Things you'd better never know

Иногда Джун приходилось останавливаться прямо на середине предложения и делать короткие паузы, чтобы потом, собравшись, продолжить дальше. Она говорила и говорила, не зная, что могло пригодиться следствию. Служба в департаменте давно приучила к тому, что чем детальнее показания пострадавших, тем больше шансов подобраться к преступнику. Чудом спасшиеся жертвы серийных убийц вроде Биттейкера и Норриса позволяли сузить круг подозреваемых, развязывали полиции руки на решительные действия, когда весомых доказательств в пользу ареста не было. Если столько лет поисков прошли впустую, возможно, её слова помогут сдвинуть дело с мёртвой точки. Мышление агента отдаляло трагедию, на расстоянии она не вызывала настолько сильных эмоций, и всё воспринималось как часть работы. Но из двух примеряемых на себя ролей именно жертва была ближе всего к личности. Связь между ней и тем, что произошло ноябрьским вечером, была крепче и куда прочнее аналогичной, где заместо событий выступало профессиональное «я», и, как бы Джун ни старалась анализировать с позиции работы, она возвращалась в Оаксайд, к той версии себя, которой она была там. Напуганной, загнанной, На спинке носа заныл крохотный шрам. Убиваемой. Острые, колючие, болезненные воспоминания ожили и снова стали настоящим. Она могла поклясться, что чувствовала под пальцами шершавую плитку. Теперь тишина дома давила, ведь она знала, что в стенах нет безопасности. Никто не прерывал её. Когда в рассказе она дошла до монстра в белом худи, профессор Бьюкенен выдвинул верхний ящик стола и, поискав среди стопки файлов, извлёк один из них. Перед ней оказалась старая кассета полароида. Потёртая, помятая с одного края фотография явно пережила многое, прежде чем сюда попасть. – Вы можете опознать эту девушку? –спросил он. Опустив глаза на кассету, Джун всмотрелась в черты простого и открытого лица. На тонких губах была не в тон светлая помада. В настоящее время над таким разве что посмеялись, но тогда, в нулевые, это считалось писком моды, пришедшей из 90-х, равно как и выщипанные брови, как их называли «ниточки». Глаза девочка обводила чёрным карандашом. Черноволосая и бледнолицая, немного скованная на фотографии, словно не знала, куда себя деть в собственной комнате. Зажимается, прячет ладони в рукаве, подпирает им голову. Делает вид, что занимается, сосредоточенно смотрит в тетрадь. Замкнутая. Или, может, застали врасплох? Присмотревшись к месту, где был сделан снимок, Гринвуд моментально узнала комнату. Рабочий стол у стены, окно, ещё не разбитое, выходило на заснеженный двор. Внизу фотографии стояла дата. 01/10/2008. Её судьба была одной из многих. Десятки похожих новостей постепенно сливались в белый шум. По рабочей привычке составляя психологический портрет, Джун видела перед собой общую модель жертв, в которой от людей не оставалось ни имён, ни лиц, лишь обстоятельства случившегося. И страшный итог. Расчеловечевание в чистом виде. В сущности, они мало чем отличались от преступников. Изображение подростка отозвалось чем-то глухим, притупленным, чем-то, чему она не могла дать названия. Стёртые эмоции выглядели практически одинаково, словно смешали разные цвета пластилина, и нельзя было сказать точно, что она чувствовала, когда смотрела на темноволосую девочку. И всё же. Зачем ей дали эту кассету? Доппельгангер не перенимал внешность подростка на фотографии. Он не скрывался и не пытался ввести в заблуждение обликом хозяйки дома, действовал прямо и агрессивно. Будь он хоть немного умнее, всё могло закончиться по-другому. Девушка покачала головой. – Нет. Профессор забрал кассету и положил на стол лицом вниз. – Хорошо, продолжайте. Просьба профессора выбила её из колеи. Джун занервничала ещё сильнее, когда поняла, что из-за фотографии едва ли может вспомнить дальнейшее. От неё ждали ответа. – И...э-эм...прошу прощения, я растерялась, я сейчас вспомню... – Не изматывайте себя, попробуйте сконцентрироваться на том, что точно помните. – разрядив обстановку, мягко и понимающе произнесла профессор Митчелл. Оранжевый рассвет путался в волосах женщины, делая их ещё светлее. Солнце проникало в кабинет, как в ускоренной съёмке. Сползало с подоконника на пол и тут же переходило на стол и шкафы, тесня искусственное освещение. Но даже так у неё не получалось унять беспокойство, поэтому было решено прервать запись. Пульсирующая голова мешала сосредоточиться. Профессор Бьюкенен принёс из соседнего кабинета анальгетик и поставил новый чайник, в то время как профессор Митчелл расспрашивала о родителях и том, как она пришла к мысли поступить в ФБР. Через силу прожевав шоколадную конфету, слишком сладкую в сравнении с фруктами, которые она неделями ела в больнице, Джун рассказала о том, что видела и слышала в лесу ночью до того, как её нашли. Шокированная профессор Митчелл приподнялась и, потянувшись к диктофону, аккуратно нажав на кнопку, после чего посмотрела на коллегу. Профессор Бьюкенен провел ладонью по усам и глубоко вздохнул. – Я правильно вас понимаю, что вы не встречали ни листовок, ни существа без лица? – уточнил мужчина. – Нет, сэр, не встречала, – он кивнул, однако неясно, устроил ли его ответ или нет. – Агент Гринвуд, мы с профессором Митчелл хотели бы обсудить сведения, которыми вы с нами поделились. Это не займет много времени. До одиннадцати часов я свяжусь с вами, поднимитесь в этот же кабинет и мы обсудим, как будем поступать дальше.

