Five Nights at Freddy's: Hope

Может это фикция, сам себе навязав, я не знаю Но если чувство вины присутствует, значит не зря И будет со мною скитаться по городам

©mzlff — ракушки и ракушки

Это катастрофа. Самая настоящая катастрофа. Я понятия не имею, что тянуло меня позвать Джереми, но теперь я точно уверен в том, что это действительно он. Однако я совсем не рад этой встрече, только не сейчас — только не после того, что я натворил. Какая-то часть меня кричит мне бежать, но разум напоминает, что я в магазине и выбегать отсюда будет слишком странно — побег в принципе кажется странным вариантом действий сейчас. Я опускаю взгляд и вижу банку с консервированным горошком, что выпала из руки Джереми. Не нахожу решения лучше и опускаюсь на колени, чтобы поднять её. Срок годности почти истек — понятия не имею, зачем я цепляюсь взглядом за эту надпись, возможно, мне просто нужно направить мысли в другое русло — то, в котором мне не нужно думать о встрече с Джереми спустя несколько лет. Поднявшись, я подхожу к полкам и ставлю банку к остальным. Стоя к Джереми боком, я чертовски боюсь повернуться, чтобы посмотреть ему в глаза. Рука по привычке касается шляпы на голове, чтобы тенью от неё скрыть моё лицо — это отнюдь не то зрелище, которое стоит видеть даже Джереми, человеку что привык видеть трупы людей на войне. — Привет, Джереми, — неуверенно говорю я, всё ещё не поворачиваясь к нему. — Привет, Майк… — краем глаза я вижу, как Джереми неловко улыбается. Эта встреча неожиданная для нас двоих, но я уверен, что для Джереми она более чем желанна… Я же очень хочу, чтобы эта встреча оказалась просто сном. Да, проснуться сейчас было бы неплохо. Как жаль, что обычно мои сны выглядят иначе и нет причин, по которым мне могло присниться что-то подобное. — Мы… давно не виделись… — Да, ты прав, — я киваю. После этого мы оба молчим. Ещё никогда прежде я не чувствовал себя настолько неловко. Через некоторое время Джереми поворачивается обратно к прилавку и тянет руку к банкам с консервированным горошком. Он берет ту, которую я поставил обратно. — У меня нее срок годности почти истёк, — тихо говорю я. — Возьми лучше эту, — я киваю в сторону другой банки. — Спасибо за совет, — благодарит меня Джереми. Кажется, мы делаем вид, что в нашей встрече нет ничего необычного — просто друзья встретились… Друзья ли? Может, лучше сказать, что мы просто знакомые? А знакомые ли мы? Можно ли сказать о нас двоих хоть что-то после всего того, что произошло в наших взаимоотношениях? В этом плане я совершенно не знаю, что думать и как стоит считать. Тяжело всё-таки… Мы вновь возвращаемся к молчанию. Сейчас подходящий момент, чтобы уйти, я понимаю это, но я не могу сдвинуться — что-то заставляет держаться рядом с Джереми. Наверно, со стороны мы выглядим крайне глупо. Тупо пялимся на полки с продуктами и ничего не говорим. — Майк… — Не думаю, что магазин — это подходящее место для разговоров, — перебиваю я Джереми. — Тогда… Тогда поговорим, когда разберемся с нашими покупками? — предлагает Джереми. Я соглашаюсь. Мое согласие ведь не значит, что я обязательно должен это выполнить. Я многое обещал сделать в этой жизни, но в нужный момент ускользал от необходимости это исполнять. Ничего не мешает сделать мне также, особенно тогда, когда моя жизнь состоит из побегов от прошлого и серьезных решений. Я смотрю вслед Джереми и жду до тех пор, пока не начинаю чувствовать себя увереннее из-за того, что его нет рядом. Возможно, у меня получится выйти из магазина раньше, чем это сделает он, и тогда нам не придётся разговаривать. Не то чтобы я не ценю Джереми и то, что у нас было, но я правда не хочу обсуждать с ним ничего из того, что было несколько лет назад. Я вел себя убого — это факт, но и сейчас я лучше не стал. Боюсь, Джереми разочаруется во мне сильнее, чем он разочарован во мне сейчас (надеюсь, что за столько времени к ненависти в мою сторону, хотя бы небольшой, он всё-таки перешел). Проходит еще пару секунд, а потом я все-таки ухожу из этой части магазина. Сегодня был один из тех дней, когда я позволяю себе появляться немного на людях, но самым главным было то, что я посещал могилы Элизабет и Нормана — это небольшая дань прошлому, в которое я бы всё-таки вернулся, будь у меня такая возможность — было же во всём этом и что-то приятное, что-то по чему я постоянно скучаю. Покупаю всё необходимое для этого дня и выхожу из магазина. Мои брови опускаются, когда я вижу Джереми. Чёрт, он успел выйти из магазина первым и остался ждать меня. Я неуверенно подхожу к нему. Хотя это Джереми