Стеклянные аметисты

Тело бездушно упало на землю. От костей послышался неприятный хруст, который звоном отразился в ушах. В голове все еще ярко кричало одно единственное слово: «обещаем», но с каждой секундой голос Рана становился все тише и тише, позволяя уловить и другие звуки. Весь кислород выбило из легких, отчего стук сердца стал только громче. Ритм был бешенным, в один момент Минэко даже показалось, что сейчас ее сердце способно разбить ребра и выпрыгнуть наружу, но даже спустя минуту ничего такого не произошло. Она продолжала лежать на холодной земле, не замечая, как сильно трясется ее тело, не замечая, как быстро распространяется кровь от ран, не замечая, как медленно стекают горячие слезы по щекам. Губы слегка приоткрылись и, подрагивая, выпустили оставшийся в легких воздух. Перед собой она видела лишь мутную пелену, от которой даже избавляться не жаждала. Она не знает сколько так пролежала, но видимо не особо долго, ведь по территории все еще раздавался оглушающий вой сирены. Как только он дошел до нее, она, кажется, впервые за все это время моргнула, отчего зрение прояснилось. В этот момент ей показалось, словно ей дали второе дыхание, как в переносном, так и в прямом смысле, ведь в легкие большим количеством стал поступать кислород. Мандраж в теле никуда не делся, ее все также трясло, но теперь кажется от осознания произошедшего и сильного страха. Только вот страха за кого? За себя или за Хайтани? Этого она не знает. В голове всплыл и молчаливый приказ, отчего Имаи заставила себя через силу подняться. Руки, как и ноги, неистово дрожали. Из-за этого она встала только с третьей попытки. Слегка шатаясь, Мико сделала первый шаг, который гулкой болью отозвался в ноге. «Плевать.» Брюнетка сделала еще один шаг, а затем еще и еще, пока не сорвалась на бег. Ее дыхание уже давно сбилось, отчего перед глазами вновь плыло, хотя, возможно, это были слезы. Ноги заплетались, вечно норовя споткнуться обо что-то, будь то крона дерева или мусор. Руки в беспорядке пытались зацепиться за ветки, когда тело опасно качалось в неправильную сторону. Дождя не было, но волосы прилипли к лицу так, словно девочка простояла под ним несколько часов. Одежда была безнадежно испачкана и порвана, но ее это волновало в последнюю очередь. В нос все еще ударял противный запах свободы и гари, который преследовал ее до сих пор, даже несмотря на то, что убежала она достаточно далеко. Гул сирены становился все тише, а сердце все громче. Диссонанс. Сколько бы Мико не пыталась сбежать от этого шума и ужаса, все самое ненавистное всегда было с ней. И от этого уже не сбежать. Когда брюнетка в очередной раз сделала резкий шаг вперед, нога согнулась, отчего тело, потеряв равновесие, упало на землю. Картина перед глазами превратилась в сплошное цветное месиво. Девочка видела красивую изумрудную траву, которая всегда ассоциировалась у нее с детством, беззаботностью. Видела эту мягкую зелень, что сейчас была облита ее грязной кровью. Тошнота подкатила к горлу, и она не смогла сдержать этот порыв. На языке появился противный металлический привкус. Открыв рот, Имаи делала рваные «глотки» воздуха, вновь начиная вставать. «Бежать.» Ей нельзя останавливаться. В любой момент они могут обнаружить, что их было не двое, а трое и тогда все старания будут напрасны. «Бежать.» Несмотря на огромную боль по всему телу, несмотря на вывих, а может даже и перелом, который образовался при неудачном падении, нужно бежать. «Бежать.» Несмотря на страх, который окутал ее разум. Несмотря на огромные противоречия в ее мыслях. Несмотря на сомнения в правильности своего решения. Она должна бежать. Должна. Потому что этого хочет Ран. Потому что это, блять, первый приказ другого человека, который она исполнит. Минэко вновь поднялась. Скорость была значительно меньше предыдущей, но она не останавливалась. Имаи плохо помнит сколько она пробежала перед тем, как наконец перестала видеть листву перед глазами. Облегченно вздохнув, на губах вылезла кривая улыбка. Она сделала несколько резких шагов вперед. Смотря себе под ноги, Мико отметила, что идет по асфальту. Дорога. Не трава. Дорога… Последнее дошло до нее значительно позже. Дорога. А для чего она предназначена? Яркая вспышка ослепила глаза, отчего помутненное зрение стало видеть еще хуже. Звуки все еще не доходили до нее, девочка ощущала, словно находиться в вакууме, где ей позволено слышать только свой голос и стук сердца. Резкий стук. Это было сердце? Нет. Тело, которое и так до этого чувствовало только боль, пронзило сильным ударом, отчего брюнетка отлетела на несколько метров. Ее было настолько много, что в один момент Имаи перестала чувствовать что-либо вовсе. Какое-то время она еще находилась в сознании. Чувствовала, как приложилась головой об твердый асфальт. Чувствовала, как покрывается теплой жидкостью. И чувствовала, как кто-то трогает ее. Кажется, этот человек что-то говорил, но она не слышала. Лишь видела отдаленные черты лица и открывающийся рот. Интересно, что произошло? Стук ее сердца становился все тише и тише. В этот момент ей показалось, словно она засыпает. Неужели, она умирает? После стольких мучений, после стольких страданий и боли, после стольких желаний об обычной спокойной жизни… Она вот так просто умрет? Так глупо и бессмысленно? Хотя, был ли вообще смысл в ее жизни? Наверное нет. Видимо, ей так и не суждено его обрести. Глаза наполнились свинцом и веки прикрылись. Это было больно.

***

Минэко не помнила, что с ней произошло и, возможно, это к лучшему. Мозг словно атрофировался, все мысли вылетели оттуда с легким ветром, отчего голова была пуста. Черно-серый фон — это все, что сопровождало ее. Здесь не было холодно, не было тепло. Не слышны были звуки и даже свой голос она забыла. Минэко не знала, дышит ли, моргает ли, а существует ли вообще? Это было невозможно понять. Здесь ничего не было. Не было даже пустоты. Просто ни-че-го, кроме этого гребанного темно-серого фона. Она попыталась по привычке повернуть голову, чтобы разглядеть хоть что-то, но даже не сумела понять, двинулась ли она или осталась в прежней позе. Казалось, словно время остановилось. Возможно, спустя столько лет мучений, оказаться в таком месте было приятно… Минэко попыталась напрячь мозг, чтобы хоть как-то собрать картину произошедшего, но ничего не выходило. Воспоминания словно были покрыты пеленой и снять ее никак не получилось. Имаи не знает, сколько прошло времени перед тем, как наконец начала чувствовать. Никогда бы не подумала, что отсутствие чувств может так напрягать, а ведь раньше она бы все отдала, лишь бы прекратить ощущать боль. Но без ощущений ты словно становишься безвольной куклой, которая никак не функционирует. Первое, что она смогла ощутить, вернее, услышать, это заглушенные, непонятные слова. Голос был один — мужской, но кажется человек с кем-то разговаривал. Она могла бы собрать отдаленные отрывки слов в предложения, чтобы хоть как-то понять, что происходит, но мозг отказывался работать даже по такой мелочи. По итогу, ей только и оставалось, что лежать и ждать, когда сможет нормально очнуться. После слуха к ней пришли ароматы: в нос медленно попадал запах медикаментов, от которого начинало слегка подташнивать. Когда ей удалось по привычке сожмурить нос, Мико поняла, что постепенно чувствует тело. Пальцы на руках зашевелились спустя десять минут, а на ногах чуть позже. Наконец ресницы трепетно задрожали и веки с тяжестью, нехотя, но все же открылись. В глаза тут же ударил яркий свет, но он был внезапно выключен. Судя по всему, в комнате она все еще была не одна и этот некто и позаботился о ее зрении. Сделав глубокий вдох, Минэко попыталась поднять руку, но поняла, что это безуспешно, в частности из-за того, что она была полностью перевязана бинтами, а в локтевом сгибе стоял катетер. Только после этого Имаи осознала, что почти на всем ее теле были наложены бинты. Нахмурившись, девочка попыталась вспомнить, что могло послужить причиной ее перевязки, но от этого лишь прострелило болью голову. «К черту.» — подумалось ей. Если мозг так отчаянно отказывался работать и выдавать хоть каплю воспоминаний, так зачем же его насиловать? Переключив внимание на внешнюю среду, синие глаза медленно осмотрели комнату. Ничего интересного она не нашла, поэтому перевела глаза на стоящую посреди прохода фигуру. Парень замер, словно смотрел не на ребенка, а на призрака. Его глаза чуть округлились, а губы приоткрылись, казалось, он хотел что-то сказать, но все что вышло из него, так это громкий выдох. Лицо у него было бледное, отчего туманно-серые глаза сливались. Однако черные волосы казались еще более темными на этом белом фоне. Выглядел он довольно обычно: широкая футболка белесого цвета, которая явно куплена на размер, а то и два больше, непримечательные черные штаны, в кармане которых была спрятана одна его рука. Единственное, что смогло зацепить Минэко — так это средней длины шрам, что тянулся от лба почти до края губы, рассекая глаз. Выглядел тот не столь страшно, сколько больно. Судя по всему, шрам не очень давний, потому что края были слегка розоватыми. После долгих разглядываний, Минэко вновь посмотрела ему в глаза и тот, очнувшись, выдал: — Здравствуй. Голос был с легкой хрипотцой, отчего захотелось прокашляться, собственно