Письмо в почтовом ящике

      Прошло 5 дней. Множество чаек. Набережная. Совсем недалеко от моего дома. —Замечательная погода, правда? —Вдыхая по-немногу морской воздух крайне юного утра, протянула я.       В ответ не последовало каких либо замысловатых слов от человека слева, а лишь незамедлительное согласие в виде его личного «угу».       Температура окружающей среды верно радует соответствующим плюсом летнего времени года, нежели то было бы в Британии на данный момент. Замечательность сего нынешнего часа суток состоит не только в том, что солнце имеет свое «золотое» определение(истинный фотограф или кто либо ещё, кто связан с нечто близким, меня однозначно поймёт), но и в том, что «парево» ещё вовсе не настало и то своеобразно продолжительное нахождение на только поднимающемся солнце, какое блистательно для моей весьма чувствительной души, без головного убора не так уж и губительно. А точнее, блаженно.       Шаги наши неторопливы, синхронны; мужчина изначально по-привычке взял меня под руку, мягко ведя рядом, и пристанище(лавочка или ещё что-нибудь в этом роде)пока что не выбрано... Мы молчим. Мы наслаждаемся прелестнейшим погодным условиям и многовековой архитектуре. Мы дышим. С неозвученным интересом, мы глазами изучаем всё пока пустынное, без людского говора вокруг.       Где-то впереди всё-таки раздаётся звонкий голосок ребёнка лет 5-ти, какой секунду назад выбежал из салона типичного семейного автомобиля столь поспешно и беспечно, вследствие чего мать его(действительно, проказник — мальчишка) сказала что-то громкое и хмурое вслед, однако никак не влияя на собственное резвое дитя. Малой импульсивен, чист и определённо по-детски открыт миру, но в глазах его, которые мелькнули мне озорством в мгновение ока, читалась какая-то уже взрослая печаль... Быть может, мне показалось?..       Слово в голове оборвалось. Задумчивость иногда бывает столь своеобразной, что чудится мне вновь её очередная шаманская обрядность. Точно в трансе бродя по улице, сидя за столом на кухне, лёжа в кровати, я перебираю большие и малые папки больших и малых воспоминаний, рассуждений и лекций, поэтому наверное временами людям неподалёку приходится тихонько коснуться моего плеча, дабы вернуть сие безобразие к былому течению жизни.       Ныне на мне непримечательное голубое платьице, чья юбка немного выше неуспевшего загореть колена, а рукава доходят и смело перекрывают те же тоненькие женские запястья. Ткань натуральная, нисколько в ней не душно и не потно, временами даже чудится, что полотна нитей на мне вовсе то и нет... В то время, как волосы мои распущены, немного волнисты в своей причудливой манере, те развиваются при редком здесь ветре. Ноги укрыты в белых кедах, а такая же белая плетёная сумочка преданно болтается на плече.       Мужчина, в свою очередь, незамудренно одет в брюки скорее древесного оттенка, какие никак теперь не обходятся без, масштабно полюбившимся им, тонкого кожаного ремешка с серебряной пряжкой. Кто ж мог подумать?       Цвет футболки его соответственен макосинам; нет ничего лишнего; солнцезащитные очки безотложно на привыкшем к переменам английском носу. Прическа его, однако, придерживается прежней, но волосы уже природно отрасли, из-за чего эффект незначительно, но сменился. Правда, влияние на меня оказывает абсолютно тоже самое. К счастью.       Я предлагаю остановиться и постоять немного у бетонного ограждения(заборчика), на что компаньон безмолвно соглашается характерным коротким кивком.       