Бесценный приз

– …я тут вспомнил в твоей выездной записи один момент… Вот забавно, они с Линь Чэнем произнесли это одновременно. И так же одновременно вежливо заткнулись, предлагая другому договорить. Что имелось в виду под "выездной записью" – понятно, постоянная фиксация нанокамерой и запись на сопряженный браслет всего, что происходило на их встречах с нужными людьми. Весь этот материал это потом пересматривался в четыре глаза, анализировался, и Мэй Чансу еще оставлял множество точечных комментариев по лянской культурной специфике, которую он понимал в силу своего рождения или знакомств из прошлой жизни, а Линь Чэнь – нет. Обратного почти и не случалось: чтобы ученый с Ланъя заметил нечто, от урожденного лянца ускользнувшее? Любопытно. Пусть рассказывает. – Ты первый! – выпалил Мэй Чансу. – Хорошо. В тот раз, когда ты был на приеме у императрицы. И тебя прижала в углу старая дама, ну, которая владелица фармаконцерна. Она говорила что-то про цветочные войны, суперсолдат и запрещенные законом гены. Можешь подробнее? Мэй Чансу порылся в памяти, а припомнив – рассмеялся: – Это же действительно подростковые страшилки! Был лет десять назад такой необычайно популярный у молодежи голосериал, "Войны Хуа", потом вирт-игры с погружением по нему выходили. Условно исторический по антуражу, времен Фридриха Первого: заселение Лян, основание империи, войны с Нуэво-Амазонией и все такое. А вот что у врагов Империи якобы был матриархат, и особо экстремальная секта "матерей Хуа" ("хуа" как "цветок", оттого и "цветочные войны") занималась запрещенными генетическими экспериментами, выводя суперсолдат – это, я думаю, сценаристы порезвились. Типа они прививали бедолагам гены то ли лошади, то ли сирусианского богомола, то ли томатов с Восточного Берега... не смейся, кому говорят! Все серии я не помню, но там по основному сюжету некая Сюаньцзи, шпионка Амазонии, соблазняет продажного имперского сановника и крадет одного из сыновей императора, чтобы подвергнуть его генетической модификации и затем посадить на лянский трон как агента влияния... Я уже взрослым специально посмотрел, что там на самом деле случилось с Нуэво-Амазонией – да, войны были, но торговые, и вроде именно тогда ввели ограничения на импорт к нам некоторых геноизмененных организмов; но тут за подробностями к экологам, а я – военный. Зато спроси сейчас у любого прохожего на улице: "Что такое гены хуа?" – и он непременно ответит: "Какая-то нечеловеческая мерзость!". Вот уж великая сила искусства! Он все же подумал еще и прибавил честно: – Насчет наших законодательных ограничений по человеческой генетике я ничего не знаю, посади кого-нибудь из своих аналитиков за домашнее задание, вон Сыма Лэй бездельничает. Раз старая княжна сказала, может, так и есть. С одной стороны, в попытках путать реальность и выдумки княжна Цинхэ пока что не была замечена, такого цепкого и прагматичного ума, как у нее, еще поискать. С другой, вдруг она просто развлекалась, пугая байками доверчивого юношу с Ланъя? – Ладно, – согласился Линь Чэнь, одновременно с этим быстро набирая какую-то строку прямо в воздухе, – не учи меня управлять моими верными ра… в смысле, персоналом. – Слушаю и повинуюсь, господин, – съязвил Мэй Чансу. – Ну, так ты выяснил, что хотел? Моя очередь. – Угу, дальше я сам. – Сарказм пролетел мимо цели; глаза у Линь Чэня уже загорелись, как часто бывало в преддверии интересной задачи, но он все-таки спросил: – И что там у тебя? – Мне какое-то из лиц показалось знакомым, когда ты по благотворительной ярмарке гулял. Но вообще не могу вспомнить, чье, надо запись пересматривать, и лучше вместе. Ну почему ты не встроил в этого андроида еще и эйдетическую память, а? – А еще плазмотрон в руку и реактивный двигатель в задницу, – с удовольствием припомнил ему Линь Чэнь его же шутку, тут же разворачивая веером и саму сырую запись, и три-четыре многомерных реконструкции с разных точек. – Ну давай посмотрим. Кто-то из охраны флаг-адмирала Му, наверное? Не угадал. Гвардейцев