Колесо Фортуны

      За окном было пасмурно. Темные облака плотно закрывали небо, скрывая за собой солнце и не оставляя за собой ни единого просвета. По окнам стекали тоскливые дождевые капли. Вдалеке краснел Запретный лес. Пасмурно и тоскливо, и в этой унылой картине нет ничего, что могло бы вызвать хоть каплю радости.       Воздух был пропитан холодом, проникая в самые легкие и леденя душу. В гостиной Когтеврана царила тишина, нарушаемая лишь свистящим шепотом ветра, бившим в окна, и постукиваниями дождевых капель. Теплый свет от ламп был приглушенным. Многие студенты еще были в своих спальнях под одеялами, ну а те, кто считался ранней пташкой, восседали на диванах или перед камином, укутываясь в мантии и теплые шерстяные пледы, выпрошенные у домовых эльфов. Тени на стенах танцевали свои мрачные танцы, создавая ощущение, что кто-то невидимый наблюдает за тобой из темных углов.       Женевьева, облаченная в легкую мантию, неспешно спускалась по деревянным лестницам, направляясь к женским ванным комнатам. К ее удивлению, такая погода, обычно навевающая тоску и печаль, сегодня казалась удивительно комфортной, словно гармонируя с ее уставшим от множества забот сердцем.       Девушка толкнула двери и оказалась в просторной ванной комнате. Перед ней полукругом выстроились десять раковин с высокими зеркалами, а за ними располагались душевые, отделенные перегородками. Были и ванны, но их было всего четыре.       Стены были украшены изящными фресками, изображающими сцены из жизни древних королевств. На потолке висела огромная люстра с хрустальными подвесками, излучающая мягкий свет, который создавал уютную атмосферу. Пол был выложен плиткой с мозаичным узором, изображающим астрономическую карту со созвездиями. У стен были расположены полочки, на которые можно было сложить свои вещи, такие как зубная щетка, шампунь и мыло. Когда Женевьева впервые пришла сюда, она была очень удивлена, что чужие вещи могут спокойно лежать у всех на виду, и ни у кого не возникнет желания украсть или испортить их. Она подошла к одной из раковин и посмотрела на свое отражение в зеркале.       На Женевьеву смотрела бледная девушка с тоскливым, едва заметным блеском в глазах. Трудами Аланис и немного трудами Элизабет кожа и волосы Женевьевы приняли живой блеск, однако вернуть жизнь глазам у них пока что не выходит. Возможно, он когда-нибудь вернется. И Женевьева даже знает когда — когда вернется обратно в свое время. Девушка вздохнула.       Лицо опалила ледяная вода. Девушка принялась усердно растирать свое лицо от налипшей на нее сонной пелены, за которой скрывались, неудивительно, кошмары и догонялки с Беллатрисой Лестрейндж. Волшебница закрыла кран и мотнула головой, погрузившись в свои мысли.       Ночная сорочка оказалась скинута на полку, улегшись поверх полотенец и школьных блузки и юбки. Поток горячей воды зашипел, сталкиваясь с прозрачно-белой кожей путешественницы во времени. Темно-синие ширмочки скрывали девушку от остального мира, оставляя ее, мысли и почти кипящую воду наедине.       Удивительно, как быстро человек может привыкнуть к хорошему. Её соседки по комнате были спокойными и тихими, что позволяло ей сосредоточиться на своих мыслях. Однокурсники, казалось, не замечали её, а преподаватели, сохраняя субординацию и дисциплину, старались помочь, если возникали вопросы.       Но где же те люди, которым всегда есть до тебя дело? Женевьева сравнивала Нисси и Бэтти с Грейнджер, Патил и Браун, удивляясь тому, насколько они равнодушны к тому, чем живёт их соседка по комнате. Если она хочет гулять по башне посреди ночи, если ей хочется укрыться пологом на кровати, если она хочет спать подольше и не идти на завтрак — это ее выбор. Единственное, что от неё требуется — это оставаться такой же «равнодушной» к ним и не трогать их, не вмешиваться в их жизнь, уважать личные границы. Ну и, конечно, позволять заплетать себе волосы — это отдельный пункт для Макмиллан, но он кажется Женевьеве сейчас таким пустяковым, по сравнению с тем, в каких условиях приходилось жить в Гриффиндоре.       Женевьеве всегда вспоминались моменты, когда посреди ночи её могли разбудить Патил или Браун, решившие, что обмывание новой сплетни невозможно без неё. Или, например, Гермиона, которая почему-то терпеть не могла, когда Женевьева закрывалась пологом и занималась своими делами. Личное пространство на Гриффиндоре казалось чем-то несбыточным.       Гермиона — это вообще отдельная тема! Ей в Женевьеве почти всегда не нравилось абсолютно все. Конечно, это было до определенного момента, пока Женевьева не вскипела и не устроила фейерверк. В буквальном смысле.       Гермиона придиралась к Женевьеве за всё: одежда, походка, прическа, учеба, дружба с Роном и Гарри, еда на завтрак, статус крови… И всё это было только из-за одной ревности к Гарри и Рону, за то, что Гермиона не единственная подруга у мальчиков. А может быть, и зависть. Женевьева перестала об этом задумываться, когда Гермиона оттаяла и перестала к ней придираться больше всех на свете. Теперь попадало от нее всем одинаково, но это хотя бы стало возможным терпеть. Хотя фурункулы на лице, дорогое любимое сиреневое пальто и испорченный личный дневник Женевьева Гермионе все еще не простила.       Волшебница распахнула глаза. Ее кожа давно покраснела, а волосы издавали запах красного апельсина из-за нанесённого на них зелья. Если бы она подняла руку, то увидела бы, как от неё исходит густой пар. Девушка вздохнула и принялась с себя всё смывать.       Плитка общей женской ванны одарила ступни холодом. Волшебница быстро вытерлась и оделась, иногда поглядывая в сторону дверей. Не то, чтобы она стесняется кого-то, просто даже в своем собственном отражении, когда Женевьева видит себя, ей становится не по себе. Слишком много уродств.       Попутно застёгивая перемычку туфель и проводя гребнем по длинным волосам, Робеспьер закинула свою ночную сорочку на плечо. Свои средства гигиены так и остались на полке, совсем рядом со склянками Элизабет и Аланис. Конечно же, Женевьева на свои вещи уже успела наложить чары, и в случае, если кто-то чужой тронет её вещь с умыслом воспользоваться или украсть, та девочка сразу же получит неприятный сюрприз. Трудновыводимые фурункулы — та ещё проблема. Особенно, если они наводятся подругой Гермионы Грейнджер, которая почему-то очень любила именно такое проклятье.       Из крана в раковину полилась холодная вода. Женевьева скинула свою темно-зеленую сорочку в сторону одного из комодов, и она сразу же испарилась в воздухе — школьные эльфы забрали ее себе на стирку. Волшебница вздохнула, еще раз осмотрев свое уже раскрасневшееся от горячей воды лицо. Неудивительно, что ее начали считать за шпионку Гриндевальда. Уставший холодный взгляд, нахмуренные брови, слишком ровная, из-за мыслей о том, что волшебница не сможет удержать осанку правильно, спина и презрительно поджатые губы не внушали доверия. Интересно, а те, кто уже называют ее своей «подругой», тоже считают подозрительной? Волшебница тряхнула головой и принялась умываться. Закончив, девушка закрыла кран и уставилась в свое лицо.       — Умерь свой пыл, деточка, — вдруг заговорило зеркало. — А то с таким взглядом, только на войну.       Женевьева дернулась. В ее руке тут же оказалась палочка из жасмина, направленная в зеркало.       — Какого хрена? — выпалила волшебница.       — Воспитанным леди следует говорить прилично, — копируя тон тети Женевьевы Эльфриды Айхингер, процедило зеркало.       — А ты, зеркало, случаем, не офигело? — выдохнула Женевьева, прищурилась и опустила палочку. — Весь месяц молчало, а тут речевой аппарат образовался.       — В каком тоне вы разговариваете! — возмутилось зеркало. — Хотя, знаете, с такой хамкой как вы и разговаривать не хочется.       — Чего ж заговорили? — язвительно фыркнула девушка, попутно заплетая себе косы.       — Надоело мне, что рано утром вечно этакая пигалица сюда приходит и своим поганым взглядом в меня глядит! Вы бы, фройляйн Робеспьер, хотя бы расслабились на миг.       — Кто? — вытаращилась Женевьева. Она уже успела забыть, что ее на самом деле зовут Женевьева Робеспьер. А слышать это имя в связи с нынешними событиями даже страшно.       — Не притворяйтесь, дорогая! — воскликнуло зеркало голосом тети Эльфриды. — Я, конечно, всё понимаю. Вы связались с Поттером, грязнокровкой и Предателем Крови. Но это не значит, что чистокровная и благородная волшебница должна вести себя подобным образом!       Женевьева в недоумении хлопала глазами. В этот момент ей захотелось разбить зеркало к Моргане. Но она застыла, вглядываясь в своё неподвижное отражение в зеркале. И тут до неё дошло, что голос зеркала был в голове, а говорило оно на немецком, а не на английском.       — И что это на вас надето? Какой странный способ завязывать галстук! Вы что, Поттер? У благородных девиц галстук должен сидеть на шее элегантно, а не как удавка!       — Должно быть, я должна еще и башни на голове вместо кос иметь, по лестнице спускаться, придерживая подол одной рукой, а на балах танцевать со всеми, кто мне предложит? — отмерла Женевьева и оперлась руками на раковину.       Зеркало не затыкалось:       — Именно так, юная леди! Женевьеве Робеспьер, наследнице благородного рода де Робеспьер всегда следует чтить традиции и этикет! А не быть как ваша Дафна! Близкие люди обычно друг на друга похожи, но я бы не сказала, что вы, фройляйн Робеспьер, похожи на свою старшую сестру. Скорее на идиота Поттера, совсем ничего не смыслящего в настоящей магической части мира! Какое разочарование!       Настроение было испорчено.       — Очаровательно, — язвительно выплюнула Женевьева, мысленно подумывая как бы стереть со своего отражения эту знакомую, словно издевающуюся поттеровскую усмешку. — Это все, или еще есть что сказать?       — Жизель? — высокие двери, ведущие в ванную отворились. В проеме показалась Аланис. — Ты с кем разговариваешь?       Женевьева вздохнула и повернулась к шестикурснице. Волшебница была даже рада, что этот диалог был прерван.       — С зеркалом, — сказала Женевьева.       — А! — кивнула Аланис. — Удивительно, что оно заговорило. Редко кому доводится с ним побеседовать, я бы даже сказала, почти никому.       — Почему?       — Не знаю, со мной всегда разговаривало, — пожала плечами Аланис и открыла кран, начав умывание. — Я потом узнала, что его никто, кроме меня и Регана не слышит.       — Реган был в женских ваннах?       — Что? Нет! — встрепенулась Аланис. — Просто однажды мне вышло с ним побеседовать на эту тему, и он сказал, что у них зеркала тоже разговаривают, но кроме него никто не слышит.       — Странно, — буркнула Женевьева, вздыхая.       — Да вроде нет, — пожала плечами Аланис. — Просто зеркальцу становится скучно, а выбирает он среди тех, кто ему больше нравится и тех, в ком он видит когтевранца, способного что-то в мире поменять.       — Чудесно, — закатила глаза Женевьева.       «Да где ж я когтевранка?» — тем временем мысленно возмущалась волшебница.       — Да, это действительно чудесно! — искренне согласилась Аланис, не заметив сарказма в словах Робеспьер. — Не знаю, конечно, что в нас зеркало видит, но, может быть, оно и право. Хотя Элизабет его не слышит, несмотря на то, что больше похожа на ту, кто сможет что-то в мире поменять, чем я.       — Странный выбор у него, видимо, — покачала головой Женевьева.       Аланис не ответила. Через некоторое время, когда соседка по комнате закончила свои процедуры, она вдруг заулыбалась.       — Я видела, ты вчера письмо писала длиннющее, — поставила руки на бедра девушка. — Неужели все же есть кому писать?       — Есть, — кивнула девушка.       Девушки двинулись на выход из ванных. Навстречу старшекурсницам неслись подростки, наконец проснувшиеся. В гостиных становилось всё больше студентов.       — Родителям? — предположила Аланис.       — Нет, — покачала головой Женевьева. — Женщине, благодаря которой я все еще жива. Она меня приютила на время, а потом помогла в школу поступить.       — А-а-а, — понимающе кивнула Аланис. — А я тоже письмо написала, только родителям. Может, сегодня вместе до совятни сходим? Как раз узнаешь где это. А то вдруг ты потеряешься и влипнешь в неприятности. Я слышала, Пивз разбушевался опять. Гриффиндорцам в очередной раз люстры открутил.       — Пивз? — вскинула брови Женевьева.       Про этого полтергейста волшебница уже даже успела забыть. Он совсем не появлялся там, где были когтевранцы. А раньше, когда Женевьева была гриффиндоркой, от него спасения не было. Интересно, это потому что Пивз когтевранцев скучными считает, или у него неприязнь к гриффиндорцам?       — Наш полтергейст, — пояснила Аланис. — К нам не суется. Скучно ему, видите ли.       Женевьева хмыкнула. В спальне Элизабет уже восседала перед зеркалом, обмазываясь белой пудрой. Под глазами у нее оставались темные мешки, а глаза все еще были воспаленными, словно она бы плакала всю ночь. Девушка вдруг повернулась к Женевьеве.       — Жизель, смотри, я ровно бровь нарисовала?       Аланис и Женевьева переглянулись. Макмиллан не выдержала.       — Бетти, это совсем не твой стиль. Мне кажется, тебе нужно что-то помягче… — спокойным тоном сказала Аланис, после чего моляще сложила ладони. — Может быть, сейчас такие яркие брови и модно, но тебе твои светлые брови шли больше…       — Я спросила, подходит ли это мне? — Элизабет изогнула бровь.       — Правую немного поправь, — сказала Женевьева.       Как же это… жалко? Волшебница понимала, что Элизабет чувствует себя из-за Кэмерона отвратительно, но нужно же иметь хоть какую-то гордость? Да, девушка ни разу не чувствовала именно любви, как к тому, с кем хочется всю жизнь прожить бок о бок, возвеличивая в своей голове человека, но… нужно же хоть сколько-то гордости иметь? Уважения к себе? А менять себя из-за того, что случился какой-то неприятный инцидент? Бред.       