говоря, это он и сделал. — Здрасьте. — непринужденно ответила Мико, после чего попыталась привстать, однако, ничего не вышло. Раны прострелило болью, и она медленно сползла вниз, скорчившись. — Лучше не двигайся без повода, раны не успели затянуться за это время. Нежелательно их травмировать вновь. — Сколько я здесь? — Ты неделю пролежала в коме. — Каким образом? — Каким образом что? — переспросили ее. — Каким образом я попала в кому? Этот вопрос заставил его опустить глаза и слегка поежиться. Он зашел вглубь комнаты, закрывая за собой дверь, после чего безмолвно спросил глазами разрешения присесть. На это она ничего не ответила, лишь кивнула. Парень сел, после чего вновь подал голос: — Ты резко выбежала на дорогу, я на высокой скорости не успел притормозить. Ты получила травмы головного мозга и шейного отдела, нога была вывихнута. Также есть небольшие повреждения по всему телу, они уже обработаны. Ты помнишь что-нибудь? Этот вопрос нагнал на лоб морщинки, Мико сжала губы, после чего вновь заставила свой мозг чуток поработать, но тот уже в который раз послал ее куда подальше. — Ну, кто я и сколько мне лет я помню, это уже хорошо. — начала брюнетка. — Голова гудит ужасно, но могу накинуть то, что примерно помню… На это парень понимающе кивнул. — Эм… — голос послышался ей чересчур хриплым. Казалось, словно тело противилось говорить правду незнакомцу и, возможно, это было даже оправдано, однако, Минэко не понимала причины, почему продолжила: — Родителей у меня нет. Да, вроде так. Мать умерла от рук отца, когда я была еще маленькой… Потом меня кто-то отнес в приют… Не помню кто, но кто-то незнакомый. Из приюта я сбежала, а потом… На этом моменте она сделала длительную паузу. На лицо упала тень, а забинтованные кулаки сжались, доставляя дискомфорт, но она его не ощущала. — Я убила отца. Парень, что во время рассказа сидел и так весь напряженный, словно по струнке вытянутый, сейчас вздрогнул. С каждым словом он хмурился все больше, а нога начинала дергаться быстрее. В один момент Имаи даже уловила взглядом стекающую по виску каплю пота. Что могло вызвать в нем такую реакцию? Безусловно, ее история была мало чем приятна, но не более. Возможно, его испугал факт того, что перед ним сидит малолетняя убийца, но все же оправдано, так в чем проблема? Око за око, зуб за зуб. Отец видимо получил по заслугам, так чего переживать? — Ты… — резко начал он, но тут же себя заткнул. — Ты помнишь, что было дальше? Еще чуточку помучив свою голову, она ответила: — Не-а. — плечи поднялись, дескать, извиняйте, ничего не знаю. Он выдавил из себя нервную улыбку, после чего пулей вылетел из палаты. Такая реакция слегка шокировала девочку, но в теле все еще чувствовалась огромная усталость, а мозг, как уже говорилось миллион раз, отказывался думать о произошедшем, поэтому сквозь боль закутавшись в одеяле, она прикрыла глаза, в надежде поспать, потому что ничего в виде пищи ей предложено не было, ну и ладно. Устало прикрыв веки, брюнетка уже была одной ногой в царстве Морфея, как ее вновь потревожили. Недовольно буркнув, Мико приоткрыла глаза. В комнате никого не было, однако за стеной был кто-то явно буйный, и чутье подсказывало, что этого «кто-то» она уже видела. Звукоизоляция в больнице явно была так себе, потому Имаи уловила большую часть разговора, хотя все равно ничего не поняла. Парень был взбешен, это можно было понять по тому, как он несколько раз яростно ударил по стене. Он говорил о каком-то прошлом и о том, что это его ответственность и ошибка. Минэко предположила, что он имел в виду ее сбиение. В целом, она могла его понять. Парень совсем молодой, а из-за этого инцидента у него могут быть проблемы. Где-то в голове мелькнула мысль, что он вообще-то сам виноват, что сбил ее, но она быстро улетучилась. Мико не могла утверждать, что ее вины тут не было, потому что элементарно не помнила ничего из произошедшего. Оставалось лишь продолжить насиловать свой мозг, в надежде, что он что-то выдаст. Но после каждой попытки голова яро кричала, что у нее выходной и хватит уже, блять, ее мучить! Размышления были прерваны открытием со скрипом двери. Минэко не знала, сколько провела времени в раздумьях, но шума больше не было. На пороге стояла совсем молодая девушка, медсестра или врач — подумалось ей. И это было действительно так. На голове красовалась белая шапочка, а одежда представляла собой белый халат и перчатки. Увидев, что пациентка очнулась, девушка тут же подскочила поближе, натягивая на губы улыбку. — С пробуждением, — тихо начала она. — Как Вы себя чувствуете? Слегка пошевелив телом, брюнетка ответила: — Паршивенько. Медсестра, которую судя по бейджику звали Айяно, лишь непринужденно кивнула, начиная осматривать состояние пострадавшей. Осторожными движениями она размотала бинты на теле, изучая раны. Выглядели они не очень презентабельно, все-таки на воздухе затягиваются лучше, чем под не дышащей тканью. Нанеся на руки и открытые из-под сорочки ноги какую-то мазь, завязывать вновь бинты она не стала, лишь выбросила их в мусорку. Однако один бинт все же остался — правое колено было туго перевезено и, кажется, травмировано больше всего остального. Диалог как-то не вязался, поэтому девушка молча проделала свою работу, осматривая ее состояние. Когда со всеми процедурами было покончено, медсестра (а может быть и врач, кто ее знает), поднялась: — Состояние здоровья нормальное, раны заживают, но еще неделю тебе придется пролежать здесь под нашим присмотром. Кушать хочешь? — Не отказалась бы. — криво улыбнулась Минэко, точно ощущая, как желудок прилип к скелету. — Скоро принесу. — вновь улыбнулась девушка. — Ты получила сильное сотрясение, мне сказали, что ты не помнишь части воспоминаний. — на последних словах она нахмурилась, рука, что до этого безвольно висела, сейчас сжимала края халата. «Так вот с кем он разговаривал…» — М-м-м, — протянула синеглазка. — Может и так, а может и нет. Сейчас я могу сказать, что ничего не помню, кроме воспоминаний до лет двенадцати, но не могу обещать, что завтра не вспомню. Может быть, что-то прояснится. На это девушка никак не отреагировала, лишь сказала отдыхать, перед тем как уйти. Будто брюнетка могла делать что-то, кроме этого. После осмотра глаза уже отказывались слипаться, поэтому девочка мертвым взглядом уперлась в стену. Скучно. Однако, словно услышав ее мысли, в комнату вновь зашли. Какая часто посещаемая у нее палата… Она могла бы предположить, что к ней приехала долгожданная еда, но уже знакомый мужской силуэт говорил об обратном. Расстроившись, Мико привстала на локтях и через боль чуть приподнялась. — Снова здрасьте. — сказала Имаи, рассматривая вошедшего. Тот выглядел все еще нервным, лицо хмурое, губы поджаты, а костяшки кулака, которые он даже не удосужился спрятать, были все стерты в кровь. Парень присел на кушетку, смотря девочке прямо в лицо. Они просидели в гробовом молчании около пяти минут, пока Имаи наконец не подала голос: — Я устала на тебя смотреть. — она уже хотела было обратно закутаться в одеяло, но ей не дали. — Подскажи, пожалуйста, как тебя зовут? Вскинув брови, брюнетка ответила: — Минэко. Минэко Имаи. От этих слов он слегка дернулся, но виду не подал. — Минэко, мне нужно с тобой поговорить. — Мы уже разговариваем. — шутливо поддела его брюнетка. Тот лишь нахмурился, как бы говоря, «не перебивай». — Вся произошедшая ситуация до безобразия неудобная, как для тебя, так и для меня, поэтому я хотел бы тебе кое-что предложить. Судя по отрывкам твоего прошлого, после убийства отца тебя посадили в колонию, где ты пробыла какое-то время, а после сбежала. — от этих слов спина брюнетки напрягалась, показывая ее внимательное слушание. Этого она не помнила. — После побега я сбил тебя на мотоцикле, и ты оказалась здесь. Если полиция узнает об этом происшествии меня немедля отправят за решетку, а мне это вообще никак не выгодно. У меня на попечении двое детей и я единственный источник дохода для них. Если меня упекут за решетку, они просто не справятся. А тебя же отправят обратно в колонию, как только узнают, что ты сбежавшая и боюсь, ты окажешься в не самых приятных условиях. Сбежавших там явно не любят, тебя закинут на один ранг строгости режима выше и проторчишь ты там на несколько лет больше. Услышав всю правду, теперь хмурилась уже Минэко. Этого она никак вспомнить не могла, вот хоть убейте. А вдруг он вообще лжет? С чего бы ей верить незнакомцу? Хотя, если пораскинуть мозгами, отца она убила, это помнит точно и с яркими воспоминаниями, а за этим по логике действительно будет идти колония несколько лет. Все совпадает, но от этого доверия к парню у нее не появилось. Она ничего не ответила, лишь кивнула, чтобы он продолжил. — Поэтому, — послышался тяжелый вздох, — я хочу предложить тебе сделку. Ты молчишь и не разглашаешь причину пребывания здесь, а взамен я помогаю тебе обрести все необходимые документы для житья в нормальном мире и нахожу тебе приемную семью. Прошла долгая минута, которая казалось вечностью, перед тем как Имаи ответила: — С чего бы мне тебе верить? — несмотря на то, что его слова идеально сливались с ее воспоминаниями, она все же попыталась выжать из него максимум недоговоренной информации. Ей нужно знать больше. Нужно быть точно уверенной, что все так и есть. И