Маг и я

32

      На Ярославском вокзале Саша хотел предложить Фэллу остановиться у себя (заодно хотел познакомить с бабушкой), но ему не дали и рта раскрыть.       — Все в сборе? Рассчитайся! — молодцевато гаркнул Фэлл. — Итак, выдвигаемся в расположение. Равнение направо! Шагом марш!       Подхватив несколько девичьих сумок, Фэлл эдаким шейхом впереди гарема бодро выдвинулся на поиски свободных гостиниц. Замыкал получившийся караван Стручковский. Как престарелый евнух, он плелся следом. За плечами — набитый до отказа рюкзак-колобок, позади — клетка с Гузей, которого Стручковский повсюду катал на хозяйственной тележке. Расстояние между основным караваном и Стручковским неуклонно увеличивалось. Стручковский ковылял и блеял:       — А мои? Мои кто возьмет?! Гирша Натанович! Я старый человек.       Фэлл не слышал гласа вопиющего в пустыне. Или сделал вид, что не слышал. Зато вокзальная публика отвечала живым неподдельным интересом. Этот позор надо было как-то прекращать. Саша освободил одно плечо от лямки собственного рюкзака и навьючил на себя чужую поклажу. Стручковский отплатил за помощь жалобами на все возможные сочленения тела. Покончив с анамнезом, он запустил руку во чрево своего колобка и извлек на свет выцветшую карту. На вопросительное мычание Саши выдал:       — Доберусь своим ходом. С преогромным удовольствием избавлю вашего маэстро от своего ангажемента.       Карта зияла дырами в местах сгиба. Такой место в антикварном салоне. Глянув через плечо Стручковского, Саша утвердился в этой мысли:       — Андрей Вольфович, бросайте ломать комедию и поезжайте с нами.       За Стручковского ответил гусь. Воздев клюв к небу, он грозно затрубил.       — Простите, но у вас не карта, а, скорее, манускрипт, — сказал Саша.       — Вот вам старая еврейская мудрость: яйца курицу не учат. Не слышали? Эта карта меня выручала сотни раз. Я скорее доверюсь ей, нежели вам.       Вздохнув, Саша ткнул в центр карты:       — Приглядитесь. Станция метро «Кузнецкий мост».       — Ну, мост как мост. Что вы привязались с этой станцией?       — Ее давно нет.       Стручковский с выражением дикого недоумения переводил взгляд с карты на вокзальный стенд со схемой метро и обратно.       — Можете не смотреть, — торжествовал Саша, — У вас всей Ждановско-Краснопресненской линии нет. Москва меняется. Карты надо менять почаще раза в десять лет. Ну, так может, доверитесь мне?       Но тут Саше стало стыдно за злорадные нотки в голосе. Стручковский принял растерянно-побитый вид. Он выглядел как Паниковский, у которого отобрали гуся.       — Долго же меня не было в Москве… — сказал он с горькой усмешкой.       На Сашиных глазах разыгрывалась маленькая драма, драма артиста, когда-то завсегдатая столицы, а теперь одиноко вращающегося где-то на переферии, как забытый где-то на орбите спутник. Оклик Фэлла прервал драму на антракт.       Лишенные тянувших к земле тяжестей девушки всю дорогу до автобусной остановки озирались по сторонам. Дрямкающие на гитарах голодные студенты драли горло песнями Высоцкого, рыскали в поиске легкой добычи цыганки, зазывали в наполированные «Волги» таксисты. Саша прорывался сквозь это людское море, выискивая в бурном потоке свой ориентир — спину Фэлла.       — Плохо! — поцокал Фэлл языком, сверяясь по наручным часам, когда Саша со Стручковским доползли до остановки. — Результат марш-броска замеряется по скорости последнего бойца. Андрей Вольфович, я с вами в разведку не пошел бы! Так и знайте!       — Взаимно, — буркнул Стручковский, но в поднявшей сутолоке его вряд ли кто-то услышал. Набились в автобус, как кильки в банку. И снова Саша был оттеснен от Фэлла — на этот раз выпирающим бюстом матерой бабы.       