Вскоре девушки уже выходили из башни. Аланис и Женевьева договорились встретиться после занятий и сходить в совятню. Внезапно Элизабет напросилась пойти с ними, сказав, что сегодня у нее не так много дел, к тому же и тренировку по квиддичу перенесли. Занятия прошли тихо. На совместных со Слизерином дисциплинах было даже как-то слишком спокойно. Между тем Альфард передал, что вернул Волдеморту платок.       — Между нами, — Альфард протиснулся между Элизабет и Женевьевой, подхватив вторую под локоток и нагнувшись к уху. — Реддл обиделся, видимо, на тебя.       — Блэк, держи дистанцию, — фыркнула Элизабет, дернув парня за идеально отглаженный рукав мантии. После вдруг она понизила голос и поинтересовалась: — На что это он должен был на Жизель обидеться?       — Я ему через Альфарда его платок вернула, — сказала Женевьева.       — Ясно, очередной маменькин сыночек, — раздраженно фыркнула Элизабет.       — А кто еще среди таковых? — хмыкнул Блэк, отпуская руку Женевьевы.       Компания остановилась немного поодаль от всех остальных и выглядела, если честно, странновато, хотя бы потому что обычно Блэка рядом с Маккиннон увидеть было нельзя.       — Да в целом все мужчины, — фыркнула Элизабет.       — Я сейчас обижусь, — в шутку сказал Альфард.       — Маменькин сынок, — закатила глаза Бетти, поддерживая шутливый тон. То, в каких «хороших» отношениях Альфард Блэк со своей матерью — ни для кого не секрет.       — В самое сердце! — шмыгнул носом Альфард и приложил ладонь к груди.       — А чего он обиделся-то? — вернулась к интересовавшей ее теме Женевьева.       — Не знаю, — пожал плечами Альфард. — Ничего особо не сказал, кроме «Угу, спасибо», но его лицо нужно было видеть!       — С Боунсом его познакомить надо, подружатся, — ядовито выплюнула Элизабет.       «Тяжелый случай», — вздохнула Женевьева.       — Почему вы еще в коридоре? — раздался голос профессора Вилкост, заставив кого-то подпрыгнуть, а кого-то застыть. — На поле, студенты.       Говорила она в приказном, не терпящем возражений тоне, словно бы была бывшим военным, поэтому ни у кого не возникло желания противиться. Студенты, словно поток воды, вытекли на холодную, морозную улицу, становясь парами.       Серое небо низко нависало над холмом, на котором возвышался замок. Ветер с каждым днем становился все более безжалостным, и этот день не был исключением. Холодные, почти ледяные порывы проникали под мантию, неизвестно как находя щели. Щеки покрылись холодной противной моросью.       — Нет, мистер Прюэтт! — вдруг рявкнула Галатея. — Вы больше не будете стоять с мистером Блэком! Как и мистер Малфой с мистером Лестрейнджем! Быстро встали так, как я вас в прошлый раз расставила.       — Но профессор! — воскликнул Брендис. — Умоляю, кто угодно, но не эта mégère!       — Язык за зубами держи, Лестрейндж! — возмутилась Элизабет, стоявшая в паре с Женевьевой. — Je parle français!       — Минус балл со Слизерина и минус балл с Когтеврана за разговоры в строю, — рявкнула профессор. — Эристикой займетесь позже.       — Профессор… — начал Брендис, однако вдруг замолчал, почувствовав ладонь Реддла, больно сжимающую его плечо.       Элизабет печально вздохнула и переглянулась с Женевьевой. Девушки тоскливо махнули друг другу ладонями и разошлись по разные стороны. Блэк находился на некотором расстоянии от Лестрейнджа и смотрел вслед Игнатиусу, который направлялся к Малфою, корчащему недовольные физиономии.       — Итак! — громко заговорила Вилкост. — Сегодня продолжаем практику защитных заклинаний. Кроме того, напоминаю дуэлянтам о том, что занятия начнутся уже с сегодняшнего дня.       — Уже сегодня? — удивилась Женевьева шепотом.       — Я сам удивлен, — шепнул в ответ Блэк. — Она ведь говорила, что только на следующей неделе будет. Я не готов начинать позориться так рано…       — Ну ничего, переживешь, — шепнула Женевьева.       — Какая ты злая, Жизель.       — Сегодня к шести часам жду всех в танцевальном зале, — рявкнула Галатея, оглядывая слизеринцев и когтевранцев. — Итак, все помнят как держать палочку в руке, или нужно учить? Нет? Прекрасно. Приступить!       Со вздохом, Блэк отошел от Женевьевы на пару шагов назад и развел руками. Робеспьер, недолго думая, выставила знакомый, почти никогда ее не подводивший щит. Знакомое защитное поле едва поблескивало, сгущаясь вокруг Женевьевы коконом. Альфард принялся атаковать незнакомыми заклинаниями.       Вилкост ходила среди выстроившихся в линию студентов, её громкий голос то и дело вырывал Женевьеву из размышлений. Она сосредоточилась на поддержании щита, внимательно следя за каждым движением Альфарда. С каждым разом его заклинания становились всё увереннее и быстрее, и она почти забыла о страхе.       Но вдруг её мысли начали путаться, а в глазах вместо Альфарда Блэка возник Пожиратель. Фигура колдуна сверкнула холодными синими глазами и расплылась в жестокой усмешке. Девушка изумлённо моргнула, дёрнулась, отскакивая в сторону, и споткнулась, падая на промёрзшую землю. Заклинание, которое должно было попасть в щит Женевьевы, пролетело мимо, врезавшись прямо в спину Лестрейнджа.       — Блэк! — вскричал Брендис, словно бы заранее зная и видя, что это именно он, хотя и стоял к нему спиной. Слизеринец согнулся, оседая на землю.       На поле разом повисла напряженная тишина. Профессор Вилкост подбежала к Лестрейнджу, опустилась на колени и принялась набрасывать на него какие-то заклинания. Альфард в изумлении подскочил к Женевьеве, с опаской поглядывая на профессора.       — Жизель, — прошептал он, наклонившись к ней. — Ты в порядке?       Волшебница проморгалась. Очертания потихоньку возвращались, сначала смазавшись до неполного мутного портрета, а потом и вовсе вернув черты Блэка. Женевьева ошеломленно уставилась сначала на него, а потом на Лестрейнджа. Её сердце неровно билось, а лицо, которое не переставало покрываться тонкой плёнкой моросившего щеки дождя, побледнело.       — Да, — пробормотала девушка и приняла ладонь слизеринца, поднимаясь.       Вилкост, нахмурив брови, осмотрела Лестрейнджа, после чего встала и, словно штормовая туча, двинулась к Блэку. Женщина схватила парня за плечо и уставилась ему в глаза.       — Что это значит, мистер Блэк? — рявкнула Галатея. — На отработку захотелось раньше времени?       — Профессор, croyez-le ou non, я не специально, — словно отрапортовал Альфард.       — Это из-за меня, — пробормотала Женевьева, отводя взгляд от раздраженной Галатеи Вилкост на Лестренджа, к которому уже успел подойти Волдеморт. Будущий Темный Лорд помог Брендису подняться и перекинулся парой слов с Элизабет. — Я отвлеклась, и заклинание попало в него.       Брендис, поддерживаемый Волдемортом, медленно отошел к ближайшей скамье и опустился на нее. Галатея Вилкост, все еще нахмуренная, отпустила плечо Альфарда, которое от стальной хватки уже начало сводить, и подошла к Женевьеве.       — Мисс Робер, вы понимаете, насколько это было опасно? — спросила она строгим голосом.       — Да, профессор, — кивнула девушка, чувствуя на себе десятки взглядов.       — Больше отвлекаться не смейте, — сказала Вилкост, отходя от нее. — Мы продолжим тренировку.       Волдеморт, стоявший в тени рядом с Лестрейнджем, слегка наклонил голову, наблюдая за происходящим с холодным интересом. Его темные глаза блестели, словно два бездонных колодца. Эти глаза, казалось, могли проникнуть в самую суть души, не оставляя места для тайн и сомнений. Женевьева передернулась, отводя взгляд.       — Мисс Маккиннон, отведите мистера Лестрейнджа к мадам Палмер, — приказным тоном сказала Галатея. — Мистер Реддл, вернитесь к Яксли.       Элизабет вздохнула, поджала губы, накрашенные кроваво-красной помадой, и, подхватив слизеринца за плечо, чуть ли не потащила его на выход из тренировочного поля. Тренировка продолжилась. И на этот раз без казусов, хотя сердце Женевьевы продолжало тревожно биться, а рука, удерживающая палочку, иногда едва заметно тряслась.       Когда, наконец, занятие закончилось, профессор Вилкост попросила Женевьеву задержаться. Волшебница, со вздохом попрощавшись с Игнатиусом, уходящим на гербологию, подошла к строгой женщине. Ее суровый взгляд был устремлен в небо, словно в нем она могла бы найти ответы на какие-то свои внутренние, глубинные вопросы.       — Профессор? — тихо произнесла Женевьева, обращаясь к Галатее Вилкост, лицо которой выражало непреклонную сосредоточенность и серьезность.       — Вы меня удивляете, мисс Робер, — произнесла женщина. — Не ожидала, что вы будете так себя вести.       — Я не специально, — тут же ответила Женевьева. — Я задумалась и потеряла концентрацию, забыла поддерживать щит…       — И начала уворачиваться, — Вилкост бросила на волшебницу мрачный, пронизывающий взгляд. — Вам надлежало сконцентрироваться на поддержании щита, а не стремиться уклониться от вражеских атак.       — Я виновата, — кивнула Женевьева. — Но я не специально.       Профессор Вилкост прищурилась, обдумывая слова Женевьевы. Затем, вздохнув, она смягчилась и произнесла:       — Мисс Робер, позвольте дать вам рекомендацию: в следующий раз будьте более сосредоточены. Вы обладаете выдающимися способностями, но иногда позволяете себе некоторую небрежность.       — Спасибо, профессор, — кивнула Женевьева.       — И, — Галатея посмотрела на волшебную палочку, — извольте, любезная, взять её иным манером. Мне претит взирать на то, как вы её держите.       Женевьева, немного смутившись, постаралась взять палочку как-то по-другому, однако на эту попытку профессор только вздохнула.       — Волшебница, наделённая выдающимися боевыми навыками, но неспособная в должной мере управлять своим волшебным инструментом, — профессор лишь покачала головой. — То, как вы держите свою палочку в руке, свидетельствует о том, что ваше обучение дуэльному искусству было весьма посредственным, — произнесла Вилкост с нескрываемым презрением, словно представляя в своём воображении другого учителя, неспособного должным образом передать знания ученику. — Вы, мисс Робер, обладаете колоссальным потенциалом, это очевидно. При должном старании и концентрации вы сможете достичь выдающихся результатов. Однако не следует упускать из виду, что магия — это не только могущество, но и бремя ответственности. За каждое своё деяние вы несёте ответственность.       — Я понимаю, профессор.       — Буду ожидать вас сегодня вечером в танцевальном зале, — произнесла дама строгим голосом. — Вы ведь не против вступить в Дуэльный клуб, верно?       — Не против, — не задумываясь ответила Женевьева.       Профессор задумчиво оглядела когтевранку, после чего кивнула. Ледяной ветер обдул влажные от мороси щеки Женевьевы, сбросив со лба аккуратно уложенные передние пряди челки.       — Прекрасно, — кивнула профессор, отвернувшись. — Идите, мисс Робер.       Женевьева поспешно отвернулась и зашагала к выходу.       — Мисс Робер, — вдруг окликнула ту Галатея.       Девушка замерла и повернулась. Дама смотрела на волшебницу пристальным пронизывающим взглядом. Ее лицо было напряжено, а глаза казались задумчивыми и серьезными. Тем временем моросить не переставало.       — Ваша палочка, — начала Вилкост. — Работа Грегоровича?       — Да, профессор.       — Ольха и жилы из крыла летучей мыши?       — Нет, профессор, — отрицательно качнула головой Женевьева. — Жасмин и коготь грифона.       — Ясно, — кивнула своим мыслям Галатея, а ее взгляд прояснился и стал теплее. — Не смею больше задерживать.       А Женевьева не смела задерживаться. Невысокие каблуки стучали, отражаясь от высоких стен каменного замка. Кроме эха шагов, иногда можно было услышать лишь далекие шаги студентов и насвистывание ветра. Стены, лишённые тепла, словно впитывали в себя холодный моросящий дождь, который, касаясь кожи, вызывал неприятное ощущение.       Женевьева вскоре оказалась рядом с кабинетом гербологии. Внутри уже были все знакомые ей лица: Элизабет заняла третью парту рядом с окном и ожидала Робеспьер, Игнатиус сел рядом с недовольной Джейн прямо позади Элизабет. Женевьева легонько улыбнулась и прошла к парте.       — Ну что там? — спросила Женевьева отстраненно-холодноватым тоном, опускаясь на стул. — Брендиса уже окончательно перевели в больничное крыло на постоянное место жительства?       Джейн заинтересованно нагнулась через парту, чтоб получше расслышать разговор — она делала так всегда, слишком любила сплетни и слухи. Игнатиус повторил за ней и заговорил, заставив Элизабет и Женевьеву повернуться.       — Мне тоже интересно, — улыбнулся Тиус.       Элизабет одарила Джейн, сидящую рядом с Прюэттом нечитаемым взглядом и немного поджала напомаженные губы, но ничего ей не сказала.       — Я готова лично ему руки ломать, лишь бы он подольше в больничном крыле полежал, — призналась Элизабет Игнатиусу и вздохнула. — Видеть его не хочу. Его невозможно терпеть.       — Вы и не испытывали к нему симпатии, чтобы терпеть, — усмехнулся Игнатиус. — По крайней мере, во время матчей по квиддичу. Все помнят, как вы сбили его с метлы на большой высоте.       — Ничего себе, — вытянула лицо Женевьева.       — Это было четыре года назад, — махнула рукой Элизабет.       — Только Когтевран тогда все равно проиграл, — пробубнила Джейн, отворачиваясь в окно.       Элизабет уставилась на Джейн с презрительно-холодным взглядом, однако сумела смолчать. Маккиннон была слишком гордой для того, чтобы начинать сейчас то, что мало кому понравится.       — В общем, что там с ним? — скучающе подала голос Женевьева. — Я даже не знаю, какими заклинаниями Альфард пытался разрушить мой щит. Что там прилетело в Лестрейнджа?       — Боевое заклинание, — цокнула языком Бетти. — Сложное и сильное.       — Да ну? — не поверила Женевьева.       — Что-то похожее на Бомбарду, но более сложное и целенаправленное, — сказала Элизабет. — Как выразилась мадам Палмер, наша главная медиведьма, это нечто узкопрофессиональное, но не тёмное. Ни на каплю к темной магии не относится. Мадам Палмер говорила, что иногда подобное применяли профессиональные авроры в Италии во время погонь за преступниками. Здесь, в Британии, таким не пользуются. Считают, что опасно.       — Ай-да Альфард! — покачал головой Прюэтт. — В девушку боевыми заклинаниями! Готов биться об заклад, он с самого начала именно такими заклинаниями пользовался, чтобы щит сбить. Э-эй, Жизель! Это какой силы у тебя щит был? Даже я в прошлом году на заседаниях Дуэльного клуба оставался в дураках со своим щитом против Блэка! Представляю, как он в душе расстроился, что щит новенькой девушки оказался сильнее щита друга и даже сильнее щита Реддла, с коим его часто ставила ранее в пару на дуэлях профессор Вилкост.       — Не может такого быть, — закатила глаза Женевьева, отворачиваясь.       — Скромничаешь, — хмыкнула Элизабет.       Женевьева демонстративно сморщила нос.       — Итак, положение Лестрейнджа весьма плачевно, — продолжила Элизабет. — Он лежит и стонет, и стонет, и стонет! Бормочет что-то вроде «Спасите, madame! Je meurs!» Мадам Палмер заставила меня ей помогать, она остановила у Лестрейнджа внутреннее кровотечение и напоила его зельями. Теперь он похож на кота, который нанюхался мяты.       Элизабет вздохнула и продолжила:       — Когда я тянула его до больничного крыла, он не так сильно жаловался и не пытался вызвать сочувствие своим видом, как когда мы переступили порог лазарета. До этого момента он держался! Я даже удивилась. Особенно когда поняла, что всё это время он молчал и не говорил мне, какая я une mégère и une fille incorrigible et confiante d'un père riche!       — В чем-то «милашка» Лестрейндж прав, — буркнула Джейн.       — Лестрейндж иногда только что-то бормотал про Блэка и его мамашу, — Элизабет изо всех сил сделала вид, будто не слышала. — Обычно, в случае если мы оставались наедине, из его уст сыпались язвительные упрёки или несмешные шутки, но в мою сторону, а не в сторону кого-то другого.       — Радуйся, — улыбнулся Игнатиус. — А то у него потом рот не закрывается, если начинает.       — Tout à fait comme chez Jane в некоторые моменты, — фыркнула Элизабет.       — Что сказала? — ахнула Джейн и встала с места.       — Джейн, сядь, пожалуйста, — Женевьева бросила на гриффиндорку суровый взгляд, от которого та слегка вздрогнула, но всё же села, недовольно глядя на Элизабет, которой невольно от лица Женевьевы тоже стало не по себе. — Если вы обе будете продолжать устраивать сцены, то одними лишь моими грозными словами не обойдётесь. Это понятно, хрупкие мои?       — Ясно, как солнце днем в хорошую погоду, — вздохнула Джейн, но не переставала мысленно препираться с Элизабет. В их глазах, казалось, была самая настоящая дуэль.       Впрочем, их «противостояние» продлилось недолго. В кабинет зашел преподаватель, и началось занятие. Скучное, — Женевьева не любит гербологию и никогда ее не любила. Ей всегда это напоминало садоводство, а с ним у Женевьевы неприятные воспоминания. Можно было бы предположить, что из-за тетушки Эльфриды, но нет. Удивительно, но не из-за этой сварливой бабки у Женевьевы нелюбовь к этой дисциплине. Если честно, то тете Эльфриде гербология и самой не сильно нравилась. Нелюбовь к садоводству привила Женевьеве мама. Та очень любила проводить время в своем саду и буквально заставляла Женевьеву копать, пропалывать и поливать вместе с ней, — а сад у них в поместье был просто огромный! — а девочке это совсем не нравилось. Ей хотелось проводить время с папой — с ним интереснее, у него же зачарованные загадочные вещички!       К несчастью — или к счастью? — для Женевьевы, на гербологии не получалось даже поспать. Элизабет, коей тоже было неимоверно скучно, постоянно отвлекала Женевьеву. Девушки даже начали играть в крестики-нолики. Закончилось занятие тем, что Женевьева победила Элизабет со счетом 48:35. А между тем, Игнатиус внезапно "обрадовал" Элизабет тем, что сегодняшней тренировке все же быть.       Гербология была последним занятием, поэтому Женевьева решила найти Аланис. У шестого курса занятия тоже должны были закончиться в это же время, так что, договорившись с Элизабет, у которой еще оставалось немного времени до тренировки по квиддичу, девушки отправились на поиски Макмиллан.       Нашлась девушка в одном из коридоров. Она шла с книжкой в руке и разговаривала с Реганом, вышагивающим рядом с ней по ее правую руку. Они шли с занятия по УЗМС, и, кажется, Аланис рассказывала что-то Прюэтту-младшему, именно о чем-то, касающемся предмета, но по парню было непонятно, действительно ли он слушал или только делал вид.       — Очень занимательно, — пробурчал Реган. Это было первое, что услышала Женевьева из его уст. — Ох, дамы. Как ваши дела?       — Неплохо, а ваши? — отозвалась Элизабет.       Они остановились, немного сдвинувшись к стене.       — Прекрасно! — с улыбкой отозвалась Аланис. — Жизель, я спросила у профессора про нарглов, о которых ты почти месяц назад упоминала. Он сказал, что не слышал о таких! Неужели нарглы только в Австрии живут?       Женевьева замерла и удивленно моргнула. Ну да, как же она могла забыть? Вот так и шути в компании когтевранцев, — всё воспринимается всерьез на раз.       — Наверное, — загадочно кивнула Женевьева. — Никогда их не видела.       — Не видела? — удивилась Аланис. — А как же ты тогда про них знаешь?       — А вот знаю и всё! Кто же ещё, как не наргл, некогда мог украсть мой личный дневник? — воскликнула Женевьева, изумлённо глядя на шестикурсницу и мысленно усмехаясь. — Не поверю, что это был кто-то из людей или домовиков!       Только имя наргла Женевьевы — Гермиона Грейнджер. И если её ненароком не увидеть в толпе, то она могла обидеться и больше не даст списать эссе ни по гербологии, ни по астрономии. Небольшая, конечно, потеря, но всё равно обидно. Даже украденный личный дневник можно, в теории, простить. Но Женевьева этого не сделает. Хоть и уже успела совсем про это позабыть.       — А у меня нарглы ничего не воровали, — задумалась Аланис.       — Так это хорошо! — Женевьева положила ладонь на плечо Макмиллан. — Это значит, что твоя душа чиста, как первый снег.       Реган и Элизабет переглянулись, а в их глазах так и читалось: «Ну-ну, болтай-болтай». Хотя Женевьева сама не знала, зачем такое говорит. Это как-то… неприятно. Ей самой бы не понравилось, если бы над ней так подшучивали, но волшебница делает это. И почему-то Женевьеве кажется, будто Аланис на самом деле понимает, что она только шутит.       Реган бросил задумчивый взгляд на Аланис, после чего скорчил странную рожицу, переглядываясь со старостой Когтеврана.       — Давай отменим сегодняшнюю тренировку? — понизил голос Реган.       — Давай, — сразу же согласилась Элизабет.       