дело было даже не в том, что ей хотелось получить компенсацию в виде денег и посадить его в тюрьму, ей это вообще нахрен не сдалось. Она и сама собиралась помалкивать и без этой договоренности, лишних проблем у нее и так достаточно. Условия сделки были крайне просты и безумно ей выгодны. По сути, ей предлагали билет в хорошее будущее за мелкие гроши, которые она бы сделала и за просто так. Но цель ее вопроса крылась в другом — восстановить потерянные воспоминания. Отсутствие фрагмента своей жизни очень давило и пугало. Неизвестность пугает людей и Мико в который раз в этом убедилась. — С того, что по новостям сейчас без умолку болтают о сбежавшей девочке, которую с особой тщательностью ищут по всем районам. Все, больше вопросов нет. Вернее, есть, но озвучит их она позже. Несмотря на то, что Минэко уже знала ответ на его вопрос, помучить нервы другим чуточку хотелось, чтобы не показалось, что она такая легкая и быстро на все соглашается. К тому же, Мико сейчас буквально вырубится от голода. Поэтому, ответила: — Думать на голодный желудок сродни пытке. Дайте. Мне. Еды. Несмотря на то, что он был явно недоволен ответом, ничего против не сказал, после чего вышел за медсестрой. Оставшись полностью довольной, Минэко прикрыла глаза. Не прошло и пяти минут как в комнату зашли, везя при этом тележку, на которой стояла еда. Не сказать, что это были какие-то изыски, обычная столовая пища, но отчего-то Мико почувствовала, как рот наполняется слюнками. То ли от того, что она ничего не ела, то ли от того, что не помнит, чем вообще питалась до этого. Сомневается, что в колонии еда была получше приютской. Как только тележка оказалась рядом с ней, Имаи сползла с кровати, тут же приступая к трапезе, даже не взглянув на принесшего еду человека. А какая разница кто принес? Главное, что принес. Не обращая внимания на чужой взгляд, Мико схватила палочки, начиная с аппетитом разжевывать рис. Обычный рис, даже без соли. Но он отчего-то казался таким вкусным… Не зря же говорят, что, чтобы начать ценить вкус еды, нужно отказаться от нее на какое-то время. Ела она не спеша, тщательно разжевывая каждый кусочек. Прошло некоторое время, перед тем как тарелки наконец опустели. Положив палочки обратно, она опустошила стакан с чаем, после чего вновь залезла на кровать уже сытая и довольная. Да, так-то лучше. Думать на наполненный желудок намного проще. Теперь внимание перешло с пищи на сидящего вблизи человека, который все также нервно подергивал ногой. Честно говоря, ей с трудном верилось в свою удачливость. Хотя, можно ли это считать удачей? Она склонялась больше к положительному ответу, ведь о хорошем будущем Минэко никогда всерьез не думала, лишь мечтала. Для нее это казалось совсем несбыточной сказкой, которая может исполниться только во сне. И вот сейчас ей говорят, что за одно молчание заплатят так много? Звучит чересчур нереально и даже подозрительно. Неужели эти дети так ему дороги, чтобы тратить столько сил на ее согласие? Минэко этого просто не понимала и это оправдано. Она жила в таких условиях, что о спокойной заботе без лжи можно было только мечтать. Неужто он действительно готов потратить столько времени, лишь бы дать им хорошее проживание? Мико плохо осознавала саму суть слова «любовь». Если верить тому, что говорят, а это уже чревато последствиями, любовь — это искреннее чувство, желание заботиться и радовать человека несмотря ни на что. Так можно ли было назвать отношение мамы к ней любовью? Если поковыряться в воспоминаниях, она ведь, по сути, постоянно ей лгала. Девочка не знала, что отец ведет такой образ жизни, она думала, что он не такой уж и плохой. Мать прикрывала его поступки и часто, очень часто, недоговаривала всей истины. Но при этом в этом и крылась ее забота. Забота в сохранности детской психики. Так что тогда такое любовь? Может ли она быть противоречива? Судя по выводам, да. Пока что Имаи не познала этой самой «трепетной любви», поэтому понять ее не может. Остается лишь молча пожать плечами, принимая эти отношения как должные. Предложение выгодно всем. Ей абсолютно все равно в какую семью она попадет. У нее будут документы и крыша над головой. О большем и просить было глупо, хотя может и попробовать стоило. Но не сегодня. — С чего такая доброта? — внезапно спросила брюнетка. От ее слов парень чуть дернулся, но после ответил: — Ты про что? — Слишком большую цену ты платишь за мелочь. — Моя семья — это не мелочь. — нахмурился брюнет. — Они — все, что у меня есть и я готов заплатить хоть жизнью, чтобы обеспечить им хорошее будущее. Эти слова укололи ее легкой завистью. Ей бы тоже хотелось, чтобы кто-то относился к ней с таким чувством. — Не неси чепухи. Если ты подохнешь, они точно нормальными не вырастут. Травма психики и все такое… — чуть углубилась в тему синеглазка. — Ох уж эти ненормальные… — уже шепотом закончила она. Спасибо, что этого никто не услышал. — Не придирайся к словам, — закатил глаза. — Вообще, это равноценно. Именно из-за меня ты оказалась тут и потеряла часть воспоминаний, хотя у меня все еще тлеет надежда, что ты сможешь что-нибудь вспомнить. Отчего-то эти объяснения казались ей неполноценными, словно брюнет о чем-то умышленно не договаривал. Словно за этим кроется не просто извинение за травмы, а нечто большее. Она не знала откуда появились мысли об этом, просто сильное чутье, а оно Минэко никогда не подводило. Но об этом она спросит не сейчас, позже. Ведь если он умолчал, значит есть на то причина. Неважно, когда она ее узнает, главное, что узнает вовсе. — Не думаю, что воспоминания о колонии были так уж ценны. — махнула рукой темноволосая. Как же она ошибается… — Приятного там, наверное, мало, поэтому могу даже поблагодарить, что освободил меня от этих мучений. — попыталась пошутить девочка, разбавляя напряжение. И это, судя по всему, получилось, потому что мужские плечи наконец опустились, а, чертова нога, наконец-то, блять, успокоилась. «Самую малость» этот стук ее раздражал (еще пару минут, и парень бы валялся задушенный). — Я согласна. — внезапно в конце добавила синеглазка. Парень наконец улыбнулся, позволяя увидеть его ровный ряд зубов. Она буквально визуально увидела, как с его плеч скатился каменный булыжник, а грудь начала свободно взмывать. Продолжая разглядывать его заметное успокоение, она отметила для себя кое-что. Сам по себе он был довольно симпатичным. Высокий, стройный и общается приятно. Сразу видно, что примерный брат для младших. — Кстати… — протянула Минэко вспоминая о небольшой детали, которую до сих пор не узнала. — А звать то тебя как?.. Почему-то только сейчас Имаи заметила, что имени нового знакомого так и не узнала. А еще она заметила, что невольно обращалась к нему на «ты», хотя обычно привыкла обращаться уважительно. Возможно, это связано с тем, что тот был ненамного ее старше, а возможно с тем, что у нее немного поехала голова и речь стала слегка нетипичной для бывшей Минэко. — Точно! — воскликнул брюнет, хлопая в ладоши. Видимо от ее согласия его настроение тут же поднялось. Неудивительно. Свою и, соответственно, шкуру детей спас, вот сидит и радуется. — Такеоми Акаши, приятно познакомиться. — протягивая ей руку, проговорил брюнет. Натянув улыбку, девочка ответила: — Взаимно. Ее маленькая ладошка буквально утонула в большой мужской. Когда наступила неловкая тишина, Мико уже подумывала позадавать еще вопросы, но в голове было шаром покати. — К слову, — прокашлялся Такеоми. — ты даже как-то не особо сомневалась в моих словах по поводу телевидения. Не хочешь посмотреть новости? Убедишься заодно. Закатив глаза, брюнетка махнула вновь рукой, с ухмылкой отвечая: — В этом нет необходимости. Я с самого начала была согласна на это предложение, просто смотреть как ты себя оправдываешь было весело. Тот лишь что-то злобно пробурчал, мол: «ну и дети сейчас пошли, старших растрепывают», на что Мико прыснула. Имаи уже хотела было вновь кольнуть какой-нибудь шуткой, как в палату зашла знакомая медсестра, которая с явным недовольством смотрела на парня. — Акаши. — прошипела шатенка. — Я тебе кажется говорила, что время посещения заканчивается ровно в шестнадцать часов, ни позднее! А ну выметайся отсюда! Ей нужен покой! Вскинув руки в безмолвном жесте, а-ля: «помилуйте, убегаю», он выскочил из палаты, напоследок отсалютовав Минэко двумя пальцами и смазано чмокнув медсестру в щеку. От последнего у девушки дернулся глаз, но покрасневшие уши выдавали явное стеснение. Решив никак все происходящее не комментировать, девочка отвела взгляд в сторону окна. Уже вечерело, если сейчас шестнадцать часов, это означает, что если Мико сейчас вырубится, то собьет свой несуществующий режим пуще прежнего. Хотя, что ее останавливает, собственно говоря? Словно прочитав ее мысли, медсестра сказала: — Сейчас лучше поспать. Нужно восстанавливать силы. У тебя есть неделя хорошенько отоспаться, воспользуйся этой возможностью. «Куда еще уж больше? И так в коме провалялась…» — подумалось ей, но спорить она не стала. Раз предлагают, почему бы и нет. Когда медсестра вновь проверила системы всех аппаратов, то оставила на тумбочке около кровати таблетки и бутылочку воды, давая указания, что и когда выпить, после чего отсоединила капельницу и уже было двинулась к выходу, как в спину получила тихий