Рысь в мешке

— Да брось ты, мамаша же писала согласие. — в Лериной шевелюре появилась теперь ещё и кислотно-оранжевая прядь, яркий такой кусок, который я постоянно непроизвольно цепляю боковым зрением, когда прохожу мимо. — Я таких придурковатых сразу посылаю в РПН, чтоб их там с такими жалобами на другие три буквы послали… Киваю отрешённо. Мальчишка какой-то несовершеннолетний с мамкой приходил на пирсинг брови, не ко мне, к Марине. Ещё в сентябре. Ноют теперь, что не приживается, воспаление там какое-то осложнённое, а виноваты мы тут все, как обычно — будто не предупреждали, что несформированный организм может железки отвергать, и не отговорили! Выдумывают теперь сказки про антисанитарию и угрожают судами. — Окей, — бесцветно бросаю, — напиши ему, пусть хоть фотку скинет, посмотрю… Мне вообще абсолютно похер. Хожу кругами, разглядывая пёструю плитку на полу, и мну пустой стаканчик из-под кулера. — Так, Александр Батькович! — о, новое прозвище. — Ты чё опять такой нервный? У эти пляски не первый раз, и не последний точно… — Да я не из-за этого… — отмахиваюсь. Я снова из-за того же, сука, из-за чего всегда. Дежавю в голове откидывает на месяц назад, когда Даня точно так же перестал мне отвечать. Вот как вчера его увёз домой, так и молчок. Ни на «доброй ночи», ни на «доброе утро», ни на вопросы о том, всё ли в порядке. Два звонка проигнорил. Паранойя вот-вот с цепи сорвётся, даже на кончиках пальцев липкое беспокойство зудит, никак не могу оставить в покое этот тупой пластик! И меряю шагами помещение, чтобы не поехать сначала кукухой, а потом сразу к Рысику домой… И поеду, если до вечера не выйдет на связь! Ну что за херота опять? Клиент ещё приходит какой-то мутный — с первой минуты сомневаюсь, что трезвый, хотя вроде ничем не воняет. А это ещё подозрительнее: если под неалкогольными веществами, лучше сразу выпроваживать. Но никак ведь не проверишь, блять! Да и на вопросы отвечает вроде адекватно, просто чуть заторможенно. Глаза, правда, какие-то стеклянные… Так и это не аргумент, чтоб выгонять — мало ли, болезнь какая? Так что забиваю и… Забиваю. Предплечье ему какой-то рунической херью. Когда перчатки стягиваю, проверяю телефон снова… Но по-прежнему ни-хе-ра. Хочу даже у Алины поинтересоваться, в универе ли он, а потом вспоминаю, что она ещё не до конца поправилась и на учёбу не ходит. Хотя диалог открываю всё равно, когда вижу, что скинула фотки: на первой мать с нашей шарлоткой, на второй — пара смешных вытянутых в широкоугольном режиме рожиц, блестящая и бородатая. Уплетают. — Ты закончил тут? — Лера снова заглядывает, светит едким пигментом на башке. — Чай будешь с пряниками? — Не, спасибо. Не хочу. Из-за пряников про кнуты вспоминаю, из-за кнутов, разумеется, про одного сурового доминатора… В лесочек рядом с его дедовым домиком в воскресенье — завтра, то есть — собираемся, надо уточнить, всё ли в силе… И у Дани бы, сука, уточнить! Успеваю набрать Сане только начало вопроса, как он тут же мне звонит. Реально, что ли, связь какая-то фамильная? Телепатическая. — Да, Сань? — уныло здороваюсь. — Мы завтра едем? — «Бля, я вот щас уже сомневаюсь… Ко мне твой Рысик пришёл на порку и просил тебе не говорить. — недобрым тоном шепчет, а сердце пропускает удар. Это что, блять, за новости? — У тебя чё, не получается?» — Так, — выдыхаю и стараюсь раньше времени не паниковать. Живой хотя бы… — Я сейчас приеду. — «Чё у вас случилось?» — Хотел бы я, нахуй, знать! — закипаю. Ужасное ощущение, когда страх начинает злостью покрываться. — Ты можешь его не трогать? — «Он очень хуёво выглядит, боюсь такого отпускать даже, если откажу. Там прям заметно надо, реально… — беспокойное сожаление в голосе, и от этого тоже мороз по коже. Явно же какой-то пиздец, раз этот Дурдом переживает! Выбегаю, даже с Лерой не попрощавшись, а Саня нервно бросает: — Давай, короче, пригоняй его забирать. И мозги себе не еби раньше времени!» — Сука, легко сказать! — уже ремень пристегиваю — повезло, что тачку у входа оставил. — Ладно. Скоро буду. Но буду, походу, нихуя не скоро. Забыл, что вечер субботы, по центру решил, и теперь ожидаемо стоим. Блять… Блять! Сворачиваю, чтобы в объезд пробраться, а там на кольце авария. Так что застреваю окончательно. И злит эта ебучая неопределённость, аж руки чешутся! Хочу не надумывать, но не могу, сука — в голове какая-то блядская карусель из домыслов. Что у него опять случилось? Или у нас? Какие бы насекомые в этой волнистой головушке не завелись, я точно ни в чём не виноват! Всё хорошо было. Говорим теперь больше, в штаны к нему не лезу и к себе не заставляю, а последние пару дней, как ключи выдал, вообще всё замечательно: уже и в салоне всякими маленькими милостями промышляем, когда вдвоём остаёмся, вчера он мне разные рекламные приколы объяснял, я его автоклавом учил пользоваться, а потом в служебке до посинения целовались. И в машине целовались. И в его стареньком лифте. Очень довольного