Юньнани Мэй Чансу отмел сразу – у него не было в них надобности, и неожиданных лиц среди них тоже не обнаружилось. Сяо Цзинжуя он ожидаемо узнал, но при чем тут Цзинжуй? Никто из прогуливающихся гостей не вызывал интереса. Дети, разумеется, были сплошь незнакомые, клоны-сяо – тем более, а... Вот! Он остановил кадр. Девушка-клон раскладывала приборы на столике кафе. Лицо сидящего за столиком, седого бородатого мужчины из числа приютских инвалидов, было прекрасно различимо и хорошо знакомо Мэй Чансу. Только несколько лет назад тот имел темные по годам, стриженые уставным "ежиком" волосы и брился начисто. И да, еще одна тонкость – на сегодняшний день этот человек был три года как мертв, по крайней мере, так гласила общедоступная выписка о генерале Не Фэне в войсковом реестре Империи Лян. Развернув открытые для пожертвований списки подопечных приюта, Мэй Чансу никакого Не Фэна там, разумеется, не нашел, зато некто лохматый и совершенно седой с его лицом был обозначен в списках как Гу Шань, старшина, корабельный техник первого класса, инвалидность первой степени, рак горла... – На что это ты смотришь? – Линь Чэнь бесцеремонно перегнулся через его плечо, глядя в разложенные файлы. – Вот этот мужик в досье – и вон тот на кадре: одно и то же лицо. Но имена разные, все разное. Сразу сходства не увидишь, но мы-то с тем, что слева, дружили, как не узнать... только, судя по архивам, он погиб одновременно со всем нашим флотом. Но не осужден по делу "Чиянь", раз с него посмертно не снято звание. Что характерно, за несколько дней до выхода флота к "Мэйлин" он был жив-здоров и командовал тяжелым крейсером в составе нашего авангарда. Мэй Чансу скривился, досадливо всплеснул руками: – Ох и подозрителен мне этот приют! Расположен в самой столице, кормится с больших денег военного министерства, директор водит дружбу с императорской родней… И уже второй из якобы умерших, косвенно связанных с делом “Чиянь”, прячется в его стенах под чужим именем. Ставлю сотню лян против горсти песка, сам директор за этим и стоит. Вопрос, конечно, устроил это убежище директор по своей инициативе или чьей-то просьбе? Какое отношение к этому делу имеет он сам или его неизвестный сообщник? Как они не боятся рисковать, обманывая всемогущую госбезопасность? Почему именно эти двое подопечных и только ли они здесь? Как этих людей отыскали – ничего ведь общего у младенца и раненого солдата? Или это вообще глава Ся Цзян поместил сюда приманку для скрывающихся мятежников? Куча вопросов и пока ни единого ответа. Мэй Чансу выпалил их все на едином дыхании и прибавил ворчливо: – Вот что надо выяснять, а не искать крупицу правды в фантастических фильмах про суперсолдат! – Может, ты просто обознался, Чансу? – попытался намекнуть Линь Чэнь, но он лишь руками замахал: не мешай думать! Понятно, что загадка запрещенных генов по роду занятий волновала ученого с Ланъи куда больше, чем спрятанный под чужим именем неизвестный ему генерал. А Мэй Чансу, естественно, наоборот. Выверты законодательства – сугубая теория; в тех законах, что не касались его службы и не определяли взаимоотношения лянских аристократов или чиновников с властью, ему разбираться прежде было недосуг и не то чтобы нужно сейчас. Итак. Сяо Тиншэн мал и подоплеку своего спасения знать не может, другое дело – Не Фэн, взрослый мужчина, солдат. Но вот захочет ли он рассказать? Усомниться в его верности бывший младший командующий был не вправе, вот только генерал Не в свое время водил непростые знакомства, как бы не в самой Госбезопасности. Про его роман с офицером госбезопасности Ся Дун, совершенно тайный, Линь Шу тогда узнал случайно и после крепко держал рот на замке; понятно, что клонам Ся личные отношения не были дозволены. Но что если фальшивую гибель вместо приговора втайне от своего начальства устроила Не Фэну именно она? Тогда Мэй Чансу не стоит и приближаться к бывшему сослуживцу, если не хочет неприятностей себе и ему. С другой стороны, не с неба же этот Гу Шань свалился! А если и с