Коридор

Я катаюсь ужасно. А все они смотрят, даже, черт возьми, аплодируют. Хотя нечему. Я не могу достаточно сосредоточиться на программе и касаюсь рукой льда. Мне ужасно стыдно, но я ищу в толпе лиц твое. И когда нахожу, оскальзываюсь. Черт! Черт! Черт! С таким настроением невозможно быть ни примой, ни ангелом, ни феей, ни тем более ледяным тигром России. Раскурочивая грудь, во мне бушует пламя — мне бы стать драконом, но я делаю дорожку, а с ней вместе беру дыхание. Времени так мало… И пусть я не могу сыграть и найти нужное настроение, но, когда ты смотришь, внутри все поднимается. Техника моя еще со мной, и я прыгаю каскад из трех, который до того запорол, а потом пару из четверных — Тулуп и Ритбергер. Уже не важно, кто я, я просто делаю, что умею. Проигрывать я не умею до сих пор. И, отпустив контроль, на последних секундах прыгаю снова — последний, четверной Аксель. Под твоим взглядом получается — все. Только чертов костюм, голубой и чистый, как небо — мешает. Я дышу и едва могу высидеть на объявлении результатов. Мое место сегодня — второе. Яков даже не сердится, а я думаю о том, что третье у тебя, и ненавижу себя снова ведь… — ты был лучше. Лилия хватает меня за запястье и опаляет самым гневным из своих взглядов. Ее явно разрывает между желанием обругать меня и похвалой — я выучил ее лицо и читаю по глазам. — Это вышло… блестяще в финале. И очень дорого по очкам. Ты собрался, и ты… молодец. Но, Юра, что это было? — Отвали, — я сбрасываю ее руку. — Юра, да что с тобой?! — спрашивает Лилия сейчас, как и каждую тренировку до этого. — О чем ты вообще думаешь? Я никогда не смогу объяснить, но знаю ответ — я думаю о тебе. И не готов от этого отказаться. Значит, я должен все изменить и все переиначить. Как я могу перестать думать о тебе? Когда ты катаешься, ты разный, и ты… Всегда похож на себя, а из меня они делают какое-то… Чудо невиданное! Бесполого, блядь, ангела! Как я это ненавижу… Особенно теперь, когда знаю тебя, когда, черт возьми, постоянно думаю о тебе. И даже скучаю, что совершенно уж невыносимо. Мы друзья, но, кажется, я… не могу. Это слишком сложно, и я фантазирую тебя по частям и целым. Это отвлекает. Как и неожиданный стояк, и можно было бы себя обманывать, но со мной такое впервые. Тепло рядом с тобой быстро множится, разгорается и хуярит изнутри, сжигая дотла. Я выхожу из себя так часто, что даже сам уже считаю, что это перебор. Так не должно быть никогда. Только не со мной! Я сбегаю от Лилии и Якова, ото всех. Прячу себя углами, жду, когда все разойдутся. И больше всего не знаю, как встретится с тобой. Как теперь… с тобой говорить? Как оставаться рядом и оставаться другом, а не хреновым извращенцем? И даже с дедом о таком не посоветуешься! Я втаскиваю себя в пустую раздевалку и сдираю проклятый костюм, кажется, разрывая его. А потом натягиваю свои джинсы и футболку, нацепляю на глаза очки. Фиолетово-черные. Они меняют мир — я легко выпадаю из него в воспоминания. Они полны нашими тренировками и тем выступлением, что получилось. Не у меня — у нас. Потому, что ты был со мной, Отабек… Черт, я не хотел. Я совсем не этого хотел! И нет ничего, чем бы я дорожил больше, чем твоей дружбой и тобой в моей жизни. Но мне… так трудно и так больно. Так зыбко и непонятно — так много и так мало. Я не знаю, что делать с таким собой.

***

Лилия берет Якова под руку, пока тот вздыхает, поглядывая, как Виктор с сегодняшним чемпионом подходят к ним: — И где же Юрио? — спрашивает Виктор с недоумением. — Ясно, сбежал, — отвечает он сам себе. — И что же… нам его не найти? — Виктор щурится. — Мы могли бы хотя бы попробовать! — предлагает Юри. — Куда? — Яков останавливает его. — Невозможно чествовать победителя, если он отсутствует, так что полезай на пьедестал. — Юра снова выключил телефон, — поясняет Лилия, и лицо у нее такое, словно она переела лимонов. — Юрио еще никогда так не расстраивался, — понимает Виктор. — Он и не расстроен, он злится. Он очень… злится, — говорит Лилия сквозь зубы. — Злится? — Виктор изгибает бровь с сомнением. — А мне по второй части его выступления показалось другое… — Креститься надо, Витя… — говорит Яков сурово. — Что? — Юри моргает. — Когда кажется, креститься надо, — объясняет Яков. — Это старая русская поговорка. — Я уже крещеный, — вмешивается Виктор. — И… может быть, нам всем нужно просто пошире открыть глаза. Бунт Юрио достиг своего пика, и, похоже, он и правда уже… понимает? Виктор прерывает себя, потому что на лед выносят пьедестал. Он обнимает Юри: — Тебе и правда пора. Иди, а я буду смотреть, — Виктор улыбается, касаясь виска Юри губами.