вопрос: — Моя одежда. Где она? — привычно опуская руки на бедра она все никак не могла нащупать одной очень важной для нее вещицы и это не могло не нервировать. Минэко не сомневалась, что ее вещи полностью изучили, поэтому со стопроцентной вероятностью нож ими был найден. Вопрос другой, отдадут ли ей его обратно?.. Эта вещицу Имаи забыть никак не могла, ведь она была чуть ли не ключевой. Нож был с ней почти везде, и она настолько хорошо его помнила, что могла по одному только весу и форме определить он это или нет. И сейчас привычной тяжести в кармане Мико не ощущала, а значит… — Была выброшена. Извини, но от нее остались лишь одни дырявые лоскуты… — несколько виновато проговорила девушка. От этого нос Мико зажмурился. — Ясно. Если Айяно не рассказала про нож, который не найти было нельзя, значит его либо конфисковали навсегда, либо не нашли вовсе. А вот какой вариант был правдивым она утверждать не могла. — Ладно, не велика потеря. — кивнула брюнетка. Медсестра лишь неловко улыбнулась, после чего удалилась, пожелав ей хорошего вечера. Все еще лежа в кровати, Мико сложила руки в замок перед собой, начиная слегка нервно крутить большими пальцами. Отчего то осознание потери ножа вызвало у нее нервозность, словно так быть не должно. Словно у нее отняли то, чего отнимать бы не стоило. Но по уговору она должна молчать о том, что является Минэко Имаи, ведь скажи она про нож у нормальных людей появились бы вопросы откуда у ребенка он взялся. Имаи вообще не поняла, почему никто из врачей не стал допрашивать ее о жизни и этот вопрос как раз и был тем самым не оглашенным перед Такоеми. Но ответ она точно у него выпытает. А сейчас она лишь углубилась в свои мысли, пытаясь расставить разброшенные воспоминания по полочкам. Это давалось с большим трудом, ведь в голове творился сплошной хаус. Складывалось ощущение, что все воспоминания просто спутались в огромный клубок нитей, который ей предстояло сейчас распутать. Она отдалено помнила ранее детство. Помнила маму, дом, помнила ненавистного отца. Помнила безжизненный труп, залитый кровью, который лежал в прихожей. Помнила, как убежала, как кто-то отнес ее в приют. Помнила нелегкую жизнь в приюте, нож и… Человека, который ей там помогал. Она помнила его темные каштановые волосы и тусклые серые глаза. Помнила и его ехидную улыбку и даже отдаленно могла вспомнить тембр голоса. Но имя… Она с усилием попыталась вспомнить об этой детали, но сколько бы ниток из этого клубка она не вытащила, имя не вспомнила. Несколько разочарованно вздохнув, Имаи продолжила выстраивать цепочку своей жизни. Однако та была уже слишком короткой. Минэко помнила, что сбежала из приюта и добралась до отца, помнит свершившуюся месть, но дальше все было в черном тумане. Через этот туман прорывались чужие обрывистые фразы, ощущение боли и сожаления, но причину она вспомнить не могла. Горло лишь с силой сдавило, словно кто-то на него наступил. Легкие жгло от недостатка кислорода, поэтому сквозь боль пришлось сделать глоток свежего воздуха. На этой ноте ей нужно остановиться. Голова может и не помнила, что было дальше, но тело яро кричало о произошедшем и это пугало. Мико слишком сильно устала, чтобы противиться собственной реакции, поэтому единственное рациональное решение избавиться от боли, которое она нашла, был лишь желаемый сон. Укрывшись одеялом до самого носа, она вновь взглянула в окошко, после чего прикрыла глаза. В эту ночь снов брюнетка не видела, лишь пугающая черная пустота.

***

Эта неделя тянулась для нее целую вечность. Казалось бы, всего каких-то жалких семь дней, но они превратились в целый месяц, а то и два. Все это время в больнице она провела ужасно скучно. Настолько, что начала ходить по палатам и подружилась с бабульками, играя с ними в шахматы. Единственное разнообразие ее дней заключалось в приходе раз в два дня Такеоми, который постепенно вводил ее в курс дела и говорил какие документы были созданы, а какие еще предстоит создать. Помимо этого, он сказал, что разбирается с вопросом о ее опеке, пока, судя по раздраженному взгляду, безуспешно. Тем не менее, неважно в какую семью она попадет, Мико должна будет придерживать нескольких строгих правил и эти правила он вдалбливал в ее мозг каждый свой приход. Теперь она полностью потеряла свое имя. Она больше не Минэко Имаи и будет существовать под другими именем и фамилией. Ей придется постоянно скрываться и жить в этом напряжении. Забыть о своем прошлом, сменить его другим и жить настоящим. Новым настоящим. Ей нужно оставить все частички, все воспоминания и всех людей из прошлого в прошлом. Теперь оно будет полностью стерто и не просто в голове, а в документах, потому что такого человека как Минэко Имаи больше не будет существовать. И сперва это ее пугало. Безумно пугало. Имаи не представляла своей жизни без тяги к прошлому. Прошлое было ее всем: ее опытом, ее мыслями, ее суждениями и принципами. А сейчас она должна отказаться от всего этого, полностью вливаясь в новую жизнь. Сможет ли она это сделать? Она была не уверена, но у нее не было выбора. Она обязана это сделать, если хочет себе спокойное мирное проживание. Хотя, честно говоря, в последнее верилось с трудом. Когда ее жизнь была спокойной? Да никогда, и вряд ли будет. Минэко такой человек, который просто-напросто без проблем жить не может и это и было ее главной проблемой. Иногда ей казалось, словно она проклята в этой жизни, и, возможно, не далеко ушла от правды. Вопросов на самом деле много, что да как, вот только желания в них разбираться вообще не было. Не знай по какой причине, но Минэко смиренно доверилась Такеоми, словно понимает, что он выполнит часть своего договора и позаботиться о ней. Достаточно странно и прискорбно для такого человека как Минэко. Дело крылось не в том, что она внезапно всем доверяет и любит, не в том, что она стала открытой книгой и обычной девочкой. Нет. Сколько бы она не пыталась, уверена, что ее прошлое кровью отпечатано на подкорке сознания и этого уже не убрать. Ей лишь остается закопать это толстым слоем земли, похоронить на веки, в надежде, что это никогда не взрастет. Ее бездействие и некое доверие к Такеоми обусловлено не добрым отношением к нему, а банальной усталостью и отсутствием возможности нормально размышлять. Имаи многое пережила за свою жизнь и почти всегда самые рискованные решения принимала именно она, почти всегда ответственность за эти решения тяжелым камнем оседала на ее плечах. Она была чересчур самостоятельной, брала на себя слишком многое, потому что не доверяла другим. Словно осознавала, что никто не выполнит все так, как нужно ей, словно выполнить хорошо может только она и никто иной. И, возможно, отчасти это было правдой. Вот только сейчас она обессилена. Не только физически, хотя это тоже немаловажно. Она устала думать. Устала принимать решения. Пусть они сделают все за нее, пусть это может привести не к самым лучшим последствиям, пускай. Ей уже глубоко наплевать, как будет разворачиваться ее жизнь. Умрет ли она завтра или доживет до глубокой старости — все это не имело смысла. Какой смысл жизни, если в ней нет целей? Вот и Минэко этого не знала. Ей хотелось лишь плыть по течению и желательно, чтобы это течение ее не калечило. Она устала от боли и вечный сожалений. Пусть уж она умрет, чем будет жить в очередных страданиях. Хотя отчего-то слова Такеоми, который клялся, что не отдаст ее в плохую семью, дарили надежду. Маленькую, крохотную, но так горячо согревающую надежду… К слову, ее бездействие также объяснялось тем, как вел себя сам Акаши. Парень приходил довольно часто, Мико его даже устала видеть, на самом деле, но тактично помалкивала. Он всегда приходил не с пустыми руками, приносил вкусности и без умолку болтал о своей жизни. Рассказывал про шумную сестру (Мико отметила в голове, что в этом они схожи), которая была огромный любительницей новых вещей и игрушек и недавно купила себе огромного зайца, который убавил объемы ее комнаты в треть раз. Говорил и про закрытого младшего брата, который постоянно собачился с сестрой. Рассказывал про своих друзей, банду и даже девушку. Кто именно являлся его спутницей он не оглашал, однако понять связь между ним и медсестрой было не сложно. На вопросы он отвечал всегда охотно, что бы Мико не спросила. Однако на вопрос о том, как он достает ей документы и каким образом больница скрывает ее местонахождение, он лишь ответил: «Хэй, не забивай голову этим. Я же сказал, что все решу, доверься мне. Мне незачем тебе лгать, если бы я хотел, чтобы тебя забрали отсюда, то ты бы не лежала тут под присмотром две недели. Поверь хотя бы этому, ладно?» И Мико, скрепя сердцем, с ужасно давящей совестью в груди, поверила. Или просто приняла как должное? Вот тут она уже не может точно сказать. Возможно, ей было удобно, чтобы за нее все решили, ведь сама в состоянии она не была. За вечными размышлениями, игрой с бабулями в шахматы , но не честной игрой и впервые вкусной едой , Мико с нетерпением дождалась, когда наступит дата ее выписки. Вещей у нее не было, поэтому надев ту одежду, которую принес ей Такеоми, она мельком оглянула комнату, после чего двинулась к регистратуре. Около стойки ее уже ожидал парень, сейчас он подписывал какие-то бумаги, иногда перебрасываясь с работницей фразами. Когда