
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Каково это, в одночасье лишиться привычной жизни и угодить в интернат? А если в нём царят звериные законы, которые разделяют учеников на касты? Что будет, если волею судьбы или злого рока оказаться в низшей из них?
Оливер знает, что это такое. Знает, потому что испытал на собственной шкуре. И это — его история.
🔞
Примечания
Досье на Оливера и Нила: https://t.me/apufic/214
Досье на Зигги и Ирокезика: https://t.me/apufic/217
Весь доп. контент по этому и другим моим работам тут 👉🏻 https://t.me/apufic
______________________________________________
⚠️ WARNING
Помимо того, что работа предназначена для прочтения лицами исключительно старше 18 лет, в ней также содержатся крайне жестокие сцены насилия и детальные описания интимных взаимодействий.
Автор не поддерживает девиантное жестокое поведение и осуждает подобные действия. Автор также ни к чему не призывает и ничего не пропагандирует.
Помните: настоящая любовь и здоровые отношения — это уважение, взаимопонимание и поддержка. Если вы столкнулись со сложной жизненной ситуацией, немедленно обратитесь за помощью. Будьте счастливы и здоровы!
Р. Истомин ❤️🩹
ГЛАВА 22. ЗЕМЛЯ ВСЁ БЛИЖЕ
10 февраля 2025, 09:39
POV Автор
Над Гротоном сгустились тучи. Как в прямом, так и в переносном смысле: то ли хмурая Лондонская погода так влияла на общий градус настроения, то ли новые законы интерната повлияли на природу — не известно. Но одно было ясно наверняка: это было затишье перед бурей. Оливер всем нутром ощущал, что вот-вот настанет эпичный финал, некий конец всему. И это не тот случай, когда «одна дверь закрывается, открывается другая», нет. Это точка, жирная черная точка, которая раздавит все, что дорого Янгу. А возможно, и не только ему.
Время лекции тянулось невообразимо медленно, Оливер практически не сводил глаз с затылка Лии, составляя в голове список вопросов. «О чем вы говорили в столовой?», «Нил меня избегает?», «Почему ты вечно крутишься около него?»…
Янг понимал, что причиной всего, включая грозовые тучи над Гротоном, был отец Нила. Это его тяжелой рукой их всех прижало к стенке. Мельком в голове пронеслась идея наведаться в кабинет нового директора и… попросить объяснений? Эта идея сразу же полетела в мусорку — Андор Монтгомери вряд ли станет слушать такое отребье, как Оливер. Это на Гренвиль удалось повлиять, а тут фрукт поэкзотичнее. Даже на уроках надзиратели стояли в углу и наблюдали. Чего именно они выжидали — никто не знал, но проверять как-то не хотелось никому. Размышление прервал высокий голосок Лесли, что сидел рядом.
— Что ты там лапаешь, свой корнишон? — Видимо, кто-то опять по-дурацки решил пофлиртовать с парнем.
Удивительно, что он еще цел и невредим, ведь с его симпатичным лицом, стройной фигурой и практически смывшимся фиолетовым цветом волос он давно должен был стать жертвой старших. Но не будем забывать про Джейка — личного бультерьера Лесли, который за километр чувствует пошлые взгляды в сторону своего соседа и отваживает всех «Ромео» на раз-два.
— Лизни разочек, — Оливер поморщился не только от мерзкого шепота старшего, что продолжал тереть свой пах, смотря на Лесли, но и от резко нахлынувших воспоминаний. — Можешь и своего рыжего друга попросить помочь.
— Пидор вонючий! — вскрикнул Лесли, бросив учебник четко в голову старшего.
Около стола, за которым сидели Оливер и Лесли, возникла фигура в серой форме надзирателя.
— Такие слова недопустимы в стенах Гротона, — прозвучал стальной бас.
— Эм… ну, извините, но этот козел, типа, первый начал! Вы видели, как он свой микропенис натирал, глядя на меня?!
— Молодой человек, будьте добры, встаньте из-за стола.
— Да почему я?
— Мне применить силу?