***

После возвращения в Портленд Адам планировал взяться за основное расследование как можно скорее. В прессу новость о личности убитой так и не просочилась, однако он не был уверен, надолго ли. Он должен успеть разобраться с доппельгангером, пока об этом знает как можно меньше людей. На следующий день его лично вызвал Коллинз. Он знал, что с него буду спрашивать. В конце концов, возглавив оперативную группу, именно он нёс ответственность за подчинённых. За тех – ту, за которую заступался – в особенности. Обычно агенты отчитываются перед непосредственным начальством или перед отделом персональной ответственности, строго следящими за поведением и работой сотрудников. Перед комиссией можно очистить свою репутацию, да вот в случае неудачи к тебе будут долго и внимательно присматриваться, заставляя держать в памяти: серьезную ошибку можно совершить лишь один раз. На этом фоне даже крупное взыскание перестает быть проблемой. Потерять работу гораздо хуже. Инцидент обратил на себя взгляд многих структур, так или иначе связанных с D.0.001, однако Адам в последнюю очередь думал о том, что будет писать подробный отчёт для внутренней разведки. Из-за беготни Мур не успел составить его ни в Пенсильвании, ни Балтиморе, в котором пробыл пять часов, вот почему из Вашингтона в срочном порядке запросили оригинал документа. Если сегодня об этом сообщили ему, значит, вчера в штаб-квартире Бюро уже лежали отчёты агента Кинга и всех, кто входил в состав сформированной в Филадельфии группы. Пусть проверяют. Он поступил так, как нужно было сделать ещё несколько лет назад. Кабинет отрезал от звонков и голосов в коридоре. Включив свет, он направился к рабочему столу, стоявшему сбоку от окна, а не перед ним. Том, когда они только-только познакомились, удивлялся самодельной перестановке и тому, почему у него всегда закрыты жалюзи. Даже пускал шутки о том, как сильно тот не хочет видеть входящих людей, раз предпочел им голую стену. Беззлобный юмор. Он бы придумал похлеще. Вероятно, позже Фостер понял, в чем дело, потому как с тех пор никогда не поднимал эту тему. Некоторые, с кем Мур поддерживал общение, продолжали подкалывать. В основном, неудачно. Кроме Майка. Муру всегда нужно чем-то выделиться. Поверх стопки материалов, относящихся к другим расследованиям, напоминанием лежала тонкая папка. Когда Джун протащат по всем беседам, она вернётся, и тогда ему придётся думать. Нет, думать надо прямо сейчас. Обо всём. Развернувшись в кресле, Адам ввёл пароль на компьютере. Передумав, подтянул к себе телефон. В открытую строку поисковика он начал набирать слова, попутно рассуждая вслух: – Пирс в отчётах не указывал какие-либо странности, а, по словам Уокера, он человек с опытом. Затем его заменяют на зелёного агента, не проработавшего в Бюро и года. Снова отчёты, снова без особенностей, – сузив глаза, Адам читал новостные сводки, начиная с самых первых. – Новая улика помогла установить личность убитой...Он...ему нужен я. Наконец он озвучил то, что до этого днями держалось и вертелось в мыслях. Просто не мог сказать. Ему казалась убедительной мысль, что стоит признаться, как мир развалится. Что-то изменило его поведение. Раньше он игрался с прессой, полицией и ФБР, наставлял одних против других. Смысл заключалась в том, что не существовало ничего, кроме общих версий, косвенных признаков и ничем не подкреплённых доказательств. В какой-то момент доппельгангер понял, кто расследует это дело. Когда? Твою мать, когда?! Его пригвоздило к полу осознанием. – Он видел меня в парке. Кабинет погрузился в молчание. Кресло заскрипело, когда он откинулся на спинку. Вот и весь ответ. Эта гнида раскрыла себя, когда стало слишком поздно, чтобы предпринимать любые меры предосторожности. Его приводила сюда вина, чем тот и воспользовался. Джун здесь ни при чём. Хоть что-то хорошее. Чёрт, если он продолжит так выть, то в олимпиаде по проёбам займет почетное первое место. Жаль, что приза не будет, как и церемонии награждения. Получил, что заслужил. Ух ты, целое нихуя с минусом. На лице растянулась зубастая улыбка, которая только добавляла напряжённости его виду. Он закинул ногу на ногу, нервно подёргивая ступнёй. Раз ему нужен Адам, в таком случае он устроит личную встречу. Позже. Пока его группа займет выжидательную позицию. Никаких операций, никакого усиления наблюдения или привлечения других агентов. Положение дела обсуждалось с Коллинзом, он одобрил тактику и сказал, что вызовет снайперов для работы в городе, когда будет назначена точная дата ликвидации. Но для начала он должен остудить голову, чтобы не сорваться. Хитрая мразь знает, как манипулировать эмоциями и добиться своего, но Мур вывернется наизнанку, чем позволит с собой провернуть подобное. Что касается остальных, то в этом смысле все агенты были как на подбор. Единственно беспокойство вызывала Сьюзен с её ситуацией, однако семейные проблемы никак не сказывалась на работе в Бюро. С такой стабильностью она получит повышение сразу же после закрытия дела. А вот Джун... Джун. Он не может ей хоть как-то помочь. Не там, до куда ему ещё полжизни расти. Не с Оаксайдом. Какой бы охуевшей мразью ни был доппельгангер, убивший Эмили, его нельзя сравнивать с Тонким человеком. Всё это чертовски странно, от начала и до конца. Хера с два Мур забьёт на неё, пусть с ней табун профессоров носится, пусть хоть переводят на другой конец страны. Правда ведь состояла в том, что на самом деле он не был уверен, вернётся ли Гринвуд вообще. Хотелось бы. Адам посмотрел на незаполненный отчёт, с темно-синими печатями внутренней разведки и, как он успел пробежаться глазами, отличающимся формуляром документа. Успеет до вечера написать, а завтра займётся давно покрывшимся пылью делами. Но перед этим... Где там номер экстренной службы?