его передал Диане в руки… Может с ней у него опять проблемы? Да вроде тоже у них всё тихо, сушки мне дала… Чесночные, раз я сладкое не люблю. Мелкий у них снова в садик ходит, Валера этот до сих пор где-то в другой области на работе. И Даня ни на что не жалуется, ночевать ко мне со вторника больше не прибегал. Что тогда не так? Со сном проблемы у него точно есть, хоть я и не сразу заметил — от малейших нервов вскакивает и сидит, пока я обратно не сгребу и не начну гладить. Последние пару ночей, кроме той, с ключами, сам мне под руку лез, как я просил, а то я обычно вообще не чутко сплю: в детстве ещё научился и под мультики Алинкины вырубаться, и под её бубнеж незатыкаемый с попытками со мной спящим во что-то поиграть… И не было даже никаких страшных случаев с отрезанием волос и разрисовыванием лица фломастерами. А когда косметикой своей детской меня красила, я наоборот кайфовал — ну тычет там в глаза иногда, бормочет что-то, зато я молча валяться могу. Да и навыки эти макияжные на мне в итоге хорошо отработала, миновала пугающие подростковые эксперименты на себе и визажистом даже подрабатывала в девятом классе… Челюсть уже болит от напряжения, когда сообщение приходит. От Славика. — «сок там даня к нам пришёл когда я уходил я думал говорить или нет мне как-то стремно он зареванный или побитый я хз и этот ебанат с ним еще че то делать собирается» Зарёванный… Побитый?! Ощущаю, как волосы дыбом встают и стараюсь глубоко вдыхать носом и выдыхать ртом… Но желание тупо свернуть на тротуар и посбивать там всё к чёртовой матери, лишь бы быстрее оказаться в нужном месте, уходить всё равно не хочет! Но движение, к счастью, стабилизируется. Медленное и кривое, половина ещё перестраиваются — передумали уже или опоздали, куда надо было. Мне бы теперь не опоздать. Саня задержать попытается, я уверен, но только Рысика, а не дроп. А успеть хочется до дропа… Когда к нужному дому заворачиваю и открываю своим ключом домофон, в груди снова расправляется и пульсирует нервный комок. Страшно. Теперь точно больше страшно. Поднимаюсь, пытаясь в лифте успокоить обнаруженный в зеркале тик под нижним веком, замираю, когда двери разъезжаются в стороны. Не хочется заходить. Очень не хочется, не представляю, с какого начать вопроса и кому. Дёргаю ручку… Закрыто. С хера ли, сука? Обычно же… Не успеваю додумать, как замок тихо щёлкает, и Саня высовывается: — Позвони в звонок, блять, чтобы он не думал, что я тебя позвал! Хмурюсь и тыкаю на серую кнопку. Трель громкая разлетается, не уверен, что вообще когда-то этот звук слышал… — Где он? — сразу с порога спрашиваю. — Так, родной, не кипишуй! Одевается твой Рысик. Не улетел, естественно, но поревел и вроде поживее щас выглядит. И слушай сюда внимательно: я свою домовую тайну соблюдаю и ничё тебе не крысятничал, так что сделай щас вид, типа случайно зашёл чё-нибудь забрать… Хуй знает, кофемолку? — шепчет Саня. Я и забыл про кофемолку, реально же на время отдавал года два назад… Губы дёргаются в какой-то неуместной улыбке. — Вот звёзды так сошлись, что тебе срочно захотелось зёрнышки помолоть. Удивись, короче, когда выползет. Киваю, потому что… резонно. Но потом от «выползет» что-то внутри обрывается — это ему настолько плохо было изначально, или этот Дурдом так сильно обработал?! Пытаюсь себя в руки взять, трясущиеся, когда Саня скрывается на кухне. На рюкзак синий возле шкафа смотрю. Какой-то… Больше, чем обычно. Набитый прямо. Поразмышлять не успеваю — ручка рядом с тёмной стеклянной вставкой опускается, а сердце начинает бешено колотиться. Дверь открывается будто в замедленной съёмке… Но когда Даня выходит, понимаю, что это не проделки моего воспалённого мозга — действительно еле двигается. С трудом на ногах стоит, котёнок, бледный, хоть и зарёванный, за дверной косяк держится. Синяки под глазами и опухший нос с поблекшими веснушками морщит и даже не сразу свои зелёные раскрывает, когда видит меня. И губа разбита. А мне изображать удивление и не надо, я реально от его вида в ахере и не могу ни звука выдавить. Так и смотрим друг на друга, не шевелясь. — Вот твоя бандура. — Саня выходит и вручает мне ручную кофемолку в её же фирменной коробке. Потом на Рысика взгляд переводит, как-то прям натурально брови поднимает и рот открывает, будто не должны мы были пересекаться. Произносит на выдохе: — Бля… Сорян, не успел предупредить. Вы же это… Ну, не буду мешать. И обратно на кухню заворачивает! Как же мне хочется просто заржать. До слёз. — Пойдём. — говорю Дане просто, перехватываю коробку в одну руку и рюкзак его с пола поднимаю… Охереть тяжёлый. — Что у тебя там? — Вещи… — выдыхает безэмоционально. Пока не накрыло, уже хорошо. — Ага. — хмыкаю за дверь. Объёмно разносится в подъездной акустике. —Хорошо. Выходим, в багажник всё запихиваю, позволяя ему телефон из переднего кармашка достать, и заднюю дверь открываю. Сам туда же сажусь. Тут более переговорно. Даня просто