Жизнь с истёкшим сроком годности

***

Его лицо оставалось таким же непроницаемым, только в глазах появилось что-то, похожее на удовлетворение, словно он ожидал, что моя реакция будет именно такой. — Это и есть тот самый «Пляж», о котором ты ничего не знаешь? — спросила я почти с враждебностью, стараясь удержать спокойствие, хотя внутри всё кипело. — Да, это именно он, — голос Чишии прозвучал так, будто он только что проснулся, а ленивый взгляд из-под слегка опущенных век лишь усиливал его издевательский тон. — Именно он, — передразнила я его, злясь и чувствуя себя обманутой. — А не подскажешь, случайно, какого черта ты вчера так убедительно разыгрывал неосведомленность? — я снова попыталась понять, что за игру затеял этот блондин и почему выбрал именно меня. Скрестив руки на груди, с трудом сдерживала желание хлопнуть его по плечу, чтобы стряхнуть с него эту раздражающую невозмутимость. Возможно, это спокойствие было частью его игры. Такой человек мог убедить кого угодно — не криком, не угрозами, а своей странной, почти равнодушной, уверенностью. — Потому что вчера ты сама проигнорировала мой вопрос, — с едва заметной усмешкой парировал Чишия. Нехотя пришлось признать правоту этого самоуверенного блондина и я досадливо закусила губу, размышляя над тем, какое решение принять. Я не имела возможности увидеть, что происходит за забором, но отчетливо слышала звуки разрастающейся музыки, которая совсем не была мне близка, и гул голосов, который смешивался с громкими визгами и всплесками воды в бассейне от падающих туда тел, создавая назойливый шумовой фон. Это место кричало о беззаботности, но одновременно настораживало. — Так, Чишия, слушай, — впиваясь в него взглядом, я схватила блондина за руку, но он тут же ее отдернул. — Что это за место? Куда ты меня привёл? — Куда и обещал. Туда, где есть еда, вода и электричество, — хмыкнул Чишия, не стараясь добавить никаких подробностей. Краем глаза я выглядывала поверх его плеча, пытаясь рассмотреть, что там происходит, помимо обещанных благ цивилизации. Но понять ничего не удавалось. Чишия же всё это время стоял со скучающим видом, терпеливо ожидая, когда я осмотрюсь и приму какое-то решение. Меня терзали противоречия — с одной стороны мне не хотелось оставаться одной и, кроме того, я уже начала тосковать по привычным удобствам — даже простая мысль о горячей воде казалась чем-то недостижимо роскошным. Но с другой стороны перспектива попасть за этот забор пугала своей неизвестностью. Но существовала и еще одна причина, по которой я не решалась наплевать на этот весь «Пляж» и уйти … И эта причина стояла рядом со мной, беззаботно заправив руки в карманы. И я была уверена, что если сейчас откажусь заходить с ним и уйду, то, скорее всего, мы больше никогда не увидимся, и что-то внутри меня очень противилось этому. — Ладно, идём, — буркнула я, но внутреннее чутье мне подсказывало, что я ввязываюсь во что-то очень дерьмовое. Едва ступив на территорию отеля, мне показалось, будто реальность в очередной раз изменилась. Мир за забором дышал жизнью, кричал, смеялся и извивался в неистовом вихре эмоций. Я ошалело оглядывалась вокруг себя. Всё происходящее напоминало какой-то фарс. Танцплощадка, находящаяся в противоположной стороне от бара, была переполнена людьми. Повсюду пестрели купальники, едва прикрывающие тела, которые хаотично извивались и дергались под оглушительную музыку. Парни похотливо пялились на девушек, а те, в свою очередь, были явно не против. В отдалении кто-то перешел от просто взглядов к конкретным действиям, и это происходило совершенно открыто. Отовсюду раздавался громкий смех, порой даже слишком надрывный и неестественный. Довольные жизнью люди выглядели весело и беззаботно, отдаваясь первобытным желаниям. — Слушай… — я дёрнула Чишию за рукав, не отводя глаз от всей этой вакханалии, все еще пытаясь осознать масштаб хаоса. — А то, что здесь происходит — это нормально? — Для этого места — да. «Отличное же ты выбрал место… — подумала я, в замешательстве оглядываясь по сторонам, рассматривая этот «курорт» с нарастающим недоверием. Тем временем Чишия, засунув руки в карманы, стоял спокойно, будто все происходящее его совершенно не касалось. У него был вид человека, который изначально знал, как развернется ситуация, и теперь тихо наслаждался ее ходом. — А так и не скажешь, что любитель подобных мест, — съязвила я, бросив на него косой взгляд. Не утруждая себя ответом, Чишия лишь чуть качнул головой, словно соглашаясь с моим сарказмом. Я огляделась ещё раз и поняла, что из всех вариантов, что я могла выбрать, этот был самым безумным. Забавно, но когда я была младше мне казалось, что я умею различать истинную сущность людей по одному лишь взгляду. Но жизнь раз за разом доказывала мне, насколько внешняя оболочка может вводить в заблуждение. Мой бывший парень — наглядный тому пример: в одно мгновение он был способен сменить роль мягкого и заботливого героя на роль жестокого, эгоистичного манипулятора. До сих пор помню, как в один вечер он мог осыпать меня комплиментами и обещаниями о светлом будущем, а уже следующим утром начинал язвить и демонстративно игнорировал всё, что имело для меня значение. Иногда мне казалось, что я встречаюсь сразу с двумя разными людьми, так резко он менял свою «роль». Мы расстались почти год назад: я хотела закончить всё тихо и спокойно, но он поднял настоящий скандал. На миг мне даже стало жаль соседей — если они в тот день рассчитывали на спокойные выходные, то точно ошиблись адресом. С тех пор, может, и не зря я предпочитаю спокойствие и осторожность. По крайней мере, в тишине легче уловить тот незаметный треск, когда у очередного «изысканного сооружения» начинают расшатываться балки. И ведь, как показывает практика, рано или поздно любая из этих безупречных конструкций рассыпается в прах, обнажая истинную натуру, прячущуюся за яркими декорациями. Теперь, глядя на Чишию и его спокойное, почти холодное выражение лица, я вновь почувствовала знакомую неуверенность как и раньше, ловя себя на мысли, что никогда бы не подумала, что такой тихий и отстранённый человек может оказаться в подобном месте — среди грохочущей музыки, неистово танцующих людей и атмосферы тотального безрассудства. Но, похоже, что именно здесь он, кажется, чувствовал себя как дома, а я вынуждена признать, что не знаю, чего можно ожидать от него. Но, в отличие от моего бывшего, Чишия хотя бы не пытался очаровать или внушить ложное доверие — он просто вел себя так, словно всё вокруг давно ему безразлично.