Вид красив и, я знаю, весьма пленителен своим величием и грациозностью розоватых облаков успешного рассвета на голубизне моря/неба, но и мне до боли знаком, из-за чего я оборачиваюсь и опираюсь поясницей и локтями о названную конструкцию, теперь безпрепятственно глядя на задумчивое лицо неместного жителя. —О чём мечтаешь? —Прищуриваясь под тёмными очками, спросила я в своей, известной ему, манере. —Мечтаю?.. —Чутка усмехнулся тот, не отводя взгляда от моря. —Я хорошо помню это поведение и эти глаза твои, какие случались много раз до наших отношений, и вот всё оно вновь на твоём лице. —Полностью сосредотачиваясь на оппоненте, я продолжаю. —Тебя что-то тревожит? —Выдерживаю паузу. —Нет, тебе показалось, —усмехнулся тот. —Просто мы проснулись сегодня слишком рано, а я к тому же ночью почему-то долго не мог уснуть. —Да, ночь выдалась душной, —согласилась я. —Ну, ты сразу же уснула, в любом случае, —по-доброму вновь улыбнулся тот. —Да, здесь мой сон моментально возвращается в норму, я никогда не перестану этому поражаться, —усмехнулась я, окидывая взглядом набережную. —Кстати, тебе утром звонил какой-то Шарль, ты была в ванной в это время, —нисколько не проявляя негативную энергию, произнес Алекс, —забыл тебе сообщить. —Ой... Спасибо, что напомнил! Хотела ему перезвонить. —Неосознанно коснувшись его плеча, ответила я. —Это был Шарль, Шарль Леклер из команды Ferrari в Формуле-1, ты не знаешь его? —Не совсем.— Задумался он. —Мы знакомы уже лет 5(?), скорее всего, как только он оказался в Формуле, с того же момента, с первого сезона, Шарль ежегодно посещает нашу вечеринку Luci Notturne в окрестностях Палермо. Поэтому наверное и позвонил поинтересоваться, приеду ли я сегодня вечером. Ты же поедешь? —Не отводя руки от его плеча, спросила я. – Совсем вылетело из головы задать тебе этот вопрос раньше, извини. —Ты не говорила, что гонщики Формулы-1 приезжают на ваш вечер. —Просто не было ни времени, ни памяти замолвить словечко обо всем этом, а так... я их всех очень хорошо знаю, познакомлю тебя со всеми, отдохнешь, повеселишься, —с улыбкой глядя на него. —Тебе понравится, я обещаю. Они славные ребята. —Я то ничего не говорю против, только рад, Элизабет. Во сколько собираемся? —В 7 вечера, у старого обрыва, как говорят местные, —подмигнув, ответила я. —Лоуренс тоже будет. —О-о, тогда надо будет выспаться до этого события, —выдав смешок, тот уловил моё согласие. —Мне тоже.

***

      Мечта моей самобытной души. Блаженство сердца моего и всего осознанного тела. Я наконец вновь подарю своему porsche ещё один редкий выход в свет фар прочих прекрасных авто различных марок и посадок, оттенков... Рев сердца каждой исключителен, как и их водитель, а разрез очей их выразителен тоже лишь по-своему, и только трасса их одна... Асфальт, разметка, окружающая природа и всё то, что вокруг каждого ныне присутствующего, всё здесь едино и по-лебединому младо... Всё здесь ежегодно организовывается лишь мной и командой близких мне людей. Некий фестиваль выдающихся машинок и истинных, а меньше всего — лживых ценителей, какой закрыт от каких-либо СМИ, что значительно распространяет известность о нём всё больше и больше с каждым новым годом.       Одно из моих любимейших событий в году. Моя правдивая любовь.       Последний поворот широких колёс серебристого porsche carrera gt по узенькой односторонней дороге из могучего леса в совершенно открытое, практически степное пространство, какое стоит на старом обрыве. Мне остаётся проехать меньше 500 метров, чтобы преодолеть ежегодно возводимые людьми «живые ворота» из различной флоры и винтажных лампочек, и услышать, желанные для глубоко засевшего эго, возгласы о подъехавших: лимитированной красотке-машинке и её, не отставающей во всем, владелице.       