Фиалка

      Тоби ещё, прежде чем я ушла, дал мне какие-то лекарства — таблетки. Сказал: «Принимай. В буклете внутри написано, как правильно. Как написано — так и делай. Правильно.»       И я взяла у него эту коробочку, но спасибо ему не сказала. Я не забывала просто и никогда не забуду, что он и его друзья убили мою подругу. Но когда вампир был рядом, когда касался меня так близко, как тогда, на кушетке, — в голове у меня становилось пусто. Будто вспышки нормальности возникали лишь на мгновение и тут же гасли, как звёзды. По-глупому, словно за всё то время, что я прожила на свете, так ничего толком и не узнала.       Глаза Тоби, когда встречались с моими, тоже напоминали часть галактики — две чёрные дыры. Как и мои попытки мыслить, они исчезали в бесконечной темноте. И только когда я уже вышла из кабинета, оказавшись за дверью, начала осматривать себя — так же, как делала это по ночам в последнее время, проверяя, на месте ли моё тело.

Просто, внезапно, мне стало как-то обидно. Но не до слёз, а значит, терпимо. Потому что вампир, когда ему было так удобно, выдумывал, будто он врач. А потом меня трогал.

Чтобы вроде как оправдано. Но всё равно — неправильно.

      А уже дома меня ждали целых два утешения: мои любимые конфеты в холодильнике и новость о том, что скоро приедет мама. Правда, не навсегда, как мы с отчимом, а всего на пару дней — просто нас навестить.       — Конфеты не тебе, а маме. Её любимые. — поспешил объяснить мне отчим, прежде чем я успела стать слишком счастливой для самого обычного дня.       А я бы хотела, чтобы мне. Мои руки уже потянулись к ним, к конфетам. Разве я виновата, что у меня всё то же самое любимое было, что и у мамы? Мне ведь никогда ничего другого не давали. У меня даже не имелось шанса полюбить что-то ещё. Может, если бы этот шанс был, если бы мне давали что-то другое, эти конфеты мне бы и вовсе не нравились.

***

      Головой я лежала у мамы на коленях, лицом вверх — глядела на неё. А когда она не смотрела на меня, то я переводила взгляд на потолок. Мы устроились на софе, разговаривали, и мама неспешно водила своей рукой по моим волосам и щекам.       — Ты уже совсем большая, Вилочка. — сказала она. — Теперь без меня со всем справляешься. Везде сама ходишь. Учишься.       — Ты это про больницу? — уточнила у неё я.       Ведь, кажется, за то недолгое время, что мы с мамой не виделись, во мне совсем ничего не изменилось. По крайней мере, мне так казалось. Да и не ходила я никуда, если уж честно. Ну, если не считать больницы. Да, туда я и правда сходила сама. И то — всего разок. Неужели один-единственный вынужденный случай мог что-то изменить? Во мне — для мамы.       На этот раз мама задержалась на моих волосах, кажется, рассматривая их длину — вытягивала пряди, словно примеряя. Мой вопрос она пропустила мимо ушей и вместо ответа сказала:       — И волосы у тебя сильно отросли. Не подстригай их тогда больше, дочка. Отращивай.       — Ладно. — ответила я после небольшой паузы, немного смущённая.       На самом деле, я и не планировала идти в парикмахерскую — хотя бы потому, что даже не знала, где она тут находится, чтобы рядом с моей улицей. Но неожиданное наставление мамы вселило в меня какое-то беспокойство — странное, непонятное, совсем мне непривычное. И я бы и не вспомнила о стрижке, наверное, если бы она сама об этом не заговорила.       Обычно ведь, каждый месяц именно мама настаивала на том, чтобы длина моих волос оставалась неизменной. Чтобы было коротко, удобно, легко заправлять за уши. Без лишних хлопот и без резинки чтобы. Она всегда комментировала, если я не успевала следить за своими волосами: «Что это у тебя на голове? Черти что! Неаккуратно. А я ещё думаю, почему шампунь так быстро тратится? Да у тебя же волосы уже до плеч отрасли, Виолетта! Завтра же идёшь на стрижку, сейчас запишу тебя.»       Мои встревоженные мысли оборвались, так и не добравшись до каких-либо объяснений. Я ещё даже не успела осознать, отчего вообще заволновалась из-за этого пустякового совета мамы, как она снова заговорила:       — Ты ведь не против, что я некоторые твои вещи отдала? Комнату просто разбирала. Вернёшься — ремонт сделаем. Всё новое тебе купим.       Не дождавшись моего ответа, а может, просто зная, что и на этот раз я лишь послушно с ней соглашусь, мама уже склонилась ко мне, чмокнув меня в лоб горячими губами.       На моей коже, после, остался отпечаток её розовой помады — с лёгким цветочным ароматом, — и в тот день я не стала его смывать. До самого сна.