***

Стоило только нам войти в эту импровизированную «зону вечеринок», как он быстро пошел вперёд, а я в изумлении продиралась вслед за ним, сквозь бурлящую толпу, стараясь прижимать руки поближе к себе, чтобы случайно не зацепиться за мелькающие вокруг задницы и не прилипнуть к чьей-нибудь потной коже. Но избежать этих касаний было почти невозможно. Как будто люди здесь уже не различали границ — ни физических, ни эмоциональных. Мимо проплывали множество лиц: некоторые с безумными улыбками, другие — с мутными, отрешёнными взглядами. Я ощущала как сердце колотится в груди не только от громкой музыки, но и от нервного напряжения — мне хотелось поскорее выбраться в более спокойное место. К тому же, в спортивных штанах и простой футболке я чувствовала себя слишком одетой, да и вообще неуместно, словно заблудившаяся гостья, попавшая на чужой «праздник жизни». Казалось, я была единственным человеком, кто не понимал, что здесь происходит. — Слушай, Чишия! — крикнула я ему в спину, стараясь перекричать бешеный ритм. — А все эти люди… они разве не участвуют в играх? Чишия резко остановился, и я едва не врезалась ему в спину. Он обернулся, и в его взгляде я уловила то же самое невозмутимое спокойствие, которое отличало его от остальных. — Поверь, они там бывают, — ответил он, прищурившись — не столько от света, сколько от моих вопросов. Я ещё раз огляделась по сторонам и заметила, как кто-то заливается смехом у стойки бара, а чуть в стороне двое неистово спорят, размахивая руками. — Да ну? — фыркнула я, по-прежнему недоумевая. — На них смотришь — такое впечатление, что им выдали, по меньшей мере, десяток дополнительных жизней. Меня поражало как, несмотря на то, что творилось за стенами этого места, так много людей находили причины для радости. — Им и одной много. Так или иначе они не знают, что с ней делать, — усмехнулся Чишия, глядя, как кто-то из танцующих чуть не падает и тут же продолжает кружиться с дикой улыбкой на лице. — Скажи, а тебе что, совсем всё равно? Ты так спокойно реагируешь на все эти безумства, как будто… ну, я не знаю, как будто это всё в порядке вещей. Он на мгновение задержал шаг, позволив мне увидеть лёгкую тень цинизма в его взгляде: — Я просто привык видеть, как люди теряют голову. И, если честно, ничему уже не удивляюсь. В его речи звучала такая безжалостная прямота и в то же время тихое презрение, словно он давно убедился, что никого спасать не стоит. Я хотела расспросить подробнее — в его словах явно чувствовался какой-то подтекст, словно он не просто слишком хорошо понимал тех, кто теряет себя в этом празднике. И мне вдруг захотелось узнать отчего он сам здесь, но мы уже, наконец-то, пробились к входу в отель и зашли внутрь. Я выдохнула с огромным облегчением: ещё немного и меня бы накрыло паникой от всей этой суматошной энергетики. Здесь, внутри, царила совсем иная атмосфера. В отличие от сумасшествия снаружи, внутри сохранялся некий «респектабельный» порядок, контрастирующий с тем безумием, которое мы только что миновали. Легкий сквозняк, гулявший по коридорам, приятно холодил кожу, а мягкий рассеянный свет выхватывал роскошные детали обстановки. Всё вокруг дышало чуть потускневшим, но всё ещё заметным шиком: вдоль стен тянулись тяжёлые шторы с золотыми кистями, на потолках красовалась изящная лепнина, кое-где тронутая трещинами и слегка померкшими позолоченными фрагментами. На какой-то миг мне показалось, будто это место пытается вернуть себе былое величие. Но сразу же вспомнилась вся та дикость, что происходила снаружи, и в груди шевельнулась настороженность. Мы прошли по мраморному полу просторного фойе, посередине которого возвышались изящные колонны. Остановившись, я обвела взглядом интерьер и невольно вздохнула. Пока я осматривалась Чишия неторопливо двинулся вперёд, жестом предлагая мне следовать за ним.