Попадая в, окружающую очередную известную в своих кругах машину, толпу, следует незамедлительно снизить скорость до 2 км/ч и, едва передвигаясь, охватывать, впитывать человеческий восторг и хлопки разных рук. Пару нажатий на газ и толпа тут же охает и ахает, словно в последнем экстазе; выкрикивает одобрительные фразы; довольно часто — моё имя. Вечеринка началась.       Лица этих людей, их глаза самых разных цветов и выразительностей при определённом свете, будто бы допинг для отчаявщегося и нелепого атлета перед забегом, дарят мне особенное чувство собственного состояния, которое я сопоставляю с одним на тысячу пролетом каметы над Землёй, или выигрышным билетом в лотерее... —Элизабет, какие люди! —Раздвинув руки в привествии, произнёс Лоуренс, уже держа в тех же руках бокал коктейля, —Алекс! —Мы не опоздали? —Только что выйдя из автомобиля и поправляя шёлковые брюки, спросила я. —Конечно нет, ты что?! Не слышишь? Плейлист только начался!       Ошеломляет, насколько мгновенно Лоу приобретает тот особый, не побоюсь этого новомодного слова, вайб непредсказуемого молодого итальянца в натуральных тканях и с длинными волосами, рожденного в 90-е. Обожаю этого пакостника всё больше только из-за того, что знаю ныне, как никто другой в этом захолустье... Тот отошёл с Тёрнером к бару. —Элизабет, здравствуй, любимая, —подошёл ко мне и приобнял Льюис Хэмильтон. —Давно не виделись, Льюи, —точно также здороваясь еле ощутимыми поцелуями в обе щеки. —Ещё не утвердилась пара для первой гонки, —смотря на меня своим невероятно расслабленным и меланхоличным взглядом, —не хочешь погонять? —Подожди немного, я только приехала, —усмехнулась я, —ещё успеется. —Ну, как хочешь, итальяночка, —каверзный флирт уместен между нами по некоторым причинам(давняя юморная история). —Франческа будет сегодня? —Приведя меня к заднему крылу porsche, тот остановился, пока глазастые обыватели разглядывали не только авто, но и нас. —К сожалению, она сегодня не приедет, —опираясь о серебристую машину, я ответила ему, уведя взгляд в сторону. —Почему? —последовал автоматический вопрос. —У неё дела вследствие завтрашней свадьбы. Она хотела приехать, но... Ты понимаешь, —используя некоторые уместные жесты, произнесла я. —Да, жду, не дождусь этого события, —с доброй улыбкой, добавил он.       Когда-то крайне потешный и юный, ныне 39-летний в чёрном джинсовом костюме, абсурдро предпочитает пожилую безмятежность в смузи из гонок в Ф-1... Он не так прост. —Я её не спрашивала насчет гостей: все приглашены? —Имея ввиду парней из Формулы. —Кроме Стролла, —усмехнулся тот. —Я бы и сам не позвал его на свою свадьбу, если бы та была. —Ну, да, согласна, —кивая при улыбке, поддерживаю мнение. —Ребята все здесь? —Да, они ждут тебя.       Машинка встала на свое законное место под раскинувшимся деревом, и, открыв капот, та украдкой демонстрирует всем желающим на что способна.       Местность поразительна своим удобством абсолютно во всём: ровная поверхность; большие и крепкие, цветущие деревья; открыт невероятный вид на сегодня неспокойное море; имеет место быть естественный спуск к песчаному побережью и так далее... План объекта включает в себя 15-километровый круг асфальтированной авто-дороги; большую белую «палатку»(основное строение); гнездо для диджея и танцпол, где неподалёку расположены бар и мини-сцена; присутствуют парковки для демонстрации авто, многочисленные места для проведения бесед, посиделок при каких-либо лавочках и столах, и тому подобное. Всё связано между собой сетью выложеных камнем тропинок и освещением, посадками различных растений.       