никакущий, ни на меня не смотрит, ни в окно, даже ничего не теребит в руках… Хотя и нечего — рюкзака-то нет. А я в упор не понимаю, ругать или жалеть. Знаю, что второе сейчас желательно, после ремня, но тяжело. Неприятное, скользкое чувство внутри от того, что он пришёл не ко мне. — Сейчас поговорим? — спрашиваю тихо. Спокойно стараюсь, не пахнет даже недовольством. — Или… как тебе будет проще? Смотрит на меня так, будто бы всё уже решено. Непонятно, правда, какое «всё», но вот именно это стоит в потемневших и тусклых глазах. Какое-то отчаяние. — Я… — начинает и замолкает так, будто и не планировал ничего дальше. Если скажет «не знаю» — просто выйду из машины и заору. — Не знаю. Можешь обнять? Ладно. Не заору. Притягиваю к себе сначала не очень уверенно, а потом, сам от себя не ожидая, прижимаю к груди так крепко, что дышим оба с трудом. И он тоже жмётся, словно в последний раз. Чуть ослабляю хватку, когда утыкается в шею холодным влажным носом. Но дышит теплом, от которого наконец-то немного оттаиваю: — Дань? Ты же понимаешь, что у меня дохера вопросов? — спрашиваю в волосы. Кивает. — Сейчас расскажешь или дома? Вздрагивает и замирает, будто чему-то удивляется. Отрывает от меня лицо: — Сейчас. — Тогда давай с самого волнующего… — касаюсь его губы, что припухла с одной стороны и покрылась корочкой запекшейся крови. — Это что такое? — Это случайно вышло. — А подробнее? — В меня курткой кинули, замком нечаянно попало. — Понятно… — вздыхаю, ибо нихера не понятно. — Почему не отвечал? — Я… не хотел, чтобы ты меня таким видел. Мне надо было… Было плохо. — Дань, я тебя уже столько раз видел, когда плохо. — вот в упор не понимаю. Да, сейчас выглядит хуже, чем во всех прошлых случаях, но и мы, вроде как, ближе стали. Чего бояться? — Давай честно. — Ты бы меня отговаривал сюда идти. А, вот чего. Теперь ясно. — Ты даже не спросил! Уж решили бы как-нибудь этот вопро… — Мне было очень нужно! — перебивает и рывком от меня отлипает. Замечаю, что сам в свои руки пальцами впивается, сильно так, ногтями. Царапает и щипает. Сука. Еле разбираю, наблюдая за этим зрелищем, что он говорит. — С тобой бы не получилось так! — Даня, мы, блять, и не пробовали так! — И не вышло бы! — снова реветь начинает. Но силы быстро заканчиваются, просто всхлипывает тихо и продолжает ногтями в запястье давить: — С тобой хорошо, а мне нужна просто боль, и я… Ты теперь… У нас не получится. Ничего. Проглатывает последнее слово и хочет выйти, продолжая впиваться себе в кожу, но не успевает даже к ручке потянуться — меня тоже переклинивает. Перетаскиваю его в середину, вяло сопротивляющегося, вытаскиваю свой ремень из джинсовых шлевок и быстро стягиваю его запястья. Крепко, чтоб не вытащил свои маленькие ладошки. Потом пристёгиваю ремнём безопасности, заметно прихеревшего, целую в нос и выскакиваю, чтоб на водительское пересесть. Добираемся в полной тишине, в свой район заезжаю, когда совсем темнеет. Так же молча освобождаю Даню, кофемолку ему в руки втюхиваю, а сам закидываю на плечо его рюкзак. Поднимаемся. Выдвигаю его любимый стул на кухне, который у окна, и киваю. Садится. Понуро так, ножки вместе, ещё бы руки на коленки положил. Дожидаемся чайника, и завариваю сначала зелёный, потом чёрный. — Всё, теперь рассказывай. — смотрю внимательно. — И постарайся без «не знаю», пожалуйста. Из-за чего тебе снова захотелось себя калечить? — Дома проблемы. — Дань, — вздыхаю в очередной раз. Невозможно уже. — Мы с доверием всё прояснили? — Да. — Тогда какого хера? Нормально давай. Я устал уже угадывать, что там у тебя в башке, мы так правда ничего не построим. — не выдерживаю. — Я стараюсь на тебя не злиться, не прогоняю. Хочу понять. Если не можешь пока делиться чем-то, просто, блять, так и скажи. — Я ушёл из дома. Пока что. — ровно отвечает через секунду. — Точнее… Валера выгнал. Диана заступилась, они ругаться начали, а я просто вышел. Потому что из-за меня проблемы. — Когда это было? — Вчера вечером. — И где ты был всю ночь? — Ходил. Потом на учёбу пошёл. Потом снова ходил. Ну охереть. — А мне нельзя было позвонить?! — Я хотел… — Да, пострадать, я в курсе. И я бы дал тебе на это время, сколько хочешь, если бы ты просто, сука, предупредил. И к Сане бы сам отвёл за ручку, если тебе это так необходимо и со мной ты не хочешь. — Я хочу с тобой. — спорит вяло. — Просто боюсь, что не получится. Ты очень злишься? Сейчас только замечаю, что разморило его от чая, глаза зелёные совсем слипаются. Потому и заторможенный такой — сонный, всю ночь же где-то скитался по холоду… Ноябрь уже на дворе! Ещё и с рюкзаком своим неподъёмным! — Я пиздец как злюсь, ну где мозги у тебя?! Вот если бы я такую же хуйню творил, нормально было бы? — снова из себя выхожу, но понимаю, что ему сейчас этого не надо. Ни вопросов этих риторических, ни нотаций. Лучше же не станет от ругани. — Ладно, иди спать. Завтра договорим. — Спать?.. — Я с тобой лягу, посуду только помою.