предложил мне поговорить, когда мы закончим с покупками, он молчит, когда краем глаза замечает, что я подошёл к нему. Впрочем, я делаю тоже самое. Я не надеялся, что когда-нибудь увижу Джереми вновь, поэтому, конечно, я не думал об возможности этого. Не думал я и о том, что мне делать и говорить, если это всё-таки произойдет. Всё же нужно быть более предусмотрительным в планах своей жизни. — Не думал, что мы когда-нибудь встретимся вновь, — через пару секунд говорит Джереми. Он поднимает голову, явно чтобы посмотреть мне в глаза, но я прячу лицо шарфом и опускаю свою голову. Джереми не должен видеть того, чем я стал. Да, я уже давно не говорю про себя «кто», потому что это звучит как-то неправильно с моей отталкивающей внешностью. — Я тоже не думал, — признаюсь я. — Я рад видеть тебя вновь… — чуть тише говорит Джереми. Не могу разделить его радости, однако, я не говорю ему об этом. Хотя я и хочу закончить этот диалог как можно скорее, всё-таки мне не сильно симпатизирует вариант, где я сразу начинаю говорить Джереми всё самое неприятное для него. — Не думал, что ты вернешься в Харрикейн… Снова. Я вздыхаю. Чувствую неприятное давление в груди и давят даже не кости. Давят воспоминания. Господи, меня не было здесь двадцать лет… Поверить не могу, что я всё-таки вернулся сюда. И поверить не могу, что спустя эти двадцать лет я опять вижу Джереми. Это было давно, но я все еще чувствую стыд за то, что так легко свалил из квартиры Джереми в тот день. Стоило хотя бы сказать, что мне пора, но, нет, я просто сбежал. Интересно, что чувствовал Джереми в этот момент? Он злился? Он был разочарован? Так и хочется спросить… И всё же я этого не делаю. Тяжело. Мне слишком тяжело от этой встречи, потому что мои мысли слишком противоречивы. Хочется сделать сразу всё и ничего. — Планы изменились, да? — со смешком спрашивает Джереми. Улыбка на его лице выглядит натянуто. Я киваю и сам не сдерживаю смешок. Так свойственно для меня — менять планы. — Слушай, Джереми, я… — я кусаю себя за губу, игнорируя то, что губы и так несколько дней назад потрескались в очередной раз. — Мне… — я сглатываю. Черт, черт, я не могу… Просто не могу заставить себя говорить то, что я хочу сказать. Почему? Да потому что я, черт возьми, и не знаю что говорить! Какие слова подобрать, какие убрать, как сказать, что обсудить? От переживаний в этот момент хочется рвать на себе волосы! — Слушай, мне нужно кое-что сделать сегодня, это очень важно, — наконец говорю я, но не уверен, что говорю это нормальным голосом. Возможно, прямо сейчас я запинаюсь или мямлю себе под нос — попробуй разобраться в сам себе и в этой отвратительной ситуации! — Может… Может поговорим в какой-нибудь другой день? — Что насчет завтра? — сразу же предлагает Джереми. Я делаю вид, что думаю над этим, хотя понимаю самый желательный ответ — может, встретимся никогда?! — Завтра? — переспрашиваю я. — Да, завтра. Или послезавтра? Можем и на следующей неделе… Я подстроюсь. — Давай поговорим завтра, — говорю я, кивая. Майкл Афтон, ты редкостный идиот, оторвать бы тебе язык!— Где встретимся? — интересуюсь я. Надеюсь, что Джереми не выберет свою квартиру местом встречи. — Что насчет моей квартиры? — предлагает Джереми. Джереми Фитцджеральд, ты бьёшь меня без ножа, черт возьми! — Ты живешь всё там же? — спрашиваю я, вместо того, чтобы сказать о том, что мне будет крайне неудобно находиться там и разговаривать с Джереми обо всём. — Родное логово всегда приятнее, — со смешком говорит Джереми. — Да, я живу всё там же. Меня всё устраивает в этой квартире, поэтому не думаю, что съеду в ближайшее время. — А твой сосед по квартире, он… — Я всё ещё живу один, — перебивает меня Джереми. Я удивленно поднимаю взгляд. Он улыбается. — Вот как… — я отвожу взгляд и начинаю нервно смеяться. — Ну, так даже лучше! Значит, завтра, на твоей квартире… Хорошо! Ничего хорошего! Это катастрофа! Ну, почему я не умер после случая с ковшом?! В мыслях я браню сам себя, но в реальности приходится лишь улыбаться. Наконец, неприятный диалог на сегодня заканчивается. Джереми машет мне ладонью и уходит… Я тихо вздыхаю, но удовлетворения от окончания этого разговора я не получаю. Я только что согласился на повторную встречу с Джереми. Да, я могу не прийти, ведь никто не заставляет меня это делать, угрожающе у моих дверей стоять никто не будет и насильно меня никто в квартиру Джереми не затащит, но взять и не прийти будет невероятно гадким поступком. Я сделаю лишь хуже Джереми. Лучше уж мы встретимся, поговорим, я ляпну что-то вон выходящее и, вуаля, я за дверью, Джереми меня ненавидит и я спасен! Да я же гений просто! Впрочем, если титул гения это то, что может передаваться из поколения в поколение (я знаю, что это так не работает), то я самый худший гений из всех — даже отец и то получше будет. Кажется, своими мыслями, словами и решениями я сам себя закапываю в могилу, так отвратительно забирая возможность сделать это у Лиз. Итак: завтра я должен встретиться с Джереми у него на квартире и будет отвратительно с моей стороны позволить себе остаться дома, а не поговорить с ним как нормальные взрослые люди. Просто идеально… Беги сколько хочешь от прошлого, Майкл Афтон, а прошлое тебя всё равно догонит.