Правда, страдал не один Саша. Горноуральск покидался в спешке, о брони гостиничных номеров думать не приходилось. Понадеялись на русский «авось». Но с «авось» не задалось. Фэлл смог урвать себе убогий уголок без холодильника и с мигающей лампочкой, но остальные оказались за бортом. Понаехавшие на какой-то съезд естествоиспытатели забили остальные номера. Три гостиницы подряд их преследовала табличка с ярко-красными буквами «Мест нет!» Спонтанный отъезд, высокий сезон и вездесущий дефицит номерного фонда — все эти слагаемые сошлись воедино. Фэлл приличия ради предложил Стручковскому раскладушку, числящуюся за его номером, что послужило последней каплей:       — С моим сколиозом и раскладушка?! — взвился Стручковский. — Да это смертный приговор, ирод вы эдакий!       Девушки, может, и были не против разделить крышу с маэстро, но им такое предложение не поступило.       Когда очередная администраторша молча ткнула в табличку «мест нет», Стручковский присел на корточки, налил в кружечку немного воды, попоил Гузю и посетовал:       — Ну что, Гузя, как в старые добрые — пойдем в цирк на постой да на манеже переночуем?       Обстановка накалялась, Стручковский грозился уехать следующим же поездом, и девушки по его примеру тяготели к тому же.       Саша обреченно вздохнул. Мечты об уединенной идиллии с Фэллом рухнули на глазах. А раз с маэстро все равно в этой поездке не остаться, то какой смысл и дальше мыкаться по гостиницам? Только себя и людей изводить.       — Стойте, — сказал Саша. — Я поговорю с бабушкой, и она всех нас приютит.       — И ради такого счастья я перебиралась из коммуналки?! — этой фразой вместо «хлеба-соли» бабушка встретила бездомных артистов.       Правда, увидев хорошеньких девиц, она потеплела душой и впустила всех внутрь со словами: «Залетайте, не на вокзале же вам ночевать! Мне ли не знать жизнь кочевую?»       Клепа по древнему обычаю обнюхивала ноги каждого входившего и только после такого своеобразного досмотра пропускала в квартиру. Заминка вышла, разумеется, со Стручковским. Точнее, с его «Гузенькой». При виде грозной, пусть и запертой в клетке птицы, Клепа ощерила маленькие зубки, и недоброе утробное клокотание вырвалось из ее пасти. Гузя себя в обиду не дал и стал вперемешку гоготать и шипеть, чем напоминал скрипящий на ухабах ЛИАЗ.       — Так, о животных уговора не было! — вторя Клепе, сказала бабушка.       Саша подбирал слова, Стручковский шаркающими шажками подступал к двери, Клепа рычала. Если б не особенность породы, и уши бы прижала. Одно слово бабушки — и Клепа забилась бы за унитаз. Но бабушка была солидарна с питомицей! Никто не уступал.       Вдруг Стручковский опустился на корточки, сунул руку в карман и затем поднес ее, пустую, к губам и засмаковал: «М-м-м!»       Клепа бросила рычать, села и с любопытством уставилась на Стручковского.       «Прожевав» и подразнив несуществующим лакомством, Стручковский скомандовал:       — Лежать!       Клепа повиновалась.       — Кувырок!       Клепа, поджав лапки-коротышки, перекувырнулась.       — Ап! — И Стручковкий швырнул несуществующее лакомство в сторону коридора. Обманутая Клепа ринулась за подачкой, а Стручковский, подхватив клетку, вбежал в квартиру и спрятал Гузю за первой попавшейся дверью.       — В следующий раз она вам спуску не даст! — погрозила ему пальцем бабушка, но голос ее стал на полтона мягче. Клепа все еще отчаянно вынюхивала углы в поисках «приза». — А неплохо вы… Вы же коверный? Не ошибаюсь?       — Сейчас — да. А так дрессурой собак начинал. Эксцентриком. Первой пегая дворняжка у меня была…       — Стойте-стойте… — бабушка подошла к Стручковскому поближе и сощурилась, — это не вы ли выступали под Тихвином в мае сорок второго с репризой… ну, про речь Геббельса?       — Не лучшая моя реприза, но приятно, что хоть кто-то помнит… — И Стручковский, прижав шляпу к груди, отвесил полупоклон.       Бабушка окончательно оттаяла. Позабыв недавнюю вражду, она уселась со Стручковским на кухне, и вместе они пустились в воспоминания о тревожных военных годах, о послевоенной разрухе и вечной шарманке «с животными легче, чем с людьми». Даже лечения ревматизма народными средствами коснулись, причем каждый пытался показать большую эрудицию в этом нелегком вопросе.       