Реган тут же посерьезнел и выгнул бровь.       — А вы, мисс Маккиннон, не обалдели? А ну, быстро на стадион. Я прослежу.       — Сам предложил, сам обиделся, поглядите на него! — закатила глаза Элизабет. — Тоже мне, герой.       — Ты как с братом капитана команды разговариваешь? — драматично серьезно выпучил глаза Реган. — А ну! Сегодня вместо двух километров будешь пять бегать!       Аланис рассмеялась. Женевьева только покачала головой. Их отношения и беседы — всегда нечто интересное, но однотипное, особенно если учесть то, что Элизабет на самом деле не сильно во что-то ставит Регана, постоянно называя его малышней.       — Малышне слова не давали, — приторно сладким голосом пропела Элизабет.       «Ага», — словно в подтверждение мысли прыснула Женевьева.       — Ничего вы не понимаете, мисс Маккиннон, — вздохнул Реган, растеряв всю свою напускную серьезность. Его лицо вновь стало размеренным, спокойным. И в этом было его отличие от Рона, что даже радовало Женевьеву — меньше поводов для нахлынувших печальных ассоциаций. Реган махнул рукой. — В любом случае, не опаздывай. Аланис, Жизель, до встречи.       — Не забудь про то, что тебе нужно завтра со мной в библиотеку! — воскликнула Аланис.       — Сама свой реферат делай! — донеслось шутливое в ответ уже из конца коридора.       — Вот ведь, — фыркнула Аланис, топнув ножкой.       — Вас вновь вдвоем поставили? — выгнула бровь Бетти.       — Ага, — вздохнула Аланис и покосилась в ту сторону, куда ушел Реган, но его уже не было видно. — Вот только всегда, когда я с ним в паре, всю работу делаю я.       — Скажи, что ничего не будешь делать, пока он не примется за дело, — закатила глаза Женевьева.       — Говорила уже, но он сам свой реферат делает параллельно с тем, как я делаю нашу парную работу. Со мной вдвоем одну работу никогда не делает. И в сумме получается две работы, но представляем профессору мы только одну — мою! Никогда не видела содержания его рефератов, только титульный лист и вот такую стопку исписанной бумаги, — Аланис показала пальцами ширину работы, в толщину почти как самый тонкий учебник по истории магии, — а они непременно всегда были с как минимум 300 страницами. Аланис вздохнула: — Не знаю, что ему не нравится. Всегда «Превосходно» же получаем!       — Не обращай на него внимания, — цокнула языком Элизабет. — Прюэтт же!       — Да, я постараюсь, — Аланис обиженно поковыряла носом красивой белоснежной туфельки каменный пол.       Женевьева мрачно покосилась в сторону окна. По нему стекали прозрачные ручейки, словно слезы по щекам. Конец сентября вновь подарил ливни, словно природа сама оплакивала что-то мрачное и неизбежное. Настроение, и без того не поднимавшееся выше отметки «как же мне все равно», теперь погрузилось в еще более глубокую тоску. Ветер, прорывавшийся сквозь щели в окнах, словно насмехался над ее попытками найти утешение в этом мире.       Очень сильно хотелось напиться вдрызг и свалиться где-нибудь на маггловском пустом шоссе под проливным дождем.       Элизабет улыбнулась Женевьеве:       — Итак, я на тренировку, ближе к пяти часам я буду уже в башне. Встретимся там, а потом пойдем на собрание Дуэльного клуба? — предложила она.       Женевьева согласно кивнула.       — О! Жизель все же будет членом клуба? — просияла Аланис.       — Да, у нее нее нет выбора, — лукаво усмехнулась Элизабет, а Женевьева закатила глаза.       — Это здорово! Профессоры Джонсон и Вилкост точно научат чему-нибудь толковому! Например, сложным чарам. Это же прекрасно, чего ж ты морщишься, Жизель?       — Приятнее, когда расписание не настолько сильно забито, — фыркнула Женевьева — Я к такому не привыкла. Когда я училась… — она запнулась. — Такой строгости не было.       — Ну, ты ведь на дому училась, — пожала плечами Элизабет. — Привыкнешь еще. К тому же еще в твоем расписании все не так плохо. Ты же не сидишь безвылазно в библиотеке за написанием докладов, выходя только поспать и на тренировки.       — Обрадовала, — вздохнула Женевьева.       Элизабет ничего не ответила, лишь попрощавшись и, один раз покосившись на окно, в которое непрерывно стучал проливной дождь, вздохнула и ретировалась. По холодным коридорам в сторону башни Когтеврана двинулись Аланис и Женевьева. Тепло общежитий успокаивало и усыпляло, поэтому девушки быстро достали свои конверты с уже уложенными внутрь исписанными пергаментами и двинулись к совятне. По пути Аланис не переставая болтала, рассказывая что-то о ретроградном Меркурии.       Совятня встретила непонятным курлыканьем и перьями, выпадавшими из встрепенувшихся птиц. Совы, испугавшись, отлетели от Женевьевы ближе к стенам или к Аланис. Робеспьер вздохнула — животные ее никогда не любили. А с котом Гермионы вообще была война! От него у девушки на ляшках остались тоненькие шрамики, напоминая о старой вражде.       — Ну вот! — развела руками Аланис, указывая на совятню. — Пришли.       Женевьева огляделась. Совы, казалось, избегали её, словно чувствовали её присутствие. Каждый раз, когда она делала шаг вперёд, они отступали на шаг назад, не подпуская её ближе. Время тянулось мучительно долго, пока, наконец, ей не удалось поймать одну из них. Девушка сунула письмо птице, а та, испуганно забившись, вырвалась из достаточно крепкой хватки Женевьевы, оцарапав кожу до крови и, с громким хлопаньем крыльев, улетела за окно, куда-то в сторону Хогсмида.       — Аланис, ваши совы совсем дикие, — пробормотала Женевьева и обернулась. — Аланис?       Однако, кроме нее и напуганных сов, жавшихся к стенам, никого больше не было. Женевьева раздраженно осмотрела каждый уголок совятни, цокнула языком и тихо выругалась. Вот так и верь этим рыжим! Что Дамблдор исчез, что Аланис. И теперь еще думай: кто из них хуже?       Волшебница с презрением окинула взглядом свои покрытые царапинами руки. В её ладони мгновенно возникла волшебная палочка. Через секунду царапины и кровь исчезли, как будто их и не было. Кожа стала гладкой и красивой. Девушка вздохнула и повернулась к выходу, но вдруг отпрыгнула в сторону от испуга.       — Извиняюсь глубочайше, леди, — примирительно поднял руки незнакомый паренек с галстуком Слизерина. — Не хотел вас пугать.       — Я вас не заметила, — приложив ладонь к сердцу, выдохнула Женевьева.       — Я хожу весьма тихо, — улыбнулся парень и размеренным шагом двинулся к совам.       В правой руке парень удерживал тоненький конверт, который тут же оказался у удивительно ласковой совы.       — Вы выглядите взволнованной, — чуть приподнял каштановые брови слизеринец, отпуская птицу в окно.       — Не сладила с вашими совами. Диковатые, — повела плечом девушка.       Парень расплылся в спокойно-теплой улыбке. Зелено-карие глаза блеснули озорством.       — Вы им просто не понравились, — хмыкнул парень. — Они у нас умные, спокойные… обычно.       — Как тактично с вашей стороны указывать на такой минус в девушке, — фыркнула Женевьева.       — Виноват, — тихо рассмеялся шатен. — Меня зовут Аневрин. Рад познакомиться с вами, мисс Робер.       — Уже знаете мое имя, Аневрин? — выгнула бровь девушка и сложила руки на груди.       — Будет непростительно не узнать имя столь восхитительной леди.       — Могли узнать лично.       — Вы так хорошо умеете подводить разговор к частым извинениям, что я даже немного растерян, — льстиво рассмеялся Аневрин, поправляя чёлку. — Это уже третий раз.       — А для вас это рекорд?       Аневрин на секунду замер, после чего усмехнулся, вглядываясь в малахитовые глаза девушки. Он покачал головой и облокотился спиной о холодную каменную стену. По окнам барабанил дождь.       — Нет, не рекорд, — Аневрин посмотрел на Женевьеву с едва заметным упреком.       — Значит, мне есть к чему стремиться, — пожала плечами девушка и двинулась к выходу.       — Я вас провожу, — оторвался от стены парень.       — Я найду дорогу.       — Там дождь.       — Я не маггла.       Но Аневрин пропустил ее слова мимо ушей, следуя за девушкой немного позади. Ветер бил в лицо, однако на Женевьеву не упало ни капли проливного дождя. Аневрин, со спокойной ухмылкой, иногда поглядывал на совсем незаинтересованную макушку девушки, которая, казалось, совсем не замечала того, что он наложил на нее отталкивающее воду заклинание.       — Слышал, вы сбежали? — подал голос Аневрин.       — Вы ведь знаете уже ответ, так почему спрашиваете?       — Уточняю у проверенного источника, то есть вас, леди. Мало ли через сколько голов прошлась эта мысль, став бесполезным слухом?       — Можете не волноваться об этом. Слухов я не боюсь.       — А стоило бы. Никогда не знаешь, что именно ходит по стенам Хогвартса.       Женевьева остановилась и резко повернулась в сторону парня. Тот, ехидно улыбаясь, почтительно сделал полшага назад, оставляя между ними достаточное расстояние.       — Всякий видит, чем ты кажешься, немногие чувствуют, кто ты на самом деле, — произнесла Женевьева. — А чужие домыслы, на самом деле, возможно, касающиеся меня только косвенно, меня не волнуют. И вас не должны.       — Звучит очень скучно, — вздохнул Аневрин.       Женевьева оставила его фразу без внимания и двинулась к навесу над лестницей, ведущей вниз, в холодные коридоры. Слизеринец следовал вслед за ней, пока из-за угла не показался золотоволосый парень с письмом в руке. Завидев Аневрина, тот махнул рукой и двинулся к ним.       — Розье! — окликнул золотоволосый. — Забери свою почту. Еле совладал с твоей фамильной совой, пока на обеде сидел. Добрый день, леди.       — Никакого почтения к мисс Робер, эх ты, Фиакр, — закатил глаза Розье и забрал письмо.       Женевьева остановилась рядом со слизеринцами и уставилась на Аневрина, разглядывая его лицо. Розье? Брат Друэллы?       — Прошу прощения за моего приятеля, мисс Робер, — приложил ладонь к груди Аневрин. — Это Фиакр Эйвери, мой друг.       — Жизель Робер, — кивнула девушка и вдруг вскинула брови. Ее ладонь оказалась в ладони Эйвери, и тот невесомо поцеловал ее.       — Извиняюсь за свою бестактность, — Фиакр отпустил руку девушки.       — Не стоило, — мрачно протянула Женевьева, пряча руку в полах мантии.       Розье лишь хмыкнул.       — Вы сейчас куда направляетесь? Может, вас проводить? — предложил Эйвери.       — Не стоит. Что-то мне подсказывает, что нам не по пути.       — Кто знает? — хмыкнул Розье, однако откланялся и дернул друга за рукав, чтобы тот поступил также.       Юноши начали отдаляться. Женевьева с облегчением вздохнула и в этот момент её взгляд упал на фотографию, лежавшую на каменном полу изображением вниз. Девушка подняла её. На обратной стороне была подпись, выполненная красивым почерком с вьющимися буквами: «Собрание в Сорбонне, 1938». Прищурившись, Женевьева перевернула фотографию. Там, на старомодном диване в не менее старомодных одеждах сидело трое светловолосых кудрявых мужчин разных возрастов — одному на вид было около сорока, второму около тридцати пяти, а третьему едва ли стукнуло двадцать, — об один из подлокотников боком опиралась женщина, отдаленно напоминавшая Друэллу, по другой подлокотник стояла светловолосая женщина с очень короткими волосами, совсем не похожая на мужчин на диване, а в кресле сидел… Гриндевальд? И рядом с ним, за его спиной, сложив руки на край спинки кресла, стояла девочка, на вид ей было около двенадцати, белокурая, миловидная.       Однако ее взгляд привлекла не девочка, не Гриндевальд и даже не похожая на Друэллу женщина, а восседающей на диване один из светловолосых мужчин. Невольно по телу пробежала крупная дрожь.       — Дедушка? — пробормотала Женевьева.       Волшебница оторвала взгляд от мужчины на фото и заозиралась. Розье и Эйвери уже были далеко, но не настолько, чтобы скрыться из поля зрения. Не помня себя, девушка вдруг окликнула слизеринца.       — Мистер Розье, постойте! — несмотря на все ее усилия, голос все же немного дрогнул.       Слизеринцы остановились, оглянувшись на девушку. Женевьева, вышагивая к ним навстречу, попутно накладывала на фото чары сокрытия.       — Кажется, это ваше, — сказала девушка, протягивая фото, картинкой в пол.       — Неужели? — нахмурился Розье, принимая фото. Осмотрев картинку он сначала удивленно смотрел в размазанную картинку, после чего, чуть не хлопнув себя по лбу, достал палочку и снял чары. Его лицо вытянулось. — Ох, да, мисс, мое. Спасибо.       — Не за что, — кивнула Женевьева и поспешно развернулась, скрываясь за поворотом.       Хотя, наверное, стоило оставить фото у себя. Но лучше так. Разбираться почему его собственность оказалась у нее, если получится так, что это обнаружится, ей не хотелось.       А в глазах все стояло фото. Одно только осознание того, кто там был, заставляло чувствовать себя отвратительно. Сердце болезненно сжалось.       Почему ты, Раймунд де Робеспьер, рядом с Гриндевальдом?