она подошла, ему уже передавали средней толщины папку, поэтому долго ждать не пришлось. Попрощавшись с работниками, они двинули в сторону выхода. Осознание прилипло к стенкам головы, но оно не было тревожащим или страшным. Осмысление своей свободы, новой жизни, давалось с легким трепетом в душе. Брюнетка понимала, что Минэко Имаи останется в стенах этой больницы. Она больше не будет существовать, раствориться в этом мире, словно ее и не было вовсе, похоронит себя в том ужасном, вызывающем мурашки по коже, прошлом. Минэко не имела свободы, не знала, что это такое — вдохнуть свежий воздух, наполненный цветастыми ароматами, на которые раньше она не обратила бы внимания. Свободу же обрела Рико. Это имя отзывалось где-то на подкорке ее сознания, иногда у нее складывалось ощущение, что при рождении ее назвали совсем неподходяще. Это имя давало ей надежду, которой девочка была обделена всю жизнь. Хотя, если признаваться честно, когда Такоеми спросил ее, какое имя она хочет взять, Минэко осознала, что ей было абсолютно все равно. Тогда она тонко ощутила, что почти ничего не могло вызвать в ней интерес, даже выбор своего имени. Иногда ей казалось, словно она не живет, а существует. Вот просто есть и все. Что вокруг нее, как все происходит, кто с ней говорит — все это не имело значения, если не вызывало интерес. Какая разница кто с ней заговорит, если Минэко никогда не обратится к нему вновь? И сейчас в ее жизни наступает новый эпизод. В жизни Рико это будет ПЕРВЫЙ эпизод. Делая шаг в неизвестность, мы всегда рискуем чем-то, но рисковать у Мико было нечем. Поэтому он дался ей с легкостью. По коже тут же расползся табун мурашек, который пробежал от самых голеней до макушки головы. Тело ласкал приятный летний ветерок, словно убаюкивая. Легкие ощутили сладостный аромат свободы, которая приятно растеклась по душе. Руки слегка подрагивали, то ли от ощущений, то ли от осознания собственной независимости. Отчего-то она мягко улыбнулась, наслаждаясь этими секундными мгновениями. Как же приятно все-таки ощущать, что тебя ничего не гложет. Она предоставлена сама себе и это порождает в груди яркий огонек радости. И Рико было абсолютно плевать в какую семью ее пристроил Акаши, она даже не поинтересовалась своей новой фамилией. Брюнетка думала, что самое худшее в своей жизни она уже пережила и чего-то иного не боится. Жизнь на этом не останавливается. Не понравится — сбежит и никто ее не удержит. Она будет сбегать от всех кошмаров столько, сколько потребуется. Будет уничтожать прошлое столько раз, сколько понадобиться, чтобы вновь ощутить сладкий запах свободы. Или лжи самой себе? — Ты идешь? — Такеоми не выглядел напряжено, словно понимал ее чувства и давал надышаться, однако все равно явно поторапливал, пристукивая ногой. — Такси уже приехало. Кивнув, девочка двинулась в сторону машины, и когда ее рука была в сантиметре от ручки, брюнет спросил: — Ты помнишь первое правило? Ей хватило секунды на ответ: — Да. «Никогда, ни при каких обстоятельствах не говори свое настоящее имя. Оно должно быть забыто, ведь представляет собой риск. Одно купленное кофе на имя Минэко — и дело может пойти по швам.» — звучал строгий мужской голос в голове. Такоеми, по поводу последнего, конечно, утрировал, но это дало неплохой эффект, для осознания серьезности ситуации. Когда они наконец расселись на задних сиденьях и двинулись по дороге, Рико внезапно осознала, что впервые едет в машине. Она была не из богатой семьи, вернее, даже из семьи с доходом ниже среднего и о такой роскоши думать не могла. Но сколько брюнетка себя помнит, ее это никогда не гложило. На еду и более-менее нормальное проживание им хватало, большего она не требовала. У нее в целом никогда не было тяги к богатству, поэтому и завидовать она никому не завидовала. Хотя, может ей просто не давали попробовать жить нормально? Как знать. Ощущения от первой поездки были обычными. Рико со скукой опустила локоть на выступ в дверце, подбородок положила на кулак и стала провожать глазами пролетающие пейзажи за окном. В салоне хранилась тишина, чему она была безумно рада. Сейчас разговаривать не было никакого желания. Погрузившись в свои мысли, она даже не сразу заметила, как они начали проезжать по дворам. По всюду их окружали высокие здания, которые на первый взгляд казались одинаковыми. Когда машина остановилась, Рико вышла, с легким любопытством осматривая двенадцатиэтажное здание. — Нам сюда. — кивнул Такеоми на ближайший подъезд. — Поживешь у нас пару дней, а как окончательно завершим дела с твоим опекунством — переедешь. Ничего ему не ответив, девочка двинулась ко входу. Само здание было довольно симпатичным, семейство Акаши жили явно с нормальным достатком. Поднимаясь в лифте, брюнетку единожды посетили мысли, как отреагируют члены его семьи на ее приход, но они с какой скоростью пришли, с такой же скоростью и вылетели из головы. В последнее время у Минэко вообще мало что оставалось в голове на долгое время, наверное, это последствия полученных травм. Когда двери лифта распахнулись под оповещающий звон, Рико вырвалась из своих мыслей. Дверь в квартиру оказалась открытой, поэтому без каких-либо затруднений зайдя во внутрь, девочка начала осматриваться. Такоеми закрыл за ней, вдыхая запах родных стен, после чего воскликнул: — Мы дома. — после этих слов послышались какие-то копошения, но девочка не обратила на это внимания, с интересом разглядывая уютный интерьер. Судя по всему, квартира была Е-образного типа. Справа от двери виднелась кухня, прямо напротив входа был зал, а звуки копошения, кажется, доносились из спальни, где сейчас сидели остальные жители. Ремонт был скромный, но в целом очень приятный: ненавязчивые обои, цвета какао, светлые полы, хорошее освещение и аккуратно расставленная молочная мебель. Вполне симпатичненько. Повесив сумку на крючке, Акаши воскликнул вновь: — Ради приличия выйдете хоть, поздоровайтесь! — в голосе звучали некие нотки недовольства. Тут же послышались приглушенные звуки чей-то ругани. Спустя несколько секунд в коридор вышли. Первым, кто предстал перед Имаи оказался парнишка со светлыми, почти белыми волосами, которые даже на свету показались ей бельмом в глазах. Тот шел медленно, даже несколько вальяжно, засунув руки в карманы, словно ходил не по дому, а по подиуму, мысленно Рико усмехнулась этому. Внешность у него была весьма необычная: бирюзовые глаза на фоне бледной кожи и светлых волос казались изумрудами, привлекающими внимание, ростом он был повыше ее, но не сильно, но больше всего зацепило отнюдь не это. А его черная маска, что перекрывала половину лица, включая губы. Ей это показалось странным, но не настолько интересным, чтобы спрашивать. Бирюзовые глаза с морозом осмотрели темноволосую сверху донизу, как бы оценивая. Потом он вытянул шею, смотря зашедшим за спину, после чего сказал: — Не припомню, чтобы у нас висела табличка «дом для беспризорных». На девичьих губах тут же растянулась кривая ухмылка, в глазах вспыхнула искра раздражения, а корпус поддался чуть вперед. Не успел Такеоми что-либо сказать в возмущении, как Рико подала голос: — Она бы появилась, если бы я не прикрыла твоего братца. На эти слова парнишка недовольно дернул носом, как бы показывая высшую степень своего презрения, после чего фыркнув, удалился. — Харучиё Акаши, объяснись! — не обращая внимания на ответ брюнетки, старший с гневом осмотрел младшего брата, который на это никак не отреагировал, уходя на кухню. Хотя Рико отчетливо услышала сказанное полушепотом: «не обязан». Такеоми был явно взвешен таким поведением брата, однако, поняв, что ответа ждать бесполезно, парень добавил: — Ты уж… Это самое… Не обижайся на него. У него очень тяжелый характер, не могу найти к нему подход, вот он вечно колючки пускает. Махнув рукой, дескать, плевать на него хотелось, девочка наконец сняла обувь, проходя. Не успела она и вопроса задать, как из самой крайней комнаты вихрем кто-то вылетел, тут же сбивая с ног. Больно ударившись об пол, Рико зашипела, осматривая причину своего падения. А причина же подняла на нее знакомые мятные глаза, осматривая с неким любопытством и… Радостью? — О! — громко воскликнула девочка, отчего в ушах зазвенело. — Да что же за дом сумасшедший! — полностью раздражаясь, кричал Акаши, снимая обувь и стягивая сестру с гостьи, которая как липучка к ней прицепились. — Один ядом плюется, вторая с ног сбивает! Хоть день будет здесь спокойным, нет?! Можно, блять, не позориться перед другими? Но эти слова, кажется, девочку совсем не тронули, поскольку та лишь бесстыже пожала плечами, улыбаясь: — Меня Сенджу зовут, а тебя? — видеть радостное лицо было столь непривычно, что брюнетке поначалу стало некомфортно, но она все же ответила: — Рико. — Красивое имя! — также радостно продолжила она, уже твердо вставая на ноги. Спасибо, что Такеоми опустил ее шкирку. — Ну, чего стоим в дверях? Пойдем я тебе все покажу! Хлопая глазами, девочка какое-то время не могла переварить быстро поступающую в мозг информацию. Да уж, семейка у них явно чудная… Здесь все так странно и спонтанно, что голова кругом идет. Один вечно орущий и тревожный, второй пубертатная язва, третья так вообще кажется самый главный экстраверт. От этого всего задавался лишь один вопрос — точно ли она сможет прожить