***

В сопровождении агента Боул Джун добралась до общежития. Их комната была связана через ванную с другой такой же, но пустой. Она прошла вглубь, поставила вещи на кровать и осторожно села на серое покрывало. Большое окно выходило на библиотеку и здания, в которых размещают новых агентов. Здесь же за стеной жили слушатели Академии – детективы, офицеры из службы патруля, сотрудники таможенной и иммиграционной службы и все те, чья профессия связана с обеспечением безопасности. Получая ценные знания и навыки, они могли применять их в рамках своей работы, что значительно повышало эффективность раскрытия преступления вне ФБР. Всё казалось знакомым и незнакомым одновременно. Чувство, обратное дежавю. Джун смотрела на ту же самую картинку со смещенной перспективы и ощущала себя потерянной. В центре между общежитиями и библиотекой стоял старый клён, однако на дорожках не было ни одного опавшего листа. Должно быть, он полностью осыпался неделю или две назад. С высоты третьего этажа люди казались маленькими и хрупкими. Молекулы броуновского движения, что двигаются, пока существует тепло. Мёртвые – холодные, застывшие без движения. Физика повседневной жизни. В тишине отчётливо цокал невысокий каблук женщины. Пройдя мимо Гринвуд, агент поставила дорожную сумку на пол возле кровати. – На случай, если вам станет плохо, – пояснила Боул и села напротив. Она была настроена серьёзно, без примеси напыщенности или равнодушия. Тем не менее, её манера речи оставалась неприятной. – Мне говорили, вы видите наблюдателей. – В основном, ночью. – У вас есть проблемы со сном? – Да. Они ещё начались во время работы офицером полиции. Женщина пододвинула свою сумку и, поискав в боковом кармане, протянула Джун бело-синюю и зелёную упаковки с лекарствами. Снотворное и успокоительное на растительной основе. На лице девушке проскользнуло удивление. – Возьмите, это безрецептурные препараты. Когда улучшится общее состояние, наблюдатели перестанут приходить. Обе таблетки пить за час до сна. Боул говорила практически как врачи из госпиталя. За всё время лечения и реабилитации Джун привыкла к «врачебному языку» и могла узнать его где угодно. – У вас медицинское образование? – До Академии я работала парамедиком. Это объясняло, почему за ней закрепили именно агента Боул, а то Гринвуд уже задумывалась о странном невезении пересечься с ней снова. Они были знакомы и занимались одним делом, к тому же её здоровье даже после выписки требовало особого внимания.                                Агент начала разбирать вещи, и Джун последовала её примеру, вытаскивая из сумки одежду и средства гигиены. Если день и вечер выйдут свободными, она примет душ и сразу же ляжет спать. Подцепив край вязаной кофты, она отодвинула её от тела. Было жарко. Приходилось выбирать, и не в пользу комфорта, поскольку открытое окно могло обернуться на следующий день простудой или постельным режимом в медицинском корпусе. Джун всеми силами не хотела возвращаться на больничную койку, где к незажившим синякам от уколов добавились бы новые, так что если надо потерпеть, она потерпит.

