Дом белого древа

«Источник нашей мудрости — наш опыт.

Источник нашего опыта — наша глупость»

— Александр Жорж Пьер Гитри

      Лорды остались довольны небольшим пиром и трехдневной охотой в Шепчущем лесу, где загнали парочку крупной дичи и настреляли кролей. Они вдоволь насладились своей дружной компанией, ведя непринужденное обсуждение тех или иных событий, слухов и официальных новостей. Так же отцы договорились о воспитании своих сыновей: Джеффори Маллистер остался в Воронодреве, а Титос Блэквуд отправился вместе с лордом Вэнсом в Атранту. Для отпрыска знатного дома стать пажом, а затем оруженосцем, немаловажное событие, но случилось еще одно, из-за которого мейстер чуть не схватился инфарктом.       В тот день Эдмунд упорно старался обыграть Квинса, как когда-то своего деда, что учил его играть в шахматы. По иронии судьбы мейстер оказался таким же искусным игроком как старый родственник и постоянно умудрялся водить мальчонку за нос.       — Неплохо, Эдмунд, неплохо, — поговаривал он, задумчиво подпирая подбородок и внимательно рассматривая расстановку фигур. Впервые мальчику удалось зажать своего оппонента, разделив его воинство на три неравномерные группы. Ему осталось сделать два шага, поставить мат королю и впервые выиграть партию. — Но ты упустил один момент.       — В смысле? — нахмурился Эд и внимательно оглядел доску. Квинс коварно улыбнулся, передвинул дракона вперед через горный перевал и сожрал требушет. Королю поставлен «шах».       — Да ну не. — Третий сын передвинул пехотинца на защиту и поставил так, чтобы его прикрыло последнее дальнобойное орудие. Летающая ящерица могла передвигаться по доске в любом направлении, игнорируя условные особенности местности, но не перепрыгивать вражеские фигуры.       — Все мы допускаем ошибки, — ознаменовал старик начало ожесточенного обмена, когда одним всадником поставил под угрозу жизнь копьеносца и другого кавалериста.       Разделенное воинство выбралось из ловушки и перешло в планомерное наступление, жертвуя одним, чтобы забрать двух других. Эд бросал всех на съедение, лишь бы не потерять инициативу. Переход в глухую оборону лишь отстрочил неминуемое поражение, а ввод последнего дракона никак не изменил положение — ящера сбили как голубя рогаткой. В конечном счете, Квинс пробрался вперед и двумя всадниками поставил королю «шах и мат». Если бы все войны происходили на игральной доске, то мейстер давно бы стал императором мира.       Старику нравилось играть с третьим сыном, по крайней мере с ним было намного интереснее чем с леди Блэквуд. Эд демонстрировал неплохие задатки игрока с гибким мышлением, постоянно экспериментировал и менял тактики, лишь бы уделать старого Квинса. Но не их игре радовался мейстер, и не своим победам, а тому как быстро учился мальчишка. Может он ни разу еще не выиграл, - потому что Квинс умел хитрить и постоянно это делал, - но под его покровительством рождался серьезный противник для каждого любителям кайвассы.       Он расплывался в блаженной улыбке, представляя, как Эдмунд играл с королем и удивил того своим мастерством. И тот спросил: «Где ты научился так играть?», а Эд гордо ответил бы ему: «Меня научил Квинс — величайший среди всех мейстеров».       Но все эти мечты да фантазии прервала влетевшая без стука служанка. Взволнованная, она часто дышала как после пробежки, а взъерошенные волосы и помятое платье лишь подтверждали эту догадку. Эд бросил на нее непонимающий взгляд. Квинс насторожился и с опаской спросил:       — Что-то случилось?       — Роды, мейстер! — на выдохе крикнула она и бросилась в обратном направлении.       Старое сердце пропустило удар. На побледневшем лице отразился весь ужас, который только способен испытать человек. Он смотрел в открытый дверной проем перепуганным взглядом, задрожали мозолистые руки, когда до его ушей донеслись первые крики леди Блэквуд.       