Когда Вселенная глючит

— Пффф… — Если ничего не получится, мне капец! — Дай со стола спрыгнуть. Он отошел, освобождая мне «посадочную площадку». Вместе с лавиной атласов сползла со столешницы, и пошлепала обеззараживаться в ванную, куда раньше спрятала дурацкую зеленку. На назгула, тщательно вытиравшего меч о занавеску, орать не стала. Зачем нарываться? Все «боевые раны» и правда оказались царапинами. Не страшнее, чем от котенка. Но я все равно решила валить при первой возможности: незаметно для него предупредить Мелкую, вывести ее первой, взять деньги и ехать хоть в отель, хоть к родителям. Но сперва надо успокоиться. Он не должен догадаться! В зеркале над раковиной отразилась рожа унылая, бледная, измазанная потекшей тушью и кровью (все-таки не стоило челку со лба смахивать) и художественно обрамленная растрепавшимися волосами. Я нервно хихикнула: осталось только напялить беленькое платьице (или в простыню замотаться), взять нож, и можно идти к «покушателю». Он все вернет и во всем раскается… Если сразу же от инфаркта не крякнется. Впрочем, одной меня, даже в таком виде, маловато будет. Вот если назгула с собой захватить… Рожа расплылась в злорадной улыбке. Я вздрогнула, смыла «грим» и полезла под ванну. Нет, не прятаться. Свечи доставать! Я их там от мелкой заныкала. Во избежание… А то решит все исправить и какого-нибудь дракона вызовет. Или тролля. Или вообще — злое дерево! Добыв свечи, а еще лохмушки пыли в виде бонуса и двух пауков в виде проверки на прочность (она была бездарно провалена), вернулась в зал. Итак, малышня гадала на зеркале. Их тут было два. Минус похищенное, итого одно, на задней стенке буфета. Вынимать посуду было лень, поэтому я ее просто переставила покомпактнее. А вот свечи впихнуть, что б и в зеркале отражались, и верхнюю полку не коптили, не получилось. Пришлось взять в руки. Подняв их повыше и затаив дыхание (лепестки пламени опасно дрыгались), начала задушевное: — Суженый-ряженый… Ну и бредятина… Чтобы отвлечься от неуместных мыслей, глянула в зеркало. Лучи солнца, разрушая всю таинственность, рыжими кляксами падали мне на нос, на голубое пятно дивана, на розовые цветы олеандра в горшке. «Хорек» застыл за моим плечом, стараясь держаться подальше от огня. Косу ему в руки дать надо! Чтоб получилась картина «Смерть подкралась к девушке и злорадствует, готовясь нанести последний удар». А если коса будет волосяная, смысл изменится на «Смерть обзавидовалась и оторвала девушке косу». И сейчас ею задушит бедняжку. О! Идея! Отправлю его на родину и нарисую обе ситуации. В кладовке повешу: пусть проволочники и крупоеды всякие любуются. Вдруг передохнут. Так, не отвлекаемся. На чем я застопорилась? — Суженый-ряженый, явись… — И дырку в Мордор с собой захвати! И конфетки. А то невежливо получается: в гости — и без сладенького. — Просто явись, короче. Мы выжидательно уставились в зеркало. Но ни колоритный Мордорский пейзаж, ни радостно машущий ручкой «ряженый» так и не возникли. Все ясно. Это бойкот. Он негромко, но очень красноречиво фыркнул. — Может перестанешь изображать пони и поможешь чем-нибудь? — Проворчала я. А то стоит тут, спину мне морозит, нервы треплет, еще и фыркает! — О да. Мне известны все тайны девичьих гаданий, — ядовито признался назгул. Его внезапно всплывший сарказм поразил меня, как растворяющегося в блаженной дреме купальщика — раздувшийся синюшный труп, дрейфующий по течению. Да еще спрашивающий, нет ли водочки и мозгов на закусь. — Суженый-ряженый, яви свою… лицо! В глубине зеркала возникла усатая морда. Я на нее непонимающе вылупилась. Оценив густоту его усов и зашкаливающую рыжину, удрученно пробормотала: — Это уже слишком… — Оглянулась. — Кыш! Пшел отсюда! Котенок спрыгнул со спинки дивана и, скрипуче мяукнув, сбежал. Олеандр, у которого он крутился, опасно закачался. Надеюсь, не успел погрызть, а то траванется и сдохнет, дурак пушистый… Надо сказать Маше, чтоб не подпускала к цветку. И вообще, пусть отдаст кота в хорошие руки! К следующей попытке я приготовилась ответственно: прогнала из медленно наливающихся свинцом рук дрожь, вымела из мозгов лишние мысли, вдохнула, уставилась перед собой, как пифия… И удивилась. «Хорек» оставил свою позицию, а потом и комнату. Я заинтриговано пошла за ним, почему-то чувствуя себя живым подсвечником из известного мультика. Ожидала чего угодно, начиная с портала в Мордор, по неизвестным логике причинам открывшегося в сортире, и заканчивая зелеными человечками, лезущими в форточку. Ведь назгул не может просто так куда-то намылиться! Но