Promising

      В затопленную старую башню, играющую роль темницы, в последнее время, я прихожу довольно часто. Беру с собой еды, отпираю тяжёлую, скрипучую дверь. Морщу нос, неизбежно чувствуя тяжёлый, влажный запах мха, плесени и стоячей воды.       Часть этажа обрушена, а целые деревянные балки распухли от влажности и не кажутся надёжными. Я делаю пару шагов к обрыву, аккуратно выглядываю за край:       — Ты там живой?!       Мой голос гуляет эхом, спускаясь меж каменных стен, отражается от воды. Ему отвечает чужое оханье и стон.       Конечно, живой. Куда денется.       Такие, как он, выживают всегда.       — Выйди на свет, чтобы я тебя видела!       Бо́льшая часть башни скрыта тьмой. Ротбарт хорошо видит в темноте, а вот мне приходится напрягать зрение. Звучит плеск, словно кто-то прыгнул в воду. Кажется, я улавливаю движение. По воде идёт рябь.       И вот наконец я вижу нашего пленника.       За эти полгода он изрядно похудел, пусть я кормлю его ежедневно, а Ротбарт поддерживает его здоровье колдовством. Видимо, дело в стрессе.       Лицо осунулось. Под глазами синяки. Некогда богатая одежда порядком истрепалась.       Бывший член королевского совета. Один из министров Одетт. Он оказался крайне полезным — последним доказательством, что после атаки на королевский кортеж, выжившую принцессу никто особо и не искал.       Именно после встречи с ним, она согласилась с планом Ротбарта по возвращению королевства.       Однако, каким бы ни был полезным он ранее, сейчас министр не представляет никакой ценности или интереса.       Мы просто не знаем, что с ним делать.       — Лови!       Буханка хлеба, фляга со свежей водой. Я знаю, что внизу есть участки суши — часть лестницы и этажа, так что ему есть где это хранить. И где спать тоже есть. Можно сказать, что не такие уж и плохие у него условия.       По крайней мере, я пытаюсь себя в этом убедить. Когда я смотрю на пленника, во мне шевелиться в равной степени злость и жалость. Возможно, Одетт чувствует то же самое.       Возможно, поэтому она сюда и не заходит вовсе.       Разговаривать с ним мне не хочется, потому уже поворачиваюсь, чтобы выйти прочь, как снизу раздаётся его дребезжащий голос:       — И как только ты спишь по ночам?!       Серьёзно? Вдруг решил почитать нотации? Мне? Он? Да я единственная, кто не забывает о том, что его надо кормить!       — Если верить Одетт, — губы сами складываются в ядовитую усмешку, — то на боку и крепко. Хотя… она редко даёт мне возможность выспаться… ну ты понимаешь, о чём я.       — Это отвратительно! Может быть, в сточных канавах, откуда ты родом, подобное… подобная мерзость и не считается чем-то… вульгарным. Но Одетт — девушка из семьи благородной, и то, во что вы её превратили…       — И во что же мы её превратили? — я чувствую, как закипает во мне злость, как колотит она изнутри, сжимая горло. — Что-то ты сегодня слишком смелый!       Снова делаю шаг к обрыву. Вдруг думаю, что он смотрит на меня будто бы со дна колодца: бедный, грязный. Стоит, запрокинув голову. Уже не такой помпезный, как в королевстве — сейчас он полностью зависит от меня.       Но всё же исхитряется презирать.       — Я устал это терпеть! — швыряет он мне в лицо. — Немедленно выпусти меня!       Старая песня. И похоже, у него истерика. Накатывает иногда. На меня бы тоже накатывало, окажись я на его месте. Наверное.       Однако сегодня я слишком зла, чтобы делать ему скидки:       — Я не услышала: во что мы там превратили Одетт?!       Кажется, решимости на его лице поубавилось. Не знаю, как я выгляжу сейчас, но бывший министр даже сделал шаг назад. Однако быстро взял себя в руки:       — Прежняя принцесса ни за что не дала бы мне гнить здесь!       — А прежняя — это какая? — я истекаю словами, словно ядом. Вдруг вспоминаю её первые дни здесь, и ярость крепче сжимает горло. — Та, что ждала помощи? Которая считала, что в собственном королевстве она может на кого-то положиться?       Нежная девушка, ожидающая принца или кого-то родного…       — Она делала зарубки на дереве! — мой голос почти что срывается в крик. — Она ждала вас! Каждый день. Каждый час. А что делали вы? Хоть у кого-то проскочила мысль — хотя бы мысль — найти её?!       — Нам нужно было действовать быстро… — раздаётся еле слышное бормотание. — Без королевской крови, страна бы… мы и с мальчиком-то рисковали: боялись, что родство слишком дальнее… мы… да и что нам оставалось делать, в конце-то концов?!       — Не предавать свою королеву!       — Ты не…       — Хватит!       Клянусь, ещё одно слово и количество пленников у нас вновь сократиться до нуля. Меня колотит дрожь, и я отступаю к выходу:       — Не хочу больше слышать ни слова из твоего поганого рта!       — Иногда нужно чем-то жертвовать! — кричит он мне вслед. — Во имя…       Я хлопаю дверью, заглушая последние слова.       Пламя факелов в коридоре возмущённо трепещет: ему и без меня приходится сражаться со сквозняками, которые так и норовят затушить.       Меня всё ещё колотит. Только к ярости примешивается ещё и скребущее беспокойство. Опускаюсь на пол, игнорируя холод камня. Прижимаюсь затылком к стене. Делаю глубокий вдох.       Он ничего не понимает! И никогда не поймёт, раз даже сидя в яме он… фыркаю, не в силах выразить чувства иначе.       Вот если бы корабль был заполнен такими, как бывший министр — я бы не стала отговаривать Одетт. Это уж точно.

***

      Только вчера вечером я думала о том, как было бы здорово провести с Одетт целый день в беседке у озера. Что ж, видимо, нужно было сделать ремарку, что принцесса должна быть в человеческом облике.       Однако, имеем, что имеем…       Время послеполуденное — ближе к вечеру, и солнце уже не печёт. К тому же лето потихоньку подходит к концу. Скоро листья деревьев окрасятся в жёлтый, а тяжёлые серые тучи будут поливать нас дождями.       Мелкий дождь я терпеть не могу, а вот бури — такие, чтобы с раскатистым громом и яркими вспышками молний — с детства вызывают во мне странный восторг.       Есть что-то торжественное во всём этом. А может, мне просто нравится всё ломать?..       Одетт тянет меня за подол рубашки, и я отвлекаюсь от своих мыслей:       — Ой… прости… я не взяла книгу… но что ты?.. а… вот как…       Принцесса красноречиво смотрит на окно нашей спальни, а потом расправляет крылья.       Что же, так действительно быстрее:       — Ладно, как скажешь.       Летать ей нравится, и в этом удовольствии Одетт я никак не могу отказать. Пока жду её, сажусь прямо на пол беседки.       О министре и его словах я решаю не думать — и так полно головной боли и без него. Вообще стараюсь не думать. Что сложно.       Получила шпионские данные о королевстве, спасла целый корабль, поссорилась с бывшем министром и рассердила колдуна. И всё это за полдня. Да уж, насыщенная у меня программа.       Интересно, где сейчас Ротбарт?       Наверняка за тысячу миль отсюда сидит в какой-нибудь таверне и жалуется всем присутствующим на сумасбродство аристократических особ.       Сама эта особа уже возвращается с книгой в клюве. А здорово она научилась управляться с лебединым телом — словно бы всю жизнь только и делала, что летала.       — Спасибо, — беру у неё сборник рассказов. — Думаю, за сегодня мы как раз его прочитаем.       