быть и те, кому это поперёк горла. В нашем случае – Чёрный Святейший и его клика. И, – подруга назидательно воздела палец, не отрываясь от работы, – нам с тобой уже известно, что кто-то из кожи вон лезет, чтобы Орлей покатился ко всем демонам в пучину династической войны, а ещё кто-то в Тевинтере не пожалел серебра, чтобы подорвать имперский валютный стандарт. Вот и выходит, – последний мазок лёг на угол листа, впитывавшего алхимический раствор, что твоя губка, – что партия Святейшего как раз может быть той силой в Тевинтере, что стоит за южным политическим курсом в противовес военным.       – Мы, значит, уже не считаем, что за всем стоял Кретьен? – с удивившим его самого спокойствием отреагировал Страж. Пожалуй, это было слишком хорошо, чтобы продлиться долго.       – Мы просто проверяем все возможности, – пожала плечами Лелиана.       – И создаём новые для кое-кого. Когда магистры в последний раз полезли в Арлатан в поисках всякого ценного, закончилось это Порождениями и Первым Мором. – Страж приподнял бровь. – Сама понимаешь, это профессиональное.       Всегда острая на язык, Лелиана сколько-то мгновений повременила с ответом.       – Понимаю, – наконец, просто сказала она. – Но это всё-таки уже тысячу лет назад. И потом, лес – не магические знания и эксперименты, лес – это флот. Пока Тевинтер и кунари заняты друг другом, всему Тедасу спокойнее.        – Твоя епархия, – неясно хмыкнул Страж.       Лелиана оценивающе взглянула на блестящий от влаги лист.       – Моя, – так же тихо и спокойно признала она. – А ещё, – в голосе тут же прорезались привычные озорные ноты, – это заодно позволяет нам сменить обстановку. Что бы ты ни говорил, мы сейчас максимально далеко от Вал Руайо.       Герой Ферелдена склонил голову, признавая её правоту.       – А сколько оно должно… – Он неопределённо повёл плечом в сторону листа – всё такого же непроницаемо чёрного.       – Не пред-став-ляю, – просияла подруга. – Но я б на твоём месте стояла чуть подальше, вдруг на бумаге и предохранительные заклятья какие есть.       – Какая обо мне забота, – растроганно хмыкнул Страж, но в сторонку всё-таки шагнул. – Но почему ты решила, что валить Пелоса будут сейчас? И, коли на то пошло, почему храмовники?       – Ну почему же сразу – «сейчас»? – отозвалась подруга. – Уже не первый месяц. По осени кто-то напал на сборщика имперских налогов, весь обоз перебили. Клевреты Святейшего заявили, ни много, ни мало, что сам Чёрный Лис – дескать, вот до чего Пелос округу довёл, уже беглые орлесианские аристократы нападают на имперских сборщиков! В тот раз магистр, впрочем, откупился – возместил все недоимки из своих. Стало понятно, что на деньгах его за мягкое не возьмёшь – на такой-то золотой горе сидит! А значит, остаётся – что? – давить по духовной линии.       – Вот тебе и храмовники, – понимающе кивнул Страж.       – Ага, – тряхнула головой подруга. – Сами-то по себе они лишний раз не почешутся, уж больно много шансов уважаемому человеку хвост прищемить – но вот по отмашке сверху рады стараться. И если нам повезёт, и в ближайшее время тебя не ослепит вспышкой алхимического огня…       Страж прищурился и демонстративно выкатил губу, но глаза закрывать не стал.       – …то в самом скором времени у нас есть шансы узнать, на что именно им эту отмашку дали!       Будто откликнувшись на её слова, влажная бумага пошла неровными пятнами. На антрацитовой поверхности начали проступать очертания строк – размытых, нечётких, но всё же отличающихся какой-то иной, мутной чернотой. Не сказать, чтоб хоть что-то было видно ясно, но, вероятно – Страж покосился на оловянную плошку – это были ограничения оборудования, с которым приходилось работать.       – Ну-ка, поглядим! – потёрла руки ничуть не смущённая Лелиана. – Так, это легко, это у нас заглавная «С»…       Страж пожал плечами и отошёл к окну. Раз уж алхимических взрывов не предвиделось – не то чтоб он жаловался – лучше поглядеть, не появились ли непрошеные зрители, а тевинтерскую каллиграфию оставить подруге.       – «…дли… Суди… тов»! – выразительно продекламировала подруга, растянув лист за углы и придирчиво рассматривая его на просвет.       – Для игры в шарады маловато, но, может, я недооцениваю способности магистров, – развёл руками Страж.       – Голова твоя садовая, – вздохнула подруга. – Если это то, о чём я думаю – а зачем иначе заглавная буква? – то у магистра Пелоса и всей военной партии дела вот-вот обернутся скверно.       – Скажешь мне опять пораскинуть мозгами? – поинтересовался Страж. – Уволь, не на таком же материале.       – Не скажу, – медленно покачала головой Лелиана. – А вот поднять культурный уровень тебе всё-таки придётся. Я, кажется, знаю, на чём Чёрный Святейший решил прижать здешнего магистра.

