Сто йен

      — А ещё вот, — Соя мастерски достает из своей наплечной сумки бутылочку тонизирующего цитрусового напитка, — хорошо помогает для поддержки иммунитета. Бери, — насильно всучивает мне в руку, как до этого пакет с фруктами и какими-то сладостями из ближайшего маркета.       — Ты не опоздаешь на занятия?       — Не, — мотает головой, — специально вышел пораньше, чтобы тебя навестить, — улыбается добродушно, а у меня внутри всё скручивается в узел.       Наверное, мне должно было льстить, что кто-то озаботился моим здоровьем, но вместо этого я чувствовал какую-то досаду. Отлегло как-то. Больше некогда милая, вымученная улыбка Кавата ничуть не умиляла. Я старался вести себя предельно вежливо и отчужденно с близнецами и не иметь каких-либо дел, но нет-нет Соя каким-то неведомым образом оказывался рядом. Риндо бухтел, плевался, но не грозился оторвать Огру ногу или руку, что не могло меня не радовать. Хайтани не видел в нем конкурента, а я повода никакого никогда не давал, до этого рассказав любимому всё о наших с ним недо отношениях. Вообще обо всех своих прожитых жизнях и дорогих людях. О нас.       Моргаю заторможено, сжимая ручки пакета. Кавата ещё что-то говорит, походя сейчас на какую-то злую рыбку с надутыми щеками.       — Если хочешь, — начинаю улавливать я, — то ты можешь остаться у нас. Не подумай ничего такого, просто переживаю, как ты справишься одна. Вдруг плохо станет или заскучаешь?       — А спать я буду с тобой или с Улыбашкой? — я не хотел, чтобы мой голос звучал так ядовито.       — Не обязательно, — отводит взгляд. — Не думаю, что кто-то из нас будет против…       Это он так сейчас шутит?       — Если запланирую тройничок с Рин-рином, то рассматривать тебя или твоего брата буду в последнюю очередь. Извини, но у меня есть ещё дела.       — Какие? — Кавата намеренно проигнорировал издевку, вперившись в моё усталое, чуть сероватое из-за недосыпа лицо злым взглядом.       Молча закрываю перед ним дверь.       Пиздец.       Ухожу на кухню, ставя пакет на столешницу. Думаю устало, что надо было поблагодарить Огра за вкусняхи и заботу, но быстро прогоняю эту мысль из головы. «Нельзя», — убеждаю сам себя, возвращаясь к нарезке мёрзлых креветок. Креветки, мидии и кальмар хотел оставить до субботы итальянской кухни, но душа требовала острого томатного супа с сыром и гренками.       Ставлю кастрюлю на плиту, включая газ. Добавляю в нее немного оливкового масла, чеснока, специй. Кошусь на настенные часы. 09:03. Самое оно, чтобы перекусить и лечь спать. Высыпаю в кастрюлю морепродукты, помешивая лопаткой. Убавляю огонь. Из шкафчика достаю две банки с дешёвым томатным супом. Хлеб с сыром из холодильника.       Ран ушел к себе досыпать в районе шести утра, когда ему надоело, что я постоянно ворочался и вздыхал. Я же сделав разминку, закинулся двойной дозой антидепрессантов и витаминов. Видения больше меня не мучали. «Но ещё не вечер», — смеюсь про себя, заливая вкусно пахнущие кусочки морепродуктов томатным супом.       Антидепрессанты я стал принимать где-то три года назад, когда мы вернулись обратно под крыло дедули Иогамы. Решил закончить учебу экстерном, завалившись в учебный центр, а уже там узнал о приписанном к центру мозгоправе. Думал, что он выпишет каких-нибудь витаминок или успокаивающих трав, но меня отправили дальше, в больницу, где уже мозгоправ уровня повыше и поставил диагноз. Депрессия с лёгким налетом синдрома спасателя. Никаких успокаивающих травок. И побочек на три листа.       Не сказать, что мне полегчало, но жить определенно стало легче. Пришлось, конечно, походить на сеансы два раза в неделю в течение двух месяцев и потратить все свои карманные деньги, выдаваемые Раном на завтраки, но это того стоило. Скрывать свои «тайные» встречи с Тоори-саном, я не хотел, просто не распространялся.       