***

–...Я в курсе, что вы ведёте статистику по различным типам обращений, и меня интересует, ломались ли автомобили на 47-ом километре? Вблизи парка Оаксайд. Какая дата последнего обращения? Без учёта 30 ноября. И просмотрите в базе подобные случаи с 2006 года. Хорошо, я подожду. До свидания. Благодаря старым связям он смог договориться с оператором службы, чтобы она отдельно посмотрела для него нужную информацию и отправила её на почту. Ему страшно повезло, до конца рабочего дня оставалось чуть больше часа. Покрутившись в кресле в ожидании ответа, он в конце концов его получил. За 2006 год было зафиксировано пять случаев обращений по поводу поломки машины. За 2007 год – восемь случаев. Всего три случая в 2008 году. Резкий рост обращений произошёл в 2009 году, когда практически каждый месяц, с января по ноябрь включительно, водители просили вызвать эвакуатор. С декабря 2009 года и далее последующие восемь лет не было отмечено ни одного происшествия, что совпадало с той самой тишиной, периодом, когда в округе перестали пропадать люди. Последним без вести пропавшим человеком была Лорен Бейкер, подруга семьи, проживавшей рядом с парком. Её имя через время исчезло со строк газет Шеффилда, но в памяти чётко отпечатался заголовок о не вышедшем на работу риелторе. Его задумчивость напоминала затхлый, пропитанный пылью и плесенью воздух заброшенных зданий. Отсыревший подвал, окутывающий непроглядным мраком. Спуск по лестнице туда, где не видно конца, где по наитию ищешь ступеньки, никогда не уверенный в том, что в этот раз не провалишься. Мур выпрямил затёкшие ноги и положил на стол телефон, который он по-прежнему не выпускал из рук. Он понял, что отвлёкся, когда на несколько минут завис, склонившись над документами. Однако в это время перед его глазами были далеко не отчёты. В этом году случаи возобновились. До Джун как минимум двое обращались в экстренную службу с жалобами на то, что их машины глохнут без видимых причин. И никаких заявлений о пропавших людях. Надо было задержаться в Пенсильвании. Как местному, ему бы рассказали куда больше. Не по телефону, при личной встрече. Дверь медленно, со скрипом открылась. – Слушай, если я раскидаю дела и уеду на день-два, до меня никто докапываться не будет? Сейчас же начнётся, – обозначив последней фразой разбирательства, он перевёл взгляд на Тома, который собирался что-то сказать. – Если я уеду, то будут, ты – нет. – с этими словами специальный агент бесшумно отодвинул и развернул стул. Фостер заметил пустые бумаги, но ничего не сказал. – Но ты же понимаешь, как со стороны это будет выглядеть? Не для наших, – парень кивнул головой в сторону. – Адам, потерпи до выходных и езжай куда хочешь. Будут спрашивать, скажу по семейным обстоятельствам. – Перешёл на семидневный график? – Мур гаденько улыбнулся. Он хмыкнул себе под нос и кивнул. Том говорил тихо, чтобы не остаться без голоса. Он не был громким и вспыльчивым, как заместитель Хаксли, и, тем не менее, общаться приходилось много и со всеми подряд. Год