***

Мы остановились перед массивными деревянными дверями, смахивающими на вход в конференц-зал. Чишия распахнул дверь и первым шагнул внутрь. Я зашла следом в просторное помещение, которое, и впрямь, ранее служило местом для переговоров. Огляделась — высокий потолок, стулья, расставленные ровными рядами, длинный полированный стол. Я представила, как когда-то здесь обсуждались серьёзные вопросы, а теперь — пусто, тихо, будто это всё уже никому не нужно. Сейчас в воздухе витала совсем другая энергия — не деловая и спокойная, а полная подавленного напряжения, словно само здание уже понимало, куда нас всех занесло. Я почувствовала, как во мне зреет новый вопрос к Чишии — хотелось понять, что ищет он в этом странном месте под названием «Пляж», но так и не успела заговорить. Резкий звук открывающейся двери заставил нас обернуться. В зал вошёл человек — и его появление моментально выбило меня из всех мыслей. Тёмные очки, кричащей расцветки халат, оголяющий впалую грудь, и ярко-красные купальные шорты. Образ завершали простые резиновые сланцы. Среди массивной мебели и строгой, хоть и запустевшей, деловой обстановки он походил на бродячего артиста, случайно перепутавшего арену цирка с бизнес-площадкой. Эта ассоциация непроизвольно вызвала во мне улыбку, которую я тщетно пыталась скрыть. — Я вижу, ты уже успела проникнуться атмосферой этого места, — заметив мою улыбку произнёс человек в халате и, казалось, он был доволен не меньше меня. — Что ж… Присаживайся. Я не знала, что ответить, да и радости не ощущала вовсе, потому всего лишь нерешительно качнула головой и опустилась на один из ближайших деревянных стульев. — Меня зовут Данма Такеру, и я первый среди равных в нашей небольшой, но идеальной утопии, — представился он с неподдельной гордостью, словно привык, что это имя должно вызывать восторг у собеседника. Секунду помедлив, он добавил: — Также, меня можно называть Шляпником. Он сделал театральную паузу, словно ожидая от меня восхищенного отклика, но я, наоборот, нахмурилась. — Идеальной утопии?! — переспросила я, не понимая, шутит он или действительно верит в сказанное. — Конечно! Ведь «Пляж» — особенное место, где каждый может жить так, как пожелает! Здесь ты можешь быть собой… или кем захочешь, — широко развёл руки Шляпник. В его голосе слышалась эйфория, а во взгляде светилось убеждение, что он производит на меня сногсшибательное впечатление. Он действительно производил впечатление, но пока что совсем обратное от того, что ему казалось. Его лицо излучало уверенность, граничащую с безумием. Ещё чуть-чуть и я смогла бы поверить, что под обёрткой его слов действительно кроется рай. Но какая-то часть меня сопротивлялась этому ощущению, подсказывая, что не всё здесь так просто. Такая чрезмерная уверенность только зарождала во мне тревогу. Кто знает, что за человек скрывается под этим карнавальным обликом? — Кстати, тебя как зовут? — внезапно спросил он, сдвинув очки на кончик носа. — Эрин Анкер. — Эрин Анкер… — повторил Шляпник с чуть растянутым акцентом, будто пробуя, как оно звучит на его языке. Затем его губы тронула загадочная улыбка. — Хорошее имя. Оно звучит… как будто у него есть предназначение. — Анкер означает «якорь», — спокойно пояснила я. — Якорь, значит? Интересно… — он тихо рассмеялся, задумчиво склонив голову. Его пальцы небрежно постукивали по краю стола, задавая рваный, неуловимый ритм. — Звучит как спасение или же… Шляпник выдержал паузу, вглядываясь в мое лицо, словно проверяя, как я отреагирую на его слова. Затем, чуть прищурившись, добавил с той же игривой ноткой: — … гибель, когда вода уже сомкнулась над головой. Ведь якорь может удержать и не дать утонуть, а может потянуть на дно. — Зависит от того, кто держит его в руках, — спокойно заметила я. — Вот это мне нравится, Эрин Анкер, — сказал Шляпник. — Ты умеешь ловить суть. А потом улыбнулся чуть шире, в его глазах мелькнул лукавый блеск. — Вопрос только в том, кем хочешь быть ты? — Думаю, что мне не слишком интересно играть в символику, — сухо ответила я. — Особенно в таком месте, как это. Сняв солнцезащитные очки, Шляпник чуть склонил голову набок, его черные глаза внимательно пробежались по моему лицу. — Ты говоришь так, будто не веришь в судьбу, — заметил он, голос его стал мягче, но не менее цепким. — В мире, где моя жизнь может зависеть от одной карты? Нет, не верю, — я приподняла бровь. — Здесь есть только удача и расчет. Я мельком взглянула на Чишию, который в ответ лишь чуть заметно усмехнулся, а затем его лицо снова приняло привычное, бесстрастное выражение. Шляпник не сразу ответил. Он откинулся назад в кресле и улыбнулся, будто мои слова его забавляли. — Ну что ж, посмотрим, Эрин, — он театрально развел руками, как будто показывая, что в этом мире ничего не происходит случайно. — Но знаешь, иногда даже самый закоренелый скептик обнаруживает, что не все можно объяснить расчетом, — расфилософствовался Шляпник. Он снова склонился чуть ближе, его голос зазвучал почти ласково, но тревожащая нотка осталась: — Особенно в таких местах, как это. Я не отвела взгляд, хотя внутри что-то сжалось. Этот человек явно любил играть с людьми — с их разумом, с их ожиданиями. — Посмотрим, — ответила я ровным тоном, скрывая под ним легкое беспокойство. — Интересно, куда приведёт твой потенциал… — задумчиво произнёс он и, словно спохватившись, резко выпрямился, сменив тон на более деловитый. — А теперь я готов дать ответы на все твои вопросы! — Думаю, это неплохая идея, — ответила я, заставив себя улыбнуться, пусть и слегка натянуто. Шляпник рассмеялся — коротко, весело, как будто только этого и ждал. Он наклонился ко мне и, понизив тон, вкрадчиво произнес: — У тебя же, наверняка, есть вопросы, да? Я решила молча кивнуть на всякий случай, пока не пойму, насколько безопасен весь этот разговор. — Замечательно. А теперь прошу, обрати своё внимание сюда. — он