Паника в чертоге возможна только во время пожара, осады вражеским войском и родов жены лорда. Ко всему остальному суровый люд относился спокойно. Члены семьи собрались у опочивальни Алиры Блэквуд и бросали на закрытую дверь обеспокоенные взгляды. Хостер ходил по коридору взад-вперед, стараясь обуздать разбушевавшиеся нервы, но каждый крик жены отзывался в нем судорожным вдохом. В редкие моменты, когда повитухи выбегали из покоев, он пытался разглядеть за спинами женщин свою жену. Всего пара секунд, ему большего и не нужно, лишь бы убедиться, что все в порядке. Но двери закрывались так же быстро, как и открывались.       Спустя три часа они услышали детский плач. Мужчины семейства облегченно выдохнули, на лицах заиграли улыбки, но ненадолго, ведь никто не спешил выходить. Ни повитухи, ни мейстер. Дети нервничали не меньше отца и ощущали гнетущую тяжесть тишины. Беспокойство порождало все новые и новые предположения, что же могло произойти и одно было хуже другого. Не умерла ли леди Блэквуд, и не потому ли никто не спешил впускать лорда в покои жены? Или что-то случилось с ребенком, появился на свет мертвым или за его жизнь как-то боролись? Может, Квинс перепугался до разрыва сердца и откинулся раньше? Такое тоже возможно.       Мужчины семейства резко повернулись на скрип дверных петель. На пороге показалось сморщенное лицо старика, но на нем не было той радости, с которой зовут отца знакомиться с новорожденным ребенком. Квинс мялся, в неуверенном голосе отразилась печаль, когда он пригласил Хостера зайти. Родилась девочка, но не она была причиной его беспокойства. Роды прошли с осложнениями и вымотали роженицу, забрав у нее практически все силы. Алира потеряла много крови и мейстер переживал, что мать четверых детей не проживет и пару часов. На лице владыки промелькнула тень, грубые руки взяли ее нежную ладошку, борода кольнула лицо супруги, когда он оставил на ее лбу свой поцелуй. А потом он впал в ярость и кричал на Квинса сделать все что угодно, лишь бы Алира осталась в живых.       — У тебя серебряное звено, так покажи, чему ты там учился или я удушу тебя твоей же цепью, — прорычал Блэквуд, надвигаясь на старика. Квинс шарахнулся от него, схватился за сердце и пролепетал: «Сделаю все возможное, милорд». Мотивированный страхом за свою жизнь, он припустился как в свои двадцать лет и мигом притащил для работы все необходимое.       Волей Богов, или стараниями перепуганного до белого каления мейстера, Алира прожила день, второй и все последующие. Силы медленно возвращались к матери и многие облегченно вздохнули. Квинс радовался больше всех и находился на седьмом небе от счастья, ощущая непривычную легкость от несостоявшегося свидания с Неведомым. На такой хорошей ноте, он засвидетельствовал рождение Меланты Блэквуд в родословной дома своего господина.       — Двести шестьдесят восьмой год от Зэ… Ээ… второй лунный месяц… второй день… убывающего солнца… — проговаривал вслух мейстер, записывая в книгу семейного древа новое имя.       — А я когда? — поинтересовался Эд, не в силах расшифровать перевернутый для него вверх ногами текст.       — А ты, Эдмунд, в двести шестьдесят четвертом, тринадцатого дня третьего месяца, после заката солнца.       Это была последняя запись, которую оставила рука мейстера Квинса. Через три месяца с рождения Меланты, выпускник Цитадели внезапно устал, когда спускался по лестнице от вороньих клеток. Ему захотелось присесть на дощатые ступени, прислониться к стене и немного вздремнуть. Разве он многого просил? Всего пару минут тишины и покоя…       Вместо старого Квинса из Цитадели прислали нового мейстера. Молодой, отроду не больше тридцати, с озорным взглядом и добродушным лицом, будто ему сами Боги приказали радовать других. Вилеон прибыл в Воронодрев с небольшим багажом в сопровождении пары всадников Хайтауэров — основателей и главных покровителей Цитадели. Те, через пару дней отдыха, отправились обратно.       