тут несколько дней? С учетом ее любви к соблюдению границ, брезгливости ко всему и отсутствию элементарного терпения, это окажется той еще задачей. Рико искренне надеется, что поганый характер отца (а это именно он, ведь мама у нее была максимально не конфликтная и спокойная), затихнет где-нибудь внутри и не будет проявляться, иначе, боюсь, она останется без дома, документов и опекунства. А вот последних трех пунктов лишаться не хотелось бы. Такеоми, который был явно, еще раз повторюсь, ЯВНО недоволен тем, как повели себя младшие, закатил глаза, после чего буркнув, отправил сестру обратно в комнату. Кажется, ей сказали не напирать. Когда коридор вновь опустел, Акаши, из-за большой разницы в росте, присел. В глазах его читались искренние извинения и неловкость. — Извини за это все. Они ребята хорошие, правда. Просто ни у Сенджу, ни у Харучиё толком нет друзей и не хватает опыта в общении. Они могут вести себя несколько странно и импульсивно, не обижайся на них, ладно? Я думаю, что вы со временем поладите, просто нужно немного времени. Девичьи брови медленно приподнялись в удивлении. С чего бы ей вообще обижаться? Рико человек мало эмпатичный, да и ко всему прочему, грех ей жаловаться, в таких-то условиях! Из больницы забрали, документы создали, дом дали. Чего ей еще нужно? Вот именно, что ничего. А уж пережить двух подростков она как-нибудь сможет. Она, конечно, не спец по коммуникациям, но уж явно не чайник. Поболтает чуток и поймет, что к чему, даже если желания разговаривать и дружить с кем-то нет, даже если это нафиг не всралось. Это нужно для Такеоми и устроить это не сложно. — Забей. Меня это нисколько не обижает, я была и в ситуациях похуже. — вспоминая противное детство, девочка поежилось, что не скрылось от глаз старшего. Он тут же опустил голову, стараясь скрыть истинные эмоции. — Не переживай так. Я разберусь со всем. На ее слова он лишь кивнул, натягивая на губы кривую улыбку. — Показать тебе, где все находится? — Не нужно. Попрошу твою сестру, раз уж она так рвалась мне помочь. Определив куда та убежала, брюнетка направилась в сторону спальни, проходя этот злосчастный коридор — магнит всех происшествий. Не стуча, брюнетка зашла в комнату и тут же за жмурилась от яркого света. Когда глаза наконец привыкли, она открыла их, начиная без особого интереса рассматривать новую комнату. Она была небольшого размера, но тем не менее, смогла вместить в себя все вещи хозяйки, а их было предостаточно: огромные шкафы, почти до самого потолка, односпальная кровать, которая вся была завалена мягкими игрушками, среди которых, к слову, был тот самый знаменитый огромный заяц, подушками, белоснежный коврик под ногами, туалетный столик с подсветкой, обычный стол, который стоял прямо с правой стороны от двери и еще одна дверь, ведущая непонятно куда. Вся комната была выполнена в розовато-белых оттенках, отчего глаза слегка мозолило. Рико не привыкла к такому обилию розового. Ко всему прочему, у нее складывалось ощущение, что это комната не подростка, а маленькой девочки, хотя у темноволосой и в раннем возрасте не было интереса ко всему подобному. У нее даже толком игрушек не было, если честно. Наткнувшись глазами на хозяйку, которая терпеливо ждала, пока ее обитель рассмотрят, Рико кивнула, в знак приветствия. Вдохнув сладкий аромат, витавший почти везде, брюнетка подошла ближе и, протянув руку, сказала: — Очень приятно познакомиться, Сенджу. Не покажешь мне, где тут все? На лице блондинки тут же расцвела улыбка. Поправив свой короткий хвостик и складки на домашней пижаме, она схватила бледную руку, утягивая за собой. — Это моя комната! — с гордостью воскликнула девочка, обводя рукой помещение. «Не сомневаюсь.» — подумалось Рико. — Братец сказал ты здесь на несколько дней, так что предлагаю пожить у меня! Вот тут, — показала рукой на шкаф. — Мои вещи. Пользуйся всем, чем захочешь. Но вообще… Мятные глаза медленно опустились на Рико, рассматривая ее безвкусную одежду. — От этого всего, — она обвела пальцем силуэт брюнетки. — надо избавляться. Тихий ужас. Как Такеоми вообще додумался купить девочке вот это. Завтра же пойдем покупать тебе нормальную одежду. Брови Рико тут же поползли наверх. А чего ей в ее одежде не понравилось? Обычные штаны с футболкой. Ну да, может не самые симпатичные, но, а какая к черту разница? Ее, если честно, вообще редко когда заботил свой внешний вид. Где было красоваться то? В приюте? Не смешите. И зачем вообще нужно покупать одежду? Все это просто в голове не укладывалось. Так еще и Такеоми так деловито сказал, мол, нужно больше времени для контакта. Будто она потом с ними встретится. Разве ее не должны отдать опекуну и забыть, как противную проблему, возникшую в жизни? С каждой секундой Рико отчетливо ощущала, что перестает понимать эту семейку все больше и больше… От этих размышлений у нее разболелась голова. Блядство. — Зачем? — лишь и спросила синеглазка, но увидев выражение лица девочки, тут же об этом пожалела. — Как зачем?! — звонкий голос отозвался в голове болью. Чего она такая громкая то? — Надо же быть красивой! Ухаживать за собой? — Зачем? — вновь задала вопрос Рико. От этих вопросов у блондинки, кажется, только инфаркта не было. Уж больно эмоционально она на все реагировала. Закатив глаза, до Сенджу наконец дошло, что тут что-то доказывать бесполезно, поэтому потянула ее в сторону двери. Но не к той, что вела в коридор, а к другой, находившейся слева от входа. — Это комната Хару. Но сюда мы не попадем, он всегда закрывает дверь на ключ. Девочка кивнула и даже решила задать вопрос для того, чтобы поддержать диалог, хотя особого интереса у нее все происходящее не вызывало: — А почему вход в комнату Харучиё происходит через твою комнату, а не напрямую? На это, блондинка фыркнула, но уголок губ стремительно потянулся вверх: — Раньше у нас с ним была общая большая комната, но когда мы подросли начали много ссориться, Оми разделил наши комнаты. Как-то так. — Понятно. Отчего-то, Сенджу не понравился ее ответ и носик недовольно дернулся. «Забавно.» — проплыло в голове, перед тем как ее вытянули в коридор. — «На кролика похожа.» И ведь действительно. Белые завивающиеся волосы, крупные глазки — пуговки и милый внешний вид. Все это прямо кричало о ее «девичьей» натуре, как она сама выражается. Смотря на нее, Рико невольно задумывается, что они с ней полные противоположности и вряд ли поладят. Она слишком не привыкла встречать открытых людей и ей это казалось диким. До сих где-то в голове темноволосая держит мысль, что все происходящее — дурной сон и она скоро вновь очнется в холодном приюте. Но сколько бы не моргала, картинка перед глазами не менялась, а улыбка Сенджу становилась все шире и шире. У нее точно не судорога? — Здесь зал и по совместительству комната Оми. — девочки прошли в довольно просторную комнату. Прямо напротив двери находилось большое окно, рядом с которым располагался письменный стол, заваленный какими-то бумагами. Еще левее, прямо у стены, находился стеллаж с книгами и прочими вещами. По центру располагался молочный диван, а прямо перед ним висел какой-то большой черный прямоугольник. Впившись в него взглядом, черноволосая спросила: — Что это? От этого вопроса Акаши поперхнулась воздухом. Ее лицо так вытянулось, словно кричало: «ТЫ СЕРЬЕЗНО?» — Т-телевизор. — делая «глотки» кислорода, проговорила девочка. Ее крайне поражала новая знакомая и это еще мягко сказано. Ей она казалась такой отстраненной, странной и необычной, но тем не менее, такой интересной, что хотелось затащить ее под микроскоп и рассмотреть все секреты. — Что такое телевизор? — Рико медленно прошла в комнату, присаживаясь на мягкий диван, который под ее весом слегка прогнулся. — У-у-у, ты еще и умственно отсталая. — послышался язвительный голос в коридоре. Наклонив голову на бок, Рико посмотрела на Хару со сталью в глазах. Обдумывая в голове тысячу ответов, она решила ограничиться самым простым: — Нахуй пошел. Его лицо дернулось, после чего, выражая неприязнь, он ушел по направлению в комнату, говоря: — Боюсь-боюсь. — Бойся утром не проснуться. — вновь сказала Рико. Потеряв интерес, она вновь уставилась на этот самый телевизор. Сенджу все еще стояла на пороге, хмуро смотря в спину удаляющегося брата, но ничего не говорила. Лишь сжала губы и, переведя глаза на гостью, мягко улыбнулась. — Козлина он, да? — с усмешкой спросила блондинка. — Не обращай внимания, в последнее время он вечно бычится. — Мне плевать. Словно не услышав ответа, девочка присела, тут же начиная говорить: — Телевизор — это такая штука, которая транслирует разные фильмы, мультики, сказки и новости, происходящие в городе. Еще на телевизоре можно включить музыку и все такое. В общем, удобная штука. Рико в очередной раз кивнула, безмолвно благодаря за объяснение. Кажется, она теперь знает, как проведет эти дни. Вот только отчего-то в душе таилось ощущение, что кое-кто (не будем пальцем показывать, это неприлично) ей этого просто не позволит. — Пойдем. — руку брюнетки тут же сжали, дергая. Рико поднялась, безвольно следуя за Сенджу. Следующая их остановка была ванная комната. Она не была примечательной, поэтому долго рассматривать ее не требовалось. Девочки пошли в сторону кухни. Первое, что бросилось в глаза — это сидевший за столом