***

      Неизвестно, что из хорошего могло привести Тоби ко мне — если вообще было из чего выбирать. Ну, если это хорошее существовало. В нём — обо мне. Может, он как-то узнал просто, именно тогда, что я осталась дома совсем одна и этим воспользовался. Так или иначе, уже на следующий вечер после приезда мамы, когда мои родители отсутствовали, он и пришёл.

Вампир постучал в дверь. Он спросил на это разрешения, чтобы войти. А я ему открыла.

      И пока нас разделял порог, это решение действительно оставалось только за мной — впустить его или нет. А он стоял, засунув руки в карманы джинсов, почти ничего не выражая своим более чем обычно мрачным видом: нахмуренное лицо, губы чёрные, как смола. Ждал.       Терпеливо или нет — я не знала. Наверное, холоднокровно. Так, словно он мог ждать и бесконечно, ведая о каком-то конце, недоступном мне. И потому любое начало — какое бы я ни выбрала — его не волновало.       Как только Тоби оказался внутри, он сразу же снял куртку — торопливо, словно ему становилось то жарко, то холодно. А я догадывалась, что на самом деле ему никак. Его просто раздражали лишние вещи. Затем он протянул мне коробочку. На этот раз — не с таблетками, а с конфетами. Значит, что он не был в тот вечер врачом, а просто был парнем.       И я подумала тогда, что мы, наверное, даже не обнимемся. Что он не станет ни на чём настаивать, ничего у меня просить.

Потому что когда он бывал просто парнем — со мной не происходило ничего незнакомого. Хоть и конфеты те, что он мне принёс, я никогда раньше не пробовала.

      — Это всё только для тебя. — сказал вампир, будто откуда-то знал, что мне не досталось достаточно конфет. Что ещё вчера я хотела съесть очень много шоколада, но мне не разрешили.       Приняв его подношение молча, я просто ему кивнула, всё ещё не желая выказывать слишком много благодарности вслух. Ведь если начну говорить «спасибо» и «пожалуйста», то предам Ксюшу.

Да и отнять у кого-то друга навсегда — куда грубее, чем всего лишь на время разучиться быть вежливой.

      Открывая конфеты, шурша обёрткой, я невольно зашагала в гостиную, а он сразу пошёл за мной следом. Я села на диван, и он тоже сел — рядом. А потом Тоби перехватил коробку из моих рук и отложил её в сторону. Сразу после этого он уложил меня головой к себе на колени. И я легла боком, почти уткнувшись носом в его живот.       На нём была чёрная футболка, и она совсем ничем не пахла. Даже порошком. Может, она пахла магазином, в котором ничего нет — где вещи не ассоциируются ни с чем, просто потому, что ещё не успели. Разве что с деньгами.       — А ты совсем не подросла, кстати. — заметил он неожиданно, словно наблюдал за мной с самой первой минуты, когда я только появилась на свет, и так точно знал.       — С какого момента? — спросила я, озадаченная его вниманием.       На ум сразу пришла лишь одна мысль — то самое представление, которое детально описал мне мой одноклассник, Валя. Как мы с Тоби лежали в больнице вместе. Только я — всегда. А он — лишь по ночам приходил и укладывался рядом. Наверное, тогда он и успел примериться своим туловищем к моему. Запомнил, может, какого размера у меня голова, когда делил со мной одну подушку.

Или… что он там ещё мог с ней делать? С моей головой. С ней ведь ничего не сделать — она на шее просто сидит. Никуда её больше не приставить.