Всё здесь поразительно заразительно для меня... Стоит окунуться вновь во весь этот океан любителей авто, как концентрат данного рода приходится сцеживать из клеток мозга и остального тела весь остальной год до очередного события... И так по кругу... Поэтому я и вижусь с миром автомобилей столь диковинно. Я контролирую себя в чем-то определённом, но ныне... ныне я чувствую, как прежняя, более симпатичная ситуация берет вверх над моим здравым смыслом или же чётко выдуманным нормам?.. Я не знаю, я наверное начинаю кое-что осознавать ещё более чётче, чем пару дней назад, но сомневаюсь... Я не знаю.       Встречи и разговоры под клубную музыку под открытым небом и коктейли с друзьями, какие только вернулись с недавнего Гранд-При Имолы, ещё долгое время продолжались один за одним, как и девчачьи сплетни и смех давних подружек, пока я со своим спутником не вернулись обратно к несколько оставленному авто, после на диво огненного дрифта малыша Ландо из Mclaren. —Я и не думал, что здесь настолько хорошо, —произнёс Алекс, сев в салон, но не закрыв дверь «штурмана». —Чувствуется максимально родственная атмосфера... —Рада, что тебе нравится, —ответила я, смотря на него через лобовое стекло и сидя на правом крыле авто. —Столько людей тебя здесь знают и любят. —А я от них уезжаю и уезжаю, не вижусь месяцами... Кошмар. —Протянула я, делая очередной глоток безалкогольного напитка.—Скоро начнётся дождь, я думаю. По крайней мере, у меня такое чувство, —нахмурившись, я устремила взгляд в подобное мне хмурное небо.       Нити ветерка не бьют, а вернее поглаживают некими невидимыми, охлажденными в несуществующем холодильнике, лентами, моё верно отдыхающее лицо. Этот ветерок не дует тем же ощущением нигде больше, лишь только здесь и только лишь сейчас.       Ветви, невообразимого для описания словами несуразного автора, растения колеблятся от него же, и, думается в моей голове, что ведует мне о чём-то сумашедше ему сокровенном, но, к сожалению, я не могу разобрать... Моя голова всё ещё поднята к вышеупомянутому дереву, и я смотрю на него, будто бы изучая, вспоминая что-то или же даже ничего?.. Глупость. —Элизабет, рад видеть тебя здесь, —вдруг появившийся передо мной, разговаривающий на чистом итальянском, Леклер вырвал меня из ауры приглушенного диалога влюбленной пары. —О-о-о, Шарль, здравствуй, —улыбнулась я и протянула руку. —Видел тебя на танцполе, но смог подойти только сейчас. Артур совсем меня... Ой, ты не одна? —Заметив кое-кого ещё, тот поздоровался на том же языке. —Это Алекс, Алекс Тёрнер, Шарль. —А-а! Извините меня, Алекс Тёрнер из Arctic monkeys, да? —Продолжил на английском, помогая себе неосознанным жестом. —Я много слушаю песни вашей группы. Меня зовут Шарль, Шарль Леклер,—протянул ему руку, будто бы пионер — служивому милиционеру, но всё здесь весьма обманчиво. —Да, я тоже немного знаю о вас, —усмехнулся его нынешний собеседник. —Тогда мне не стоит объясняться, почему я предпочту украсть вашу девушку на некоторое время? —Конечно нет. —Чтобы я сделала тебя вновь?—Нотки энтузиазма подогреваются на сливочном масле с расслабленным взглядом. —Ну к чему ты мгновенно показываешь малознакомым людям гонщика Ф-1 в плохом свете, Элизабет? —Саркастически, но и умиротворенно спросил он. —Так я подтвержу свои слова наглядно, Шарль. —Время тебя никогда не изменит, я уже уверен в этом, —мирясь с моим рвением, тот усмехнулся напоследок и удалился за своим авто.       