      ***

      Внутри церковного двора снова было пусто – но на этот раз явно не из-за раннего времени. Истоптанная коваными ботинками земля будто ещё хранила немой отзвук храмовничьей поступи – и такой веский, что не было охотников лишний раз высовываться да попасться под горячую руку. По домам да тавернам сейчас, конечно, только и разговоров, все судачат – но шёпотом, оглядываясь на прикрытые ставни. Шуточное ли дело – Слово Судии, преступление против веры.       Послание, хоть и не до конца проявленное, превзошло самые смелые её предположения. Если в Адрос ехал Андроник Зенобий, Справедливый Судия, то Чёрный Святейший явно решился играть по-крупному. Старик Зенобий имел право призывать на церковный суд всякого, вплоть до рядового магистра включительно, и был абсолютно бесстрашен и настолько же неподкупен – идеальная фигура, чтобы избавиться от неугодного, избежав обвинений в личном вмешательстве. Но следовало из этого и другое: к его прибытию преступления магистра Пелоса, этого самопровозглашённого миссионера, против святой веры надо было обставить так, чтоб комар носа не подточил.       Найти доказательства. Сгрести их в общую груду, чтоб самим своим весом придавили виновного. И закрыть под замок, чтоб до прибытия Судии не смущали неискушённые души. А там – даже если высокие покровители и отведут Пелоса от костра, в наместниках Адроса ему уже не сидеть. И архонт получит несомненные, авторитетом неподкупного Судии подкреплённые свидетельства губительности, глубинной порочности той политической линии, что гнут военные…       Внутреннее убранство храма изменилось меньше, чем можно было ожидать – разве что молитвенные скамьи небрежно откинули к стенам, освобождая проход. Сгорающая Андрасте всё так же безучастно прикрывала глаза, равнодушная к делам этого мира, а Гессариан по-прежнему держал узкий меч будто столовый прибор. Чего не было, так это прежней давящей тишины – пустой каменный покой оглашали короткие и негромкие, будто смущённые всхлипывания.       По гладкому каменному полу, неловко опираясь на все четыре кости, полз тот самый мужичонка в рясе – даже про себя она не могла принудить себя назвать его «священником». Если убранство храма по большей части пощадили, то уж на нём отвели душу сполна – от ползущей фигуры, путаясь в клочковатой бороде, к полу тянулись длинные ниточки окровавленной слюны.       Вряд ли его лично в чём-то обвиняли – тогда уже сидел бы в подземелье. Значит, пытался помешать.       – Скверное дело, – буркнул Страж и, не оглядываясь, зашагал к ползущему. Тот принял руку без слов благодарности – неясно, дал ли вообще себе отчёт в том, что ему помогают – но поднялся на ноги только для того, чтобы доковылять до ближнего трансепта, бухнуться на колени и простереться на полу, содрогаясь в уже беззвучном плаче.       Ну конечно. Профанация и осквернение вероучения. Демонические мистерии с вбиванием гвоздей в светлый образ Андрасте. Алчность и грех, вознесённые на престол самопровозглашёнными миссионерами. Самые что ни есть доказательства для Справедливого Судии.       Без долийских идолов каменный закут, хоть и по-прежнему украшенный традиционными фресками казался каким-то осиротевшим – и будто пятном, дополнительным слоем пустоты на этой пробоине выглядела маленькая рыдающая фигура. Не хотелось останавливаться на нём взглядом, но глядеть на пустое место, где раньше была красота, было и того хуже. А мужичок поднял голову, устремил через неё взгляд заплаканных глаз – такой же невидящий и сквозной, как у Андрасте над алтарём… и вдруг ей всё стало понятно.       Он плакал не о своём избитом теле и неуходящей боли, этот маленький нескладный человечек. Не о нависшем над его головой грозном обвинении в святотатстве, не о пыточных застенках и плахе, что ждали бы, стоит только Судии обратить на него неблагосклонный взор. Даже не о храме, осквернённом и растоптанном теми, кто первый должен был бы защищать и блюсти веру. Он плакал – и ей ли не знать, так остро ощутившей в своё время эту пустоту в сердце! – о своих прихожанах, которые придут в храм и не увидят доброй пророчицы, что позволила себя сжечь, лишь бы владыка на небесах простил непутёвых жителей бескрайней земли.       Слова, как и прежде, застревали в горле, но она сделала шаг и положила ладонь на покатое, обтянутое рясой плечо.       Герой Ферелдена неуютно развёл руками, явно не зная, куда их деть, и желая как-то разбавить неловкую тишину.       – А… – Он качнул головой в сторону Гессариана. – А почему у него такой странный меч – больше на гвоздь похож?       – Это… – Священник тут же поднял голову и откликнулся, будто устыдившись своей скорби, когда кому-то ещё нужен совет. – Это предание. Рассказывают, что после казни Гессариан переплавил своей меч на гвозди в знак покаяния.       «Апокриф», – снова машинально отметила она, но за словом уже не стояло ничего, кроме бессильного шелеста книжных страниц.       – Их так и называют – «покаянные гвозди», – продолжил священник. – Красные, с чёрными шляпками, будто обагрённые кровью Андрасте. Паломникам нередко нарекают вбить такой в дальнем подорожном святилище, во искупление.       Она уже оправлялась от первого чувства, и ум, привыкший просчитывать варианты, пришёл в движение, точно смазанный механизм.       – Значит, Церковь это поддерживает и одобряет? – уточнила она.       – Покаянные-то гвозди? – переспросил священник. – На самом деле, их давно уже не вбивают – иначе на святилищах живого места бы не осталось. Обычно просто сгибают в кольцо и вешают на связку рядом с образом. Разве что совсем в глуши…       – Так и у вас тут не то чтоб Минратос, – со свойственной ему деликатностью хмыкнул Страж.       – Но формально это ничем не запрещено? – продолжала гнуть Лелиана. – Более того, давний и, – ещё кивок в сторону апсиды, – и в священной иконографии закреплённый обычай?       Священник мягко улыбнулся.       – Я понимаю, к чему вы. Но ведь дела это не меняет, ложью правды не подменишь. Это были клятвенные гвозди, не покаянные. Я это знаю, вы знаете, и церковный суд тоже. Божба на образе Андрасте – безвредная, а всё божба.       – И всё-таки, – упрямо тряхнула головой она. – Если Церковный Суд увидит в образах покаянные гвозди – свидетельство не греховного непочтения, а рвения новообращённых?       – Что толку, – мягко покачал головой священник. – Только о чуде молиться – а у Создателя, все мы в руце его, и кроме меня забот поважнее хватит.       Она ещё раз подняла голову и долгим взглядом смерила образ в апсиде. Гессариан – а раньше она внимания не обратила – и впрямь будто не меч держал, а голой ладонью вдавливал гвоздь в расступающуюся плоть.       – Молитесь, – решительно сказала она. – Промысел Создателя нам неведом, но иногда он помогает тем, чьё дело правое.

      ***

      Без ложной скромности, эту идею ей подал он.       Не то чтоб он претендовал на звание мудрого прозорливца – вот уж Создатель упаси, составление планов в девяти случаях из десяти стоило оставлять Лелиане. Согласился бы и в десятый, но в этот раз у подруги случился как раз один из редких затыков: когда она уже решила, что надо сделать, но даже её хитроумия не хватало, чтобы придумать подходящий способ. Нет, основа была ясна – пробраться в казармы, куда храмовники стащили и заперли на десять замков конфискованные идолы, и подменить клятвенные гвозди на покаянные. Демоны, однако же, крылись в деталях: как это обставить, чтобы нельзя было обвинить подследственных во вмешательстве и подтасовке и потребовать повторного разбирательства?       Ответ напрашивался один: если это и будет выглядеть как вмешательство, то третьей силы. Такой, которую никак нельзя будет заподозрить в симпатиях к магистру Пелосу. Такой, в чьей реальности партия Святейшего не посмеет усомниться, чтоб не отказаться от собственных слов. Такой, которую они сами, не жалея красноречия, расписывали как врага Пелоса, лишь бы подчеркнуть его мнимую слабость в борьбе с этим врагом.       Чёрный Лис должен был снова выйти из Арлатана.       Если верить слухам, магистра Пелоса задержали – пока ещё с известным почтением – до прибытия Судии. По крайней мере, теперь караул снаружи его имения несли уже храмовники, а не собственная магистерская гвардия. Тем лучше: каждый, кого он отвлечёт сюда – ещё один, кто не помешает Лелиане в казармах.       Герой Ферелдена ощупал чёрный бархат, облегающий лицо, и усмехнулся. Даже самому себе не хотелось в этом признаваться, но в такой маске он не отказался бы появиться на каком-нибудь орлесианском приёме. Лелиана назвала бы это «повышением культурного уровня». Даже жаль, что под надвинутым капюшоном сперва не будет видно.       Конь с местной почтовой станции – спасибо, хоть подорожная грамота у этого гонца была без алхимических ухищрений – прогарцевал по перекинутому над неглубоким, скорее формальным рвом подъёмному мосту. Плащ, надвинутый на самые ноздри, и усталая, ссутулившаяся посадка в седле должны были дополнять образ. На крайний случай можно было и проявленным письмом перед стражей помахать – как ни крути, бумага достаточно казённого вида – но трясти у них перед лицом сломанной печатью без необходимости не стоило. По крайней мере, пока он не внутри…       – Стой! – коротко гаркнул один из стоящих у ворот храмовников, перегораживая дорогу алебардой. – Куда?       Так, ворота закрыты, но калитка для пеших пока ещё распахнута. Ну, на крайний случай.       – Пр-р-риказанием Справедливого Судии прибыл предварительно осмотреть оскорбительные для Церкви артефакты, собр-ранные в поместье магистра-нечестивца! – рявкнул Страж.       – Судии? – переспросил второй. – Чего?       Так, а вот это он маху дал. Рядовым служакам-то едва ли довели, кто к ним едет. Ну, где наша ни пропадала.       – Оглох, мер-рзавец? – всё так же немилосердно картавя, возмутился он. – Откр-рывай, пока голова на плечах держится!       У всякого караульного есть своё, замершее в шатком равновесии сочетание ответственности и опасений перед начальством. Вся штука в том, чтобы его угадать.       – Так это… – неуверенно пожал плечом первый, алебарду, однако же, не убирая. – Его ж всё в казармы снесли, туда б вашей милости и дорога.       Опасения. Определённо опасения.       – Смеешь тр-ратить моё время?! Я же сказал: то, что найдено в покоях преступного магистра!       – Как-то странно ты говоришь, братец, – с недружелюбной фамильярностью заметил второй.       Что ж, вот и ему удалось найти благодарную аудиторию для своего орлесианского акцента. Всего-то потребовалось преодолеть полмира.       – Не твоя забота! – напыщенно возмутился Страж. – Ты собираешься пр-ропустить представителя Судии, или так и намерен меня здесь дер-ржать?!       – Так оно ж… – Он буквально видел, как в голове у караульного проворачиваются шестерни. – Покажите хоть какую бумагу, что вам тут взапрямь место.       С максимально оскорблённым видом, Страж размашисто полез за пазуху, не прекращая цепко наблюдать из-под надвинутого капюшона. Первый был всё ещё слегка огорошен, но вот второй чуть напрягся, когда его рука полезла под плащ. Нехорошо. Ответственность.       – Этого тебе хватит, пр-ростофиля?! – картинно возмутился он, выдёргивая из внутреннего кармана предусмотрительно скрученный чёрный свиток и не демонстрируя ни малейшего намерения передавать его в протянутую руку. – Я спешу!       – Знакомый у тебя конь-то, – прищурившись, заметил второй, чуть смещаясь вбок. – Это же чалый из конюшни Петроса. Спешить спешил, а как в город въехал – коня поменять не забыл?       Ну что ж, он всегда знал, что до этого дойдёт. Самое главное – если их теперь спросят, они в один голос подтвердят, что прискакал некто в надвинутом чёрном капюшоне с орлесианским акцентом. А значит…       Сапог, предусмотрительно вынутый из стремени, врезался в грудь второго караульного. Послать его кувыркаться в ров не вышло, но, по крайней мере, от угрозы с этой стороны он на мгновение избавился. Продолжая движение, он перекинул ногу через конскую шею – флегматичный чалый, явно равнодушный к развивающейся драме, лениво прял ушами – и неприцельно лягнул первого. Тот не упал и не попятился – заслонился древком алебарды – но Стражу достаточно было и этого крохотного момента, чтоб оказаться на ногах и юркнуть в приоткрытую калитку.       – Тревога! Тревога! – послышалось сзади.       Кувырком уйдя от неуклюжего взмаха меча – ясное дело, с другой стороны ворот тоже будет стража! – Герой Ферелдена вскочил на ноги и ринулся через внутренний двор в первой попавшейся на глаза двери.       – Демон вас всех забер-ри! – бросил он, развивая привычную прыть. – Не на того напали, э-э… канальи!       А вот это недоработка, надо было Лелиану получше расспросить, как в Орлее ругаются. С другой стороны, им-то откуда знать.       Девчонка в фартуке в ужасе взвизгнула, когда мимо неё промелькнула длинноногая тень в развевающемся плаще, за которой, стуча коваными ботинками, спешили стражники-храмовники. Ага, кухня! Отлично, отсюда-то точно куда угодно ход будет.       – Стой, гад! – взревел догоняющий стражник, не слишком умело размахивая мечом.       Страж перескочил через стол, сгрёб первое, что удобно легло в руку, картинно перекинул плащ через левую руку и принял фехтовальную стойку.       – Ангард, мессиры!       Храмовники несколько огорошенно воззрились на сумасшедшего в маске, размахивающего твёрдой колбасой, но потом подняли оружие и начали медленно приближаться. Так, если их тренируют так же, как в Ферелдене, то будут пытаться обойти полукругом и держать оружие готовым к выпаду, на случай, если одержимый вперёд кинется. А значит…       Он отбил первый меч в сторону, тут же уклонился сам, сместился вбок – за спиной что-то лязгнуло о камень там, где он только что стоял – и скользнул за спину крайнему слева, что было силы дёрнув за вооружённую руку. Лишённый равновесия противник неловко повалился в сторону – а он уже двигался дальше. Взмах плаща – ага, вскинь-ка меч! – и носок сапога встречается с коленом как раз там, где заканчивается наголенник.       – Хо-хо-хо-хо! – восторженно заливался Герой Ферелдена. – И получше люди пытались схватить Чёр-рного Лиса!       Последний противник отступал к стене, размахивая мечом перед собой. Страж, восторженно хохоча, наседал на него с колбасой – только куски по сторонам летели. Когда в его руках остался огрызок немногим длиннее ладони, Герой Ферелдена бросил короткий взгляд за спину – поднимаются, пора и честь знать – картаво рыкнул и метнул остро пахнущее кониной и чесноком оружие в глаза противнику. Храмовник рефлекторно вздёрнул эфес парировать снаряд – и этого как раз хватило, чтобы проскользнуть под взметнувшимся клинком и рвануть дальше, вглубь внутренних помещений.       – Тысяча чер-рвей! – грохотал Страж, топоча по опустевшим без магистра и челяди покоям. – Р-разгрызи меня Создатель!       Ну что ж, впечатление он по себе точно оставил – запоздало затрезвонивший где-то на дворе тревожный колокол в этом сомневаться не давал. Теперь только разобраться, где здесь господские покои, чтобы нанести последние штрихи. На руку играло и то, что двери на дороге были, как одна, распахнуты – похоже, к обыску магистерского поместья отнеслись со всем тщанием, каждый угол перевернули. Значит, и попасть, куда ему нужно…       Влетев в очередное помещение, он даже успел отметить какие-то колбы, книги и сложного вида стеклянные конструкции прежде, чем его оглушило. Даже не так; он не просто услышал – ощутил звук телом, будто дрожащий от удара барабан. Тысячеголосоый шёпот, одновременно вкрадчивый и громоподобный, ввинчивался в уши так, что хотелось их зажать, скрючиться на земле и завизжать, лишь бы не пускать его в свою голову. Он даже не почувствовал, как споткнулся – только задним числом понял, что катится по полу кубарем, пока в голове всё те же голоса просили, требовали, звали…       Проклятье! Какой болван держит в лаборатории кровь, заражённую Скверной? И сколько её должно быть, если такого Зова он с самого Денерима не слышал?!       Или… дело не в количестве, а в нём?..       Кряхтя, он поднялся сначала на четвереньки, потом на ноги. Голоса Зова всё так же копошились в голове, но он мог их контролировать… Мог, я сказал! Должен! Он ещё не всё…       Со спины послышались неясные возгласы и топот. Ну же!       Выплёвывая нечленораздельные и уже не картавые проклятия, он потряс головой и нашёл взглядом дверь другом конце помещения. Ну давай, раз это лаборатория магистра, значит, и его покои должны быть недалеко. Ты тут ещё не всё сделал, остался последний росчерк, а уж с остальным и потом разберёмся!       Страж нащупал под плащом тонкое древко, выдохнул, и заковылял к двери, постепенно набирая ход.

      ***

      Вряд ли стоило от них ожидать усердия в караульной службе. Адрос, хоть и богатеет в последнее время – захолустье ещё то. До Святейшего далеко, до Создателя высоко, да и Арлатан не сказать чтоб Бресилиан. Такая служьы одних лодырей плодит; и захочешь – быстро не взнуздаешь.       Иначе говоря, она сразу знала, что попасть внутрь этой караульной башни большого труда не составит – ну кто, скажите на милость, оставляет без присмотра машикули, да ещё на такой смешной высоте?! Трудности должны были начаться внутри.       Лелиана сняла амулет, подышала на острые металлические лучи – на удачу – и энергично потёрла его между ладонями. По тесно заставленному второму этажу башни разлился тусклый, но привычному глазу достаточный голубоватый свет. Благословенны праведные, светоч во тьме.       Идолы были тут как тут – оба прислонённые к ящику с какой-то дратвой и кожаными обрезками. В неверном свете озорные улыбки двух деревянных Андрасте, казалось, одобряли её затею. Что ж, и такой поддержке рады.       Внутренний карман плаща уже оттягивал тесно перетянутый бечевой – чтоб не загремел, не брякнул ненароком – свёрток. Кузнец даже хохотнул, когда она потребовала у него разом сотню покаянных гвоздей.       – Дело молодое! За что ж в такие-то годы столько каяться?       – Найдётся, – хмуро откликнулась она, не отвечая на улыбку.       Она не кривила душой. Священник, хоть и еретик, а кругом прав: ложью, пусть и трижды во спасение, правды не подменишь. А раз она и так в этом увязла по уши, пусть с неё в своё время и спросится.       Может, ей просто было горько, что она уже не может так чисто заплакать от обиды на несправедливость мира.       Шляпки гвоздей, шершавые на ощупь, пачкали пальцы застарелой ржавчиной. Ох, чтоб вам эта основательность аукнулась, кто ж заставлял их вгонять по самое не могу?! Тащить с собой фомку было бы ой как несподручно, да и вокруг – она без особой надежды окинула внутренность башни взглядом – ничего подобного не наблюдалось. Что ж, значит, как и планировали.       Расходящиеся лучи андрастианского амулета проскользили по обе стороны от первого гвоздя и, повинуясь осторожному нажиму ладони, принялись отжимать его от деревянного тела.       Работа шла споро – даже с учётом того, что порой импровизированное орудие приходилось снова натирать, чтобы свет не тускнел. Надо будет его ещё раз расцеловать за такой подарок. Не то чтоб ей был нужен повод.        Она закончила с первым идолом и мизинцем подобрала волосы со лба, заправляя выпавшие пряди за ухо. Снаружи прока ничего не было слышно – кроме редкого покашливания одного из оболтусов, что стояли на страже. Что ж, её более чем устраивает. Лелиана повернулась ко второму идолу – тому, что в храме толком разглядеть не успела.       – Да вы издеваетесь, – едва слышно выдохнула она.       