от года легче не становится. – Ага. Может, оно и к лучшему, что тебя не будет. Так что насчёт выходных? – Не могу, – бросил тот на выдохе. – Пенсильвания? Адам- – Мне нужно проветриться, Том. Я чувствую, что ещё немного, и у меня поедет крыша. Если бы не Оаксайд, я бы сутками думал только о том, чтобы убить его, а потом пустить пулю себе в лоб. Простреленная голова, мирно лежащая среди травы и листьев. Пустота на лице, сотворённая его рукой. Он не был верующим. Но... Боже, блять. – Бросить дело, как и работу, не могу – уйдет, и неизвестно через сколько появится снова. – Я тоже так думаю. Адам, оторвись от монитора, – привстав, Том схватил его за запястье и оттянул от клавиатуры, заставив обратить на себя внимание. – Прежде чем пошлёшь меня, выслушай. Я твой друг, и в первую очередь я не хочу, чтобы ты загнулся от такой нагрузки. Пообещай мне, что с завтрашнего дня и до понедельника ты никуда не поедешь и не появишься на работе, а просто останешься дома и постараешься забыть про всё дерьмо в твоей жизни. Это не полноценный отдых, но всё ещё лучше твоей поездки домой. Хотя бы отоспись. Мур устало провёл рукой по лицу. Признание очевидного отдавалось раздражением. Том был прав. Адам сам думал о том, что нужно взять перерыв, но ответственность, обязанности, чёрт их дери, затыкали любые мысли и говорили «делай». Ему надо было услышать от кого-то эти слова, а Том был одним из немногих, к кому он действительно прислушивался. – Сутки, – речевой аппарат работал с перебоями, странно исказив слово «хорошо». Филигранный навык быть упёртым засранцем. – Не торгуйся. И не забудь позвонить Джун, спросить, как у неё дела. Только будь с ней помягче. Видел, в каком она была состоянии... Думаю, она будет рада тебя услышать.

***

Телефон под рукой заиграл мелодией. Приняв вызов, Гринвуд машинально приложила его к уху. – Нет, не занята. Через пятнадцать минут буду. Достав из шкафа, агент Боул накинула на плечи светло-оранжевое пальто, запахивая полы и завязывая узел пояса. Джун собралась раньше и одетая ждала в коридоре. Нервозность давала о себе знать, усиливалась и отмерялась каждым шагом, приближавшим к нужному этажу и кабинету. Судя по реакции, услышанное не внесло ясности в многолетние исследования. Джун предполагала. Нет, видела в лицах. Напряжение. Волнение. Растерянность. Будто их только что обвели вокруг пальца. Возможно, её не будут долго держать, и за неделю до Рождества они успеют вернутся в Орегон. После стука дверь открыли ключом. Воздух в кабинете был тяжелый, наэлектризованный, как если последние полтора часа здесь звучали непрекращающиеся препирательства. – Итак, мы с профессором пришли к общему мнению по поводу вас. Перед этим обязан спросить. Агент Гринвуд, вы даёте согласие на проведение гипноза? Вопрос был риторическим. Она не могла отказаться. – Да. – Тогда приходите завтра к десяти в медицинский корпус, кабинет доктора Дугласа. Процедура недолгая, но, если вы заметите ухудшение самочувствия, доктор её прервет. После можете быть свободны.