Поначалу ему было неуютно на новом месте и в окружении неизвестных людей. Казалось, что даже потемневшие за века стены не принимали его, а изображенные на гобеленах люди не сводили с него глаз и постоянно шептали в след: «Уходи, чёрт поганый».       Но не успел новый мейстер оправиться от потрясений с переездом, как на него свалились новые. К вопросу леди Алиры, играет ли он в кайвассу, Вилеон отнесся спокойно и с радостью согласился разыграть несколько партий. Но когда к нему подошел младший сын лорда с тем же предложением, его удивлению не было границ. Такой маленький, а уже не то, что знал как играть, но и умел.       Даже слишком хорошо: Вилеон не готовился к чему-то особенному и быстро проиграл, съев всего двух пехотинцев и одного легкого всадника. К следующей партии он отнесся серьезнее и почти добился победы, пока не осознал, что ему позволили так думать. Игра продолжалась, но Эдмунд, натренированный коварными стариками, еще долго обыгрывал нового мейстера. Только на четвертый раз, когда Вилеон взялся за голову, третий сын проиграл.       И сбылась мечта покойного Квинса, когда у Эдмунда спросили, кто же его учил. Но не полностью, ведь то был не король, а всего лишь выпускник Цитадели.

***

      Обучать детей чему-то большему, помимо гуманитарных наук этого времени, начинали с шести лет. Считалось, что в этом возрасте ребенок достаточно окреп, чтобы впервые оседлать лошадь и взять в руки оружие ближнего и дальнего боя. У Эдмунда все началось с верховой езды, когда его посадили в седло низкорослой кобылы, предварительно подтянув стремя под его рост.       Поначалу все ограничивалось хождением по широкому кругу, медленно и не спеша, чтобы окрепли непривыкшие к нагрузкам бедра. Первые две недели Эд ходил как пингвин с воображаемой бочкой между ног, ему было тяжело садиться и вставать, а справление нужды превратилось в какое-то испытание. Вот он пик всех страданий, думал он, пока не познал всю глубину своей неправоты: через полгода кобылу погнали рысью. Тогда третий сын преисполнился в познании верховой езды, очень долго ходил с широко расставленными ногами и просыпался посреди ночи от судорог. Впрочем, такая боль не вечна и со временем проходит.       Но даже здесь не обошлось без приключений. Мастер над лошадьми, отвечая перед лордом Хостером, до последнего клялся в своей невиновности и что мальчик свалился с седла по своей вине. Он рассказывал как Эдмунд наклонился к лошадиному уху и что-то прошептал ей, а та, ни с того ни с сего, рванула вперед. Лорд Хостер обозвал конюха сказочником и посоветовал придумать что-нибудь получше, чем говорящий с животными мальчишка.       Кобылу и учителя поменяли, а история все равно повторилась. Эдмунд учел прошлые ошибки и старательно готовился ко второй попытке, решив, что на сей раз у него все получится. Лошадь перешла на бег и устремилась в открытые ворота, через которые пропускали прибывший обоз. Но дальше помоста Эдмунду не суждено было проехать, он не удержался в седле и плюхнулся в мутные воды рва. Кабаниха прыгнула следом. Доставали их всей крепостью.       Наглотавшись всякого через рот и нос, мальчик быстро слег от отравления и познавал на себе все прелести местной медицины, принимая горькие на вкус настои и снадобья. Они не шли вровень с лекарствами двадцать первого века, обладали слабым и накопительным эффектом, от чего мучался дольше, чем к этому привык. Первую неделю Эдмунда сильно лихорадило, жар никак не спадал, а живот крутило в крепкий узел.       