Одетт ведёт головой, а затем садится рядом — устраивает голову на моих коленях. Эх, многое я бы отдала, чтобы этого чёртового проклятия не было!..       Но Ротбарт просто так его не снимет. Я уже пыталась просить.       — Так, — я открываю книгу на первых страницах. — В прошлый раз мы остановились на принце воров. Насколько я помню, он промышлял в лесах и… а, вот оно «кроны деревьев не пропускали солнечного света, когда…»       Я погружаюсь в чтение…       …Яркий свет будит меня. Бьёт сквозь закрытые веки. С губ слетает стон, и я пытаюсь прикрыть лицо рукой, чтобы вновь погрузиться в темноту. Чувствовать лишь блаженство сна.       Однако поздно — я уже проснулась и сообразила, что лежу на чём-то твёрдом. Ворочаюсь, желая принять удобное положение.       — Эрика, — чужие губы касаются уха, слух ласкает шёпот, — я знаю, что ты проснулась.       — Ложись рядом, и давай продолжим спать, — бормочу я в ответ.       — Прямо здесь? Мы замёрзнем.       — Мне очень даже жарко, и я готова тебя согреть.       — Вставай.       — Не-е-ет…       — Ротбарт вернулся.       — Потрясающие новости. Я обязательно порадуюсь за него завтра с утра.       Вместо ответа Одетт аккуратно трясёт меня за плечо, на что я отвечаю страдальческими стенаниями, но всё же открываю глаза, переворачиваясь на спину.       Принцесса сидит рядом, закономерно в человеческом облике, голова её чуть наклонена, в глазах так и играют озорные искры:       — С добрым утром.       — Скорее с доброй ночью…       Вокруг и правда темень. Я заснула прямо в беседке, читая Одетт о приключениях разбойников и рыцарей. Наверняка усталость прошлых дней дала о себе знать.       Судя по всему, принцесса тоже задремала, но пробудилась, чувствуя возвращение человеческого облика.       Я тяну руку. Провожу пальцами по её плечу:       — Я скучала по тебе.       — Мы провели вместе весь день.       — Хорошо, — закатываю глаза. — Я скучала по возможности слышать твои ответы.       — Зато ты понимаешь меня и без слов.       — Любовь она такая.       Хотя мы обе знаем, что скорее дело в том, что я привыкла догадываться, что она хочет, проведя так много времени с ней — лебедем.       — Ты сегодня дольше обычного задержалась у нашего пленника.       — Ага, у нас там образовался дискуссионный клуб.       Одетт слегка сдвигает брови:       — Опять требовал позвать меня?       Закусываю губу: мне не очень хочется, чтобы она знала, что министр считает наши отношения чем-то неправильным.              Как будто бы мне есть до него дело!       Или я боюсь, что есть дело Одетт?       — Да нет, сетовал на свою несчастную судьбу.       Девушка распрямляет плечи:       — Он предатель, — сообщает она стальным голосом. — Должен быть благодарен, что его не казнили как полагается…       — Знаю…       Перевожу взгляд на замок. В окнах кухни горит свет:       — Как думаешь, Ротбарт уже отошёл?       — У него было полдня, — Одетт встаёт, отряхивает подол платья и протягивает мне руку. — Пошли, посмотрим.       Я встаю с её помощью. И тут же заключаю её в объятия:       — Может, он подождёт?       Принцесса улыбается, но легко уклоняется от моего поцелуя:       — У нас ещё вся ночь впереди, — говорит она, а затем многозначительно добавляет. — В спальне.       — Ладно, уговорила…       Мы идём по давно вытоптанной дорожке, проходим мимо озера, прямо к большому каменному крыльцу. Открываем массивные двери, пересекаем холл.       Дверь кухни открыта, и я вижу, как танцует свет от огня в камине:       — Ну что, как про… — начинаю я, подходя ближе, но тут же замолкаю на полуслове. На кухне вовсе не Ротбарт.