* * *

На самом деле, я хожу к могилам Элизабет и Нормана не так часто, как мне хотелось бы. Причина у этого проста. Мне стыдно. Мне стыдно, что я клялся стать лучшим старшим братом для них, но в итоге, когда я должен был как старший брат не позволить ужасному случиться, я либо стал причиной смерти, либо ничего не сделал, потому что не был в нужном месте в нужный момент. И всё же сегодня тот день, когда я позволяю себе позабыть о чувстве стыда. Будет ещё хуже просто взять и не навещать могилы двух самых важных людей в моей жизни, как бы они не начали меня раздражать в те последние месяцы, что у нас были. После продуктового магазина я также заскочил в цветочный, быстро купил нужные мне цветы для могил и поспешил на кладбище. Иногда мне везёт и я попадаю туда в те моменты, когда больше никого нет. Даже в таком месте как кладбище, куда приходят люди в основном убитые горем по своим близким, я все ещё боюсь попадаться людям на глаза, как бы я не пытался скрыть свою внешность с помощью одежды. Сегодня тот день, когда мне везёт. Что же хоть в плане одной вещи жизнь не повернулась ко мне спиной. Я быстро оказываюсь у могил Нормана и Элизабет (это великое счастье, что их могилы находятся рядом, а не разбросаны по кладбищу). Я прихожу сюда уже не в первый раз, но чувствую стыд, словно это первый раз, когда я соизволил прийти. Опускаясь на колени перед могилой Нормана, я касаюсь холодного камня лбом. Я всё ещё допускаю в голове мысли о том, каким он мог быть, если бы не умер. Я бы хотел видеть его успехи и искреннее радоваться им. — Прости меня, — шепчу я в очередной раз. Если честно, то я не хочу, чтобы Норман прощал меня. Я нарушил своё обещание и никак не реагировал на его слезы всё это время, что издевался над ним. Сейчас я понимаю, что иначе мои действия нельзя назвать. Я не дал ему понять как стать смелее, я сделал лишь хуже, заставив его бояться уже меня. Когда я приходил на кладбище в прошлый раз, я не приносил с собою цветы — день был сам по себе отвратительным и я пробыл не кладбище очень мало времени. Сегодня я всё же оставляю цветы, осторожно ложа их на могилу. Никогда не понимал, в чем смысл этого, но раз уж есть такая традиция, то нужно её соблюдать. Я поднимаюсь с колен и подхожу к могиле Элизабет. На момент закрываю глаза, потому что вспоминаю нашу неприятную встречу в пиццерии. В животе неприятно тянет из-за воспоминаний. Впрочем, наша встреча в пиццерии не была последней, просто воспоминания о ней более неприятные. Элизабет все ещё внутри Цирковой Бэйби, и я знаю, что она до сих пор хочет меня убить, но пока у меня есть время жить более менее спокойно. Ей нужно время, чтобы понять, что я не нашёл решения лучше, чем вернуться в Харрикейн, ещё и продолжив жить в нашем доме. Что я буду делать, когда она догадается? Что ж, время покажет. Строить планы не буду — я всё равно не умею их претворять в жизнь. Я опускаюсь на колени уже перед могилой Элизабет. Она может ненавидеть меня хоть всю свою жизнь, всё равно уже она долгое время мертва, а ее призрак останется на этой земле навсегда, но это не значит, что её возненавижу я. Нет причин для этого. Да, она пыталась убить меня, но я этого заслуживаю. Элизабет умница. Она делает то, что должна — никогда я ещё не чувствовал такую гордость за свою сестру. Сказать бы ей об этом, да боюсь она посчитает это сарказмом. Но я правда горжусь ей! Я оставляю на могиле цветы, а потом достаю из кармана пальто упаковку шоколада — Элизабет его безумно любила и я рад, что его всё ещё можно купить. — Твой старший брат такой идиот, — говорю я, смотря на надпись на могильной плите. Знаю, что она этого не услышит, потому что могила пуста, но сказать это я всё-таки должен. Для себя хотя бы. Наконец, я ложу шоколад на могилу. Опять таки, в этом нет смысла, но это просто то, что нужно сделать по традиции. Когда я поднимаюсь, краем глаза я замечаю ещё одну могилу.