Захлопнув капот и сев за необычной формы руль, я похоже вновь ментально оказываюсь в собственном худом 19-летнем теле, ведь в тот день я впервые в жизни согласилась на парную гонку по прямой... Тогда это был Сэмюэль Ретти́, которого уже как лет 6 нет в живых. Он, конечно же, выиграл тогда меня, но...       Автомобиль тронулся вперёд и я аккуратно выруливаю по свежему щебню в сторону стартовой линии, прямиком в новую, мгновенно растущую в масштабах и подозревающих истину, толпу. —Элизабет, я ставлю на тебя! —Выкрикнул Ландо Норрис в моё пока открытое окно. —Ставлю на Леклера! —Послышался ещё чей-то голос. —А я уверен на ничью!       На моем лице красуется детская улыбка, а ненаивные руки сжимают весьма спортивный руль суперкара. Поворачиваю подготовленную голову влево, где ныне находится классически красная, может быть, даже бордо ferrari Шарля, парня из Монако, а тот уже видимо продолжительней меня глядит на своего соперника.       Множество криков и хлопков, люди с нетерпением ждут шоу, стукаются бокалами, ожидают старта гонки лидеров в собственном деле, выплескивают эмоции и не только...       Девушка, по имени Джуана, в клетчатой миниюбке и кожаном топе на каблуках, размеренно выходит в центр, промеж крайне несдержанных машин. Красна, неукратима и обязательно своенравна та итальянка, какая поднимает своими загорелыми руками в перчатках 2 таких же клетчатых флажка, и себе примечает готовность соревнующихся водителей. Глаза её чёрные, губы её алые. В колонках уличного клуба играет Friday—Riton и так далее... Она выкрикивает «Марш» и резко спускает флаги.       Стартую первой. Оставляю горячую итальянку позади. Немецкая машина рычит подо мной и я стараюсь выжить из неё всё, ведь небольшой круг в 10 км не подаст мне победу за выносливость. Модефицированная, аэродинамичная, моя конфетка летит, сжигая шины и прижимаясь всё сильнее к земле, словно моцарелла на раскаленной сковороде. Кроваво-красное чудо Шарля видимо не отстаёт, намеревается догнать и победить.       Особенно мне дорого то решение его: не подыграть. Собственно, каждый предложил свою ставку за победу.       Я направляю взгляд в зеркала, как бы рискованно это действие не выглядело и не чувствовалось, оно необходимо и жгуче надобно именно моему возрастающему адреналину в крови, ведь моё личное сумасшествие горит вечным огнём в душе, чтоб его...       И что же вижу я? Вижу лишь улыбчивое лицо самоуверенного водителя итальянского болида...       Каково же мнение моё? Porsche не собирается отступать наглому парнишке из Монако...       Неспокойное небо Палермо напоследок повторно озаряется лиловым рефлексом позднего заката перед тем, как окунуть нас в толщу настигающего ливня тёмной грозы. Того не было видно ведь прежде... То рождает под кожей реки сомнений и мгновенной усталости в нижних предплечиях, то окутывает пледом льда по спине и струйками остывшей крови будто бы из раны на лбу, но сейчас не об этом...       Кажется, что дворники не справляются, но все же вижу теперь, как задние фары наглеца отчётливо различаются посреди без шуток непредсказуемой трассы, но рано отступать, верно? Шины были подготовлены специально заранее, но коварное и до нитки пугающее ощущение в секунду отсутствующего сцепления вследствие непринуждённо возникших луж, и виляние ferrari передо мной, сподвигают к безоговорочному мнению о безнадёжности собственного надуманного выигрыша.       Но не уж то светящиеся красным светом фары стали приближаться ко мне с той же скоростью, какой те отдалялись всё то некоторое время назад? Воодушевляющее впечатление и настрой оживают зелёным семенем в сырой земле. Вот уже его заднее крыло, да, потому что жму на газ, да, потому что двигает внутри бессмертный азарт игрока выиграть!..      