И тогда появились сны. Он будто наяву летал среди облаков, размахивал крыльями вместе с другими птицами, или играл в псарне с гончими. Незабываемые и слишком правдоподобные. Вилеон, когда узнал об этом, выдвинул предположение о примесях галлюциногена, которых наглотался с водой мальчик, и что все эти сны лишь последствия отравления. Эдмунд поверил его словам, ведь они звучали вполне логично и обоснованно, но даже после выздоровления эти видения никуда не делись. Но говорить об этом не стал.       Каждое из семи королевств славилось своим воинством. Выросшие в разных уголках огромной страны, воины отличались не только оружием и доспехами, но и в чем-то превосходили друг друга. Такими были стрелки Воронодрева, оснащенные длинными луками из тисового дерева, составлявшие костяк всего воинства Трезубца. Поэтому вместо меча Эдмунд сначала взял самый простой лук из вяза и тренировал в первую очередь руки, а уже потом меткость. К тому же отец пообещал взять его на охоту, когда мальчик сможет попасть ближе к центру с тридцати шагов.       Лорд Хостер дал ему хорошую мотивацию для усердия, ведь множество раз наблюдал печальное выражение Эда, когда они уезжали без него. Третий сын хотел пойти на охоту вместе со всеми, да хоть куда-нибудь, лишь бы выбраться за пределы Воронодрева и увидеть мир не за каменными зубцами стен, про который знал лишь со слов и книг. Увидеть цветочные поля Простора, посетить неприступную твердыню Утеса Кастерли, окунуться в жизнь Королевской Гавани, побывать в Долине Арренов и забраться на самый верх легендарной Стены.       Но вот в пустыню Дорна ему не хотелось: днем там жарко, ночью холодно, а вокруг сплошной песок да камни. Никакой романтики.       Владению меча обучал мастер над оружием. Сир Гарольд не был рад назначением нянькой для подрастающего поколения, и если бы их обучение не входило в его обязанности, то с радостью передал бы это дело кому-нибудь другому. Увы, такой возможности не было, а потому рыцарь получил от лорда Блэквуда разрешение опустить формальности и общаться с ребятней как с простыми новобранцами.       Он обучал их всему что знал и старался вбить в голову простую, по его мнению, истину: танцуй на турнирах — убивай в бою. Гарольд считал, что лучший бой длился не больше полуминуты, но если он затягивался, то перед тобой стоял либо равный по силе, либо ты жалкий сопляк, который не мог справиться с таким же слабаком как ты. С таким мнением спорить было бессмысленно.       Как и везде, все начиналось с определения ведущей руки. Правши составляли доминирующее большинство, что привело к дискриминации левшей — весь мир построен под правую руку, — но существовали уникальные люди, чья моторика рук была одинакова развита — амбидекстры. Такими либо рождались, либо становились, тратя на это долгие годы упорных тренировок.       Поэтому Эдмунд не мог ответить мастеру над оружием, какой рукой ему удобнее размахивать мечом, даже разницы не почувствовал, когда перекидывал деревяшку из правой руки в левую. Что удивительно, он как-то не придавал этому значения, когда выполнял простые действия.       — Поздравляю, Эдмунд, — ухмыльнулся рыцарь и растрепал тому волосы. — У тебя на один грязный прием стало больше.       — А что в этом такого? — поинтересовался сын ленного рыцаря, Каспер, что так же как и другие постигал ремесло своих отцов под присмотром Гарольда.       — То, что он может сражаться как левой, так и правой. Таких называют обоерукими.       — То есть, получается, Эд может держать два меча? — уточнил Ронас.       — Может, но это не эффективно.       — Чёй-то? Два меча — эт круто! — не согласился другой малец, Тристан, сын кузнеца и по совместительству паж Гарольда. Мальчишки дружно закивали, представляя себе воина, кружащегося в смертоносном вихре.       — Это нелепо, — авторитетно заявил рыцарь и направился к стенду с тренировочным оружием. — Эдмунд, возьми еще одну палку.       