Видимо, та же ностальгия толкнула бабушку выделить Стручковскому его, Сашину, комнату, уже занятую Гузей. Девушки довольствовались раскладным диваном и вытащенной из кладовки скрипучей раскладушкой, причем Надя с размаху запустила на диван свою сумку, сразу застолбив место. Саше же бабушка была готова выделить половину своей кровати, но он устоял перед соблазном.       Не успел Саша закинуть сумки в бабушкину комнату, как в ванную вытянулась очередь из девушек.       «Это надолго», — подумал Саша и отправился мыть руки на кухню. Там уже вовсю орудовала бабушка, готовя ужин на нежданных гостей.       — Только попробуйте мне волосами слив забить — сами выковыривать будете! — прикрикнула она из-за угла.       — А феном можно воспользоваться? — робко пискнула Глаша из середины очереди.       — Конечно, в прокат сдаю, пять минут — рубль!       Девушки в ужасе переглянулись.       — Что за народ? Шуток не понимают! — покачала головой бабушка. — Берите, не обожгитесь только. А ты, — обернулась бабушка к Саше и указала острием ножа на валяющийся на полу мешок грязной картошки. — Вставай сюда, я одна на эдакую прорву готовить не нанималась!       Вообще-то, Саша собирался сбегать в магазин за продуктами, но послушно встал подле. Когда Стручковский, учуяв, что начинают раздавать поручения, спешно удалился проведать Гузю, бабушка не удержалась и дала Саше знатного подзатыльника.       — Вырастила, называется, — прошипела она. — Ты почему контактов никаких не оставил?! Я вся извелась! А Паша?! Он мне чуть голову не открутил! А должен был — тебе!       Стараясь не смотреть бабушке в глаза, Саша скрупулезно выковыривал глазки у проросшей картошки.       — Извини. Замотался. Где он, кстати?       — Все уехали в Ленинград смотреть нового вольтижера. Тебе повезло! Иначе воплей было бы!.. Но Паша заявил, что вычеркнет тебя из наследства!       — Будто есть, что наследовать, — пробормотал Саша, чем заслужил второй подзатыльник.       Ужин, однако, прошел мирно. Бабушка злилась, оттого делала вид, что Саши не существует.       Однако остальные гости для нее существовали. Поэтому она без устали расспрашивала о репетициях, грядущем номере и даже полюбопытствовала, не метит ли одна из присутствующих ей в невестки. Не обошла стороной и Фэлла. И если девушки уткнулись в тарелки, то Стручковский даже розетку с вареньем от себя отодвинул.       — Тиран-человек! — произнес Стручковский и хлопнул ладонями по столу. — Вурдалак и кровопийца! Предложил мне спать на раскладушке! Мне! Заслуженному артисту РСФСР! Куда мир катится.       — Он так-то тоже заслуженный, — сказал Саша. — И только оподельдок перестал покупать. Прекратите, Андрей Вольфович, моего маэстро поносить.       — Вот видите, Маргарита Андреевна! Внук ваш всегда на его стороне! Даже на репетиции, когда Гирша Натанович моему гусю — Гузе — лапу отдавил, сказал, что это гусь виноват! Под ногами путается. Его послушать, мы все у него там путаемся. Эго с башню Вавилонскую, не меньше!       Саша сжал кулаки и подался вперед, но бабушка демонстративно подлила ему заварку в чашку.       — Ох, правы вы, Андрей Вольфович. Шурочка с детства на ком-то одном зацикливается. Новолупкой бегает за ним, надоедает. Сначала у нашего соседа штаны просиживал, палкой не выгонишь. Я уж столько извинялась перед Иван Ивановичем, благо он человек терпеливый, летчик-испытатель бывший. Шура все его рассказы про небо слушал. Потом был учитель истории в школе. Так этот хитрец специально решил экзамен по истории сдавать, чтобы на его факультативы ходить!.. Представляете? — Бабушка смерила Сашу испытующим взглядом, будто он — непослушный сивуч, посмевший своевольничать. — Хотя ни в какой институт идти не планировал и на экзамен даже не явился!.. А потом был Петька. Ну благо уж ловитор. Тоже были не разлей-вода, пока Петьку не вышибли со второго курса.       