Вот уже его дверь, а там и переднее крыло... Не смотрю на водителя, но двигаюсь уверенно со своей неутолимой потребностью в победе. Я буду это повторять и повторять. Руль кидает из стороны в сторону, но моя женская хватка крепка, точно привареная сталь, на что вероятно не надеялся ныне обездоленный Шарль... Дождь усиливается и я знаю, что финиш близок. Рев двигателя под капотом — последний рывок за ничью и я снижаю смертельную скорость... —Это было вау, Элизабет, —вышел из авто монегаск и направляется ко мне. —Я думал, ты не справишься с возникшей колеёй на трассе. —Плохо меня знаешь, Шарль, —самоуверенность бьёт ключом. —Да что там, —засмеялся парень, не боясь промокнуть до нитки, —а где все остальные? —Поинтересовался тот же, смотря по сторонам. —И правда, —осмотрелась я, чувствуя, как волосы намокли уже целиком и полностью, а шёлковые брюки успели прилипнуть к коже, но весьма меньше — белая рубашка.       Неосознанно начинаю тоже глядеть из стороны в сторону, в поиске хоть кого нибудь по близости. В это же время я наслаждаюсь ливнем, незаметно для кого либо, приподнимая голову к небу и закрывая глаза... Водостойкая косметика обязательно должна справиться. —Они наверное все ушли под навес, —упоминая огромный шатер в 250 метрах от нас, я двигаюсь вперёд.       Шарль верно идёт за мной, и асфальт сменяется мелким шебнем. —Чёрт! —Подворачивая ногу, выкрикиваю я.       Сиюсекундная боль в лодыжке растекается по ноге, точно молния в воздухе, и ведь каково моё спонтанное удивление и, возможно, даже разочарование в чём-то, когда бывший соперник моментально реагирует, ведь всё в нём присуще реакции истинного гонщика: тот уже поддерживает меня за оба предплечия, не дав завершиться случаю внезапного падения. Никогда раньше я не подворачивала ноги... —Благодарю, —ответила я. —Не стоит, —немного запоздав вернуть меня в прежнее положение, добавил он незамедлительно и непоколебимо.       Руки его поразили меня своей стойкостью в хватке. Все же сталкивалась с подобным много раз при рукопожатии, но... Много кто безоговорочно позавидует из мужчин, я уверена, ведь почувствовала себя рулём для чертового болида, которым управляет названный ранее чуть ли не в каждый уикенд.       Тропинка из щебня в продолжении любвеобильно привела нас к шатру, какой наполнен ныне до отвала всей массой собранного здесь люда. —Элизабет, Шарль! —Оживилась толпа, а точнее первые ряды у стеклянного входа. —У вас ничья, а следовательно, 4-ая часть ваших ставок переходит в специализированный фонд «Luci Notturne», —произнёс местный «судья», выйдя к только что прибывшим нам. —Прогорела моя ставка! —Слышна была невероятно отличающаяся в интонации от остальных фраза Ландо, где-то справа. —Чуть не проиграла, так ещё и заработала. Умно. —С усмешкой, произнёс мне тихо Шарль, пока мы медленно проходили в глубь человеческой массы. —Мероприятие же как-то должно жить, правильно? —И не только мероприятие, —усмехнулся ещё раз тот, перед тем, как резко повернуть куда-то и уйти другим путем, к другой компании.       Я хотела проследить за дальнейшим направлением его, но монегаск умело затерялся.       Помещение огромное, и если вы подумали, что оно маленькое просто из-за того, что здесь довольно сложно перемещаться, то причина заключается лишь в количестве людей, а их... —Молодец, видел, как ты вела машину, —произнёс Алекс, стоя за круглым столиком у бара, тот уже пьёт алкоголь. —Спасибо,—засияла я. —Когда пошёл ливень, я даже испугался, но ты смогла догнать этого паренька, —добавил он. —Накал страстей здесь был обворожителен... —Это было сложно, —под огромным впечатлением, —но... —Перебили меня. —Особенно, когда ты подвернула ногу, —голос мужчины переменился, а глаза превратились в темень ночи без Луны. —Этот парень не безразличен тебе? —Почему ты это спрашиваешь? —Не понимаю я. —Потому что видел твой взгляд на чёртовом экране телевизора, когда он удержал тебя от падения, —тон практически прежний, но только отчаянный... или же даже умиротворенный?.. —Спасибо за вечер, я доеду сам. Элизабет.       