повернулся к стене и резко щёлкнул пальцами. Как фокусник, собирающийся показать свой главный трюк. Двое парней, возникших буквально из ниоткуда, подбежали к стене. Суетливо потянув за створки деревянной перегородки они отодвинули её, открыв огромное полотно, на котором были изображены игральные карты, упорядоченные по мастям и достоинствам. Почти все из них были перечеркнуты красными линиями, где нетронутыми оставались лишь карты с фигурными значениями. — Вот она — наша общая цель! — объявил Шляпник с восторгом, указывая на полотно. В этот момент от его голоса веяло искренней страстью, которая соседствовала с безумием в его горящих глазах. — Наш единственный и действенный способ спастись из этого ада нашей мечты и вернуться в прежний мир — это… — тон Шляпника пошел по нарастающей, а жестикуляция стала все более выразительной. —… собрать все карты до единой! «Ад нашей мечты?» — повторила я про себя, переводя взгляд с цветных изображений обратно на его довольное лицо: — И если мы соберём их все… мы сможем вернуться в наш обычный мир? — Избранный сможет вернуться! — воодушевленно воскликнул «Номер один». — Значит, не все? Только кто‑то один, какой‑то… Избранный?.. — я разочарованно взглянула на Шляпника. Он ответил лишь неопределённым движением плеч, лукаво сощурив глаза: — Не какой-то… А тот, кто является на данный момент «первым номером». Поэтому я ввел систему рангов. Чем ценнее карты ты приносишь, тем выше становится твой ранг, а значит увеличиваются шансы на скорое возвращение. Разве это не прекрасная возможность доказать, на что ты способна? Слова Шляпника звучали одновременно и как предупреждение, и как вызов. — Я пока не знаю, — призналась я. — Нужно всё обдумать. Шляпник улыбался. Широко, немного даже чересчур. От него исходило почти осязаемое напряжение, но вместе с тем и некий дерзкий азарт. Я чувствовала, что он вовсе не такой уверенный, каким пытается казаться. В его взгляде читалась ревность к собственной власти и страх её потерять. И, несмотря на всю показную дружелюбность, я понимала: при любом раскладе этот человек преследует только свои цели. — Задолго до того, как ты тут появилась, мы собрали воедино всю информацию, что у нас имелась об этом месте, — вновь заговорил он. — Не могу раскрыть источники, но, поверь, они полностью надежны. И мы решили создать здесь нечто вроде идеальной утопии, чтобы вдохнуть в людей надежду, заставить их поверить в спасение. Это место призвано дать им возможность вновь ощутить вкус жизни! С каждым новым словом в речах Шляпника становилось всё больше пафоса и эмоционального накала. — В этом месте есть всё, о чём только может мечтать человек! — продолжал вещать он и уже не на шутку разошелся. — Мы предлагаем всевозможные удовольствия: хочешь отдаться пьянству — пей хоть до беспамятства, хочешь забыться в наркотической дымке — нет проблем, колись чем душа пожелает, а если желаешь воплотить самые дикие фантазии — отдавайся любви или страсти в любом её проявлении. Никто не осудит, — он произнёс это с таким энтузиазмом, что я чуть не начала аплодировать. Речь выходила воистину зажигательная. — Здесь ты вольна поступать, как угодно. Живи так, будто завтра не наступит! Полная свобода, понимаешь? — он обвёл зал широким жестом. — Воплощай любые фантазии! Делай, что хочешь, и ни в чём себе не отказывай. Разве это не то, о чем люди мечтают всю жизнь? На этой прямо-таки бодрящей ноте Шляпник завершил свой эмоциональный перформанс, то ли ожидая бурных оваций, то ли рассчитывая увидеть восторг в моих глазах. Я же смущённо качнула головой, сама не до конца понимая, что чувствую. — Тебе кажется, что я чересчур фантазёр? Но знаешь, — он вдруг понизил голос до полушёпота, склоняя голову ко мне. — Иногда, чтобы выжить в кошмарном мире, люди и должны стать немножко безумцами. Это и есть настоящая свобода, когда уже нет страха перед будущим — потому что его как будто нет. Возможно, он говорил правильные вещи… а, может, просто настолько умело внушал, что я уже начала ловить себя на мысли, что эта идея — жить легко и без страха — действительно завораживает… Но, называть этот хаос «раем» или «утопией» — слишком даже для меня. С другой стороны, здешний мир был до ужаса безумен и я уже начала допускать мысль, что вполне возможно как раз психи-то понимают в происходящем гораздо больше остальных, и что это нормально — у каждого психа должны быть последователи. Я украдкой покосилась в сторону Чишии, шепча сквозь зубы: — Чёрт побери, во что ты меня втянул, снежный лис? Но он уставился куда-то в угол и даже не смотрел на меня. — Ну… каждый видит то, что хочет видеть, — сказал Шляпник и взял паузу, чтобы запечатлеть эффект своих слов, а потом вдруг снова быстро заговорил, точно вспомнив о чём-то важном. — Ах да, я не представил тебе моих ближайших соратников. Прошу простить: я совсем забыл об этой формальности, — Шляпник вскинул брови и хлопнул в ладоши, отчего я вздрогнула. Меня так увлекли его речи, что я даже не заметила, когда в помещении появились ещё три человека. — Ой… — вырвалось у меня почти беззвучно, когда взгляд натолкнулся на девушку, стоящую в позе египетской жрицы, с длинными чёрными волосами, обрамляющими безупречно-правильные черты лица. Рядом с ней находился мужчина в очках и в деловом костюме. Он выглядел «обычным» — настолько, что это само по себе было крайне необычно для этого места. Его очки поблёскивали под ярким светом, а аккуратная причёска свидетельствовала о том, что он весьма педантичен. Впрочем, во взгляде его читалась проницательность, и я была готова поклясться, что он осматривает меня с головы до ног, отмечая каждую деталь. Третьей была девушка, на первый взгляд слишком высокая для японки. Она была в коротких шортах, которые подчёркивали длину её ног, и белом топе, открывающем живот. Когда свет падал на её лицо становились заметны высокие скулы и уверенный прищур глаз. — Итак, позволь