Девушки спрятали ухмылочки в чашках с чаем. От этого Саше стало гадко, до рези в груди. Что? С козырей зашла, да? А вот и неправда! Не бегал он ни за кем новолупкой!.. Было в его жизни и то, что называется «как у всех». Как у всех — игры в казаков-разбойников с соседскими ребятами. Только вскоре те вымахали в росте, а он так и остался козявкой с кепкой. Его так и дразнили — козявка. «Как у всех» — проводы девочки до подъезда. Нет, Соня Смирнова и впрямь была хорошенькой, со смуглой, точно бронзовой, кожей и пытливыми карими глазками. Соня подтягивала Сашу с математикой, а Саша отплачивал ей контрамарками в цирк и рассказами про Жака Ива Кусто. Благо, у Саши была кассета с его «Подводной одиссеей», пусть и без перевода. Где-то с год они на пару грезили тайнами морских глубин и гадами, что в них обитают. Но время шло, на губах Сони стала поблескивать мамина помада, и она уже не приходила в прежний восторг при обсуждении «а почему Саргассово море идеально совпадает с Бермудским треугольником»? А однажды и вовсе дала Саше «отставку», объявив, что встречается с Вовкой на класс старше. Вовка Коврижных не был заядлым океанологом, да он число этих океанов знал едва ли, зато он ходил в нападающих в хоккейной команде и гонял на отцовском мотике. Без шансов. Саше доходчиво объяснили, что никаких проводов до двери больше не будет. И рыба интересовала Сашу с тех пор только в качестве блюда. А потом старшие классы, экзамены, вступительные в ГУЦЭИ, тут бы дышать успевать, какие там гулянки-дискотеки… Он не новолупка! Уже нет.       — Эй, сходим на улицу? — Саша относил посуду в раковину и едва не разбил пару чашек, когда Надя налетела сзади и цапнула его за плечо. — Покурить надо.       — Да я как бы не курю.       — Пошли-пошли. Тут все равно душно.       Глаша, Галя и Катя — три другие девочки — даже голов не повернули в их стороны. Только Настя, выносившая чайник — слить старую заварку, с какой-то тоской посмотрела на Сашу и как бы мимоходом обронила:       — Надюх, хочешь приключений на одно место искать, хоть его не втягивай.       — Зануд спросить забыли, — Надя уже натягивала туфли. — Че встала? Ты, кажется, в толчок собиралась?       Надя, не смотри, что мала ростом, легко добирала… удалью, что ли? Широко распахнутые глаза, так и сверлившие из-под нависших век, и волевой подбородок кого угодно поставят на место. Настя, сморщив аккуратный носик, что-то беззвучно пролепетала пухлыми губами и пошла в озвученном Надей направлении.       Стручковский вернулся к поеданию варенья. Бабушка только слегка изогнула бровь и бросила взгляд на настенные часы. Впрочем, даже скажи она что-то, Сашу это вряд ли бы остановило. Наговорила уже.       Солнце едва цеплялось лучистыми лапами за беленые вентиляционные трубы и карнизы. От асфальта веяло накопленным за день теплом. Ветер раскачал дворовые качели, по протоптанной через газон тропинке брела пожилая пара, выгуливая дряхлого пуделя. Девчонка прыгала в классики по полустертым меловым квадратикам.       Надя достала из варенки смятую пачку и уже с сигаретой в зубах спросила:       — Огонька не найдется?       — Откуда? Я же говорил, что не курю.       — Так забабахай огонь пальцами там. Как вы, фокусники, умеете?       Вот поставила врасплох, так поставила! Тогда, у бабушки, у Саши был реквизит под рукой — готовил на всякий случай. Но сейчас в карманах не было ничего, кроме ключей и денег. От осознания собственного бессилия захотелось взвыть.       — Да расслабься, — толкнула его в плечо Надя. — Я, конечно, дура, но не настолько. Сама управлюсь.       Раз — она остановила первого попавшегося мужчину, два — сверкнула улыбкой, три — Надя, дымящая сигаретой, вернулась к Саше.       — Вот тебе и чудо — чудо человеческого общения! — И она отвесила шутливый поклон. — Я тоже своего рода фокусник! Присядем?       Саша долго выискивал для Нади место на скамейке, не оскверненное голубями и семечками, но сдался и бросил на нее джинсовку.       — Кавалер! — протянула Надя. Юбка у нее была все-таки коротковата.       