Алекс стал похлопывать себя по карманам, дабы определить местоположение пачки сигарет, пока разворачивался и стал направляться к ближайшему выходу. —Алекс, постой! —Не привлекая внимание, всё ещё за столиком. —Элизабет, нужно твоё мнение... —Подошёл ко мне Льюис. —Не сейчас, Льюи, не сейчас! —Опешила я.       Я попыталась вновь остановить мужчину уже на улице, но интроверт предпочёл отойти подальше от людей, и за заросшими деревьями и кустами, за углом от шатра, тот наконец обернулся. —Чего ты хочешь? —Сказал он прямо. —Убедить тебя в обратном, чёрт возьми! —Со злости на упрямое молчание немного ранее.       Мужчина смирно выдохнул и всё же принимается вновь нервно смотреть вдаль, теперь уже итак находясь на улице. Руки его: одна в кармане, а другая удерживает белую сигарету; и тот серьёзен или даже мнителен?.. Абсурд ситуации, как молоко в свежеприготовленном кофе, тот растворяется и последовательно смешивается с палитрой всех пастельных оттенков окружающей её среды... —Знаешь,—начал он, —я много думал и думаю об одном деле... —Будто метаясь в словах, он продолжает, —о тебе, о группе, о жизни... —А что не так? —Я медленно, но верно начинаю понимать, что сдаю планку: перестаю делать по-прежнему достаточно — скидываю толчки продвижения на словно стареющее вдохновение, то есть увожу коллектив в темень небытия абсолютной безвкусицы и, что самое страшное, я тяну их уже находясь там, Элизабет. И я не знаю, что мне делать?..—Раздвинув руки в стороны, тот продолжает. —Смириться? И мне уже давно не 20 лет, но и я не настолько стар, чтобы отправляться на «свалку» к черту! —Усмехнулся собственному подобранному выражению. —Мир и люди в нём, и даже ты, меняются со скоростью света, чтоб тебя, а я... может я сделал остановку, как пел в своей же песне? —Засмеялся. —Жизнь изменчива и я уже не понимаю, в самом деле, как с ней бороться(?), и, смешное: умел ли я раньше это делать?       Слово, будто бы и совершенно не по теме, но поражает своим содержимым ровно настолько, насколько оно было неожиданным в мгновении своего произношения. Человек потерян, раздражителен и, чисто для меня, дельно безумен в личных убеждениях, так как сам загнал себя в пучину бредовых изречений, не находя себе место в самом себе. В груди кольнуло не оттого, что было сказано сейчас, а оттого, что я не увидела этого раньше. Скромность этого неоднозначного человека велика или же это недоверие? Закрытость? После всего, что было?.. Говорит тот человек, который сам никогда не выдаст все детали собственной жизни даже самому близкому человеку... Кошмар, в самом деле... Кошмар! —А что насчёт тебя, Элизабет... —Что насчёт меня?—Не утруждаясь, перефразировала я, но нисколько не высокомерно. —Не замечаешь, каково нарастающее раздражение между нами всего то за эту неделю?       Я не улавливаю ход его мыслей, из-за чего с интересом его тайны прищуриваюсь, якобы чтобы «лучше слушать». —Мы так долго ждали той самой любви,       того самого случая, о чем писали в своих нескончаемых стихах, о чем думали дни напролёт... Да, я читал твои стихи, извини конечно, но дневник выпал из сумки и раскрылся мне на полу случайно.