Никто не понимал, что происходит, но затих даже преподаватель, который обычно продолжал надиктовывать себе под нос новейшую историю Соединенного Королевства даже после звонка.
Дальше то, что происходило в кабинете истории, наверняка надолго отпечаталось в памяти у находившихся там. Новые правила, введенные Андором Монтгомери, внесли свои коррективы в меры воспитания учащихся. В главном холле интерната практически сразу появился огромный стенд, на котором значился свод непримиримых правил. Перечень наказаний, выглядящий как меню ресторана, поначалу не вызвал доверия. Розги? Удары плетью? «Ну, это уже чересчур, все-таки двадцать первый век», — думалось всем, кому этот список попадался на глаза.
Теперь, когда упругая плеть в руке надзирателя с хлопком разбрызгивала молодую кровь Лесли Румора по девственно-белым на вид стенам класса, ни у кого не останется сомнений — директриса Гренвиль была затишьем перед бурей.
Всего три удара полагалось тому, кто нецензурно выскажется в стенах интерната. Еще два — за упоминание слова, связанного с нетрадиционной сексуальной ориентацией. И еще один. Просто так, потому что можно. В соседних классах могли подумать, что в кабинете истории по какой-то странной причине заживо препарируют кошку, ведь истошные крики заполнили весь этаж.
— Мудила! — на Джейка тоже подействовал эффект неожиданности и первые четыре удара он застыл. Еще два удара он пробирался сквозь парты, а затем запрыгнул на спину надзирателю, отчего сразу же получил удар локтем в пах.
Внимание надзирателя отвлечь получилось, и теперь он, схватив Джейка под руки, выволок парня из кабинета. Тот и не сопротивлялся — ему удалось прервать бездушное наказание.
POV Оливер
Это пиздец какого-то совершенно нового уровня. Я понимаю гомофобию директора — расселить нас с Нилом (тем более, это его сын), пресекать все намеки на однополые отношения в Гротоне. Но это… Это доказывает, что он не просто строгий, он ебанутый наглухо. Бедный Лесли, а что будет с Джейком?
Все эти мысли странным образом вселили в меня дурацкую смелость. И вместе с этой слепой смелостью под ручку я решил пойти на ковер к Монтгомери старшему. Прямо в лапы к дракону.
POV Зигги
Земля все ближе,
Ты же дышишь?
Ты позовешь меня с собой?
Я буду тише,
Чем на крышах
Снегами кружит ветра вой.
Земля все ближе,
Ты услышишь,
Со сводок или чужих уст,
И раны ты свои залижешь,
И станет снова список пуст.
Мне не сказать тебе словами,
Ведь мое имя — глухота.
Не передать даже глазами,
Ведь в них теперь лишь слепота.
Возможно, так, через посланье
Я все же дам тебе понять,
Что нет честнее состоянья,
Нужды в тебе, что не унять.
Земля все ближе,
С каждым метром
Я отделяюсь от себя.
Земля все ближе,
Будь ответом,
За что мне Бог послал тебя?
POV Адриан (Ирокезик)
Я знал. Я понимал и чувствовал, что что-то должно случиться. Ему установили камеры — это должно было меня насторожить. Оно и насторожило, но не настолько, чтобы пойти наперекор медсестре и вытащить его из палаты. Чтобы увести с собой, сесть на первый попавшийся автобус и уехать с ним куда угодно. Что это? Ебальник мокрый, дождь что ли? Да, точно он. Соленый дождь.
Дорогу к клинике за то количество раз, которое я ее посещал, я запомнил наизусть. Все как в хуевом кино: дождь заливал глаза, отчего красно-синий свет полицейских мигалок смешался в тревожную кашу. Народ, сдерживаемый желтой лентой, неразборчиво причитал, копы сновали туда-сюда, врачи и медсестры стояли на пороге, не решаясь подойти к месту происшествия.
