Вампир: Революция человечества

POV Послушник Юджин Флинн Перед полицейским участком №4, Готаэрштрассе 19, Берлин, Федеративная Республика Германия 20 сентября 2017 года, 13:47       Поскольку показания мы с Эми дали рано утром, ибо «Айдан» позвонила нам чуть ли не в семь утра, то оставшийся день был свободен. Шабашиты пока что не допросили «Джихангира», оказавшегося бессильным перед странными шлемом, наручами и наголенниками, подарками от «Тал’Маэ’Ра». Никогда ничего подобного не видел. Тот, кто легко мог одним своим прикосновением убить нас, превратился в жалкого пленника, чьи силы почти иссякли на момент прибытия отряда Натана Мендельсона в штаб Шабаша. Про местонахождение штаба мне ничего не говорили. Может, оно и к лучшему, ведь я могу наткнуться на мастера Доминирования, который выведает эту инфу из моей башки на раз-два.       На выходе из полицейского участка, чьё название я всё равно не запомнил, мне пришла в голову идея написать мистеру Беккету СМСку, чтоб в том случае, если он не занят, он перенёс встречу с пяти вечера на более раннее время. Вот я, сидя в машине Эмили, и написал ему:       «Мистер Беккет, я свободен. Если вы тоже ничем не заняты, давайте хоть сейчас встретимся во вращающемся ресторане, о котором вы вчера писали».       Глубоко прятать смартфон я не стал, ведь Беккет может ответить в любую секунду. Пока же можно поболтать с Эми. Но не просто так, а чтоб отвлечься от всей этой эпопеи с филактерией, культом Тёмной Владычицы и «Джихангиром», будь последний неладен. Тема напросилась сама собой, когда я, сидя рядом с Эми, буркнул:       — Хорошо, что не «Миллениум» — наш враг.       — «Миллениум», говоришь?.. — покосилась Эми, явно знакомая с «Хеллсингом». — А я вот рада, что наш враг — не Алукард.       — Алукард? Он же ж имба неубиваемая, — я вздрогнул, вспоминая, как бывшего господаря Валахии убивали, убивали хуеву тучу раз, а он постоянно возрождался. А в эпилоге, когда он вернулся в реальность спустя 30 лет, он вообще превратился в бога во плоти. По крайней мере, на фоне наших вампов этот Влад Басараб — точно ебучая имба. — Его вообще никому не удалось убить. Помнишь?       — Помню, — едва кивнула Эмили, остановившая машину на светофоре. — Просчитался что-то хер Монтана. Как и отец Андерсон.       — Ну не скажи, — качнул я головой, не соглашаясь с Эми. — Мне кажется, ограничения по типу «только человек может убить чудовище вроде Алукарда» не существует. Эго у него слишком большое. Выёбывался, думая, что его никто, кроме человека, не остановит. Уж не знаю, смог бы отец Андерсон убить его без Гвоздя Креста Господня.       — Печально, что Кота Хирано забил на «Хеллсинг», — вздохнула Эми. — Я б посмотрела, как Алукард всякий раз дохнет и появляется у своей госпожи-карги.       — Баба-Яга какая-то, право слово, — нервно усмехнулся я, вспоминая кадры с Интегрой Хельсинг в её 52 года. Слишком постарела за 30 лет, что можно обосновать, к примеру, тяжёлой ношей в виде ответственности за паранормальную активность в Британии, а также пережитыми ужасами бойни в Лондоне. Моя мама, например, в свои 64 года выглядит свежее дамы Интегры, однако сильно распереживалась за меня 13 лет назад, узнав, что я стал вампом. Сохранилась аки вино.       — Что есть, то есть. А вообще, я хотела вот что спросить: если б ты лицом к лицу столкнулся с Алукардом…       — Я бы струсил, — перебил я Эми. Иллюзиями я себя тешить не собирался. Что в одиночку, что с друзьями… шансов у меня против бывшего господаря Валахии ноль целых ноль десятых. — Что? Алукард — настоящая имба. Высосал охулиард душ и за их счёт существует. Наверное, только у Прародителей мифических есть хоть какие-то шансы против него, да демонов, которые не Ану.       — Вообще-то, — Эмили улыбнулась, — я хотела спросить: поливал бы ты Алукарда говном, как Штурмбаннфюрер Монтана — его же?       — Конечно, — согласился я, мысленно проклиная себя за то, что не дал Эми договорить. — Алукард — такой же интересный крендель, как, не знаю… — я запнулся, вспоминая, кого из мэрисьюх можно сравнить с ним. — О! Как Рей, Джинни Уизли, Перси Джексон, Тарзан       — Вот уж не думала, что нацист тебе симпатичнее валаха, — удивлённо произнесла Миллер-младшая. Я же пожал плечами:       — Ну а как ты хотела? В «Хеллсинге» нормальны только дама Интегра, котик Шрёдингер, оборотень Ханс Гюнше, да штурмбаннфюрер Монтана.       — Шрёдингер? — Эми приподняла брови и даже на пару секунд глянула на меня, невозмутимо следившего за дорогой. — Этот женоподобный мальчуган? Ему бы кошкодевочкой быть.       — Очаровательной кошкодевочкой, которая окончательно стёрла бы Алукарда из реальности, — протянул я и немедля вставил: — Но эт не точ… — договорить мне не дал звук получения СМСки. Я немедля вытащил смартфон, резко двинул по экрану пальцем вверх и, зайдя в «Сообщения», прочёл сообщение от мистера Беккета:       «Давай в два с половиной часа дня. Там же».       — Так… Беккет перенёс встречу, — объявил я Эми. — На два с половиной часа дня. Успеем?       — Должны, — буркнула Эми, после чего свернула на какую-то дорогу и вдавила гашетку в пол. Мне повезло удержаться на месте, ведь я был пристёгнут, как и она. Заметив, как я малость напугался, она ехидно ухмыльнулась: — Не боись, я уверенно вожу машину. В ДТП не попадём.       — Очень надеюсь, — искренне ответил я. За 13 лет я так и не взялся за умение водить машину. Отчасти из-за лени, отчасти из-за нежелания заниматься геморроем под названием «собственный автомобиль». — Не хочу вернуться к ВиВи калекой, хоть и временным.       — Даже если и попадём в ДТП, то выживем, — Эмили лучилась уверенностью. Надо признать, уверенность не была необоснованной: все вампы, будь то неонаты, анциллы, старейшины или Старцы, выживали в ДТП. Хватало силушки не просто самим спастись, но и пассажиров спасти.       Так вышло, например, в Бостоне лет шесть назад, когда мы с ВиВи ехали домой из местного филиала «Везувия» на её серебристом VolkswagenPolo 2002-го года. Вдруг нам навстречу поехал какой-то лихач на дорогом «Хаммере». И крепком, ведь после столкновения наш «Фольксваген» превратился в помятую груду металлолома с двумя живыми, хоть и тяжелоранеными вампами, а на «Хаммере» мало что пострадало. Из машины выбежала какая-то парочка: девушка лет двадцати пяти и парень, чуть моложе неё. Голубки принялись не нам помогать, а осматривать «Хаммер» на предмет повреждений. Первым из покорёженного «Фольксвагена» выбрался я, а затем ВиВи помог. Мы оба выглядели так, словно побывали у взорвавшегося артиллерийского снаряда.       Мажоры увидели нас, чьи ранения заживали у них на глазах, а затем принялись орать на нас благим матом. Мол, чернь вроде нас не смела ездить по улицам Бостона на рухляди. Пиздюк же стал угрожать мне и жене своим влиятельным папашей, не последним человеком в тогда ещё не национализированной властями КНР «VersaLife». Девка обещала устроить моей жене «сладкую» жизнь в женской тюрьме. Копы, вызванные на место ДТП, поддакивали им. И посадили бы нас с ВиВи за то, чего мы не совершали, если б не вмешательство наших соклановцев. Один из них, работавший адвокатом, сразу заявил, что будет представлять наши интересы. Даже если найдут каких-нибудь лжесвидетелей, якобы видевших, как наш «Фольксваген» ехал по встречке.       Адвоката, которого звали Николасом Фергюсоном, чуть было не убили хмыри, оказавшиеся «сотрудниками» службы безопасности влиятельного папаши того говнюка-малолетки. Звали этого папашу Джастином Торнли, а его сына — Эллиотом. Короче говоря, троица «Торнли-старший, Торнли-младший и Мадлен Райс» затаила на нас обиду, а также обиду на всех Тремеров в Бостоне. Где-то с год они портили нам жизнь, пытались нас убить. Но так уж вышло, что Джастина Торнли убили камми. Ассамиты, которым очень не понравился произвол шишки «VersaLife».       