неба, то наверняка в медицинском транспорте и не в чистое поле, а в какой-нибудь госпиталь. Мэй Чансу метнулся с запросом к открытым данным, только чтобы понять, что среди упавших с неба звезд сержант Гу – слишком маленький камешек. Про него нашлась лишь реестровая запись с последним местом службы: тяжелый крейсер “Владыка Северной пустоши” – и примечанием о комиссовании по ранению. – Это монстр из прошлой тактической линейки, – быстро вспомнил Мэй Чансу. – Лет двадцать назад кто-то в Адмиралтействе напряг фантазию, назвал всю серию по именам богов. Махина тысячи на три человек экипажа, среди этой прорвы народа вряд ли легко найдешь какого-нибудь словоохотливого сослуживца сержанта Гу. Какая-то еще вертелась мысль, вроде важная… Мэй Чансу поймал себя на том, что в задумчивости машинально прикусил ноготь, да ладно бы обычный – тот самый, где был контактный чип для подключения. Смутился, руку убрал – и тут всплыло в голове. – Вспомнил! Несколько лет назад старого “Владыку” и еще три его неповрежденных систершипа заглушили и загнали на верфи для полного перевооружения. Военное министерство удавилось бы, но не пустило эти гиганты на слом. – И что? – не понял Линь Чэнь, – Где же на службе наш объект мог схлопотать дозу облучения, достаточную, чтобы стать инвалидом, причем при обстоятельствах, позволяющих ему получить место в государственном доме призрения? Если его корабль в боях не участвовал и стоял в доках? Линь Чэнь с сомнением покачал головой и поднялся из кресла, разминая спину и расправляя крылья. – Ну, возможно. Довод очень косвенный, Чансу… Но даже если “Гу Шань” – ложная личность, под которой прячется твой давний знакомый, что это меняет? У нас нет необходимости умножать число местных союзников просто ради их количества. Вряд ли ты хочешь выдернуть инвалида из госпиталя и тоже припахать к делу, как своего комэска. Досадно, но Линь Чэнь был формально прав – и именно поэтому его просто необходимо было переубедить! Аргументы за. Аргументы против. Опасение потревожить ту неизвестную, но обладающую влиянием, персону, что так тщательно спрятала Не Фэна. Возражение, что Тиншэна-то они вытащили, и ничего. Шанс насторожить госбезопасность, которая зорко следит за любыми запросами от пришлых инопланетников с непонятными намерениями. Предложение провести официальный запрос через флаг-адмирала Му… Линь Чэнь толком не спорил, отделывался поднятой бровью и короткими “гм”: он отлично знал, что когда стратег и аналитик Мэй Чансу упрется в какой-то вопрос всерьез, его и протонной торпедой с места не сдвинешь. Зато если не противопоставлять одному упрямству другое и немного помолчать, то этому стратегу, увы, удается с блеском переспорить самого себя. Как сейчас. – Проклятье, – вздохнул Мэй Чансу, обдумав все варианты и сдаваясь. – Опасностей в этом деле больше, чем возможностей. Не красть же нам человека из Дома инвалидов, где он прячется в безопасности, просто чтобы выяснить, он ли это! *** Шутки шутками. а вскоре у Мэй Чансу не осталось времени не только на то, чтобы устраивать чье-либо похищение, но даже чтобы отдыхать по графику. Линь Чэнь свирепо его ругал за мышечные зажимы и проблемы с дыханием, но потом подсунул описание коротких детских упражнений по релаксации – как он прокомментировал, “для гиперактивных младенцев, которым не хватает терпения и четверть часа высидеть спокойно” – и приказал делать их по дороге в поместье принца Цзина и обратно. – А если как дурак будешь жульничать и вместо расслабления готовить по дороге свое домашнее задание, учти, мне биометрия всё покажет, и я тебя просто обездвижу, – пригрозил он. Пришлось смириться, хотя домашнего задания набиралось немало. В эти дни Мэй Чансу пришлось вместе с Цзинъянем (и еще больше – для Цзинъяня) штудировать то, что он прежде никогда не любил – придворную и министерскую политику. Он предпочитал военные дисциплины, полагая, что иное ему долго не пригодится, да и отец-командующий Линь такой выбор одобрял. Зато мама, урожденная имперская принцесса