      — С момента, когда я впервые тебя увидел. — он сделал паузу, словно не собирался ничего уточнять. — И я люблю тебя всё так же. Не чаю в тебе души. — его рука теперь опустилась мне на волосы. — А почему ты не подстриглась? В прошлом месяце, Виолетта?       Решив, что и мне тоже пора как-то действовать, пока я не очутилась под влиянием вампира окончательно, я ухватила его за краешек футболки и начала накручивать ткань себе на палец, попутно ему отвечая:       — Забыла просто. И не знаю, куда идти, тоже. — я сделала паузу, потому что внезапно передо мной возникло требовательное лицо мамы. — Да и не буду больше, наверное, стричься. Так буду ходить.       Ответила я без особой охоты, ведь на самом деле не слишком соглашалась с мнением мамы по поводу своих волос. И, кажется, Тоби разделял мои чувства, потому что он тут же сказал:       — Нет, мы тебя пострижем.       И я тут же согласилась — но мысленно. Кивнула просто. Настойчивое, но более мне близкое предложение вампира понравилось мне куда больше, чем мамино. Оно, хотя бы, не вызывало во мне никаких противоречивых и сложных ощущений. Может быть даже умиротворяло.       — А когда? — спросила я тогда, поскорее.       — Завтра.       — Нет, лучше тогда, когда мама уедет.       — Хорошо. — последовало неучастное согласие, и его рука скользнула мне за спину, остановившись где-то на лопатке. Другой рукой он осторожно одёрнул мои пальцы от своей футболки, затем поднёс мою ладошку к своим губам, сам склонился, коснулся её поцелуем. Этого я не видела — только почувствовала. А смотреть отчего-то переживала. — Это заняло некоторое время, Виолетта, но я нашёл каждую вещь, что ты когда либо теряла, и каждую, которой у тебя никогда не было, но ты хотела. И теперь я стану их тебе приносить. Так что не пугайся, если заметишь что-то новое у себя в комнате. — он смолк, будто задумавшись, было ли им произнесенное добрым обещанием мне или же угрозой. А после добавил. — И ты можешь не оставлять окно открытым, в комнате у себя. Но если, когда я приду, оно окажется закрытым…       Не дав Тоби договорить, я поспешно вернула руку к себе, поднесла к лицу и оглядела ладошку. На ней остался след — продолговатый, словно пасть. Чёрная помада.       Не раздумывая, я тут же стерла её о футболку вампира.

***

      Окно у меня теперь всегда оставалось открытым, на всякий случай. А конфеты от Тоби мне очень понравились. Я спрятала их у себя в комнате сразу. Тем более, что в коробке было всего-то шесть штук. Поэтому, съев две целиком, остальные я лишь надкусывала — чтобы растянуть их на восемь дней, если что.       Но уже на следующий день, и в последующие за ним, перед сном, поднимаясь наверх после ужина, я стала находить и новые конфеты — самые разные. Прямо у себя на подушке. Вскоре мне даже пришлось выгрести из ящика с одеждой несколько вещей, чтобы складывать их туда. Всего за три дня появилось ещё три коробки. Слишком много, чтобы оставлять на виду. Подозрительно ведь. А потом появились ножницы, менее безопасный предмет, но перевязан он был красной лентой.

Их я нашла уже под подушкой. В тот самый день, когда уехала мама.