—дополнил он. —А заполучив всю прелесть взаимности, мы питаемся лишь романтизированными редкими встречами, редкими порывами страсти и выдуманного внутреннего огня, какого чертовски не хватает даже на никудышную неделю, Элизабет! —Высказал он это резко и внезапно, втыкая точно в мое сердце свой заостренный кинжал... —Мы наверное просто придумали эту любовь, или я не знаю... Эту зависимость! Или что на меня вообще нашло?.. —Что это на тебя нашло, говоришь?! —Безэмоциональным голосом, ответила я. —А-а, так я сказал всю правду, всё то, что действительно чувствую с тобой! —Выдал он, выкуривая последнее из сигареты и указывая на меня пальцем. —Тогда тебе несомненно не стоило лететь на всех парах, чтобы наконец мне признаться! —Как круто мы берем, мисс Магдаэлла! —Мне теперь просто интересно: хоть в тот день ты не сомневался? —Подойдя к нему поближе. —Конечно нет, —ответил Тёрнер. —Как и сейчас я категорически прекрасно уверен, но ныне в том, что Шарль тебе подойдёт, словно только что найденный кусок пазла!—Усмехнулся англичанин. —Я сопоставил всё и действительно поражаюсь, как тебя вдруг склонило на подобную серую авантюру вроде меня? —О чем ты вообще говоришь?! —Он нереально идеален, Элизабет: он твоего возраста, спортивный, сильный, симпатичный, насколько мне известно, тоже занимается музыкой, не нужно будет париться насчёт постоянного английского и о масштабной куче всего того, что приследует меня, точно тень. С ним ты чувствуешь себя собой, а не загнаной в колесницу уныния и саморазрушения. Уж извини за подобный пафос... Но с первой вашей встречи сегодня, я стал это понимать. —Мне нечего сказать!.. —Выдала я. —Я тебя не тороплю, я просто теперь понял всё. —Добавил тот, кто решает продолжить путь по вылаженой брусчатке. —Я просто теперь счастлив...       Он ушёл.       А я, а что мне остаётся делать?.. Чудом сухая скамейка неподалёку сманивает меня на неё присесть, затем безоговорочно приступив оценивать и анализировать предоставленную ситуацию в свежести природы сразу после дождя, посреди всё ещё капающих капель с листьев. Мои глаза уже также намокли, как и упомянутые мною листья, когда из занавесов зелени деревьев вдруг появляется Ребекка, девушка напарника Шарля по команде Ferrari в Ф-1, Карлоса Саинса. —Извини, что вот так врываюсь в твоё личное пространство, Элизабет, —сказала она своим особенным голосом. —Я всё слышала, опять же, извини. —Ничего страшного, Ребекка, не беспокойся, —улыбнулась я нежности её ко мне, —можешь присесть. —Могу я тебя обнять? —Вновь вдруг произнесла она. —Можешь, —с комом в горле, ответила я.       Моё бешеное иногда сердце, собственно, как и сейчас, бьётся, дабы желает догнать кого-то или победить в скорости ритмов... И я чувствую, как Ребекка тоже ощущает всё это. Глубокие вдохи и выдохи, я уже не плачу, я в, таких необходимых мне ныне, объятиях, я в порядке... На самом деле, я тоже задумывалась о многом сказанном Алексом немного ранее, правда, оперативно решала спускать всё это возникающее на тормозах, но, как оказалось, эти тормозные колодки уже настолько проржавели, к сожалению, что внезапность их поломки разрушила все мои несвязные планы.       Не уж то всё стало быть выдумкой двух творческих до мозга костей душ? Я боюсь с этим согласиться, ведь всё равно знаю ответ. В душе моей бытует смерч, какой решил посоревноваться с бурями на Сатурне, но и почему-то мне одновременно легко... Быть может, всё это былая привычка, какая никак не желает со мной проститься, и какая всё же осознает собственный уход, но царапает, ставшие родными, стенки моей души. —Всё хорошо? —Поинтересовалась Ребекка.