Цзиньян, в делах имперских ведомств была как рыба в воде. Структура советов, взаимоотношения между комитетами, партии и родственные связи, истинный вес тех или иных должностей, потоки финансирования, полномочия и законы, негласный чиновничий этикет – все это она вдалбливала в сына-подростка со спокойным: “Не желающий разбираться в политике солдат закончит слепым исполнением чужих приказов. Для моего ребенка такое недопустимо”. Линь Шу обожал матушку, потому на ее уроках бывал в меру прилежен, хоть и без особого к этой теме интереса. Однако сейчас он был безмерно благодарен маме за некогда скучные занятия, потому что из них мог по памяти составить для Цзинъяня короткие интерактивные уроки, и они отрабатывали их вместе применительно к реальным задачам. Сяо Цзиньянь, привыкший за многие годы отдавать приказы, но не слушаться учителя, порой морщился, но премудрости принцессы-матери усваивал на глазах. Вскоре ему предстояло первое практическое испытание – организация столичных празднеств на Вершину Зимы. – Вершина Зимы? Какой зимы? Вода в прудах такая теплая, что можно купаться, деревья вокруг все до единого зеленые, а вон то у нас под окном вообще собирается цвести! – удивлялся Линь Чэнь, обитатель снежных гор Ланъя. Кстати, ничего удивительного, что он не понял. Столица Великой Лян была расположена в благословенном теплом климате, да еще находилась под влиянием погодных спутников. – А, так это полярная слива! Модификация традиционного земного сорта ”мэй”, но еще более морозостойкая. Да и обычный бамбук тоже будет зеленеть даже под снегом; к счастью, в Цзиньлине он выпадает лишь раз в несколько лет. Так что да, вполне себе зима. А по календарю, что важнее, это Праздник воинской доблести – когда-то раньше он назывался День Мужчин, но попробуй скажи такое Нихуан, голову оторвет… Мэй Чансу усмехнулся своим мыслям и продолжил рассказывать, незаметно увлекаясь: – Так вот, дата это государственная, в этот же день традиционно объявляется военный бюджет, а для командования, отличившихся героев и прочих служивых в столице от лица императора дается торжественный ужин. С развлечениями и подарками, с почетной церемонией благодарности отцам-командирам, с присвоением полкам и соединениям за заслуги “жемчужин”, это такие почетные розетки на знамени, белые – так называемые “малые”, розовые – “большие”. Бывало так, что командующему подносили кубок, который надо было осушить, а на дне обнаруживалась самая настоящая жемчужина… Он оборвал ненужные воспоминания и договорил сухо: – Праздник Доблести – дело не жизненно важное для Империи, но политически деликатное. И в этом году отец дал поручение по его устройству сразу двоим сыновьям-принцам: пусть оба покажут себя, поругаются, наделают в неизбежном соперничестве ошибок, а он оценит. – Как интере-есно, – протянул Линь Чэнь. – Сяо Цзинхуань мне ничего такого не рассказывал. Должно быть, он считает свое положение безусловно выигрышным. – Принц Юй имеет такое же отношение к армии, как я – к китайской опере, да и авторитета в войсках он никогда не имел, – отрезал Мэй Чансу. – Но, справедливости ради, среди столичных чиновников у него больше знакомств, чем у Цзинъяня. Так что я не жду, что это соревнование будет легким. Скорее всего, здесь они сойдутся вничью. Линь Чэнь рассказанное к сведению принял, но все истолковал по-своему. – Так, значит, братья-принцы будут гулять в этот день на официальном празднестве? Тогда пользуйся случаем лично поздравить госпожу Нихуан. Ах, какая женщина! Влиятельный генерал, владетельница собственной провинции, при этом императорскому семейству не родня, хороша собой и не замужем, а еще весьма сентиментальным образом привязана к погибшему жениху, что обеспечивает самую рьяную ее нам поддержку. Цени ее, Чансу! Вот так в канун зимнего солнцестояния Мэй Чансу и оказался в особняке Му среди множества военных. Торжественная церемония из дворца, с концертом и пиром, шла в трансляции, как того требует почтение к власти, но в сторону экрана никто не