Риндо быстро сложил два и два, поймав меня на горячем, в фойе больницы у одного из кофейных автоматов. Что уж говорить про мой возросший аппетит и резко пропавшее либидо, хотя до этого мы с Рин-рином часто оставались наедине.       — Тебе лучше объясниться сейчас, — он спокоен, даже слишком. И это пугает. — Ты залетела? Поэтому сдавала анализы и ходишь сюда, как на работу?       — А если и так, то что?       Его лицо потяжелело, а взгляд стал колючим, злым.       — Ты должна была мне сказать сразу, а не скрывать вот так… Ты же не решила сделать аборт?       — А? — изумлённо.       — И кофе тебе больше нельзя, — отбирает у меня горячий стаканчик.       — У меня депрессия, Риндо. Не беременность, — меня позабавила промелькнувшая резкая перемена эмоций на его лице: от облегчения, до неверия. — Даже справка есть, показать?       — Ты все равно должна была мне все рассказать сразу. Не молчать, — сипло.       Риндо притягивает меня к себе, обнимая. Ведёт левой рукой по моей спине успокаивающее.       — Это же мои проблемы, — возражаю слабо. — Моё здоровье. Решил, что будет проще, если смогу преодолеть все сам, один. Да и теперь, наверное, тебе неприятно знать, что твоя девушка с диагнозом.       — Ну хоть не с изюминкой, — шутит юноша, за что получает от меня тычок в живот. — Да и будь у тебя член, — смеётся, — то никогда бы не разлюбил и не бросил. Поделишься таблетками?       Пришлось делиться. Так что ели мы с ним за пятерых и сгоняли наеденное, бегая по деревеньке на перегонки. А когда потеплело, уезжали на море.       «Может уехать куда-нибудь?» — размышляю я, пробуя суп на соль. — «Вспомнить бы ещё куда аники спрятал мой загранпаспорт».       Неожиданно зазвонил домофон. Открываю не спрашивая кого там принесло. И так понятно, что приехал Кенчик. Странно, что так рано.       Достаю тапочки для гостей, отряхивая те от пыли. К нам мало кто приходил. Облизываю губы. И успеваю открыть дверь до того, как Рюгуджи нажал на звонок.       Кен замирает с поднятой рукой, уставившись на меня. Я уставился в ответ, мягко улыбаясь. Казалось, что он стал выше и шире за эти четыре года. Причёска все та же, только волосы больше он не осветлял. На нем наглухо застегнутая клетчатая зелёная рубашка и черные джинсы. Кеды. Становится неловко от того, что на мне домашняя, лёгкая одежда.       — Давно не виделись, Третья голова.       — Будто вечность прошла с нашей последней встречи, — даю пройти ему в квартиру и закрываю дверь.       Бросаемся друг к другу одновременно, обнимаясь. Словно кусочек души вернулся на место. Кен приподнимает меня, сжимая в своих объятьях. Чувствую себя какой-то куклой.       — У меня там суп на плите, — кряхчу я, — такой острый, что есть без слёз его невозможно. Хочешь?       — Ещё спрашиваешь, — произносит довольно, отпуская.       Ухожу на кухню первым, потягиваясь.       — Где можно помыть руки?       — Первая дверь у лестницы, — указываю в нужную сторону.       Тру быстро сыр на терке. Хлеб засовываю в тостер. Достаю тарелки.       — Садись куда-нибудь, — говорю я вернувшемуся через пару минут Рюгуджи. — Кофе? Чай? Есть ещё апельсиновый и яблочный сок. Посмотри в холодильнике.       — Давно ты в Токио? — Кен заглядывает в холодильник.       — Где-то две недели. Больше катаюсь туда-сюда, заключая договора на поставки да… Неважно. Не будем об этом, хорошо? — говорить о работе мне не хотелось. — А у тебя как дела? Бизнес? Ты ведь открыл мотомастерскую, как и хотел. Инуи не сильно цену завысил, сдав тебе в аренду здание мотомагазина? — черт.       Вытираю пальцем горячую каплю над губой.       — Ханагаки переместилась во времени.       — Сразу решил перейти к делу? — вопрос явно риторический.       Тостер противно звякает, выплевывая поджаристый хлеб. Выключаю газ.       — Давно? — интересуюсь я.       — Месяца два назад, может чуть меньше, — закрывает холодильник Рюгуджи.       — Только она совершила прыжок?       Дракен закрывает глаза, концентрируясь. Проходит где-то секунд тридцать, как он резко открывает глаза. На пол упало несколько капель крови.       Я и не думал, что со стороны это выглядит так стрёмно. Протягиваю ему коробку с бумажными салфетками.       — Да, — кивает, — только она, вытирает кровь под носом.       — И что такого натворила Принцесса, раз решили обратиться ко мне за помощью? — и чего я спрашиваю, раз и так знаю ответ.       — Ханагаки хочет натравить Мёбиус на Токийскую Свастику.       «Где-то я уже такое видел».       — Разве Тосва не была расформирована ещё в декабре двух тысячи четвертого года?       — Была.       — Так какого? — не понимаю я. — Чего она добивается? Ты жив. Баджи, Курокава и Усо-чан тоже. Даже Коко и Мучи. Не понимаю, — трясу головой, как старая, побитая жизнью собака.       — Думал, что ты знаешь, — честно отвечает мне Рюгуджи.       — Так спроси её.       — А чего я? — начинает сразу препираться друг, беря с подставки половник. Приходится отойти от плиты, давая юноше разливать суп по тарелкам.       — А схуяли я? Если ты забыл, то одна из её версий заколола меня ножом, — говорю я, не скрывая своего недовольства. — Я вообще не хочу иметь с ней каких-либо дел.       Кен бросает половник в кастрюлю, оборачиваясь.       — Я ничего не забыл, — отвечает он, копируя мой тон. — И понимаю твоё недовольство.       Смеюсь громко, прикрывая рот ладонью. «Понимает. Как же!»       — Мы живы. Ты и я, — говорю очевидное. — А она хочет все это разрушить. И из-за чего? Из-за того, что Манджиро решил не приходить на её свадьбу, — замираю, вытаращившись на друга ошарашенно.       — Серьезно? — крякает Кен.       У меня дёргается щека.       — Я убью её, — заключаю я, сдаваясь.       Возможно, если Кенчик и привёл хоть какие-то весомые доводы о том, что нужно спасти Ханагаки, я бы попытался к нему прислушаться, но не теперь. Это же каким ебучим эгоистом нужно быть, чтобы играть с судьбами незнакомых людей. И ладно был бы повод повесомее, но еб мою мать!       — Это нужно было сделать ещё в первую нашу встречу, — и чего это я начал оправдываться? — Вот поем только и сразу в больницу. Там и до морга не далеко, — подхожу к столешнице, хватая тарелку с супом. Подношу ко рту, делая глоток. За ним ещё один, не чувствуя горьких слёз. — Ты тоже ешь, — приказываю Рюгуджи, — повезешь в больницу.       — Лучше дождемся, когда она домой вернётся, — поддерживает меня Рюгуджи, беря тарелку в руки. — И прихлопнем потихой, — кивает довольно, делая глоток. Лицо его морщится от остроты.       — Могла бы гостя и за стол пригласить, — хмыкает Ран, спустившись.       — И так неплохо, — подливаю себе ещё супа в тарелку.       Кен кивает Хайтани и особо не спешит жать ему руку.       — Кстати, я все слышал.       — Начнёшь убеждать, что это плохая идея? — Рюгуджи не сводит тяжело взгляда с Рана, следя за его передвижениями по кухне.       — Отчего же? — отвечает аники вопросом на вопрос. — Какое главное правило этого дома, Мондаи-чи?       — «Быстрые ноги — пизды не получат»? Нет? А, — щелкаю пальцами, — «Если позориться, то до самого конца»?       Кен фыркает, пряча улыбку за тарелкой.       — Не попадись, Мондаи-чи.       Ну раз сам Ран Хайтани дал своё одобрение, то чего теперь отступать? Предвкушающе улыбаюсь, подмигивая Кенчику.       Осталось только выяснить, когда из больницы выписывается Ханагаки.