Похожая озорная улыбка и внимательных взгляд по-эльфийски миндалевидных глаз смотрели на неё с вырезанного в тёмном, почти чёрном бревне лица. Сердцевинное дерево.       – Создатель, будь мне мечом и щитом, – устало прошептала она.       Ну, за работу. На Андрасте уповаем. И – хоть и неравновеликие величины – на говорливого плотника, что мебель магистру мастерил.       Со втором идолом дело шло туже – сердцевинное дерево, верное своей репутации, не торопилось выпускать металл наружу. Смотри на это с хорошей стороны – вставленные гвозди уже тоже не вытащишь, комар носа не подточит. То-то же, вот так. Главное – не думать о том, что потом предстоит.       Тихий вечер – хотя, пожалуй, уже ночь, с такой работой легко счёт времени потеряешь – прорезал истошный перезвон колокола. Ага, вот и его выход. Любопытно было бы посмотреть, но делу время – потехе час. Остаётся только полагаться на его собственные описания. А учитывая обычный уровень красноречия – скорее на слухи. Ничего, если всё пойдёт по плану, это храмовников отвлечёт, а ей уже не так долго осталось…       Была, впрочем, и обратная возможность – заслышав тревогу в покоях магистра, храмовники не побегут на помощь, а решат удвоить бдительность и здесь. Но об этом она предпочла при нём не упоминать.       Последний покаянный гвоздь с натугой, но вошёл в неглубокую рану на деревянном теле. Клятвенные – гнутые-перегнутые на все лады – были уже спешно рассованы по карманам: никаких следов. Оставалось заключительное – и как раз самое трудное. По тевинтерскому канону, первый покаянный гвоздь должен был красоваться под левой грудью Андрасте – там, куда Гессариан наносил свой удар милосердия.       Где не было удобной дырочки от клятвенного гвоздя, в которую можно вдавить покаянный – и не то чтобы обстоятельства располагали стучать молотком.       Храмовники внизу обменялись какими-то неразборчивыми фразами. Ну, это ещё ничего, время есть.       Лелиана взяла с разложенной на полу тряпицы еще один чёрно-красный гвоздь, аккуратно примерилась к первому идолу и надавила центральной частью амулета. Гвоздь сначала заскользил, затем зацепился остриём, напрягся – и, согнувшись до самой шляпки, вылетел из-под ладони, зазвенев по каменному полу.       Она замерла, затаив дыхание. Судя о внезапной тишине снизу, такая идея пришла не ей одной.       Вдох. Выдох. Даже если услышали – пока подумают, пока будут с ключами возиться… У тебя сейчас другая задача. Гвозди из паршивого железа, надо им дорогу проложить чем потвёрже. Ну, проверим, какова белая сталь на излом. С трудом отогнув один из раскидистых лучей амулета чуть вбок, Лелиана поудобнее примерилась к идолу и надавила ещё раз.       Снизу донёсся шорох переминающихся ног и ещё какие-то слова. Не отвлекайся, почти готово. Ну, вот оно! Вдавив луч до самого основания, она сжала амулет обеими ладонями и начала враскачку вытягивать его обратно.       На сей раз покаянный гвоздь вошёл как влитой. Самое время – внизу и снаружи уже звучал звон перебираемых ключей.       Сердце набирало ход, колотясь о рёбра часто и мелко. Ничего, один раз она это сделала, сделает и второй. Времени ещё полно, только вот амулет держать неудобно, ладони потеют…       Остриё луча чуть погрузилось в тёмную деревянную кожу и замерло, как влитое – а ключи продолжали звенеть.       – Владычица вечной победы, тебе хвалу пою! – неслышным шёпотом взмолилась Лелиана.       Звон прекратился – что, неужто уже нашли? Ей бы такую ловкость рук – закалённая белая сталь погружалась в древесину медленно, словно нехотя.       – …с радостью принимаю бесценный дар Твоей славы…       Ключ заворочался в тяжёлом замке, будто медведь в берлоге. Она навалилась всем телом, не замечая, как амулет впивается в ладонь тускло сияющими остриями.       – …сделай меня сосудом, что несёт свет грядущего Твоего…       Есть! Отогнутый луч просел и разом погрузился на достаточную глубину. Уже не заботясь об аккуратности, Лелиана принялась раскачивать амулет в обе стороны, извлекая из тесных древесных объятий – а внизу уже скрипели несмазанные петли.       С коротким хрустом отогнутый луч обломился у самого основания. Неслышно ругнувшись, Лелиана ухватила его, будто здоровенную занозу и потащила на себя так, что напряжённые пальцы судорогой свело. Вышел! Схватив с тряпицы первый попавшийся покаянный гвоздь, она что было силы вдавила его окровавленной ладонью в открывшуюся ранку на груди идола, пока чёрная шляпка не слилась с тёмным, будто поглощающим свет деревом.       Любоваться результатом было некогда – белкой метнувшись в сторону, она нащупала улетевший гнутый гвоздь и, не глядя, сунула за пазуху. Туда же отправилась подхваченная с пола тряпица – хвала Создателю, вроде, ничего не высыпалось. Шаги приближались – и она, последним взглядом убедившись в том, что ничего не упущено, бесшумно скатилась в бойницу головой вниз, едва успев выставить руки.

