Вадрикон: первый посланник Бога

      Подготовка к новому обряду была в самом разгаре. Ассистенты Филипо сновали по крипте, перенося металлические подносы с инструментами, зажжённые курильницы и свитки с заклинаниями. Кто-то тщательно проверял круг начертанных символов, кто-то раскладывал сосуды с кровью и благовониями. Воздух был густым от смеси ладана, серы и ещё чего-то, отчего у Агостино першило в горле.       — Отец Агостино, — обратился к тому дон Филипо, — мы начнём на закате. У ассистентов много работы. А вы пока подготовьте Лучано: помойте, попросите у кухарки миску бульона. Пусть поест и отдохнёт в гостевой. Следите за его состоянием. Нужно, чтобы он набрался сил. Сегодня они ему особенно понадобятся. Если он ослабнет ещё сильнее, это скажется на… стабильности носителя.       — Будет сделано, — коротко ответил Агостино.       Он быстро подошёл к Лучано, отстегнул цепи и приподнял его ослабшее тело. Лучано не сопротивлялся — он был слишком истощён.       — Пойдём, — сухо сказал Агостино, поддерживая Лучано под локоть.       Лучано лишь слабо кивнул.       Впервые за два дня Агостино остался с Лучано наедине. Дверь в ванную плотно закрылась за ними, приглушая звуки, доносящиеся из коридора. Здесь, в этой маленькой комнате с плиткой из сиенского мрамора и жёлтым светом ламп, не было дона Филипо, его ассистентов, их колючих взглядов и холодных приказов. Был только Лучано — сломленный, измученный, но ещё живой.       Агостино осторожно усадил его в ванную, открыв кран с тёплой водой. Лучано казался тенью самого себя: лицо осунулось, кожа стала болезненно-бледной, с сероватым оттенком, скулы резко выделялись, а под глазами темнели синяки. Его губы потрескались и кровили, на щеках и подбородке отросла густая щетина. Светло-каштановые волосы, когда-то аккуратно уложенные, теперь спутались, в них запеклась кровь.       Лучано не мог говорить. Не потому что не хотел — не мог. Он лишь слабо кивал, показывая, что слышит. Агостино взял мягкую губку, намочил её и осторожно провёл по лицу Лучано, смывая грязь, пот и кровь.       — Завтра… — негромко начал Агостино, продолжая омывать его лицо, — я попробую выбраться в город.       Он выжал губку и посмотрел на Лучано.       — Найду предлог. Свяжусь с орденом. Мы попробуем что-то придумать. Сейчас слишком много охраны вокруг виллы…       Лучано медленно моргнул и слабо кивнул.       — Они… усилили охрану? — его голос был хриплым, чуть слышным.       — Да, — подтвердил Агостино. — После того, как отец Бьяджо начал задавать вопросы.       Услышав имя наставника, Лучано моментально переменился в лице.       Агостино вновь намочил губку и провёл ей по шее Лучано, затем аккуратно взял его за запястье, смыл кровь, скопившуюся в изгибах пальцев.       — Ты держался все эти дни. Ты выдержал.       — София… — выдохнул он.       — Что? — переспросил Агостино.       — Молитва… молитва Софии… — голос Лучано дрожал. — Она… помогла мне. Когда они пытались сломить меня… когда тьма тянула внутрь… я читал её.       Агостино склонил голову, продолжая омывать его руки.       — Ты молодец, брат, — сказал он, его голос стал ещё мягче.       Затем он взял ковш и принялся осторожно промывать спутанные волосы Лучано. Они давно уже потеряли прежний светлый оттенок, стали тёмными, грязными. Агостино проводил пальцами по прядям, смывая кровь, пыль, ритуальные масла и засохший пот.       — Послушай меня, брат, если ты не заговоришь… если не дашь им хоть что-то, они избавятся от тебя.       Лучано не ответил.       — Ты должен перевести для них послание. Хотя бы часть, — продолжил Агостино. — Выиграй время. Позволь нам найти выход.       Лучано слабо пошевелил пальцами.       — Я… не знаю перевода… Не понимаю дальше…       — Я знаю. Но если ты откроешься Богу, истине, свету… Ты сможешь понять.       Лучано перевёл на него взгляд.       — Я не… — он осёкся и закашлялся.       Агостино мягко сжал его плечо.       — Просто попробуй.       — Вы… вы можете… найти Софию?.. Нужно… нужно…       — Конечно, брат, — прошептал Агостино. — Кто она? Откуда знает нашу молитву?       — У неё… У неё тоже шрамы… — Лучано указал пальцем на свою грудь, снова закашлялся и сплюнул кровью. — И на запястьях…       — Она носитель эфирной метки? К’тари воззрят! — воскликнул Агостино. — Ты говоришь сейчас о той девушке, с которой встречался в соборе Санта-Мария-дель-Пополо?       Он отложил губку, взял в руки полотенце и начал осторожно вытирать Лучано.       — Да… Её можно найти в трат… траттории «У Пьетро»… Это…       — Я знаю, где это. Ты там ужинал с…       — Это была София… — оборвал его Лучано.       Агостино удивлённо посмотрел на него.       — Она в опасности?       Лучано кивнул.       — Обещаю, что найду её, брат.       Агостино отвёл Лучано в небольшую гостевую спальню и, уложив в постель, принёс поднос с миской куриного бульона.       — Тебе нужно поесть, — сказал он.       Лучано закрыл глаза.       — Я не могу…       — Можешь.       Агостино поднёс ложку к его губам. Лучано не открыл глаза, но сделал глоток. Бульон был тёплым, с лёгким ароматом трав.       — Молодец… — прошептал Агостино, словно говорил ребёнку.       Лучано вяло кивнул и выпил ещё несколько ложек. Его дыхание выровнялось, тело расслабилось.       Когда миска опустела, Агостино отставил её в сторону и аккуратно накрыл Лучано одеялом.       — Я рядом, — тихо сказал он. — Поспи. Не представляю, что они хотят с тобой сделать вечером, но мы справимся. Я буду рядом…       Лучано ничего не ответил.