представлю, — провозгласил Шляпник, указывая на девушку с длинными волосами и идеальной осанкой. — Мира Кано, номер семь — превосходный игрок в червы и психотерапевт. Она лечит души, если, конечно, в них ещё осталось, что лечить, — при этих словах он хитро улыбнулся. Я покосилась на Миру. Та лишь кивнула, чуть приподняв бровь. — Наш номер шесть — Ан Ризуна —судмедэксперт и, по совместительству, единственный врач на территории Пляжа. И, наконец, — Шляпник указал ладонью в сторону мужчины в очках. — Кузурю Кейчи, третий номер. — Его мозг — чистейшая рациональность, как говорится. Вопросы стратегии, переговоров, сложных планов — всё к нему. Они оба специалисты по «бубнам» и я очень ценю их умение логически мыслить. Мира лишь слегка приподняла уголки губ, но взгляд её оставался непроницаемым. Кузурю неторопливо поправил очки и кивнул, выдав безэмоциональное «Приятно познакомиться». Ан, напротив, выглядела так, словно с трудом сдерживала желание рассказать что-то более важное, чем то, о чем мне с таким восторгом сообщил Шляпник. Я ощутила на себе пристальные, почти изучающие взгляды трёх человек и, переведя на них взгляд, машинально выпрямилась. Все трое смотрели на меня по-своему. Мира — с чуть приподнятой бровью, будто хотела прочесть мои потаённые мысли. Ан — с тёплым пониманием: кажется, она и сама когда-то была в таком же смятении. Кудзурю, напротив, словно пытался предупредить, что цена за «свободу» будет непомерно высокой. Но никто не сказал ни слова. В конце концов, Ан сделала шаг вперёд и обратилась ко мне: — Ты наверняка хочешь понять, как мы здесь живём. Шляпник любит рассказывать о роскошном фасаде, но, поверь, мы долго трудились, чтобы обеспечить базовые условия, — она коротко взглянула на Шляпника, который уже нарочито демонстративно зевал, показывая, что бытовые подробности его совсем не занимают. Это важные моменты, без них никакая «утопия» не может существовать, верно? Я кивнула ей в знак благодарности с заметным облегчением. Всё-таки здесь есть и те, кто мыслит практически. — Ты права, я и правда хотела спросить об этом. Сейчас эти подробности были мне куда интереснее, чем громкие речи Шляпника. Хотя я всё ещё не доверяла всему происходящему, желание разобраться в этом «рае без правил» перевешивало сомнения. — Всё функционирует благодаря огромному запасу баллонов с пропаном. У нас сотни этих баллонов, аккуратно сложенных в подвальном помещении. Я проверяю их каждую неделю, чтобы не было утечек. Этот газ используется и для подогрева воды, и для резервных генераторов. Даже кухня у нас на пропане, — Ан сделала небольшую паузу, давая мне осознать всю сложность процесса обеспечения данного «рая» жизненно необхдимыми элементами, а затем продолжила. — Воду мы качаем из реки, но обязательно пропускаем её через несколько уровней фильтрации: сначала через крупную сетку, потом песчаный фильтр, а затем через сорбционный картридж. Так она становится чистой. Что касается освещения, то мы усовершенствовали технологию так, что газ хранится в небольших капсулах прямо внутри лампочек. По сути, внутри каждой лампы есть миниатюрный баллончик с пропаном и крошечный регулятор, который дозирует подачу газа к фитилю. Благодаря этому лампы не зависят от общей газовой магистрали: их можно легко вынуть, заменить или пополнить в том же подвале, где мы храним большие баллоны. Получается автономная система освещения: достаточно вставить такую лампу в её гнездо и она автоматически подсоединяется к небольшому клапану, после чего газ начинает подаваться. Таким образом и в коридорах, и в комнатах всегда есть свет, а расход пропана можно легко контролировать и пополнять по мере необходимости. Ан говорила ровным и уверенным голосом, как человек, привыкший держаться себя под контролем в любых ситуациях. Я смутно почувствовала, что именно она, возможно, обладает редким даром — балансировать между рациональностью и этим жутковатым безумием вокруг. — Спасибо. Очень интересно было узнать, — я улыбнулась ей. — Ведь столь масштабная «утопия»… уж точно не может существовать на пустом месте. Всё это здание, все эти люди — это же огромный ресурс. — Конечно, не может, — Ан чуть пожала плечами, обводя взглядом зал, останавливаясь на Шляпнике. — Но об этом рассказывать не так увлекательно, как о вечеринках и наркотиках. Люди предпочитают слышать про эйфорию, а не про генераторы и системы подачи воды, но всё же это основа нашей «утопии». Шляпник, слушая нас, лишь развёл руками: — Эй, но ведь люди любят, когда им рассказывают об удовольствиях. Без этой романтики сама идея «Пляжа», возможно, и не имела бы успеха. А правда? — он повернулся ко мне и глазами поискал одобрения. — Ведь тебе же понравилась моя речь? Я посмотрела на него: в его взгляде то ли ревностное ожидание похвалы, то ли насмешка. Казалось, ему жизненно важно, чтобы его «выступление» вызывало восторг — или хотя бы волнение. — О да, она определённо была яркой, — я позволила себе лёгкую улыбку, намекая на всю пафосность его монолога. — Но… — добавила я, дав понять, что не до конца разделяю его «восхитительную» точку зрения, — называть это место «утопией» мне кажется излишне оптимистично. — Мечта и реальность, — тихим голосом неожиданно вмешался Кузурю, отчего я вздрогнула. До этого момента он стоял совершенно безмолвно. — Порой они выглядят одинаково заманчиво, — он поправил очки и посмотрел на меня серьёзным взглядом. — Иногда мечта опаснее, чем реальность, но самое страшное — когда люди слишком поздно понимают, что заплатили за эту мечту всем, что у них было. В его голосе звучала усталость, какая бывает у человека, который многое повидал. Мне вдруг стало интересно, что за история скрывается за этим бесстрастным лицом. — Или играть по правилам, которые навязаны свыше, — неожиданно мрачно добавила Мира, скрестив на груди руки. В её тоне послышалось предупреждение, но я не успела задать