      ***

      – И всё-таки приятно снова оказаться дома. В особенности после… подобных обстоятельств.       – Само собой, ваша милость, – откликнулся мажордом, кланяясь с привычной угодливостью. Да, забавно как даже таких мелочей может не хватать, когда вдруг их лишишься. – Но, разумеется, мы ни на мгновение не сомневались, что эти грязные наветы не сумеют очернить вашу репутацию.       – О да, старик Зенобий рвал и метал, – откликнулся магистр Пелос. – Что поделать, не в его годы совершать такие странствия по пустому доносу. Теперь стон храмовников слышится в самом Минратосе. А как нагло в первый день держались!       Мажордом снова согнулся в почтительном поклоне.       – Что, признаться, меня и озадачивает. Как я понял, на церковном суде, улики оказались вовсе не тем, на что они рассчитывали…       Старый слуга всё ещё буравил взглядом пол.       – Да и здесь, как говорят, был какой-то… переполох, – невзначай проронил магистр. – Так что же, не просветишь вчерашнего узника, что здесь произошло?..       – Возможно… – мажордом попытался согнуться ещё ниже и закряхтел. – Возможно… ответы на оба вопроса вы найдёте на своём троне.       А вот это уже забавно. Магистр отстранил слугу, толкнул дверь в тронный зал – и не смог сдержать удивлённого смешка. Из спинки трона, сработанного из лучшего сердцевинного дерева, торчала оперённая вороньими перьями стрела. Пришпиленный за угол, под лёгким дуновением ветра из распахнутых стрельчатых окон покачивался одинокий лист бумаги, исписанный размашистым простонародным почерком.       «Магистр Пелос!       Поздравляю вас с возвращением, хотя и не могу сказать, чтобы ставил вас много выше остальных; но, как говорят у нас, змея лучше паука, ибо извергает яд только с одного конца. У вас не стало меньше врагов, потому в будущем рекомендую получше удерживать на голове магистерский венец (если угодно, могу присоветовать весьма недурственные для своей цены гвозди). Не надейтесь, что я вновь явлюсь выручить вас: меня призывает долг, что превыше служения титулам и престолам. Помните эти дни, не заноситесь слишком высоко, памятуя, каково оттуда падать, и…       держитесь подальше от моего леса».       Вместо подписи внизу красовался бесхитростный набросок вытянутой ушастой морды.       – Очаровательно, – скорее сам себе хмыкнул магистр.       Кто это мог быть? Точно не Тиаксий, слишком для него театрально… Стоит задуматься: в Тевинтере иметь неизвестных благожелателей лишь немногим безопаснее, чем врагов.       «Покрепче удерживать магистерский венец», надо же. Да, это он может. А вот насчёт леса – его леса!..       – Ваша милость, – осторожно подал голос выпрямившийся, наконец, мажордом. – Не стал бы вас тревожить, но вы говорили, что если это обращение по вопросам Арлатана…       – Пригласи и выйди вон, – коротко кивнул Пелос.       Рукопожатие было коротким и крепким – между равными нет нужды в лишних церемониях, когда нет и лишних глаз.       – Прежде всего, примите поздравления с блестящим отражением необоснованных обвинений.       – Благодарю, – коротко кивнул Пелос. – Но вы говорили о своём деле, как касающемся Адроса… и Арлатана.       – Так и есть - ведь именно сейчас, когда ваши позиции прочны как никогда, открываются наилучшие возможность использовать последний в интересах первого, – кивнул собеседник. – Не мне объяснять вам, что брать из Арлатана только лес и мех – всё равно что использовать магию лишь для возжигания свеч в Высоком Соборе. Мы же готовы вам помочь в освоении куда более ценных ресурсов, скрывающихся под сенью леса…       – С дружбой долийских кланов меха и лес не стоят мне почти ничего, – невзначай заметил Пелос. – А если я начну снаряжать дальние экспедиции за артефактами – сами по себе недешёвые, надо сказать – эта дружба может быстро закончиться. Кто компенсирует мне эти потери?       Собеседник не отвёл взгляд – спокойного и прямого, взгляда человека, привыкшего искать и находить знание, не останавливаясь перед препятствиями.       – Не сомневайтесь: у нас есть на это средства.       – В самом деле? – приподнял бровь Пелос. – Тогда удовлетворите моё любопытство: кто эти «мы»?       Тонкие губы растягиваются в улыбке, чётче обозначая крохотную бородку под нижней губой.        – Зачем же людям общей цели жонглировать никчёмными ярлыками? Всего лишь… заинтересованные патриоты Тевинтера.