***

— Подошёл сюда, блять! — кричит Саня, но шагает в комнату сам и рывком сдёргивает со Славика большие наушники. — Сколько тебе повторять? — Да погоди ты! — парень наклоняет голову, чтоб хотя бы из одного динамика было слышно и продолжает смотреть в монитор. — Отъебись от меня… Хозяин квартиры продолжает испытующе смотреть на своего жильца, чувствуя, как чаша терпения вот-вот переполнится, а тот ощущает взгляд очень чётко, всей кожей, но продолжает намеренно игнорировать. Долго молчать не выходит — обстановка накаляется, вот-вот воздух начнёт искрить, и Саня, собрав волю в кулак, отбрасывает желание хорошенько повозить парня лицом по клавиатуре и спокойно предупреждает: — Я считаю до трёх, и либо ты щас встаёшь и берёшь тряпку в зубы, либо… — Да уберу я! — психует Славик, до скрипа зубов ненавидящий, когда стоят над душой. Вскакивает и швыряет наушники прямо на пол. — Ты заебал! Топает на кухню, где из неплотно закрытой упаковки бананового молока уже накапала немаленькая лужица и ручейком побежала под тумбу, достаёт и небрежно мочит под краном тряпку. — Это я тебя заебал?! — орёт Саня и размашистыми широкими шагами следует за ним, но цепляется краем клетчатой рубашки о разомкнутые кольца тетради в рюкзаке Славика, что висит на ручке двери. — Блять! Натянутые до предела нервы наконец лопаются, рюкзак летит к порогу, прямо на грязные ботинки, а его владелец замирает с тряпкой в руках. — Ты ебанутый?! У меня там работа!!! — запускает в грозно приближающуюся фигуру, но та ловко перехватывает и кидает обратно, прямо в грудь. Плохо выжатая ткань неприятно шлёпает, в лицо залетают брызги, а на белой футболке остаётся мокрый след. — Ты дебил совсем? — А нехуй меня выводить! — цедит сквозь зубы Саня и поднимает тряпку сам с таким видом, будто это один из его многочисленных девайсов. Слава пятится к окну и открывает холодильник, опасаясь, что в голову этому доминанту до мозга костей взбредёт ещё и отхлестать данным бытовым орудием, наверняка больно… Но выдыхает, когда тот лишь агрессивно заканчивает вытирать пол сам, убирает всё и тщательно трёт руки под шипящей водой. А затем оборачивается: — Так, положил на место! Это на завтра. Приходится вернуть банку пива обратно на полку и закрыть дверцу, после чего сам собой возникает вопрос: — Мы на чём поедем? — Конкретно ты, блять, пешком пойдёшь. — Саня недовольно прокручивает полотенце внутри стеклянной кружки и ставит её вверх дном на полку. Выбрасывает опустевшую коробочку от чая и замечает в мусорном ведре… — Сука! Всё, ты у меня щас получишь! — Мне нужна была сковородка! — Славик быстро соображает, в чём дело, отползает к подоконнику и не глядя вооружается первым попавшимся — пластиковой крышкой для микроволновки. — У меня есть вторая, нахуя было мою картошку выбрасывать, долбоёб?! — Не подходи ко мне! — И чё ты мне сделаешь этой хуйнёй? — парень, усмехаясь, засучивает рукава и продолжает приближаться. — На башку себе, блять, надень. И стоит расстоянию уменьшиться до опасного, как Слава осознаёт, что бежать некуда, кидает крышку в сторону, отвлекая внимание, и заносит руку первым, целясь в чужую скулу… События разворачиваются слишком стремительно: Саня уворачивается, от чего удар проходит по касательной, неприятно задевая угол челюсти. Шипит и пытается поймать и заломать руки парня, но светлая макушка маячит из стороны в сторону, выворачиваясь, и попадает вдобавок острым локотём в живот. За этим следует очень недобрый взгляд карих глаз, и дело приобретает серьёзный оборот. — Отпусти, ты ебанутый, нахуй, псих! — уже через несколько секунд Славик брыкается, зажатый между белой дверцей холодильника и чужим, явно превосходящим и ростом, и физической силой, телом. Замахивается снова, но на этот раз руку больно выкручивают и отводят в сторону вместе со второй, сжимая запястья до синяков. Но сдаваться в его планы не входит. Парень расслабляется, чтобы усыпить бдительность, послушно обмякает… — Успокоился? — Саня ведётся и действительно ослабляет хватку, как его сожитель тут же вспоминает о существовании других конечностей — с силой ступает на чужую ногу, практически прыгает, насколько позволяет положение. Хозяин квартиры вскрикивает и отшатывется, матерясь, но продолжает загораживать узкий проход меж кухонным гарнитуром и столом, так что выбежать по-прежнему не удаётся. Разве что… Слава роняет табуретку и пытается нырнуть под столешницу, но оказывается пойман прямо за шкирку. Футболка на груди натягивается, и сырое пятно с ароматом химозных бананов неприятно холодит кожу, а перед глазами мелькает сероватый линолеум с текстурой дерева. — Ай! Блять!!! — блондинистый затылок бьётся о край стола, но чужие руки даже потереть не дают — ставят на ноги, перехватывают запястья снова, а в следующую секунду, как только удаётся поймать фокус на чёрных глазах перед собой, по лицу прилетает тяжёлая и звонкая оплеуха. Затем ещё одна и ещё, без передышки — даже сообразить, что происходит, от шока выходит не сразу, не говоря уж о том, чтоб начать сопротивляться… Тело само вздрагивает по инерции, когда за чередой вспышек горящей кожи касается один только палец. Глаза Славы ловят теперь сухие и ровные губы напротив, как они рывком приближаются и опаляют горячим дыханием его влажные и, походу, прокушенные до крови. Шевелиться по-прежнему не выходит, даже когда рты соединяются. Поцелуй получается не диким, как было ожидаемо, а осторожным и… Подозрительным. Словно есть какой-то подвох и стоит ждать очередной атаки. Саня углубляется, разжимает пальцы на чужих запястьях, но тут же хватает светлые волосы на затылке парня и предупреждающе хлопает по щеке ещё раз, не разрывая поцелуй. Руки Славы, уже успевшие, как только оказались на воле, схватиться за воротник чужой рубашки, тут же застывают… И только в этот момент он замечает, как его собственные губы жадно ловят другие, а подвижный язык покорно сплетается со