ей ни одного вопроса, потому что Шляпник вновь энергично развёл руками, отвлекая внимание на себя: — Ну хватит вам сгущать краски, — он повернулся ко мне, возвращая привычный пафос и улыбаясь так широко, что улыбка уже казалась болезненной. — Мы ведь хотим показать наш «Пляж» как самую яркую сторону этого мира! А вы тут говорите о каких-то системах подачи воды и каких-то чужих правилах. — Дорогая моя, — вскинул он руки. — ты пришла в место, где можно сбросить все оковы. Тебе ли жаловаться, а? И не говори, что это вовсе не привлекательно. Я глянула на Ан и она понимающе кивнула, словно говоря: «Не обращай внимания, он всегда так». Я ответила ей лёгкой улыбкой. — Кстати, о правилах, — словно спохватившись сказал Шляпник, снова нацепив на нос солнцезащитные очки. — Я бы хотел внести ясность. Чтобы пользоваться всеми благами нашей утопии придётся соблюдать три правила. Услышав это, я машинально нахмурилась, сбитая с толку самой идеей того, что в столь безумном месте могут существовать какие-то формальности. Казалось бы, в этом хаотичном пространстве, которое они называют «утопией», точно не должно быть ничего, что напоминало бы упорядоченную систему. — Итак, правило номер один, — провозгласил Шляпник, загибая палец. — Все выигранные карты, включая их дубликаты, становятся собственностью «Пляжа» и служат общему благу. За один раз может спастись лишь один человек. Этот счастливец освобождает место следующему. Порядок спасения определён рангом, который указан на браслете. Пока он вещал, я снова мельком взглянула на Чишию, который, скрестив на груди руки, лениво подпирал стол. Казалось, он даже дремлет стоя, настолько безразличным и застывшим было его лицо. Глядя на такой откровенно скучающий вид, мне стало ясно, что он уже слышал эти речи десятки раз и наверняка прекрасно знает, чем грозит несоблюдение правил. Пока я пыталась понять, к чему всё идёт, Шляпник торжественно загнул второй палец и прокашлялся перед тем, как выдать продолжение: — Правило номер два. Из соображений безопасности все, кто находится на «Пляже», должны носить купальные костюмы, так как в них сложнее спрятать огнестрел, а нам не нужны сюрпризы. Конечно, у нас есть оружие, но оно находится под бдительным контролем наших боевиков, поэтому им разрешено носить другие вещи. Слова о «безопасности» и «оружии» заставили меня напрячься. Если для присутствия в этой «утопии» требуется раздеваться почти догола и зависеть от неких боевиков с «официальным» доступом к оружию, а карты почему-то объявлены всеобщим достоянием, значит, не всё, что здесь происходит — безобидное времяпрепровождение. Я пыталась быстро прикинуть, чем может закончиться вся эта «утопия»: во-первых, если власть сосредоточена в руках нескольких людей с оружием, то их контроль абсолютен. Во-вторых, если карты, которые являются здесь предметом выживания и спасения, автоматически «принадлежат всем», — значит, тот, кто собирает их, может в итоге манипулировать другими, решая, кто спасётся, а кто нет. В-третьих, само название «Пляж» уже внушало мне подозрения: оно звучало как беззаботный курорт, но по факту походило на какую-то полувоенную секту. Всё это вместе крепко застряло в моём сознании, и чем дольше я слушала Шляпника, тем громче стучала в голове мысль: «Надо уходить. И чем скорее, тем лучше». Видимо, моё волнение выдало меня: я прикусила губу и, наверное, смотрелась не слишком воодушевлённо всей этой «идеей». Шляпник это подметил и тут же склонил голову набок, подкинув мне лукавую улыбку: — Что, дорогая, волнуешься? Я медленно поднялась, стараясь не выглядеть слишком резкой или грубой. Хотелось сказать, что мне это не подходит, и я отказываюсь становится частью этого сообщества, но я понимала, что слишком прямо высказываться опасно: этот человек с улыбкой на устах только что говорил о боевиках и полном контроле. Поэтому я выбрала более мягкий тон, надеясь, что это даст мне шанс покинуть место без конфликтов. — Это… достаточно неожиданно, — начала я, стараясь улыбнуться как можно вежливее и дипломатичнее. — Но, честно говоря, я не уверена, что мне стоит оставаться здесь. Понимаете, сама идея вашей «утопии» волшебна, но, боюсь, я… возможно…э-э-э… не создана для такого рода приключений. Я говорила намёками, выбирая слова так, чтобы не звучать слишком прямолинейно. Мне хотелось донести, что я ни с кем не собираюсь спорить и вовсе не критикую их «рай», просто хочу тихо исчезнуть. Я надеялась, что достаточно мягкая формулировка и вежливость позволят избежать конфликта и спокойно ускользнуть из этого места, прежде чем я окончательно завязну в этой безумной системе. На мгновение показалось, что, может, Шляпник примет мои слова и просто пожмёт плечами с видом «Ну что ж, каждому своё». Но он вдруг весело рассмеялся, откинул голову назад, будто я только что сказала ему что-то невероятно забавное, а затем внезапно скис, словно на глазах потеряв всю свою праздничную бодрость и, театрально всплеснув руками, скорчил жалостливую мину. — Уйти? — протянул Шляпник, подойдя ближе. — Ты правда полагаешь, что так легко можешь отказаться от всех наших даров и возможностей? Хм… как жаль… — с этими словами он уверенно положил обе ладони мне на плечи, заставляя опуститься обратно на не слишком удобный стул. — Ты меня разочаровываешь своей недальновидностью. Но, боюсь, я тоже вынужден тебя разочаровать: просто так уйти не получится. В его манерах теперь сквозила явная угроза. Передо мной стоял больше не весельчак, а человек, способный на крайне неприятные поступки, если что-то пойдёт не по его плану. Шляпник приблизил свое лицо ко мне и произнёс, медленно и отчётливо, чеканя каждое слово: — Есть еще и третье правило. Он сделал паузу, а я в это время разглядывала собственное отражение в его тёмных очках: растерянное, напряжённое. — И это правило гласит… Смерть предателям… — Шляпник произнёс это почти шёпотом, но все