Сто йен

      «Придется залезть в заначку», — грустно думается мне.       Телефон сдох окончательно. Даже экран больше не мигает синим. Ну что за блядство? Уныло открываю и закрываю крышку телефона. Это же сколько потеряно милых фотографий Зузу? А городских пейзажей? Я даже не успел выписать номера телефонов, в купленную для этого случая записную книжку.       Сейшу моей грусти не разделял, пообещав решить эту проблему, как можно быстрее. Знаю же, что у парня денег особо нет и выживает он благодаря моему брату, как-то умудряясь перекупать запчасти для своего байка и иногда радовать меня всякими мелочами.       Может, удастся купить что-нибудь в скупке за бесценок? Мне нужна только хорошая камера да чтоб интернет ловил. Ну и чтобы звонил.       — Ты хорошо рассмотрел Кисаки? — спрашивает Сейшу, разламывая пополам замороженный лёд.       — Парень как парень — обычный, — принимаю из его рук протянутое мороженное, — где-то метр шестьдесят пять, глаза голубые, в очках. Волосы короткие осветлённые. Учится, вроде бы, в средней Шибуя. Ничего примечательного. И не скажешь, что он злобный гений, — смеюсь нервно и облизываю сладкий лёд. — Если удастся восстановить карту памяти, то и фотки у нас будут.       — Ханагаки сказал, что Кисаки стал приближённым Сано после смерти Дракена, — сейчас Сейшу притягательно задумчив, так и тянет ущипнуть его за щёку или растрепать волосы.       — Он не забыл рассказать о нашем прекрасном плане? Сам придумывал, — не без гордости спрашиваю я.       — План говно.       — Эй!       — Но он может сработать, — улыбается Инупи, слизывая подтаявший лед с палочки.       — Проще было бы найти этого Кисаки и переломать ему ноги, — произношу довольно, закинув ногу на ногу, — пусть дальше занимается своей математикой и подкатывает к Тачибане.       — Думаешь, между ними что-то есть?       — Да кто его знает, — пожимаю плечами.       На город опустились сумерки. Неоновая вывеска комбини освещала парковку и несколько узких скамеек. На одной из которых мы и проводили вечер. Вместо кино неудобная скамейка. Ну, хоть мороженое присутствовало.       — Как вообще Тосва стала самой опасной преступной организацией в Японии за столь короткое время? — не понимаю я, посасывая мороженное. — Сколько им понадобилось? Лет десять?       — Они знали, что делать, — отвечает мне Инуи.       — Всё равно ничего непонятно, — хмуро произношу, — Ханагаки было двадцать семь, а это значит, что и Сано-семпаю должно было быть столько же. Как и Кисаки с остальным. И тебя это не удивляет?       — Ханагаки не предоставил доказательств, что он совершил прыжок во времени, — Сейшу ловко отправляет деревянную палочку в полёт до урны, попадая точно в цель, — кто станет следующим Императором, выпустят ли Yamaha новую линейку байков или будем ли мы вместе спустя столько времени?       — Он даже твоего имени не знал, — фыркаю я, пытаясь скрыть свою неловкость, — пока я вас сегодня не познакомил. Какая разница, будем ли мы счастливы, если Коко умрет, ты исчезнешь, а я стану собачкой на побегушках у Шиба?       Я тону в синих глазах Сейшу, не в силах отвести взгляда и перестать по-глупому улыбаться. Это выше моих сил.       — Мы же будем вместе даже спустя двенадцать лет? — до меня запоздало доходит, что сейчас мои слова звучат слащаво тупо.       Инуи хватает меня за руку, подтягивая к себе и обнимая.       Сейшу не знает ответа на мой вопрос, как и не знаю его я. Сейчас главное — это спасти Хаджиме, а остальное приложится.       Откуда-то внутренне зная, что у нас ни черта не получится и мы проебемся по всем фронтам.       Ранним утром ухожу на пробежку, предварительно заварив в маленьком чайнике чёрный чай с добавлением замороженных ягод смородины. Достаю пачку венских вафель, надеясь, что Зузу не уронит их на пол и не утащит под диван. С него станется.       Сейшу не любил вставать рано. Проспать он мог до самого обеда, объявившись в школе ближе к третьему или четвертому уроку. Он досыпал в школьной библиотеке, спрятавшись среди огромных длинных стеллажей с книгами. Так мы и встретились: Инуи дремал, а я об него запнулся, разбросав по полу школьные учебники.       — Хули разлёгся? — вырвалось тогда у меня.       Инуи даже не взглянул на меня, будто током пригвоздил, плавно поднимаясь с пола и проходя мимо, наступая на пальцы мыском высоких женских туфель.       «Извращенец», — поморщился я, собирая разлетевшиеся книги.       