***

      Танцевальный зал был полон голосов. Женевьева со вздохом оглядела помещение. В центре одной из стен расположен огромный камин, в котором потрескивает огонь. Рядом с ним стоят мягкие кресла и диваны, которые, собственно, до отказа были заняты членами клуба. Стены были украшены гобеленами с изображениями гербов факультетов. Над камином висел большой герб Хогвартса, украшенный драгоценными камнями и металлами. В углу зала стояли музыкальные инструменты: красавец-рояль, от которого Женевьева не могла оторвать глаз, скрипки и виолончели.       — Ну и где? — оглядев кучку студентов у камина, тихо произнес профессор Джонсон, придвигая очки по переносице ближе к глазам.       — Не знаю, сэр, — пожал плечами бледный, немного вялый после влитых в него зелий Лестрейндж, словно сразу же понявший о чем он. — Он обещался не опаздывать.       — Он ранее никогда и не опаздывал, — фыркнула Друэлла.       Женевьева вздохнула. Слизеринцев здесь было больше, чем всех остальных. Девушка оглядела студентов. Вон Малфой, Розье-младший, Эйвери, Лестрейндж, — и зачем он вообще притащился в своем непонятном состоянии? — Розье-старшая, Яксли, Альфард Блэк и Трэверс. С другой стороны четыре гриффиндорца и столько же пуффендуйцев. Когтевранцев вообще было трое, и то, если с Женевьевой считать. Игнатиус и Элизабет стояли рядом с Робеспьер, грея ладони возле камина.       — А ну встали все! — рявкнула вошедшая Вилкост. — Где Реддл?       — Не знаем, — хором ответили слизеринцы.       — Зря, — раздраженно бросила женщина и сбросила свою остроконечную шляпу на низкий кофейный столик. — Встали в две линии друг перед другом. Хотя нет, не встали. Я вас сама распределю.       Девушки разом поникли. Профессор Джонсон отошел в сторону, наблюдая за тем, как его коллега приказным тоном просит встать кому-то в пару. С горем пополам, расставив всех и даже никого не поссорив, женщина отошла, после чего вдруг обратила внимание на стоящих поодаль поодиночке Блэка, Друэллу и Женевьеву.       — Реддл где? — еще раз повторила Галатея, глядя в лицо Лестрейнджа, словно он точно мог знать.       — Не знаю, мэм, — ответил он.       — И что мне с ними делать, скажи? — прищурилась профессор. — Альфард у нас обычно на инструментах, а Друэлла с Томом в паре. Куда ж вас?       — А поставьте Друэллу с Блэком, — выглянул из строя Аневрин, коего поставили в пару с Шавон Трэверс.       — А кто играть будет? — сурово выгнула бровь профессор.       — Да вот, пускай мисс Робер, — хмыкнул Розье.       — Точно, — кивнула Галатея и схватила Женевьеву за запястье отводя к инструментам. Она тихо шепнула: — На чем играть умеешь?       — На фортепиано, — удивленно ответила девушка.       — Прекрасно, садись, — женщина отпустила девушку и резво направилась к выстроившимся в два ряда ученикам. — Чего стоите, мистер Блэк? Сегодня вы танцуете.       Женевьева ошеломленно села на табурет. Перед девушкой сразу же появились ноты, они прилетели к ней со стороны профессора Джонсона, опускаясь на пюпитр. Не успела волшебница моргнуть, как ноты сами встали в нужном порядке.       — Итак, дети, сегодня начинаем как и всегда, с танцев, — начала Галатея Вилкост. — Напоминаю тем, кто уже был, и тем, кто только присоединился, коих у нас только четверо, — профессор оглядела парочку пуффендуйцев, а после бросила взгляд на Женевьеву, сидящей за роялем. — Танцы — это не только увлекательное хобби, но и полезная активность, которая оказывает положительное влияние на физическое и психологическое здоровье человека. Танцы улучшают и поддерживают физическую форму, развивают вашу выносливость, координацию, память и внимание. Но есть кое-что еще. Танцам свойственно снимать стресс с человека. Танцы сближают людей, и способны показать лучший дуэт. Итак, Жизель, прошу.       Женевьева вздохнула, после чего осторожно подняла крышку и коснулась клавиш, не отрываясь взглядом от нот. Мелодия заполнила пространство. Пальцы девушки скользили по клавишам, создавая приятные мелодии.       — Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, Лестрейндж, увереннее! Раз-два-три, — иногда слышала Женевьева голос Галатеи Вилкост.       Каждая нота звучала чисто и ясно, словно желала донести до танцующих, почти летающих над полом студентов голоса недосягаемых звезд. Подобно журчанию ручья, или пению райских птиц, она приятно окутывала коконом все вокруг. Вскоре девушка даже забылась, полностью сконцентрировавшись на игре.       — Реддл, это как понимать? — вдруг рявкнула Галатея, заставив Женевьеву сфальшивить и замереть.       Одна из девушек вдруг споткнулась и повисла на партнере, чуть не свалившись на пол. Женевьева покосилась в сторону профессора. Там, запыхавшийся, покрасневший от спешки Реддл, стоял, приложив ладонь к сердцу.       — Извиняюсь, профессор, — шелестяще и, как будто раскаиваясь, произнес он и опустил голову. — Профессор Слизнорт меня отвлек.       — Неужели то, чем вас отвлек Гораций важнее собрания Дуэльного клуба? — словно громом разразилась Вилкост.       — Мне пришлось разбираться с делами факультета, мэм. Мне самому очень неловко, — заверил Волдеморт.       В помещении висела тишина.       — И что мне с тобой делать? — демонстративно развела руками Галатея. — Я уже всех распределила. С профессором Джонсоном тебя в пару поставить?       Студенты разом прыснули. На лице Женевьевы вырисовалась легкая улыбка. Она бы на это посмотрела!       Реддл оглядел зал. Вдруг он остановился взглядом на Женевьеве.       — А если вы поставите меня с мисс Робер?       «Нет!» — возмутилась Женевьева.       — Нет, — Галатея нахмурилась. — Она прекрасно играет, мне не хотелось бы чтобы на ее место садился профессор Джонсон. Он, увы, ничего дельного сыграть не может, а Жизель это делает отлично.       — Тогда я могу сыграть вместе с ней.       «Ну не-е-ет!» — Женевьева уперлась взглядом в ноты и сжала ладони в кулаки, сдерживая нахлынувшее возмущение и раздражение.       Предательская тишина была ответом на его вопрос. Галатея вздохнула и махнула рукой. Женевьева сжала челюсти, слыша, как Волдеморт движется в ее сторону. Девушка выпрямила спину до боли в позвоночнике, после чего совсем не обращая внимания на будущего Темного лорда внимания, вернула ноты в самое начало. Какой инструмент взял Волдеморт Женевьеве было совсем неинтересно. Парень, блеснув темно-серыми глазами, осмотрел макушку с заплетенными на ней косами и отвернулся, встав за ее спиной.       — Начинаем, — подала голос Галатея.       Женевьева вновь коснулась клавиш, и мелодия, словно пробуждаясь ото сна, зазвучала иначе, наполнившись новым напряжением. Но только Женевьева ощущала эту перемену, её сердце сжималось от внезапно охватившей скованности и тревоги. Спустя мгновение, словно в ответ на её чувства, за спиной Женевьевы заговорила скрипка, и её мелодия, подобно нежному шёпоту ветра в листве, заворожила молодых людей, кружащихся в танце. Таинственное очарование, сотканное из дуэта рояля и скрипки, окутало танцевальный зал, создавая атмосферу, полную противоречий. Это было нечто, подобное сильному горячему ветру в знойный летний день, переплетающемуся с ледяным ветром в холодный осенний вечер.       Мелодия скрипки, звучащая за спиной Женевьевы, пробуждала в её душе тревожные тени. Воспоминания о Волдеморте и войне, словно призраки прошлого, кружились в её голове, наполняя сердце холодом и страхом. Как же это всё фальшиво выглядит!       Сжав челюсти, Женевьева пыталась отогнать от себя мрачные мысли. Мелодия музыки обволакивала её, словно туман, проникая в самые глубины сознания. Она чувствовала, как воздух становится густым и душным, но продолжала играть, несмотря на леденящий холод в пальцах. Волшебница словно не замечала, как тревога сковывает её тело, превращая каждое движение в борьбу с невидимым врагом.       Борьба с самой собой затянется надолго. Особенно, если Волдеморт продолжит мельтешить у нее перед глазами и мешаться.