Сидели, пялились в небо, которое со свистом полосовали стрижи. Надя вертела вразнобой поистершимися носками туфель и пускала струйки дыма гулять по двору:       — В кино пойдем? — выдала она.       — Чего?       — Долго врубаешься, — Надя стряхнула пепел на асфальт. — Идем или нет?       Саша порылся в карманах. Достал две смятые синие пятерки.       — Можно в «Гавану». Тут недалеко.       — Веди, экскурсовод.       По чести, культурная программа у Саши на повестке дня как-то не стояла. Да, он обещал Наде показать Москву, но так, при случае. После дождичка в четверг. Но эта Надя ждать четверга не будет. А уж осадки ее не волнуют и подавно. Как не вовремя! От июльской получки осталось с гулькин нос, но за девушку хочешь не хочешь, плати. Воспитание! Эх, с большим удовольствием Саша сводил бы на сеанс Фэлла. Бескорыстно делившегося с ним секретами хитрого ремесла, приютившего в собственной квартире. Лежит, наверняка, в своем номере без холодильника и телевизора, не может сомкнуть глаз от августовской духоты. Или от беспокойства за судьбу их номера. Но, по иронии судьбы, Саша идет в кино не с ним, а с Надей. И это даже не Саша решил! Вредная девка!       Увы, все зарубежные сеансы прошли. Крутили только отечественное со странным названием «Кин-дза-дза», еще и двухсерийный. Саша с беззвучным стоном понял, что придется раскошеливаться на четыре билета.       Впрочем, первую серию Саша высидел легко. Он даже пожалел, что не присматривался к отечественному кинопрому раньше. С пепелацем, например, можно сделать отличный номер с исчезновением. А если этот хлам и летать заставить… Только как? Надя ерзала и мешала творческой мысли. Пихалась острыми коленками, щупала Сашину руку. У Саши создалось впечатление, что она хочет его выжить и забрать себе второе кресло.       — Да что ты делаешь?! — прошептал он, когда замелькали титры первой серии.       — А ты как думаешь?!       — Ведешь себе безобразно! Тут же люди!       — Мы будем целоваться или нет?!       Саша опешил. А его сосед — грузный мужчина в очках и брючном костюме — нет. Только подмигнул, зараза. Саша вжался в кресло. Суммарно с Надей он общался менее месяца. Ее интересы, хобби, партийность оставались для него загадкой. К тому же бабушка говорила, что целоваться можно только после третьего свидания. Почему именно после третьего в свои двенадцать Саша не уточнил.       — Ты нецелованный, что ли? — весело спросила Надя.       — Еще чего!       Некоторые зрители заинтересованно повернули головы. Надя продолжила издеваться:       — Милашка. Поди еще и девственник?       — А ты?       Прозвучала звонкая пощечина. И где вселенская справедливость? Почему парней можно спрашивать про интимные темы, но стоит спросить о таком девушку — она оскорбляется и строит из себя недотрогу?! Оставшийся сеанс они высидели в состоянии «вооруженного нейтралитета». По выходу из кинотеатра Надя сказала:       — Ну и тоска. Я думала будет про инопланетян, космические войны, а на выходе какие-то бомжи приседают и кукуют.       — Уже не сердишься?       — Разбежался. Задающие мне такие вопросы обычно долго не живут.       — А что? Кто-то еще спрашивал?       — Нарываешься? Одной не хватило?       Саша едва подавил смешок, но на следующем заявление его горло выдало клокотание.       — Я решила с тобой встречаться.       — Прости?! Мы едва знакомы!       — В процессе и познакомимся.       — Если ты метишь на московскую прописку — разочарую. Бабушка никогда никого не пропишет. На дорогие подарки? Тоже промах. Моя получка сто двадцать рублей, а родительскую технику бабушка скорее цепями обмотает, чем даст хоть что-нибудь вынести.       — Вы, москвичи, как инженеры. Только квадратными метрами и мыслите. А как же любовь? — Надя снова достала пачку сигарет. К ее сожалению, та оказалась пустой. — Может быть, ты мне нравишься, и я решила тебя занять, пока другие клинья не подбили?       — Я не туалетная кабинка, чтоб меня занимать!       — А что? — Надя двинулась вниз по улице, прочь от кинотеатра. — Ты милый, добрый, симпатичный. Чем плохо? Я встречалась со столькими говнюками, что ты будешь солнышком на их фоне. Мама всегда говорила, что замуж надо выходить за хорошего мальчика. Ты в этот портрет вписываешься. Хоть раз она будет мной довольна.       — Надо же, — Саша все дивился непробиваемой женской логике. И все в ней было прекрасно за исключением одного «но». Его мнение в расчет не бралось. И хотя внутри все клокотало от возмущения, он неволей посмотрел на Надю с любопытством.       Чуть выше его самого (а если снимет каблуки, сравняются в росте), с правильными чертами лица и ровными крупными зубами. Убрать это лохматое гнездо на голове, смыть штукатурку, делавшую ее похожей не панду, получилась бы весьма симпатичная девчонка.       — Пошли пива купим?       И, не взирая на то, что Саша обычно не пил, он кивнул. Нужно же хоть раз попробовать что-то… правильное? Как говорили в Кащенке. Стоит ли упрямиться?       «Понимаете ли вы, что, продолжая жить так, как живете сейчас, вы упускаете много других вещей? Столкновение вашего извращенного желания с устоями нашего общества приведет к краху вашей карьеры, вызовет презрение со стороны семьи, в конце-концов может повлечь и уголовную ответственность!» — твердил прописные истины профессор психиатрии, после каждого слова тряся головой, совсем как игрушка-такса, привезенная бабушке из ГДР. Потом шарнирная голова вдруг сказала что-то дельное, что-то, чему Саша не придал тогда значения. То ли разбитое сердце с «жизнь кончена в семнадцать лет» тому виной, то ли беспокойная голова профессора — но тогда совет Саша не принял всерьез. А тут, как в «Кин-дза-дзе», взяло и вспомнилось!       «Попробуйте подружиться с девочкой. Забудьте об интимной близости с ней. Просто подружитесь. Сосредоточьте свое внимание на положительных сторонах её личности. Не спрашивайте себя, привлекает ли она вас сексуально, просто встречайтесь с ней, разговаривайте, восхищайтесь!»       Что ж. Девочка, одна штука. Милая, бойкая и острая на язык. С тонкими ногами, первым размером и спесью, которая может заткнуть за пояс любого. Годится.       Они гуляли по городу до самого утра и даже дошли пешком до ВДНХ. Надю тут же посетила мысль покататься на роликах, но на прокатном киоске качалась табличка «закрыто». Правда, павильоны работали. Сашу тянуло в павильон космонавтики и авиации. Какой шанс блеснуть пылящимися со школьных времен запасами знаний! Но Надя не была настроена слушать ни про про спасение авиаторами челюскинцев, ни про аварийное приземление космонавтов в Пермской глуши. Они прошли мимо рассекавшего тусклое предрассветное небо монумента покорителям космоса в сторону павильона Союзаттракциона, соблазнительно подмигивавшего разноцветными лампочками.       Обычно днем там было не протолкнуться, но в четыре часа утра игровые автоматы сиротливо ожидали посетителей. У Нади разбегались глаза. За два часа они успели сразиться в «Морском бою», погонять по гоночному треку на «Чемпион-М», испытать себя на «Репке-силомере». Несмотря на то, что играла Надя, по собственным словам, впервые в жизни, справлялась она лучше Саши. Автомат «SOS» оказался для Нади крепким орешком. Проклятый космонавт категорически отказывался выживать на негостеприимной планете: то падал в пропасть, то сгорал в пламени ракеты, то схватывал пулю от инопланетянина-империалиста. Ну хоть так к теме космоса приобщил, и на том спасибо. Когда их выгнали под предлогом уборки, уже светало. Они чокнулись с солнцем пивными бутылками.       Домой они вернулись полуживыми, пьяными, но довольными.       — Ты продул мне везде, кроме репки, — шепнула Надя в коридоре, сняв стоптанные туфли, — но все равно было классно.       И подкрепила слова поцелуем, от которого Саша шарахнулся в вешалку, а потом осторожно… втянулся? Он даже невольно пожалел, что квартира битком набита народом, но что тут сделаешь? Надя упорхнула в комнату к девочкам, а Саша вернулся к половой жизни, но не к той, которую хотел.