Третий сын догадывался о намерениях их наставника сделать из него показательную грушу для битья. Сир Гарольд подходил к любому вопросу касательно оружия с практической стороны, поэтому каждое его слово обязательно подкреплялось наглядным примером. Эдмунду такой подход очень нравился, из-за чего мальчик проникся к вассалу отца уважением, ведь не каждый возьмется доказывать делом и часто ограничивался собственным словом, что обычно звучало как: «Закрой рот, я знаю лучше».       Он взял у брата деревянный меч во вторую руку и приготовился. Дети встали кругом, когда сир Гарольд вернулся к нему с двуручным макетом.       — А теперь атакуй.       Мальчик пошел на сближение и замахнулся правой рукой. Гарольд отступил назад и направил встречный удар, с легкостью выбив палку. Энергия прошла по рукоятке в ладонь, от чего Эд зашипел и стиснул зубы.       — Так Эд маленький, — пробудилось у Джеффори справедливое возмущение, указывая на очевидное превосходство взрослого мужчины. — Конечно ему будет сложно с вами сражаться.       — Хорошо, — мастер над оружием спокойно отнесся к замечанию и позвал к себе наблюдавшего за всем латника. Они взяли стальные мечи, специально затупленные для тренировок, и вышли на площадку. Мальчишки с интересом наблюдали за происходящим. — Давай, нападай.       Пехотинец неуверенно покосился на оружие в левой руке, но все же выполнил приказ. Лязгнула сталь. Два меча против двуручного хвата. Сир Гарольд использовал длину своего клинка и не позволял латнику сблизиться, от чего его атаки чаще проходили мимо, либо приходили на жесткий блок. Меньше чем за десять секунд рыцарь выбил оружие из его правой руки, а в следующий миг из левой.       — Теперь понятно? — обратился он к мальчишкам, наблюдая согласные кивки. — Два меча против одного — смерть. Удар двух рук против одной — смерть. Да, тому кто владеет двумя клинками намного проще: он может атаковать одновременно с разных направлений, но его главный враг — дистанция. И сила, как я уже говорил.       — И что мне делать? — поинтересовался Эдмунд, ожидая наставления от знающего свое дело человека. Не то, чтобы он хотел размахивать двумя мечами как какие-то джедаи или танцевать казачий боевой гопак. Третий сын отдавал предпочтение старинной классике всех времен и народов: мечу и щиту, коим в дополнение можно было взять топор или клевец.       — Развивать обе руки, — озадачил его ответом рыцарь. — Не двумя размахивать, а менять положение. Люди привыкают сражаться с правшами и редко встречают левшей. Такие сбивают с толку, с ними непривычно сражаться. Поэтому тебе лучше научиться использовать обе руки — так у тебя будет больше пространства для маневра.       Так и пошли его тренировки. Помимо стандартного владения двойным хватом и совмещение меча со щитом, сир Гарольд учил Эдмунда использовать левую руку и подбирать моменты для смены хвата. Последнее происходило во время спаррингов между детьми: взрослые только наблюдали и показывали. Они знали, что у ребенка могла появится привычка сражаться с высокими людьми. Широкий шаг, размашистые удары, положение оружия выше положенного — все это результат неправильного подхода. Другое дело обстояло с юношами.       Больше всего Эдмунду нравилась командная схватка. Для нее детей поделили на три равномерные группы и учили работать сообща — немаловажный навык во все времена. Очень многие братья по оружию вместо оказания помощи начинали мешать, из-за чего трое могли проиграть одному, если до этого сами не поубивали друг друга.       В командах было по четыре человека. В своей Эд был единственным отпрыском знатного лорда, а потому роль лидера сразу досталась ему, что выглядело вполне логично и уместно. Негоже ему слушать какого-то сына присягнувшего рыцаря или кузнеца, каким был Тристан. Кастовые различия, хоть и не такие жесткие как в Европе, все равно соблюдались.       