«Уильям Афтон

1947-19XX

Любимый муж и отец, а также человек, разрушивший нам всем жизнь.

— Майкл Афтон.»

Ровно, как я знаю о том, что Элизабет всё ещё хочет убить меня, я знаю о том, что отец ещё жив из-за своего чертового Ремнанта, но для меня он был мертв уже давным давно. Кто знает, что сейчас случилось с ним и насколько он изменился из-за своих просто гениальных идей, поэтому я считаю эту могилу могилой того Уильяма Афтона, что был для меня отцом — что был для меня поистине близким человеком. Отец был для меня примером для подражания, был центром моего мира… Пожалуй, где-то внутри мне грустно, что из нас не получилась настоящая семья. Мы совершили много ошибок и большинство из них поставили крест на наших взаимоотношениях, хорошей части наших взаимоотношений. На могилу отца я ничего не приношу — не вижу в этом необходимости. Большая часть традиций его бесила, особенно тех, что были связаны со смертями. Всё таки я уважаю его принципы — во многом мы были похожи и глупо отнекиваться от этого. Я вздыхаю и поднимаю голову. Небо уже не такое светлое как до этого. Время идти домой. Попасть под дождь я не хочу.

* * *

Перед тем как зайти в дом, я останавливаюсь у открытого почтового ящика, потому что вижу там конверт. Понятия не имею, какой гений на этой неделе носил почту, но такому почтальону не хочется пожелать всего хорошего. Я засовываю руку и еле как вытаскиваю конверт, чуть не повредив пальцы. С губ тут же слетает смешок. Наверно, стоило продать этот дом, а потом выкупить его обратно, потому что получать письма, что были отправлены отцу, крайне забавно. Я закрываю почтовый ящик, засовываю конверт в карман пальто и наконец захожу в дом. Сейчас это самое комфортное место для меня, какие бы воспоминания с этим домом не были связаны. — Вы вернулись. Скидывая обувь с ног, я поднимаю голову, чтобы посмотреть на Эннарда. Кто бы мог подумать, три года назад я решил, что одиночество — это самое благоприятное, что может быть в этой жизни для меня, но в конце концов Эннард остался со мною. Впрочем, не думаю, что он нашёл бы себе место — аниматроник, состоящий из проводов и деталей нескольких других, это не то, что может найти себе применение в настоящее время. К тому же Эннард не мешается под ногами, а к его бзигам из-за тока, что иногда генерируется его проводами, я уже привык — после встречи с Элизабет этих бзигов стало меньше — судя по всему, моя сестричка ещё и мастерица на одну руку и бензопилу вместо руки. — Ага, — я киваю и стягиваю с себя пальто и шарф. — От меня ты так просто не избавишься, — шучу я, снимая шляпу. Всю одежду я оставляю валяться на комоде у вешалки. Обычно Эннард убирает после меня все вещи на нужные места. Нужно признать, что он довольно полезен — с обязанностями какой-нибудь там уборщицы он справляется просто замечательно. Я касаюсь ладонью волос и поправляю бинт на голове, но тот как назло спадает, закрывая мне глаза. Я недовольно вздыхаю. Этот бинт спокойно держался на моей голове две недели! Какой-то проклятый денёк. У меня нет желания смотреть на свое отражение, но, если я хочу вернуть бинт на голову, придется наплевать на эти глупости с «видеть себя же не могу!". Я подхожу к зеркалу и вздыхаю… Сколько я уже так живу? И почему я до сих пор не могу привыкнуть ко всем этим изменениям? Пальцами я прикасаюсь к той части головы, с которой пару недель назад выпали волосы — мне хотелось бы, чтобы они отросли чуть больше, не так уж и приятно видеть часть кожи моей головы. — Эннард, — я убираю руку от головы и вытягиваю её в сторону, чтобы Эннард нашел и передал мне новый бинт. Ещё один его плюс — он понимает меня с полуслова, поэтому через пару минут я уже заканчиваю бинтовать небольшую часть головы. Напоследок я проверяю как хорошо держится бинт. — Вы пришли