мускулы моего тела так и скрутило от напряжения, а тут же, спустя полсекунды, он взревел, сорвавшись с приторно-ласкового тона: — Смерть всем, кто осмелится нарушить нашу гармонию и предать Лидера! Мы не держим здесь трусов… или предателей! От такого резкого перехода его голоса к крику я невольно вздрогнула и вжалась в спинку стула. Шляпник выпрямился и теперь уже смотрел на меня сверху вниз с широкой улыбкой, под которой скрывалось мрачное предупреждение: «Прими эти правила, иначе не покинешь это место. По крайней мере живой». Сомнений не оставалось: этот человек не остановится ни перед чем, если сочтёт, что я предала «Пляж» или, тем более, его самого. Он затянул небольшую паузу, словно давая мне время осознать, во что я ввязалась. А Чишия, чёртово проклятье, просто усмехался где-то за моей спиной. И я уже не сомневалась, что он наслаждается моим растерянным видом, смотря, как я судорожно пытаюсь разобраться в этом новом порядке. — После того, как ты узнала всю правду, — неожиданно заговорил Кузурю. — Если сейчас решишь отступить… Разве это не будет эгоистично с твоей стороны? Голос его звучал на удивление мягко, с тенью сочувствия, но за этим проступал тонкий упрёк. — Все, кто здесь, — продолжил он более настойчиво. — Объединились в стремлении выжить. Мы верим, что сообща пройдём испытания, которые невозможно пройти в одиночку. Я заметила, как он пытается говорить ровно, спокойно, почти внушающе. В его голосе почувствовалась та самая логика, которой оправдывают жестокие порядки: «Ты уже зашла слишком далеко, чтобы сейчас отступать». «Надо было предупредить обо всём заранее, — хотела я выпалить ему в лицо. — Это нечестно — заманивать людей в ловушку, а потом ставить перед фактом, что уйти живым просто невозможно». Но, заметив недоброе выражение лица Шляпника, я решила прикусить язык, ощущая, как последние иллюзии насчёт возможности «просто уйти» растаяли в воздухе. — Ну, а теперь, я бы хотел получить твои карты, — внезапно хлопнул в ладони Шляпник, меняя тон на деловой. — Мои карты? — переспросила я, растерянно моргая. За этими новыми правилами и угрозами я совсем забыла, что у меня и правда кое-что имелось. — Чишия сообщил, что у тебя есть Восьмерка бубен, — сказал Шляпник, кивая в сторону своего равнодушного сообщника. — Эта карта нам крайне необходима. «Чишия, значит, сообщил. Интересно, и когда же он успел?» Внезапно меня осенило, что все было спланировано заранее и он пришёл ко мне ночью лишь ради этой восьмёрки бубен. Но буквально в следующую секунду я вспомнила, как сам же Чишия настоял, чтобы именно я взяла эту карту. Зачем тогда тайком выуживать у меня то, что он собственноручно мне отдал? Чишия прекрасно понимал, что сначала меня надо слегка «обработать» таинственными полуправдами, а затем подвести под жёсткие правила «Пляжа», чтобы я уже не могла отказаться. Вероятно, было нечто большее в его намерениях, чем простая передача карт Шляпнику. Я снова покосилась на Чишию, который сдержанно ухмылялся, глядя на мою растерянность. «Как же тебя всё это забавляет», — пронеслось у меня в голове. И всё-таки я решила не устраивать сцен, предполагая, что если мне всё же придётся остаться в этой чертовой утопии, то впереди у меня, наверняка, будет ещё немало поводов для этого. Не видя иного выхода, я запустила руку в карман и, вытащив две карты, протянула их Шляпнику, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Вот. Он бегло посмотрел на тройку треф, и по его презрительному фырканью было понятно, что она не представляет никакой ценности. Но, завидев восьмёрку бубен, он буквально зашёлся от восторга: схватил карту, повертел её перед глазами, разглядывал со всех сторон, словно проверяя на подлинность, и едва сдерживался, чтобы не попробовать на зуб. Судя по тому, как он возбуждённо приподнимал брови, эта восьмёрка бубен имела огромную ценность. Сжав губы, я мысленно ругала себя: нужно было уходить сразу, ещё при первом намёке на безумие. Но теперь мне уже некуда деваться. Я оказалась в месте, где правят люди с оружием и смутными законами, да ещё под наблюдением сумасшедшего лидера. Он неспешно приблизился к полотну с картами, торжественно перечеркнув густой красной линией «Восьмёрку бубны». Звук скользящего по холсту маркера резанул по ушам. Затем, Шляпник небрежно защёлкнул на моём запястье резиновый браслет с цифрами, обозначающими порядок в очереди. Я нахмурилась и непонимающе посмотрела на цифры, выгравированные на браслете. Раздражение отчётливо зашевелилось внутри, но я попыталась сохранить невозмутимый вид. Однако, Шляпник, похоже, заметил, как мои губы недовольно сжались, а во взгляде замаячила тень неприязни. — Понимаю твои чувства, но… знаешь ли, я очень дорожу тем, что создал, и было похоже, что ты всерьёз хотела нас покинуть. Однако, стоит тебе немного постараться, проявить себя, и, обещаю, цифра на твоем браслете будет заменена на более… — Шляпник замолк, подбирая слово. -… красивую. Он сделал паузу, выжидающе глядя на меня, но я молчала. — Ну что ж, думаю, на сегодня достаточно, — заключил он, в знак приветствия грациозно разведя руки в стороны. — Добро пожаловать в наш чудесный мир, дорогая! Называй это место хоть адом, хоть гиблой затеей, но я зову его «Пляж»! Надеюсь, пребывание здесь принесёт тебе массу новых открытий…и ты не пожалеешь о сделанном выборе… ведь, — он прищурился, внимательно наблюдая за мной, а затем его улыбка стала шире, почти издевательской. — Другого у тебя, боюсь, уже нет. Шляпник повернулся и сделал несколько шагов, собираясь покинуть зал, но вдруг остановился, вспомнив о чём-то крайне важном. — Забыл предупредить: все дверные замки залиты суперклеем, чтобы никто ничего не скрывал. Чишия, будь любезен, покажи нашей дорогой гостье её комнату. Пусть привыкает к новым условиям. Чишия плавно оттолкнулся от стола и неторопливо двинулся вперёд, скользнув по мне безразличным взглядом.