смотрел; за праздничным столом всех, не глядя на чины, обносили непременными длинными пельменями, с присказкой: “Ешь, не то уши зимой отморозишь!”; вместо белых и розовых жемчужин у гуляющих была миска с разноцветными рисовыми шариками-танъюань в молочном киселе, которые вылавливали по очереди и на цвет которых всерьез гадали; среди угощений на столе обнаружилась миска с “поминальным” острым тофу, а традиционные тосты зачастую поднимались без имен – “за командующего!”; ну и между приглашенных было замечено не одно давно знакомое лицо, и в том числе – старина Мэн Чжи. К вечеру в бутылках уже изрядно убыло, а пирующие понемногу разбились на группки и пары беседующих. Мэй Чансу уже дважды успел шикнуть на Мэн Чжи, не давая тому выпалить в беседе на двоих привычное “сяо Шу!”, когда у них со старым другом нечаянно зашла речь, собственно, о деньгах. Точнее, о ежегодных призовых всепланетного чемпионата по нуль-граву. – …куда мне столько? – Старина Мэн активно жестикулировал, подтверждая, что успел поднять не один бокал во славу воинской доблести. – Я же один, семьи нет, да я вообще сейчас на полном государственном обеспечении, от тренировок до жилья. Отдаю эти деньги Милостивому Цзи на наших раненых, само собой. – Кому? – не понял Мэй Чансу. – Да ладно! – Мэн Чжи сверкнул зубами в широкой улыбке. – Я со всей вежливостью, князя Цзи все наши так зовут за глаза. Он хоть и бурчит, что это звучит как насмешка, но по-настоящему не обижается. А что обижаться? Он, хоть сам человек штатский, о казенных госпиталях заботится больше, чем министр Ли, протокольная рожа, а в благотворительность для раненых втихую вложил столько, что и на золотую статую в полный рост хватило бы! Мэй Чансу изумился: дядюшка Сяо Уань князь Цзи, меценат и добродушный толстяк, в его представлении был человеком, который от армии бесконечно далек, а осыпать деньгами мог разве что так любимый им императорский балет, но никак не армейские госпитали. Молодой Линь Шу к младшему дяде по матери всегда относился с симпатией и тайной снисходительностью; одно дело его семья Линь, военачальники во многих поколениях, и другое – младший брат императора, сибарит, который ни чиновничью карьеру делать не желал, ни красоваться в мундире в качестве почетного шефа какого-нибудь полка, а не то чтобы всерьез служить. – Вот уж не думал, что он проливает свое милосердие именно на солдат. Гражданский человек, все-таки. Я бы понял – слабые женщины, сироты, обучение для неимущих, меценатство… – Ты разве не пом… Гм. Я хочу сказать, откуда инопланетникам знать эти тонкости, верно? Деньги уходят как в бездну: нужно тратиться не только на лечение раненых, но и на приюты для солдатских сирот, пенсии для семей погибших, протезы, устройство тех, кого списали по здоровью. Каждому найдется, куда приложить руку. Его высочество отличный мужик, раз взялся за такое, хоть сам и ни разу не военный!.. Не просто отличный, но и осмотрительный и умный, получается. Ведь если князь Цзи завоевывал таким образом авторитет в войсках, это было очень тихое, тщательное и незаметное завоевание, которое никак не должно было насторожить его царственного брата. Мэй Чансу стоило пересмотреть свои представления о великом князе – и еще раз обдумать кое-что, мелькнувшее в разговоре. Уже собираясь домой, он успел уединиться с Нихуан на пару слов. И это были не слова благодарности за праздник, а быстрое и настойчивое: – Княжна, я хочу просить вас о неблаговидном. Практически о том, чтобы ограбить сиротский приют. Му Нихуан вопросительно подняла бровь, не засмеявшись в ответ на неуклюжую шутку, и Мэй Чансу быстро поправился: – Извините этого андроида за несовершенное чувство юмора. Я хотел попросить вас изыскать способы взломать базу данных имперского Дома призрения для сирот и инвалидов, того самого, откуда вы взяли Тиншэна. А затем предоставить в мое распоряжение несколько личных дел оттуда; со всеми маркерами, платежами и исходными документами. Меня, знаете ли, очень интересует благотворительность!