Я никогда не молился и понятия не имел, как это делать, но сейчас, сам того не осознавая, мольбы и просьбы сами стали возникать в голове. «Пусть это будет не он, если ты существуешь, сделай так, чтобы это был не он. Прошу, я его оставлю и не потревожу, но пусть это будет не он, пусть это будет не он, пусть это будет не он, пусть это будет не он, пусть это будет не он, пусть это будет не он, пусть это будет не он, пусть…»
— Нет, стой тут, — знакомый голос и тревожный взгляд медсестры вывел меня из транса. Я понял, что начал заходить за ограждения.
— Здравствуйте… А что там случилось?
— Дорогой, пойдем внутрь, хочешь чаю?
— Что… Нет, я пришел к Зигги, мне надо…
— Тебе надо успокоиться, пойдем со мной. — Медсестра взяла меня за лицо теплыми ладонями, отворачивая от места, где скопились полицейские. — Пойдем, не смотри туда.
— А где Зигги?
— Послушай… Как тебя зовут?
— Адриан.
— Адриан, красивое имя, пойдем внутрь, и я все расскажу. — Она взяла меня за руку и потащила прочь от ограждения. Все рухнуло.
— Нет, стойте. Зигги. Зигги! Зигги!
— Эй, что тут происходит? Вы его знали? — Полицейский, что услышал мой крик, подошел ближе.
— Знали?
— Боже, где ваш профессионализм? — возмутилась медсестра.
— Что с ним?
— Сначала ответьте, кем вы приходитесь мистеру… Мистеру…
— Томпсону. Я его личная жизнь.
— Оу, тогда понятно, — поправил фуражку полицейский.
— Что вам понятно? — хором ответили мы с медсестрой.
— Ну, знаете, подростки, трагическая любовь…
Этот разговор продолжался бы еще очень долго, и я бы позволял полицейскому и медсестре с каждой фразой то забирать у меня надежду, то возвращать ее обратно, но нет. Подошедший к копу коллега, ниже по званию, скорее всего, расставил все по местам.
— Пацан вырубил камеры через компьютер в приемном покое, затем написал прощальный стих и сиганул из окна. Поколение айфонов, чтоб его…
— Нет… Нет…
— Адриан, мне так жаль…
Все двигалось будто в замедленной съемке. Я бежал, а все вокруг будто увязли в желе. Его еще не успели накрыть тканью. Он лежал на асфальте, а дождь степенно смывал темную кровь, сочившуюся из головы. Холодный. Как всегда. У него всегда были холодные руки и длинные пальцы, как у пианиста. Таким спокойным я его еще не видел. Он будто бы даже улыбался.
— Ты все увидел, Адриан, пойдем, посидим внутри, — медсестра, подошедшая незаметно, приобняла меня за плечи.
— А… Можно посмотреть стих?
— Я знала, что ты захочешь его прочитать, и сфотографировала, пока его не забрали копы. Я так понимаю, он написан тебе.
Сомневаюсь.
POV Нил
И снова я тут, в приемной отца. На этот раз за дверью какие-то странные звуки, шуршания. Что этот придумок опять удумал?
Сейчас поговорю с ним и попытаюсь найти Оливера. Скучаю по нему пиздец, он еще так смотрел на нас с Лией, наверняка накрутил себя, дурачок. Эти мысли вызвали улыбку.
— Я думаю, вы можете войти, мистер Монтгомери, — странным тоном процедила секретарша. На этот раз она прятала глаза.
На мгновенье моя рука замерла над дверной ручкой, будто что-то кольнуло в груди, и я поспешил оказаться в кабинете.
— Блять… Отец, ты… Ты что творишь…
По одну сторону большого дубового стола стоял Андор, сложив руки в карманы брюк. По другою сторону двое надзирателей удерживали полностью раздетого Оливера на коленях. Рыжий дрожал, но крови видно не было. Скорее всего, испугался сильно.
— То, что давно нужно было сделать. Ты мой сын, а я привык беречь то, что принадлежит мне. Это, — он указал в сторону Оливера, — не твоя жизнь. Это грязь, сынок. Просто грязь под нашими ногами. Возьми, — он протянул мне толстый упругий хлыст. — Возьми и покажи, кто тут главный. Три удара. Всего три, сынок, и ты станешь свободен.