Сынишка и Мадлен Райс решили, будто бы это я и ВиВи обратились к Ассамитам. Голубки напали на нас и попытались убить. В итоге, их убил я, пользуясь Тауматургией. Обоих я взял под контроль и их же руками убил. Эллиот застрелил Мадлен в сердце, а сама Мадлен, вернее, её труп зарезал Эллиота. Сдохли в один день. А ведь что они, что Джастин были слабокровными вампами, попортившими немало крови именно мне и мисс Велюр.       Пока мы с Эми ехали до телебашни с вращающимся рестораном, я мысленно надеялся, что история с мажорчиком, его девушкой и папаней не повторится. Никто не врежется в «туарег», и мы спокойно приедем. Вращающийся ресторан «Sphere» в берлинской телебашне, Александерплац, Панорамаштрассе 1А Тот же день, 14:59       Я облегчённо вздохнул, когда «туарег» занял место напротив Александерплаца, близ железнодорожного вокзала Банхоф. Как гора с плеч, чесслово! Понимаю тех, кто не слышал или мало слышал о вампирах, но при этом в шоке смотрел, как кто-то вроде Эшли Риверса или Антона Ельчина выживает после аварии или зажатия между бампером поехавшего автомобиля и кирпичной колонной. Если Риверс был Гедонистом, то Ельчин — по-моему, нашим, Колдуном. Обращённым кем-то в 2009-м, после премьеры в Сиднейском оперном театре. Правда, свою Тауматургию Ельчин почти не развивал, насколько было мне известно. Паренёк ограничился Доминированием и Прорицанием.       — Ну, ещё не намочился? — ехидно спросила Эми и рассмеялась. Я подхватил смех. Не столько из-за заразительного смеха, сколько из-за желания посмеяться над собой. Не считая, конечно, больных лично для меня тем. — Ладно, пошли, не будем заставлять мистера Беккета ждать.       Чтобы попасть во вращающийся ресторан, сначала мы должны были заплатить за вход по 20 марок за человека, далее — пройти через большой двухэтажный зал, а потом уже найти лифт. Он за сорок секунд отвезёт тебя на смотровую площадку на высоте двухсот трёх метров. Когда мы с Эми стали подниматься наверх, я буркнул:       — Надо будет пригласить сюда ВиВи.       — Обязательно предложи ей вращающийся ресторан, — предложила Миллер-младшая, услышавшая моё бурчание. Я едва кивнул, соглашаясь с ней. Главное — не забыть об этом.       Первый этап пройден. Второй — самый короткий, ведь смотровую площадку и вращающийся ресторан разделяла двадцать одна ступенька. По ней мы с Эмили и поднялись. Третий этап заключался в поисках мистера Беккета. Надо признать, я его далеко не сразу узнал: знакомые очки куда-то подевались, вместо коричневого плаща — серая рубашка с рукавами средней длины, чёрные джинсы и чёрные туфли. Беккет сидел за столом у окна, любовался панорамой столицы Германии, сидя совсем рядом. На стуле слева лежала кожаная куртка. А на столе — какое-то блюдо и стакан с неизвестным мне напитком.       — Вон он, — я кивнул на мистера Беккета и легонько пихнул Эмили под бок. Она окнула и уверенно направилась к столику. Я еле поспевал за ней, боясь, как бы она не наделала чего. А то слишком резко она отреагировала при виде знаменитого вампиролога. На моё счастье, подозрения оказались беспочвенны, так как Эми с придыханием обратилась к мистеру Беккету:       — Добрый день, сэр.       Мистер Беккет медленно повернул к нам голову, улыбнулся уголками губ и заговорил:       — Садитесь, друзья. В ногах правды не было, нет и не будет.       Мы молча сели напротив Беккета. Тут Эми принюхалась и протянула:       — Надо же… не знала, что вам нравится тропический аромат геля для душа.       — Аромат называется «Тропический коктейль», — поправил её Беккет. — Но вы здесь не для обсуждения ароматов гелей для душа. Начну, пожалуй, я, — он подался вперёд и спросил у меня: — Есть какие-то успехи в поисках Скотти?       — Даже и не знаю, стоит ли назвать произошедшее вчера успехом… — признался я и дёрнулся от отвращения, вспоминая «Джихангира». Я вкратце рассказал ему, как мы с Эмили, «Айдан» и GSGшниками наткнулись на культистов Вальбурги Блэк. Разумеется, я опустил имя-фамилию создательницы филактерии. Закончил я рассказ словами: — Вот такие пироги, мистер Беккет.       — М-да… — только и выдал он, после чего провёл рукой по волосам и принял у меня конверт с письмом от Скотта. — Жаль, непонятно, что со Скотти. Итак, вы, если что, продолжайте искать его. Я же со своей стороны обещал поведать об «Айдан Уйсаль» много нового. Вернее, много нового для тебя. Перед этим спрошу: ты замечал какие-нибудь странности в общении с ней?       — Замечал, куда ж без этого, — кивнул я, пока Эмили показывала официантке на некоторые пункты меню. Должно быть, решила что-то заказать. — Слишком уж фривольно она себя ведёт для той, кто, по идее, под Узами находится. Это проявляется в неподчинении некоторым моим приказам, в утаивании инфы вроде причин нелюбви к турецкой музыке. Я предполагаю, что у неё Иммунитет к Узам, как у меня. А зависимую лишь играет.       — Предположение, молодой Колдун, верное, — подтвердил мистер Беккет. Тут он приподнял куртку, достал чёрную сумку-планшет и расстегнул молнию. Затем он достал какую-то чёрную папку-скоросшиватель. Как я понял, с металлическим скоросшивателем, раз обложка непрозрачная. — Предупрежу сразу: то, что здесь хранится, может изменить ваши представления о «женском султанате» и причинах упадка Османской Империи.       — Не думали, что как-то рисково показывать папку в публичном месте? — подалась вперёд Эмили. Беккет легонько стукнул по перстню у себя на правой руке:       — Этот перстень внушает всем окружающим, кто смотрит на нас или подслушивает, иллюзию разговора о Берлинской телебашне. Даже камеры и жучки записывают именно иллюзию. Вот… А пока, наслаждайтесь чтением.       А читать мы начали только после того, как официант принёс две тарелки с прямоугольными крупными пельменями. Помнится, их называют маульташенами. Я пробовал как-то такие пельмени, когда был в гостях у Ульриха в Эл-Эй, месяцев восемь назад, и они мне понравились. Не сказать, что мясоеду вроде меня нравятся абсолютно все мясные продукты. Какие-то в большей степени, какие-то в меньшей.       Пока я и Эмили ели и одновременно просматривали документы в папке, мистер Беккет играл во что-то на смартфоне. Не знаю, во что, да это и неважно щас. Я был увлечён чтением. На одной из первых страниц была показана чёрно-белая карта, подписанная как «Муравский шлях». Ещё ниже — «Шляхи центрально-южной Руси». От Муравского шляха разветвлялись четыре пунктирные линии, одна из которых — Изюмский шлях — начинался и заканчивался в пределах Муравского. Как и Кальмиусская сакма. От Пахнутцева шляха шла некая Свиная дорога. Как бы то ни было, Муравский шлях был длинный, начинался в населённом пункте Перекоп у Крыма и заканчивался в Туле. Из множества городов и деревень, помеченных и подписанных, особо выделялся Мценск, юго-восточнее Болхова и северо-восточнее Орла. Мценск был отмечен оранжевым текстовыделителем.       — Значит, Мценск важен Айдан, — вполголоса произнёс я, на что мистер Беккет цокнул:       — Читай, и ты поймёшь, почему важен.       Я развернул страницу и увидел ту же карту снова, только на этот раз текстовыделителем была очерчена кривая линия, шедшая от Мценска до Орла, от Орла по всему Пахнутцеву шляху до Муравского и от Муравского шляха до Перекопа. Внизу красовалась надпись, сделанная от руки: «Из дома родного в османский плен». Хм… если моя догадка, крутящаяся сейчас в голове, правильна, то надо будет обязательно позвонить «Айдан» и под каким-нить предлогом вызвать, к примеру, во Дворец Республики, который после аннексии ГДР Западной Германией решили всё же сохранить. Я с радостью посмотрю, как «Айдан» отреагирует на фразу типа «А я про вас, девушка, всё знаю, в вас умирает великая актриса».       Кстати, об актрисах… на очередной странице была изображена «Айдан». Это была картина «Роксолана и султан», написанная Антоном Хикелем в 1780-м. На ней «Айдан» в наряде 16-го века играла на музыкальном инструменте а, как я понял, Сулейман Законодатель смотрел на «Айдан» с влюблённостью в глазах. Оба выглядели как в «Великолепном веке», честное слово. Я аж завис на пару секунд, глядя на «Роксолану и султана». Эми не могла этого не заметить:       — Что?       — Неужто я прав?.. — спросил я не столько Эми или Беккета, сколько себя. Я читал все письменные страницы, вглядывался в изображения, на которые порой натыкался. Боже правый, моя догадка, похоже, верна! После своего Обращения «Айдан» медленно, но верно разрушала Османскую Империю. Влияла на своего сына Селима, вошедшего в историю Турции как «Селим Пьяница». Побуждала Мурада III удовлетворять свои потребности, а не заниматься государственными делами. Поддерживала партизан на Балканах, в Греции, Валахии, Молдавии. Способствовала более лёгкому передвижению русских войск во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов, особенно на Балканах. Подчинила себе двух султанов — Абдул-Хамида II и Мехмеда V, по вине которых Османская Империя превратилась в полуколонию а-ля Цинский Китай и, в начале ХХ века, окончательно полетела в тартарары. Спасала вместе со своими подопечными из числа вампов и гулей армян. Убедила Мустафу Кемаля Ататюрка отказаться от Западной Армении, доставшейся впоследствии Советскому Союзу. Помогла турецким курдам обрести независимость от турок. Правда, сначала Курдистан попал в сферу влияния Великобритании, потом — в советскую, в 90-е был сам по себе, а ныне входит в сферу влияния русских.       — Кое-что не сходится, — заметила Эми, читавшая фрагмент, где Абдул-Хамид II сначала подписал первую конституцию «Блистательной Порты», а потом его словно подменили. — А не могли ли тяжёлые условия сломить Абдул-Хамида? Необязательно же самолично «Айдан» влиять на его рассудок.       — Я хорошо знал Абдул-Хамида, — уверенно парировал мистер Беккет. — Он реально хотел реформировать Турцию вопреки всему. Иначе месть «Айдан» не свершилась бы в полной мере. Ей хотелось своими глазами видеть крах той страны, что лишила её всего: семьи, друзей, соседей во Мценске, жениха.       — М-да, — только и оставалось мне брякнуть. Получается, всё, что происходило в Османской Империи после смерти Сулеймана Великолепного, он же Сулейман Законодатель, шло с подачи «Айдан». Смерти самого Сулеймана и возведения на престол Селима Пьяницы ей было мало. Мало было вывести из игры Мустафу, Мехмеда, Баязида, Джихангира. Во всех смыслах. Михримах-султан не считалась. Как и Абдулла, так как он прожил всего три годика. Я не жил в то время, а посему не мог сказать, как поступил бы на месте «Айдан». — А кто из Некромантов Обратил «Айдан»?       — Об этом не удалось узнать даже моим ближайшим друзьям, — качнул мистер Беккет головой. — Чую, её сир если и был, то к настоящему времени погиб. Или пребывает в торпоре где-то в глуши земной. Как ни крути, «Айдан» больше пяти сотен лет.       — Весело, — прокомментировал я и вернулся к чтению. Вплоть до наших дней ничего особенного: влияние «Айдан» на Турцию снизилось, но не настолько, чтоб не пытаться удерживать эту страну на уровне как минимум слаборазвитой страны. Она не хотела, чтоб Турция была вовлечена в новую мировую войну, начавшуюся после двадцати лет перемирия. Да, для меня Версальский мирный договор — лишь перемирие на двадцать лет. И у «Айдан» получилось повлиять на кемалистов. Особенно на Исмета Инёню. Турция не вступила во Вторую Мировую ни на стороне Оси, ни на стороне антигитлеровской коалиции. Последнее было бы предпочтительнее, однако и нейтралитет сгодился. Увы, в конце 40-х кто-то из османских реваншистов серьёзно ранил «Айдан», поэтому она не помешала Турции вступить в НАТО.       На одной из последних страниц я наткнулся на скан странички некоего дневника. Или тетради. В ней аккуратным почерком были записаны мысли «Айдан». Их я начал читать вслух:       — С гибелью последнего напоминания о моём пленении — того крымскотатарского военачальника-Бунтаря, что совершил набег на Мценск — я поняла, что цель моя достигнута. Мама, папа, сестра, соседи, Лука… Все отомщены. Османская Империя, лишившая меня привычной жизни, отправилась туда, где ей самое место — на свалку истории. Лишь в разговоре с духами своей семьи и Луки, призванных в наш бренный мир, я поняла, что не знаю, что делать дальше. Как жить? Как существовать? Потом поняла: за столетия у меня набралось много врагов. И много друзей. Выйти на солнечный свет и сгореть в его лучах не получится. Физиология вампиров совершенно иная, отличная от третьесортных фильмов и книженций. Следовательно, остаётся только одно. Вплоть до сегодняшних дней я привлекаю к себе внимание врагов. Тех, кто видет во мне самый страшный кошмар Блистательной Порты. Последнее, что они слышат в своих жалких жизнях перед тем, как отправиться в Земли Теней, это моё настоящее имя: Александра, — дойдя до последних строк, я умолк. Перечитал их про себя, думая, что это какая-то ошибка. Но нет. Мне не показалось. «Айдан Уйсаль» — на самом деле русская. Из города Мценск. Сглотнув, я дочитал: — Александра Гавриловна Лисовская.       — Вот те раз… — присвистнула Эми. Она даже не доела один из маульташенов. — А вы, мистер Беккет, ненавидите «Айдан»?       — С чего бы? Она не ничего не сделала. Абдул-Хамид II был для меня всего лишь хорошим знакомым, но никак не другом, за которого стоило мстить. У нас с Александрой Гавриловной нейтралитет, мы не лезем в дела друг друга. То же касается наших друзей и подчинённых.       — Не знал, что у Александры есть друзья, — усмехнулся я. Называть её «Айдан» больше не имело смысла. До тех пор, пока она не попросит/прикажет называть «Айдан» при других.       — Бывший евнух Сюмбюль-ага — точно друг Александры, — услышав «Бывший евнух», я вытаращил глаза. Если евнух «бывший», то, получается, ему пришили чьё-то хозяйство. Парочку раз я слышал про такие вот хирургические операции, проводимые биомантами. Везёт, если хозяйство привыкает к организму. — Да, сначала Александра нашла пленника, потом отрезала ему член и яйца, а затем её биоманты как бы приклеили половые органы Сюмбюлю. Дело было незадолго до смерти Лжехюррем, жившей в последние годы с Сулейманом.       — Бывает, особенно если евнух вновь хочет стать мужчиной, — пожала Эмили плечами. Наверное, не раз была свидтельницей таких вот нелицеприятных действий, не говоря уже про Лисовскую. Затем Эми обратилась к Беккету: — Так что нам теперь делать с этой инфой? Юдж точно не хочет сдавать Александру.       Я аж обомлел от услышанного. Я не то, что не хотел сдавать Александру, мне просто было любопытно, чего она добивается своей актёрской игрой в мою рабыню, якобы подсевшую на Узы. Эми же произносила фразы так уверенно, словно она знала, чего я хочу. Тем временем мистер Беккет дал наставление:       — Решайте самостоятельно, что вам делать. В этом деле я вам не помощник. Скажу только одно — не вздумайте называть её «Хюррем», даже если очень хочется.       — Это почему? — нахмурился уже я. К нам подошла официантка, забравшая опустевшую посуду и положившая два счёта: один нам с Эми, другой — Беккету. Когда нас оставили, мистер Беккет ответил:       — Потому что не успеешь понять, почему лежишь спиной на полу, а во рту не хватает парочки зубов. Владимиру Рустовичу, старому-престарому Цимисху, как-то не повезло назвать её «Хюррем Хасеки-султан», за что он и получил по зубам. Это было в годы так называемой «Долгой войны». С тех пор Рустович в общении с Александрой внимательно следит за своими словами.       — Это ж сколько Рустовичу лет, раз вы называете его старым-престарым? — поинтересовалась Эми, кладя несколько купюр немецких марок в счёт.       — Его Обратили в далёком нынче 876-м году от Рождества Христова.       Услышав дату, я не удивился. Я уже тринадцать лет не удивляюсь факту наличия древних, как говно мамонта, вампов. Например, этот Владимир Рустович, которого упомянул мистер Беккет, старше почти всех современных государств. Даже Влад Басараб — жалкий сосунок в сравнении с ним, не говоря о тех вампах, которых я знаю не просто хорошо, а охуенно хорошо. Исключением можно назвать кого-то вроде Серены Праги, но и она моложе Рустовича. Как-никак, Обращена в 1171-м году. За 806 лет до моего рождения.       — В любом случае, спасибо вам за подтверждение некоторых моих догадок, — поблагодарил я мистера Беккета. Теперь понятно, почему Александра ненавидит турецкую музыку — не знаю насчёт всего остального связанного с Турцией — а также понятно, почему она мешкала при виде «Джихангира». — Можете заб…       — Оставьте, — отрезал мистер Беккет. — Это лишь распечатка.       Я пожал плечами. Как только официантка забрала счета, я и Эми встали и попрощались с мистером Беккетом. Тот напоследок попросил нас:       — Если увидите Александру, передайте ей от меня пламенный привет.       — Обязательно, — едва кивнул я и, спешно попрощавшись с ним, пошёл за Эми, шедшей чуть впереди. Нагнал я её у лифта, на котором мы спустились обратно. Мы молча зашли в наш «туарег», устроились на прежние места и принялись переваривать прочитанное. Пару раз Эми даже перечитывала последние страницы. Наверное, хотела убедить себя в том, что Александра-«Айдан» и вправду ответственна как за деградацию Османской Империи, так и за её окончательный крах.       — Звони Александре, — приказала Эмили, захлопнувшая папку. Надо же, как быстро решила за меня. Я вздохнул и поинтересовался:       — А нафига прям сейчас звонить?       — Потому что Я так сказала, вот почему, — Эми особо подчеркнула «Я». Значит, ей тоже любопытно, чего добивалась Александра своей актёрской игрой. Я непринуждённым тоном сказал «Ладно», вытащил смартфон, отыскал контакт Александры, отмеченный как «Айдан», и начал звонить ей. Переименую контакт уже потом.       — У аппарата, — отозвалась Александра на другом конце линии. Я постарался придать своему голосу как можно более спокойный тон, а затем поздоровался с ней:       — Привет ещё раз, Айдан.       — А, герр Флинн, — протянула Лисовская. Я даже улыбнулся не столько себе, сколько Эми, молча поднявшей правый большой палец вверх. — Что хотел, «хозяин»? Учти, пока культ Тёмной Владычицы не будет разгромлен, я буду чудовищно занята.       — Кстати, о культе… я кое-что вспомнил, — сказал я полуправду. Я и вправду кое-что вспомнил. А именно, адрес Дворца Республики, а не, допустим важную инфу, которая может помочь в расследовании. — Отчего бы тебе не встретиться со мной и Эмили Миллер на крыше Дворца Республики?       — Ты же можешь подъехать обратно к участку, зачем на крыше Дворца Республики видеться?       — Потому что разговор не по телефону, это во-первых. А во-вторых, не хочу, чтоб нас подслушали лишние уши. А крыша — идеальное место для разговора тет-а-тет.       — В четыре часа буду на широкой секции крыши, — объявила мне Александра и, не прощаясь, отключилась. Хм… препираться не стала, сразу приняла мои условия. Я, не скрывая подозрительности, буркнул:       — Что-то слишком быстро согласилась на встречу.       — Это хорошо, — качнула Эми головой и завела машину. Ждать нельзя было ни в коем случае, ведь мы где-то полтора часа просидели во вращающемся ресторане, о чём говорило время на экране смартфона: «15:41». Бывший Дворец Республики, ныне «дом культуры имени Лотара де Мезьера и Гельмута Коля», Дворцовая площадь, остров Шпрееинзель, район Митте, Берлин Тот же день, 15:59       Дворец Республики… Когда-то тут заседала Народная палата ГДР. А теперь тут просто дом культуры и музей в одном флаконе. Зал, где заседал парламент Восточной Германии, по словам Эми вообще переоборудовали в планетарий. Я не знал, как к этому относиться, поскольку не жил за пределами Северной Америки. Может, оно и к лучшему, так как парламент нынешней Германии заседал в Рейхстаге, а не во Дворце Республики, переименованном в «Дом культуры имени Лотара де Мезьера и Гельмута Коля», в честь двух кренделей, при которых ФРГ аннексировала ГДР.       Обмануть охрану ДК было непросто, так как туда набирали тех, у кого сильное сопротивление Доминированию. Но даже хвалёная «ментальная броня» спасовала перед Доминированием со стороны Эми, собаку съевшей на этой клановой Дисциплине. Она убедила охранников в том, что мы — из какой-то там службы прочистки воздушных труб, и нас пропустили. Более того, пропустили на широкую секцию крыши. Я поблагодарил работников ДК и попрощался с ними, ушедшими выполнять свою работёнку. Что до нас с Эми, то мы встали у края крыши с видом на телебашню, где мы давеча находились. Александра пришла к нам чуть раньше, на часах Эми было «15:59».       Лисовская выглядела так же, как днём, когда мы были у неё на работе и давали показания, а также когда мы впервые её увидели в том антикварном магазине «Antik & Trödel». Мамзель ускоренным шагом топала к нам, взволнована. Жаль, конечно, что на улице достаточно солнечно, не то я бы посмотрел на её ауру. Короче, Александра остановилась в метре от нас и кашлянула. Мы развернулись к ней, и она спросила:       — Ну что, Юджин? Что ты вспомнил?       — Да вспомнил, как ты играла рабыню, подсевшую на Узы, — начал я, делая шаг к Александре. Та нахмурилась, мол, «я нихуя не понимаю». — Надо признать, я за тринадцать лет, что живу как вамп, я ни разу не видел настолько великолепную актёрскую игру.       — Переходи сразу к делу, не мямли, — вот, образ «рабыни» слетел окончательно, раз глаза Лисовской вспыхнули белым, а зубы заострились. Я прикрыл глаза, вновь открыл их и поправил папку под правой подмышкой.       — Хорошо. Прежде всего, хочу поздравить вас с тем, что вы почти обыграли меня и Эми, — я улыбнулся правым уголком губ и с наслаждением произнёс настоящие имя-отчество: — Александра Гавриловна.       На лице Лисовской, которая, по словам Беккета, приходила в ярость, если слышала в свой адрес «Хюррем Хасеки-султан», застыло выражение недоумения. Ей оставалось только брякнуть:       — Д-давно ты знаешь?..       — Сегодня узнал, — честно ответил я, — от одного хорошего вампиролога, который просил передать тебе пламенный привет.       — И как зовут этого хорошего вампиролога? — спросила Александра. Хуй знает, почему интересуется, ведь она теоретически могла за столетия своей кампании по уничтожению Османской Империи слышать о Беккете. Ну ладно, удовлетворим её любопытство.       — Мистер Беккет, из клана Бродяг.       — Бек… — Александра осеклась, а затем закатила глаза. — А… Я поняла, о ком ты. Ты обращался к Катберту Беккету потому, что хотел узнать обо мне. А по какой ещё причине ты обращался к нему?       — Потому что твоё поведение в качестве «рабыни» меня настораживало, — сразу ответил я Александре. — После трёх глотков ты должна была превратиться в послушную рабыню, не перечащую мне. Делать всё, что я прикажу. Даже если б я приказал тебе надеть на меня оше… — я умолк, потому что озвучил Лисовской одну из своих фантазий. Фантазий, где Госпожа надевает на меня ошейник, называет «хорошим мальчиком» и приказывает ублажить её. Хоть языком, хоть пальцами, хоть хуем. Прикрыв глаза на пару секунд, я открыл их. — Короче, выполнять ВСЕ мои приказы.       — Ну, у тебя хотя бы глаза есть. И уши, — с иронией произнесла Александра. Полюбовавшись то небом, то панорамой Берлина, она спросила: — Так для чего ты звонил на самом деле? Только чтоб сказать, что ты знаешь о моей настоящей личности?       — Не только. Странно, что ты в первый раз отреагировала спокойно, когда я назвал тебя «радость приносящей».       — Ты тогда не знал меня и не мог предсказать реакцию на имя «Хюррем». Что до радость приносящей… — Александра отвела взгляд в сторону. — Я и вправду принесла радость. Арабам, курдам, армянам, невольникам и невольницам, что были обречены на османское иго. Хоть они и не знают меня, но довольны своим нынешним статусом. Статусом народов, свободных от турецких шакалов.       — Знаешь, до встречи с мистером Беккетом я предполагал, что турки что-то сделали с твоим возлюбленным, — озвучил я одну из догадок. Как ни крути, после переворота в прошлом году, когда дрочера на Блистательную Порту низложил триумвират «Акын Озтюрк — Мухаррем Кёсе — Метин Ийидиль», вернувший Фетхуллаха Гюлена домой, в Турции стало неспокойно. Эрдогана, по чьему приказу де-факто полегло много турок в Новороссии, в Крыму и на юге России, убили, но исламистов по-прежнему многовато. Особенно неофашистских пантюркистских «Серых волков». Да и про коммунистов не стоило забывать.       — Да, сделали. Но не турок абстрактный, а «великий визирь». Ибрагим-паша, — на моменте произношения имени великого визиря при Сулеймане Законодателе голос Александры, повернувшей голову влево, дрогнул. Я же вспомнил Дамз, погибшую от крыла Шерифа-Наглопера в Эл-Эй. До сих пор по ней тоскую. А что уж говорить про Александру, столетиями поминающую Луку? — Как же я радовалась, узнав о его казни лучшим дружком…       — Кстати, об Ибрагим-паше, — я встал поближе к Александре, — а ты точно уверена, что тот Ану, которого передали шабашитам, и есть Джихангир?       — Абсолютно, — отрезала Лисовская. — Я много столетий думала, что он умер. Джихангир… он был на редкость добрым из всех детей от Сулеймана, выродка этого.       — Слушай, Шур, — обратился я к ней. Вдруг она тихонько рассмеялась и, вытерев слезинки, бормотнула:       — Шура… В последний раз так ко мне обращалась родня. И Лука. На публике, — Александра шмыгнула носом. — На публике продолжай называть меня Айдан. А тет-а-тет можешь хоть Саньком обозвать. Главное — никакой «Хюррем». Натерпелась при мудозвоне Сулеймане.       — А каков примерный состав культа Тёмной Владычицы? — резко сменил я тему, не хочу больше теребить старые раны Лисовской.       — Если этнический, то полно немцев. И немецких турок. Но есть и представители других национальностей. Почти все культисты — паранормы. Люди если и входят в культ, то на правах расходного материала.       — Кто является Гласом Владычицы? — вмешалась Эми. Надо же, я и забыл спросить по поводу лидера/лидерши культа! Шура открыла рот, чтоб назвать имя-фамилию Гласа или огорчить нас тем, что личность неизвестна, как вдруг в одном из карманов заиграла задорная мелодия, в которой смешались современные и народные музыкальные инструменты, и слова на русском:       — Колечко моё, золото литое. Сердечко моё, никем не занятое. Колечко моё, золото литое. Сердечко моё, никем не занятое.       — Вовремя, сука… — прошипела Александра на русском. Наивная, не подозревает, что я понимаю русский, хоть и не умею на нём говорить так, как коренные носители этого языка. Я, невольно тряся головой в такт мелодии, перестал, как только Лисовская приняла вызов и приложила смартфон к уху: — Слушаю, — пару секунд она молчала. Выдохнув, она задала вопрос: — Ты уверен?       Я прислушался к смартфону. Собеседник на другом линии рассказывал, что поймал какую-то там то ли Фирузе, то ли Хюмейру. Хюмейра/Фирузе… я слышал второе имя в том самом «Великолепном веке», когда получалось посмотреть серию с её участием. Не понимаю, чем эта захмурышка могла покорить Сулеймана, помимо своего «покладистого» характера. Ладно Шура, что реальная, что сериальная, сумела добиться своего. Но Фирузе…       — Поняла, скоро буду. Без меня не начинайте. И вызовите к ДК имени Мезьера и Коля фургон, — заверила Александра своего собеседника и отключилась. Далее она перешла на английский: — Кажется, мои подопечные нашли кого-то, связанного с культом Тёмной Владычицы. Не хотите ли взглянуть на него или неё?       — Если он или она знает имя заказчика, то почему б и нет? — пожала Эми плечами. Александре не нужно было спрашивать, про какого-такого заказчика говорила Эмили. Во время нашего визита в участок узнала о её мотивах.       — Только имейте в виду: мои ребята наденут на вас мешки.       — Нахера? — нахмурил я брови, на что Шура ответила:       — Чтобы вы случайно не сдали местоположение моей ставки кому бы то ни было, даже Колдунам с Шабашем. Не говоря уже о камарильцах. Для этого я и вызвала фургон.       — Валим, пожалуй, — я отошёл от края и вместе с Эми и Шурой пошёл ко входу на крышу. Первыми в технические коридоры попали дамы. А я, оглядев крышу напоследок, остановил взгляд на одном силуэте, до боли знакомом. Прозрачный, расплывчатый, ростом чуть больше двух метров. Может, 210 сантиметров. Или 230, хер его знает. Важно было то, что силуэт находился на крыше соседнего здания, правее ДК. Тут меня окликнула Шура:       — Э! Янки! Пошли, чё застыл?!       — Да… Пшли, — пробурчал я, нагоняя ламашиток. Надеюсь, Хищник — а я уверен, что это он, так как из вампов-дылд я знаю лишь Поллин, да Кэтрин Стоддард, Ласомбра, в которой метр девяносто роста — здесь ради охоты на какую-нибудь достойную цель, необязательно на меня.       Подойдя к тротуару, у которого мы ранее остановились, я не увидел ни «туарег», ни служебную машину Александры. Эми возмущённо выпалила:       — Я не поняла, куда подевался мой «туарег»?!       — Хафез отвёз его по адресу вашего с Флинном временного проживания, — объяснила Шура. — Пообщалась с ним телепатически. Ключи он передаст Гудрун Штауб. Она, надеюсь, дома сегодня?       — У неё сегодня отпуск начался, — улыбнулась Эми. Только улыбочка её мне не понравилась, фальшью пропитана, ей-Ктулху. Значит, недовольна, хоть и скрывает это. — Целый месяц будет отдыхать.       — Вот и хорошо. А служебную машину отвезла Машуня.       — Машуня? — приподнял я бровь. На ум приходила Мария Андреевна Пучкова, дочка Архиепископа, родившаяся в 1901-м году, на 15 лет позже брата, Ваньки. Оба, как и ожидалось, Чистокровные Ласомбры, потенциально сильнее папы. Это касается всех, у кого хотя бы один родитель — Обращённый.       — Моя подруга по несчастью, — объяснила Александра. — Нашла её после того, как меня «похитили» по наводке сестрички Сулеймана. Она родила кого-то, но с моей помощью инсценировала смерть. Так умерла Гюльнихаль-хатун и вернулась Мария.       — Мария… — протянул я, но не дождавшись ответа, предположил: — Мария Бесфамильная, что ли?       — У нас на Руси фамилии первые появились в Великом Новгороде, — начала Александра свою мини-лекцию. — А затем в 14-м и 15-м веках начали появляться сообщения о фамилиях московских удельных князей и бояр. Обязательные фамилии ввели законом в 16-м веке сначала для князей и бояр, затем для дворян и именитых купцов. Ну а среди крестьян вроде Машуни, Луки и иже с ними фамилии впервые стали употребляться с 16-го по 18-й века. Окончательно же закрепились лишь после отмены крепостного права.       — Выходит, то похищение тебя было на самом деле? — вновь встряла Эмили, наверняка смотревшая «Великолепный век». Шура, которую не смутил бестактно заданный вопрос, кивнула:       — Да. Если б не Хатидже, я бы сейчас не стояла здесь, гнила бы в земле, а моя душа отправилась бы в одно из Тёмных Царств, ныне уничтоженных. А так, стала Некроманткой, за что я безмерно благодарна бывшему князю козельскому, Иван Мстиславичу Ольговичу.       — А ему-то какой резон Обращать тебя? — не понял уже я.       — Этого я уже не узнаю. Иван Мстиславич окончательно погиб во время второй гражданки, борясь с лоялистами. Эту тайну… — шмыгнувшая носом Шура тяжко вздохнула, — он унёс в могилу.       Наконец, к тротуару подъехал фургон. Судя по значку на решётке радиатора, Opel. Если быть точным, OpelVivaroVan. Жёлтый весь, с надписью «DeutschePost» по бокам кузова.       — Арендовала у почтовиков? — хмыкнула Эми. Александра же парировала:       — А я тебе, девочка-Ворона, что, Тони Старк или Брюс Уэйн? Если ты не заметила, — и первой потопала к фургону, — у меня не многомиллиардный бюджет, как у янки или япошек.       — Фургон привлечёт внимание, — подметил я, на что Шура возразила:       — Внимание? Нет, я не думаю, что мы его привлечём. Внимание привлекает, допустим, здоровенный чёрный, как ниггеры, фургон с надписью «Хлеб» или «Цветы». А это — просто тарантас, развозящий почту и посылки по различным адресам, — и улыбнулась от уха до уха, после чего постучала по отъездной двери. Её изнутри открыли, отведя в сторону. Человек в снаряге GSGшника жестом велел нам с Эми сесть внутрь. Места, конечно, оказалось не шибко много, поскольку в салоне присутствовали ещё двое. Александра же села впереди, рядом с водителем.       — Ну здравствуйте, друзья Александры Гавриловны, — поприветствовал нас мужичок, едва мы сели перед двумя GSGшниками. — Она вам объяснила насчёт мешков на голове?       — Конечно, — подтвердила Эми. — И вроде бы логично.       — Отлично, — слуга Александры кивнул, и на нас немедля надели мешки. — Зато, если вас будут пытать, вы никак не сможете выдать местонахождение нашего штаба.       — Ладно, — согласился я и откинулся на спинку сиденья. — А как вас зовут хоть?       — Пока, мальчик, тебе знать об этом ни к чему. Не хватало, чтоб культисты или прочие враги Александры Гавриловны выведали сведения из ваших с девушкой-Вороной голов.       Я вздохнул и прикрыл под мешком глаза. Всё равно нам не дадут поднять мешочки хотя бы на миллиметр. Остаётся одно: гадать, как нынче выглядит Фирузе. Или Хюмейра, хер его знает, как её звать-величать. Если Александра даст добро, я, наконец, услышу настоящее имя пленницы. Бывшее посольство Ирака в ГДР, Чайковскийштрассе 51, Берлин Тот же день, 17:02       Долго ли, коротко ли, но нас привели в коридор без окон. Без наручников и оков. Полагаю, в подвале, раз воздух чуть теплее, чем на улице, плюс витают характерные для подвала запахи. Александра, чей голос я, наконец, услышал, бросила:       — Снять.       И с нас с Эми сняли мешки. Мы и вправду стояли в коридоре, как я правильно предположил ранее. Стояли перед троицей вампов: уже знакомая нам Шура, слева — бородатый мужик с лысеющей головой и густыми бровями, в котором кто-то угадывался. Как и в мужике справа, на вид лишь чуть старше бородача. Этот, в отличие от своего коллеги, имел на голове растрёпанные в стороны короткие волосы, которые тронула первая седина, лицо же гладко выбрито. Оба носили шмотки GSG 9, а не какой-либо другой структуры МВД Германии.       — Э… — брякнул я, всматриваясь в подопечных Шуры. Только приметив их черты лиц, я улыбнулся и воскликнул: — Надо же!.. Сюмбюль-ага и Гюль-ага!       — Больше нет, — отрезал бородач, сохраняя каменное выражение лица, как и его друг. — Хафез аль-Шакир я. Вот как меня величают с тех пор, как я вновь стал верным слугой госпожи Лисовской. А вот Гюля, — он кивнул на безбородого, — зовут теперь Джевдет Сака.       — Очень приятно, Хафез и Джевдет, — склонил я голову перед бывшими евнухами. — А нас зовут…       — Госпожа Лисовская поведала нам о вас двоих, — вновь ответил «Сюмбюль», он же Хафез. Александра поблагодарила его:       — Всё, Хафез, ты и Джевдет можете идти. Дитеру и Олларду скажите готовить инструменты. Я провожу Флинна и Миллер к пленнику, — едва бывшие евнухи ушли, Лисовская спросила нас: — Надеюсь, вы продумали вопросы, которые будете задавать пленнику?       — Нет, — честно ответил я. Эми же одновременно со мной произнесла:       — Да, — и глянула на меня так, что мне мигом расхотелось придумывать отмазки. Лучше на ходу придумаю, о чём буду расспрашивать Фирузе/Хюмейру. О настоящей личности пленницы я говорить не стал, пусть это станет небольшим сюрпризом как для Александры, так и для Эми.       — Пойдёмте тогда, — Александра поманила нас ладонью, и мы потопали за ней по коридорам. Стены, как оказалось, были разукрашены граффити. Ни надписи, ни рисунки я не запоминал. Да и к тому же, оно мне нафиг не надо. Всё равно на нас нацепят мешки, отвезут, допустим, домой к Гудрун.       Наша троица остановилась перед какой-то старой дверью без каких-нибудь табличек, значков или смотровых окошек. Затем Александра достала связку ключей из кармана бронежилета и проворчала на русском:       — Надеюсь, я не совершаю ошибку.       — Нье совьершать, — попробовал я произнести фразу на её языке. В итоге, Шура вытаращила глаза и, сдавленно ыкнув, резко повернула ко мне голову. Она лишь растерянно вопросила:       — И… давно ты знаешь мой язык?       — Четыре годов, — ответил я Александре, та немедленно поправила меня:       — Четыре года, не, как ты сказал, «годов».       — Мне до твоего уровня — как до Корусанта пешком, — прыснул я, перейдя на английский. Александра, скривившая лицо в улыбке, не преминула подколоть меня:       — Ооооо, тогда тебе, молодой человек, пару миллиардов лет ковылять пешком до столицы Республики или Империи. Если не пару асанкхейя лет.       Тем не менее, она открыла дверь и привела нас в комнату без особых излишеств: стул посередине, на котором восседал человек — вернее, вамп, судя по ауре — в чёрной мешковатой одежде. Очертания ауры недвусмысленно говорили о том, что пленник — девка. Не знаю, Фирузе/Хюмейра это или нет, но лучше не мешать Шуре, положившей руку на мешок на голове. Эмили собралась было закрыть дверь, однако Шура остановила её:       — Не закрывай. Сейчас придут Дитер и Оллард.       Мы прождали пару минут, прежде чем двое «GSGшников» притащили в комнату дизельный генератор, удлинитель с заземлением и красно-серую тележку для инструментов. Для нас, вампов, тяжёлый генератор — так, двухлитровая бутылка воды. Это нормальным людям нужно пыхтеть при переноске генератора из точки «А» в точку «Бэ». Подопечные Александры доложились ей, и она их отпустила, а затем кивнула Эми, уже закрывшей дверь. И вот, Шура резко подняла мешок и… обомлела, судя по зависшей в воздухе руке.       Я же сглотнул: не каждый день видишь ходячий труп с пылающими белыми глазами, как у Нагараджа. На фоне тех редких Покойничков, на которых я натыкался, Фирузе/Хюмейра выглядела ещё нормально. Подумаешь, глаза впали в глазницы, щёки тоже впалые, как у Питера Кушинга. Кожа, как у трупа. Болезненная худоба с лихвой компенсировалась типичной для нас, вампов, силой. Пару раз я и мои соклановцы натыкались за пределами округа Лос-Анджелес на логова Покойников. Всё так, как говорил Андрей Яковлевич, описывавший «подвиги» этих трупоподобных вампов: единицы пленников были живы, хоть и изнасилованы. Остальным повезло гораздо меньше, так как эти остальные были убиты. Количество целых трупов можно было посчитать по пальцам одной руки. У одних были более-менее целы только лица, с застывшими на них выражениях ужаса. Кого-то свежевали в лучших традициях Болтонов. От третьих остались только обглоданные скелеты. От четвёртых — туловища без конечностей и голов.       — Ты… — прорычала Александра, обращаясь к Фирузе/Хюмейре, смело посмотревшей своей будущей убийце в глаза. — Я уж было думала, что ты давно сгинула во времени.       — Плохо думала, Хюррем-су… — дерзко ответила на хорошем английском Фирузе/Хюмейра. Договорить ей не дал кулак, летящий в лицо. Парочка зубов действительно была выбита ударом Александры. Та демонстративно тряхнула рукой и рыкнула на русском:       — Блять, вся в говне и ссанье… — после же вытерла руку о мешковатую куртку Фирузе/Хюмейры. Вдохнув и выдохнув носом, Александра, не переходя на английский, приказала нам: — Оставьте нас с Фирузе. Она с радостью поделится со мной кое-чем.       — Мы, вообще-то, вопросы… — начала было Эми возражать, однако Шура не оценила этого и, повернув к нам голову, издала лающий рёв, от которого я слегка вздрогнул:       — СЪЕБАЛИ, РОНЯЯ КАЛ!!!       Спорить с разъярённой Шурой я не стал, а потом отвёл ворчащую Эмили к выходу. В эту секунду Лисовская напомнила мне Эвелин, когда та в бешенстве. Правда, в отличие от русской Некромантки, моя соклановка вела себя намного тише. Рычала сквозь зубы что-то вроде «А ну захлопнул ебальник, юноша» или «Опустите-ка руки по швам, молодой человек». Вдобавок она говорила, что я не видел её по-настоящему злой. И это хорошо, потому что в гневе Эвелин страшна. По крайней мере, она сама так говорит. Проверять не хочу, мне жить охота.       — Огненная же дамочка эта твоя Шура, — прокомментировала Эми, едва я закрыл дверь в импровизированную допросную. Я закатил глаза:       — Шура не моя. Просто… — я умолк, вновь вспоминая Дамз. — Просто мы оба потеряли близких. Я — Дамз, она — Луку.       — А Сулейман, Мехмед, Абдулла, Михримах, Селим, Баязид и Джихангир — типа не близкие, — фыркнула Эми. Но над отдать ей должное — про Дамз она ничего не сказала.       — Ну, ты ж слышала, как она «любит» Суслика, — едва я сказал «Суслика», как Эми сдавленно хихикнула. — Что?       — Да прозвище Сулеймана рассмешило. Суслик тот ещё.       — Суслик, — эхом повторил я и пустил смешок. Также я невольно, краешком уха, слышал, как Александра и Фирузе разговаривают на повышенных тонах. Первая задавала вопросы, вторая то препиралась, то материлась на нескольких языках вроде фарси, арабского, османского и ряда других. С каждым вопросом голос Александры повышался, грозясь перейти в лающий рёв, как у Хюррем Хасеки-султан в оригинале «ВВ». А на одном из первых вопросов Шура поняла, что Доминирование на Фирузе не сработало, раз ответа она не дождалась.       — Куда ты направлялась, шавка?! — воскликнула Александра. Далее раздался звук удара по плоти и сдавленный стон Фирузе. Ничего персиянка не сказала. — Можешь играть в молчанку, сколько угодно, но рано или поздно ты сломаешься. Уж это-то ты должна понимать. Полтыщи лет прожила ходячим трупом.       — Это я-то труп?.. — прокряхтела Фирузе на русском. — Внешне-то да, труп. Но я, в отличие от кое-кого, наслаждаюсь жизнью, живу сегодняшним днём, а не мщу целой империи. Что? Задела за жив… — новый удар. Затем Александра, судя по звукам, выдвинула ящик, достала инструмент и подключила его к удлинителю. В голосе Фирузе проскользнул первобытный страх: — Э! Т-ты чего удумала, русская?       — Узнаешь, — рыкнула Лисовская. Далее она открыла дверь и кивнула головой себе за спину: — Заходите.       Я пропустил Эми вперёд, зашёл последним и, закрыв за собой дверь, обнаружил, что перед Фирузе прям на полу лежит большая шлифмашинка, она же болгарка. Лежит зачистным диском вверх. Эмили встала в левом углу, облокотилась о стену и скрестила руки на груди, гадая, для чего же нас позвала бывшая султанша, ненавидящая прозвище «Хюррем». Она дёрнула подбородком:       — Юдж, — я приподнял бровь, — что ты намерен узнать у Фирузе-Хюмейры?       — Местонахождение Скотта Ласвелла, — без запинки ответил я. Услышав имя-фамилию Мореплавателя, Фирузе уставилась на меня, — что с ним собираются сделать и… и… и… — я ещё пару раз произнёс букву «И». — А! И местонахождение штаба культа Тёмной Владычицы.       — Врубай, — Шура указала головой на болгарку. Я сел на колени, обхватил инструмент покрепче и опустил рычаг на рукоятке. Сразу после щелчка болгарка заработала. В уши немедля ударил раздражающий и громкий шум, от которого я бы спасся, надев наушники. Но о них я вспомнил только сейчас, так что придётся страдать, хоть и недолго. Тем временем Александра, перекрикивая шум, схватила стул с Фирузе за нижнюю левую ножку и правый верхний боковой устой спинки и, перевернув стул ножками вверх, скомандовала на русском: — Ну, малышка Фирузе, пора говорить! И не вздумай нам лгать аки Ельцин!       — ААААА!!! — заверещала Покойница и выпучила глаза, как только зависла в считанных миллиметрах от вращающегося диска. Поскольку Александре ничего не стоило опустить стул ниже, а Фирузе-Хюмейре хотелось жить, она сразу запела соловейчиком, но не на русском, а на английском: — Я НЕ ЗНАЮ, КТО ТАКОЙ СКОТТ ЛАСВЕЛЛ!!! М-МЫ ПОЙМАЛИ РЫЖЕГО МОРЕПЛАВАТЕЛЯ В ЗАБРОШЕННОМ АЭРОПОРТУ!!! ДЖИХАНГИР ПРИКАЗАЛ УВОЗИТЬ ЕГО В НАШ ШТАБ!!!       — Зачем вам Мореплаватель?! — рявкнул я, едва Александра чуть-чуть приподняла стул с Фирузе. Ну, хоть что-то прояснилось. Сама Фирузе проблеяла:       — Не знаю… — но тут же изменила ответ, едва её лицо оказалось в опасной близости к вращающемуся диску: — АААААА!!! ДЛЯ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ!!! ГЛАС ВЛАДЫЧИЦЫ СООБЩИЛ, ЧТО ДЛЯ РИТУАЛА НУЖНА КРОВЬ ВРАГА, КОТОРУЮ ВЗЯЛИ СИЛОЙ!!! РЫЖИЙ МОРЕПЛАВАТЕЛЬ — НАШ ВРАГ!!! ОН ПОДОЙДЁТ ДЛЯ РИТУАЛА!!! ЕГО КРОВЬ ПОМОЖЕТ ВЕРНУТЬ ТЁМНУЮ ВЛАДЫЧИЦУ С ТОГО СВЕТА!!!       — Ты забыла сообщить о штабе! — напомнил я Фирузе. Та чуть ли не ультразвуком заверещала:       — ДА НЕ ЗНАЮ Я, ГДЕ ШТАБ КУЛЬТА!!! КЛЯНУСЬ АЛЛАХОМ!!! НЕ ЗНАЮ!!! — и даже зарыдала. — НО-НО-НО-НО Я ЗНАЮ, ГДЕ ПРОЙДЁТ РИТУАЛ!!!       — Где он пройдёт?!       — БИБЛИОТЕКА НА УНТЕР-ДЕН-ЛИНДЕН!!! ДОМ ВОСЕМЬ!!! ТАМ УЖЕ ВСЁ ГОТОВО!!! КРОМЕ ФИЛАКТЕРИИ!!! ЕЁ НЕ МОГУТ НАЙТИ!!!       — Выключай! — приказала Александра, поставившая стул с Фирузе на все четыре ножки. Я слегка надавил на рычажок, и он поднялся, а шум стал затихать. — Пусть инструмент отдохнёт. Так, теперь ты, девочка-Ворона, — обратилась Шура уже к Эми, безмолвно наблюдавшей за допросом. — Задавай свои вопросы. Фирузе запоёт как милая.       — Хорошо, — кивнула Эми. Она подошла к Фирузе и перечислила свои вопросы: — Ты знаешь Мэри Урсулу Миллер и Барбару Миллер? Если да, то чем они не угодили твоему культу? И как зовут вашего Гласа, эдакого наместника Тёмной Владычицы?       — Миллеры… — повторила Фирузе фамилию, а затем приподняла бровь и фыркнула: — Тебе-то что с этих Миллеров?       — То, что Мэри — моя младшая сестра, а Барбара — мама. Культисты, с которыми ты работаешь или НА КОТОРЫХ ты пашешь, пытались убить их, — Эми нарочно не упомянула «хозяина» Мэри, который был с ними в тот злополучный день. — Я терпеливая девушка, но покушения на мою семью никогда и ни за что не потерплю.       — Рада за тебя, — Фирузе подкрепила полный сарказма комплимент плевком в Эми. Слюна попала на подбородок и чуть-чуть на шею. Эми вдохнула и выдохнула носом, взяла мешок, ранее надетый на голову Фирузе, и вытерла им слюну. — И ничего не скажешь?       Эми кивнула Александре, а та скомандовала мне:       — Врубай ещё раз.       Я молча сел на колени и включил болгарку. Александра на русском приказала Фирузе отвечать на вопросы Эми по-хорошему. И вновь настал черёд персиянки орать на весь Берлин:       — ЭТА ВШИВАЯ БЛОНДИНОЧКА БЫЛА СВИДЕТЕЛЬНИЦЕЙ!!! ОНА ВИДЕЛА, КАК Я ПОДЪЕЗЖАЛА К БИБЛИОТЕКЕ НА УНТЕР-ДЕН-ЛИНДЕН И КОНТРОЛИРОВАЛА ПЕРЕНОС ГРУЗА В ПОДВАЛЫ!!! МЫ ХОТЕЛИ ЕЁ ПРИХЛОПНУТЬ, НО ОНА СБЕЖАЛА!!! ГЕРР ДИТЕР КОТЛЯР ПРИКАЗАЛ УБИТЬ ЕЁ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ!!!       — Кто такой Дитер Котляр?! — спросила Эми, перекрикивая шум работающей болгарки. За Покойницу ответила Александра:       — Это Бруха-инферналист! Проходил по парочке дел подозреваемым, но у него всегда было алиби! Во время Второй Мировой Котляр вообще служил у Дирлевангера! А затем, уже в 60-е, включился в банду анархистов под названием «Последний Рейх»!       Мне не нужно было спрашивать, что это за «Последний Рейх» такой. Об этой банде, номинально числившейся в рядах Анархов, я знал благодаря Ульриху, двадцать лет назад положившему верхушку банды. Не в одиночку, ему помогали как Фел с Салли и Зои, так и местные, берлинские Колдуны. И камми, уж больно могущественными оказались неонацисты. По иронии судьбы, среди верхушки «Последнего Рейха» были предатели и просто нелюбители СССР вроде Бориса Хольмстона-Смысловского, Константина Кромиади, Самуила Койды. Да и другие малоизвестные предатели из числа граждан других европейских стран. Ульрих прекрасно помнил, каким изматывающим был бой с фюрерин «Последнего Рейха», Ассамиткой Ханной Райч, фанатично преданной идеологии нацизма и считавшей ФРГ «государством торговцев автомобилями». И дело было не в опыте, а в Дисциплинах её клана. Отравленная кровь, попавшая через рану в организм, чуть не убила его.       — Имя Гласа! — гаркнула Эми.       — ФРИДРИХ ВЕРТЕР!!! ОН — МАГ-НЕФАНДИ!!!       — Тьфу! — сплюнула Эми, едва услышав «Нефанди». Походу, не понаслышке знает, кто такие нефанди и с чем их едят. А то бывает, что вампу охулиард лет, но за пределы своей вотчины никуда не уезжает или очень редко бывает хотя бы в соседнем городе. — Как выглядит Вертер?!       — НЕ ЗНАЮ!!! ОН НОСИТ БАЛАХОН С КАПЮШОНОМ!!!       Балахон с капюшоном, значит… живо вспомнился Наместник Ордена Баала в Эл-Эй, из штаба которого я, Тадд и Поллин умыкнули Анкарский саркофаг 12 лет назад. Через четыре года, в 2009-м, логово инферналистов на острове Санта-Каталина накрыли. Погиб и Наместник, продолжавший рядиться аки Дарт Сидиус и призывать демонов. Впрочем, даже без них этот Баали не погиб так легко, убил нескольких Колдунов и целую стаю шабашитов, прежде чем окончательно сдохнуть. Под капюшоном скрывался молодой азиат, довольно сносно болтавший по-английски. Никто не удивился в тот момент, так как этот молодой на вид азиат одной левой укокошил не одного вампа.       — Я Ж ВСЁ СКАЗАЛА, ХЮРРЕМ!!! — завопила снова Фирузе. Не знаю, на что рассчитывает. Она видела наши лица. А это значит, что если её и выпустят, то вперёд ногами, как говорится. И то, если так решит Александра. А она наверняка уже решила, судя по сжатым в тонкую линию губам, вздувшимся на висках венам и выпученным глазам, горящим белым. Услышав «Хюррем» снова, Шура поставила стул на ножки, кивнула на работающую болгарку и, пока я отключал её, вновь вмазала Фирузе по морде лица. За «Хюррем», наверное.       — Свободны, — рыкнула нам Шура. — Теперь мой черёд допрашивать «Фирузе», — я встал и отряхнул джинсы в районе колен. Эми почему-то продолжала стоять, хотя должна была выйти из комнатушки, в которой одним-единственным источником света являлась старая лампочка. Шура, развернувшись к нам, вновь рявкнула на русском: — ВОООООН!!!       Я-то успел выйти из комнаты к моменту, когда Шура заорала, а вот Эми только-только закрыла за собой дверь. Повезло ещё, что Лисовская не швырнула что-то вслед, а то Эми, чует моя жопа, ответила бы тем же, если не хуже. Меня кое-что заинтересовало. А именно, фраза Александры «И не вздумай лгать нам аки Ельцин!». Почему-то именно первого суперзлодея постсоветской России она упомянула, а не, допустим, того же Троцкого, Керенского, Хрущёва или Володина, доказавшего своим примером, что яблочко от яблони далеко упало. Примаков выводил РФ из финансовой и прочей жопы вообще, а вот Володин наоборот, довёл страну до второй гражданки. Просто чудо, что ядерное оружие не применили и не заутюжили города, военные объекты и объекты инфраструктуры.       — Слушай, Эми, — та дёрнула подбородком, — а почему Александра в начале допроса сказала Фирузе «И не вздумай лгать нам аки Ельцин»?       — Да из-за дефолта в 98-м. 14 августа того года алкаш заявил, — Эмили кашлянула, — «Девальвации не будет. Это я заявляю твёрдо и чётко. И не просто я это придумываю или фантазирую или я не хотел бы, это всё просчитано». Догадайся, что случилось потом.       — Дефолт, — озвучил я ответ, вертевшийся на языке.       — Естественно. Тот самый дефолт.       Тем временем из комнаты допроса, спустя несколько минут избиений и матов на нашем, русском, фарси и османском, раздался сначала звук включения небольшой болгарки, а затем — ультравизг Фирузе. Походу, Шура ей что-то отпилила. Я бы на её месте тоже орал, отпили мне кто-то палец, ухо или нос. Я на всякий случай врубил Прорицание: Шура, судя по движениям её бледно-красной ауры, положила выключенный инструмент на пододвинутую к ней тележку. А у Фирузе аура была бледно-оранжевой, это означало, что ей попросту страшно перед Александрой.       — У тебя последняя возможность сказать, где может ошиваться Дитер Котляр! — послышался приглушённый рык Александры.       — Миссия Гласа будет исполнена! Тёмная Владычица вернётся! Слышишь меня, псина русская?! ВЕРНЁТСЯ!!! — последнее слово Фирузе/Хюмейра выпалила во весь голос. Ответ, естественно, не устроил Шуру. Она вздохнула и глухо произнесла:       — Передавай привет настоящей Фирузе.       Далее послышался треск плоти и костей. Звуки были столь неожиданными, что я дрогнул, в отличие от Эми. Аура Фирузе/Хюмейры погасла в ту же секунду. Что ж, вот и сдохла окончательно очередная вражина Шуры. Ибрагим-паша, заставивший её выбирать между своим отравлением и отравлением Луки, сдох. Хатидже-султан сдохла, Махидевран-султан сдохла, Сулейман Законодатель сдох, Шехзаде Мустафа, сынишка Махидевран и Суслика, сдох, сыновья и дочери Шуры, в отличие от тела Джихангира, сдохли, Абдул-Хамид IIсдох, организаторы геноцида армян сдохли… в общем, почти все враги Шуры, до которых она дотянулась за почти полтысячелетия, мертвы. Как и канули в небытие Крымское ханство и Османская Империя, лишившие её всего.       Александра открыла дверь, и я глянул на её правую руку, окровавленную от пальцев до середины предплечья. Заодно посмотрел на труп Фирузе: пробита грудная клетка в районе сердца. Само сердце валялось прямо на полу. Шура заметила мои взгляды и спросила на английском:       — Впервые видишь труп Самеди без сердца?       — Мне не привыкать, — слегка приврал я. На самом деле я пока что не привык к такому зрелищу. Я больше адепт быстрого умерщвления врага, даже если этот враг а-ля Шериф-Наглопер причинил мне душевную боль, убив близкую мне вампиршу.       Александра хотела ещё что-то сказать, да вот она закрыла рот, опустила веки и приняла сосредоточенное выражение лица. Так… получается, с ней телепатически связались. Все, у кого развита телепатия, принимают такое выражение хари. Несколько секунд Шура молчала. Лишь когда она открыла глаза и выдохнула носом, я осмелился спросить у неё:       — Кто связался с тобой?       — Один из знакомых мне Берлинских Колдунов, — сказала Александра таким тоном, что мне сразу стало не по себе. Неужто что-то случилось?.. Лисовская заметила, что я словно смотрю в никуда, и подтвердила худшее: — Он сообщил мне, что на вашу Капеллу напали культисты. К счастью, рядом шабашиты находились в момент нападения. Поэтому, вы оба давайте-ка в Капеллу, а два раздолбая, Джевдет и Хафез, отвезут вас туда.       — Я догадываюсь, на кой хер культисты напали, — проворчал я. Эми и Александра вроде бы тоже поняли, что привело ушлёпков в Капеллу. А посему, действовать надо было незамедлительно.       Не успел я подбежать вместе с Шурой и Эми к лестничному пролёту, ведущему наверх, как мы наткнулись на Хафеза и Джевдета, препиравшихся по какому-то поводу. Точно так же они, будучи евнухами Сюмбюлем-агой и Гюлем-агой, веселили зрителей и зрительниц. Вернее, похожие на них персонажи. Не знаю, как всамделишные экс-евнухи вели себя полтыщи лет назад.       — Наконец-то, — проворчал Хафез, уже подготовивший нам мешки. — Надевайте.       Мы послушно надели мешки на головы. После нас, что называется, взяли под белы рученьки и вывели наверх. Ни Сюмбюль-Хафез, ни Гюль-Джевдет, ни Эми, ни Шура ничего не говорили. Зато я услышал у себя в голове голос последней:       — Юдж, я поеду с вами. Мои подопечные, которым вместе со мной поручили расследования всех дел, связанных с культом Тёмной Владычицы, должны подоспеть, не то… — тут она усмехнулась. Мысленно, само собой. — Не то буду посещать их кошмары после своей же смерти. Хе-хе.       — Твоим врагом я точно не хочу становиться, — проворчал я. Александра похвалила меня:       — Умничка, — и умолкла.       Далее нас посадили в тот же фургон, на котором привозили ранее. Вроде бы, потому что запахи в салоне абсолютно те же. Наконец, фургон тронулся, и мы всей ватагой поехали к Капелле, где шёл ожесточённый бой. Расспрашивать про него Шуру я не стал, хочу воочию всё увидеть. А затем надавать пиздюлей культистам, возомнившим себя хозяевами положения. Должно быть, совсем отчаялись, раз захотели напасть. Ничего, мы их перебьём. Почти всех, потому что лишняя инфа не повредит. Да, Фирузе/Хюмейра многое рассказала мне, Эми и Шуре, но не всё.       А пока, можно попробовать мысленно успокоить себя. Эми, я уверен, сама себя успокоит. Как-никак, чуть больше полутора сотен лет ей. Большая девочка.