сегодня позже обычного, — отмечает Эннард, когда я ухожу на кухню. Я успеваю сделать только один шаг внутрь, прежде чем я выпрямляюсь и остаюсь на месте. Ну конечно… Эннард не мог не заметить это — он внимателен к деталям больше, чем какой-нибудь человек. — Что-то случилось? — Я… Я случайно встретился со своим старым другом, — признаюсь я. Нет смысла что-то скрывать, хотя мне и не хочется обсуждать сегодняшнюю встречу с Джереми. — Помнишь, я рассказывал тебе о Джереми Фитцджеральде? — Мы помним, — отвечает Эннард. Иногда я дивлюсь с его манеры общаться! Со мною он всегда старается быть вежливым, а, говоря о себе, никогда не говорит «я» — только «мы» и всё тут! — Кажется, эта встреча была не самой приятной? Я удивлен как Эннард легко меня понял, а я ведь даже не начал говорить подробности. Невероятная способность. — Ага, — я соглашаюсь. — Я не думал, что мы встретимся и… Не знаю… Я правда не хотел с ним встречаться. — Вы сказали ему об этом? — Нет, — я качаю головою. — Это было бы грубо с моей стороны. Мы… Мы договорились о встрече завтра. — Значит, завтра вас тоже не будет дома какое-то время? — Получается так, — я вздыхаю. — Но не думаю, что задержусь надолго. Я более чем уверен, что Джереми выпнет меня из своей квартиры раньше, чем я начну об этом даже мечтать. — Почему вы так думаете? — Я не думаю так. Я это знаю. Ну, или мне хочется верить в то, что я знаю исход завтрашней встречи.

* * *

Мы не договаривались с Джереми о времени встречи, но не думаю, что он будет ждать меня вечером… Утром я тоже решил не приходить к нему — по утрам я сам не свой, потому что ночи я провожу в кошмарах, а после них у меня в голове каша, которую не убрать даже ложками. В конце концов я собираюсь прийти к Джереми после обеда и делаю это. Планы, сделанные на события, что произойдут через пару часов, проще исполнять в жизнь, чем планы, построенные на годы вперёд. Поначалу мне везёт и я попадаю к двери в квартиру Джереми без каких-либо проблем. Меня никто не заметил и я никого не увидел. Если между мною и Джереми не разразится скандал, то наша встреча останется между нами двоими и никто не узнает о том, что я был тут. Я мешкаюсь, не решаясь постучать в дверь, и это напоминает мне о нашей последней встрече в квартире Джереми. Я и в тот день был не уверен, стоит ли стучать, но причина всё же была другая. Тогда я помнил как злился Джереми на меня после того как он позвонил мне не в самый подходящий момент. Тогда я боялся столкнуться с его гневом. Сейчас всё иначе — я напротив боюсь, что Джереми не разозлится на меня. Он долгое время убивался из-за меня, человека который этого не заслуживает. Наконец я стучу в дверь. За дверью тишина. Вот бы Джереми не открыл дверь… Я слышу щелчок. — Привет, Майк, — с улыбкой на лице говорит Джереми, открывая дверь. Кажется, он проснулся совсем недавно… Такой Джереми. Его спутанные волосы нисколько меня не волнуют — он все так же напоминает мне ленивого котяру. Джереми не меняется… Но это даже приятно. Приятно видеть Джереми таким знакомым, несмотря на всё что произошло. Я мысленно мотаю головою. Надо выбросить остатки привязанности к Джереми, не хочу быть в его жизни, действительно не хочу — боюсь, я сделаю что-то, что сделает ему лишь хуже. — Привет, Джереми… — Заходи, — он кивает головою и отходит, чтобы дать мне возможность зайти в квартиру. Медленно и неуверенно я разрешаю войти себе внутрь. Пока я снимаю обувь, краем глаза я пытаюсь осмотреть квартиру Джереми, чтобы понять как проходили его дни в последнее время. К тому же, я всё ещё не верю, что он живёт на квартире один. Не может же Джереми быть без компании другого человека — я хорошо его знаю в этом плане! — Возможно, ты будешь удивлен, но за все это время ничего особо не изменилось, — говорит Джереми. — Я удивлен, — спокойным