***

В ожидании своего времени для выезда, Отабек обдумывает результаты. Глядя в глаза реальности: перекатать Юру почти невозможно, если не рассчитывать на его ошибки, с Юри это чуть иначе… Тот меняется, растет, но с ним у Отабека есть шанс… Не ошибись Юра, сегодня Отабек все еще был бы третьим, но все же после Юри, а их разрыв — он верит — можно сократить. Эти мысли не сказать, чтобы утешают, но занимают, пока Отабек не осознает, что второе место на пьедестале останется пустым. И ему становится чертовски трудно занять свое — так хочется найти! Так нужно! Но Отабеку достается только короткий взгляд на Юри, который по своей привычке, больше, чем по заведенному распорядку, обнимает его и перед, и после награждения и говорит: — Он сбежал. И телефон выключил. Отабек обнимает в ответ и отвечает невпопад: — Спасибо. Отабек готов бежать и искать, но тренер, журналисты и фанаты задерживают его достаточно. Но он все же пробует после: звонит, бродит коридорами и оставляет с десяток сообщений. Последним спрашивает в исчезающей надежде: «Увидимся в отеле?», а на выходе из дворца сталкивается с Яковом. Тот торчит в холле у дверей, словно сторожит их. — Ты! — Яков подходит сам. — Не видел Юрия? Вы же дружите, так? Яков чувствует себя уже взбешенным, потому что Юра решил потеряться всерьез. Лилия ищет его активно, пока Яков сторожит двери: охранник сказал, что Юрий Плисецкий никуда из здания не выходил. За Юркой станется и выйти в окно — в этом Яков уверен, но все же… надеется. В прошлый раз Юру украл от фанаток Отабек — как было бы славно, сделай он и сейчас что-то подобное. Чтобы потом Юра пришел на тренировку и откатал произвольную. Яков уже ни в чем не уверен, и ему тревожно за Юру. Все же тому всего шестнадцать, и какие неприятности на свою задницу он найдет в большом и даже не очень большом… городе при его-то характере — не ясно. Отабек удивляется, машет головой и, похоже, передумывает уходить. — Дружим, — говорит он. — Я думал, Юра уже уехал. Что случилось? — Юра… потерялся, — Яков вздыхает. — Но охранник говорит, что из здания он не выходил. Лилия бродит по этажам в поисках. Может быть… Ты нам поможешь? Юра последнее время совершенно не в себе. Всегда такой собранный, он едва может сосредоточиться на тренировках. И сегодня… признаться, был лучший его прокат за последнее время, Отабек. Мы не расстроены вторым местом и не ругались на него. Но с Юрой что-то не так. Может быть… ты знаешь? Я поглядывал за вами, и, мне кажется, ты единственный человек, на которого Юра последнее время не злится. С тобой он совсем, как ангел. Просто шелковый… А последний месяц он огрызается на всех, даже на Лилию. А это, между прочим, опасно. Но Юра словно и не замечает ее наказаний: ни дополнительных упражнений, ни тренировок, — Яков даже залезает в карман за трубкой, есть у него такое вот странное пристрастие. Они с Отабеком вдвоем в пустом холле, и Яков, немного задумавшись, поджигает табак. — Конечно, — просто кивает Отабек и бросает свою сумку на ближайшие сидение. Слова Якова мало что Отабеку сообщают, он, к сожалению, все равно не знает, где искать Юру. И ему кажется таким странным, что его еще не нашли, ледовый дворец большой, но граничный и тут полно людей… — Я пойду искать, — говорит он и торопливо удаляется. Стоит спросить, где уже была Лилия, но Отабек решает, что можно начать с тех мест, что она точно оставила напоследок — мужских туалетов.

***

Я переселяюсь из раздевалки, она свою функцию выполнила полностью — на мне больше нет идиотского костюма, и он лохмотьями валяется у ног. Лилия, наверное, меня убьет, но мне плевать. Я готов на тысячу новых кругов, на сотню прыжков и даже на балетную разминку на три часа. Ничто из этого не занимает больше мыслей. В них только ты. И мы друзья. А я выхожу из себя и ничего так не боюсь, как снова в отеле встретиться с тобой. Потому что ждать — это не мое. И, кажется, я больше не могу. Не могу молчать, не могу оставаться приличным. Да и нет во мне никаких приличий, только ужас потерять тебя. Время идет, и я расслабляюсь, за окном темнеет — я гашу свет в сортире, чтобы все вокруг стало темным. Я готов здесь и заночевать. Лишь бы не встретить тебя? Лишь бы не обидеть тебя случайно? «Ты больше не будешь моим другом?» — бьется в груди, хотя я ничего еще не сделал, только подумал… А потом дверь открывается, и свет из проема падает точно на меня, как прожектор. Я усмехаюсь, потому что ожидаю узреть Лилию, но на пороге ты. А я сижу на столешнице общих умывальников, подтянув к себе одну ногу. И ты — это слишком.