Роль главного льстила мальчику, но он видел во всем этом хорошую возможность обзавестись соратниками. Один в поле не воин — старая как мир мудрость, гласившая, что с верными людьми любые трудности преодолимы. Нет дружбы крепче той, что зародилась с самого детства, и ничто так не сближало как общее дело. И чтобы закрепить положенное начало, Эдмунд предложил лидерам команд придумать собственное название. Дети прониклись идеей и со следующего дня стали именовать себя звучными именами.       Пока Ронас и Джеффори думали и выбирали между уже известными отрядами и существовавших гвардий великих домов, у Эдмунда все уже было готово. В тот же день после тренировок, его товарищи решили устроить мозговой штурм и придумать что-нибудь оригинальное. Никто так и не успел высказать свои предложения, уступив первое слово «командиру»:       — Когорта! — гордо воскликнул третий сын, наблюдая, как на их лицах отразилась смесь непонимания и сомнений. Изначально Эдмунд хотел назвать их легионом, но, здраво поразмыслив, отказался, ведь у него никогда не будет девяти тысяч человек. Тогда он стал перебирать между подразделениями. Больше всего для их четверки подходил контуберний, но его даже не рассматривали, как и деканов, которые ассоциировались с учебными заведениями.       — Коґорта? А это что? — спросил за всех Каспер.       — Боевая единица в Тироше — я в книжке прочитал, — не повел бровью мальчик, выдавая ложь за правду. Книги всегда ассоциировались с умными мейстерами, а те, в свою очередь, лапшу на уши не вешали. По крайней мере в это верили.       — А мы тогда кто? Коґортсы? — озвучил закономерный вопрос Джаспер, сын простого латника из крепости.       — А вы мои центурионы, — заулыбался Эд, прекрасно понимая, как все это выглядело со стороны. Но раз великий Рим ему не видать, то он привнесет его частицу в этот мир. Даже таким извращенным способом. Переживал ли он за неудобные вопросы от старших? Нет: мало ли что ребенку взбрело в голову? Сейчас у него был идеальный возраст, чтобы «выдумывать» чудаковатые слова.       Баловство, одним словом. Рыцарь ничего против не имел и принял желание ребятни выделиться на фоне других. Но это не означало, что он отнесся ко всему с должным уважением и не коверкал имена по своему хотению. Иначе зачем он ходил к лорду Блэквуду за разрешением на вольное общение?       — Так, Сосунки, на передышку, — указал он команде Ронаса, именовавшая себя Сынами Валирии. Такое название второй сын выбрал из-за восхищения драконьими всадниками. Он постоянно перечитывал книги из скромной библиотеки семьи, повествовавших о Танце Драконов, и такой выбор никого не удивил.       — Белоснежки, поднимайте платья и берите щиты. Сегодня вы в обороне.       Джеффори Маллистер назвал своих в честь Королевской гвардии. Он хотел всеми известное и вселяющее страх имя, а потому выбор пал на орден рыцарей дома Таргариенов.       Но только третья команда веселила сира Гарольда, подарив более интересные обращения. Ему хватало одного взгляда на Эдмунда и его ребят, чтобы по лицу растянулась насмешливая улыбка:       — Целки Эдмунда, вы атакующая сторона, — а затем, тихо посмеиваясь, добавил: — Затрахайте их до смерти.       Все были возмущены таким неуважением, юный Маллистер и вовсе потребовал от рыцаря обращаться как положено, на что Гарольд указал на чертог и напомнил о разрешении Хостера Блэквуда.       И так проходило их детство. Постигая опыт многих поколений, готовясь стать теми, кем должны быть. Но пока сверстники и дети постарше грезили о великом, как они покроют славой свое имя и станут знаменитыми воинами. В том числе товарищи Эдмунда, что без устали подыгрывали во всем и все чаще называли себя будущими братьями по оружию во главе третьего сына. Нарекая себя когортой, маленькие центурионы вызывали у него улыбку до самых ушей, подталкивали к обрыву раздумий, пока не сбросили его туда с головой. Эд все чаще ловил себя на мысли, что видел в них больше чем просто напарников на тренировках.       