голосом говорю я. Не думаю что с такой интонацией можно соотнести подобные слова. — Эм… можно я останусь в шляпе? — неуверенно спрашиваю я. — Можно? — неуверенно отвечает Джереми. — Как тебе будет удобнее… Я киваю. — И в пальто тоже… — Хорошо, — соглашается Джереми. — Поговорим на кухне? — Давай, — соглашаюсь уже я. Как же неловко мы сейчас вдвоем выглядим. Когда мы заходим на кухню, я продолжаю осматривать квартиру. Всё слишком странно… Даже когда мы жили вместе, на кухне (как и в других комнатах) не было так чисто как сейчас, а ведь за чистоту отвечал я. Как за это время Джереми смог поддерживать квартиру в таком идеальном состоянии? Сам он такое не смог сделать, я же знаю его… Джереми и порядок никогда не были синонимами! Пока Джереми не смотрит на меня, я закусываю губу. Почему я так уверен, что знаю Джереми хорошо? Мы столько лет не виделись! Мы изменились. Именно что мы, а не только я или только Джереми. Я цепляюсь за прошлое… Зачем я это делаю? Джереми изменился — это факт. Вероятнее всего, он научился справляться без меня, в принципе без других людей… — Чай? Кофе? — предлагает Джереми, поворачиваясь ко мне. — Откажусь, — я качаю головою, а потом сажусь на стул. Джереми садится за стол тоже. Мы молчим. — Я скучал, — наконец говорит Джереми, касаясь ладонью стола. Хочется протянуть руку и прикоснуться кончиками пальцев к его костяшкам, но я сдерживаю это желание. Оно сейчас лишнее. Любое касание будет лишним и неправильным. Я киваю, надеясь, что он примет этот жест за моё согласие с его словами. Не могу заставить себя сказать тоже… Но я-то знаю, что по Джереми я скучал — какое-то время я очень хотел оказаться рядом с ним, прижаться к нему и никогда не отходить. Как же давно это было, а сейчас я не уверен, что стоит возвращаться к нашим прежним отношениям. — Если честно, Майк, то мне кажется, что тебе противен факт нашей встречи. Я отвожу взгляд. — Джереми, я… — Если ты не хочешь тут быть, то я понимаю, — грустно говорит он. Я вижу, как он убирает руку со стола. — Но я правда скучал по тебе и рад тебя видеть. — Прости… Просто мы так давно не виделись и я… — я вздыхаю. — Я не думал, что мы ещё раз когда-нибудь встретимся. Эта встреча сложна для меня. — Если честно, то для меня тоже, — признается Джереми. — Майк, все это время я переживал, но в какой-то момент я решил, что пора жить настоящим, а не цепляться за прошлое, где есть ты. Я тоже не ожидал, что мы встретимся, но вчера… Вчера мы встретились вновь. Я думаю, что это что-то значит. Ведь какой это раз, когда жизнь даёт нам шанс вновь увидеть друг друга? — На самом деле я этому не рад, — в ответ на признание Джереми признаюсь я. — Скажи, ты ненавидишь меня? — Нет, — сразу же отвечает Джереми. Я касаюсь ладонью лба. — Но я пытался это сделать, пытался ненавидеть тебя — я просто не смог. — Это плохо, — шепчу я и надеюсь, что Джереми этого не слышал. Чёрт возьми, Джереми не смог возненавидеть меня… Да что ты за человек, Джереми Фитцджеральд?! Как же хочется это спросить у него, но я держусь. Хотя разве не скандала я хочу? — Почему ты считаешь это чем-то плохим, Майк? — спрашивает у меня Джереми, заставляя мысленно застонать в отчаянии от того, что он всё-таки услышал мои слова. — Джереми, серьезно? — я не скрываю раздражения. — Я просто отвратительно поступил с тобою. Несколько раз! И ты не ненавидишь меня? — Майк, я не могу ненавидеть тебя. — Почему?! Джереми вздыхает, а потом убирает волосы со лба. Я смотрю на то как Джереми проводит кончиками пальцев по шраму на своём лбу, а потом указывает пальцем на меня. Он без слов даёт мне понять, почему он меня не ненавидит. — Джереми, то, что я помог тебе подняться на ноги после лоботомии, ещё не значит, что ты не можешь меня ненавидеть. Я бросил тебя. Я ушел, сбежал, уехал! — Майк, я