вторым таким же. А тело словно парализует. Не выходит отстраниться даже тогда, когда заканчивается дыхание и на шею ложится тяжёлая рука, несильно давит, заставляя вспоминать каждое «придушу», казавшееся просто пустой угрозой. Славе остаётся лишь с опасением втягивать воздух через нос, и даже выходит успокоиться и включиться в процесс… Но глаза резко распахиваются, когда вскоре он понимает, что ладонь действительно медленно и неумолимо начинает сжиматься сильнее. Его пальцы тут же судорожно комкают и тянут клетчатую ткань, стоит только начать ощущать нехватку кислорода, ноздри раздуваются в попытках взять больше, а язык выталкивает чужой, но рука в волосах мешает отстраниться… Прекращается всё через мучительно долгий десяток секунд, так же плавно, как началось, уходя в осторожность и спасительную нежность. — Всё? — Саня отстраняется, улыбаясь, и парню сразу хочется плюнуть в эту радостную рожу. Но в штанах внезапно обнаруживается очень крепкий стояк, по которому сначала мягко проводят костяшками, а затем ласково поднимаются по телу выше, касаясь влажного пятна на груди, шеи, пылающей щёки, и приглаживают вечно торчащую прядь волос. А следом в голове совсем мутнеет от тихого голоса: — Будешь хорошим мальчиком теперь? Или добавить? — Я тебя ненавижу, блять… — шепчет Слава, тяжело дыша в чужую ухмылку. Но, когда рука хозяина квартиры резко обхватывает его член, тянется к чужому паху в ответ. — Ты паразит мелкий, — чёрные глаза смеются, а в голосе сквозит какое-то очень притворное недовольство на грани с умилением. — Ты зачем творишь всю эту хуйню, скажи мне? По жопе хочешь? Слава жаждет ответить что-нибудь едкое, но отводит глаза, поднимая, что его в самом буквальном смысле держат за яйца. Налившиеся и чувствительные. Шепчет неубедительное: — Ты меня просто бесишь… — Ты меня тоже довёл уже до белого каления, блять, но я же бытовой террор не устраиваю! Терплю, какого-то хуя, все твои выкрутасы, жрать тебе готовлю, ножки глажу. — вспоминает Саня недавний эпизод, когда у него действительно получилось обрадовать жильца свежеприготовленными оладьями, когда тот сидел за просмотром очередного японского мультика. Вышло даже уютно устроиться рядом, только вот до секса не дошло — Славик решил нагло вытянуть ноги и сложить их на чужие колени, а затем, слово за слово, выменять массаж стоп на недельное собственноручное мытьё посуды. И даже сама разминка чувствительных подошв интима не добавила, закончилось всё щекоткой и прилетевшей в лоб пяткой. — В душе уже не ебу, чё с тобой делать. — Вот именно. Не ебёшь. Саня хлопает глазами пару раз на эту короткую, но до ужаса ёмкую реплику, отнимает руку от так жаждущего прикосновений органа и начинает хохотать. А Слава теряется, не понимая, от злости на такую реакцию краснеть или от неловкости… Хотя краснеть больше некуда — от удушья и пощёчин лицо давно уже напоминает свёклу, а глаза наверняка опухли от выступивших по тем же причинам слёз. И разрыдаться хочется теперь от эмоций — обида поперёк горла встаёт, а член, наоборот, медленно настроение теряет… Приходится даже самому уныло опуститься на край подоконника. — Эй, ну чё ты? — Саня набирает стакан воды из фильтра, протягивает. И сразу перестаёт улыбаться, натыкаясь на потерянные глаза, в которых дрожат слёзы. — Бля, сорян, если сильно больно было… Но сам же довёл. Пей, пойду пока соберу твои тетрадки. Заворачивает в прихожую, сам защёлкивает кольца и проверяет, не вылетели ли блоки страниц, ощущая и вину, и какое-то неприятное своей липкостью возбуждение. А Славик беспардонно сбегает с темы, выходя следом: — А Даня тоже поедет? Совсем обычным тоном спрашивает, выдаёт случившееся только донельзя ратрёпанный вид и подсохшее желтоватое пятно на футболке. — Вот я про них хуй знает, надо спросить… — берёт Саня телефон с полочки у порога, тапает по экрану и продолжает уже в него: — Так это, Фруктовый сад, чё мы? Никуда завтра… — смотрит на время, с удивлением обнаруживая, что уже заполночь. Как соседи на ор не сбежались?.. — Бля, сегодня уже, никуда не едем? — Ему плохо, да? — интересуется Славик дальше. — Он не похож на остальных, которые к тебе ходят. — Ты про Рысика? Не, он точно не маз… У него там другие заёбы, им по разным причинам всем боль нужна. — Мне вообще не нужна. — уныло шепчет Слава, навалившись на стену. И голос предательски срывается, а горло дрожит: — Мне такое не нравится. Саня поворачивается очень прямо, не головой или корпусом — полностью. На лице проскакивает тень тревоги. — Ну ты ж не один из них. Блять… — неловко кладёт руки парню на плечи, потом к светлым волосам тянется, касается лица, не зная, как подступиться… Обнимает не до конца, сокращая лишь половину расстояния между телами. И целует куда-то между виском и ухом: — Ну прости, маленький. Напугал тебя сильно? — Нет, всего лишь чуть до смерти не задушил!!! — так же тихо возмущается Слава, чтобы не выдавать очень однозначной реакции организма на «маленького». — Я чуть не отрубился! — Так, не выдумывай! Я чё, по-твоему, душить не умею? Нос даже не закрывал! И член твой, вон, с твоим пиздежом не согласен. — Я… Блять! — парень смотрит вниз и убеждается, что желание растёт на глазах с новой силой. — Может у меня на стресс такая реакция?! Головой мне не нравится! — Ладно. Погнали, покажешь тогда, как нравится. — Я не… А Саня внезапно записывает новое голосовое: — Славик какого-то хуя за твоего Даню переживает, щас даже спрашивал… — Я не переживаю! — догонять приходится длинными прыжками. — Мне любопытно прос… Падает на чужую кровать, не заметив её же края, и ударяется локтём об изголовье. От попадания в нерв словно током прошибает, и парень шипит, а потом чувствует шлепок по бедру, за которым следует весёлый шёпот: — Двигайся, блять! — Да погоди ты, я рукой пизданулся! Саня садится рядом, отложив телефон: — Боже, реально ебанёшься с тобой… Давай сюда. — помогает сесть нормально и