      ***

       – …и он его колбасой по лбу – р-раз! – и был таков!       Сквозь общий гогот прорезался лишь один недовольный голос.       – Нет, ну это ты опять хватил. Чёрный Лис – он же ловкий! Он бы кочергу нашёл или ещё чего!       – Ты, я смотрю, снова рассказчиком заделался?! – вмиг рассвирепел лысый, брякая кружкой об стол.       – Да ладно тебе, – протянул кто-то из завсегдатаев. – Оно важно, что ли? История-то что надо!       Старший лесоруб нахмурился и задвигал мощной челюстью, явно пережёвывая какую-нибудь фразочку поязвительней – но, взглянув по сторонам и оценив силы, счёл за благо промолчать и даже пожал плечом так, что, при должном усилии воображения, это могло сойти и за извинение.        – А что дальше было? – жадно спросил молодой, явно не торопясь в этот раз принимать сторону «дядьки».       – Так известно же, – встрял другой. – Предала его эта, как её, Сервана. Предала и выдала. А потом её совесть замучила, и она отравилась.       – Не тебя спрашивают, дубина ты стоеросовая! – взревел лысый. – На самом деле ускользнул он из этой ловушки, и из всех остальных – и ушёл в Арлатан, да там и сгинул!       – Не так! – возмутился кто-то ещё. – Я сам слышал, он в Минратос подался, чтобы городских ремесленников от оконного налога избавить, а там его магистры поймали и казнили!       – Брехня это всё! – пробасил ещё один лесоруб, разом перекрывая несогласный гомон. – Не может он быть мёртв! Сами посудите: откуда бы иначе появлялись, что ни день, новые истории о его приключениях? И ты, парень, – огромная, что сковорода, лапища легла на плечо молодого, – верь, что однажды встретишь его, хоть на глухой дорожке в Арлатане, а то и в толчее городской ярмарки. Такие, как Чёрный Лис, не умирают!

      ***

      Он молился истово, выдыхая псалом за псалмом и останавливаясь только для того, чтобы снова набрать воздуха. Она не мешала – просто смотрела на матово-тёмную фигуру, испещрённую уже чёрными шляпками. Не убудект с неё и подождать – тем более, если хоть в этом обряды Церквей совпадают, и до конца уже недолго.       Обряды совпали. Священник поднялся, отряхивая рясу, повернулся – и снова просиял этой безоружной улыбкой.       – А я, грешным делом, сомневался, – просто признал он. – Будет впредь урок.       Понимание пронзило её, будто меч Гессариана. Он ведь не сомневается. Ни на мгновение не сомневается, хотя она при нём только что открыто в своём плане не призналась. Для него это – самое естественное объяснение.       Именно этой верой он и покорил долийцев. Не магистр, нет – он и такие, как он. Сколько времени прошло с тех пор, когда она сама могла так же беззаветно верить в чудо?       – Думаете, я себя никогда об этом не спрашивала? – наконец разлепила губы она. – Разумеется, Он слышит. Хотя, справедливости ради, не всегда реагирует так быстро.       Герой Ферелдена ждал снаружи и – Андрасте пречистая! – чистил ногти. Ещё немного, и она впрямь начнёт верить, что повышение культурного уровня – не просто слова.       – О чём-то думаешь? – поинтересовалась она, подходя.       – М? – вскинул голову он, будто прекратив к чему-то прислушиваться. – Нет, ничего такого. А ты?       – Думаю, – легко признала она. – Всё-таки тебе стоило оставить написание письма мне.       – Скажешь тоже! – картинно оскорбился Страж. – Если тебе не нравятся мои изысканные обороты, возможно, это тебе стоит озаботиться повышением культурного уровня!       – Да-да, «ударим Чёрным Лисом по Чёрному Святейшему!» Андрасте, помилуй: ну скажи, что на самом деле ты этого там не писал?       Герой Ферелдена издал неопределённый тонкий звук и развёл руками.       – Что ж, ещё одна причина тут не задерживаться, – прозаически хмыкнула она. – Отныне и впредь каждый миг, проведённый в этом месте, будет отзываться в моей бардовской душе невыносимо жгучим стыдом.       Страж закончил ковыряться под ногтями и вернул кинжал в ножны.       – И, надо полагать, наш путь лежит дальше на запад? В Каринос или даже, чем демон не шутит, в самый Минратос?       – Вот так инициатива! – приподняла бровь она. – Ты, значит, уже не полагаешь, что за всем стоял Кретьен?       – Просто прорабатываю все варианты, – пожал плечами он. – И заодно сменяю обстановку. Так как?       Она взяла его под руку и увлекла за собой – вдоль по пыльной, утоптанной улице, вниз и вдаль, где за городскими воротами – с этой высоты было даже почти видно – расходились дороги на юг, запад и восток, от сердца империи и до сени древнего Арлатана.       – Конечно. Я хочу знать, как история продолжается.