бы очень хотел тебя возненавидеть, но… Я! Не! Могу! Понимаешь?! — повышает голос уже Джереми. — Не могу! Я пытался! Я опускаю взгляд. — Джереми, что ты за человек-то такой? — со вздохом всё-таки спрашиваю я. Джереми не отвечает на мой вопрос. — Майк, вот скажи мне: ты ненавидишь меня? Я удивленно смотрю на Джереми. К чему тут вообще этот вопрос? — Я тебя не ненавижу, — отвечаю я. — Но при чём тут это? У меня нет причин ненавидеть тебя. — Майк, я буду ненавидеть тебя только тогда, когда ты будешь ненавидить меня, — серьезно говорит Джереми. — Если ты ищешь человека, который ненавидит тебя, то найди человека, которого ненавидишь ты… Фрэнка, например. — Фрэнка? — спрашиваю я. Имя кажется знакомым, но я не помню точно, кому оно принадлежит. Кто-то из друзей Джереми? Кто-то из наших общих друзей в прошлом? — Фрэнк Сото, — замечая то, что я всё ещё непонимающе смотрю на него, Джереми вздыхает и явно пародирует этого мужчину: Мне кажется, что этот твой Майкл Афтон сексуальный маньяк под прикрытием, будь осторожнее, Фитцджеральд. Теперь я понимаю, о ком говорит Джереми. — А, этот Фрэнк, — бормочу себе под нос. — И я его не ненавижу. Он просто очень раздражающий. К тому же, меня он тоже не ненавидел. — Теперь ненавидит, — пожимает плечами Джереми. Когда я вопросительно смотрю на него, он вздыхает и объясняет: Я рассказал ему о том, что ты сделал. Точнее, я рассказал ему о твоем побеге в Сан-Диего. Фрэнк ненавидит тебя за то, что из-за тебя я убивался всё это время. Хотя Джереми явно говорит это не чтобы пристыдить меня, я чувствую себя плохо из-за того, что он упоминает факт того, что некоторое время он убивался из-за моего ухода. Помню, я писал ему письма, где просил не делать этого… Но, конечно, я могу просить его сделать что угодно, да вот не факт, что сделать это будет легко. — В любом случае, я думаю, что нам стоит прекратить обсуждать конкретно эту тему в наших отношения, — говорит Джереми. Я киваю, хотя и согласным с этим предложением меня можно назвать с натяжкой. — Майк, я могу спросить у тебя кое-что другое… К чему всё это? — он показывает руками на меня полностью, кажется, намекая на странность моего внешнего мира. — Пальто, шарф, шляпа… И ты это не снимаешь даже оказавшись у меня на квартире. — Это… Это сложно объяснить, — мямлю я. — Слушай, многое поменялось с нашей последней встречи и я… Я просто боюсь, — наконец признаюсь я, громко вздыхая. — Майк, ты же помнишь, что я человек, который спокойно относится ко всяким странностям? — осторожно спрашивает у меня Джереми. — Я помню, — я киваю, — но ты просто не поймешь… Ты… Боже, я уверен, что ты это не примешь. — Дай мне шанс, Майк! — я дергаюсь, когда Джереми поднимается из-за стола, громко отодвигая стул. — Пожалуйста… — просит он шепотом. — Майк, поверь мне: я спокойно отреагирую, чтобы ты не скрывал от меня. Попробовать стоит. Джереми отличался от большинства людей, что встречались в моей жизни. Может, он и в правду поймет. Может, ему не будет противно, когда он увидит то, чем я стал. Тяжело вздохнув, я поднимаюсь со стула. — Ты обещал, — серьезно говорю я, когда мои пальцы касаются шляпы. Пальто я не сниму, но я посмотрю реакцию Джереми хотя бы на моё лицо. Я закрываю глаза и медленно снимаю шляпу, за ней опуская шарф чуть ниже, но не открывая вид на мою шею полностью. Мне страшно открывать глаза, чтобы увидеть выражение лица Джереми. Действительно страшно… — Майк, что с тобою, черт возьми, произошло? — удивлённо спрашивает Джереми. Я медленно раскрываю глаза. Не вижу отвращение в его взгляде — вижу только удивление… — Это… Это сложно объяснить, — повторяю я. — Майк… — Аккуратнее! — недовольно восклицаю я, когда Джереми подходит ко мне и хватает меня за запястье. — Джереми, отпусти мою руку, пожалуйста… — однако, моя