Каспер, Тристан и Джаспер. Три мальчика, которые вскоре вырастут в умелых, обученных воинов. Практика лишь вопрос времени, но у них уже будет то, чего нет у многих — знаний. А в их лояльности Эд не сомневался — совместное времяпровождение, обучение и собственное имя, к которым добавилось фирменное рукопожатие за локоть, все это сблизило детей. Взрослые косились на них как на ненормальных и тихо посмеивались, а Ронас и Джеффори прониклись жестом и придумали свои варианты.       Как третий сын Эдмунд ничего не получал. Зато он мог приобрести, просить у отца землю в собственное владение и создать свою младшую ветвь. Отправиться в странствие между городами Вестероса, принимая участие в каждом турнире в надежде занять первое место. Или отправиться в Эссос в качестве командира наемников, продать мечи городам-государствам и постараться не умереть в их войнах, постепенно накапливая богатства перед возвращением домой. Но все упиралось в ресурсы.       Центурионам нужны центурии, которые нужно набрать, обучить, обеспечить и содержать. Если с первым проблем не было — земли Воронодрева обширны и густонаселены, — то вот со всем остальным возникали трудности и упирались в финансы, коих у ребенка, естественно, не было. Конечно, всегда можно что-нибудь придумать, даже в условиях феодального общества, но для любого предприятия нужен первоначальный капитал. Клянчить деньги у отца Эд не хотел, но выбора не было. Он удосужился проработать какие-нибудь идеи, прекрасно понимая, что для начала ему следует прощупать почву и добиться поддержки, иначе мальчик просто зря потратит время.       С этим вопросом Эдмунд пришел в кабинет Хостера Блэквуда, где застал его за чтением пришедших за сутки писем. Владыка на секунду задержал на нем свои темные глаза и продолжил расшифровывать чужой почерк.       — Проходи.       Эдмунд пододвинул себе стул и сел напротив, деловито сложив на столе руки. Любопытный взгляд пробежался по раскрытым пергаментам, уделив внимание сломанным печатям с треглавым драконом.       — Что в них? — поинтересовался мальчик, дабы начать разговор с непринужденной ноты.       — Десница рассылает новые указы короля. Либо Эйрис такой умный, либо Тайвин был рожден, чтобы править. Но ты пришел не ради интереса королевскими делами, так ведь?       Глава семьи поднял на сына вопросительный взгляд и бережно отложил письмо к остальным. Прошедшие годы не пощадили его: на лице прибавились морщины, волос стало меньше и почти все покрылись серебром, а радужки глаз слегка побелели. Но как человек Хостер не менялся, так же смотрел на мир холодным взглядом, хмурил густые брови и внушал в слабых страх своей аурой и непоколебимой волей.       — Я пришел поговорить по поводу денег, — спокойным тоном начал Эдмунд, не наблюдая у отца какой-либо реакции.       — Ты хочешь что-то купить? — любопытства ради, поинтересовался Хостер.       — Ну… это не совсем точное определение. — Мальчик слегка замялся, пытаясь правильно сформулировать мысль. На манеру речи Блэквуд внимание не обратил: младший из сыновей чаще всех занимался с мейстером. — Я хотел бы направить их на развитие земель Воронодрева.       — И что тебя побудило на такое решение? — прислушался к нему слегка заинтригованный отец. Не каждый день к тебе приходил ребенок с деловым предложением и такое событие следовало бы отметить в летописи.       — Я хочу сформировать гвардию.       — Свою гвардию? — вздернул бровь лорд, начиная терять к разговору всякий интерес.       — Гвардию нашего дома, — быстро поправил его Эдмунд. — Наподобие Алых плащей Ланнистеров. Обученное регулярное подразделение.       — То есть, тебе нужны деньги чтобы сформировать профессиональный отряд как у львов? — Эдмунд согласно кивнул. — И пришел ко мне просить на свои хотелки.       — Нет же, — Эду не понравилось умозаключение отца, из-за чего малость нахмурился. — Я хочу вложить в наши земли, чтобы с них поступало больше дохода, за который можно собрать новый отряд. Но для этого мне нужны деньги, а их получить я могу только у тебя.       — Да, ты можешь их получить только из нашей казны, — проговорил Блэквуд старший, внимательно следя за ходом мыслей младшего из сыновей. В карих глазах сохранялся отблеск интереса, сохраняемый разве что его поведением. — Но мы не такие богатые как те же Ланнистеры, чтобы я мог разбрасываться золотыми драконами. Тут множество нюансов, которые ты вряд ли поймешь.       — Я пойму.       — Тебе всего семь, — справедливо заметил Хостер, наклонив голову в бок.       — Я пойму, отец.       Эд никогда не называл его так, предпочитая простое и не официальное «батя», что не укрылось от внимания стареющего лорда. В кабинете воцарилась тишина. Хостер всматривался в болотные глаза сына, будто увидел в них какую-то загадку и старался найти к ней ответ. Конец размышлений ознаменовало наполнение кубка из стоявшего на столе кувшина с вином. Эдмунд терпеливо наблюдал, как отец промочил горло, прежде чем дать ответ.       — Хорошо. Начнем с того, чего ты хочешь, а ты хочешь сформировать гвардию. Ты указал на Алых плащей, но знаешь ли сколько львы тратят на них? — Сын мотнул головой. — Очень много. Каждый гвардеец Ланнистеров обеспечен всем необходимым и хорошо обучен, они получают хорошее жалование, да и сама служба там для простолюдинов считается почетной. Алые плащи ничего сами не покупают, Эд. Доспехи, оружие, провиант, крыша над головой — все это дают львы и сверху дают оплату. Все, что от них требуется — верность и послушание своему лорду. И вот ты приходишь ко мне с просьбой сформировать еще одну гвардию нашего дома. Даже если ты найдешь добровольцев, кто их будет обучать?       — Твои рыцари, но если нет — у меня есть центурионы.       — Твои Целки, такие же сопляки, как и ты.       — Но они вырастут. Мы все вырастем. Нас учат тому, чему не учат других и мы сможем обучить новобранцев.       — И за какие деньги?       — Вот по этому вопросу я и пришел. Мне нужен первоначальный вклад, а просить я могу только у тебя.       — Первоначальный вклад? Ты хочешь сделать из нашего дома торгашей, или что? — посуровел Хостер, нахмурив густые брови. Для феодала торговля считалась делом низким, грязным и недостойным их положения.       — Зачем? С этим прекрасно справляются купцы и ремесленники. Я лишь хочу сделать вложение в развитие наших земель. Если хорошо живут подданные, то и хорошо живет их лорд, не так ли?       — И как ты собираешься это сделать? — поинтересовался Хостер, в мыслях справедливо сомневаясь в способностях ребенка, несмотря на всю его «одаренность» и «неадекватность». Тем не менее, он дал ему шанс рассказать про идею, что посетила столь юную голову. Отказать Блэквуд всегда успеет.       — Пока не знаю.       Честное признание расстроило владыку Воронодрева, подтвердило его мнение о том, что дети только и могут что лелеять да чего-то хотеть. Интерес к разговору покинул его вместе с долгим выдохом, а левая рука потянулась к недочитанному письму.       — Вот как узнаешь, тогда и приходи.       — Я приду, — пообещал мальчик, добавив: — Но мне понадобятся вложения из нашей казны.       — Только в том случае, если твои идеи поддержит мейстер Вилеон, — дал свое условие Хостер, возложив первоначальную оценку на выпускника Цитадели. Считал, что если Эдмунд вновь придет по этому вопросу, то дело обойдется без разбора детской фантазии.       — Обещаешь?       — Даю слово лорда Воронодрева, что если мой сын Эдмунд каким-то волшебным образом придумает способ обогатить наш дом, то я выделю ему деньги на расходы. Но не раскатывай губу: только через мейстера. Заодно проверим, за какие заслуги у него золотое звено.