осматривает ушибленное место, а затем дует на него и трёт. — Всё, у кошечки не боли, у собачки не боли, и у Славы не боли. Вытянутый фиолетовый светильник над кроватью отражается полоской в раскрытых от удивления глазах, после чего парень фыркает: — Мне тоже их всегда пиздец жалко было. Думал, за что так с бедными зверюшками? Лучше б у тех, кто меня бесит, болело… — Бля, да у меня и так уже болит! — Саня скидывает рубашку, снимает футболку, а под рёбрами краснеет расплывчатый след от чужого локтя, который наверняка на следующий день трансформируется в синяк. Тыкает в него: — Вот чё это такое, а? — Прости за картошку. — Только за картошку? — возмущённо морщит парень неровный нос, но помогает стянуть испачканную одежду с плечей Славика тоже. Тот очень серьёзно кивает, от чего снова хочется заржать. — Ну охуеть! — Мне сложно с кем-то жить! — то ли оправдывается, то ли просто решает поделиться. — И со мной от этого тоже сложно, даже родители выгнали, как только восемнадцать стукнуло. Одному только ок. Ну, и с Соком ок было, он не раздражает. — А со мной чё тебе не нравится? — Да всё, блять! Ты и по ночам храпишь, и по утрам охуеть громко топаешь, гремишь посудой, куртку свою на мою постоянно вешаешь… Посуду я ровно в шкафчике расставил, сделал доброе дело, а ты как попало кладёшь! И когда с работы прихожу, чё-то орёшь вечно, а я хочу просто побыть в тишине! — Пиздец. — выдыхает Саня и просто начинает развязывать штаны. — А я как, нахуй, должен обо всём этом догадаться?.. Славик бьёт его по рукам на эмоциях и принимается за узел сам. А потом дёргает, поняв вопрос, чуть не вырывает шнурок: — Я говорил! — Ты психовал! Ни одной, сука, внятной претензии не было! — хозяин дома пытается заглянуть в лицо, скрытое спавшими на лоб светлыми волосами, и встречает недобро сопящую и готовую взорваться новой порцией возмущений физиономию. — Мне тоже дохуя всего не нравится, взять хоть будильники твои орущие по сорок минут, но я же сразу дал понять! — Ты одеяло с меня спящего сдёрнул, — заминается парень и шумно сглатывает, — и начал им же бить! — Ладно, потом обсудим правила дома… Давай, демонстрируй. — Чего? — Как трахаться любишь. — разводит Саня руками, встречая внезапное замешательство. Поясняет: — У меня из-за этой ёбаной Темы своих фантазий полный ноль, только сегодня вот с тобой стрельнуло чё-то с этим намёком на асфиксию… А так я больше по скучному ванильному сексу. Так что давай, показывай, чё тебе там нравится: сверху, снизу, с прелюдией, без… — Чё? — Хуй через плечо! Я вроде русским языком разговариваю, не? — Ты… Ты снизу тоже? — Бля, вот не надо такое ебало делать, я уверенный универсал. Давно не пробовал, правда, и не готовился… — Я готовился. — Ну и чё тогда… — парень замирает рукой в ровно подстриженных тёмных волосах и хмурится, переводя взгляд вниз, на спущенные штаны и блестящий фиолетовым член в полной боевой готовности. — Так, блять, стоп. Ты заранее весь этот скандал спланировал, чтоб потрахаться?! — Нет! Я хотел в душ к тебе снова залезть, когда пойдёшь… — Чтоб я тебя тоже кипятком ошпарил? И так башку с открытыми глазами мою после прошлого раза! — Не хочешь, как хочешь. — снова начинает дуться Славик и одной ногой сползает с кровати. — Я к себе. — Стоять. Ты, блять, бесёныш маленький… — Саня ловит беглеца за руку и притягивает к себе за ремень, целуя. Расстёгивает пряжку. — Хватит выёбываться, я пиздец как хочу… Хорошо готовился, или порастягивать? — Можно. — Пальцами? — А есть ещё варианты? — парень быстро возвращает былой настрой и целует, покусывая и всасывая кожу, чужую шею с колючками щетины над кадыком, царапает растительность на груди и опускается ниже. Исследует дорожку волос от пупка, обдает дыханием чувствительную головку… — У меня игрушек дохуя и маленькая тележка. — хрипло возвращается Саня к разговору, когда видит, что парень медлит. — Ну или могу отлизать. Слава возмущённо глядит исподлобья: — Я отсосать тебе собираюсь, если ты не заметил. — Заметил и ваще ни разу не возражаю, но хуй у меня от твоих слюней меньше не станет. Если откусить не планируешь. Бля, ты же не планируешь? — Да иди нахуй! — светлая макушка рывком поднимается обратно вверх. — Я передумал. — Ну и заебись, жопой поворачивайся. — Так тоже не хочу! — Слава начинает упрямиться просто из вредности. — Хочу сверху. Не тебя, в смысле, а… На тебе. Саня тут же падает спиной на подушки: — Забирайся. Резинки щас найду…

***

— «Так это, Фруктовый сад, чё мы? Никуда завтра… Бля, сегодня уже, никуда не едем?» Дослушиваю голосовое и пишу «едем». Похер, что там навыясняем завтра с Даней, отвлечься надо. Проветриться. Сижу на кухне в темноте, сам в окно пялюсь. Даже на том же месте. Хотя встал снова просто попить… Где-то час назад. За стеклом белый свет фонаря лысые берёзовые ветки покрывает, прямо вплотную к стволу стоит. Подсвечиваются изнутри, на паутину становятся похожи. Летом с листьями лучше… Хотелось даже домой похожий светильник заказать или абажур на люстру, чтоб как банный веник с лампочкой. На часах пятнадцать минут первого, и я как будто уже выспался — легли-то в шесть с чем-то вечера. Рысик моментально отрубился после бессонной ночи, я постепенно рядом с ним тоже провалился… Наушники пиликают — зарядка кончается, и от этого возвращаюсь в реальность. На новое сообщение тыкаю: — «Славик какого-то хуя за твоего Даню переживает, щас даже спрашивал… — Саня топает куда-то, дверью скрипит. И недовольного Славика слышу: — Я не переживаю! Мне любопытно прос…» Затем шлепок какой-то раздаётся, по ушам снова режущий, шорох, и Саня на этого балбеса шикает. Шепчет «двигайся, блять», и что-то мне тоже охереть любопытно становится, что у них там происходит. Неужели за неделю что-то срослось? Пишу, что нормально всё, потому что самому хочется в это верить. Что будет нормально. Воды ещё налить хочу… — Саша… — чувствую к себе прикосновение и вздрагиваю, по руке из