просьба не срабатывает. Я недовольно сжимаю зубы. — Отпусти… Джереми, я серьезно! Наконец Джереми отпускает моё запястье и делает шаг назад. Я тоже делаю шаг. Он опускает взгляд. Я делаю тоже самое… Ощущение, что я просто повторяю движения за ним. — Майк… — Я не могу тебе рассказать, — отмахиваюсь я. По привычке из прошлого я разворачиваюсь, чтобы уйти в когда-то нашу общую комнату. Дверь в комнату не закрыта, поэтому я с легкостью оказываюсь там. В ней всё ещё стоит две кровати — моя не тронута с того самого дня, как я сбежал из Харрикейна в Сан-Диего. Я сажусь на край кровати, спиной к двери, и как малое дитя обнимаю себя за плечи. — Я не могу рассказать ему правду, — шепчу я. — Не могу… Я не могу ему довериться… — я утыкаюсь лицом в согнутые колени и тяжело вздыхаю. — Почему? — я дергаюсь, когда слышу сзади голос Джереми. Ну конечно! Я болван, который в комнату зайти додумался, а дверь закрыть — нет! Ещё и веду себя так словно это наша общая квартира, а не квартира Джереми. Я тут давно не хозяин. Сейчас я тут гость. — Почему ты не доверяешь мне, Майк? — я слышу в голосе Джереми печаль. — Просто не могу, — шепотом отвечаю я. — Почему, Майк? — не успокаивается Джереми. — Потому что не могу! — я прекращаю шептать и вместо этого повышаю голос, поднимаясь с кровати. Моя нога чуть не запуталась в одеяле, но я смог вытащить её прежде чем свалился с кровати и подвёрг свои кости опасности. — Я не могу довериться тебе, Джереми! Не могу! Не после того, что произошло! Я повел себя как чертова скотина, а ты… Ты не хочешь меня ненавидеть! Ты, черт возьми, не злишься! Какого черта, Джереми?! — Майк, успокойся… — Ты мне врёшь, да?! — злюсь я еще сильнее. — Ты просто врёшь… Конечно! Конечно, ты врёшь! Ты не можешь не ненавидеть меня после того, что я натворил! Ты меня ненавидишь, ты злишься на меня, просто не хочешь мне в этом признаваться… Джереми, мне не нужны эти чертовы геройства! — Майк, повторяю еще раз: я НЕ ненавижу тебя! — Джереми вскидывает руки. — Мне как это тебе в голову вбить?! — он качает головою и касается ладонью лица. — Майк, давай поговорим спокойно… Если мы будем кричать друг на друга, то мы ничего не добьёмся, просто наговорим гадостей. — А что, если я хочу наговорить тебе гадостей? — я поднимаю брови, вопросительно смотря на Джереми. Я хотел скандал — я его получаю прямо сейчас. Осталось только дождаться, когда терпение Джереми лопнет и, я уверен, он выбросит меня из своей квартиры прочь в ту же секунду. — Майк, успокойся, — просит он меня. — Пожалуйста, я просто хочу с тобою поговорить. Нормально, адекватно, обсудить всё — мне хватило уже когда-то того, что я не смог нормально поговорить с Филиппом, когда я мог это сделать. — Что мы можем обсуждать тут? Ты врёшь, что не ненавидишь меня. Я не могу довериться тебе и сказать правду о том, где меня чёрт носил всё это время и почему я сейчас выгляжу как гребаный мертвец из фильмов ужасов! Что здесь обсуждать?! — не понимаю я. — Майк, — Джереми вздыхает. — Пожалуйста, давай поговорим спокойно… Без всех этих криков и обвинений не в тему. Ты — мой лучший друг, несмотря ни на что. Ты — единственный мой лучший друг после смерти Филиппа… — Филипп то, Филипп это! — неожиданно вскипаю я, когда Джереми вновь упоминает своего чертова дружка-наркомана с желанием петь песенки, но не с желанием работать мозгами над их созданием. — Да что вообще между вами было, что ты так часто его упоминаешь и всё не успокоишься?! Я понимаю, что ляпнул только тогда, когда я понимаю, что наступила удущающая тишина. Я опускаю взгляд в пол, но быстро возвращаю его на Джереми, что стоит с сжатыми кулаками. — Джереми, я… Взгляд Джереми заметно мрачнеет, когда он поднимает голову и серьёзно отвечает на вопрос, что так не кстати вылетел из моего рта: — Мы встречались.