      И, пробуя самый разный шоколад, в момент, когда мне перестало нравиться всё то, что когда-то нравилось из сладкого, я вдруг вспомнила: Тоби собирался отвести меня на стрижку. Выходило, что это должно было случиться совсем скоро. А может, вампир имел в виду, что я должна подстричься сама. Или что он собирается это сделать.       Лично я этого не хотела, поэтому и ножницы тоже я спрятала подальше. А после специально забыла куда, чтобы их потерять.       И всё бы ничего — ведь вещи, вроде коробок с конфетами и ножниц (а я считала, что все новые вещи важны, даже такие невеликие, потому что у меня их не так много было, и в этом их ценность), — оставались на месте. Но вот мои лекарства куда-то пропали. Те самые, что мне прописал врач по имени Тоби.       Я искала их долго, каждый день искала, но не находила. Пока однажды, зайдя в ванную, где видела их в последний раз, не встретила там Диму.       Вампир сидел на краю ванны, со скучающим видом покручивал в руках знакомую мне коробочку. Мою коробочку. А я застыла в дверях, не понимая, как он здесь оказался. Ведь я его не впускала.       — А ты как сюда попал? — сорвалось у меня с губ.       Дима не сразу поднял на меня взгляд. А когда всё же поднял, сделал это с таким равнодушием, будто вовсе и не хотел здесь оказываться. Будто он просто оказывал докучающую ему услугу. А я — проблема, которая ещё и разговаривать умеет. К его явному сожалению.       — Твой отчим пустил. — отрезал он, как нечто само собой разумеющееся.       Я невольно нахмурилась, но сильно настораживаться не стала. Заранее не доверять вампиру тоже. Ведь если Дима держит в руках моё лекарство, значит… Он принёс его для меня. Может, его об этом попросили. Вот он и угрюмый такой. Вот-вот словно потеряет своё последнее терпение. Вдруг, он вообще уйти хочет, а я стою в дверях и его допрашиваю, прохода не даю.       Я сделала шаг вперёд.       — Это мне? Спасибо. Они мне очень нужны просто, эти таблетки.       Я уже протянула руку к коробочке, но Дима чуть сдвинулся, отстранился. Он их мне не отдал.       — Нет. Я что, по-твоему, доставщик? Или, может, безотказный слуга Тоби? Его практикующий ассистент? — наблюдая за мной, он совсем на меня уставился, а потом добавил. — Я у тебя их и отнял. Изначально.       — Зачем? — растерялась я. — Хочешь теперь вернуть, что ли?       — Нет. Хочу предложить другой вариант, получше.       — Это неправда. Нет такого варианта. Это лучшее лекарство. Так сказал Тоби.       Я Диме не поверила и твердо намеревалась получить обратно свои лекарства, вот и настаивала. А он уже поднялся с места, и теперь мне пришлось запрокинуть голову, чтобы продолжать смотреть ему в лицо. Чтобы с ним разговаривать. Казалось, что так нужно — обязательно держать на нем взгляд, чтобы он вернул украденное. Что нельзя отводить глаз, иначе он не отдаст.       Встав в полный рост, вампир надо мной совсем возвысился, и в этот миг мне вдруг стало ясно: что я, наверное, самый смертный во всём мире человек. А без лекарств, если их у меня отнять просто, как это сделал Дима — то и во всей галактике.       — Предлагаю свою полную опеку. Покровительство. — заговорил он, будто размышляя вслух. А потом спросил. — Будешь?       И уже в следующий момент я разглядела, как на его другой руке — той, что он держал за своей спиной — сочится кровь. Объёмная, густая капля стекала по запястью, скользила по его коже, прежде чем… упасть на плитку. Почти звучно. Тяжело.

Он предлагал мне свою кровь.

      Я дёрнулась сразу, сделала шаг назад — но спиной упёрлась в стену.       — Не думаю, что стоит… — осторожно произнесла я, ещё не выражая окончательного отказа, а словно с ним договариваясь. Головой не мотая, никуда не двигаясь. — Больше нет. Мне нельзя.       Словно лишь создавая видимость того, что мои слова его интересуют, вампир чуть склонил голову набок, слушая. Он разглядывал меня с фальшивым недоумением, будто разыгрывал непонимание, хотя знал правду куда лучше меня. Ведь я была напугана — точно, бесспорно. А он сдерживал себя, удерживал, чтобы этот страх не захлестнул меня совсем.

Чтобы я, вдруг, не развернулась и не выбежала из ванной. Например, с криком.

      — Как же так? — голос Димы стал тише, но в нём слышалось раздражение. Очевидное. Наверное, его злило, что поговорить ему хотелось со мной понастоятельнее, а дверь за моей спиной оставалась открытой. Хоть и вела всего лишь в мою комнату — закрытую. — Думаешь, твои дорогостоящие таблетки или эти конфеты, сделанные из самого дешевого мыла, тебя вылечат?       Пожав плечами, я промолчала. Тем более что шоколад я никак не могла сравнить с мылом. Хотя бы потому, что мыла я никогда не пробовала. Так, чтобы кусать его, хорошенько прожёвывая.       Только Дима, кажется, и не ждал моего ответа. Он сделал шаг вперёд.

Что, если чтобы заставить меня есть мыло?

      Подаваясь всё ближе, он остановился на расстоянии вытянутой руки. А потом и сам протянул её — предлагая мне обратно лекарство. Так, что я уже почти могла взять свою коробочку. Он молчал. Я тоже. И я потянулась к ней не сразу, но как только кончики моих пальцев коснулись упаковки, вампир резко поднял свою руку выше, убирая её от меня. Спокойно. Издевательски. Так, чтобы я не дотянулась.       Я замерла, руку свою отвела. И я разозлилась. До слёз.       — А у меня ножницы есть. — сказала я, не думая, но упрямо. Как будто это могло что-то изменить. Как будто это могло его напугать.       — Да? И что ты собралась ими делать? Поделку из картона? — Дима прищурился, словно представив себе что-то иное. А потом… резко сжал пачку в руке. Хруст. Таблетки высыпались и рассыпались у него под ногами. — Ну так что? — переспросил он.