Я надеялся, что это была наша последняя встреча. Жизнь же решила наебать меня, заставляя сталкиваться нас лбами. Во всех смыслах. Я шёл за братом, Инуи же искал с ним встреч.       — Хяку, — Хаджиме по-свойски забрасывает мне руку на худое плечо, сжимая шею, — прекращай, бесишь.       — Ты его знаешь? — спрашиваю тихо, облизывая губы.       — Это же Инупи, — ухмыляется брат, — мой друг, — почему-то его слова пропитаны ядом, — ещё с начальной школы. Разве ты его не помнишь?       «Не помню», — хочется ответить мне.       Инупи в одного разобрался с третьегодками, даже не вспотев. Его взгляд был скучающе ленив, а сам Сейшу сейчас был похож на кота. Инуи поднимает голову, будто знал, сволочь, куда смотреть нужно, встречаясь со мной взглядом. Хаджиме машет ему, растягивая губы в улыбке, после которой мне всегда становилось тошно.       — Он младший брат Акане.       Оу. Вот как.       Я и правда не помнил его.       — Ты уже уезжаешь? — спрашиваю хрипло, пытаясь перевести дыхание.       Сердце гулко бьется в груди, отдаваясь эхом в голове. Сегодня я перевыполнил свою норму.       — Появились дела, — Инуи уже успел выкатить байк на придомовую дорожку и закрыть гараж. — Вечером завезу новый телефон.       — Не нужно, — зачёсываю слипшуюся от пота чёлку назад, — сам куплю. Возьму денег из заначки, погуляю по Роппонги, а потом отпишусь тебе. Лучше купи себе что-нибудь и прекрати забирать мои вещи.       Сейчас на нём та же толстовка песочного цвета, в которой он был вчера. Поверх накинут белый плащ с эмблемой Черных драконов. Волосы собраны за тонкий черный ободок, который раньше был моим.       — Я не виноват, что они мне идут больше, — смеется Инуи, подзывая меня к себе рукой.       Медлю с секунду, а после бросаюсь к нему в объятия, обвивая руками шею.       — Чёрные Драконы будут на твоей стороне, — неожиданно произносит он, отбивая всякое желание целовать его.       — Коко же ядом захлебнется.       — Я хочу это видеть, — Сейшу сам целует меня, поглаживая руками по лопаткам и спуская ниже.       Мы не могли насытиться друг другом, даже после бессонной ночи проведённой вдвоём. Моё тело ноет, вбрасывая в голову томящее ощущение заполненности, что я испытал всего несколько часов назад. Чувствую, как мокнет ластовица на нижнем белье.       — Если ты сейчас не уедешь, — шепчу я, — то я трахну тебя прямо на этих ступенях.       — В прошлый раз тебе не понравилось, — улыбается Сейшу.       И добавить нечего. Странно, как мы тогда не спалились? Мы вышли просто покурить и позалипать на ночное небо, на котором ничего нельзя было толком рассмотреть.       — Езжай, — мне удается вернуть самообладание, отпустить парня и отойти к тем самым чертовым ступеням.       — Я буду ждать смс.       — Ага, — махаю рукой на прощание.       Морщусь от рёва мотора. Сейчас только начало восьмого, куда можно торопиться в выходной день?       Чай был не тронут, а вот вафли были съедены все, подчистую. И чем мне завтракать? Достаю из холодильника йогурт и огурец. Смотреть на спагетти было тошно. Пришлось выкинуть их в мусорку и помыть посуду. Огурец ем так, не почистив. В йогурт добавляю немного завалявшегося на полке печенья. Вкусно, но грустно. Наливаю себе чай, добавив две ложки сахара. Включаю телевизор.       Быстро принимаю душ и переодеваюсь во все чистое и свежее. На груди до скрипа затягиваю эластичный бинт, чтобы дышать было невозможно.       Заначку я прячу в диване. В объёмной спортивной сумке. Да и сложно назвать заначкой больше трёх миллионов йен. Долго смотрю на деньги, держа в руках Зузу, пытавшегося пролезть в сумку.       Из-за этих денег Коко ненавидит меня. И именно из-за них умерла старшая сестра Сейшу, Акане. А братья Хайтани являются теми, кем они есть.       Хаджиме не единственный эгоист в нашей семье.       Достаю несколько крупных купюр и закрываю сумку.       Я должен был от них избавиться. Так спрятать, чтобы никто никогда не нашёл. Думал сжечь их или выбросить в реку ночью. А может, отдать их полиции или пожертвовать больнице, или местному детскому дому? Вот только рука всё никак подняться не могла.       — Деньги должны работать, — всегда говорил Хаджиме.       — Должны, — соглашался с ним я, умно кивая и восседая на телах поверженных врагов.       Но какая от них польза?       Счастливыми они больше никого не сделают.       И Акане не вернут.