Такоеми, который попивал, кажется, чай. При этом в руках он держал какое-то раскладное устройство. Поковырявшись в своей памяти, брюнетка вспомнила нечто похожее у своей матери. Кажется, эта вещь звалась телефоном. Комната сама была очень красивая. Светлые оттенки, в которых была выполнена вся квартира, коснулись также и кухни. Белые фасады, небольшое окошко, холодильник и среднего размера стол. В целом, все обычно, но симпатично. — Если что, бери все, что захочешь. — подала голос блондинка, залезая в какой-то ящик и доставая оттуда плитку шоколада. Розового шоколада. От сладости в ее руках, лицо Рико перекосилось. Во рту тут же почувствовался приторный вкус, отчего захотелось попить воды. Сколько себя помнит, она никогда не любила сладкое и все, что с ним связано. — Будешь? — протягивая кусочек плитки, спросила блондинка. — Не, спасибо. Тут на них наконец обратили внимание. Такоеми отлепился от телефона, взглянув на сестру. — А, Оми. Карточку на базу, мы завтра идем в ТРЦ. Парень даже не удивился. Лишь со вздохом достал кошелек, вынимая оттуда нужную вещь. — Не трать слишком много. Девочка тут же закивала, словно болванчик, убирая ценность в карман штанов. — Эм, — тихо подала голос Рико. — Спасибо, конечно, но я не нуждаюсь в новой оде… Не успела она договорить, как Акаши стукнула кулаком по столу, так еще с такой силой, что брюнетка аж подпрыгнула от неожиданности. — Это не обсуждается. — твердо, даже слишком, сказала Сенджу. Ок. Не обсуждается, так не обсуждается. Вопросов больше не было. Почесывая голову, парень лишь усмехнулся, с пониманием оглядывая гостью. — Можно мне сходить в душ? — внезапно спросила Рико, вспоминая, что она вообще-то не мылась последние несколько дней. — Да, конечно! — тут же встрепенулась девочка, кладя плитку на стол и убегая куда-то в коридор. — Все в порядке? — обратился к ней Акаши, с беспокойством ее осматривая. — Да. — кивнула синеглазка. — Возвращаю свои слова о том, что ты самый общительный человек в мире. Твоя сестра превзошла тебя. Брюнет тихо посмеялся, с нежностью глядя в коридор, куда убежала блондинка. — Это правда. Ты ей понравилась, это видно. На самом деле, несмотря на свою коммуникабельность, у нее от слова совсем нет друзей. Ее общение ограничивается мной и Хару, иногда бывает, что она с кем-то начинает общаться, но это ненадолго. Люди просто не выдерживают энергетики и бросают ее. А стоит им узнать ее получше — так вообще боятся подходить. Это не может ее не задевать… Минэко хотела было спросить, из-за чего ее бояться, как в дверях вновь появилась светлая макушка. В руках у нее была чистая, аккуратно сложенная, одежда. — Возьми! Надеюсь, что тебе подойдет. Я старалась выбирать по твоим примерным параметрам. Слегка улыбнувшись, темноволосая тихо проговорила: — Спасибо. Взяв одежду, девочка направилась в ванную, предварительно узнав, где может взять полотенце. Когда дверь закрылась на два оборота ключа, Рико смогла спокойно вздохнуть. Только сейчас она ощутила, как была напряжена. Незнакомая обстановка, люди — все это было ей непривычно, отчего она подсознательно ждала подвох. У нее большие проблемы с доверием и общаться с чужими ей людьми вот так непринужденно очень тяжело. Делая глубокие вздохи, девочка оперлась руками об раковину. Когда быстро бьющееся сердце наконец начало принимать нормальный ритм, она подняла голову и замерла. Перед ней стояло зеркало. Зеркало. Глаза тут же расширились, тело вздрогнуло и ей пришлось сделать несколько шагов назад, чтобы побороть желание разбить его к черту. Руки тут же забились в треморе, словно она окунула их в ледяную воду. Дыхание, которое так старалась выровнять, вновь сбилось. Коленки подкосились и не имея возможности больше стоять, девочка сползла вниз. Она уже и забыла, когда в последний раз видела свое отражение. Кажется, это было дома. И, кажется, тогда зеркало она все же разбила. Сколько бы лет не прошло, темноволосая никогда не сможет забыть этот леденящий душу взгляд синих глаз, который принадлежал ее отцу. Никогда не забудет эти иссиня-черные волосы, облепляющие белоснежную кожу. И эта уродливая родинка под глазом. Точно такая же, как и у него. Как бы ей не было отвратно это признавать, Минэко была полной копией своего отца. От своей светлой, теплой, нежной матери она не переняла ничего. Совсем ничего. По крайней мере, Имаи была в этом уверена. Рико и забыла, как давно не видела свое отражение. В приюте о понятии зеркала никто не знал, а дома она не была любительницей себя рассматривать. От вновь возникшего образа перед глазами, к горлу подкатила тошнота. Ей согромными усилиями удалось сделать глубокий вдох. А еще большими усилиями она заставила себя успокоиться. Не время. Не сейчас. Не здесь. Она не помнила, сколько просидела вот так на плитке. Но когда очнулась, руки все еще дрожали. Кое-как сняв с себя одежду, брюнетка, ни в коем случае не смотря в сторону зеркала, заползла в ванную, включая воду. Рико даже никак не почувствовала то, что поначалу из-под крана полилась ледяная вода, только позже перехода в теплую. Все ее мысли были завернуты в сплошной кокон змей, который крутился у одной единственной мысли: «Надо это убрать» И она уберет. Уберет эти отвратные глаза. Уберет эти отвратные волосы. Уберет. За размышлениями, девочка даже не сразу заметила, как ногтями начала сдирать кожу на предплечьях. Боль не чувствовалась от слова совсем. Как бы сильно она не давила, ощущений никаких не было. А жаль. Когда на кожу полилась горячая вода, мышцы плеч смогли немного расслабиться. Опустив голову вниз, Рико отметила про себя, что теперь уже и есть стимул походить с Сенджу по магазинам. Объяснит свое желание, купит все необходимое и сможет забыть это блядское отражение. Сделав глубокий вдох, брюнетка сжала себя в объятиях, от скуки осматривая свое тело. До этого это как-то не представлялось возможным, ведь в приюте вода была ледяная и мыться нужно было как можно быстрее, пока никто не пришел. Сейчас же Рико отмечала особенности своего тела. В частности, заметила отвратительные белесые шрамы, которые остались от многочисленных побоев. Заметила и рванную рану, которой в детстве точно не было. Видимо осталась после аварии. Все ее тело вызывало в ней чувство отвращение. Шрамы ее не пугали, но выглядели максимально некрасиво. Вздохнув, она опустила руки вниз, наблюдая как кожа, то ли из-за расчесывания, то ли из-за кипятка, начала покрываться красными пятнами, а местами так вообще она была стерта насколько, что еще чуть-чуть и польется кровь. Рико не помнила, сколько так простояла под струями воды, но когда смогла более менее нормально функционировать, отмыла голову первым попавшимся под руку шампунем. Судя по запаху цветов, это был шампунь Сенджу. После долго оттирала кожу от грязи и в конце вновь постояла под водой, смывая все накатившие эмоции. Выключив кран, девочка завернулась в полотенце, быстро вытираясь. Недолго рассматривая, она натянула на себя черную кофту с длинными рукавами (лонгслив) и обычные расклешенные темные штаны с носочками. Одежда оказалась ей слегка великоватой, но не сильно. Если утянуть шнурок на штанах, то будет вполне себе приемлемо. В голове Рико поблагодарила Сенджу за комфортную одежду, которая никак не сковывала движения. Ко всему прочему, она очень удобно прикрывала расчесанные руки. Старую одежду девочка сложила, вынося с собой. Стоило ей открыть дверь, как из комнаты в коридор повалил пар. — Я уж надеялся, что ты там захлебнулась. — послышался мальчишеский голос со стороны кухни. Обернувшись, Рико встретилась с холодными изумрудами. Харучиё сидел, скрестив руки на груди. Прямо перед ним стояла чашка, наполненная зеленым чаем, из которой до сих пор валил пар. — Обломись. Фыркнув, он встал и, задев ее плечом, прошел в пропаренную комнату, закрываясь. Пожав плечами, Рико пошлепала налить себе воды. Выпив несколько стаканов, она двинулась в сторону комнаты Сенджу. Проходя зал, она отметила для себя, что просидела в ванной действительно долго, так как небо уже стало темно-синим. — С легким паром. — послышался голос Такоеми. — Спасибо. — она перехватила одежду поудобней. — Я могу эти вещи отправить на стирку? — А, да. Оставь тут, я уберу. Кивнув, девочка выполнила указ, после чего направилась в знакомую спальню. Открыв дверь, в нос вновь ударил запах шоколада, но на этот раз ее нос даже не сморщился. Кажется, начинает слегка привыкать. Зайдя в комнату, Рико обнаружила теперь появившуюся раскладушку, которая уже была застелена всем необходимым. При виде кровати, Мико внезапно поняла, насколько же она устала. Поволочив ноги, брюнетка рухнула на кровать, подтягивая под голову мягкую подушку. — Как водичка? — подала голос Сенджу, которая все это время сидела на своей кровати и что-то попивала. Никак не отвечая, брюнетка вытянула перед собой знак «класс», полностью прячась в нежных тканях. Поняв, что сожительница на разговор сейчас не настроена, Акаши лишь слабо улыбнулась, выключая свет. Светить остался лишь небольшой ночник в виде зайки. Разморенная, эмоционально уставшая, Рико прикрыла глаза и почти сразу же начала засыпать. Окружающая приятная атмосфера спокойствия быстро на нее подействовала и через несколько минут она погрузилась в глубокий сон. Сновидений в эту ночь она не увидела и слава богу.