темноты случайно бью. Снимаю наушник. Даня, конечно… Не бабайка. Напугал. — Блин, извини. Не очень больно? — глажу его руку и тру зачем-то. Поднимаю глаза — головой мотает. Красиво так подбородок и носик маленький светятся от тусклого рассеянного луча экрана на столе. — Ты чего, тоже выспался? — Нет. — заползает на колени и обнимает. А у меня только сердце от испуга перестаёт колотиться, как начинает снова от его нежности. — Тебя потерял… — Пить хочешь? — Хочу. Встаю с ним вместе, даю время обвить меня ногами и шагаю к кувшину. Наполняю стаканы, ощущая на шее россыпь маленьких поцелуйчиков. Просто клюёт меня, едва задевая, а потом лбом бодает. Не могу не улыбаться. — Я Сане написал, что мы завтра поедем. — говорю, когда садимся снова. — Поедем же? — Наверно… — А ещё за тебя Слава волнуется, и мы оба не догоняем, почему. Вы заобщаться когда-то успели? — Немного… Я его иногда вижу на обеденном перерыве между парами, он где-то рядом работает и ест в той же кофейне, ну, нашей… И днём, когда я пришёл, он из лифта вышел. — Тогда понятно. Я рад вообще, что вы ладите… — сам его в шею целую, в плечи с веснушками — без футболки лёг. Батареи уже во всю шпарят. — А что у вас случилось с Валерой? Интонация у меня, словно ненавязчиво интересуюсь, хотя на самом деле опять в лоб спрашиваю. Но Даня так же просто сохраняет нить диалога и начинает рассказывать: — Я… Когда я домой зашёл, он на меня наехал сразу. У нас кран начал течь, я не заметил, а он на меня наорал из-за этого. Ну, что я бесполезный и ничем не помогаю, только трачу его деньги… У Дианы истерика началась от нашей ругани, живот заболел, и он в этом тоже меня обвинил, сказал собирать вещи и… куртку ещё кинул. Она на него тоже кричать начала, меня просила остаться, но… — запинается, а я сильнее обнимаю. — Я правда сложил всё своё, что в рюкзак влезло, и ушёл. Диана, наверно, подумала, что к тебе… И я хотел сначала, но… — Мудак ваш Валера. — озвучиваю очевидный вывод сразу. — И не надо всю хуйню, что он наговорил, воспринимать всерьёз. Он вообще, блять, тебе никто. — Никто… Но это всё правда. Я же ничего не приношу. И Диана только из-за меня нервничает. — Дань, тебе восемнадцать. Ты учишься, сам зарабатываешь на свои хотелки, с мелким сидишь и за домом следишь. Она бы меньше нервничала, по-твоему, если бы ты на трёх работах в таком возрасте въёбывал? — Не знаю… — Я знаю. Она про твои проблемы с селфхармом в курсе? — Да… Но про сейчас — нет. Думает, что я перестал. — У тебя когда это началось? — После родителей. — не говорит слово «гибели». — Почти сразу. Я синяки себе ставил на ногах, чтобы было не видно. Резаться боялся… Не самого процесса, а что заметят. И шрамов. Вздыхаю. И злюсь снова, и сочувствую, и сердце сжимается. — А к специалисту обращался? К психологу там… — Да. Где-то до пятнадцати ходил, но… не очень помогло. Хотя перестал тогда, почти на два года. — Почему ты решил это Темой заменить, а не совсем избавляться? — Я не могу просто взять и перестать… Хотя Тема случайно пришла, меня в клуб знакомый позвал, у него друг там фотограф. Ну, в этот клуб. — выделяет интонацией слово «этот». — Я не хотел, мне страшно было, но он сказал, что просто помочь с организацией… Там что-то со свечами снимали, и потом какие-то женщины после мастер-класса с флоггерами попросили на нас потренироваться, просто сквозь одежду… И когда я потом сказал, что почти ничего не почувствовал и уже домой пошёл, мне предложил попробовать… Александр. С ним. И мне тогда сильно помогло, на месяц. Второй раз уже в августе был, когда ты пришёл… Говорит, и я вспоминаю, что сам в тот день там, походу, был. В клубе, в смысле. Может даже пересекались. И друга его знакомого знаю, который снимал. Тот самый Витя-жираф, Дом девушки-слонёнка. И Саня тогда реально в випку с кем-то ушёл, даже попрощаться толком не успели перед моим отъездом… Какой-то очень круглый у нас городок. Но волнует сейчас другое. — А с чего ты решил, что со мной не выйдет? Я на мастер-классах тоже был, плётки держать умею, ну и остальное, раз они тебе не нравятся. Теорию знаю. И больно сделать смогу, если тебе правда нужно. Даже не задумываясь произношу, хотя ещё месяц назад убивался, что не готов… А Даня сопит, размышляет о чём-то. — Мне с тобой нравится. В смысле… Физически. Я не смогу на боли сконцентрироваться. И ты говорил, что такое не любишь. — Ты тоже такое не любишь, Рысь. Любят реальные мазохисты. Тебе контроль заходит в таком плане, ну, может, что-то ощутимое, но реальная боль — нет. — проговариваю такие простые вещи, прямо с поверхности. Хотя могу понять, почему он этого не разглядел. — Тебе что-нибудь ещё помогает? Спорт, например… Бег какой-нибудь? — Не знаю. Я плавал раньше, когда… Когда был перерыв. Те два года. — Было легче? — Немного. Я уставал, но по-хорошему, и в целом нравилось… — Значит дело-то не в боли, котёнок. Но даже если с ней тебе морально легче — мы можем по-разному. Я когда руки тебе связал сегодня в тачке, тебе же приятно не было? — Нет… — а сам краснеет, кажется, хер разберёшь в темноте. Сопит как-то смущённо. Но слышу, что не врёт. — Вот видишь. Это от состояния зависит, от твоего настроя. Уверен, что если бы я тебя такого выпорол, тебе бы тоже не понравилось. И возбуждение тоже можно перебить, если что. В прямом смысле слова. — чувствую, как сжимается у меня в руках, дыхание громче становится. — Но я вообще предлагаю попробовать не так, а просто… интенсивнее немного, чем у нас уже было. Не только зажимы, например, а свечи или порку с ними. Пожёстче. — продолжаю. — Чтобы ты повисел на грани и устал. Как после бассейна. Что думаешь? — Д-да… Хочу так… — ого. Уже поплыл, блин. Прижимаю к себе сильнее, чтобы убедиться… Охает мне на ухо и явно возбуждённо выдыхает, горячо и рвано. А я тихо улыбаюсь. — Рысь, ты… Тебе нравится? — провожу по шее губами снова и ключицу прикусываю. Не кость, кожу скорее. — Такие