***

      Незнакомец стоит возле обеденного стола, с интересом разглядывая нас. Высокий и… не худой — скорее тонкий. Изящный, смуглый. Карие глаза: выразительные, насмешливые. Пушистые ресницы. Тонкие усы и острая бородка — специально так бреется, причём очень аккуратно. Образ завершают густые, волнистые волосы цвета тёмного каштана.       Интересно, что это за герой-любовник?!       Раньше, чем он успевает открыть рот, я достаю меч, заслоняя собой принцессу:       — Ты ещё кто такой?!       В этот же самый момент, раздаётся еле слышный хлопок, и в дымке фиолетового цвета появляется Ротбарт.       Мы так и замираем, глядя на колдуна.       Его слегка косит, а в руке он держит бутыль зелёного цвета. Явно не с водой:       — Ну надо же! Приземлился! — восторженно объявляет он слегка заплетающимся языком.       Ротбарт взирает на нас немного мутным взглядом, потом опускает глаза на мой меч, переводит взгляд на принцессу и ухмыляется:       — Крыса-Крыса-Крыса! — бормочет он, бредя к столу. — Может быть, переименовать тебя в пса?..       — Да ты пьян, — морщусь я, убирая оружие в ножны: Ротбарт явно знает незнакомца. — Ещё и собутыльника сюда притащил!       Колдун звучно поставил бутыль на стол. Так, что стало удивительно, как он её не разбил, а затем поднял руки, развернувшись ко мне:       — Виновен! А что? Нельзя? Топить корабли нельзя. Пить нельзя. Мне трисорок… три… тристорк, ох, — он проводит ладонью по лицу собираясь. — Триста сорок лет! Крыса! С чего ты взяла, что решаешь, что мне можно?..       — Пойдём, — Одетт трогает меня за локоть. — Пусть остаются здесь.       — Я могу! — продолжает Ротбарт. — Я могу всё, что мне забугала… забу… всё, что захочу! Пить. Жевать табак… о, между прочим, лучший табак выращивают в королевстве Юберты… какая женщина!..       Бросаю взгляд на незнакомца. Он отошёл к камину и теперь наблюдает за происходящим, не сдерживая улыбки.       — Вы её видели?! — продолжает Ротбарт. — У неё таки-и-и-ие, — колдун разводит руками, — земли! И такая… королевская власть! Может, мне стать королём её королевства? А что?..       Одетт фыркает, не сдерживая смеха:       — Пожалуй, послушаем твои притязательства на трон завтра, — она тянет меня за рукав, — идём, а то ещё и не такого наслышимся.       — Вот и идите! — тянет Ротбарт нам вслед. — Бойтесь меня! Я — Великий Зверь! — Да уж, великий, — хихикает Одетт, когда мы возвращаемся в холл.       Его освещает лунный свет, но недостаточно, а потому принцесса наколдовывает небольшой шарик света.       И всё-таки она удивительно талантлива.       — Это что он там, рычит? — я прислушиваюсь к звукам на кухне.       — Надеюсь, что не поёт, — Одетт происходящее, похоже, только веселит. — Иначе, как вернёмся в королевство, придётся тратить часть казны на успокоительные для королевских менестрелей.       — Да он и сам неплохо справляется с успокоительным…       — И часто он такой?       Морщусь вспоминая:       — Только когда здорово разозлится. Самый ужас был, когда нас изгнали: его лабораторную тогда разрушили, и мы неделю бродили по кабакам, пока не нашли это место. И ладно, если бы хоть раз удалось поспать нормально! Нет же, он дебоширил так, что нас отовсюду выгоняли.       Мы поднимаемся по лестнице и уже доходим до двери нашей спальни, когда Одетт интересуется:       — А ты знаешь, что это за гость?       — В первый раз его вижу, — пожимаю я плечами, входя в комнату. — Вообще, не уверена, что у Ротбарта есть… друзья? Наверное, так. Может, это какой-то случайный пьянчужка с трактира?       — Да нет, — Одетт задумчиво прикусывает нижнюю губу. — Не похоже…       — В любом случае, — вновь поворачиваюсь к девушке, делая шаг к ней навстречу. — Кто-то говорил про целую ночь в спальне?       Шарик света медленно тухнет. Но свет нам и ни к чему.