***

Тусклый свет слабо освещал помещение, но криво написанные буквы четко стояли перед глазами. Пальцы крепко сжимали небольшой кусочек бумаги, который вместил в себя так много слов. Мамору Судзуки откинулся на спинку скрипящего стула, ощущая, как заныла спина. Свободная рука осторожно легла на залепленную пластырем щеку, которая до сих пор горела пламенем от давнего удара. Пальцы все еще находились на пластыре, когда ощутили теплую влагу, стекающую вниз. Соленная слеза упала на скривившиеся губы. Мужчина прикрыл глаза, после чего тихо всхлипнул: «Дедуля прасти нас. Если ты четаешь это письмо значит мы либо лежим в морозилке либо наконец обрели свабоду. Мне очень жаль об этом писать . Мы Вас сильно подставили. Предали. Это был по сути плевок в Вашу душу. Прастите нас за это прошу. Не сердитесь. Жизнь в колонии не была сладка. Терпеть вечные унижения со стороны жабы (так мы называем Хекет), ее вечные пытки это очень сложно. Вы сами знаете сколько раз болел Рин за эти месяца. Мы приняли решение, что больше не хотим так жить мы выбрали бежать. Мы поступили подло грязно и отвратительно, но по-другому просто не могли. Праститенас. Но прошу поверьте к Вам мы преходили с искриннимичувствами. Все Ваши расказы саветы и эмоции все это скрашивало эти серые дни. Если бы не Вы всё было бы намного хуже. Не будим многого писать хотим сказать лишь спасибо. Огромное спасибо за все, что Вы для нас сделали. Будьте счастлевы. МикоРанРин.» — гласила записка. — Дети… — мужской голос дрогнул. Вот именно, что дети. Они всего лишь несчастные, поломанные жизнью, дети. Как можно с ними так обращаться? Разве они виноваты, что стали участниками такой сложной судьбы? Разве они заслуживают этого? Неужели эти дети не достойны счастливой жизни? Отчего же так? Отчего судьба так несправедлива? Мужчина знал, что из всех они самые решительные. Он знал, что они усыпят его. Знал, что они планируют сбежать. Он все знал. И его долг кричал кровавыми буквами в душе, что он должен остановить их. Должен доложить обо всем и помешать. Должен запереть их в этих маленьких грязных каморках и дать соответствующее наказание. Но его человеческая душа, истинная, тихо плакала, смотря на чумазые лица детей. Она тихо плакала, замечая их побои. Тихо плакала, замечая отмороженные конечности и то, как они каждый раз вздрагивали, стоило ему встать. И разве они виновники того, кем являются сейчас? Разве они виноваты в этом? У каждого человека есть причина быть таким, какой он есть. Ничего не происходит без причины и эти дети тому пример. И поэтому он знал и молчал. Именно поэтому он и не позвонил Хекет, сказал, что управиться со всеми ее делами и она может спокойно решать вопросы по поводу очередного дела сломанного ребенка. Он убедил ее в том, что справится. И позволил сбежать. Подстроил все так, чтобы у них был шанс. И если он сделал один шаг вперед, то два шага сделала госпожа Хекет. Поймали. Они поймали их. Поймали Риндо и Рана. Их план рассыпался как карточный домик. Из всех троих сбежать смогла только одна — Минэко. И с судьбой той ничего неизвестно. Ее ищут. На следующий же день после обнаружения ее пропажи, по телеканалу прозвучали новости о ее побеге и о том, что ее ищут. И судя по тому, что ее все еще сюда не вернули, ее и не нашли. И только один бог знает, что произошло с судьбой этого ребенка. Выжила ли она? Спаслась ли? А если спаслась, как долго сможет крыться в укрытии незамеченной? Сможет ли она вырасти нормальным человеком, без чувства страха за то, что ее найдут? Сможет ли? А смогут ли Хайтани вновь доверить кому-то? В голове было столько вопросов, от которых все кругом шло. Боль застряла в горле, отчего дышать было все сложнее и сложнее. И когда мужчина потянулся за кружкой чая, чтобы сделать глоток, послышался отчаянный крик, разрывающий голосовые связки. Руки дернулась, остановившись в пяти сантиметрах от фарфора. Крик не прекращался. Ребенок не жалел ни себя, ни окружающих, оглушая своим плачем. Уши мужчины заложило. Он встал на трясущихся ногах, отодвинулся от стола и поначалу медленно, а после впопыхах побежал в сторону криков. Ноги несли его по грязным коридорам вниз, к подвалу. Он пролетел лестницу, несмотря на боль в суставах и замер, увидев открывшуюся картину. Сверху, прямо с потолка свисали железные цепи с оковами, которые были нацеплены на тонкие кисти парнишки. Ноги кое-как доставали до пола, болтаясь в большей степени по воздуху. Верх паренька был снят и от этого вида Мамору затошнило. Все тело было в ужасных открытых ранах, которые были покрыты бордовой кровью. Жидкость стекала по его телу, капая прямо на холодный пол. Белые штаны полностью пропитались алостью. Голова Рана свисала вниз, отчего увидеть его лицо не предоставлялось возможным. Прямо перед ним стояла низкорослая женщина, в руках держащая длинный мокрый, не то от воды, не то от крови, кнут. С правой стороны от них, также в наручниках сидел младшенький, прикованный к изголовью кровати. Его лицо было покрыто ужасом, с глаз стекали ручьи слез, а губы, дрожа, искривлялись каждый раз, стоило ему заметить кровь. А кровь была везде: на стенах, на полу, на лице любимого брата, на одежде ненавистной женщины. Когда крик стих, мужчина наконец осознал, что это был голос вовсе не Рана. Нет. Хайтани старший молчал. Ни разу не пискнул, не проскулил. Его рот был словно склеен. Кричал Риндо. Этот прошибающий крик был от Риндо… Мужчину словно кипятком ошпарили. По коже расползлись мурашки, а воздух резко встрял в горле. Он должен это остановить. — Хекет… Госпожа Хекет… — голос показался ему чужим. Настолько сиплый, глухой… Женщина обернулась. На ее лице была кровожадная, источающая искреннее удовольствие, улыбка. Тогда-то Судзуки окончательно понял, кто на самом деле стоит перед ним. Дьявол. Сущий дьявол, не имеющий и капли сочувствия. Деспот. Преисподняя тварь. От этой улыбки его лицо покрылось отвращением вперемешку с презрением к этой женщине. Мамору никогда не поднимал руку на женщин, но сейчас ему захотелось схватить ее глотку и сжать с такой силой, чтобы она в жизни не смогла говорить. И он уже был готов это совершить, как она подала голос: — Да, Судзуки? Что-то не так? Его голову заволок ужас. Как можно вообще такое говорить? — Вас вызывают. — сказал первое, что пришло в голову. — Кто? — Начальство. — продолжал лгать. — Сколько уже можно. — женщина закатила глаза и, явно недовольная тем, что ее прерывали, покинула помещение подвала. Мамору тут же дернулся по ступеням вниз, с ужасом оглядывая проделанную женщиной работу. Он прикрыл рукой губы, чтобы сдержать ненужные слова. Осторожно подошел к висевшему парнишке, поднимая его за лицо. Ран тут же скривился из-за боли, но даже сейчас и звука не издал. — Ран, о господи, Ран… — шептал мужчина, осматривая юношу. Все лицо было похоже на кровавое месиво. От прежней бледной кожи и следа не осталось. Его пустые глаза даже не посмотрели на охранника, лишь медленно перевелись на нетронутого Риндо. — Рин-до… — хрипел его голос. — В поряд-ке?.. От произнесенных слов с глаз мужчины вновь потекли слезы. — Он в порядке, Ран. С ним все хорошо. Ран, ты не в порядке. Тебе нужна помощь. На это он уже ничего не ответил, опустив голову в пол. Риндо продолжал срывать голосовые связки, задыхаясь в собственных слезах. Этот подвал заключил в себе весь ужас и страх, который Хайтани когда-либо испытывали. Именно с этого и начался самый настоящий ад. Когда кто-то получает свободу, другой попадает в заключение. И это заключение станет для прежних Хайтани последним.