разговоры? — М-м! — хнычет, но вперёд к моим зубам подаётся. Хрипловато и не очень внятно шепчет: — Не знаю… — Рассказать тебе, что ещё хочу с тобой попробовать? — очень медленно переползаю руками вниз, не доходя до ягодиц, и наблюдаю за реакцией. Часто дышит и кивает, подумав, мурашками покрывается. — Я… М-м, не знаю… Пришла мысль недавно, что хотел бы привязать тебя к кровати. К разным углам, чтобы ножки не получалось свести. — провожу пальцами по худому бедру со вставшими дыбом волосками, продолжая второй ладонью оглаживать поясницу вдоль резинки белья. — Хотя руки можно снова сцепить за спиной. А ещё я бы оставил на тебе ту большую зелёную футболку. Не знаю, зачем, если честно, меня одежда не то чтобы как-то особенно привлекает… Просто нравится, походу, когда ты в моей. — Мне тоже… — очень разгоряченно всхлипывает и обнимает меня за шею сильнее, утыкаясь носом между шеей и плечом. — Хочу ещё что-нибудь твоё. — Бери, что нравится. Я согласен даже поносить что-нибудь совсем в облипку, чтоб на тебе потом нормально сидело… — глажу бёдра уже увереннее, не забывая целовать и прикусывать мочку ушка, от чего кожа под подушечками пальцев раз за разом покрывается пупырышками. Так чувствительно… — А футболка… Мне бы хотелось её задирать, чтобы гладить тебя… вот здесь. — провожу по ягодицам, сжимаю одну аппетитную половинку и слышу долгожданный стон. — И не только гладить. Шлёпать тоже. Начинаю несильными толчками вжимать Рысика в себя, ощущая, как его член, твёрдым бугорком выпирающий сквозь тёмно-синюю ткань, врезается в мне живот. А бёдра опускаются на мой стояк, что он наверняка тоже явно чувствует, и от этого так… — Са-ша… — Даня вдруг отрывает своё покрасневшее личико и умоляюще-напуганно смотрит прямо в глаза. — Я… Это очень… Очень. Слишком. Да, очень и слишком. Об этом я и думаю. — Но тебе ведь приятно? — продолжаю покачивать нас обоих в медленном неровном темпе и коротко целую. Вижу ведь, что хорошо. Слышу и чувствую. — Мне очень нравится так с тобой… Попробуй расслабиться, ладно? Я не буду ничего делать, кроме того, что мы сейчас делаем… — Ладно. Можешь ещё… говорить? Спрашивает в тот момент, когда подтягиваю его, сползающего, выше, и с особым усилием опускаю на свой член. — Я… Мне уже тяжеловато думать. — улыбаюсь, но продолжаю, раз нравится и проще. — Тебе… Ты любишь, когда я держу тебя за волосы? Хочу отшлёпать тебя, привязанного к кровати, а потом крепко натянуть вот эти красивые прядки… — провожу рукой по волнам на голове и несильно цепляю, двигаясь чуть быстрее. Как же охерительно легко удаётся приподнимать его под бёдра… — Чтобы ты поднял личико, и я мог тебя сначала… зацеловать… А потом заставить вылизать все мои пальцы. Тщательно вылизать, по-очереди, один за другим. Тебе понравилось, когда я запрещал закрывать ротик? — Да… — выдыхает мне на ухо так сладко, что боюсь кончить от одних только этих ёрзаний… А Даня реально выгибается и начинает мелко дрожать, втягивая приоткрытыми губами воздух! Охереть… Даже не прикасаясь к себе! Просто от трения о моё тело. Сквозь одежду! Ужасно хочется увидеть его глаза, но продолжаю гладить по спинке и целовать в горячую шею и взмокшие волосы за ушком, показывая, что ничего такого шокирующего не произошло… И скрываю в этих движениях свои дрожащие от возбуждения пальцы, потому что меня, вообще-то, нихерово так шокирует подобная отзывчивость! — Дань? — зову осторожно. Ага, оргазм это маленькая смерть и всё такое, но он затихает и совсем перестаёт шевелиться, даже дыхания кожей не чувствую. — Ты как там? — Я… — отрывает лицо, и вижу тёмную струйку из носа. Так… Перенапрягся, походу. Сам пока не замечает — смотрит вниз, где ничего толком не разглядишь в полутьме. — Это… Неосознанно облизывает пересохшие губы, ощущая вкус стекшёй крови, и раскрывает в ужасе глаза шире. Начинает суетиться, бегая взглядом по всему вокруг… И я сам только сейчас в себя прихожу, хватаю салфетку со стола и помогаю зажать — бежит вроде не очень сильно. — Ты, блин, охерительный… — заглядываю в лицо, а затем провожу по внутренней стороне бедра и подлезаю под край белья, просто обозначая, что конкретно имею в виду. Возвращаюсь к зелёным перепуганным глазам. — Это очень… Вау. Просто вау. Вздрагиваем оба от громкой вибрации рядом, и Даня салфетку роняет. Протягиваю новую. Беру телефон заторможенно и поясняю, что мы с Саней насчёт завтра ещё договариваемся, а потом злюсь, что этот Дурдом, сука, буквы не знает, походу — опять голосовое! — «Ну всё, бля, принимаю поздравления! — ржёт на всю мою кухню. Блять… Наушники окончательно сели, видимо. Один до сих пор в ухе, но я точно мог пропустить все звуковые сигналы. Рысик дёргается. — Мы потрахались. Славик живой, если чё, ушёл отмываться от…» Выключаю, потому что не хочу знать подробностей. Беззвучно смеюсь, подняв глаза к потолку, Даня отстраняется тоже и наконец отмирает: — А Слава… в Теме? — спрашивает, хмурясь. — Нет. Да и Саня в этом смысле не в Теме… — ловлю вопросительный даже в темноте взгляд и начинаю перессказывать лор моего Дурдома: — Он изначально пришёл в БН, потому что оклад хороший предложили, потом втянулся, но… не в Тему саму по себе, а скорее в эту работу. С сабами не спал никогда, даже если просили, и в личное всё это тоже не тащил до одного случая… Личное у него вообще сплошная ваниль, мне даже мерзко иногда, как он в отношениях сюсюкается. Ты точно охереешь, когда увидишь. Или услышишь… Что-нибудь типа «зайка», «бусинка» и «пчелёнок»… — «Пчелёнок»? — неверяще переспрашивает Даня, обнажая улыбкой зубки. — Это с чем-то связано? — Не знаю и знать не хочу. У меня только с этим ассоциации… С «Лунтиком». — помогаю ему слезть с моих колен. Встаёт ближе к свету, и рассматриваю очень привлекательную фигурку, замечая теперь расплывшееся на тёмно-синем белье мокрое пятнышко. Собственная эрекция уже болезненно подрагивает. — Дань, ты… очень красивый. Можешь так постоять?