***

— Зачем… — как только мы вышли из зала тихо выдохнула я, едва справляясь с дрожью в голосе. — Зачем что? — Чишия не остановился, продолжая идти вперёд размеренным шагом. — Привел меня сюда, к этому… Шляпнику? Ты же заранее знал, что он играет по своим странным правилам… — Увидел в тебе толк и решил, что будешь полезна «Пляжу», — последовал короткий ответ. Чишия даже не удосужился обернуться, лишь чуть заметно вздохнул, словно давая понять, что дискуссия с новичком — тягостная рутина, в которой он не находит ни радости, ни особого смысла. Я стиснула зубы, понимая, что ответы придётся искать самой, а он едва ли станет моим союзником или человеком, которому можно доверять. Но, несмотря на это, появилась странная решимость не просто выжить на этом «Пляже», а узнать все его секреты — даже если для этого придётся вытерпеть унизительный браслет на руке и надменные реплики Чишии. Его слова только подхлестнули моё раздражение: то спокойное высокомерие, с которым он признал мою «полезность», казалось мне оскорбительным. Дальше мы шли молча, но один вопрос не давал покоя, пока я, наконец, не решилась его озвучить: — А что тебя держит в этом безумном месте? Чишия приостановился, но не обернулся, а на мгновение замер, будто размышляя, стоит ли вообще удовлетворять моё любопытство. — У меня свои причины находиться здесь. И, поверь, они очень далеки от забав этих беглецов от реальности. Он оглянулся, и я заметила у него на губах лёгкую, почти презрительную усмешку. Ощутив в груди новый, неотвязный вопрос — хотелось спросить, в чём же именно заключается его цель и почему она так важна, что он готов закрывать глаза на все риски и терпеть опасные игры Шляпника, но не успела вымолвить ни слова. На нашем пути возникла неожиданная и малоприятная преграда в виде трех угрожающего вида личностей. С первого взгляда стало ясно, что они настроены далеко не дружелюбно: у каждого из них имелось оружие, а по ауре агрессии, исходящей от них, можно было сразу догадаться — это и есть те самые боевики, о которых упоминал Шляпник. Лицо самого старшего, облачённого в военную форму, показалось мне смутно знакомым, будто я уже где-то встречалась с ним ранее, но не могла вспомнить когда и при каких обстоятельствах мы могли пересечься. Остальные двое были мне совершенно незнакомы, но их внешний вид впечатлял аж до дрожи в коленях. Один из них, тот, что с черными как смоль волосами, ниспадавшими до плеч, держался вызывающе и нагло, беззастенчиво разглядывая меня липким взглядом с головы до ног и обратно, словно мысленно снимая с меня всю одежду. За его спиной непринуждённо болталась винтовка, но выглядела она достаточно устрашающе, и не оставляла сомнений, что парень умеет с ней обращаться. Второй боевик выглядел куда более экзотично: его лицо почти полностью покрывали перманентные симметричные узоры черного цвета, напоминающие татуировки маори — они заворачивались от висков к скулам, спускались по щекам к подбородку. В руке он зажимал катану и то, с какой уверенностью его пальцы обхватывали рукоять, не оставляло сомнений, что он готов применить ее в любой момент без колебаний. Взгляд снова вернулся к старшему военному. Он стоял чуть позади, не говоря ни слова, но при этом, казалось, контролировал каждого из нас, включая собственных подручных. Я вновь мучительно попыталась вспомнить, где уже видела это суровое лицо. Некое тревожное чувство пробежало по спине, когда мозг уже почти зацепился за воспоминание, но в последний момент оно всё-таки ускользнуло. Все трое не сводили с нас глаз, и каждый из них казался смертельно опасным по-своему. Внезапно черноволосый отделился от группы, вальяжной походкой направляясь ко мне. — Ну, кто тут у нас? — протянул он. Его взгляд бесстыдно обшаривал моё тело, а на губах всё время играла насмешливая ухмылка. — Иностранка, да? — приблизившись вплотную, он втянул носом воздух, будто пёс, и прежде, чем я успела сообразить, что происходит, высунул язык и коснулся моей щеки. Это было невероятно нагло и отвратительно. Чишия же всё это время стоял чуть позади, не горя желанием вмешиваться. Я машинально отпрянула, делая шаг назад. В глазах парня вспыхнуло недовольство. Он резко завёл руку за мою спину, ухватился за волосы и дёрнул их вниз, заставив голову запрокинуться. Дуло винтовки упёрлось в мой живот, недвусмысленно указывая, кто здесь диктует условия. Тело невольно содрогнулась. — Ах, как трепыхаешься… — «ласковым» голосом, в котором сквозила издёвка, произнёс он, усиливая нажим винтовкой. Отличный поворот событий, особенно если вспомнить, что я всего лишь хотела пройти мимо без лишних проблем. — Со мной следует вести себя хорошо, иначе… Он сильнее вжал свою винтовку, тем самым недвусмысленно давая мне понять, что будет, если я ослушаюсь. — Достаточно, Нираги, оставь ее, — раздался тяжёлый командирский голос голос старшего военного. — Нам некогда тут застревать. Идём. Нираги нехотя подчинился, неохотно выпуская волосы, но напоследок скользнул пальцем по моей шее и нагло ухмыльнулся. — Жду не дождусь, когда мы познакомимся поближе, — улыбаясь как-то по-особенному подло, он высунул язык и азартно прокатил шариком пирсинга по губе, показывая, что у него есть ещё парочка идей, как меня «развлечь», а затем, развернувшись на пятках, направился обратно. «Приветствие» закончилось и Чишия, ни на кого не взглянув, словно был уверен, что его здесь никто не тронет, прошел прямо между Нираги и старшим военным, которого мне так и не удалось вспомнить. Я поспешила вслед за ним, все еще ощущая на себе тяжёлый пристальный взгляд. — Он… Этот Нираги всех вот так встречает? — поинтересовалась я у Чишии. — Бывает и хуже, — блондин равнодушно пожал плечами. — Значит, можно считать, что мне повезло? — В какой-то степени да. Меня всё еще трясло от пережитого, а перед глазами стояли мрачные образы: чёрные татуировки на лице второго военного, его холодный и отрешённый взгляд, а также нахальная ухмылка Нираги и тот наглый жест, от воспоминаний о котором внутри всё сжималось от отвращения. — Это… всё, что можно ожидать с их стороны, или…? — тихо спросила я, намекая на дальнейшее взаимодействие с этими опасными людьми. — Пока да, — спокойно ответил Чишия, но по выражению лица было понятно, что он вовсе не уверен, долго ли продлится это «пока». — По крайней мере, если Агуни сказал «идём» — значит у них сейчас другие приоритеты. Не связывайся с ними без крайней нужды. Если, конечно, не хочешь, чтобы Нираги стал твоим новым… — Чишия усмехнулся. — хм… «другом». — Приму к сведению, — ответила я, невольно оглядываясь. — Вот твоя комната, — коротко пояснил Чишия махнув рукой в сторону темно-коричневой двери и, не сказав больше ни слова, развернулся, чтобы уйти обратно. Я стояла на месте в полном недоумении, нервно сжимая ладони, пока он не исчез за поворотом, оставив меня в компании собственных мыслей и ещё не остывшего адреналина. Однако, перед тем, как войти внутрь, я снова огляделась, опасаясь возможного появления Нираги. Не знаю почему, но мне отчётливо показалось, что он где-то рядом, высматривает очередную жертву для своих извращённых «приветствий». Возможно, это просто паранойя. Хотя, в такой реальности, похоже, паранойя — это самое здоровое чувство. Я вздохнула, прикрыла глаза и толкнула дверь. Больше ничего не оставалось.