реальность, как всегда, жестоко обломала меня: он уселся за стол и зашуршал энциклопедией. — Деточка, — «ласково» промурлыкала я, — скажи-ка, кто только что махал совочком и просился домой? Шух, шух, шух. Шух-шух. И тишина. Еще бы: Его Величество нужный разворот нашел! Про падение Древнего Рима. — Ради кого я тут фигней страдаю? — Ты совершенно повредилась умом, смертная. Я собралась возразить. Но, вспомнив, чем только что занималась, по-новому взглянула на подсвечники в руках и, приплюсовав к этому личность собеседника, сделала соответствующие выводы: — Умом повредился этот гребаный мир, причем за компанию с соседним. И ты, как самый, хе-хе, неповрежденный, просто обязан подойти к зеркалу и сказать четыре — или все-таки пять? — волшебных слова. А я, так и быть, — притворный вздох, — тебе свечи подержу. Назгул аккуратно перевернул страничку (он что, не слушал мой потрясный монолог?!) и снисходительно сообщил новость дня: — В твоем «заклинании», — ох ё, сколько презрения можно впихнуть в одно слово! И как оно не растворилось? — нет силы. Как и в тебе. Чихнув (правду сказал), я перебила: — А где же она есть? Дай-ка угадаю! В… — Вероятно, в зеркале. Внимание! Вирус перебивания передается воздушно-капельным путем! Проверено на людях и призраках. — А почему ничего не… — В украденном зеркале. Вот ведь приперло кому-то стырить именно это зеркало! А ведь заказчик не попытался предложить адекватный способ… Получается, был уверен: не отдам по-хорошему. Оно не настолько древнее, не принадлежало кому-то особенному... Остаётся одна причина: он знал, что зеркало волшебное! Откуда? Дедушка хвастался? Незадолго до смерти?.. Или раньше, но навешал лапши, например, оно слушается только его, поэтому тип ждал так долго? Ай, по фиг. Какая теперь разница? Я не знала, что делать! Не ломиться же к каждому из его друзей, знакомых, коллег, чтоб найти зеркало, о котором дедушка почему-то не рассказал мне, но вот левому мужику — или бабе — пожалуйста! Если бы знала, этого не случилось! И стремная хреновина не угрожала бы мне! И не пришлось бы, как дуре, стоять со свечами… — Раньше не мог сказать?! Да я на полжизни вперед себя идиоткой почувствовала! Это не главная проблема, но от криков становилось немного легче. — Прежде, чем сей нелепый "ритуал" окончился, я не ведал, бесполезен он иль нет. К тому же ты столь увлеченно предавалась своему занятию, — будь у назгула глазки, он бы невинно похлопал ресничками, но чего нет, того нет, — что я не посмел прерывать тебя. Что бы ответить? — Ррры… Жаль, что я дым из ушей пускать не умею. Сейчас это бы очень помогло! — Добудь зеркало. — Неожиданно приказал назгул. Вот бы дешево и сердито забить его энциклопедией! Или натравить весь марсианский флот... — Ага, щ-щаз! Раскомандовался! Как я это, на хрен, сделаю? — Ох, не хочется это говорить, но придется: — Слууушай… А тебе точно надо возвращаться? Обоснуешься где-нибудь здесь. Не в смысле тут, а подальше от меня. На другом континенте. Или на острове. Я читала, где-то остался остров с примитивным племенем, не тронутым цивилизацией! Добраться, правда, будет сложновато. Но если ты ограбишь для меня банк… Или два… — Нет. Ну все, сейчас я ему все выскажу! — Кряа-а-ак! Кряа-а-ак! Ой… Меня даже дверной звонок перебивает! Ну что за жизнь, а? Свечи, мстительно оплевав стеарином руки, шлепнулись на пол. Воспользовавшись предлогом удрать от неприятного разговора (все связанное с назгулом по определению не может доставлять удовольствие), я открыла дверь… О нет! Нет! Почему не посмотрела в глазок?!

***

Коллекционер, сияя от счастья, окинул новое приобретение восторженным взглядом (так он даже на жену и детей не смотрел). Морщинистые, усеянные пигментными пятнами пальцы медленно провели по трещине в стекле. Его перекосило, будто она в зубе только что появилась. Ужас. Не может быть, чтобы то самое повредили! Может, не оно? Просто похожее… Быстро осмотрел и ощупал раму, стекло и даже обратную сторону зеркала. Действительно оно. Нашел! Но что же делать с дефектом? Коллекционер коснулся стекла теплой влажной тканью, морщась от отвращения к тому, что ее пропитывало, и заметил… странное. Появилось темное пятнышко, которое не стиралось. Росло и клубилось, и выпускало щупальца дыма, приближаясь. Невозможно! Он растерянно застыл. Странное облако, хлестнув по рукам и лицу, ворвалось в комнату и принялось самозабвенно гадить пеплом на белый ковер, на дорогие обои и мебель. Серые хлопья в безумном вальсе врезались в окно, в дверь, в стены, теплым снегом оседали на пол.